- Кто такая Дама Дождя? Вы вчера упоминали о ней, - спросил Ричард за завтраком.

Роуз сидела напротив, читая свежую газету. Девушка читала с таким вниманием, что пришлось дважды ее окликнуть.

Сэр Джеймс передал через Вилсона, чтобы его не ждали к завтраку, а Роуз сказала, что он никогда не завтракает – по утрам у него нет аппетита. И Ричарда это ничуть не расстроило, а даже обрадовало. Миссис Пауэлл прислуживала им, но не вступала в беседу, и молодые люди были все равно, что одни.

Расправляясь с яичницей и беконом, к которым полагались запеченные до почерневшей кожицы помидоры, Ричард с удовольствием поглядывал на свеженькое личико девушки. Она была особенно хороша, освещенная утренним солнцем, с оранжево-желто-красным шарфом, повязанным вокруг головы на манер восточного тюрбана, и походила на одну из пышных роз, которые стояли в вазах на подоконниках, столиках и полках.

- Дама Дождя? – рассеянно переспросила Роуз, не отрывая глаз от газетных колонок. – Об этом надо спросить у Беатрис. Она утверждает, что в дождь часто видит женщину, которая плачет. Женщина закутана в саван, и Беатрис считает, что дама – жертва пиратов, погибшая несколько столетий назад.

- Призрак?! – восхитился Ричард.

- Неужели вы верите в призраков? – Роуз насмешливо приподняла брови. – Не разочаровывайте меня. Я думала, вы прибыли из цивилизованного мира. Может, вы еще верите, что можно убить человека, насыпав ему за шиворот могильной земли?

- Зря смеетесь. Во всем цивилизованном мире сейчас очень популярны спиритические сеансы. Даже люди из высшего общества вертят блюдечки по столу.

- Ну не глупо ли? – девушка протянула Ричарду молочник, чтобы он добавил сливки в чай. – В мире есть вещи поважнее вызывания духов. Вы знаете, что лондонские рабочие готовят общую забастовку, добиваясь увеличения заработной платы? По-моему, государство поступает неправильно, обогащаясь за счет дешевого труда.

Ричард был далек от политики, но слушал Роуз с удовольствием, да и смотрел на нее тоже с удовольствием.

- Вы коммунистка?

- Нет, но я уверена, что все те ужасы, что пишут о коммунистах в наших газетах – пропаганда прессы и война с инакомыслием. Впрочем, хватит, - она резко встала, отодвигая стул. – Заканчивайте завтрак без меня, мне нужно еще разобрать корреспонденцию хозяина. Кстати, - она задержалась на пороге, - привезли ваши вещи, я велела перенести их в библиотеку.

Ричард проводил девушку взглядом и поймал себя на мысли, что похож сейчас на тролля-конюха. Допив чай, художник вышел на террасу, любуясь пышными клумбами и кустарником.

- Вы ранняя пташка, - послышался за его спиной голос. Оглянувшись, Ричард поспешил поздороваться с лордом Сент-Джонсом. Дворецкий за спинкой инвалидного кресла показался ему противнее, чем вчера. У мистера Вилсона был тонкий длинный нос, что придавало ему сходство с собакой. К тому же, он им постоянно подергивал, словно аромат роз его раздражал, и от этого походил на собаку ещё больше. Лорду хватило одного взгляда на Ричарда, чтобы понять, что гостю неприятно присутствие Вилсона.

- Можете идти, Эйбл, - разрешил он. – Дик, не сочтите за труд, составьте мне компанию на утренней прогулке. Я покажу вам розарий.

- Почту за честь, - Ричард занял место дворецкого и покатил кресло в сторону сада.

- Роуз уже рассказала вам о моей маленькой слабости, – сказал сэр Джеймс. – Знаю, она посмеивается надо мной. Откуда в современных девушках столько скепсиса, Дикон? В мое время юные барышни млели от котят, цветов и красивых младенцев.

- Да, теперь у девушек другие ценности, - ответил Ричард. – Современные девицы мечтают о приключениях, водят автомобили, играют в гольф или теннис, и совсем лишены сентиментальности.

- Пожалуй, мисс Форест – как раз такая. Поосторожней с ней, Дик. Она хорошая девушка, но очень уж… легкомысленная. Мне не хотелось бы отправлять вас домой с разбитым сердцем. Как на это посмотрят ваши родители? Кстати, как они отнеслись к поездке в Англию?

- В наше время не спрашивают разрешения у родителей, если хотят отправиться в путешествие, - Ричарда позабавила наивность собеседника. Похоже, не только его одежда была старомодной, но и мыслями он находился в том счастливом времени, которое сейчас называли «до войны».

- Ваши папа и мама художники?

- Вовсе нет. Вы удивитесь, но они далеки от искусства. Матушка сидит дома, это теперь называется - вести хозяйство. Но так как из хозяйства у нас только египетская кошка, все время мама проводит за вышиванием диванных подушек и составлением букетов из засушенных цветов. Отец работает в страховой корабельной компании, читает только утреннюю газету и говорит, что нас погубят коммунисты.

- Можете считать себя счастливцем, - сказал сэр Джеймс, и в его словах Ричарду послышалась горечь. - Нет ничего страшнее одиночества. Жаль, что многие понимают это слишком поздно.

Не успели они выехать на гравийную дорожку, как их догнала запыхавшаяся Роуз.

- Сегодня нет писем, - заявила она, предупредив вопрос Ричарда. – Я увидела вас в окно и решила присоединиться. Хозяин ведь сманил вас, чтобы похвастаться розами? Ни за что не пропущу такой момент!

Она мягко оттеснила Ричарда, и сама покатила кресло сэра Джеймса. Надо признать, у нее это получалось гораздо лучше.

Розарий в Энкер-Хаузе был разбит не очень умело, но с любовью. По обе стороны дорожки шли густые заросли вьющихся роз, а дальше пестрели красные, желтые, розовые и белые кусты, подстриженные в виде полусфер. В центре стояла маленькая пагода, это ее Ричард видел из окна спальни. На изогнутых уголках крыши висели бубенчики, и самый легкий порыв ветра заставлял их звенеть.

- Тут чудесно! – Ричарду не пришлось проявлять ложную вежливость, красота этого уголка поразила его. – Я не знаток, но вы, похоже, собрали неплохую коллекцию цветов, сэр Джеймс. Сколько здесь сортов? Тридцать? Сорок?

- Пятьдесят два, - подсказал лорд Сент-Джонс. Он сделал Роуз знак ехать не торопясь, и она послушно замедлила шаг. - Это единственное место, где я отдыхаю душой. Взгляните на эти цветы. Они прекрасны, верно, Дик? Прекрасны, но красота их недолговечна. Может, поэтому они особенно дороги мне.

- А мне больше всего нравятся вот эти! – Роуз, желая переменить тему и развеять печаль хозяина, указала на куст с огромными белыми цветами. - Разве они не заслуживают, чтобы запечатлеть их красоту на холсте?

- Вы правы, - согласился Ричард, разглядывая розы.

- Чего же вы ждете? Хотите, я сбегаю за красками и прочей вашей художественной ерундой? – не дожидаясь ответа, она умчалась в дом.

Хозяин посмотрел ей вслед с улыбкой:

- Вот непоседа!

Он приподнял в ладони крупный бутон и залюбовался:

– Посмотрите, Дикон. Какое совершенство линий, какая гармония цвета, формы и аромата. Этот сорт – моя гордость. Сейчас мало кто их разводит. Эти розы называются «Альба», ими любовались еще древние римляне. А Йорки сделали «Альбу» геральдическим знаком. Я смотрю на нее и вижу Ричарда, герцога Йоркского. Он был моим предком и возмечтал стать королем Англии. Удача отвернулась от него, его убили в сражении при Уэйкфилде. Убили, отрубили голову, насадили её на копье, надели на мертвое чело венец из белых роз[1] и ради насмешки выставили на базарной площади, чтобы каждый мог плюнуть в несостоявшегося короля. Да, в той войне многие белые розы стали красными – из-за предательства или из-за пролитой крови.

- Очень красивые цветы, - сказал Ричард. – И куст удачно посажен – деревья не бросают на него тень.

- Вот слова истинного художника! – усмехнулся лорд Сент-Джонс. – Высаживая их, я меньше всего беспокоился о надлежащем освещении. Розы – капризные существа. Да, для меня они – живые, не смотрите так скептично. А в последнее время цветы – единственные мои собеседники.

Ричард почувствовал острый прилив жалости к одинокому лорду. Обычно угрюмое, лицо его сейчас посветлело, он смотрел на розы с отеческой любовью.

- У вас есть прекрасный секретарь, - пошутил Ричард, стараясь ободрить старика. - Мисс Роуз - большая охотница поговорить.

- Увы, рассказы стариков не всегда интересны молодым, - скупо улыбнулся Сент-Джонс.

- Думаю, ваши рассказы были бы очень увлекательны, хотя несколько печальны и жестоки.

- Вся наша жизнь такая – печальная и жестокая, - ответил лорд, устремляя на Ричарда странный взгляд – как будто смотрел сквозь него далеко-далеко в прошлое. - Роуз, верно, рассказала вам и о моем несчастном брате?

- Э-э…

- Можете не смущаться. Все в округе знают эту постыдную историю и врут напропалую, переиначивая каждый на свой лад. Будь брат жив, я не был бы так одинок. Но он ушел раньше, чем я. И, похоже, я не смогу оправиться от утраты. Старшие всегда любят младших больше, чем младшие – старших. Я даже смирился с его браком. Хотя сначала был вне себя от гнева. Сент-Джонс женился на актрисе! Какой позор для нашего рода…

Ричард молчал, не зная, что ответить на эту горькую речь, но на его счастье примчалась Роуз с мольбертом, коробкой художественных принадлежностей и складным стулом.

- Вам не стоило так себя утруждать! – запоздало запротестовал Ричард, но девушка только отмахнулась.

- Хозяин платит мне, чтобы я быстро бегала, - засмеялась она, помогая Ричарду устроиться. – Ведь так, хозяин?

Лорд потрепал ее по руке:

- Вы шалунья, дитя мое. Но это хорошо. Хорошо, когда в доме звучит смех. Отвезите меня в дом, мисс Форест, я устал и хочу отдохнуть. Дик, я обязательно куплю что-нибудь из ваших работ для моей галереи и закажу вид на Энкер-Хауз. Ракурс выберете сами. Работайте не торопясь. Меня интересует картина размером около четырех или пяти футов в длину.

- Я справлюсь недели за две – две с половиной, - ответил Ричард, мысленно прикинув темп и объем работы.

- Тогда – месяц. Энкер-Хауз и прислуга будут в вашем полном распоряжении, - сэр Джеймс похлопал Роуз по руке, давая понять, что можно двигаться.

Роуз шутливо поклонилась и подмигнула Ричарду:

- Вы не успеете досчитать до трех, как я уже вернусь!

Ричард ничуть не усомнился в ее словах. Он уже понял, что мисс Форест была сродни весеннему ветру – только летать не умела. Установив мольберт, Ричард за четверть часа сделал подмалёвок – три белые розы в каплях росы, один бутон поднят надо всеми, золотистый в свете солнца, и еще два прячутся в листве. Он так увлекся работой, что не заметил, как подошла Роуз. Он увидел ее, только когда она склонила голову на холст, стараясь заглянуть художнику в глаза.

- Надеюсь, вы забудете мою резкость за завтраком? Боюсь, я бываю излишне горячей, когда говорю о политике, - извинилась она, невинно хлопая ресницами.

- Я уже все позабыл, - заверил ее Ричард и получил в ответ нежную улыбку.

Пока Ричард прорабатывал рисунок, добавляя блики светло-серой и серо-голубой краской, Роуз обрывала сухие цветы с кустов и то и дело заглядывала через плечо художника.

- Не понимаю, как у вас это получается! – вздохнула она наконец. – Ничего не было, и вдруг – вот тебе розы, да еще такие прекрасные. Вам не кажется, что они - самые печальные цветы в розарии? Смотрите, даже если ветер затихает, их лепестки всё равно трепещут. Как нежно и печально…

- Белые цветы всегда навевают романтическую грусть на молоденьких девушек, - отшутился Ричард, - потому что их цвет напоминает подвенечное платье, а все девицы втайне мечтают о замужестве и грустят, что их еще никто туда не позвал.

Роуз вмиг позабыла о сборе цветов и бросилась в наступление:

- Все это – домыслы самодовольных мужчин! Тех самых, которые считают, что у женщин такие же пустые головы, как у фарфоровых куколок! На самом же деле… - она осеклась, заметив, что молодой человек смеется, но ничуть не обиделась. – Ах, вы разыграли меня! Придется вас наказать. Прямо сейчас я ухожу. Ухожу на кухню, помогу миссис Пауэлл чистить горох. К обеду она хочет подать гороховую похлебку с ветчиной. А вы – вы останетесь наедине с розами. Беседуйте с ними, если я вам не нравлюсь.

Девушка состроила грозную гримаску и убежала в дом, а Ричард вернулся к картине. Слова Роуз посеяли странное смятение в его душу. Теперь и ему казалось, что белые розы необыкновенно печальны, и каждый их лепесток трепещет.

- Ветер, ветер, обыкновенный ветер, - произнес он, стараясь успокоиться.

Но гнетущее чувство не проходило. Он даже обрадовался, когда стал накрапывать дождь – можно было свернуть холст и уйти, не будучи заподозренным в суеверных страхах.

С моря наползли тучи, и пришлось зажечь свечи, потому что стало темно. В Энкер-Хаузе не было электричества, но Ричард нашел, что так уютнее и романтичнее. Остаток дня они с Роуз провели за игрой в шахматы и карты, а сэр Джеймс появился лишь, когда подали обед, и вид у лорда был нездоровый. Он пожалел, что непогода помешала показать гостю галерею - на картины надо смотреть при хорошем дневном свете.

- Мы непременно посетим галерею завтра, - сказал лорд, чему Роуз горячо воспротивилась.

- Если не пойдет дождь, - заявила она, - я заберу мистера Дюрана на прогулку. Он должен проникнуться величием Энкер-Хауза, чтобы написать самую лучшую в своей жизни картину! Осмотр галереи можно отложить. Галерея никуда не денется.

Сэр Джеймс посмотрел на девушку с сомнением, но спорить не стал. Пожелал всем спокойной ночи и удалился в сопровождении Вилсона.

- Вы должны благодарить меня горячо-горячо, - заметила Роуз, когда молодые люди остались одни. - Хозяин может заговорить до полусмерти кого угодно. А так вы вместо нудной лекции о венценосных умертвиях получите прогулку на свежем воздухе и приятную компанию.

- Если не будет дождя, - весело напомнил Ричард, все больше и больше попадая под очарование черноглазой мисс Форест. Если бы его спросили, он не смог бы внятно объяснить, что в ней так его пленило. Она была мила и чудесна. Что ещё нужно?

Отправляясь ночевать во флигель, Роуз махала Ричарду рукой, пока её тонкая фигурка не растворилась в темноте, и засыпая, он предвкушал приятный день и весьма приятный месяц в Энкер-Хаузе.

Проснуться пришлось от тихого стука. Ричард испуганно прислушался и не сразу сообразил, что это дождь барабанит в окно. Часы в холле пробили три раза.

«Вот так и сходят с ума", - усмехнулся Ричард, переворачиваясь с боку на бок. Но сон улетел и не желал возвращаться. Дождь усилился, и молодой человек с сожалением подумал, что прогулку с хорошенькой помощницей сэра Джеймса придется отложить.

Встав, чтобы выпить воды, Ричард выглянул в окно, и тихо присвистнул - небо затянуло, а на западе бесшумно вспыхивали молнии. Грома не было слышно, но сомнений нет - тучи до утра не разойдутся. Потом взгляд его переместился в сторону розария, и он увидел Роуз. В одной ночной рубашке она стояла возле любимого куста и меланхолично обрывала цветы, не обращая внимания на проливной дождь. Кудри ее намокли и распрямились, спускаясь теперь ниже плеч.

Странное поведение девушки смутило Ричарда, но невольно он поддался красоте открывшейся ему картины – Роуз, освещаемая вспышками молний, в намокшей рубашке, облепившей стройное тело, была удивительно хороша. Белые розы и белая рубашка светились особым, призрачным светом.

Ричард не удержался и схватил со стола альбом и карандаш. Он успел сделать лишь приблизительный набросок, когда с сожалением увидел, что прекрасная натурщица исчезла.

Забираясь в холодную постель, и с головой укрываясь, чтобы согреться, Ричард уже в полусне подумал: «Какая, однако, экстравагантность! Гулять под дождем ночью! Удивительная девушка».

[1] На самом деле – бумажную корону.