3.1. Психологическое время

Переходя к понятию «психологическое время» от времени «биологического» мы можем сказать, что основным различием в этих понятиях является наличие сознания человека, которое осмысляет для себя – осознанно или не осознано – свое биологическое время, себя в рамках цикла, именуемого жизнью. В этом случае биологические ритмы и циклы продолжают существовать, но это измерение как правило не осознается, в отличие от своего – уже не биологического, а психологического возраста.

В Психологическом словаре на веб-сайте «Мир психологии» дается такое определение: «Психологическое время – отражение в психике человека системы временных отношений между событиями его жизненного пути. Психологическое время включает: оценки одновременности, последовательности, длительности, скорости протекания различных событий жизни, их принадлежности к настоящему, удаленности в прошлое и будущее, переживания сжатости и растянутости, прерывности и непрерывности, ограниченности и беспредельности времени, осознание возраста, возрастных этапов (детства, молодости, зрелости, старости), представления о вероятной продолжительности жизни, о смерти и бессмертии, об исторической связи собственной жизни с жизнью предшествующих и последующих поколений семьи, общества, человечества в целом».

В Оксфордском толковом словаре по психологии обсуждаемое понятие трактуется несколько по иному: «Время, психологическое – переживаемое время, субъективное время. Ощущение продолжительности, не зависящее от внешних маркеров, таких как часы, календари, циклы дня/ночи. Кажется ясным, что это ощущение времени должно зависеть от внутренних, эндогенных событий. Некоторые из них могут быть биологическими (см. биологические часы, циркадный ритм), а другие могут быть психическими или когнитивными».

В большинстве работ акцент делается все же не на ощущение биологических ритмов, а на состоянии и свойствах личности, которая переживает и осмысляет временные отношения между событиями личности разного масштаба. Как отмечает психолог Г.П. Горбунова, «время в сознании и поведении человека приобретает конкретное психологическое содержание как элемент культуры, уровень развития которой определяет доминирующую в данном сообществе концепцию времени. Временные понятия человека всегда определены той культурой, к которой он принадлежит. Взятое в биографическом масштабе, психологическое время предстает как осмысление человеком своей жизни, отношений между основными событиями жизненного пути личности». Отметим здесь акцент на том, что временные понятия всегда определяются культурой, к которой принадлежит человек. Мы помним, что представления о поступательном направлении времени возникло в раках христианской культуры, тогда как для многих иных культур было характерно представление о течении времени как циклическом, круговом процессе.

Эксперименты различных исследователей показали, что для человека, особенно в зрелом и пожилом возрастах, свойственно занижать свой возраст, когда его спрашивают, на сколько лет он себя ощущает. Многие исследования рассматривают именно соотношения между психологическим и объективным возрастами человека, отмечая опасность как завышения своего возраста в сравнительно молодом возрасте, когда человек большинство наиболее значимых событий относит к прошлому и не видит в них причин и средств реализации значимых событий в будущем (феномен «психологической старости»), так и забвение прошлого и не имеющее глубоких оснований произвольное насыщение событиями будущего, мечты и радужные надежды, не подкрепленные реальными детерминантами в прошлом (психологический инфантилизм, «детство в зрелости»).

С другой стороны, известный российский психолог Александр Асмолов связывает понятие психологического времени не столько с самоощущением своего возраста, сколько с направленностью мотивов человека. Так, в одном из интервью он вспоминает, как его учитель, Блюма Вульфовна Зейгарник, всегда учила его молодости: «она звонила мне, когда я был уже заведующим кафедрой, и спрашивала: «Саша, ты мне запланировал курс по патопсихологии для общих психологов? Ты смотри, я обязательно сумею его прочесть». Ты старик, когда твои мотивы в прошлом. В 80 лет Блюма Вульфовна была человеком, у которой мотивация была в будущем. На этом примере я всегда демонстрирую, что есть психологическое время личности».

Под понятием психологического времени понимают также особенности восприятия времени человеком, например в детстве (детская психология) или при различных психических заболеваниях (патопсихология). Отдельной проблемой является восприятие времени в условиях длительной изоляции, например, космических полетов или их имитации. В этом случае актуальными снова оказываются биологические ритмы и проблемы их синхронизации.

Отметим также, что наряду с временем психологическим, Владимир Зинченко выделяет также и время «духовное», «доминантой которого являются представления человека о вечности, о смысле, о ценностях. Соответственно, есть и духовный возраст, к изучению которого психология развития почти не прикасалась. Видимо, потому, что она сама его еще не достигла».

Проблема психологического времени личности в работах разных исследователей рассматривается с разных позиций: как «временная перспектива личности» (К. Левин), «временной кругозор» (П. Фресс), «концепция времени личности в масштабах ее жизни» (А.А.Кроник), «временная перспектива» (К. А. Абульханова) и т. д. Важную роль понятие психологического времени играет и в процессе осознания человеком собственной идентичности, которая реализуется через осмысление им своего психологического времени во взаимосвязи с социальным временем, временем эпохи.

Возвращаясь к свойствам психологического времени ряд исследователей отмечают его сходство со свойствами физического времени, понимаемым в рамках субстанционного подхода. Так, равные отрезки психологического времени могут оцениваться как не-равноценные. Психологическое время способно уплотняться и разряжаться, оно активно, направлено от прошлого к будущему, асимметрично, ритмично, движется скачками. Каждый субъект является носителем своего собственного времени, т. е. здесь принцип сингулярности нарушается. Более того, каждый конкретный субъект существует одновременно в разных системах отсчета времени (молекулярное время, физиологическое, онтогенетическое, историческое, эволюционное и т. п.). Психологическое время обладает способностью к инверсии, т. е. возможностью перестановки событий во времени. Другое его свойство-возможность временных децентраций, т. е. смещения событий и собственного «Я» во времени, что обеспечивает, в частности, панорамное видение мира.

Особенно велика вероятность ощущения ускорения времени, когда человек находится в гуще социальных и/или политических событий. Так, Харт Линн в статье о французской революции пишет, что с самого начала французской революции в июле 1789 года современники пытались найти способы выразить чувство уплотнения, и, следовательно, ускорения времени….После попытки бегства короля в 1791 году Жан-Мари Ролан писала: «…мы переживаем целые десять лет за двадцать четыре часа: события и эмоции спутались между собой и следуют одно за другим с необыкновенной быстротой».

Из своего личного опыта отмечу, что подобное «ускорение времени» я переживал в течении трех дней сопротивления попытки государственного переворота 19–21 августа 1991 г., находясь в гуще событий сначала в Москве, а потом в Ленинграде. Вместе с тем подобные ощущения по-видимому, свойственны не всем современникам политических событий, а лишь активным их участникам. Так, известно, что Петроград в дни Октябрьского переворота 1917 года жил своей обычной жизнью – на невском работали кафе, магазины, и большинство петроградцев и внимания не обращали на грузовики с солдатами, едущих захватывать важные для революции объекты. Впрочем, эта способность не слышать «музыку революции» свойственна не только обывателям и сторонним наблюдателям, но и некоторым участникам самих событий. Так, известно, что Иосиф Сталин всю ночь Октябрьского переворота провел не в штабе революции – Смольном, а в квартире родителей своей невесты – Алилуевых, распивая с ними чай и беседуя на разные темы.

В. Н. Ярская пишет в учебнике, посвященном пространственным и временным аспектам социальных изменений, что «психологическое время частично свободно от жестких циклов и векторности: в обстановке сна, фантазии, галлюцинаций и искусства время действительно может останавливаться и даже возвращаться, словно оно тогда подчиняется нашему глубинному желанию. Инверсия психологического времени человека связана со способностью взглянуть на жизнь с любой временной точки, порой даже с точки зрения момента, выходящего за границы собственной жизни. Овладение поведением в жизненном пути поэтому не тождественною обычной хронологии. Недаром говорят о четырех типах возраста – хронологическом, биологическом, психологическом и социальном».

Как отмечает в своей статье В.Д.Балин, психологическому времени свойственны некоторые парадоксальные особенности. Так, у него имеется возможность «управлять» будущим через настоящее, причем чем дальше отстоит будущее от настоящего, тем легче им «управлять»; прошлым можно «управлять» через будущее. Психологическое время обладает также свойством коммутативности, т. е. его можно суммировать, «копить», оно дает возможность образовывать ретро– и перспективу. Каждый субъект является носителем индивидуальной секунды, которая, по сравнению с эталонной физической может укорачиваться и удлиняться. Эксперименты показывают, что величина индивидуальной секунды зависит от степени упорядоченности индивидуального психологического пространства, от уровня активации нервной системы.

Итак, понятие психологического времени тесно связано с осознанием процесса собственной жизни человеком, а это осознание зависит уже от уровня самого сознания, мышления человека, его способности к рефлексии, от его воображения, наконец, от способности к самоорганизации. Поэтому мы, по-видимому, можем говорить о разных «качествах» психологического времени для разных людей. Так, для одних оно связано с осознанием «текучести бытия», с отнесением себя к определенному этапу жизненного цикла – в этом случае, как правило, используется термин «психологический возраст». Для других людей с течением, убеганием времени их жизни связаны экзистенциальные ощущения, которые могут привести и к определенному эмоциональному состоянию (например, депрессию в связи с неминуемым концом собственной жизни) – на то или иное время (и опять мы используем это понятие!) – или на всю жизнь. Для некоторых натур это ощущение конечности жизни приводит, наоборот, к умению ценить каждый миг жизни. Это ощущение жизни хорошо выражено в строчках песни на слова А.Дербенева:

Наконец, возможен и вариант «управления собственным временем» – именно так называются некоторые курсы и тренинги по планированию и организации собственной жизни, как деловой, так и личной («управление временем» как буквальный перевод термина time-management). Действительно, оказывается, что от умения организовывать свою собственную жизнь во многом зависит и те события, в которых вы примете участия, и полученные вами впечатления – а именно это и является мерилом времени уже начиная с понятия «биологическое время». С другой стороны, известно, что человек может как укорачивать собственную жизнь – путем, например, пьянства, курения, употребления наркотиков, так и удлинять ее (естественно, в определенных пределах), путем ведения «здорового образа жизни». В этом плане термин «управление временем» приобретает уже не только переносный смысл. Это, принципиально новое отношение ко времени, хорошо выражено в строчках С.Я. Маршака:

Понятие «уплотнение времени» имеет прямое отношение и к поведению людей, прежде всего профессионалов, в экстремальных ситуациях (например, при авариях на самолетах и т. д.), когда требуется за секунды выполнять целый ряд осмысленных действий, от успеха которых зависит выживание многих людей. Таким образом, на уровне «психологического времени» мы сталкиваемся с феноменом не только его осознания, но и возможности его осознанного регулирования. Наконец, сама память, как важнейшее свойство человека разумного, неразрывно связана со временем. Как четко сформулировала В.Н. Ярская: «Именно время раскрывает память, а пространство дает место памяти».

Приведем в заключение характеристики психологического времени, или «времени в человеческом сознании» из книги Н.И. Моисеевой с соавторами:

1. Структура времени. Время делится на три неравные части. Длительность настоящего определяется в зависимости от того, какое событие обсуждается.

2. Структура настоящего времени. Границы настоящего неощутимы. Человек ощущает себя всегда в настоящем. Прошлое воспринимается через процессы памяти.

3. Направление хода времени. Восприятие исторического прошлого, протяженности настоящего, концепция будущего в виде «стрелы времени»

4. Характер течения времени. Равномерно текущее время в обыденной жизни. Замедление или ускорение течения времени при сенсорной депривации и в стрессовых состояниях.

5. Связь времени с другими физическими явлениями. Понятие о времени связано с понятием пространства и движения.

6. Временной миропорядок. Ощущение единого равномерного, «физического» времени. Понятие различных масштабов времени (личное время человека, время рода, историческое время, мифологическое время). Ощущение неоднозначности – Прошедшего, Настоящего, Будущего.

 

3.2. Историческое время

Ситуация с понятиями «историческое» и «социологическое время» в каком-то смысле аналогична ситуации с понятиями «геологического» и «биологического времени». В первом случае мы говорим о человеческой истории, о реконструируемых событиях человеческого прошлого, аналогично геологической истории Земли. В случае геологии мы опираемся на горы и геологические породы, в случае истории – на результаты человеческой деятельности, как материальные, так и письменные. В этом плане археология является как бы связующим звеном между геологией и человеческой историей.

В случае социального времени мы говорим уже о событиях современного социума, о жизни общества, состоящего из отдельных людей, о происходящих в нем событиях и процессах – в чем-то аналогично биологическому времени, особенно если говорить о биологическом времени не отдельных организмов, а популяций. При этом мы ясно понимаем всю ограниченность подобных аналогий и не будем переходить ту грань, за которой начинается «биологизаторство».

В случае истории мы познаем прошлое человечества, основываясь прежде всего на сохранившиеся письменные тексты. В отличие от геологии мы не можем наблюдать на Земле геологические пласты, относящиеся к различному времени, соответственно, в случае истории мы не может соотносить время с теми или иными геологическими слоями. Датировка в истории происходит на основе письменных источников и идет по отношению к астрономическому времени.

Сама природа действительности такова, что событийная история привязана к хронологии. Именно хронология задает рамки, в которых располагаются происшествия, из которых и отбираются события. Датирование как маркировка времени означает, что когда нас спрашивают, что происходило в таком-то году, мы называем некие события, придавая этому времени определенные качественные характеристики. В свою очередь датировка как темпоральная организация истории означает, что при ответе на вопрос о каком-либо событии мы прежде всего называем время, когда оно произошло, тем самым фиксируя его темпоральную позицию в исторической реальности. Как отмечал Г. Зиммель, «мы помещаем событие в объективно протекающее время не для того, чтобы оно соучаствовало в его протяженности, но для того, чтобы каждое событие получило соотносимое с другими местоположение».

В некоторых случаях исследователи ставят под сомнение общепринятую шкалу истории. Так, например, одним из первых выдвинул гипотезу о неверной хронологии русский революционер и мыслитель Николай Морозов, который, основываясь, на предположении, что звери Апокалипса – это названия созвездий в небе при написании Иоанном этого текста, предложил свои поправки к классической школе времени. Его идею развил в наше время Фоменко с соавторами. Подавляющее большинство историков, однако, считают тексты Фоменко ярким примером лженауки.

Однако и в рамках классической истории понятие «время» используется не только как дата в хронологии. Термин «время» фигурирует и в названии наиболее крупных исторических периодов – например, историческое время и доисторическое время, Новое и Новейшее время и т. д. Немецкий философ Карл Ясперс выделяет четыре гетерогенных периода в мировой истории: прометеевская эпоха, эпоха великих культур древности, эпоха духовной основы человеческого бытия (осевое время) и эпоха развития техники. «Человек четыре раза как бы отправляется от новой основы. Сначала от доистории, от едва доступной нашему постижению прометеевской эпохи (возникновение речи, орудий труда, умения пользоваться огнем), когда он только становится человеком. Во втором случае от возникновения великих культур древности. В третьем – от осевого времени, когда полностью формируется подлинный человек в его духовной открытости миру. В четвертом – от научно-технической эпохи, чье преобразующее воздействие мы испытываем на себе».

Период «осевого времени» является, по мнению Ясперса, центральным в истории человечества. Это эпоха духовного основоположения всех мировых культур. «Эту ось мировой истории, – писал Ясперс, – следует отнести ко времени около 500 лет до н. э., к тому духовному процессу, который шел между 800 и 200 гг. до н. э. Тогда произошел самый резкий поворот в истории. Появился человек такого типа, который сохранился и по сей день. В эту эпоху были разработаны основные категории, которыми мы мыслим по сей день, заложены основы мировых религий, и сегодня определяющие жизнь людей».

Правомерность рассмотрения времени истории только как шкалы физического времен оспаривают и многие современные историки. Так, выдающийся французский историк XX века, один из лидеров Школы Анналов, Фернар Бродель противопоставлял хронологическому времени длительность, с которой он связывал понятие структуры исторического времени. Вместо времени, которое существует «только тут», Ф. Бродель устанавливает множественность форм исторического времени, форм творческого времени, которые созданы помогать человеку творить историческую реальность и вместе с тем существуют как сдерживающий фактор, ограничивающий социальные действия.

По мнению Ф. Броделя, во-первых, существует множество типов исторического времени, переплетенных между собой, важность которых обусловлена своего рода спецификой длительности, и только для очень больших длительностей можно утверждать действительно универсальные законы. Сказанное обнаруживает важность понятия исторического времени как гносеологической характеристики, показывающей, каким образом представители разных научных школ и направлений оценивали смысл происходящего в истории (например, осевое время К. Ясперса), то есть какие события, факты и тенденции они квалифицировали как переломные, позволяющие говорить о смене эпох.

Представители традиционной истории, считает Бродель, обращали внимание только на короткие отрезки времени, и не случайно ее называли событийной, или сериальной, историей, изучавшей лишь крупные события: войны, революции и т. д. Эта историческая наука фактически игнорировала время, и поэтому результаты ее исследований всегда отличались излишним схематизмом и абстрактностью. Анналовская школа, отмечает Бродель, решила устранить этот недостаток традиционной школы и в центр своих изысканий поставить время. Она делит его на короткое время (temps bref) и длительное время (longue duree).

Короткое время охватывает дни, сутки, месяцы. Например, пожары, сезон дождей выражаются коротким временем, поскольку они длятся сравнительно недолго. Оно также охватывает все формы экономической, социальной, религиозной и т. д. жизни. Что касается длительного времени, то здесь речь идет о столетиях и тысячелетиях. Среди всех времен длительное время занимает особое место, и историку нелегко к нему привыкнуть, хотя без него нельзя объяснить всю историю человечества. Это время неподвижно и лежит в основе познания исторического процесса. Оно как бы составляет каркас истории.

И именно в рамках длительного времени по Броделю историки, философы, специалисты других наук обнаруживают определенные циклы в развитии человеческой цивилизации и культуры. Обсуждение этих циклов связано, прежде всего, с работами О.Шпенглераи А.Тойнби. Как отмечает российский политолог и философ В.И.Пантин, «эти выдающиеся философы истории видели в развитии цивилизаций не только замкнутые циклы с их основными фазами («весна», «лето», «осень» и «зима» культур у Шпенглера; «генезис», «рост», «надлом» и «распад» цивилизаций у Тойнби), но и волнообразные, ритмические, повторяющиеся характеристики и внутренние механизмы». В частности, Шпенглер указывал в своих работах на существовании наряду с глобальными циклами культур и цивилизаций длительностью около тысячелетия, внутренних ритмов меньшей длительности – 50-летнего, 70-летнего, 300-летнего и др. О ритмах развития культур и отдельных цивилизаций писал также известный историк и географ Л.Н. Гумилев. Наличие достаточно четких ритмов в истории последних столетий, хорошо коррелирующих с длинными волнами Кондратьева (порядка 60 лет), показано в работах российских исследователей В.И. Пантина и В.В. Лапкина, но к ним мы вернемся подробнее далее, при рассмотрении феномена политического времени.

Итак, в соответствии с современными представлениями, историческое время – это некоторая последовательность действий субъектов. Своеобразной единицей исторического времени выступает интервал, который совпадает с единицей в социальной деятельности конкретного человека или какой-то социальной группы. Структура исторического времени – это своего рода социально-историческая концепция, поскольку она определяется выбором моментов отсчета, которые сами зависят от представлений относительно важности исторических событий. Различные субъекты дадут различную структуру историческому времени. Историческое время измеряется историческим изменением, которое, в свою очередь, определяется социальной практикой, протекающей с разной интенсивностью. Историческое изменение субъекта ведет к своеобразному уменьшению или, наоборот, к удлинению исторического времени.

Термином «историческое время» с указанием на конкретное время на школе развития от архаики к постмодерну обозначают также исторические фазы развития стран: – древнее время, средние века (премодерн), новое время (модерн), новейшее время, точнее, период после II Мировой войны, который также иногда называют постмодерном. Проблема заключается в том, что эти термины относятся прежде всего к историческому развитию стран Западной Европы и Америки, который сегодня находятся условно в стадии постмодерна. Другие же страны, например, страны Восточной Европы и Латинской Америки, страны группы БРИК (Бразилия, Россия, Индия, Китай) преимущественно находятся в историческом времени модерна. Третьи страны – например, большинство арабских стран, или многие страны Африки – в историческом времени премодерна, а некоторые части Африки – в еще боле древних исторической временах. Эти различия в переживаемых большинством населения историческом времени являются сегодня, в условиях глобализации, источником многих конфликтов и проблем.

Более пятнадцати лет тому назад, в тексте, посвященном осмыслению противостояния разных государств вокруг событий в Косово, я сделал предположение, что условная граница между временем модерна и постмодерна может быть приурочена к моменту, когда ценности суверенитета и ценности прав человека сравняются. Подразумевается, что ценность суверенитета наций и государств, которая была незыблемой ценностью для мирового общественного мнения в XVIII–XIX веках, в XX веке начинает снижаться, а ценность соблюдения прав человека – расти. Точкой пересечения обеих кривых может быть условно названа вторая половина сороковых годов – время Нюрбергского процесса, создания ООН и принятия Всемирной декларации о правах человека. Расхождения же во взглядах политических элит и общественного мнения разных государств по поводу применения силы в Косово может быть связано с тем, что элиты одних стран живут уже в XXI веке, а другие – в первой половине века XX, в период незыблемости суверенитета. Исходя из такого представления, можно предположить, что условная дата начала модерна – это середина XVII века, время подписания Вестфальских мирных соглашений.

Сам термин «модерность» (Modernity) одни историки относят к периоду начиная с XVII–XVIII веков, другие же исследователи ведут его начало со времени Великой Французской революции, когда достаточно резко, как об этом пишет уже упоминавшаяся Линн Хант, изменилось само восприятие времени: «Для тех, кто жил в 1789 и последующих годах, революция стала означать отказ от прошлого, чувство разрыва в в секулярном времени, максимально увеличивавшее и растягивавшее настоящее для того, чтобы изменить его в момент личной и общественной трансформации, формируя будущее в соответствии с открытиями, сделанными в настоящем. Время перестало быть данностью [выделено мною – А С]. Оно стало средством бесконечного потенциала изменений, которые могут быть добровольными – то есть продиктованными сознательным выбором».

В соответствии с таким подходом сегодня историки говорит о веке XIX как веке динамичном, с иной, чем ранее, скоростью течения времени, размышляя о моделях времени в этом веке в мире и России. И это касается теперь не только революционной или послереволюционной Франции, но и России периода царствования Николая I. Так, в первой статье в упомянутом сборнике, носящей характерное название «Изобретение XIX века. Время как социальная идентичность» ее автор, историк Д.А. Сдвижков пишет, что, как отмечает в изданной в 1832 году статье «Девятнадцатый век» И.В. Киреевский, «главной характеристикой переживаемой эпохи является ускорение времени, влекущее за собой несовпадение века исторического и личного». И далее он приводит строки самого И.В. Киреевского: «Прежде характер времени едва чувствительно менялся с переменою поколений; наше время для одного поколения меняло характер свой уже несколько раз…те из моих читателей, которые видели полвека, видели несколько веков».

Более того, в каждой отдельной стране ее разные регионы живут как бы в разном историческом времени. Одно время – в столице и городах мегаполисах, другое в средних городах, третье – в провинции. Так, Е.С. Корчмина в статье о XIX веке в Российской провинции писала: «очевидно, что провинция – это не только пространственная, но и временная категория, обусловленная удаленностью от «главных» событий во времени… Эта удаленность от «генеральной линии истории» порождает «провинциальность» как категорию».

Однако развитие технического прогресса, появление железных дорог и развитие телеграфа в России сделали актуальным вопрос о едином времени. «До создания современной инфраструктуры, которая соединила отдаленные территории и ускорила передвижение из одной части страны в другую, существование в России множества местных (то есть «естественных») времен не ощущалось как проблема. Только после запуска в 1851 году первой железнодорожной ветки национального значения от Санкт-Петербурга до Москвы появилось понимание того, что расписание поездов требует унификации времяисчисления». Так вместе с техническим прогрессом в России появилось и новое единое для страны время.

В заключение раздела об историческом времени стоит привести перечень двенадцати концептов времени, выделенных в работе секции «Концепт времени в европейских и азиатских работах по истории» состоявшегося в 1999 году в Мадриде Международного конгресса исторических наук и приведенный в монографии «Философские проблемы времени». Этот перечень достаточно хорошо представляет направления размышлений о времени в работах современных историков:

1. «Пульсирующее время» Это понятие фигурирует в античной мифологии и в античных рассуждений об истории.

2. «Циклическое время» – характерно для древнегреческой и римской культуры, а также культуры средневековой Европы.

3. Ньютоновское линейное время, моделью которого является прямая линия, не имеющая начала и конца.

4. Христианское линейное время, символизируемое прямой линией, имеющей начало и конец.

5. Линейное время, идущее в направлении улучшения и прогресса, символизируемое прямой линией, идущей вверх.

6. Линейное время, идущее в направлении регресса, символизируемое прямой линией, идущей вниз.

7. Время как последовательность точек – в исламской историографии.

8. «Спиральное время» – в наиболее полной форме представлено в сочинениях Дж. Вико, О.Шпенглеры и Х.Ортеги-и-Гассета.

9. «Летописное время» или «время анналов», или «время анналистов»: описываемое событие подается как происшедшее в какой-то момент, или в «точке» времени, вопрос о предшествующем и последующем не ставится.

10. «Время хроник», или «время хрониста»: описываемое событие подается как «эшелонированное в глубину», у него есть предыстория и ретроспектива, которая тоже описывается.

11. Собственно «историческая время», или «время историка»: событие подается, как имеющее предысторию и последующую история. Предполалагается при этом, что предыстория и последующая история известны тому историку, который описывает события.

12. «Глубинное» или невидимое время. Оно в известном смысле может быть противопоставлено «датируемому» или видимому времени. «Глубинное» время характеризует самого пишущего историка, характеризует его как аналитика.

Мы завершим этот краткий экскурс в проблему исторического времени строфой из стихотворения Гавриила Державина:

 

3.3. Социальное время

Переходя к времени социальному, отметим, что в ряде работ под социальным временем понимается достаточно широкое понятие. Так, в академическом интернет-словаре дается такое определение: «Социальное время (время человеческого бытия) – коллективное перцептуальное Время, универсалия культуры, содержание которой лежит в основе концептуального Времени, конституирующегося в феномене истории как осознанной процессуальности социальной жизни».

В учебнике «социальная философия», И. А. Гобозов пишет: «При исследовании социального времени следует иметь в виду, что всякая разновидность времени носит социальный характер, поскольку все, что происходит в обществе, социально. Поэтому время, изучаемое всеми общественными дисциплинами (политической экономией, историей, социологией и т. д.), есть социальное время. Но каждая наука исследует его под своим углом зрения, как уже было сказано выше». Отметим, что среди перечисленных И. А. Гобозовым наук политическая наука, как таковая, отсутствует.

В другом учебнике, написанным коллективом автором под руководством В.Н. Ярской и посвященном именно пространству и времени социальных изменений, говорится о трех уровнях времени человека.

Первый – это психологическое время индивида, сенсорное, психическое, а также время на уровне сознания, связанное с этажами внутренней речи. Это система осознанных и неосознанных физиологических ритмов, сопряженных с природными формами времени, темпоральные характеристики психической деятельности – интуиции, эмоций, воображения.

Второй уровень связан с формированием и становлением жизненной позиции в сложном процессе социализации личности, осознания ею окружающего мира, своего места в мире. Личностное время сопряжено с социальным временем, обеспечивает выход из временной структуры субъекта в ритмы культуры и общества. Обратное воздействие на личностную структуру времени можно интерпретировать как социокультурную детерминацию этой структуры, включающую организацию производственных процессов и общественные отношения, язык и мышление, типы деятельности и поведение, конкретное знание о времени, грамматические формы времени в языке.

Третий уровень времени человека связан с понятием экзистенции, это – экзистенциальная форма времени, выражающая уровень осознания временных рядов и ритмов собственного существования, жизненного пути и самосознания личности, время осуществления, самореализации личности, фундаментальных целей ее жизни, но не календарная хронология. Этот уровень есть форма реализации социальной сущности, овладение культурой: здесь происходит встреча культур.

Соглашаясь с позициями этих авторов, что под социальным временем в широком смысле можно понимать различные аспекты поведения социального человека, мы все же в дальнейшем сконцентрируемся на втором уровне в определении В.Н. Ярской, более того, именно на социальных аспектах жизни человека – то есть его жизни во взаимодействии с другими членами социума.

А.В.Соколов дает такое определение социального времени: Социальное время – это интуитивное ощущение течения социальной жизни, переживаемое современниками. Это ощущение зависит от интенсивности социальных изменений. Если в обществе изменений мало, социальное время течет медленно; если изменений много, время ускоряет свой ход. Согласно «социальным часам», десятилетия застоя равны году революционной перестройки.

В рамках представления о социальном времени исследователи обращаются и к восприятию человеком собственного времени жизни – молодости, зрелости, старости – но уже в аспекте социальных ожиданий и социальных ролей, присущих каждому возрасту человека. В этом случае можно говорить, например, об особенностях социального времени молодости или сущностных чертах социального времени в зрелом или преклонном возрасте.

В дискуссии на сайте Клуба Фонда общественного мнения Г.Ю. Любарский в 2004 г. определил социальное время как относительную плотность социально значимых событий за равные промежутки календарного времени, а известный петербургский социолог и юрист Я.И. Гилинский отметил, что в 70-е годы он рассматривал социальное время как наполненность пространственно-временного континуума социально значимыми процессами. Поэтому «продление жизни» возможно, на его взгляд, не столько путем увеличения длительности индивидуального существования, сколько увеличением его «наполненности». Количественным же показателем «наполненности» могли бы служить биты информации. На наш взгляд, эти определения вполне могли бы быть взяты за основу.

Мы также солидаризуемся с мнением О.И. Генисаретского, который отмечал, что социальное время существует в объективированном и необъективированном состояниях, подчеркивая, что это его свойство существенно для прогнозирования, ибо управление состоянием времени влияет на объективность и действенность прогноза – его сбываемость. Различая эти два состояния времени, он не отождествлял необъективированное и субъективированное время. Тем самым допускается, что необъективированное время способно существовать во внесубъектных видах, например, как предметность, сознание или мышление, которые несубъективны по природе, хотя и могут субъективироваться.

Наряду с жизнью человека в социуме, понятие социального времени относится, на наш взгляд, и к жизни различных социальных институтов – ассоциаций, учреждений, клубов, команд, научных и иных институтов. В рамках социологии организаций и концепций менеджмента показано, что можно говорить о времени жизни этих структур, что каждая организация может быть описана в терминах зарождения (создания), развития, зрелости и угасания (в последнем случае возможным вариантом может быть также ее трансформация в новую структуру). Поэтому и в этом случае мы может использовать многие подходы, получившие развитие при изучении времени жизни живых организмов.

Важным свойством социального времени является также наличие четких социальных ритмов, среди которых выделяются три группы таких ритмов – суточный, недельный и годовой. Физический день с его сменой дня и ночи и градациями рассвета, утра, полдня, сумерек и ночи является основой для ежедневного цикла деятельности человека. В рамках этого цикла жизнь человека достаточно жестко определена (задана) социально – подъем утром, путь на работу, сама работа, так называемое свободное время время, в котором также существуют привязанные к определенным фазам суточного цикла события – футбольный матч или спектакль, наконец, время сна.

В рамках второго – недельного цикла семидневная неделя в европейском календаре отражает библейские представления о шести днях творения мира и седьмом дне отдыха. Установление воскресенья как дня религиозной деятельности является примером традиционного контроля организованной религии за календарем. Известны попытки уйти от семидневной недели с посвященным Богу воскресеньем к десятидневке в революционной Франции (длительность революционного календаря – более десяти лет), и попытка советской власти заменить семидневную неделю на пятидневку, с плавающим выходным (существовала в СССР с 1929 по 1931 год), которая была затем заменена на шестидневку со стабильными выходными, которая просуществовала до 1940 года.

Третий – годовой цикл также достаточно стабилен, особенно в сельской местности, где он связан с различными видами работ в сельском хозяйстве. В городе же он связан прежде всего с отпусками и каникулами, при этом в зависимости от времени года меняются и способы проведения свободного времени. Кроме того, каждый сезон отличается от других своим праздником: Рождество – Новый год, национальные праздники. Символически трансформируясь, смена времен года влияет на наши мысли, чувства, поведение.

Эти ритмы или циклы накладываются на собственные времена жизни или развития индивидуума и организаций, в которых он участвует, учась, работая, или проводя свободной время. Взаимодействия этих темпоральных ритмов и траекторий определяет собой специфику социального времени. Это взаимодействие происходит прежде всего в виде синхронизации социальных ритмов, которая позволяет существовать таким крупным социальных образованиям, например, как мегаполисы. Так, например, образ едущих на электричках на работу в центр мегаполиса жителей пригородов, а потом присоединение к ним уже в метро жителей «спальных районов» по утрам, и такой же синхронный отток людей из центра вечером может быть сравнен с притоком и оттоком крови в сердце живых существ. Тем более, что существует и образ столицы как сердца страны…

Соответственно, любые сбои – аварии в метро, перебои со светом – приводят к сбоям единого ритма, к нарушению социальной жизни и организации. Здесь также встает интересный вопрос о социальных группах, выпадающих из этого единого ритма – например, бездомных, и о социальных последствиях такого «выпадения». Важно также подчеркнуть, что наряду с людьми, выпадающими из общего социального ритма в результате стечения обстоятельств, постоянно появляются группы людей, делающих этот выбор осознанно, как например, хиппи, или поклонники определенных духовно-религиозных учений. Можно сказать, что люди в этих группах настраиваются на свой собственный ритм своего группового времени.

Наконец, в крупных современных городах постоянно происходит миграция населения, при этом приезжающие часто хорошо организованы в этнические общины, в которых жизнь протекает по собственному ритму и порядку. И здесь мы выходим на проблемы, связанные с концепцией мультикультурализма, в соответствии с которой все культуры равноправны и важно не допускать потери их самобытности. Но с другой стороны это будет приводить к постоянному десинхронозу социума, что может стать в будущем источником различных патологий.

Важно подчеркнуть, что здесь можно говорить не только о различных ритмах темпоральной организации, но и о разном историческом времени этих микросоциумов, отражающем реальное историческое время тех регионов и стран, откуда приехали новые жители крупных городов. Соответственно, переходя от городов к стране в целом, особенно к такой громадной стране, как Россия, мы можем говорить и о разном историческом времени ее различных регионов.

В курсе лекций доцента Иркутского госуниверситета Л.Я. Сорокиной «Социология свободного времени», со ссылкой на работы К. Проновоста, выделяются три аспекта современного понимания социального времени:

«1) ценность времени в современном обществе; время ни в коем случае не следует терять, время – деньги, в отличие от праздности, скуки, пассивности;

2) стратегии планирования в организации времени; современное общество ориентировано во времени, настроено на развитие и долговременное программирование. Такой подход контрастирует с фатализмом, чувством бессилия перед бегом времени, рутинной последовательностью действий;

3) социальные концепции времени характеризуются представлениями о среднем и длительном временном горизонте. Понятия прогресса и проекты будущего – главные в этом аспекте социального времени. Будущее, а не прошлое определяет временной горизонт современных обществ. В последнее время в восприятии времени в современном обществе происходят существенные изменения. Люди все больше стараются наслаждаться настоящим. Время меньше определяется в терминах его использования, качество межличностных отношений становится более важным критерием подхода ко времени».

Именно в рамках социального времени, как времени осознанного, появляется такой важный его аспект, как будущее. В рамках психологического времени уже проявляется возможность управления временем, но там горизонт будущего ограничен пределами биологической жизни человека. В случае же социума мы можем уже мыслить в понятиях рода, и представлять и осмысливать варианты будущего времени. При этом важно отметить, что наше будущее не предопределено, и оно творится уже сегодня. Поэтому точнее говорить не об одном будущем, а о веере возможных «будущностей», именно так можно перевести множественную фурму подлежащего «future» – будущее, используемого в названии Международной организации футурологов – World Futures Studies Association».

Возможность существования в человеческом создании альтернативных «будущностей» учитывается в работах коллектива исследователей из г. Таганрога под руководством профессора В.В. Попова, предложившего так называемую «интервальную» концепцию времени, в рамках которой «сознание человека рассматривается сквозь призму целого ряда темпоральных интервалов, которые в той или иной мере отражают определенные сегменты самого человеческого сознания». В рамках такого подхода мы можем говорить, аналогично грамматике английского языка, о «настоящем будущем» или «будущем прошлым», то есть как будущее воспринимается сегодня или, например, в прошлом веке. В рамках такого подхода авторы также используют такие выражения, как «историческое прошлое» и «историческое будущее».

Собственно говоря, любой процесс активной деятельности в социуме уже связан с организацией нашего будущего, хотя называется этот процесс вполне буднично и привычно – планирование. Другое дело, что чем далее обстоит горизонт планирования, тем сложнее оценить все влияющие на реализацию желаемого варианта будущего факторы, и когда планируются события удаленные более чем на несколько лет, термин планирование плавно переходит в термин «прогнозирование». Мы остановимся более подробно на этом измерении времени позже, сейчас же вернемся к вариантам осмысления времени личностью в социуме.

В ряде современных работ в области исследования социального времени акцентуируется такое его свойство, как нелинейность. Примером такого исследования является работа П.А. Амбаровой и Г.Е. Зборовского, которые используют темпоральный подход для изучения поведения различных социальных общностей. По мнению авторов, с позиций такого подхода «социальное время и временные характеристики социальной общности рассматриваются как системообразующие, сквозные. Время выступает и как внешняя, объективная реальность, в которой разворачивается жизнедеятельность социальной общности, и как внутренняя, перцептивная или конструируемая ее составляющая…. выступает как самостоятельная социальная сила, имеющая собственные законы, тенденции развития и трансформации». Приведем здесь видение авторами этой работы свойств нелинейного социального времени: «Для описания динамических свойств нелинейного времени применимы понятия текучести и мобильности, фиксирующие непостоянство, подвижность, изменчивость темпоральных структур. Текучесть и мобильность – не единственные свойства динамики нелинейного времени. Оно способно замедлять или ускорять свой темп, искривляться, поэтому характеризуется не просто скоростью, а нерегулярным ускорением и хаотичностью. Кроме того, не имеет одного раз и навсегда заданного направления, оно действует одновременно разновекторно, разнонаправленно. Нелинейное время связано с нелинейными состояниями и процессами социальной и физической реальности, является величиной относительной, с изменяющимися параметрами. На индивидуальном, общностном и социетальном уровнях оно отражается в разнообразии, множественности темпоральных режимов жизнедеятельности, переходов между ними, в их сложных “рваных” темпоритмах Для описания динамических свойств нелинейного времени применимы понятия текучести и мобильности, фиксирующие непостоянство, подвижность, изменчивость темпоральных структур».

Рассматривая категорию социального времени мы не можем не остановиться на концепции Люка Болтянского и Лорана Тевено, которые в рамках прагматического поворота в социологии постулировали существование в рамках социума нескольких основных «градов», или миров, действующих на основе собственных обоснование справедливости и «величия» – ценности, признания людей в каждом из этих градов. Они выделяют шесть таких градов – патриархальный град, град вдохновений, град репутаций, рыночный, гражданский и научно-технический грады. При этом патриархальный град черпает обоснования справедливость в прошлом, он ориентирован на прошлое. Научно-технический град по самой своей природе ориентирован на будущее: «Правильное функционирование людей и вещей продлевает настоящее в будущее, открывая возможность для прогнозирования. Научно-техническая форма координации поддерживает, таким образом, эквивалентность между ситуациями настоящего и ситуациями будущего и устанавливает временное измерение. То, что имеет значение – это завтрашний день: «машины для будущего», «рабочий будущего», «будущие специалисты», «организация будущего»».

В цитируемой книге даются темпоральные характеристики еще одного града: «Рыночный мир, не имеющий опоры во времени и пространстве, критически настроен по отношению к элементам патриархальной природы, поддерживающей закрепленность людей и вещей во времени и пространстве… Традиции, предрассудки, рутины мешают развитию рыночных оппортунистских настроений». Можно предположить, что град вдохновений также сущностно атемпорален, как и град рыночный. Град же репутаций, как наиболее близкий, по моему мнению, к граду патриархальному, также, хотя и в меньшей мере, ориентирован на прошлой. Град же гражданский, который подразумевает оценку гражданами предлагаемых политиками решений, не может не ориентироваться, хотя бы отчасти, на будущее.

В уже упоминавшемся учебнике «Пространство и время социальных изменений» предлагается следующая классификация оценки времени личностью:

1. Пассивно-ситуативная (сиюминутность и безынициативность, стихийность);

2. Активно-ситуативная (нет пролонгированной регуляции ответственности);

3. Пассивная регуляция (понимание пролонгированных тенденций, но созерцательное отношение ко времени жизни);

4. Активно-созидательная (преобразующий тип регуляции времени жизни, жизненная перспектива, четкая жизненная концепция, сознательная творческая регуляция).

Как отмечает В.Н. Ярская, именно в рамках четвертого типа оценки времени формируется особый общественный личностный феномен – прогностическая устремленность, которая предполагает выбор сценария, переход к управлению социальными процессами и собственной деятельностью.

Нас особо интересует именно этот, четвертый тип оценки времени, так как именно он свойственен творцам инноваций, акторам инновационного процесса. Вместе с тем мы должны ясно понимать, что люди этого типа составляют лишь малую часть социума, и их действия будут естественным образом встречать сопротивление со стороны людей с иным восприятием времени, а также аналогичных социальных групп.

В этом разделе мы уже дважды ссылались на работы известного саратовского социолога, д.ф.н. В.Н. Ярской, которая начиная с кандидатской диссертации всерьез занимается проблемами времени – времени социального и не только. Так, вышедший в 2015 году под ее редакцией сборник статей по материалам состоявшейся Саратове Международной междисциплинарной конференции «Калейдоскоп времени: ускорение, инверсия, нелинейность, многообразие», стал своего рода развитием организационной и издательской деятельности Российского междисциплинарного семинара по изучению времени. Его первый раздел носит название «Естественнонаучный темпорализм – время в науках о природе» и открывается статьей А.П. Левина. В 2015 году вышла и книга под авторством В.Н. Ярской «Калейдоскоп времени: следы биографии», представляющая собой удивительное сочетание автобиографии большого ученого и ее размышлений о свойствах времени, которую можно было бы также назвать «Путь к пониманию времени в контексте времени жизни». Эта книга дает прекрасный пример реализации на практике тезиса самого автора о времени в социологии: «Бытие определяется как присутствие через время, но по-разному. В макромире темпоральность предстает как время макрособытий – линейное, равномерное, необратимое, оно может выступить как бюджет рабочего, свободного времени, время полета лайнера, затраты времени на профессиональную подготовку. Однако на уровне микрособытий в разные периоды жизни, детстве и старости, человек воспринимает время как неравномерное – замедленное либо ускоренное. Время, которые мы конструируем как жизненный путь, труднее форматировать в количественных измерениях, невозможно измерить в часах фрагменты биографий, не сводимые к хронологии прошлого. Исследование социального времени оказывается не просто одним из направлений социологии, а самой социологией».

Отсылая читателя к трудам самой В.Н. Ярской, приведем здесь лишь заключительный абзац из ее недавней статьи, открывающей сборник «Калейдоскоп времени»: «Семантика нелинейного темпорализма обусловлена новой рациональностью, концепцией ускорения, социальным режимом, инверсией времени, способствует сплочённой работе памяти, практике исторической реконструкции. Время влияет на жизнь людей не только как затрачиваемый ресурс, но как субъект, социокультурный код, конструируя сплочённость, коммеморацию культурных норм, солидаризируясь, извлекая социальные факты в настоящее. Время раскрывает память, а пространство даёт место памяти, им могут стать события, здания, книги, песни, географические точки с символической аурой. Наука времени переопределяет свой предмет». Мы видим, что В.Н. Ярская не подводит итоги своих исследований в темпорологии, а формулирует новые перспективы таких исследований.

В заключение этого раздела отметим, что именно в рамках социального времени рождается и художественный образ времени, образ времени как одна из компонент искусства. Обращаясь к этой сфере, мы встречаемся и с путешествиями во времени, и с различными видами «гостей из будущего», и с осмыслением «эффекта бабочки», так ярко описанного в одноименном рассказе Рэя Брэдбери. Важно отметить, что многие образы времени из художественной литературы, научной и ненаучной фантастики, стали уже, подобно «эффекту бабочки», важной составной частью осмысления, планирования и реализации реальных социальных процессов.

Так, например, среди художественных образов времени, в качестве примера можно выделить, например, образ бренности человеческой жизни в виде трансформации ее длительности в материальный объект – портрет, размеры которого уменьшаются по мере реализации желаний героя («Портрет Дориана Грэя»). Ограниченность человеческой жизни вызывает естественное несогласие мыслящих людей, отсюда возникают стремление и продлить человеческую жизнь вплоть до получения эликсира бессмертия, и разнообразные идеи о воскрешении мертвых. Здесь художественные образы часто тесно переплетаются и с религиозными представлениями, с учетом всей специфики как традиционных, так и вновь возникающих церквей и вер.

Второй путь художественного преодоления бренности – переход от уровня индивида на уровень рода, то есть обращение к будущему человечества. И здесь различные образы будущего, или варианты других миров – традиционная составляющая литературы, включая как утопии, так и антиутопии. С другой стороны, эти образы возможного будущего становятся в сознании людей, особенно молодежи, некоторыми реальными целями, некоторые из которых затем реализуются в социуме. Так, например, для поколений советских людей, рожденных в 50-60-е годы, громадное значение в формировании их личности играло творчество братьев Стругацких, творивших целые миры как желаемого будущего, так и будущего достаточно проблемного. Назовем здесь только две проблем, поднятых ими – пределы возможной трансформации цивилизации одного исторического времени под влиянием другой (Книги «Трудно быть богом» и «Обитаемый остров») или проблему соотношения требований безопасности и прав человека («Жук в муравейнике»).

Таким образом, осмысление времени в художественных произведениях, влияя на сознание активно действующих в социуме людей, само становится фактором социальной жизни.

Отметим также, что в последнее время стирается резкая грань между так называемым научным и художественным прогнозом, более того, оба они дополняют друг друга. Так, например, в «Сценариях для России», подготовленных Клубом 2015, сочетаются три варианта сценариев (негативный, оптимальный и средний), как написанных писателями (А.Кабаков и др.), так и подготовленные экономистами, социологами, математиками.

И завершим этот раздел строчками Александра Городницкого, геолога, поэта и барда, человека, также, как и братья Стругацкие, значимого для поколений 50–60 г. рождения: