Наедине с мужем храбрости у Эмер поубавилось, она вспомнила про поросячьи пирожки, и ее бросило сначала в жар, а потом в холод.

— Давай спокойно поговорим, Годрик, — начала она миролюбиво, пока благоверный тащил ее по направлению… к спальне. — Просто поговорим, мы же взрослые люди, супруги, наконец. Яркое пламя советует мужу и жене разговаривать на равных, чтобы не было размолвок…

Но Годрик не был расположен вести разговор на равных и даже не замедлил шага.

Эмер уперлась каблуками и схватилась за дверной косяк, пытаясь остановить мужа. Ему понадобилось пару раз дернуть ее, чтобы оторвать от косяка.

— Поговорим, всего лишь поговорим… Признаю, я была несколько… м-м… резка, но и ты повел себя не самым правильным образом…

— Вот какие речи повела, — хмыкнул Годрик. — Шевели-ка ногами, если не хочешь, чтобы я тащил тебя за волосы.

— Не верю, что ты так сделаешь, — быстро ответила Эмер.

— А зря, — ответил он, чем напомнил епископа Ларгеля.

— Я хотела помочь!

— Помоги себе.

— Что ты хочешь сделать?

— Испугалась? — Годрик открыл спальню, закинул жену внутрь и зашел сам. — Болтала глупости, а теперь боишься держать ответ?

— Подожди-подожди-подожди! — Эмер быстренько обежала стол и встала по ту сторону. — Прежде, чем обвинять меня в глупостях, вспомни, как король Осгар поймал разбойников, которые засели в священном лесу.

Годрик невольно остановился, припоминая.

— Осгар превратился в оленя и подманил их поближе, — сказал он, — а когда они подошли, перебил их. И в чем твоя прекрасная задумка? Предлагаешь моим рыцарям превратиться оленей? Ты еще больше глупа, чем я думал, — он двинулся вокруг стола, но Эмер выставила вперед ладони, требуя последней отсрочки.

— Стой! Оленями мы не станем, но скоро в Тансталле будет праздник Первой клубники. Соберется много народу и много… шлюх.

— Кого?! — Годрик позабыл о наказании, услышав подобное слово из уст жены.

— Можно подумать, ты никогда не имел с ними дела, — сказала Эмер, отчаянно краснея. — Даже я про них слышала. Мы переоденемся шл… женщинами, распустим по тавернам слух, что все гулящие едут с купеческим обозом в столицу, и нам останется только въехать в Зеленый лес и пошуметь — ручаюсь, разбойники нас не пропустят.

Несколько секунд Годрик смотрел на нее в упор, а потом сказал:

— Ты в своем уме? Отродясь не слышал большей нелепости.

— Опять ты за свое, — Эмер обиженно покривила губы. — А ведь это очень хороший план. Мы заранее отправим Тилвина и половину рыцарей в пограничные гарнизоны, объявив, что на границах неспокойно. Уверена, у разбойников есть шпионы среди вилланов, и им сразу об этом сообщат. Да и в Дареме у них наверняка есть осведомитель.

— В Дареме?! — если предыдущие идеи Эмер казались Годрику странными, то эта — совершенно невозможной. — В Дареме нет разбойников!

— А я и не говорю про разбойников, — успокоила его Эмер, чувствуя, что ветер переменился и казнить ее никто не собирается, по крайней мере — пока. — Осведомителем может быть кто угодно. Птичница, у которой сын пошел по плохой дорожке, мальчишка-поваренок, который наслушался баллад про благородных разбойников…

— Откуда ты все знаешь? — спросил Годрик. — Этому учат в Вудшире благородных девиц?

— Для этого надо только помнить старинные легенды и иметь немного вот тут, — Эмер указала пальцем себе на лоб. Она уселась в кресло, вольготно развалившись, и продолжила, пока Годрик не опомнился и не назвал все бабским бредом. — Мы возьмем десятерых самых верных рыцарей, отбери их сам. Шестеро переоденутся в женские платья, четверо будут изображать купца и охрану. Пусть наденут крепкие кольчуги — разбойники будут стрелять сначала в них, они примут первый удар. Поедем с песнями, будем бренчать на лютнях — так нас даже глухой не пропустит.

— Их тоже человек десять, — сказал Годрик, — может, больше. Сибба говорил, были очень хорошо вооружены, но не рыцари — ругались, как вилланы, — и добавил задумчиво: — Откуда у вилланов хорошее оружие?

Эмер пожала плечами:

— Возьмешь кого-нибудь из них живым и допросишь. Предлагаю не тянуть с западней. Сегодня же отправь рыцарей из Дарема, отправь болтунов по тавернам и дней через десять мы будем готовы.

Годрик подозрительно посмотрел, и этот взгляд Эмер совсем не понравился.

— Что не так? — спросила она.

— А почему ты всегда говоришь «мы»?

— Так как же…

— Может, ты еще возьмешься воевать вместо мужчин? Нет. Две недели сидишь здесь и носа не высовываешь.

— Годрик! — завопила Эмер, вскакивая. — Но ведь я это все придумала! Ты оставишь меня в стороне?

— Я еще не решил, следовать ли твоему плану, — ответил он уклончиво.

— Ты уже все решил, по глазам вижу! Это не честно! Я тоже буду в этом участвовать!

— Вышивание и молитва — вот твои занятия на ближайшее время, — подтвердил Годрик. — Я попрошу леди Фледу, чтобы она проследила за всем.

— Не посмеешь запереть меня здесь!

— Хочешь проверить?

Он вынул из замочной скважины ключ и покрутил им перед Эмер.

— Отдай! — она бросилась вперед, намереваясь завладеть ключом, но Годрик оказался проворнее и выскочил вон быстрее, чем Эмер успела его настичь.

Снаружи раздался стук металла о металл и прощальное постукивание.

— Скажу, чтобы не забыли покормить тебя вечером, — сказал Годрик через дверь. — А то умрешь, и твое привидение навсегда поселится в моей спальне.

— Когда я доберусь до тебя, это твое приведение поселится в Дареме! — крикнула Эмер, приникнув к замочной скважине.

— Помечтай, — ответил он.

Первым делом Эмер измолотила его подушку. Кулаками она работала так усердно, что перья полетели по всей комнате. Когда снова заскрипел ключ, и в комнату вошла леди Фледа, в воздухе еще кружились белые пушинки.

— И чего вы добились, невестка? — спросила свекровь с укоризной.

За ней шли дамы из свиты, держа серебряные подносы с чашками и кубками.

— Поужинаю вместе с тобой, чтобы ты не чувствовала себя пленницей, — пояснила леди Фледа, устраиваясь за столом. — Сегодня похлебка с солониной и…

— Но вы же не будете держать меня здесь две недели?! — Эмер в сердцах топнула ногой, но свекровь осталась невозмутимо спокойной.

— Сожалею, но Годрик велел не выпускать вас. Я не нарушу его приказа.

— Но за что?! За что?!

— А вы и не догадываетесь? — леди Фледа расстелила на коленях полотенце и взяла ложку.

— За то, что сказала правду? Вы ведь сами понимаете, что неразумно…

— Садитесь, покушайте. И хоть немного успокойтесь.

Эмер тупо села на подставленный стул и уставилась в тарелку, не имея ни малейшего желания есть.

— Ах да, сэр Тюдда просил передать вам вот это, — леди Фледа сделала знак ближней даме, и та поднесла свиток. — Он сказал, вы хотели прочитать.

— О! Да, конечно, — Эмер схватила свиток и завертела в руках, не зная, куда его девать.

— Это похвально, что вы взялись изучать житие наших славных священнослужителей, — продолжала леди Фледа, — посвятите этому последующие дни, и заточение не покажется вам слишком тягостным.

— Разумеется, оно покажется мне раем земным, — пробурчала Эмер, уже остывая. — Почему сэр Тюдда не пришел сам?

— Годрик отправил его проверять гарнизоны.

— Проверять гарнизоны? — мигом насторожилась Эмер.

— Да, он сказал, что перед тем, как будет собран особый отряд рыцарей для охраны королевского обоза с оружием, начальнику стражи надо лично проверить сторожевые башни и назначить старших. Ведь большая часть рыцарей будет отправлена в столицу…

«Проклятый Годрик! — Эмер чуть не смяла свиток в порыве ненависти. — Использует чужой план, а славу присвоит себе!»

— Кушайте, все очень вкусно, — радушно предложила свекровь, — и благодарите яркое пламя, что отделались столь легко.

Свекровь находилась рядом с наказанной невесткой до самого вечернего колокола, стараясь беседой смягчить тягость заточения. Эмер еле дождалась наступления ночи, чтобы уединиться в спальне и развернуть присланный Тилем свиток при запертых ставнях, опущенных шторах и единственной свече, которую она поставила рядом с собой, погасив остальные.

«Ларгель Азо родился в Тансталле, столице Эстландии, — прочитала она, — и его восприемником от купели был преподобный Отан, а родителями — лорд и леди Азо. Ларгель родился девятым ребенком в семье, и должен был поступить на военную службу, но вместо этого преподобный Отан уговорил родителей отдать ребенка в монастырь, чтобы посвятить его служению небесам. Благочестивые лорд и леди Азо передали сына преподобному Отану, и тот воспитал ребенка, нареченного Ларгелем — „Вестником веры“, по законам яркого пламени, в послушании, смирении и бедности. В пятнадцать лет Ларгель Азо был посвящен в послушники и принял обет целибата, отказавшись от плотских радостей. В восемнадцать лет он был рукоположен в священники и сопровождал преподобного Отана во время выездных королевских судов, до двадцати пяти лет он обучался книжной мудрости в монастыре святого Винса, был рукоположен в пресвитеры, а затем в епископы.

Его дар — распознавать нечистоту в людских душах — проявился в двадцать пять лет. Узнав об этом, преподобный Отан, назначенный тогда на должность Его Святейшества, передал ему во власть приход в Умбрии, где всегда плодилось много ведьм, от которых сильно терпел простой народ.

Благодаря стараниям и дару, епископ Ларгель за два года уничтожил 560 умбрийских ведьм и колдунов, за что получил благословение преподобного Отана и золотой медальон, подаренный ему королем. В медальоне находится частичка мощей святой Меданы, что является покровительницей рода Азо. С тех пор Епископ всегда носит медальон на груди. Однажды, во время путешествия, на караван, вместе с которым следовал епископ, напали разбойники. Один их них, прельщенный золотом, попытался сорвать медальон с шеи епископа, но был умерщвлен на месте небесным пламенем.

Чудеса и небесные знамения всегда сопровождали появление епископа Ларгеля.

Так, когда он прибыл в Лемурийскую церковь, над ней два дня сияла двойная радуга, а четыре колдуна добровольно пришли в церковь и припали к стопам епископа, признаваясь в грехах и моля об очищении души, в чем им не было отказано.

В Вестготской церкви вода превратилась в мёд, и дожди, грозившие погубить урожай, прекратились по молитве епископа.

В Одльбруке знатная дама Готт при виде епископа упала на пол в припадке падучей, и из нее бежали четыре демона, терзавшие ее на протяжении десяти лет.

Дартшире епископ одним лишь взглядом распознал семью упырей, которые держали в страхе жителей деревни три года, нападая на них по ночам и выпивая кровь. Упыри были сожжены, и в тот же день две радуги сияли над Дартширом, и пролился дождь из мёда.

Много раз стойкость и верность епископа Ларгеля проверялись небесами.

Блудницы осаждали его обитель, прикрываясь необходимостью исповедаться. Прелюбодейки из знатных семей искали соблазнить его, но он остался глух и слеп к их чарам, и всех предал суду, свидетельствуя против них, и затем самолично свершив казнь над грешницами.

Жизнь его служит образцом для подражания всех, кто чтит яркое пламя. Да будет милость небес со всеми нами».

Эмер с досадой отбросила свиток. Вот так житие! Милосердный служитель яркого пламени, погубивший половину Эстландии! И ничего интересного или полезного. Пустая болтовня, прикрывающая сомнительные подвиги. Единственное, что заслуживало размышлений — покровительница рода Азо. Святая Медана. Но можно ли быть настолько верным, чтобы лобызать мощи со страстью, достойной юнца?

Ночь она провела отвратительно, мучимая короткими неясными снами, в которых мелькали епископ Ларгель, черные вороны и Годрик на пару с Тилвином, а утром, едва забрезжил рассвет, явилась леди Фледа в сопровождении дочери и прислужниц.

К вечеру второго дня своего плена Эмер готова была вылезти в каминную трубу, чтобы избавиться от общества благородных дам. Она сильно подозревала, что хитрец Годрик специально попросил мачеху находиться все время подле нее, что и было подлинным наказанием.

— Вы уже прочитали житие, что я вам принесла? — прервала ее невеселые думы леди Фледа. Она сматывала клубок, а перед ней сидела Острюд, держа на растопыренных пальцах моток шерсти. — Если прочли, то завтра я принесу вам другое. Когда я была молоденькой, то зачитывалась этими историями.

— Матушка знает Писание наизусть, — похвасталась Острюд.

— Наизусть? — Эмер стряхнула мрачное оцепенение и посмотрела на свекровь другими глазами. — Ох, леди Фледа, это достойно восхищения! А не расскажите нам что-нибудь? — она бросила на пол подушку и уселась возле ног свекрови, льстиво заглядывая ей в лицо.

— Что же вы хотите услышать? — спросила леди Фледа, крайне довольная, что невестка проявляет такую похвальную почтительность и любознательность.

— Что-нибудь о святых прошлого, — невинно попросила Эмер. — У нас в Вудшире свои святые, о многих вы, верно, и не слыхали. А я вот не слыхала про святую Медану… Расскажите, чем она прославилась и каковы были ее подвиги?

— Не знаешь о Медане? — фыркнула Острюд. — В каком же диком крае ты проживала.

— Не дерзи, дочь, — велела леди Фледа, и клубок в ее руках засновал размеренно и торжественно. — Стыдно не знать великих людей веры, Эмер. Тем более, святая Медана была родом из ваших краев.

— Вот как? — воскликнула Эмер, кладя клубок на колени и усаживаясь на подушку поудобнее. — Кем же она была? Монахиней? Или чудотворицей?

— Она была принцессой. Дочерью короля. Тогда в Эстландии было много королей, гораздо больше, чем сохранили летописи и людская память. Там, где сейчас Вудшир, сто лет назад жил король Тавтолх, у него было много детей, а младшую дочь звали Меданой. Она была красива и непорочна, как небесный вестник. И с ранних лет она узнала о вере яркому пламени и решила посвятить свою жизнь служению ему.

— Решила уйти в монастырь? — спросила Эмер. — Сюда, в Дарем?

— Не перебивай матушку! — воскликнула Острюд.

Но леди Фледа сделала ей знак успокоиться и погладила Эмер по голове:

— Нет, невестка. Тогда еще не было монастырей, и Дарем был всего лишь замком-крепостью. Святая Медана не могла уйти в монастырь, но дала обет безбрачия, а отец принуждал выйти замуж, потому что ее руки искали многие знатные рыцари. Тогда святая Медана взяла в спутницы двух служанок и под покровом ночи скрылась из отцовского дома, найдя пристанище у своей тётки, на севере, в местечке, которое сейчас зовётся Медовым.

— Никогда бы так не поступила, — пробормотала Эмер, чтобы не услышали ни свекровь, ни Острюд. — Я бы выбрала самого достойного.

— Вы что-то сказали? — спросила леди Фледа.

— Я говорю: какая невероятная духовная стойкость, — сказала Эмер громко. — Но продолжайте, продолжайте, дорогая свекровь.

— Продолжаю. Святая Медана укрылась у тетки и вела благочестивую жизнь, живя в хижине у скал, проводя дни в посте и молитве. Она питалась тем, что собирала ракушки на скалах. Отец долго искал её, и рыцари, влюбленные в прекрасную принцессу, тоже искали. Но постепенно пыл их был растрачен, и о Медане забыли. И лишь один рыцарь не мог смириться с потерей и продолжал искать принцессу. Он был достойнейшим рыцарем своего времени, язычником, и страстно желал назвать Медану своей женой. Много лет он обыскивал Эстландию, и, наконец, встретил Медану на скалистом берегу, где она собирала ракушки к трапезе. Рыцарь пожелал сделать её своей женой прямо там, на берегу, но святая Медана взбежала на утёс, и утёс вдруг оторвался от суши и поплыл через залив, унося святую от нечестивца. Рыцарь не оставил поиски, и через некоторое время снова настиг принцессу. Чтобы спастись от его страсти, она залезла на дерево и крикнула: «Зачем ты преследуешь меня?» «Меня влечет к тебе» — ответил рыцарь. «Что же влечёт сильнее всего?» — спросила Медана. «Твои глаза, твои дивные очи», — ответил рыцарь. «Так забери их!» — сказала Медана, вырвала себе оба глаза и бросила их к подножью дерева.

Эмер не могла произнести ни слова, пораженная рассказом.

— Яркое пламя! — вымолвила она, когда обрела дар речи. — Поистине, мы, вудширцы, все дикие нравом.

— Это не дикость нрава, а благочестие, — назидательно сказала леди Фледа. — Принцесса Медана умерла, но рыцарь раскаялся в своей преступной страсти, принес ее мощи сюда, в Дарем, и основал здесь часовню, названную в честь Меданы. Позже здесь построили церковь, а потом и собор. И теперь Дарем — это церковь-крепость, где чтут благочестивую Медану. И я вижу добрый знак, что теперь хозяйкой Дарема будете вы, приехавшая с родины нашей почитаемой святой.

— А я вижу, что добрый знак и в том, что епископом у нас теперь Ларгель Азо, — важно сказала Острюд. — Этим явлено благословение небес. Правда, матушка?

— Ты совершенно права. Я тоже вознесла молитву святой Медане, когда узнала, что епископ Ларгель прибудет к нам.

— Кажется, святая Медана — покровительница его рода? — сказала Эмер, с умным видом приставляя указательный палец к носу.

— Верно, — подтвердила леди Фледа. — Тот рыцарь, что преследовал Медану — основатель рода Азо. И каждый десятый сын у них становится священнослужителем, в память о давних событиях.

— Рыцарь, домогавшийся Меданы — предок епископа? — живо переспросила Эмер.

— Не домогавшийся! — ахнула леди Фледа. — Разве можно говорить на святые темы с такой непочтительностью?! Обращенный на путь истинный жертвой Меданы — вот кто его предок.

— Святые темы, как же, — прошептала Эмер, и громко добавила: — Сожалею, что расстроила вас, дорогая матушка. Это я сказала не подумав. А теперь ясно вижу, что благочестие в роду Азо, благодаря милости святой Меданы, не иссякло. Каков предок, таков и потомок, верно?