Годрик вышел из кузни таким же разгоряченным и перемазанным сажей, как Эмер. Помощник выскочил следом и схватил ковш, чтобы полить господину, но Эмер решительно оттеснила его в сторону.

— Я и сама справлюсь, — заявила она.

— Пойдем, нам надо посмотреть оружейный склад, — сказала леди Фледа, маня пальцем Острюд. Дамы удалились, хотя Острюд была раздосадована.

Пока Годрик умывался, у Эмер на языке крутились сотни вопросов, и едва муж взял полотенце, выпалила:

— Мне очень здесь нравится!

— Занятное место, — согласился Годрик.

— Волшебное место, — подхватила Эмер. — Разве не удивительно, что из простого куска руды получается смертоносное оружие? Такое прекрасное, убийственно-холодное? И чтобы его получить, надо раскалить мертвый камень добела, и сделать ему больно. Ведь он кричит при каждом ударе! Но без боли не достичь совершенства.

Она не знала, что сказала нечто столь созвучное мыслям мужа, что он насторожился, ожидая подвоха. Но Эмер с восторгом рассматривала готовые ножи и никаких каверз не затевала. В благодарность Годрик позволил себе проявить щедрость:

— Если тебе так здесь нравится, можешь приходить, когда захочешь.

— Ты разрешишь мне еще поковать? — спросила Эмер, задыхаясь от счастья.

— Нет.

Ответ был неожиданным, и Эмер удивленно захлопала глазами:

— Но почему? У меня неплохо получалось.

— Я позволил тебе удовлетворить прихоть, только и всего, — Годрик взял у слуги полотенце и промокнул лицо и плечи.

Эмер посмотрела на него исподлобья, но обидеться не смогла.

— А ты делаешь только ножи? Мечи ковать умеешь?

— Умею, — Годрик надел котту, подпоясался и накинул на плечи квезот.

— Ах, как бы мне хотелось взглянуть, как рождается меч! — Эмер просительно сложила руки, заглядывая мужу в глаза.

— Уговорила, покажу, — сказал Годрик, стараясь говорить небрежно, чтобы она не почувствовала, как тронули сердце ее речи, и добавил, совершенно неожиданно для самого себя: — Я собираюсь сделать меч, которому не будет равных во всей Эстландии.

— Заговоренный?! — прошептала Эмер, потому что от волнения пропал голос.

— Нет, — Годрик даже улыбнулся. — Я не владею колдовством. Но чтобы создавать несравненные вещи, магия не нужна. Достаточно простых человеческих знаний.

— Я должна буду это увидеть, Годрик Фламбар! — Эмер схватила его за руку и потрясла, подкрепляя слова. — Чего бы я только не отдала, чтобы у меня был настоящий меч!

— Меч? У женщины? Да ты спятила. И оставь меня, с чего ты вцепилась, как клещ?тут же отпустила его.

— Так-то лучше, — он напоказ отряхнул рукав котты и указал в сторону Острюд, понуро стоявшей в одиночестве на мосту. Мост был дощатый, с низкими, грубо сработанными перилами, зато на мощных сваях, потому что поток так и ревел, сбегая откуда-то с гор и устремляясь к даремской равнине. — Моя сестра скучает. Поговори с ней, пока леди Фледа не вернется. А мне надо проверить, готовы ли обозы в столицу.

— Хорошо, сделаю, как просишь, — милостиво кивнула Эмер, готовая простить ему любую колкость только за обещание показать, как куются мечи.

Она и в самом деле пошла в сторону золовки, хотя и без большой охоты, все еще пребывая мысленно в закопченной кузне, и слыша перестук молотов по горячему металлу.

Острюд дернулась, когда Эмер встала рядом, утвердив локти на перила.

— Я тебя не звала, — сказала она резко.

— Сама бы не пошла, — заверила ее Эмер, — но твой братец попросил тебя развлечь, а то ты свесилась носом до самой воды. Того и гляди — намочишь.

— Как всегда плоские шутки, — прошипела Острюд. — Такие же плоские, как и твое лицо!

— Зато у тебя не плоское, а острое и выдающееся, как вон та гора. Особенно нос.

— У меня красивый нос!

— Ага. Поэтому ты еще не замужем.

Удар был направлен метко, и Острюд взвилась:

— Ты отвратительная, вульгарная, как торговка рыбой! Только и умеешь, что вешаться на мужчин!

— Попридержи язык, — лениво сказала Эмер. Ссориться с золовкой ей не хотелось, но и слушать ее болтовню было особенно противно. Слишком прекрасные и волнительные чувства она сейчас пережила, чтобы разменивать их на ругачку с Острюд.

Но ту уже понесло по кочкам и без узды:

— С тобой разговаривают уважительно только потому, что ты жена брата! Даже Тилвин сказал, что таких невеж, как ты, он еще никогда не видел! И что ты больше похожа на мужчину, чем на женщину!

Эмер повернулась к золовке, оперевшись на перила:

— Ну и змея же ты, — сказала она, — Тиль никогда не сказал бы ничего подобного. Он даже о тебе плохого не говорит, хоть считает тебя избалованной глупой девчонкой.

— Ты лжешь! — взвизгнула Острюд.

— Не кричи, — осадила ее Эмер. — Вон там стоит леди Фледа, и она уже посматривает в нашу сторону. Помнишь, как Тилвин попросил тебя не устраивать представление? Теперь повторю его слова: ты не жонглер, поэтому веди себя, как прилично девице из благородной семьи.

— Он совсем не об этом! И ты лжешь, долговязая деревенщина, я ему дорога!

Смешно было видеть, как крохотная Острюд наступает на девицу выше себя на две головы, но смеяться Эмер не стала, потому что некая мысль осенила ее:

— Тебе нравится Тиль?! — она уставилась на золовку, как будто та призналась, что по ночам срывает звезды небесные и толчет их в ступе.

Острюд осеклась, а потом расплакалась от злости, чем выдала себя с головой.

— Не плачь, не плачь, глупышка, — Эмер почувствовала к золовке нечто вроде сочувствия. Нет, Острюд не стала ей приятнее, когда выяснилось, что она тоже испытывает вполне человеческие чувства, просто и сама Эмер в последнее время испытала и осознала, что значит безответная любовь, а потому не смогла остаться равнодушной.

— И не плачу! Что ты придумываешь? — всхлипнула Острюд, размазывая по щекам слезы.

— Ну, не разводи сырость, — Эмер обняла золовку, но та вырвалась. — Только ты с ним поосторожней, — сочувственно посоветовала Эмер, вспомнив дубовую рощу. — Кто знает, может, у него уже есть дама сердца…

— Нет!

— Все-таки, не открывай ему душу первой. Если хочешь, я порасспрошу, как он к тебе относится?

— Не смей разговаривать с ним!

— Просто если признаешься, он не оценит твоих чувств, — Эмер так увлеклась советами, что не заметила состоянии Острюд, которая уже кипела от злости. — А так у тебя будет преимущество. Знаешь, как говорил король Гарольд: побеждает тот, кто умеет ждать. Вот и тебе надо проявить выдержку…

— Не смей так разговаривать со мной! — крикнула Острюд и что было сил толкнула Эмер в грудь.

Не успев даже вскрикнуть, Эмер перекувырнулась через перильца и рухнула в водный поток. И сразу перестук молотов, скрип колес и ржание лошадей, визгливый голос золовки и крики угольщиков, возившихся возле ям сменились невнятным гулом, словно весь мир оказался где-то далеко, а сама Эмер очутилась в неведомой стране, одна-одинешенька.

Сквозь толщу воды она увидела силуэт Острюд и возненавидела ее с новой силой. Девица схватилась за голову, сообразив, что натворила. Маленькая дура! Если бы она не умела плавать, тут и пошла бы на дно, как камень, а этому подлому существу и в голову не придет позвать на помощь, а придет — будет ходить за помощью, как за смертью. Ну ладно, она заставит ее поволноваться!

Отплыв от моста подальше, Эмер всплыла, стараясь не шуметь. Едва она вынырнула, как мир снова обрел звуки. Острюд визжала истошно и металась по мосту.

Выбравшись на берег, Эмер скрылась в зарослях тощих повилик, пытаясь отжать волосы, которые намокнув стали тяжелее свинца.

— Поори, поори, — сказала она Острюд, хотя та не могла ее слышать. — Чем больше орешь, тем больше выпустишь жолчи, глядишь, и подобреешь…

А тем временем к мосту сбегались все, кому привелось находиться рядом. Первой подоспела леди Фледа в сопровождении дам.

— Она упала! Сама упала! Я тут ни при чем! — Острюд билась в рыданиях, ее поддерживали под локти, а сама леди Фледа, бледная, как снег, свесилась через перила, глядя в воду.

Эмер не сдержалась и фыркнула, наблюдая это лицемерие. Не умей она плавать, давно предстала бы перед ярким пламенем. И во всем заслуга милой Отсрюдочки, которая сейчас орет, как будто потеряла любимую сестру.

Но в следующее мгновение ей стало и не до смеха. По лестнице к реке, перепрыгивая через четыре ступеньки, бежал Годрик. Леди Фледа метнулась к пасынку с причитаниями, а сам пасынок… бросился в реку прямо с моста. Вытянув шею и приоткрыв рот, Эмер наблюдала за этим чудом, не веря глазам. Спесивый Годрик, так заботившийся об одежде и стряхивавший с квезота пылинки, сиганул в воду, только мелькнули желтые сапоги.

— Святые небеса, — произнесла Эмер, потрясенная до глубины души.

На мосту столпились дамы и оружейники, кто-то тащил крючья, чтобы искать упавшую в реку благородную леди, а сама леди выползла из повилики и уселась на берегу, обхватив колени, и с удовольствием наблюдая, как дражайший супруг то появляется на поверхности реки, то снова исчезает. Золотую тесьму он потерял после третьего заплыва, и теперь выглядел весьма жалко, облепленный волосами, потерявшими всякую пышность.

В очередной раз набрав воздуха в легкие и изготовившись для очередного нырка, Годрик вскинул глаза и ушел на дно, как брошенный топор, увидев жену, спокойно сидящую на берегу.

Впрочем, он вынырнул почти сразу и в несколько гребков добрался до того места, где расположилась Эмер. Он выбрался из воды и подошел к жене, нависнув над ней с самым грозным видом. С котты и волос текло, а сапоги при каждом шаге издавали жалкий причмок.

— Ты — здесь? — спросил он грозно.

— Как видишь, — Эмер склонила к плечу голову, щурясь против солнца. — Вот, почти высохнуть успела.

— А почему не крикнула, когда я искал тебя?! — возмутился он.

— Я любовалась, — призналась она, — разве я могла остановить тебя, когда ты так красиво нырял… как тюлень, — она надула щеки и широко развела руки, как перед прыжком в воду.

— Замечательно, — процедил он сквозь зубы, убирая с лица мокрые пряди. — Ты заслужила хорошую порцию поросячьих пирожков.

— Чего?

— Поросячьих пирожков, — произнес он раздельно, скидывая и выкручивая квезот.

— Почему поросячьих?..

— Сейчас узнаешь.

Годрик бросился на нее молниеносно, Эмер не успела поднять руку, не то, что подняться.

Уложив жену животом на колено, он задрал ей подол и рывком приспустил нательные штаны, порвав вязки на поясе.

— А ну, отпусти меня! — завопила Эмер, брыкаясь, как норовистая кобылица.

Но Годрик прижал ее локтем и от души шлепнул ладонью пониже спины.

Эмер взвизгнула, но вырваться не сумела. Руки ее были свободны, но она только и могла, что щипаться и тыкать кулаком Годрика в ребра, на что он совсем не обращал внимания. Звонкие шлепки, которыми награждал ее муж были более унизительны, чем болезненны, и именно это приводило ее в бешенство.

Стоящие на мосту услышали вопли и поспешили к кустам повилики, но вдруг леди Фледа замерла, разглядев возню на берегу, и сделала знак остальным, приказывая остановиться.

— Нам лучше уйти, — сказала благородная дама, разглядев, чем занимается пасынок. — Не будем вмешиваться в их семейную жизнь.

Наказание было коротким, и закончив, Годрик скатил Эмер с колена, как куль с мукой. Она покатилась по траве, но сразу же вскочила на ноги:

— Я тебя зарежу, Годрик Фламбар!

— Попытайся. Если хочешь, чтобы я тебя снова отшлепал.

Этого хватило, чтобы охладить пыл. Эмер подтягивала штаны, но из-за порванной вязки они совсем не держались на бедрах. В конце концов, она сняла их, делая вид, что ничуть не стесняется Годрика, скомкала и сунула за пазуху. Муж следил за ней с непроницаемым выражением лица.

— Никогда не прощу тебе этих… этих… — щеки девушки горели.

— Поросячьих пирожков? — услужливо подсказал Годрик.

— Почему поросячьи-то? — крикнула Эмер.

— Потому что ты визжала, как свинка.

— Сам ты свинья!

Он смотрел на нее безо всякого выражения, а у Эмер так и сжимались кулаки, и взгляд был близок к тому, чтобы убивать молниями из зрачков.

Годрик первым нарушил молчание:

— Острюд сказала, ты упала сама. Но это ведь неправда?

— С чего бы тебе интересоваться?

— Выпорю ее. Никто не смеет покушаться на мою жену безнаказанно.

Гнев схлынул, как по волшебству. Эмер покраснела, потом побледнела, а потом твердо произнесла:

— Сама упала.

Нет, Острюд не стоила защиты, но выдать ее Эмер не смогла. С этого мужлана под маской благородного рыцаря станет выпороть сестру. И вовсе не потому, что была обижена Эмер, а потому, что была обижена его жена.

— Я тебе не верю. Ты не настолько неуклюжая, чтобы свалиться. Я накажу Острюд.

— Упала сама! Если не слышишь, то делай, что вздумается, — в сердцах сказала Эмер и пошла к кузням, где ожидала леди Фледа, старательно смотрящая в другую сторону, и толпились дамы, рыцари и вилланы. Острюд нигде не было видно, и Эмер была рада. Больше всего хотелось отлупить золовку самой, не дожидаясь ее братца.

— Мы немедленно возвращаемся, — сказала леди Фледа. — Но сначала переоденьтесь, в сундуке есть платье на смену. Видите, как предусмотрительна должна быть хозяйка?

— Вижу, — ответила Эмер с неприязнью. Радость от посещения мастерских, куда она рвалась с таким нетерпеньем, была испорчена окончательно.

Дорога обратно в Дарем прошла в тягостном молчании.

Леди Фледа молча наблюдала за девушками — за дочерью и невесткой, которые мрачно смотрели в разные окна. Возле самого замка их обогнал Годрик, верхом на великолепном сером жеребце. Эмер тут же отвернулась, ставившись на носки туфель.

Вечером, после трапезы, когда Эмер пришла пожелать свекрови спокойной ночи, леди Фледа взяла ее под руку.

— Давайте прогуляемся, невестка, — сказала она, и Эмер покорно поплелась рядом.

Подвассальные дамы двинулись за ними, но леди Фледа приказала оставаться на месте.

«Сейчас будет очередной урок на тему, как надо вести себя хозяйке Дарема», — злилась Эмер, следуя за свекровкой. Когда леди Фледа отворачивалась, она обрывала с кустов бутоны, будто они были в чем-то виноваты.

Возле памятной беседки леди Фледа остановилась, глядя на пруд, поверхность которого казалась зеркалом и с четкостью до последнего листочка отражала склонившиеся над водой деревья.

— Ты такая счастливая, Эмер, — сказала вдруг леди Фледа, — и я безумно тебе завидую.

Девушке понадобилось время, чтобы придти в себя от изумления.

— С чего вы так решили? — пробормотала она, наконец.

— Тебя любит муж, — сказала леди Фледа и посмотрела ей прямо в глаза.

Эмер вспыхнула:

— Любит?! Да теперь вы точно говорите, как безумная.

— Конечно, любит. Я никогда еще не видела Годрика таким испуганным, как сегодня, когда он услышал, что ты упала в реку. Никогда, — она снова задумчиво перевела взгляд в сторону пруда.

— Испугался, что надо будет отвечать перед королевой, если я утону, — грубо сказала Эмер.

— Это вряд ли.

— Вы просто защищаете его.

— Я просто тебе завидую, — свекровь обернулась к Эмер и пылко взяла за руку. — Ты не представляешь, какое это счастье, когда муж любит тебя. Ты еще молода, тебе всего кажется мало. Жизнь оказалась благосклонной к тебе, и ты еще не познала разочарований, но если так продолжишь, то потеряешь Годрика.

— Потеряю?! Да он…

— Дай мне договорить. Когда я вышла замуж, я была старше тебя, и у меня уже не было иллюзий о семейной жизни. Отец Годрика меня не любил, что тут скрывать? Но я молчала и терпела. Только один раз я осмелилась высказать недовольство, когда он завел себе любовницу. Я сказала, что не потерплю измен. И знаешь, что он ответил?

— Что? — спросила Эмер, запинаясь. От подобных неожиданных откровений ей стало не по себе.

— Он ударил меня. Дал пощечину. И сказал знать свое место.

— Такой же мерзкий, как и его сыночек, — пробормотала Эмер, но свекровь услышала.

— Годрик не такой. Снаружи он холоден, как кованая сталь, но сердце у него горячее, как угли в горниле. Его отец был не очень добр ни с ним, ни со мной. А мачеха — она и есть мачеха, и никогда не заменит мать, поэтому мой пасынок предпочитает прятать чувства. Мужчины считают слабостью проявлять их. Но Годрик — добрый, он никогда не ударит тебя, даже если будешь виновата.

— Он меня отшлепал! Как ребенка!

— Отшлепал! Какое горе! — свекровь засмеялась и смеялась, пока не потекли слезы. Она достала из поясной сумочки платок и аккуратно промокнула глаза. — Да я была бы на небесах, вздумай муж меня отшлепать.

— Леди Фледа! — ахнула Эмер.

— Ты не ослышалась, — сказала свекровь, убирая платочек. — Но мой покойный супруг предпочитал плетку, а это вовсе не волнительно. А Годрик… неужели ты не понимаешь, что такое поведение — это от страха за тебя. Ты заставила его выказать слабость перед нашими людьми… И не в первый раз, замечу тебе. Мужчины считают себя униженными, если их заставляют проявить слабость прилюдно. Годрик был сердит на тебя. И я прекрасно его понимаю. Ты сыграла злую шутку, я сама бы тебя отшлепала.

Потрепав Эмер по щеке, свекровь пошла в обход озера.

— Думаете, я нравлюсь Годрику? — спросила Эмер с надеждой, догоняя леди Фледу и стараясь делать шаги поменьше, чтобы идти с ней вровень.

— Думаю ли я? — свекровь вскинула брови. — Разве он не доказал этого с самого первого дня? Я замечала, как он разговаривал с леди Дезире, с ней он был, как каменная статуя, а с тобой… С тобой он ведет себя, как живой человек. И я очень этому рада. Разве он не доказал тебе свою любовь в алькове? Любой заметит, что между вами особые отношения…

— Особые! — с досадой произнесла Эмер, ударяя кулаком по ладони. — Вы ошибаетесь, дорогая матушка. Он хочет развестись со мной через полгода, и только об этом и говорит.

— Развестись?! — от прежнего умиротворения леди Фледы не осталось и следа, она резко обернулась. — Что это значит?

— Он хочет развестись. Сам так сказал.

— Что за мальчишеские глупости? Никто не позволит ему этого сделать.

— Он тверд в намерениях, — уныло подтвердила Эмер. Признаться в том, что Годрик оставил ее нетронутой, она не смогла даже теперь, когда свекровь встала на ее сторону и рассказала столько потаенного из собственной жизни.

— Уверена, это просто слова. Не грусти, — леди Фледа потрепала ее по щеке. — Все образуется.

— Как же мне поступить, дорогая матушка?

— Терпение и нежность, только терпение и только нежность. Помолись святой Медане, она помогает в любви.

— Святая Медана… конечно… — шепотом ответила Эмер.

Они простились у искусственного водопада, высотой в три локтя. Леди Фледа осталась дожидаться благородных дам, которые увидели, что хозяйка закончила разговор, и затрусили к ней — исполнять возложенные на них благородные обязанности. А Эмер побрела к замку, размышляя над словами свекрови. Перед сном она завернула в башню, в свои покои, но сделала это не столько для того, чтобы их проверить, сколько для того, чтобы сбежать от приставленных девиц. Они не успели догнать ее, застряв где-то на середине Большой лестницы, ведущей на стену, и Эмер благополучно скрылась в башне.

Солнце бросило последний луч через небосвод, и исчезло за кромкой далеких гор. Со вздохом закрыв ставни, Эмер наощупь нашла двери и стала спускаться. Возле статуи небесного вестника она остановилась, но не для того, чтобы помолиться, а потому что услышала голос золовки. Острюд говорила по-обыкновению плаксиво, а вот с кем — слышно не было. Но слова острячки Эмер разобрала хорошо:

— Я не хотела этого! Не хотела ее толкать!..

Раздался звук пощечины, и Острюд заплакала уже навзрыд.

Годрик! Эмер рассвирепела, как десяток драконов, заставших в своей пещере отряд рыцарей с мечами наголо. Она бросилась вперед, но увидела только удаляющийся высокий силуэт. На мгновение он мелькнул в дверном проеме, освещенный светом лампы, и исчез. Зато Острюд никуда не исчезла, стояла и плакала, прикрыв лицо ладонью.

— Он тебя ударил? Дай посмотрю! — Эмер дернула ее за руку. Пощечина оказалась достаточно сильной, на пухлой щечке отпечатались четыре пальца. — Надо приложить лед, так будет не больно и пройдет быстрее…

Но Острюд вырвалась, глядя с ненавистью, словно это Эмер ее ударила.

— Не подходи ко мне, ведьма! — крикнула Острюд, срывая голос. — Лучше бы ты утонула! И почему ты не утонула?.. Я обо всем расскажу епископу Ларгелю!

Эмер остановилась, в то время как Острюд побежала прочь, путаясь в подоле. День начался неудачно, а закончился еще хуже. Она пожалуется Ларгелю. Маленькая дрянь. А она еще жалела ее. Эмер припомнились рассказы про способ, который изобрел епископ, определяя, колдун перед ним или невиновный человек. Вдруг он решит, что раз она не утонула, то непременно — ведьма? И что делать, если он так решит?..