7.1. Понятие хронотопа

Все предыдущее рассмотрение было посвящено свойствам времени и возможностям временного подхода для лучшего понимания развития как неживой, так и живой природы, включая и разнообразные порождения человеческой культуры. В то же время ясно, что наряду с конкретным временем все события происходят и в определенном пространстве, то есть все изучаемые нами феномены имеют как временные, так и пространственные характеристик. И эти пространственные характеристики всегда привлекали существенно большее внимание исследователей, чем временные. Однако, так как целью нашей работы было именно время, мы временно (!) игнорировали пространственные свойства социально-политических процессов и феноменов. Теперь же настало время к ним вернуться.

Как известно, влияние географических (пространственных) характеристик среды на становления и развитие политических объектов и процессов является предметом научных направлений – политической географии и геополитики. В первом случает пространство рассматривается лишь как арена политических событий, и основное внимание уделяется скорее пространственным условиям для экономической деятельности людей, добыче полезных ископаемых и т. д. Временная компонента выполняет сугубо вспомогательную роль, являясь производным от расстояния, а также от наличия возможности для быстрой езды. Так, при изучении «маятниковой миграции» людей, проживающих вокруг крупных городов, в случае их проживания вблизи железнодорожных или автомобильных магистралей, они оказываются фактически ближе к городу (быстрее добираются), чем люди, живущие географически ближе к городу, но живущие вдалеке от этих магистралей.

Второе направление – геополитика – уделяет существенно большее внимание символической стороне пространственных характеристик. Как отмечает в своем недавнем обзоре развития геополитики Д.Н. Замятин, способ геополитической рефлексии существенно отличен от принятого в науке: метафоры не терминологизируются, но преобразуются в специфические пространственные образы, конструируя которые геополитика опирается на традиционную географическую карту. Строго говоря, геополитика не является ни наукой в собственном смысле, ни политикой – несмотря на четко заявленную целенаправленность геополитической деятельности. Она представляется в методологическом смысле “когнитивным монстром”, который, однако, порой необходим и желателен, поскольку он унифицирует целенаправленную когнитивную деятельность, свертывая ее в пространственные образы

В рамках геополитики на традиционное физико-географическое пространство накладываются многочисленные “слои” его образов, особых по происхождению, структурам, способам функционирования и специализации. Такие образы сосуществуют и совмещаются в традиционном пространстве. Таким образом, представления геополитики позволяют учесть не только объективные особенности тех или иных регионов или местностей, но и специфические особенности их отражения в человеческом сознании. В частности, на уровнях страны региона, небольшой местности могут происходить совершенно несхожие образные взаимодействия и трансформации, ведущие к появлению и доминированию принципиально разных образов географического пространства.

Д.Замятин выделяет следующие методологические основания геополитики:

1. Географическое пространство само по себе способно быть активным элементом политической системы, важным фактором политического развития

2. Геополитика в своем концептуальном развитии опирается прежде всего на классическую географическую карту в том виде, в каком она сложилась в Европе Нового Времени.

3. Геополитика есть проектная деятельность и моделирование простых по структуре географических образов, которые обычно служат базой для научной, политической, государственной и общественной деятельности.

Эти характеристики относятся, впрочем, к положениям классической геополитики времен первых десятилетий XX века, когда Карл Хаусхофер и его немецкие коллеги оказали достаточно большое влияние на развитие внешней политики гитлеровского рейха. Долгое время эти взаимосвязи бросали густую тень на саму геополитику, сегодня же, например в современной России, такие последователи классической геополитики, как А.Г. Дугин в течении ряда лет возглавляли кафедру на социологическом факультете МГУ. Отметим, что и в США такие последователи классической геополитики, как Збигнев Бжезинский, являются не только профессорами университетов, но и занимали ответственные политические позиции в внешней политики страны. Однако наряду с А.Г. Дугиным в современной России в области геополитики работали и работают такие серьезные исследователи, как В.Л. Цымбурский, М.В.Ильин, Д.Н. Замятин и другие Сегодня активно развивается и так называемая «критическая геополитика», которая, относясь критически ко многим положениям Карла Хаусхофера, Хэлфорда Джона Макиндера и других представителей классической геополитики, тем не менее изучает влияние пространственных характеристик на политические процессы, учитывая и символические аспекты такого влияния.

Здесь стоит подчеркнуть, что многие положения классической геополитике, базируясь на картографических представлениях о пространстве, неотрефлексированно включали и темпоральную компоненту. Так, например, знаменитое представление Хэлфорда Макиндера о Хартленде (сердце мира), которое находится где-то в районе Сибири и его тезис о том, что тот, кто владеет Хартлендом, владеет миром, столь любимый сердцу российских приверженцев классической геополитики, незримо основывалось на длительности и, соответственно, сложности завоевания гигантских евразийских пространств. При этом под «завоеванием» подразумевалось сухопутное продвижение войск и вооружений. Сегодня же, когда для стратегических ракет с ядерным оружием время достижения любой точки Земли составляют уже десятки минут, понятие Хартленда теряет свое значение, отражая ситуацию начала XX века…

Именно поэтому столь перспективно рассмотрение политических процессов в совместном контексте пространства и времени, то есть развитие геохронополитики, о чем почти двадцать лет тому назад писал М.В. Ильин. Именно поэтому представляется вполне логично обратиться к существующему уже более столетия понятию «хронотоп».

«Хронотоп» как единство конкретного пространство и времени был введен в начале XX века российским физиологом и мыслителем А.А. Ухтомским: «Хронотоп, соединяя в себе три цвета времени (прошлое, настоящее, будущее), представляет собой элементарную и виртуальную единицу вечности». Это понятие развил затем М.М.Бахтин и оно прочно вошло в современное искусствознание и литературоведение (В. Н. Топоров, Ю. М. Лотман, Вяч. Вс. Иванов, С. С. Аверинцев). Понятие Хронотопа позволяет анализировать события с учетом взаимного влияния времени и пространства конкретных событий, всегда происходящих во времени и пространстве.

Обращение к работам М.Бахтина и некоторых других литературоведов может быть весьма полезно, так как в этих работах дается анализ романов, которые сами являются отражениями реальных процессов в человеческом обществе, своеобразной моделью этих процессов. Поэтому многие методические приемы, разработанные для анализы литературных произведений, могут оказать полезными и при анализе реальных общественных процессов.

Так, М.Бахтин пишет: «Хронотоп определяет художественное единство литературного произведения в его отношении к реальной действительности. Поэтому хронотоп в произведении всегда включает в себя ценностный момент, который может быть выделен из целого художественного хронотопа только в абстрактном анализе. Все временно-пространственные определения в искусстве и литературе неотделимы друг от друга и всегда эмоционально-ценностно окрашены. Абстрактное мышление может, конечно, мыслить время и пространство в их раздельности и отвлекаться от их эмоционально-ценностного момента. Но живое художественное созерцание (оно, разумеется, также полно мысли, но не абстрактной) ничего не разделяет и ни от чего не отвлекается. Оно схватывает хронотоп во всей его целостности и полноте. Искусство и литература пронизаны хронотопическими ценностями разных степеней и объемов. Каждый мотив, каждый выделимый момент художественного произведения является такой ценностью». И далее автор выделяет такие хронотопы, как хронотоп дороги, хронотоп замка, хронотоп гостиной – салона, хронотоп провинциального городка и т. д.

Уже недавно наш современник М. Эпштейн, рассматривая введенное М.Бахтиным понятие хронотопа, как время – пространство в их единстве с приоритетом времени, предложил ввести и «топохрон», в котором бы был реализован приоритет пространства, топохрон – пространственно-временной континуум, культурно-историческая среда, в которой пространству принадлежит более важная роль, чем времени.

Пытаясь применить бахтинское понятие «Хронотоп» к российско-советской цивилизации, М.Эпштейн обнаружил следующую закономерность: хронос в ней вытесняется и поглощается топосом. Хронос стремится к нулю, к внезапности чуда, к мгновенности революционного или эсхатологического преображения… А топос, соответственно, стремится к бесконечности, к охвату огромной страны, континента, а далее и всего мира, здесь переворачивается в топохрон, время опространствлено.

Время в России вытесняется пространством – физическим и метафизическим. Таков архимедов закон погружения большого географического тела в историческую среду, таково свойство топохронов и топохронной цивилизации. Чем обширнее становилась Россия, тем медленнее текло в ней историческое время – и, наоборот, сокращаясь в пространстве, она убыстрялась во времени… С отдачей Восточной Европы и республик, сбросив тучное пространство СССР и социалистического лагеря, Россия превратилась в самую динамичную (хотя и потенциально кризисную) часть мира.

Многие закономерности общественных процессов в историческом измерении особенно рельефно проявляются на так называемых «граничных» ситуациях, где обостряются тенденции, существующие в менее выраженной форме и в остальных частях культурно-исторического пространства. Тенденция изменения собственного времени для граничных ситуаций в неживых системах была сформулирована еще в середине 30-х годов замечательным российским ученым и мыслителем Отцом Павлом Флоренским. В одном из своих последних писем из Соловецкого лагеря особого назначения своему сыну он писал: «Все процессы происходят на поверхностях. На границах между внутри и вне…Углубляясь внутрь тела мы тем самым создаем новую поверхность раздела, и ее именно, а не внутреннее содержание тела зондируем и испытываем…Поскольку пространство не существует без времени, постольку же кривизна поверхности не есть абстрактная кривизна геометрии, а кривизна по всем координатам, т. е. и по времени. Ход времени на поверхностях различной кривизны различен».

Эти взгляды российского мыслителя, рожденные (или, по крайней мере, зафиксированные) на острове, который в мифологии часто трактовался как граница между жизнью и смертью (а для десятков тысяч жертв Соловецкого лагеря особого назначения – и стал такой реальной границей), могут, на наш взгляд, быть полезными при понимании особенностей политических процессов в различных странах и регионах. Как показала история последних лет, такими граничными ситуациями на политической карте мира часто являются территории, в которых миграционные процессы привели к существенным изменениям этнического состава населения, однако сохранившие для предшествующего этноса свое историческое и культурное значение как «исторических корней». В итоге получается своеобразный «остров на суше», при этом сама территория является не только местом обитания современного населения, но и символом самоидентификации для соседнего этноса. В ярком виде это проявилось на примере Косово, территория которого, вместе с православными монастырями и памятниками истории и доблести является чрезвычайно значимой для сербов. Достаточно близкая ситуация, на наш взгляд, и с Нагорным Карабахом, который являлся историческим центром Азербайджанской культуры и государственности, и конфликт вокруг которого стал первым шагом на пути к распаду Советского Союза.

Особая роль граничных территорий является также одним из положений современной геополитики. Так, ее важной частью являются представления о историко-географические образы (ИГО), и, в частности, представление ИГО границ, специфика их формирования и развития. В структурном отношении такие ИГО представляют собой особое пространство-время, в котором временные и пространственные параметры прочно слиты в соответствующих знаках, символах или образах. С точки зрения общей классификации географических пространств можно говорить о целом классе пограничных пространств, или пространств-границ.

Среди граничных территорий можно выделить такой их особый класс, как анклавы – территория государства, полностью окруженная сухопутной территорией другого государства, или часть территории государства, полностью окруженная сухопутной территорией одного или нескольких других государств. Отметим здесь работы калининградского исследователя Е.Ю.Винокурова, поставившего своей целью приближение к теории таких анклавов. В России ярким примером такого анклава (или, более строго – полуанклава) – является Калининградская область (эта территория отделена от России, однако имеет выход к морю).

 

7.2. Хронотоп Калининградской области

Итак, Калининградская область является ярким примеров рассмотренных выше «граничных ситуаций». Здесь также, как и в случае нагорного Карабаха или Косово, в середине XX века сформировался своеобразный анклав, Восточная Пруссия, который оказался отделен от основной части Германии территорией Польши. Отметим, что проблемы экономического развития этой территории, отделенной от остальной территории Германии, стали одной из причин (поводов) начала II Мировой войны. После поражения Польши и раздела ее территории между Германией и СССР (при этом тогда еще независимая Литва также получила часть территории Польши, вернув себе столицу – Вильнюс) Восточная Пруссия ненадолго воссоединилась с Германией. Однако после поражения Германии существование даже в виде анклава было маловероятно. Судьба этой территории была решена в процессе Ялтинских и Потсдамских соглашений, когда в ходе послевоенного раздела мира его территория отошла к одной из стран-победительниц – Советскому Союзу, а коренное немецкое население было просто выселено в Германию, в стиле решения Сталинским режимом других национальных проблем. Правда, в отличие от депортации народов Северного Кавказа, судьба жителей Восточной Пруссии была решена на уровне международных соглашений в Потсдаме.

Таким образом, само появление Калининградской области стало результатом и символом Ялтинского миропорядка. Не случайно мы наблюдали обострение геополитической ситуации вокруг этого анклава (проблема визового режима) при распаде Ялтинского миропорядка в конце XX века. Ситуация обострялась вхождением новых балтийских государств в Европейский Союз и НАТО, что делало уже маловероятным безвизовые поездки жителей области в Польшу и Литву, которые были введены в девяностых годах.

С другой стороны, теперь уже все три страны Балтии, как часть Европейского Союза, могут рассматриваться как территория на грани анклава – их территория соединяется с остальной территорией ЕС только узкой полоской границы Польши и Литвы. В этой ситуации позиция одностороннего давления по-видимому заранее обречена на неудачу, и наоборот, поиск и нахождение новых нетривиальных решений мог бы стать важным шагом не только для решения проблемы анклава, но и на пути построения нового миропорядка XXI века.

При анализе процессов в Калининградской области с использованием концепции хронотопа стоит вспомнить, что при анализе литературных произведений М.Бахтин особо выделял «хронотоп замка»: «Замок насыщен временем, временем исторического прошлого. Замок – место жизни властелинов феодальной эпохи, в нем отложились в зримой форме следы веков и поколений в различных частях его строения, в обстановке, в оружии, в галерее портретов предков, в фамильных архивах, в специфических человеческих отношениях династического преемства, передачи наследственных прав. Наконец, легенды и предания оживляют воспоминаниями прошедших событий все уголки замка и его окрестностей». Как известно, руины королевского замка, которые уцелели во время ковровых бомбежек английской авиации в 1945 году, были взорваны уже в конце 60-годов, несмотря на всемирное значение этого памятника. На месте замка предполагалось построить массивное здание Дома Советов. В отличие от Московского Дома Советов стены здания были таки построены, но затем началась перестройка. Затем пост-перестройка, и в итоге в центре города долгие годы стояло это громадное недостроенное здание с пустыми проемами для окон. В самой этой истории есть что-то символическое.

Обратимся теперь к населению Калининградской области, основу которого составляют переселенцы первой волны (45–48 гг.) и их потомки. Эти переселенцы, приехали из других регионов Советского Союза, и обладали совсем иной политической и просто культурой, чем жившие здесь ранее люди. С другой стороны, их культура, по определению, была очень близка к культуре остальной части СССР. Однако с первых дней жизни на новом безлюдном месте новые жители сталкивались с совершенно новым миром вещей, которые свидетельствовали о совсем иной культуре жизни и работы. И постепенно эта материальная культура оказывала свое воздействие на переселенцев, впитывавших ее и проникающихся ею (хотя бы отчасти).

Здесь, на наш взгляд, возможна аналогия с феноменом, описанным Рэем Брэдбери в «Марсианских хрониках», когда земные переселенцы на Марс, уже не застав там представителей вымершей в результате эпидемии местной цивилизации, но обитая в их культурном ландшафте, постепенно стали воспринимать и культуру жителей этой планеты.

Конечно, процесс адаптации новых жителей области к новым условиям проходил достаточно болезненно, люди уезжали отсюда и снова возвращались сюда. В уже цитированной статье Г.Кретинина отмечается, что известны случаи, когда семьи совершали несколько таких переездов. При этом каждое новое изменение в международной обстановке, например, образование ФРГ, порождало опасение, что земли будут переданы обратно Германии. Все же по прошествии полувека мы можем говорить уже об особом типе политической культуры населения Калининградской области, о чем свидетельствует характер многих общественных и политических процессов в этом регионе.

В целом можно сказать, что началом политических реформ и с возвращением России в лоно реального времени скорость продвижения в рамках демократического перехода в Калининградской области превышало скорость аналогичных процессов в большинство других регионов России. Так, например, можно говорить о достаточно развитой партийной системе в области, чему способствовала, на наш взгляд, смешанная система выборов в областную Думу – часть депутатов избиралась по спискам партий и движений. С другой стороны, само наличие смешанной системы выборов региональных депутатов свидетельствует, на наш взгляд, об определенном этапе развития политического режима – аналогичная система действовала к началу XXI века еще только в нескольких субъектах РФ, например, в Красноярском крае и в Свердловской области.

Другим примером цивилизованного развития региональной политической системы являлась двукратная передача высшей исполнительной власти, причем в обоих случаях это происходило в результате легитимного избирательного процесса. Важным показателем является также тот факт, что один из бывших губернаторов области, Ю.Маточкин успешно продолжал свою политическую деятельность, являясь в начале нулевых годов председателем важной комиссии в областной Думе.

В области существовали и существуют развитые структуры гражданского общества, успешно действуют различные виды неправительственных организаций. Важно также, что в отличие от большинства других регионов России эти организации были достаточно толерантны друг к другу и способны образовывать устойчивые коалиции. Так, насколько нам известно, только в Калининградской области существовали правозащитные организации практически во всех районах области. На уровне региона районные и иные правозащитные организации смогли объединиться и создать Ассоциацию неправительственных организаций Калининградской области, что также является очень редким примеров для регионов России.

Важно при этом, что в области успешно действуют и различные формы межсекторного социального партнерства. Примером такого сотрудничества лидеров неправительственных организаций и депутатов областной думы стало принятие пока единственного в Российской Федерации в целом и в ее субъектах в частности закона «Об обеспечении доступа граждан к правительственной информации».

Характерным примером относительно успешного развития демократической реформы в области является также обстоятельства избрания Уполномоченного по правам человека в Калининградской области. Прежде всего, соответствующий областной закон является одним из наиболее демократических законов субъектов РФ этого типа по критерию круга субъектов, обладающих правом выдвижения кандидатуры Уполномоченного по правам человека. Так, если в большинстве других регионов таким правом обладают губернатор и депутаты регионального парламента, а в некоторых субъектах РФ – только Губернатор или Президент, то в рассматриваемом случае таким правом обладают и все официально зарегистрированные неправительственные организации области. Подобная ситуация кроме обсуждаемого случая существует только в законе «Об Уполномоченном по правам человека в Санкт-Петербурге».

Достаточно уникальной по сравнению с другими российскими регионами была и сама ситуация выборов Уполномоченного в феврале 2001 г. В процессе этих выборов кандидатура, выдвинутая губернатором области, не получила поддержки депутатов. К середине 2016 г. это – единственный случай из всех регионов, где уже действует институт Уполномоченного по правам человека. Победу же одержала кандидатура зам. председателя городской Думы Калининграда И. Вершининой, в пользу которой снял свою кандидатуру председатель Ассоциации правозащитных организаций области В. Гетманенко. таким образом. И.Вершинина стала первой женщиной – Уполномоченной по правам человека в субъектах РФ, что также является характеристикой развития политической системы области.

Наряду с институтом Уполномоченного по правам человека в Калининградской области в 2000 году недавно начал также действовать и другой важный правовой демократический институт – Уставной суд. Как известно, до сих пор кроме этой области Уставные суды действуют еще только в двух субъектах РФ – в Свердловской области и в г. Санкт-Петербурге.

Таким образом, мы видим, что по всем рассмотренным выше критериям Калининградская область в начале нулевых годов оказывается среди лидеров демократического транзита и можно говорить о достаточно выраженных, по сравнению с большинством остальных регионов России, чертах демократии участия в области. Затем, параллельно с ростом авторитарных тенденций во всей стране, Калининградская область постепенно теряла свой демократический потенциал, хотя таких массовых митингов за отставку губернатора – варяга, как в Калининграде в__.

Обсуждая конкретные причины такой ситуации, наряду с указанными выше причинами можно привести также частые контакты и взаимодействие населения Калининградской области с населением соседних стран – Литвы и Польши, которые бесспорно являются хорошими примерами более успешного развития как политической, так и экономической реформ. В целом же можно констатировать, что Калининградская область является хорошим примером справедливости использования концепции хронотопа – скорость реформаторских процессов, а также скорость изменения политической культуры населения, изменяется в этом анклавном хронотопе быстрее, чем в большинстве других регионах России, т. е. можно говорить об ускорении исторического времени.

При этом возникающие вокруг этой области проблемы являются отражением изменения старого биполярного мироустройства, соответственно, решение таких проблем является важным шагом на пути нового, многополярного миропорядка.

 

7.3. Хронотоп Псковской области

Теперь рассмотрим хронотоп другой российской приграничной области – Псковской. В отличие от Калининградской области, она не претерпела столь значительных трансформаций, состав ее населения оставался довольно стабильным. Правда, шел постоянный отток активной части жителей в соседний мегаполис – Санкт-Петербург-Петроград-Ленинград. Вообще Псковская область – исконно русская земля, а сам Псков с его самоуправлением в средневековье был, наряду с Великим Новгородом, символом демократической альтернативы московскому абсолютизму.

В течение XX в. Псковская область несколько раз меняла свои административные границы. В результате в ее состав вошли Великие Луки, жители которых сохранили память о том периоде, когда этот город являлся областным центром. Хотя Псковская область и была одно время, правда, недолго (1920-1930-е годы) рубежной, но тогда о трансграничном сотрудничестве говорить не приходилось. Затем почти полвека она выступала в качестве “глубинки”, типичного региона российского Нечерноземья, служа постоянным источником рабочей силы для Ленинграда.

Бурные процессы перестройки и последующий распад Союза привели к тому, что Псковская область в одночасье стала граничить сразу с тремя суверенными государствами – Белоруссией, Латвией и Эстонией. Этот фактор – в сочетании с отсутствием в регионе полезных ископаемых и продолжавшимся оттоком социально активного населения – привел к своеобразному культурному шоку. Его результатом стало ускорение “откатной” волны в демократическом транзите. Так, на губернаторских выборах в середине 1990-х годов действовавший глава администрации В.Н. Туманов (придерживавшийся относительно демократических взглядов) проиграл представителю партии Жириновского – Е.Э. Михайлову. Псковщина стала единственным российским регионом, где пост главы администрации занял член ЛДПР. Определенную роль в победе Е.Э. Михайлова сыграл тот факт, что он уроженец Великих Лук: его избрание стало своеобразным реваншем жителей этого второго по величине города области за потерю им статуса областной столицы.

При сравнении Псковской области с Калининградской бросаются в глаза их различия и по другим параметрам политической жизни: избирательная система в Псковской области всегда была строго мажоритарной; после своего поражения Туманов переехал в другой регион; здесь вплоть до 2010 года не действовал институт Уполномоченного по правам человека (а после его создания Уполномоченный работал без аппарата, с одним помощником), так и не был создан Уставной, а неправительственные организации разобщены. Нельзя сказать, что в области полностью отсутствовали проекты трансграничного сотрудничества, однако они остаются уделом нескольких приграничных районов, в целом же превалируют тенденции «глухой обороны». Так, например, несмотря на планы создания пункта пограничного контроля на реке Великой с тем чтобы открыть судоходное сообщение с приозерными районами Эстонии, это пункт так и не был открыт.

В период третьего президентского срока В.В. Путина Псковская область стала местом рождения Изборского клуба, в котором объединились и нео-евразийцы типа А.Г. Дугина и нео-имперцы типа редактора газеты «Завтра» А.А. Проханова и всевдоисторика Н.В. Старикова. Как отмечалось на сайте клуба, его идеологией является социальный консерватизм, синтез в единую идейную платформу различных взглядов русских государственников (от социалистов и советских патриотов до монархистов и православных консерваторов). В учреждении этого клуба самое непосредственное участие принял и губернатор Псковской области Анатолий Турчак. И именно в Псковской области оказалось возможным избиение депутата Псковской областной думы, лидера областной организации партии «Яблоко», журналиста и исследователя Льва Шлосберга, когда же расследование обстоятельств нападения привело к губернатору Анатолию Турчаку, оно был вскоре свернуто.

Итак, мы видим, что «пограничность» региона не определяет темпы и характер изменений в его политическом режиме. В рубежных ситуациях лишь ярче проявляются тенденции развития региона с учетом его предыдущей эволюции, т. е. хронотопа. Существенное значение при этом имеют и доля активного населения, и направление миграции. Если Калининградская область оказалась заселена людьми, способными сняться с насиженных мест и начать жизнь «с нуля», то Псковская на протяжении всего прошлого века страдала от истощения демографического потенциала. Соответственно, ответом на вызовы пограничья в одном случае стала сравнительная открытость, а в другом – оборонительная позиция и консервативные тенденции.

 

7.4. Примеры других хронотопов

Наряду с четко ограниченными территориями понятием «хронотоп», на наш взгляд, могут описываться и повторяющиеся общественно-политические события, возникающие вокруг определенных областей пространства, как правило, пограничных в том или ином смысле. Примером может быть повторение с интервалом более десяти лет конфликтной ситуации вокруг граничащих с Россией частей Северного ледовитого океана, например, Баренцева моря. Вспомним случай с оправданным судом в конце девяностых годов прошлого века капитаном первого ранга в отставке и экологом Александром Никитиным, которого российские спецслужбы в течение четырех лет обвиняли в передаче норвежской экологической организации «Белуна» секретных сведений о маршрутах российских ядерных подводных лодок. Как известно, все материалы доклада этого эколога были опубликованы ранее в открытой печати. Просто спецслужбы хотели на примере А.Никитина создать прецедент закрытости экологической информации.

После возбуждения против него уголовного дела представители «Белуны» решили привезти в Россию доклад о потенциальной опасности для Севера ядерных отходов советских подлодок. На границе весь тираж был конфискован российской таможней. Однако наши чиновники забыли, что доклад можно разместить на сайте в Интернете, что и сделали норвежские экологи. Действующие лица этой истории воистину существовали в разном историческом времени. Российские чиновники демонстрировали уровень сознания общества модерна с присущим ему стремлением к сохранению государственной тайны и защите ведомственных интересов, приоритетом принципа суверенитета. Экологи же из “Белуны”, а также сам А. Никитин принадлежат, скорее, к пост-модерному историческому времени – это видно не только по способу трансляции информации (через Интернет), но и по тому, что для них приоритетом являются права человека, в том числе право на экологическую безопасность. Подчеркнем, что в этой ситуации ущерб России нанесли именно спецслужбы: после обвинения А. Никитина в шпионаже норвежское правительство свернуло проект дезактивации ядерных отходов на российском Севере.

Спустя десятилетие с лишним внимание общественности было привлечено к акции международной экологической организации «Гринпис», члены которой высадились на буровой платформе по добыче нефти в Баренцовом море, чтобы привлечь внимание мира к опасности добычи нефти в таком экологически хрупком регионе, как Арктика. После ареста участников акции им первоначально было предъявлено обвинение в терроризме, значительное время часть из них провела в заключении в Мурманске. При этом снова использовался принцип верховенства суверенитета – никто не имеет право вмешиваться в наши дела на нашей территории! И снова этому принципу противостоял принцип универсальности прав человека.

Возможно, в этом случае было бы логичнее использовать слово топохрон, однако оно уже используется М.Эпштейном в ином смысле.

Еще один пример распределенного хронотопа представляют собой Российские железные дороги, в которых уже полтора столетия используется только московское время, хотя поезда движутся по территории одиннадцати часовых поясов. Фритьоф Шенк, описывая споры вокруг использования универсального или локального времени на Российских железных дорогах во второй половине XIX века, в итоге которых было принято решение использовать в поездах дальнего следования только Петербургское Пулковское время, так описывает ситуацию в этих поездах: «Пассажиры дальних поездов, пересекавших многочисленные часовые пояса европейской и азиатской России, полагались на буклеты, в которых указывалось только петербургское время прибытия и отправления. В них отсутствовали указатели местного времени. Таким образом, пассажиры жили в рамках изолированного времени-пространства, ритм которого определялся из далекой обсерватории в Пулкове. Им не нужно было переводить стрелки часов в соответствии с часто менявшимся местным временем. Они находились в своего рода временном и пространственном «коконе», жизнь внутри которого разительно отличалась от жизни за пределами железнодорожного состава». Учитывая, что в XIX веке на железных дорогах использовалось два вида времени – единое, пулковское, и локальное, то сегодня, в XXI веке ситуация выглядит еще парадоксальнее – не только внутри вагонов вся жизнь идет по московскому времени, но и часы на вокзалах, где бы они не находились – в Иркутске, Чите или Владивостоке – также показывают московское время.

В заключение отметим возможность применения понятия хронотопа не только к пространственным, но и к временным феноменам, например, к политическим процессам. Интересно было бы рассмотреть хронотоп циклических процессов (хронотоп выборов в малых городах либо в мегаполисах), хронотоп бюджетного процесса (для столиц и вторых городов субъектов Федерации). Важные характеристики таких циклических хронотопов – степень их ритмичности или, наоборот, аритмии (аналогично сердечному ритму в медицине). Если включить в хронотоп бюджетного процесса, наряду с собственно властными структурами, группы интересов, можно говорить уже о степени синхронизации во времени и согласованности в пространстве активности правительственных и неправительственных организаций. В этом случае весь бюджетный процесс предстает как составная часть публичной политики. Есть резон исследовать и хронотоп правовых инноваций, а также реформ определенного вида, с участием или без участия экспертного и гражданского сообществ.

Использование концепта хронотопа могло бы стать полезным для развития современных теорий социального действия, например представлений Петра Штомпки, а также теории структурации Энтони Гидденса, тем более что последний вплотную подошел к включению в свои конструкции понятия «хронотоп». «Онтология пространства и времени, конституирующая социальные практики, – подчеркивает Гидденс, – является основой концепции структурации, которая исходит из временности и, таким образом, в каком-то смысле из истории».