Просыпаюсь и жадно хватаю ртом воздух. Мы с Ларсом так и не выпустили друг друга из рук, лежим обнявшись, как и несколько часов назад.
Ларс открывает глаза:
– Что случилось?
Меня трясет; делаю глубокий вдох, чтобы унять дрожь.
– Выходит, все наоборот…
Протираю глаза и оглядываюсь по сторонам.
– Настоящий мир – здесь. Так ведь, Ларс?
– Здесь, Катарина. – Он прижимает меня к себе и шепчет на ухо: – Самый что ни на есть настоящий.
Заглядываю ему в глаза:
– Но как же так?! Там все было таким реальным, а оказалось… выдумкой.
Он отодвигается и задумчиво наклоняет голову:
– Не знаю, родная.
Вспоминаю все те мгновения, когда я сбегала в мир Китти. Я думала, что просто засыпаю. Думала, нужно лечь спать здесь, чтобы снова проснуться дома и очутиться в своей настоящей жизни.
Но на самом деле я не спала – если не считать последнего визита в другой мир, который с самого начала походил на сон. Теперь-то я понимаю. Не спала, а просто замыкалась в собственной голове и строила воздушные замки, которые помогали приглушить боль. Тело было здесь, а мысли далеко. Наверное, близким казалось, что по дому ходит бездушная кукла.
В горле встает ком.
– Прости меня, – говорю Ларсу, – пожалуйста, прости!
Он снова меня обнимает:
– Тише, все хорошо. Я понимаю. Все хорошо.
На глаза наворачиваются слезы.
– Я не знаю, как с этим справиться. Не знаю, как быть той Катариной, которую ты любишь. Как можно по-настоящему жить в этом мире, никуда не сбегая.
Крепко зажмуриваюсь, и перед внутренним взором встает образ Китти – ненастоящая я, придуманная маска.
– Ты справишься. Справишься и останешься здесь.
Ларс проводит ладонью по моим волосам, и я открываю глаза.
– Я хочу, чтобы ты была с нами, Катарина. Мы все, все до единого, хотим видеть тебя рядом. Нам без тебя никак.
Смотрю в его удивительные глаза. Я нужна им. Я им нужна.
– Хорошо. Я попробую.
Ларс улыбается и целует меня. Когда мы наконец отрываемся друг от друга, я поворачиваюсь к окну.
– Смотри-ка! Сколько снега на лужайке!
На ослепительно-голубом небе нет ни облачка, яркий солнечный свет искрится на свежевыпавшем снеге.
Ларс поднимается и подходит к окну.
– Красота. Но Митч с Мисси расстроятся. Снега не так уж много, уроки не отменят.
Я и сама слегка расстраиваюсь. Было бы здорово провести денек дома вместе с тремя малышами.
Разворачиваюсь, чтобы встать с кровати, и замечаю на тумбочке книгу в переплете. Смотрю на название.
– Ларс, я сейчас читаю эту книгу, да?
Он подходит, бросает взгляд на обложку.
– Ага. Ты говорила, что она тебе снится.
С улыбкой провожу по книге кончиками пальцев: на зловещем темном фоне подобно языкам пламени извиваются причудливые буквы, складываясь в название: «Надвигается беда», Рей Брэдбери.
– И вправду. Снится.
Перед уходом в школу Митч с Мисси слегка капризничают. Митч расстроен, что уроки не отменили: он-то надеялся целый день сидеть в игровой комнате и собирать железную дорогу.
– А теперь ничего не выйдет!
Щеки раскраснелись, звонкий голосок срывается от переживаний, Митч сам на себя не похож.
– Ничегошеньки не получится!
Как ни странно, успокаивать его принимается Майкл:
– Ладно уж, Митч. Выходные всего через два дня. Вот тогда и построишь железную дорогу. – Он говорит тихо и не смотрит на брата, только придвигается к нему поближе. – А я тебе помогу.
Мисси, в свою очередь, категорически отказывается надевать зимние сапожки:
– Они страшные!
При виде красных сапожек на меху она морщит носик.
– Мама, они ведь просто ужасные! Мне нужны новые.
– Мы купили их всего пару месяцев назад, – решительно отметаю я все возражения. – С сапогами все в порядке. Теплые, не жмут и не промокают. Надевай-ка.
С огромной неохотой Мисси натягивает сапожки, не сводя с меня возмущенного взгляда. В ответ я только пожимаю плечами.
Ларс, Митч и Мисси выходят из дома в восемь. Когда Митч с Мисси пошли в начальную школу – она находится всего в нескольких кварталах от нашего дома, – я стала отводить их на занятия сама и брала с собой Майкла. А по вечерам мы вместе встречали их после уроков. В детском саду Майкл закатывал истерики, если его разлучали с братом и сестрой, но с тех пор прошло много времени, он подрос и перестал так сильно переживать из-за ежедневных расставаний. Правда, в такие снежные дни Ларс все равно подвозит Митча и Мисси до порога школы. Неожиданно для самой себя я вспоминаю разные житейские мелочи, хотя мне никто о них не рассказывал.
Провожаю мужа и детей, возвращаюсь в гостиную. Замираю перед кухней, придерживая дверь плечом, чтобы оглядеться. На диване ссутулившись сидит Майкл и задумчиво смотрит себе под ноги.
– Майкл.
Он не поднимает глаз.
– Майкл. – Я подхожу к нему. – Пора садиться за уроки.
Кажется, мне удается привлечь внимание. Майкл по-прежнему смотрит вниз, но все-таки отвечает:
– У нас уже три месяца не было уроков, мам.
– Ну да.
Прохожу в столовую, приближаюсь к маленькой парте у самой стены. Пыль вытерта, хотя здесь уже давно никто не сидел, – Альма тщательно следит за порядком в доме. Заглядываю под крышку парты, достаю открытую тетрадь. Через страницу тянется ряд покосившихся букв «А», старательно выведенных карандашом. У правого края буквы выглядят совсем уж неуверенно, а от последней «А» осталась только одна наклонная черточка.
Разглядываю тетрадь. Вспоминаю про Грега Хансена и самодельные книжки, которые я для него писала. Мои кривоватые рисунки и карточки со словами, перевязанные шнурком.
– Майкл!
Я кладу тетрадь на парту и возвращаюсь к сыну.
– Помнишь, я просила тебя выучить букву «А»? Можешь назвать какое-нибудь слово, которое начинается с этой буквы?
– Арбуз, – мрачно отвечает он.
– Правильно. Но давай найдем словечко поинтереснее. Например… подожди-ка, я сейчас.
Поднимаюсь на второй этаж. Я точно знаю, что мне нужно и где лежит эта вещь. Захожу в комнату Мисси и беру с полки «Иллюстрированный словарь для маленьких читателей». Торопливо сбегаю по лестнице, на ходу открывая раздел с буквой «А».
– Ну, например.
Я кладу книгу на диван между нами.
– «Аэроплан». Это значит самолет. Вот такой вот…
Снова подбегаю к парте, подхватываю тетрадку и карандаш и возвращаюсь на место. Склоняюсь к Майклу и рисую самолет, летящий над крышами домов. Рядом с рисунком добавляю подпись заглавными буквами: «АЭРОПЛАН».
– Видишь, летит над городом? Это аэроплан.
Жду, затаив дыхание. Майкл внимательно разглядывает мой рисунок.
– Аэроплан… – тихо повторяет он.
– Верно! У каждого слова есть свое собственное значение. Если ты запомнишь его, сможешь вообразить и сложить в голове все нужные буквы, тогда ты начнешь узнавать это слово в книжках и научишься его читать. Давай попробуем еще что-нибудь.
Я переворачиваю страницы.
– Вот это слово ты тоже, наверное, знаешь. «Арифметика». Это значит складывать цифры вместе, считать, что получится.
Я рисую в тетрадке пример: «1 + 1 = 2» – и добавляю подпись.
– Арифметика, – повторяет Майкл, – это арифметика.
– Ага, правильно.
– А что это за книжка? Можно мне посмотреть?
– Конечно.
Я придвигаю к нему словарь.
– Это слово я тоже знаю!
Майкл показывает на «автомобиль», рядом с которым нарисована иллюстрация.
– Это автомобиль, да? Как у вас с папой.
– Точно! Отлично, Майкл, ты все понял!
Вне себя от радости подхватываю Майкла и прижимаю к себе что есть силы.
Он тут же начинает вопить и вырываться:
– Больно! Тесно!
С громкими криками Майкл прячется в своей комнате.
Ну вот. Молодец, Катарина. Только все начало получаться…
Но я не могу сдержать улыбку. Он понял! Он узнал что-то новое, и это я его научила. Вздыхаю и откидываюсь на спинку дивана, нежно прижимая словарь к груди. Мое счастье нельзя передать словами.
Спустя некоторое время я поднимаюсь в детскую и убеждаю Майкла снова спуститься вниз. Веду его к парте.
– Мам, я не хочу больше читать, – сообщает он. – Я устал.
– Ладно.
Нет смысла давить на него. Постепенно, шаг за шагом. Если я хочу, чтобы Майкл действительно научился читать, нам нельзя торопиться.
– Давай позанимаемся математикой. Умеешь считать?
– Мам, ну что за странный вопрос!
Он садится за парту и принимается считать вслух. Добирается до сотни всего за три минуты. Потом я говорю, что этого достаточно.
– А как насчет сложения? Знаешь, сколько будет два плюс два?
– Мам! – Он картинно закатывает глаза. – Я знаю, сколько будет, если двести два умножить на два!
– Правда? – спрашиваю с улыбкой. – И сколько же?
Майкл вздыхает от скуки:
– Четыреста четыре.
– Ну хорошо.
Я отворачиваюсь от парты.
– Тогда давай посчитаем деньги.
– Настоящие? – вскидывается он.
В его голосе звучит неподдельное оживление, и я снова улыбаюсь. Он так редко проявляет к чему-нибудь интерес!
– Конечно. Настоящие деньги. Пойдем.
Мы грабим копилку, спрятанную на подоконнике в кухне. Садимся за стол и пересчитываем все до последней монетки. Майкл поразительно сосредоточен, без труда запоминает разные типы монет и складывает цифры в уме.
– Тридцать три доллара и шестнадцать центов! – гордо сообщает он.
– Целая куча баксов.
– А что такое «баксы», мам?
– Деньги.
Он хохочет, и его звонкий смех опять напоминает мне о маме. Какой удивительный подарок – услышать этот звук снова.
– Баксы! Какое забавное слово.
– Ну да, смешное. Ладно, я попрошу Альму приготовить тебе обед.
Выхожу в коридор в поисках Альмы, и мне на глаза опять попадается фотография с горным пейзажем, перевал Рэббит-Иарс. Ни с того ни с сего я наконец понимаю, почему мы выделили для снимка особое место: Ларс сделал мне там предложение.
Мы встречались уже шесть месяцев. Я еще никогда так не влюблялась! Мы с Ларсом проводили вместе каждую свободную минуту, но нам все было мало; мы будто пытались наверстать годы, проведенные порознь. Он звонил в магазин по нескольку раз в день, и я хватала трубку, задыхаясь от радости, как восторженная школьница. Фрида насмешливо улыбалась, но всегда тактично отходила в сторону, чтобы не мешать.
Почти каждый вечер я проводила с Ларсом, мы ужинали у него или у меня, ходили в кино, иногда на танцы. «Мы с тобой теперь видимся только на работе!» – капризно жаловалась Фрида, будто мы с Ларсом затеяли этот бурный роман исключительно ей назло.
– Я скучаю по тебе, сестренка, – горячо повторяла Фрида. – Выдели для меня хоть минутку!
Я кивала и извинялась, обещала сходить с ней куда-нибудь после работы. А потом Ларс звонил или заходил вечером в наш магазин, и я тут же забывала про свои обещания.
В самом конце весны, в один теплый воскресный день он сделал мне предложение. Мы поехали за город – без особой цели, просто покататься. Помчались в горы по сороковой трассе, ведущей через Винтер-парк, Грэнби и Кремлинг; за окном тянулись бесконечные горные кряжи, мелькали миниатюрные города, кое-где попадались нерастаявшие сугробы. Спустя несколько часов я предложила развернуться, но Ларс только пожал плечами: «Зачем?» Я не нашлась с ответом, промолчала, и мы поехали дальше.
Ларс припарковал машину на самой вершине перевала Рэббит-Иарс, и мы вышли полюбоваться открывшимся видом. День клонился к вечеру, и хотя солнце еще пригревало, прохладный ветер заставлял зябко передергивать плечами. Ларс снял кофту и набросил ее на меня. Потом спохватился и запустил руку в карман кофты:
– Подожди-ка… Сначала надо вручить вот это…
Он опустился на одно колено и протянул мне маленькую ювелирную коробочку:
– Катарина, ты выйдешь за меня замуж? Пожалуйста, скажи «да».
Я посмотрела на кольцо, заглянула в его ярко-синие глаза.
– Неужели ты сомневался? Конечно, выйду.
Я обняла его и прошептала на ухо:
– Да. Чтобы всегда быть вместе. Да!
Качаю головой, улыбаясь воспоминаниям, и бегом лечу в спальню.
Альма наводит порядок в ванной. Чувствую неожиданный укол совести: меня не смущает, если она гладит белье или моет посуду у меня на глазах, потому что в той, другой, выдуманной жизни я спокойно справлялась с такими делами сама и не тяготилась ими. Но отмывать ванну и туалет? Никто никогда не мыл за меня ванну, разве только мама в глубоком детстве. Альма невозмутимо работает, улыбается и напевает себе под нос. Я с удивлением узнаю мелодию: это «De Colores». Никогда не слышала ее в другой жизни, но точно помню, что Альма пела ее моим детям. В ней поется про все яркое и разноцветное, что есть в этом мире.
De colores, de colores… Se visten los campos en la primavera. De colores, de colores… Son los pajaritos que vienen de afuera.
И тут в моей памяти всплывают все мелочи об Альме, которые я раньше знала – и забыла. Я вспоминаю, что ей сорок семь лет. Они с Рико выросли в маленьком городке в штате Сонора на севере Мексики, очень рано поженились. Много лет назад Альма со слезами на глазах рассказывала мне о трагической судьбе своих старших детей, мальчика и девочки. В доме родственников, где они остались погостить, случился пожар, и малышей не спасли. Рико и Альма долго горевали, но потом снова решили завести детей, и у них родилось еще двое. Вскоре после этого, поддавшись на уговоры своих братьев, Рико переехал в Денвер. Он работал в ресторане и копил деньги, чтобы перевезти к себе Альму с дочерьми. Нужную сумму он набрал только через четыре года. Девочки были еще совсем крошками, поэтому образование они получили в Америке. Альма отчаянно гордится обеими дочками: старшая сейчас учится в Денверском университете и мечтает стать журналистом, а младшая сразу после школы вышла замуж, и недавно у Альмы появился внук.
Я вспоминаю тот день, когда впервые увидела Альму – впервые после побега в другой мир, где на место Катарины пришла Китти. Китти не понимала, почему темнокожие должны прислуживать белым. Катарина прожила в этом обществе долгие годы и исподволь привыкла к нему, а вот для Китти такое положение дел было дикостью.
Но ведь на самом деле я стала Катариной много лет назад. Китти помогла мне посмотреть на этот мир совсем другими глазами, помогла понять, что к слугам нельзя относиться как к людям второго сорта. Кажется, это неожиданное откровение стало для меня еще одним подарком – наравне с теми чудесными минутами, которые я провела с мамой.
Я обязана Альме очень многим. Если бы не она, я бы еще не скоро заметила, как Дженни калечит Майкла своим воспитанием. Сколько бы времени прошло, прежде чем я это осознала? Сколько еще жестокости пришлось бы вытерпеть моему сыну, если бы не женщина, которая сейчас моет пол в нашей ванной?
– Альма! – окликаю ее.
Она выпрямляется и поворачивается ко мне.
– Спасибо тебе.
Глупо-то как, я мешаю ей работать. Торопливо продолжаю:
– Спасибо за все, что ты для нас делаешь. Ты так заботишься о нашей семье, а ведь у тебя и своя есть, им тоже нужно твое внимание…
Она кивает:
– Sí, senora.
– Как дела у твоих девочек?
Мне становится стыдно, едва вопрос срывается с языка. У Альмы столько работы, а я пристаю к ней с разной ерундой.
Но Альма улыбается, ей приятен мой интерес.
– Bebé уже большой! Сидит сам, совсем сам!
Отличные новости про внука Альмы.
– Ой, я так люблю этот возраст! Когда ребенок уже умеет сидеть, можно просто постелить одеяло на полу, дать ему пару игрушек, и он будет спокойно с ними возиться.
Альма кивает:
– Sí, я тоже люблю. И его mamá любит.
– Альма, скажи, когда мы в последний раз поднимали тебе жалованье?
– Год назад, – задумчиво откликается она. – Сеньор Андерссон поднял мне жалованье. Было один доллар пятьдесят центов в час, теперь один доллар семьдесят пять.
Я не ожидала такого ответа.
– Мы так мало тебе платим?! Это несправедливо. С сегодняшнего дня ты будешь получать вдвое больше.
Альма склоняет голову набок.
– Может, надо поговорить с сеньором Андерссоном, сеньора? No?
– Нет. – Я решительно мотаю головой. – Не волнуйся, он не станет возражать.
После ланча я спрашиваю у Альмы, чем она будет заниматься остаток дня.
– No mucho, хочу разобрать шкафы на кухне. В них нет organización. Надо прибраться.
– А ты не могла бы пару часов присмотреть за Майклом?
Она подозрительно косится на меня:
– Сеньора, вы уверены?
– Альма. – Я беру ее за руку, умоляюще заглядываю в глаза. – Если тебе когда-нибудь казалось, что я тебе не доверяю… Поверь, дело не в тебе, а во мне. Это моя вина… и моя жизнь.
Выпускаю ее руку, но глаз не отвожу.
– Я думаю, вы с Майклом отлично проведете время. Правда, Майкл?
Майкл все еще сидит за обеденным столом и не поднимает на меня взгляда.
– А можно, я опять посчитаю деньги?
Я надеялась, что он захочет немножко полистать словарь, но раз уж это ему неинтересно, ладно, пусть занимается монетками.
Шаг за шагом, Катарина, напоминаю я себе. Не торопись.
– Конечно, почему бы и нет.
Он кивает:
– Если мне можно посчитать деньги, то мы с Альмой отлично проведем время.
Ровно в четверть второго в заснеженный мартовский день 63-го года я захожу в гараж около особняка на Спрингфилд-стрит и сажусь за руль своего зеленого «Шевроле».
Завожу мотор и жду, пока машина прогреется. Взгляд падает на велосипеды, беспорядочно сваленные в кучу у гаражной стены. Рядом с моим стареньким «Швинном» лежит голубой велосипед Майкла. Я рассматриваю их и вспоминаю тот день, когда пыталась научить Майкла кататься. Какая муха меня укусила? Я уже и не помню, почему это казалось мне важным. Разве Майклу обязательно нужно укротить велосипед в этом году? Какая разница? Может, он никогда не научится кататься. Или, может, в один прекрасный день сам решит попробовать – как сегодня утром, когда он нашел в словаре слово «Автомобиль».
В любом случае не мне за него решать. Я его мама, но я не могу изменить его характер. От моих непрестанных попыток становится только хуже – и мне, и Майклу.
В прошлое воскресенье мне пришлось стоять в стороне, пока Ларс успокаивал Майкла, и я чувствовала себя лишней и ненужной. Не сомневаюсь, мы с Ларсом очень редко ссоримся, но если уж начинаем, то почти всегда из-за Майкла. Вряд ли муж винит меня в болезни ребенка, его просто раздражает моя нетерпеливость и резкость. А я в свою очередь злюсь на Ларса: как он может сердиться, это несправедливо! В конце концов, за Майклом изо дня в день ухаживаю я, а не он.
Прикусываю губу. Я не могу исправить ошибки прошлого. Остается только идти вперед – туда, куда меня заведет судьба в этом мире.
Выруливаю из гаража. Оставив наш район позади, еду по Университетскому бульвару, потом сворачиваю на шоссе Вэлли и отправляюсь в центр города.
Перед уходом я заглянула в телефонный справочник и нашла нужный адрес: главный офис компании «Книги и газеты Фриды Грин» на Восемнадцатой улице, в самом центре города.
Удастся ли мне застать Фриду в офисе, пройти в ее кабинет и захочет ли она меня увидеть – вот в чем вопрос.
Нахожу место для парковки и иду пешком к нужному зданию. Через дорогу от офиса находится еще один магазин из сети книжных Фриды, про него мне рассказывала молоденькая продавщица из «Юниверсити-Хиллз». Магазин довольно скромный, одноэтажный и ничем не отличается от своих соседей. А вот офисный блок впечатляет куда больше. Я запрокидываю голову, разглядывая нависающее надо мной здание – интересно, его спроектировал Ларс? Но не успеваю я задаться этим вопросом, как ко мне приходит воспоминание: этот проект достался не Ларсу, а какой-то фирме из другого штата, они закончили строительство пару лет назад. Ларс рассказывал, я точно помню; он жутко расстроился, что не смог получить заказ. А после начала строительства именно Ларс сообщил мне, что Фрида планирует арендовать здесь офис.
Строгое современное здание с бетонными стенами и большими блестящими окнами. Перед входом небольшая площадка с фонтаном и массивными геометрическими скульптурами из бетона – куб, замерший на одной вершине, на нем балансируют пирамида и шар, как неподвластные земному притяжению кусочки огромной детской головоломки.
В здании пятнадцать этажей, офис Фриды на одиннадцатом. Лифт плавно ползет наверх, пока я нервно поправляю прическу, подкрашиваю губы, расправляю чулки.
Прохожу в приемную и спрашиваю, где мне найти Фриду Грин. Мне сообщают, что она до конца дня пробудет на совещании.
– Неужели ни одного перерыва не будет? Я ее старая подруга. Мне бы очень хотелось с ней увидеться, всего на пару минут.
Секретарь подозрительно косится на меня:
– Вы писательница?
Мысленно улыбаюсь. Не писательница, но очень бы хотела ею стать. Качаю головой:
– Нет-нет. Просто подруга.
– К нам часто заходят случайные люди, которые хотят продавать свои книги в наших магазинах. – Она надменно поджимает губы. – Но мы получаем все книги от издателей и торговых агентов. Надеюсь, вам это ясно, мэм.
Нетерпеливо притопываю ногой.
– Я прекрасно знаю, как пополняются запасы в книжных магазинах. – Я наклоняюсь вперед и слегка опираюсь на стол. – Я просто хочу увидеться со старой подругой.
Взглянув на меня, секретарь вздыхает:
– Как вас зовут?
– Андерссон, – тихо отвечаю я. – Скажите ей, что пришла миссис Андерссон.
Смотрю на стеклянную дверь, отделяющую меня от лифтов. Полированные двери лифтов призывно поблескивают, за ними спокойно и безопасно, как в утробе матери. Можно просто развернуться и уйти – пока моя нелепая авантюра не зашла слишком далеко.
– Она поймет, о ком речь.
Я расправляю плечи и решительно поворачиваюсь к секретарю.
– Сразу поймет.
Полчаса я терпеливо жду в приемной. У Митча с Мисси скоро закончатся уроки. Неожиданно – как и всегда в этом мире – вспоминаю, что детей из школы обычно забираю я. Такие внезапные озарения уже перестали меня удивлять. Занятия заканчиваются в три, и время начинает поджимать. Я уже почти у цели, неужели придется уйти из-за своих семейных обязанностей?
Наконец ко мне подходит секретарь. Мы проходим мимо печатающих машинисток к угловому кабинету. На двери табличка: «Фрида Грин, президент».
Секретарь нажимает кнопку на столе:
– Мисс Грин, к вам пришла миссис Андерссон.
Кажется, молчание длится целую вечность. Потом сквозь потрескивание в динамике раздается голос Фриды:
– Пусть заходит.
Фрида стоит позади своего стола, глядя в окно. Оборачивается, услышав мои шаги.
Она почти не изменилась с тех пор, как мы виделись в последний раз – для меня это было вчера. Густые темные волосы слегка начесаны и отброшены назад. Брови выразительно изогнуты, и от этого ее взгляд, как и прежде, кажется сосредоточенным и напряженным, даже когда она спокойна. Губы тщательно подведены неизменной ярко-алой помадой.
Разумеется, одета она куда формальнее, чем раньше. Строгий костюм из бежевой шерсти с коротким жакетом и прямой юбкой, шелковая лиловая блуза. В ушах покачиваются крупные серебряные кольца, на лацкане брошь геометрической формы – украшения ловко подчеркивают образ смелой бизнес-леди. Я ловлю себя на том, что киваю в такт своим мыслям. Отличный стиль, именно такой бы Фрида и выбрала, если бы взялась покорять книжный бизнес.
Она тоже осматривает меня с ног до головы. На фоне тщательно продуманного облика Фриды мой наряд должен казаться совсем старомодным: простенькое темно-синее платье, туфли без каблуков и никаких украшений, кроме обручального кольца на левой руке. Китти тоже могла выглядеть старомодно, но она одевалась броско, эксцентрично и плевала на мнение окружающих. А вот Катарина похожа на скромную и тихую домохозяйку.
Что ж, я не могу полностью изменить свою жизнь, но вот над гардеробом определенно стоит поработать. Дома в шкафу висит слишком много серой и скучной одежды, которую пора основательно перебрать. Займусь этим на следующих же выходных.
– Зачем ты пришла? – наконец спрашивает Фрида, жестом приглашая меня сесть на стул.
Я присаживаюсь, нервно стискивая в руках сумочку.
– Фрида, я…
Трясу головой.
– Даже не знаю, как объяснить. Ты ни за что не поверишь. Все это до сих пор кажется мне фантазией, так что я даже не знаю, почему приехала.
Она садится напротив и подпирает подбородок ладонями – Фрида всегда так делает, если что-то привлекает ее интерес.
– Фантазией? – повторяет она. – Что ты хочешь этим сказать?
Я вздыхаю.
– Так, давай проверим все по порядку. В этом мире я замужем за Ларсом Андерссоном, у нас трое маленьких детей, и мы живем в большом особняке в Сазерн-Хиллз. А ты управляешь шестью книжными магазинами, командуешь целой толпой сотрудников и продолжаешь расширять свою сеть за пределами города. А старый магазинчик на Перл-стрит давно закрыт. Все верно?
В глазах Фриды мелькает презрение.
– Да, Китти, ты ничего не перепутала.
– Меня никто больше не зовет Китти. Ларс называет меня Катариной, и все, с кем я познакомилась после замужества, тоже зовут меня Катариной. А те, кто знал и любил меня раньше… Ты… И родители…
На глаза наворачиваются слезы, и я быстро их смаргиваю.
Взгляд Фриды смягчается.
– Прими мои соболезнования. Я слышала о том, что случилось.
– Но ты не пришла! Не пришла на похороны!
Она отворачивается к окну и чуть слышно отвечает:
– Я прислала цветы.
– Цветы? Мои родители погибли в авиакатастрофе, а ты просто прислала цветы?
Фрида едва заметно опускает голову.
– Я думала, ты не захочешь меня видеть.
– Почему?
Достаю платок и вытираю нос. Расклеилась как девчонка, но ничего не могу поделать.
– Фрида, ты же мой лучший друг! Почему ты решила, что я не захочу тебя видеть на похоронах?
– Китти…
Она поднимается и тянется через стол, будто хочет взять меня за руку. Я задерживаю дыхание. Но потом взгляд Фриды меняется и снова леденеет. Секундный порыв прошел, она вновь замкнулась.
Фрида расправляет плечи.
– Ты бросила меня. Китти, ты порвала нашу дружбу, не я.
Качаю головой:
– Но почему?
Она смотрит на меня с плохо скрываемым недоверием.
– Сама прекрасно знаешь. – Фрида постукивает по столу длинными ухоженными ногтями. – Ты называла вполне определенную причину.
Разговор зашел в тупик.
– Фрида, я не помню, из-за чего мы поссорились. Наверное, просто какое-то недопонимание…
– Недопонимание, ага. – Фрида поджимает губы. – Лучше не скажешь, Китти.
Раздается гудок, и секретарь что-то неразборчиво докладывает по громкой связи.
– Хорошо, соедини нас, – говорит Фрида, потом переводит взгляд на меня. – Извини, мне нужно ответить на звонок.
Я приподнимаюсь со стула, но Фрида только машет рукой:
– Сиди, это всего лишь деловые вопросы.
Она насмешливо смотрит мне в глаза, и я опускаю голову.
Пока она разговаривает, я пытаюсь вспомнить. Зачем я приехала сюда? Что произошло между нами? Что я умудрилась забыть?
С усилием сосредотачиваюсь и закрываю глаза.