Директор показывался редко. Лишь иногда, да и то мельком, Янне видел его в коридоре или в дверях учительской. Он еще ни разу не заходил в класс. Но в понедельник, в начале второго урока, он открыл дверь классной комнаты и просунул голову. Мгновение он улыбался и блестел очками, потом скрылся в коридоре, а затем за руку ввел Пертти в класс.

— Пэ́ртти Лэ́мпинен, — проговорил он и указал на Пертти.

Лилли пошла к Пертти с протянутой рукой, но Пертти спрятал руку за спину и стал у стены под изображением собаки. Лилли засмеялась так, как будто Пертти выкинул забавную штуку, но в то же время вопросительно посмотрела на директора. Тот зашептал ей что — то на ухо. Лилли слушала и не переставая поглядывала на Пертти. Когда директор кончил, она сказала ему:

— Да, да.

Директор, еще раз улыбнувшись Пертти и всему классу, ушел. Лилли с минуту сидела за столом, подперев щеку рукой. Потом велела Берит пересесть на свободную парту в ряду у окон. Но Берит не хотела туда, она хотела быть ближе к Томасу на своем месте у стены. Некоторое время они — Лилли и Берит — препирались. Наконец Берит подчинилась, пересела на пустую парту и тотчас же удостоверилась, досягает ли ее улыбка Томаса с нового места.

Пертти Лилли посадила на бывшее место Берит, рядом с Янне, и сказала:

— Сегодня к нам прибыл новый друг из Финляндии.

При этом она посмотрела на каждого, как смотрят, когда накладывают запрет.

Янне огляделся вокруг. Юнгве — он сидел слева от Янне — пытался щелкать большим и указательным пальцами. Томас расчесывал свои волосы. Юлле шептался с Леной, а Стина засунула в нос свой мизинец. Казалось, никому нет дела до Пертти.

Пока нет.

Янне взглянул на Пертти. Его голова была опущена, но сердитый взгляд был устремлен вперед и в сторону. Янне подмигнул ему и прошептал:

— Эй, ты…

Пертти скривил рот, дернулся и принял новую позу: лег грудью на парту и бессильно свесил руки по бокам.

Лилли принесла с собой чучела птиц. Одну из них, с кривым клювом, Янне как будто знал, это был кроншнеп; другая, черно — желтая, была, наверное, иволга, остальных птиц он не знал. Не знал даже, как называется маленькая синегрудая, хотя в Финляндии такая часто залетала на крышу дома или на рябину во дворе.

Если это та самая птица…

Янне внимательно смотрел на птицу и думал о том, что и та птица тоже, наверное, переселилась, так как в их доме в Финляндии не осталось больше никого, кто бы давал ей зерна. И ей пришлось худо, гораздо хуже, чем людям: из людей все — таки не делают чучел, их показывают шведам живыми.

— Летают… осенью… — объясняла Лилли.

Свен хрустел и чмокал за спиной Янне, Янне слышал запах шоколада. Стефан что — то не то тер, не то выворачивал, его плечи ходили из стороны в сторону. Эскил скреб у себя в затылке под чуть вьющимися, спадающими на воротник волосами. Пертти положил руки вверх ладонями и рассматривал их.

Возможно, он гадал сам себе по линиям руки.

Янне тоже посмотрел на свою ладонь. Как раз посередине, там, где линии пересекаются, у него была темная полоска; она появилась утром, когда он смазывал цепь и подшипники велосипеда. Он вытер ладонь о брюки и стал смотреть в глаза кроншнепу. В них отражался свет лампы.

— Летают над лесами и полями, — рассказывала Лилли, — ранней весной… свала…

Свала…

Это слово Янне где — то слышал. «Свала, свала», — повторял он про себя. Он приставил ладонь ребром ко лбу и попытался вспомнить, о чем говорили во дворе Бенгт и Ниссе. Они никогда ничего не говорили о свалах — в этом он был уверен. Но, быть может, он слышал это слово в ларьке? Или на спортивной площадке? Или когда — нибудь от отца?

Нет, он никак не мог напасть на его след.

Если б можно было у кого — нибудь спросить. Взгляд Янне остановился на Пертти. Он был совсем рядом, и он знал оба языка. Так сказала Улла.

— Послушай, Пертти, послушай, — прошептал Янне.

Пертти чуть наклонился в сторону Янне.

— Как будет «свала» по — фински?

Глаза Пертти встретились со взглядом Янне, но тут же вильнули в сторону. Пертти покачал головой с боку на бок.

Быть может, он не решается сказать из — за Лилли? Но она стояла в стороне, держа кроншнепа в поднятой руке. Пальцем другой руки она показывала на его клюв, крылья и хвост.

— Лилли не слышит, — прошептал Янне, — Ну скажи…

Пертти чуть побольше оттопырил верхнюю губу — губу злюки — и принялся опять разглядывать свою ладонь.

— Ну и не надо, — сказал Янне и стал смотреть совсем в другую сторону, на Юнгве.

Тот играл на своем ухе, как на гитарной струне. Янне пощупал собственное ухо. Внизу оно было мягкое, вверху твердое. Если отвести пальцем вперед твердую часть, она сама отскочит назад. Этой твердой частью ушной раковины и играл Юнгве.

Лилли взяла со стола пестро — коричневую, очень маленькую птицу и подняла ее.

— Лена, — сказала она.

— Лэркан, — ответила Лена.

Лилли кивнула и стала показывать ноги птицы. Один палец на ноге был сзади, и на нем был длинный крючковатый коготь.

Янне достал из парты бумагу и начал рисовать кроншнепа. У него получился не кроншнеп, а, скорее, шмель. Но он все равно был доволен, что сумел нарисовать хотя бы шмеля.

В эту минуту послышался птичий щебет.

Янне почему — то взглянул сначала на Берит и уж потом только на Лилли. Перед Лилли стоял магнитофон, щебет доносился оттуда.

— А теперь талтраст, — сказала Лилли и показала на большую птицу с пятнами на груди.

Тогда только Янне узнал в птице певчего дрозда. Певчий дрозд по — шведски талтраст. «Талтраст, талтраст, талтраст…» — повторял он. Вот и опять он выучил новое слово.

Лилли нажала кнопки магнитофона. Сначала раздался такой звук, как будто кто — то ехал на санях по гравийной дороге, затем магнитофон загудел, как фабричный гудок. Лилли призвала на помощь Эскила. У него в руках магнитофон замяукал, как кошка.

Лилли прогнала Эскила на место и поставила магнитофон обратно в угол.

— Испорчен… починят… — сказала она.

За дверью, в коридоре, послышался топот и крики, кто — то пел пронзительным голосом. Дверь вдруг рванули настежь. В дверях стоял маленький круглолицый мальчик. С минуту он, вытаращив глаза, смотрел на Лилли.

— Ааааа! — крикнул он затем и захлопнул дверь.

Лилли покраснела. Она долго сидела за столом, не говоря ни слова. Когда краска сошла с ее лица, она взяла в руки синегрудую птицу.

— Пэртти, — сказала она.

Но Пертти не слышал, казалось, он спал.

— Пэртти Лэмпинен, — чуть погромче сказала Лилли.

Янне дернул Пертти за рукав. Тот взглянул на него. Янне показал пальцем на Лилли.

— Ты знаешь эту птицу? — спросила Лилли, поворачивая птицу.

Пертти некоторое время смотрел на птицу, потом снова поник головой.

— Ну, скажи же.

— Крокан! — крикнул Пертти с мукой в глазах.

По классу прошел шум, словно в лесу зашелестели на ветру деревья. И в ту же минуту ветер перешел в бурю: уже нельзя было различить отдельных голосов, они слились во всепобеждающий гул.

Шелест Лилли полностью потонул в нем.

Янне огляделся. Везде хохотали, палец Томаса был наведен на Пертти, Стина и Ганс тоже указывали на него.

Это было что — то новое.

Ни один палец не указывал на него, Янне, ничей взгляд не был злорадно устремлен на него. Юнгве тянулся посмотреть на Пертти мимо него. И Гун — Лис, и Свен, и Юлле… Все они хохотали над Пертти. Даже глаза — пуговки Лены были обращены на него.

— Карр, карр, — прокаркал Эскил.

Но и это карканье было адресовано не ему, а Пертти. Он остался в стороне, он был почти как все другие, что смеялись.

И Янне засмеялся, сперва как бы на пробу, совсем тихо. А потом разразился таким смехом, что Стина обернулась и посмотрела на него. Он подмигнул ей и показал на Пертти.

— Кра, кра, — подхватил и он.

И снова засмеялся. Все его тело тряслось, кровь бросилась в голову, на глазах выступили слезы, а он все смеялся и смеялся.

До тех пор, пока…

Пока перед ним не встала Лилли. Она ничего не говорила и лишь глядела. Но ее взгляд был хуже всяких слов. В глазах Лилли не было ни злости, ни упрека; они были просто печальные, разочарованные.

Смех застрял у Янне в горле. Он вдруг перешел чуть ли не во всхлипыванье. Янне вспомнилось, что говорила о финском друге Лилли в начале урока.

А он, Янне, финн, готов был предать его.

Ну, а сам Пертти?

Нет, Янне не смел взглянуть на него. Янне спрятал свое пылающее лицо в ладонях. Там, в темноте, он решил как — нибудь — как угодно! — вознаградить Пертти за все.

Но ему все — таки было так стыдно.