Приезд королевы Эмер благополучно проспала. Она открыла глаза, только когда дверные засовы заскрипели. Натянув одеяло до подбородка, Эмер смотрела, как в спальню входит Ларгель Азо. Сегодня ради торжественного случая он надел черную бархатную сутану с красной шелковой колораткой. Красный шелк казался кровавой раной поперек горла.

Заметив, что голубое платье по-прежнему лежит на кресле, епископ сказал недовольно:

— Долго же вы спите.

— У кого чиста совесть, тот спит крепко, — сдержанно ответила Эмер.

— Крепко и долго — не одно и то же, — поправил он ее. — Но ближе к делу, леди. Королева объявила начало суда через четверть часа. Извольте поторопиться, если не хотите, чтобы я привел вас к Ее Величеству в исподнем.

— Тогда, может, выйдите? Или желаете присутствовать?

Епископ милостиво соблаговолил выйти.

Эмер вскочила и натянула платье, ничуть не заботясь о том, чтобы расправить складочки и рюшечки. Весь утренний туалет занял у нее не больше пяти минут, она даже не стала причесываться — просто перевязала боковые пряди пониже затылка, чтобы не лезли в лицо, и даже не озаботилась накинуть на голову покрывало.

Когда она появилась из спальни, Ларгель Азо оглядел ее с неудовольством, но язвить по поводу неряшества и небрежности не стал.

В сопровождении епископа и гвардейцев Эмер была препровождена в Большой зал. Совсем недавно здесь принимали королеву, и все украшали цветы и масляные светильники. В этот раз ставни были полуприкрыты и занавеси приспущены, что создавало таинственный полумрак.

На возвышении, где во время пиров накрывали столы для важных гостей, сейчас стоял складной трон из дуба, окантованного резными пластинами из кости. На троне, в окружении вооруженных до зубов гвардейцев, восседала Ее Величество с крайне грозным видом, по правую руку от нее стоял лорд Саби, похожий в сером квезоте на облезлую мышь.

Когда Эмер вошла в зал, лорд Саби как раз что-то нашептывал королеве на ухо, а она пристукивала пальцами по подлокотнику и хмуро поглядывала на Тилвина и Годрика, стоявших перед ней на коленях. Руки Годрика были связаны за спиной, но раны стягивали свежие повязки, и рубашка на нем была чистая, хотя и из грубого плотна, какие носят простолюдины.

— Простите за долгое ожидание, — сказал Ларгель Азо, — но графиня изволила почивать, я только сейчас ее разбудил.

— Мы ждем, а она спит? Поистине, если нет совести, то ее не купишь, — провозгласила королева. — Поставьте ее рядом с этими двумя.

Гвардейцы заставили Эмер опуститься на колени, а лорд Саби сказал:

— К графине можно было бы проявить больше сердечности, Ваше Величество.

— Графиня сделала все, чтобы мы утратили всякую сердечность, — не согласилась с ним королева и нахмурилась еще больше. — Я намерена разобраться, что за игры она ведет, почему с такой легкостью нарушает королевские законы, и нет ли в этом злого умысла. А почему до сих пор нет леди Фламбар и ее дочери, девицы Острюд? Они тоже спят?

— Леди Фледа с дочерью вчера скрылись, — ответил епископ. — Я сам видел, как их увозила повозка, которой правили слуги с кухни. А они, насколько мне известно, решили подчиняться лишь графине Поэль…

— Похищение благородных дам?! — немедленно поняла королева. — Да вы с ума сошли, графиня!

— Не похищение, а спасение! — возразила Эмер. — Ваш дорогой поверенный сэр Тюдда держал их под замком, на цепи.

— На цепи? Что за вздор! — королева обернулась к Тилвину. — Отвечайте! Это так?

— Ваше Величество сами приказали мне позаботиться о леди Фледе и ее дочери, — ответил Тилвин с поклоном. — Я выполнил ваше указание по мере разумения и с усердием.

— Какие гладкие слова, — королева смерила его подозрительным взглядом. — Графиня говорит о цепях…

— Графиня ошибается, — мягко возразил Тилвин.

— Лжец! — презрительно бросила Эмер.

— Помолчите пока, — предупредила ее королева. — Речи про то, что вы держали их под замком — тоже ошибка?

— Нет, Ваше Величество.

— Вы заперли благородных дам?!

— Да, запер, — ответил Тилвин твердо.

— Объяснитесь.

— Признаю, я превысил полномочия, запретив леди Фледе и ее дочери свободно разгуливать по Дарему, и предполагал отправить их в монастырь…

— Какое рвение! — хмуро заметила королева.

— Но сделал это лишь по одной причине. И если Ваше Величество признает причину ничтожной, то я готов понести наказание.

— Не тяните! Что за причина?

— Так получилось, что я глубоко и искренне полюбил графиню Поэль, — сказал Тилвин смиренно. — И зная, что она очень привязана к Дарему, хотел, чтобы она снова стала здесь хозяйкой. Поэтому счел присутствие прежней владелицы замка нежелательным. А с леди Острюд у графини Поэль сразу были натянутые отношения. Эмер было бы неспокойно… То есть графине Поэль, прошу прощения.

Лицо королевы смягчилось, и Эмер поняла, что рассказ предателя возымел действие.

— Все не так, Ваше Величество! — торопливо заговорила она, боясь, что прикажут замолчать. — Сэр Тюдда давно плел интриги против своего брата, моего мужа. Он мечтал получить все, чем владел Годрик, и вы, по незнанию, исполнили его низкую мечту…

— Вы упрекаете меня в незнании? Да как смеете, графиня!

— Незнание — не оскорбление, — не осталась в долгу Эмер, — а вот наказывать невиновных не разобравшись — это преступление. Я утверждаю, что епископ умышленно позволил леди Фледе и Острюд сбежать, чтобы они не могли свидетельствовать против него и сэра Тюдды. Прикажите найти их, они все расскажут!

— Мы искали, Эмер, — произнес Тилвин, глядя на нее ласково и с укоризной, как глядят на не в меру расшалившихся детей. — Искали и не нашли. Потому что они не хотят быть обнаруженными. Я понимаю — просто леди Фледа пытается скрыть позор…

— Какой позор? — немедленно вмешалась королева.

— О, я сказал лишнее, — Тилвин приложил кончики пальцев к губам, показывая, что намерен хранить молчание.

— Велю вам говорить! — топнула ногой королева.

— Право же, не смею…

— Рассказывайте все, что знаете, милорд, — сказал лорд Саби. — мы здесь, чтобы установить истину, а не прятать ее в мешке.

— Слушаюсь, — церемонно поклонился Тилвин. — Мне стало известно, что у леди Острюд была… незаконная связь. С конюхом.

Королева схватилась за сердце, а Эмер возмущенно ахнула. Острюдка была та еще язва и подлючка, но не заслуживала наветов за глаза. Годрик смотрел в пол, стискивая зубы. Но молчал. Молчал, как каменный истукан.

— Его мы наказали и выгнали, — продолжал Тилвин, — но леди Острюд никак не желала образумиться и упорствовала в своем грехе. Думаю, леди Фледа поняла, что с вашим приездом правда может открыться, и поспешила сбежать.

— Яркое пламя! — королева осенила себя священным знаком и принялась обмахиваться платочком. — Поистине, злосчастный год. Благородные девицы сошли с ума!

— Я постарался сохранить все в тайне, — сказал Тилвин. — Простите, если переусердствовал в своем стремлении.

— Молодость заслуживает снисхождения, — вмешался лорд Саби. — Ваше Величество, вы же не будете жестоки, наказывая за любовь?

Щеки королевы порозовели, и даже глаза на миг затуманились.

— Вы правы, советник, — сказала она со вздохом. — Не будем наказывать юных. Они живут по ведению сердца. Милорд Тюдда, мы прощаем вас..

— Ваше Величество так великодушны, — тут же подхватил Тилвин, поднимаясь с колен. — Я тем более снисходителен к леди Острюд, что понимаю ее безумство. Я сам стал безумен от любви к графине.

— Дважды лжец! — сказала Эмер и обернулась к Годрику. — А ты что молчишь? Он оскорбляет твою сестру!

— Она ему не сестра, — напомнил Тилвин.

— Ты прекрасно знаешь, что Годрик — наследник Фламбаров. Ваше Величество! — Эмер воззвала к королеве, и та скривилась, как от лимона. — Сэр Тюдда оболгал не только моего мужа, но и вашу сестру.

— Все бессмысленно, Эмер, — сказал Годрик вполголоса.

— Правда никогда не лишена смысла! — возразила она. — Ваше Величество, договор о продаже ребенка был поддельным. Сэр Тюдда стер написанное епископом Бедой, оставив лишь его подпись, обольстил Острюд и с ее помощью поставил на договоре печать. А тайные слова он мог узнать от епископа Ларгеля, они с ним заодно…

— Графиня! — воскликнул лорд Саби. — Вы бросаетесь нешуточными обвинениями!..

— Как пирожками, — поддакнул епископ, которого, казалось, все происходящее несказанно забавляло. Он стоял поодаль, прислонившись к стене плечом, и когда Ее Величество не могла видеть, усмехался углом рта.

Эмер подумала, что ненавидит эту мрачную усмешку еще больше, чем предателя Тилвина.

— Я говорю правду, — сказала она гордо. — Вы должны знать, Ваше Величество…

— Вы смеете утверждать, что вокруг нас все предатели? Так, графиня Поэль?

— Именно. И даже…

— Остановитесь, — королева вскинула руку. — Ответьте-ка нам, кто не желал выходить за милорда Ишема, вопреки нашему приказу?

— Я, — ответила Эмер, не понимая, к чему королева вспомнила о делах минувших. — И я ни минуты не жалела…

— Кто нарушил законы церкви и целомудрия, уединившись с сэром Годриком под лестницей для поцелуев?

— Я, но все было совсем не…

— Кто устроил смуту на турнире, выйдя прилюдно в мужской одежде?

— И это вы хотите поставить мне в вину? Вы же сами говорили, что вам понравилось…

— А кто сбежал из столицы и жил в грехе с деревенским кузнецом?! — королева не смогла сдержать негодования, и голос ее визгливо сорвался на последнем слове.

Этого Эмер стерпеть не смогла.

— Не в грехе! — крикнула она, почти не владея собой от злости. — Я жила со своим мужем, брак с которым разрешили вы и…

— И вы смеете говорить о предательстве других?! — перебила ее королева. — После того, как сами предавали меня много раз?

— Ваше Величество, — произнес лорд Саби тихо, и королева мигом опомнилась.

— Предавали нас, я хотела сказать.

— Вы обвиняете меня в предательстве? Меня?! — Эмер не верила ушам.

— И вас, и вот этого, — королева указала на Годрика. — Вы — мятежники, умышляющие против короны!

— Мы не мятежники, — сказал Годрик угрюмо.

— Как же это называется иначе? — гневно спросила королева. — Вам велено было покинуть Дарем, а вы заявились сюда снова. Да еще напали на наших слуг, устроили похищение или способствовали побегу — мы еще не разобралась, что произошло с леди Фламбар и ее дочерью…

Годрик молчал, и Эмер решила говорить за них двоих:

— Ваше Величество, — начала она. — В том, что случилось, нет вины моего мужа. Это я настояла приехать в Дарем, чтобы доказать, что письмо вашей сестры, подписанное епископом Бедой — ложь, и что сэр Тюдда и епископ Ларгель…

— Дерзкая ослушница! — закричала королева, теряя терпение. — Сколько еще ты будешь идти против моей воли? Я была слишком снисходительна к тебе! Ты не жена этому отступнику, виллану и предателю! Немедленно отойди от него, я возвращаю тебя матери, пусть устраивает твою судьбу, если сможет.

— Уходи, — сказал Годрик вполголоса.

Но Эмер не двинулась с места.

— Ты слышала? — возвысила голос королева.

— Это мой муж, и я никогда его не оставлю, — глухо сказала Эмер. — Вашему Величеству давно пора понять это. Но вы проявляете упрямство, упорствуя.

— Я — упрямство?! — королева задохнулась от такой наглости. — Лорд Саби!

Тайный лорд выступил на шаг вперед, приготовившись выслушать приказ правительницы Эстландии.

— Немедленно заключите графиню Поэль в Черную башню, — велела королева. — До особого распоряжения. Хлеб и вода. Если умрет — ее смерть на её совести.

— Ваше Величество! — подал голос Тилвин. — Разрешите просьбу?

— Что вам, милорд Тюдда? — осведомилась королева холодно. — После всего, что натворили, хотите просить меня о милостях?

— Всего лишь об одной, — бесстрашно сказал рыцарь. — Все проступки я совершил, потому что любовь к графине Поэль застила мне разум. Но вы простили меня, признав причину веской. Не наказывайте Эмер только потому, что она тоже совершает проступки во имя любви. Отдайте её мне, и я клянусь, что вскоре она станет самой верной подданной Вашего Величества.

— Нет! — Эмер вскочила, но гвардейцы тут же швырнули её обратно на колени. — Нет, Ваше Величество! Только не ему, умоляю!

Впервые в её голосе прозвучал страх, и это заметили все. Даже королева с удивлением посмотрела на дерзкую каланчу, которая не дрогнула перед наемными убийцами, лесными разбойниками и шпионами Саби.

— Что вы намерены сделать с ней, милорд Тюдда? — спросила королева, задумчиво рассматривая Эмер. — Мы — её восприемница от купели, нам не хотелось бы…

— Я хочу взять её в жёны, Ваше Величество, — сказал Тилвин. — И уверяю вас, она ни дня не пожалеет, что я выбрал её.

— Нет!! — завопила Эмер и отбросила двух гвардейцев, попытавшихся её удержать. — Вы не сделаете этого! Я лучше умру, лучше умру!..

Крик её захлебнулся, потому что уже четверо стражников скрутили непокорную, повалил на пол у королевских ног.

— Лучше умрете? — на губах королевы появилась лёгкая улыбка. — прекрасное пожелание. А вы нам и так до смерти надоели. Выбирайте! — голос её зазвенел. — Выбирайте, графиня. Или выходите замуж за милорда Тюдду, и живёте с ним по заветам яркого пламени, или вас сейчас же препроводят во внутренний двор. На плаху. Клянусь ярким пламенем, мы так и поступим.

— Ваше Величество слишком суровы… — начал Годрик, но Тилвин коротко и сильно ударил его по лицу, разбив губы в кровь.

— Изволь молчать, виллан, когда говорит королева, — сказал он и посмотрел на Эмер, склонив голову к плечу. Но девушка молчала.

— Ну же, Эмер, не упрямься, — сказал Тилвин мягко. — Ты ведь знаешь, что нам будет хорошо вдвоем. Охота, оружейное дело — я ничего не стану запрещать. Мы сделаем новый меч, еще лучше, чем прежний. Твои доспехи хранятся у меня, я сберег их для тебя. Теперь Дарем мой, он станет и твоим. И перейдёт нашим детям.

Эмер посмотрела на Годрика. Ему показалось, что она взглядом молит его о помощи.

— Соглашайся, — сказал он, сплёвывая кровь.

Она молчала.

— Соглашайся, дурочка, — пробормотал он.

— Н-нет, — сказала она в третий раз.

— Подумай, — предостерег её Тилвин, у которого задёргалось лицо. — Сейчас всё серьезно, и казнь — это не шутки. Своим непокорством ты заставила Её Величество прибегнуть к крайним мерам. Когда-то я был тебе приятен, но потом мы повздорили. Помиримся снова? Ведь это лучше, чем смерть.

— Впервые я с ним согласен, — глухо сказал Годрик.

Эмер вдруг засмеялась. И её смех странно прозвучал в сером сумраке утра, в комнате, занавешенной бархатными драпировками.

— А я не согласна с вами обоими, — сказала Эмер дерзко. — Ведите меня. Лучше умереть, чем жить в таком мире, где ставят перед выбором, что убить — тело или душу.

Она порывисто обернулась к Годрику, и гвардейцы отпустили её, давая свободу. Не вставая с колен, Эмер подползла к мужу и схватила его обеими руками за уши:

— Я говорила, что не оставлю тебя до самой смерти, а Роренброки всегда держат слово. Понял ты это? Вот здесь, у себя в пустой голове? — она тихонько боднула его лбом в лоб, и вдруг пылко поцеловала, перепачкавшись кровью, и слезы хлынули из глаз, но она смахнула их, пытаясь улыбнуться. — Отрубят голову! Ерунда какая! Не думаешь ли ты, что я испугаюсь какой-то там смерти? — она презрительно выпятила губу.

Тилвина она намеренно не замечала, и он поспешил обратить внимание на себя.

— Это не игра, Эмер! — предостерёг он.

— Это — игра, — сказала она, глядя на Годрика. — Вся эта жизнь — всего лишь нелепая игра. И я должна закончить её по-королевски, даже если наша королева осталась таковой лишь по титулу.

— Решено, — подтвердила Её Величество. — Уведите её.

Гвардейцы схватили Эмер под локти и поволокли к выходу, но она стряхнула их руки, поднялась и пошла сама. Гордо, как будто шествовала не на плаху, а под венец.

На пороге она оглянулась, но посмотрела не на Годрика, не на Тилвина или епископа, а на королеву.

— Когда-то я спасла вам жизнь, Ваше Величество, — сказала она. — Недурно вы отплатили мне за спасение. Я этого не забуду.

— Ещё есть время покаяться и передумать, — крикнула королева ей вслед.

Оно ответа не последовало.

Дверь затворилась со зловещим скрипом, и в Большом зале Дарема стало тихо.

— Позволено мне будет высказаться? — спросил лорд Саби.

— Ах, говорите, — королева взмахнула платком и сошла с возвышения, на котором стоял складной трон.

— Не слишком ли жестоко вы поступаете с этой милой девушкой? Достало бы заключения на месяц, лишения титула и изгнания.

— Что сказано — не воротишь, — ответила королева беззаботно, подходя к окну и приподнимая занавесы. — Я ведь поклялась ярким пламенем, а такие клятвы нарушать нельзя. Уж вам-то это известно.

Выглянув во двор, она поманила пальцем Годрика и Тилвина:

— Приблизьтесь. Она была вам дорога, мы понимаем. Мы разрешаем посмотреть на неё в последние минуты.

Тилвин подошел к окну твердым шагом. Годрика подтащили гвардейцы и заставили смотреть, схватив за волосы.

Во дворе возле стесанного иссеченного камня уже стоял палач, и крестовина меча, ожидавшего своего часа, блестела на солнце. Высокая стройная женщина в голубом платье, с кудрями рыжими и яркими, как начищенная медь, подошла к страшному камню, не выказывая страха. Она обернулась к сопровождавшим её гвардейцам и что-то сказала, после чего взошла по ступеням и стала рядом с палачом — такая же высокая, как и он.

Палач положил ей на плечо руку, принуждая опуститься на колени, и женщина подчинилась. Она сама легла головой на плаху, и палач отбросил с шеи приговоренной длинные волосы. Они упали до самой земли, как шелковый золотисто-рыжий плащ. Примерившись мечом, палач сделал замах. Сверкающий клинок полетел вниз, и ничто и никто уже не смогли его остановить.

Королева по очереди посмотрела на мужчин, наблюдавших казнь. Лица обоих ничего не выражали, и глаз никто не отвёл.

— Мне искренне жаль, — сказала Её Величество. — Всегда печально, когда молодые уходят так рано.

— Вот и всё, — сказал Тилвин, и осенил себя знаком яркого пламени.

Годрик, бледный, как призрак, промолчал. Повторить жест кузена он не мог, потому что руки были связаны.

— Все свободны, — сказала королева, возвращаясь к трону. — Отпустите виллана, пусть идёт, куда заблагорассудится.

— Правильно ли я понял, Ваше Величество… — начал Тилвин.

Но королева оборвала его:

— Кто-то давал вам право говорить, милорд Тюдда? Виллан теперь нам не опасен, а казнь жены будет для него худшим наказанием. Мы милосердны и считаем, что с него достаточно. Вы хотите возразить? Имейте в виду, сегодня мы не в лучшем настроении.

Тилвин отрицательно покачал головой

Годрика развязали, и он потер запястья, на которых остались красные полосы.

— Я не забуду этого, Ваше Величество, — сказал он, обернувшись на пороге, совсем, как Эмер.

Королева ответила ему холодным взглядом и сказала:

— Я тоже.