Лемпинены заколачивали гвозди. Сначала слышалось осторожное постукивание, затем молоток начинал грохотать так, что тряслась стена. Наверное, они заколачивали гвозди для того ковра, который Янне видел в грузовике. В ковре было много длинных светлых прядей, совсем как у какого — нибудь животного. Гвозди заколачивала, наверное, Улла…

Грохот прекратился. По полу прошлепали быстрые шаги. Откуда — то издалека раздалось звяканье: так звякает крышка, когда ее опускают на кастрюлю. Затем туфли простучали вновь, на этот раз два или три раза.

— Послушай, ты не знаешь… — Улла спросила что — то по — шведски.

Янне подумалось, что он мог бы свободно переговариваться с Уллой через стену, настолько явственно слышался ее голос. И так же хорошо должна была слышать его голос Улла. Янне стало немножко стыдно, когда он вспомнил свой утренний спор с матерью. Лемпинены наверняка слышали его.

— Неси их сюда! — скомандовала Улла.

За стеной зашуршала бумага. Что — то грохнуло. Затем поволокли. Янне приложил ухо к стене. Но тут за стеной снова грохнуло. Янне отодвинулся от стены. Ему казалось, будто Улла поймала его на дурном поступке. Он решил выйти из дома: непорядочно шпионить за людьми.

Но когда Янне стал надевать в передней куртку, у Лемпиненов раздались крики. Он поспешно вернулся обратно в комнату.

— Ты опять валяешь дурака! — кричала Улла. — Или ты и вправду такой глупый? И гляди в глаза, когда с тобой разговаривают.

Теперь Улла говорила по — фински вперемешку со шведским и, говоря, шлепала по чему — то.

— Ней, ней, ней… — кричал Пертти.

Пертти кричал всегда громко, голос у него был высокий и пронзительный, такой голос был хорошо слышен во дворе и на спортивной площадке. Янне ждал затаив дыхание, не крикнет ли Пертти еще что — нибудь, но опять пронзительно закричала Улла:

— Принеси гвоздики! Ты что, не понимаешь: гвоздики…

— Мен, мен…

Что — то стукнуло в стену. Но это не был стук молотка, нет — у Лемпиненов бросались вещами. Потом опять шлепки. По комнате бегали взад и вперед, упал не то стул, не то табуретка.

— Я тебе покажу, как валять дурака…

— Ней, ней…

Голоса удалились. Послышалось хлопанье дверьми, в общей прихожей что — то стукнуло.

Янне бросился к окну. На соседнем дворе мелькнула коричневая шерстяная рубашка Пертти. Янне выскочил в прихожую. У наружной двери стояла Улла с молотком в руке.

— Пертти, Пертти — и–и! — кричала она.

Янне остановился за спиной Уллы и кашлянул. А Улла все кричала и молотила молотком по воздуху.

— Небо заволакивается тучами… — сказал Янне, глядя на небо.

— Что?

— Он побежал к танцевальной площадке. Я видел, я сидел у окна.

Улла пробежала несколько шагов, остановилась и оглядела себя. На ней были старые спортивные брюки и серая мужская шерстяная рубашка. На щеках были длинные черные полосы, какие бывают от накрашенных ресниц, если женщина плакала. И пальцы Уллы тоже были черные, но эта чернота была от гвоздей.

— Я такая никуда не могу пойти, — сказала Улла. — Ты не сходишь?

— Поискать Пертти?

— Да. Чтобы с ним ничего не случилось, с ним всегда что — нибудь случается.

— Он не разговаривает со мной.

— Скажи ему… — Улла слегка всхлипнула, — скажи ему, что я больше не сержусь.

Янне побежал прямо через все дворы к танцевальной площадке. Там он сел на перила эстрады и задумался. Если бы он сам бежал от кого — нибудь, он бы недолго думая направился вверх, к скалам; оттуда хорошо видно преследователей, и там можно укрыться за грудами камней. Но Пертти еще так недолго живет в Хасселбакене, что не может знать всех укромных мест. Он может забежать хоть в… Янне оценивающим взглядом посмотрел на темный ельник, пригорки и пожелтевший высохший тростник у берега и решил проверить узкую песчаную дорогу.

Дорога шла мимо танцевальной площадки и через невысокий перешеек тянулась до берега с купальней. Если Пертти побежал туда, он должен возвратиться обратно тем же путем. Тогда ему, Янне, ничего не остается как ждать.

Он сидел на месте пять или десять минут. Затем бездеятельность стала угнетать его. Он пошел по дороге обратно к дому. Время от времени он останавливался и кидал камни в заросли репейника и увядшей травы. Не то чтобы он надеялся найти Пертти, швыряя камни, нет, он делал это так просто, для своего удовольствия. Пертти он почти уже выбросил из головы.

И тут он вспомнил о купальной кабине.

Надо все — таки посмотреть там, так, для очистки совести.

Янне пробежал мимо хозяйственной постройки и стал спускаться по откосу, отыскивая отпечатавшиеся в грязи следы. Во всяком случае, тут проходил старый Блумберг в своих сапогах с квадратными подошвами. Янне попробовал ступать в его следы. Блумберг шел как — то странно, ставя левую ногу почти поперек в сторону, а правую слегка подволакивая. Янне ковылял некоторое время, как Блумберг. Затем след правой ноги спутался с другими следами, поменьше.

Янне наклонился, чтобы получше рассмотреть следы.

Человек в маленьких башмаках делал гораздо более длинные шаги, чем Блумберг, он бежал. И Блумберг вернулся обратно прямо по краю тропы; при этом он время от времени отдыхал, ставя стопы параллельно. Но тот, другой, бежавший, не вернулся вовсе. Во всяком случае, его обратных шагов нигде не было видно. Не Пертти ли это…

Янне прыгнул через канаву в кусты смородины и стал красться, но тут же выпрямился и вышел обратно на тропу: у него не было причины красться и таиться.

Внизу косогора в конце тропы была купальная кабина. Дверь ее со стороны берега была закрыта на засов. Но в кабину можно было попасть также со стороны озера, там была другая дверь.

Янне по узкой доске влез на сходни.

Кабина безмолвствовала.

Однако крючок двери со стороны озера был открыт. Обычно дверь держали закрытой, чтобы дующий с озера ветер не раскачивал ее. Дверь можно было запереть и изнутри, там был такой же крючок. Янне осторожно потянул на себя дверь. Она не поддалась. Он дернул сильнее. Безуспешно.

В кабине кто — то был.

И этот кто — то сидел в ловушке; другая дверь была закрыта с наружной стороны на засов. Янне попробовал заглянуть в кабину сквозь щели двери, но они были слишком узки. Тут ему вспомнилось, что совсем близко от двери была дыра от сучка. Бенгт и Ниссе летом заглядывали в нее и хихикали.

Янне присел и посмотрел в дыру. Откуда — то сверху в кабину вливался скудный свет, и он мог различить стену и скамейку у стены. Внезапно на стене мелькнуло что — то похожее на тень, затем перед дыркой стало совсем темно.

Янне отступил назад и тут увидел глаз. Глаз смотрел в ту же самую дырку, сквозь которую он только что заглядывал в кабину. И глаз этот был синевато — серый.

Янне подскочил к двери и приложил ухо. В кабине слышался шорох одежды и сопение.

— Привет! — крикнул Янне.

Собственный голос удивил его. Он не хотел издавать такое рычание, он хотел только поздороваться.

— Привет, Пертти, — снова сказал он, на этот раз тихим, почти ласковым голосом, и снова прислушался.

Но в ответ он услышал только плеск набегающих с озера волн.

— Я ведь знаю, что ты там.

Он повернулся спиною к двери. Ему почему — то казалось, что он совершил ошибку, неверно начал разговор. Но именно так он всегда разговаривал в Финляндии с Масой, Яской и Ри́пой Кя́ярю. И с ними это сходило.

Янне сделал новую попытку. Он почти вплотную приблизил рот к щели в двери и сказал мурлыкающим голосом:

— Давай поговорим, ну?

Пертти в кабине шумно потянул носом воздух. Он молчал и только сопел. Янне посмотрел на дверь и подумал, что с таким же успехом может разговаривать с дверью, как и с самим Пертти — положительно с таким же успехом. Но он все же продолжал:

— Мы могли бы делать все вместе…

Со стороны завода донесся металлический звон, в кабине было тихо.

— Я знаю одну барсучью нору. Мы могли бы вместе пойти посмотреть ее. Если в норе поковырять палкой, барсук ворчит и вырывает палку…

Молчание.

В Янне поднялась злость. Ему лишь с трудом удавалось сдерживать ее. Но долго ему не выдержать.

— А еще я знаю большую мусорную кучу. Там валяется старый мопед, моторы и…

Вдруг со стороны берега донесся стук. Янне побежал посмотреть. Дверь тряслась и стучала. Но запор выдержал, через эту дверь нельзя было убежать. Потом стук прекратился.

Янне вернулся на сходни.

Однако теперь чаша его терпения переполнилась. Пертти все же задается, он совсем такой, как шведы. Янне пнул ногой дверь и прокричал:

— Я с таким и разговаривать не хочу!..

Из кабины послышался стук.

Янне присел и заглянул в дырку. Оттуда опять смотрел глаз. Он закрыл дырку ладонью. Когда он мгновение спустя глянул вновь, глаза уже не было, зато он увидел, как около скамьи крадутся коричневые ботинки.

Вдруг что — то кольнуло Янне в глаз.

Он, вскрикнув, отпрянул от двери. Глаз щипало, навернулись слезы. За этой завесой слез померк даже четырехугольник двери. Но Янне все же с силой ударил по доскам кабины и крикнул:

— Ты задавака, ты шут, ты…

Он кричал и многое другое, он бросал в глаза Пертти все знакомые ему язвительные слова, но он не успел. Дверь раскрылась и толкнула его в грудь. Он пошатнулся, ловя руками воздух. Хотел ухватиться за что — нибудь, за что угодно, уцепиться и стиснуть руками. Он успел увидеть кружащийся купол неба и облака, от одного его края до другого. Потом он с всплеском упал спиной в воду, и леденящий холод поглотил его.

Свет удалялся от него все дальше и дальше. На короткое мгновение весь мир стал черным, как ночь. И что — то в этой черноте опутало склизкими нитками его руки и ноги, коснулось лица. И он все тонул, тонул… Когда рука коснулась наконец скользких камней на дне, он, оттолкнувшись, перевернулся и стал перебирать напряженными ногами. Мышцы ног уже схватило холодом, в них не было силы. Но он все же сделал усилие и скользнул вверх, туда, где были небо и облака.

И тут свет стал опять приближаться. Янне молотил в воде руками. Он заставил свои окоченевшие ноги быстро работать и, сжав губы замком, закрыл доступ в задыхающиеся без воздуха легкие.

В то же мгновение он вынырнул на поверхность.

Сходни были в двух или трех метрах прямо перед ним. Янне делал порывистые плавательные движения, барахтался в воде одновременно стилем баттерфляй, брасс и по — собачьи. Пена и брызги так и летели вокруг. Они ослепляли, лишь с трудом он различал берег и кабину. Туда, туда ему надо стремиться…

Внезапно перед ним оказался Пертти.

Он присел на краю сходней, и его рука протянулась к Янне. Тот оттолкнулся еще раз или два ногами и вцепился в руку. Но рука не выдерживала, она все приближалась, казалось, она все растягивается и растягивается…

И вот уже они оба барахтаются в озере.

Янне некоторое время — считанные секунды — отфыркивался. Когда он оглянулся, голова Пертти окунулась в воду совсем близко. Янне сделал еще усилие, выжал из мышц последние остатки сил и попытался поплыть к Пертти, протянуть ему руку, спасти… Но он не продвигался ни вперед, ни назад, его тащило только вниз; черная глотка озера вновь засасывала его. Свет опять застлала серая пелена, и пелена эта темнела, меркла, кружилась, начала совершенно исчезать…

И тут Янне почувствовал, как вокруг его шеи обвилась рука.

И рука эта была сильнее воды; она вновь вынесла его на поверхность, к свету. Она несла, тащила и подталкивала, она направляла его к ступенькам сходней. И даже там она поддерживала его, так что он смог вползти по этим трем или четырем ступенькам, после которых под ногами оказались прочные доски.

Янне сидел, сложив руки на коленях, разбрасывая вокруг брызги и тяжело дыша; казалось, его легкие никогда полностью не насытятся воздухом. Наконец он смог распрямить спину. Пертти, спаситель, стоял рядом. Они некоторое время смотрели друг на друга. Затем холод заслонил все, тело пронизывала дрожь, и стучали зубы. Надо было двигаться.

Они поднимались по склону друг за другом, Янне немного впереди; от стекающей с одежды воды за ними оставался извилистый след.

Они шли молча.

В общей прихожей они остановились каждый перед своей дверью и постояли. Пертти трогал трясущимися пальцами ручку двери. Когда Янне подал ему на прощанье руку, он раскрыл рот и посиневшими от холода губами сказал:

— Ну, пока!

Наконец — то Пертти заговорил с ним.