Глобальность и определенную последовательность активизации (пульсации) очагов «излома» на основе имеющихся сегодня знаний об жологии чумного микроба объяснить невозможно. Поэтому мы ограничиваемся только их исторической констатацией.

Очаги чумы Великого Евразийского чумного «излома». Описание входящих в Великий Евразийский чумной «излом» современных пульсирующих природных очагов чумы нами дано по работе М.П. Козлова и Г.В. Султанова (1993). Однако при попытке совместить их границы с теми, которые мы очерчиваем по историческим источникам, необходимо учитывать следующее:

1) указанные авторы придерживаются учения о природной очаговости чумы, сформулированного в начале XX столетия Д.К. Заболотным (очерк XXV), т. е. в качестве резервуара Y. pestis они рассматривают полевых грызунов, а не простейших, мы же считаем такой резервуар вторичным (очерк XXXVI);

2) территории реликтовых очагов чумы значительно больше тех, на которых сегодня обнаруживают чумные эпизоотии среди грызунов;

3) территории пульсирующих очагов в рассматриваемый исторический период занимали значительно большие площади, чем сегодня.

Читателю, не определившемуся в том, каких взглядов на природную очаговость чумы ему придерживаться, мы рекомендуем рассматривать те территории, на которых возбудитель чумы поддерживается эпизоотиями среди грызунов, как «вершину айсберга чумы», ставшую хорошо различимой благодаря применению методов медицинской бактериологии.

Саудовско-Йеменский очаг с центром в Эль-Асире и Хавлане — самая южная территория «излома». Уже в XIX столетии подозревалась опасной по чуме горная местность, расположенная на границе северо-западной части Йемена и провинции Асир на юго-западе Саудовской Аравии. Горная система в Йемене и Аравии представляет собой плато, покрытое саванной и расчлененное глубокими долинами, переходящими в прибрежную равнину плодородных земель. Она тянется вдоль берегом Красного моря шириной до 50–60 км. Для этих мест характерна повышенная численность грызунов. Там же, где плато на востоке переходит в пустыню Руб-эль-Хали, территория почти полностью лишена растительности и животного мира. В окрестностях деревень, пораженных чумой, выявлено обитание песчанок Meriones rex и рода Gerbillus.

В населенных пунктах распространены крысы R. rattus и домовая мышь. Во время вспышек чумы от заболевших людей выделяют штаммы Y. pestis, относящиеся к континентальной разновидности.

Сирийско-Месопотамский пустынный очаг. В настоящее время энзо-отичной по чуме является территория Сирийской пустыни и Сирийского плоскогорья вплоть до гор Леванта, а также территория Верхней и Ниж ней Месопотамии, включая Иранский Хузестан и Кувейт. Очаг, видимо, является продолжением Курдо-Иранского природного очага чумы, но в чумные эпизоотии вовлекаются другие грызуны — индийская и ли вийская песчанки. Очаг плохо изучен.

Курдо-Иранский природный очаг чумы. Жертвами чумных эпизоотий в этом очаге обычно становятся песчанки четырех видов: М. Persicus libycus, М. vinogradovi, М. blackleri. Эпизоотии обнаружены на территории, прилежащей с юга к озеру Резайе, на плато Керманшаха и Хама-дана в 200–250 км на юго-восток, а также в 175 км на юг у границы с Ираном в районе города Сараб. На основе результатов исследования ареалов указанных видов песчанок и особенностей местных ландшафтов можно предположить, что пульсирующая часть очага занимает участок территории Турции (Армянское нагорье, Восточный Тавр, Анатолийское плоскогорье), Сулейманию в северо-восточном углу территории Ирана, Палестину, Ливан и присредиземноморскую часть Сирии.

Распространению чумы среди людей способствует сопряженность ареалов наиболее распространенных четырех видов песчанок в районе гор Курдистана, Западного Загроса и Иранского Азербайджана. Песчанки Виноградова и малоазийская за пределы указанных районов практически не выходят. Ареалы персидской и ливийской песчанок уходят далеко на восток и запад за пределы Ирана. Персидская песчанка заселяет каменистые и щебнистые склоны в поясе сухих степей и полупустынь и встречается на полях, в садах и огородах. Ливийская песчанка заселяет предгорья и прилежащие к ним равнины, целинные участки полынно-солянковых пустынь, солончаки и закрепленные пески. Но она обитает и на посевах, межах, вдоль оросительных каналов и даже в глинобитных стенах домов. Песчанка Виноградова заселяет преимущественно высокие нагорья, она тесно связана с богарным земледелием, заселяет земли, поля, межи, места обмолота зерновых. Малоазийская песчанка обычна в предгорных районах, но также тяготеет к полям, залежам и межам. Оба последних вида грызунов в пустыни не заходят.

Общие виды блох способствуют тому, что все они вовлекаются в эпизоотии на одной и той же территории.

Очаги чумы Центрально-Иранского плоскогорья, Северо-Иранских краевых гор, а так же смежных с ними плоскогорий и впадин Афганистана. В чумные эпизоотии в этих районах вовлекаются, в основном, ли вийская и большая песчанки, на некоторых территориях — персидская. Районы Хорасанской провинции и Иранского Серахса, по существу, являются продолжением северо-западной части Копед-Дага, лежащего в Туркменистане, где чума среди краснохвостных песчанок обнаруживается с 1955 г. (Феню к Б.К. и др., 1960).

Обширные пространства Северо-Восточного Ирана в ландшафтном отношении сходны с южными районами среднеазиатского равнинного очага чумы. Общие экологические условия, одни и те же фоновые виды грызунов и блох дают основания предполагать, что закономерности образования здесь вторичных резервуаров чумы, по меньшей мере, похожи. Сходными должны были бы быть и эпидемические ее проявления. Сегодня эти очаги считаются «угасшими». Заболеваний людей на их территориях не фиксируют с 1921 г.

Приараксинский участок очаговости чумы. Активный участок этого очага расположен в пределах Среднеараксинской котловины на территории Нахичевани и юго-восточных районов Армении и, по мнению Козлова и Султанова, он является частью обширного Ирано-Курдис танского природного очага чумы. Площадь энзоотичного (пульсирую щего) участка на территории СНГ около 2,5 тыс. км2. Здесь, как и и Закавказском равнинно-предгорном очаге, в настоящее время среди грызунов циркулирует сусликовый подвид чумного микроба. В чумные эпизоотии обычно вовлекается песчанка Виноградова, роль переносчиков приходиться играть паразитирующ им на ней блохам X. conformis и С. iranus. Природные условия, биологические и социаль ные факторы, создающие предпосылки для эпидемических проявлений чумы на Приараксинском участке очаговости, являются сходными с таковыми в сопредельном Закавказском равнинно-предгорном очаге. Неслучайно они не отличаются между собой и по эпидемической активности. Занос возбудителя чумы в поселения песчанок, расположенные по левому берегу р. Араке, возможен и из энзоотичных районов Ирана четвероногими и пернатыми хищниками.

Закавказский равнинно-предгорный очаг чумы. Расположен на терри тории Азербайджана и Восточной Грузии. Он известен с 1953 г., после обнаружения эпизоотии в популяции краснохвостой песчанки на Ап шеронском полуострове, хотя первые случаи обнаружения зараженных в естественных условиях грызунов относятся к 1914 г. Его площадь около 40 тыс. км 2.

К настоящему времени достаточно точно определены границы ареала краснохвостой песчанки и проявления эпизоотий в ее поселениях, изучены факторы очаговости и закономерности течения эпизоотий. Установлено, что возбудитель чумы представлен здесь подвидом, именуемым сусликовым. Сегодня основными жертвами чумных эпизоотий в очаге являются краснохвостая песчанка (М. libycus) и паразитирующие на ней блохи X. conformis и С. laeviceps. Другие виды грызунов (домовая мышь, общественная полевка, лесная мышь, серый хомячок, малый тушканчик), обитающие на энзоотичной по чуме территории, в эпизоотии вовлекаются редко.

На протяжении последнего столетия природный очаг не подвергался особому влиянию со стороны человека, но трудно согласиться с мнением М.П. Козлова и Г.В. Султанова (1993), что его эпизоотическая активность держалась на одном уровне. Ее могли определять другие факторы, не контролируемые человеком и действующие опосредованно, в частности климатические. В пределах Куринской депрессии эпидемии чумы известны с XVIII века.

Во второй половине XIX столетия чума среди населения в Азербайджане обнаруживалась лишь в 1854 и 1876 гг. Однако до этого, по данным И.И. Широкогорова (1933), Толозана (1875) и др. исследователей, масштабные вспышки чумы в Азербайджане были в 901, 1013, 1571–1575, 1636, 1716–1717, 1795, 1805, 1810, 1812, 1823–1839 гг.

Закавказский высокогорный природный очаг чумы. Известен с 1958 г. Его площадь около 20 тыс. км2. В основном в чумные эпизоотии в этом очаге вовлекается обыкновенная полевка (Microtus arvalis), роль переносчиков Y. pestis достается блохам С. caspius и С. consimilis. Они становятся причиной ежегодных эпизоотий среди малоазийского суслика, сони лесной, хомяка малоазийского, хомяка серого, мыши домовой и лесной, полевки общественной, полевки водяной и ласки. Эпизоотии вызывает полевочий подвид возбудителя чумы с присущей ему избирательной вирулентностью. Чума в популяциях обыкновенной полевки обнаружена на Карабахском нагорье, Ленинаканском и Дорийском плато, на склонах Зангезурского, Варденикского и Герамского хребтов.

Заболевания чумой в Закавказском высокогорном очаге чумы сегодня настолько редки, что рассматриваются как казуистика. Но ретроспективный анализ показывает, что чума в Армении известна с III в. н. э.

Центрально-Кавказский природный очаг чумы. Стал известен совсем недавно — с 1971 г., когда в высокогорных районах Кабардино-Балкарии и Ставропольского края в популяциях горного суслика (Citellus musicus) была обнаружена эпизоотия чумы в нескольких поселениях. Площадь энзоотичной (пульсирующей) территории около 3 тыс. км2.

В пределах этой территории четко выделяются четыре автономных энзоотичных по чуме района со стойким проявлением эпизоотий: Верх-не-Кубанский, Кубано-Малкинский, Баксан-Чегемский и Малкинско-Баксанский. Вялые эпизоотии чумы обнаружены в популяциях горного суслика, обитаю щ их в долинах рек Хасаута, Уллу-Кама, Гижгита, Баксана, в верховьях реки Кубань, в урочищах Кыштан, Битюк-Тюбе, Кыр-Баши и в ущелье Калькаджар. Роль переносчика играет паразитирующая на нем блоха С. tesquormn. В условиях горного климата слабо выражена миграция блох в устья нор даже при удалении грызуна из норы. Сегодня риск заражения людей в этом очаге крайне низок, что обусловлено климатическими факторами, отсутствием высокой численности синантропных грызунов, блох в жилищах человека, редким вовлечением в эпизоотии других видов грызунов, обитающих на этой энзоотичной территории, особенностями экологии норовых блох грызунов — переносчиков чумы.

Восточно-Кавказский природный очаг чумы. О чуме в поселениях обыкновенной полевки в горных районах Восточного Кавказского хребта стало известно с 1977 г. Эпизоотии были обнаружены в результате направленного поиска в долинах рек Чирахчай, Кулинки и их притоков в пределах высокогорий Южного Дагестана, в районе Верхнего Аргуна. Штаммы возбудителя чумы, выделяемые здесь от полевок и серого хомячка, относятся по своим свойствам к полевочьему подвиду с характерной для него избирательной вирулентностью.

Козлов и Султанов считают, что на территории Восточно-Кавказского горного хребта сформировался самостоятельный автономный природный очаг чумы полевочьего типа. На его территории обитают семь видов грызунов: водяная полевка (Arvicola terrestris), домовая мышь, лесная мышь (Apodemussylvaticus), серый хомячок (Cricetulus migratorius), дагестанский хомяк (Mesocricetulus raddei), степная мышовка (Sicista subtilis), гудаурская полевка. Из этих видов наиболее многочисленными являются водяная полевка и серый хомячок. Последний местами имеет высокую численность и часто вовлекается в эпизоотии чумы, протекающие в поселениях обыкновенной полевки. На грызунах обнаружено 13 видов блох, 3-х из которых (С. caspia, М. turbidus, F. elata) можно с определенностью отнести к активным переносчикам чумы в этом очаге. Эпидемические проявления чумы известны здесь с XIX столетия.

Прикаспийский Северо-Западный очаг чумы. Эпидемическая активность Прикаспийского Северо-Западного природного очага чумы прослеживается в историческом аспекте с XIV века.

Обычно в чумные эпизоотии в этом очаге вовлекается полуденная песчанка Meriones meridianus, роль переносчиков Y. pestis играют блохи X. conformis и С. laeviceps. Очаг известен с 1915 г. Северная окраина полупустынной части Волго-Уральского междуречья и Зауралья постепенно переходит в обширную степь, заселенную малым сусликом С. pigmaens, где возникают эфемерные вторичные очаги с продолжительным, но непостоянным развитием эпизоотического процесса, называемые Волго-Уральским степным и Зауральским природными очагами.

Т.А. Козлова с соавт. (1998) установили, что все значительные подъемы уровня Каспия в период 1946–1993 гг. сопровождались обострением эпизоотической обстановки на территории Прикаспийской низменности в северном и северо-западном направлениях.

Волго-Уральский природный очаг чумы. Расположен в пределах Северокаспийской низменности, между реками Волгой и Уралом, на территории, представляющей собой полупустыню и сухие степи.

Эпизоотии чумы наблюдаются в очаге среди полуденных песчанок и малых сусликов. С восстановлением численности песчанок и их блох вновь возникли локальные эпизоотии чумы, зарегистрированные здесь в 1959, 1960, 1962, 1963, 1966, 1967, 1968, 1970, 1971, 1973, 1976, 1977 гг.

Зауральский природный очаг чумы. Заболевания чумой среди местного населения в Зауралье известны с 1904 г. Частые вспышки этой болезни среди населения послужили основанием для изучения источников заражения. В 1913 г. впервые была выявлена эпизоотия чумы, развивш аяся в поселениях малого суслика. С тех пор периодически (иногда с перерывом до 10–19 лет) эпизоотии чумы обнаруживаются среди сусликов в течение нескольких лет подряд. Особенностью для этой энзоотичной территории является возникновение эпизоотий только в двух относительно небольших районах: на севере — в окрестностях поселка Джамбейта и на юге — в районе поселка Калмыков. На восток от реки Урал, севернее гряд Бийрюки и Тайсуган, эпизоотии чумы длительное время не удалось обнаружить, хотя здесь располагаются обширные Актюбинские и Оренбургские степи, заселенные малым сусликом. Лишь в 1970 г. восточнее этой условной границы была впервые выявлена эпизоотия чумы среди желтых сусликов, но только на ограниченном участке в песчаной долине гряды Тайсуган. Вторая особенность очага состоит в возникновении здесь эпизоотий чумы вслед за их развитием на правом берегу реки Урал или на границе северного ареала большой песчанки, основного носителя чумы в сопредельном Среднеазиатском равнинном очаге. Со снижением эпизоотической активности в Волго-Уральском природном очаге эпизоотии чумы прекращаются и на севере Зауральского очага (район поселка Джамбейта).

С 1962 г. чума регистрируется среди сусликов лишь в районе, который принадлежит к энзоотичным районам Среднеазиатского природного очага. По мнению МП. Козлова и Г.В. Султанова (1993), это явление неслучайно, поскольку между двумя очагами для возбудителя чумы нет ни географических, ни экологических преград его распространению. Однако они не находят ему объяснения в рамках учения о природной очаговости чумы, которого они придерживаются.

В основном эпизоотии чумы в Зауральском природном очаге развиваются среди малого суслика, роль переносчиков К pestis играют блохи tesquorum и Neopsylla setosa. В эпизоотии чумы, начавшиеся среди сусликов, вовлекаются домовая мышь, полуденная и гребенщиковая песчанки, обыкновенный хомяк и малый тушканчик. Характер эпидемических проявлений чумы среди населения в прошлом свидетельствует о возникновении в этом очаге вспышек преимущественно локального типа, с небольшим числом больных.

Такое проявление чумы сегодня (но не в XIV–XVIII столетиях) типично для ее природных очагов, расположенных в зоне умеренного климата Евразии и Северной Америки, в которых источниками заражения людей являются зимоспящие грызуны. Для Зауральского природного очага чумы характерны периодические вспышки болезни, возникающие в начале зимнего периода. Так было в 1905, 1909, 1913, 1914, 1917, 1924, 1925 гг. Причиной столь позднего для сусличьих очагов возникновения вспышек чумы, по мнению М.П. Козлова и Г.В. Султанова (1993), служит возникновение вторичных очагов чумы среди мышевидных грызунов в пойме реки Урал, в районе поселка Калмы-ково. Их происхождение авторы связывают только с эпизоотиями среди больших песчанок.

Пульсация Сирийско-Месопотамского и Курдо-Иранского природных очагов в 1773 г. После долгого отсутствия в 1773 г. в Месопотамии развилась очень сильная эпидемия чумы. Видимо, сначала чума появилась в горном Курдистане, но о ней ничего не известно.

В Багдаде чума началась в январе 1773 г.; с 6 февраля в городе умерло от 400 до 500 человек; 20 февраля погибли 1 тыс. человек, к 26 марта чума прекратилась. Архиепископ Вавилонский, французский консул и трое католических священников стали жертвами эпидемии. 2 апреля болезнь появилась в Бассоре (Басра). В этот день умерли 550 человек. Эпидемия быстро приобрела чрезвычайно злокачественный характер — 13 апреля ежедневная смертность достигла 1 тыс. человек. Чума распространилась по восточному и западному берегам Персидского залива. Число жертв этой эпидемии определяется в 2 млн. человек, из которых около двухсот тысяч (9/10 населения) приходится на Бассору. В этом городе число смертных случаев, в течение более месяца (вторая половина апреля — начало мая), колебалось от 3 до 7 тыс. в день; 25 мая, истребив все население, эпидемия в Бассоре прекратилась.

Вспышки чумы в Багдаде повторялись зимой или ранней весной еще несколько лет, но к лету они затихали. Возможно, это были вспышки одной и той же эпидемии, поддерживаемой эпизоотиями среди крыс. Обычно вымирали семьи, что характерно для домовых крысиных эпидемий чумы.

Академик Систини (Sestini), посетивший Багдад в 1781–1782 гг., утверждал, что в городе после чумы 1773 г. осталось не более 25 тыс. жителей. От нее погибли две трети населения, и многие кварталы оставались еще совершенно пустынными. Население Бассоры не превышало двух-трех тысяч жителей.

Его современник Хунтер (Hunter), основываясь на собственных наблюдениях, сделал следующие выводы: 1) чума начинается в Багдаде зимой и наибольшего развития в Месопотамии достигает весной, летом эпидемия прекращается; 2) чума обычно продвигается с севера на юг, от истоков рек в горах к их устьям, распространясь вдоль берегов Персидского залива и по направлению к северо-западной границе Персии.

В 1800 г. чума появилась на севере Месопотамии, затем вспыхнула в Багдаде. Эпидемия закончилось летом. Эти характерные для региона черты эпидемий чумы, по мнению М.И. Галанина (1897), повторялись в Месопотамии в каждую из последующих эпидемий. После эпидемии 1800–1801 гг. Месопотамия в течение 29 лет оставалась совершенно свободной от чумы.

Движение эпидемии с севера на юг позволяет предположить, что она начинается в результате пульсаций Курдо-Иранского, а затем С и рийско-Месопотамского природных очагов чумы. Внешним проявлением этого процесса являются эпизоотии чумы среди малоазийской и персидской песчанок. Через них возбудитель чумы проникает в популяции домашних грызунов, формируя вторичные очаги в населенных пунктах.

В 1773 г. чума в Россию из приграничных районов Турции и Персии не проникла, что свидетельствует о малой значимости «фактора завоза» в развитии эпидемий чумы в России.

Пульсации Приараксииского и Закавказского равнинно-предгорного очагов чумы. Видимо, в начале XIX столетия оба природных очага чумы занимали большую территорию, чем сегодня. Приараксинский очаг поднимался к верховьям рек Карс-чай и Аракс-чай на Карском плато, Закавказский равнинно-предгорный очаг распространялся от Апшерон-ского полуострова до предгорий Сурамского хребта. Первым начал пульсировать Приараксинский очаг чумы — в 1798 г. начались эпидемии в чумы в бывших Карском и Ахалцыхском пашалыках Турции. Затем активизировался Закавказский равнинно-предгорный очаг. Его пульсация дала о себе знать в Тифлисе и в селении Коды в Грузии в 1802 г. Эта область была только что занята Россией, врачей там было мало и не было возможности ни оказывать медицинскую помощь больным, ни принять надлежащие меры против эпидемии.

В начале лета 1803 г. чума появилась в Северной Имеретии. В то же время она продолжалась в Тифлисе, где от нее особенно страдало гражданское население. Но болезнь еще не была признана чумой, а называлась в донесениях просто «заразительной болезнью» или «заразою». Меры изоляции были приняты не сразу, и поэтому болезнь распространялась. Вследствие запрещения покидать города, народ стал волноваться, и правительство опасалось восстания. Несмотря на оцепление, многим жителям Тифлиса все же удалось бежать, а открыто протестовавшие против оцепления армяне были арестованы. Вскоре в Тифлисе обнаружился недостаток в лекарствах, так как продавцы лекарств бежали в неизвестном направлении.

В конце июля Кавказская санитарная комиссия предписала сжечь псе вещи, которых касались больные чумой, кроме кожаных и металлических. Их предписано обмывать в уксусе. 7 июля чума появилась в Душете, в 90 верстах от Тифлиса, и жители этого селения бежали в горы. То же самое произошло в Гори (в 150 верстах к северо-западу от Тифлиса). Наконец жителям Тифлиса разрешили выезд из города, но с тем условием, чтобы они не брали с собой вещей «подозрительных или подверженных зачумлению». В это время Грузинская медицинская управа уже признала эпидемическую болезнь за настоящую моровую язву или чуму. В Тифлисе и Душете были учреждены карантины. Трупы умерших людей велено «закапывать поглубже». По приказу, пришедшему из Петербурга 12 сентября, военные власти оцепили зараженные места кордоном, а на границе между Россией и Кавказом установили строгий карантин. Медицинский персонал в Тифлисе был усилен, но из вновь прибывших из России врачей четверо погибли от чумы. С 4 ноября стало наблюдаться некоторое затихание чумы в Тифлисе, но она появилась севернее Тифлиса, в городе Телави. В декабре 1803 г. чума прекратилась по всей Грузии. Власти подвели «итоги» эпидемии: «С начала появления болезни до признания оной за “чумную” умерло лиц разного звания и обоего пола — 50 человек. С 15 июля 1803 г. по 1 августа 1804 г. в Тифлисе умерло “воинских чинов” — 146 человек; грузин, армян и разночинцев обоего пола — 141 человек. В Дорийском уезде умерло грузин, армян и татар — 382 человека. В Телави умерло 89 человек, среди них комендант с дочерью и 41 военный. В Телав-ском уезде умерло обывателей обоего пола — 373 человека; в Душете — человека; в Анануре — 256 человек».

Всего от чумы в Грузии тогда умерло 1570 человек. Санитарная ко миссия 12 августа 1804 г. объявила, что чума совершенно прекратилась на Кавказе, и на этом основании ходатайствовала об упразднении карантинов в Грузии. Однако отдельные пульсации природных очагов чумы, входящих в Приараксинский и Закавказский равнинный очаги, продолжались еще несколько лет. Осенью 1807 г. в Грузии вернулась чума,

тогда это объяснили прибытием людей, бежавших от чумы из других районов Кавказа. 29 февраля 1808 г. губернатор Гудович сообщил в Петербург, что «зараза в Грузии совсем прекращена».

Весной 1810 г. чума вновь появилась в Тифлисе, Сигнах, Гори, Телави и большинстве окрестных деревень. Возможно, эпидемия стала следствием активизации сформировавшихся ранее вторичных крысиных очагов. В мае эпидемия усилилась и захватила селения Аназур, Боржом и их окрестности. Среди гражданского населения тогда погибло 3700 человек.

В Тифлисе жителям было разрешено покинуть город и поселиться в окрестностях. Осенью эпидемия стала стихать, но на Карталинской возвышенности и в Имеретии чума продолжалась в октябре. В этом же месяце жителям Тифлиса позволено было вернуться в город, но с тем условием, чтобы возвращение происходило под наблюдением санитарной комиссии, которая также должна была следить за очищением домов. Для лиц, прибывших из местностей, где чума прекратилась шесть недель назад, был положен 24-часовой карантин, а для приезжих из местностей, в которых чума прекратилась только три недели назад, назначался 3-дневный карантин.

В декабре чума вновь дала о себе знать во время осады Ахалцыха среди татарской конницы, что было объяснено захватом в различных турецких селениях вещей, зараженных чумным контагием. Грузинская конница также «разжилась» вещами из турецких деревень, покинутых жителями, но чума проявила себя только после ее возвращения в Грузию. Как только чума была обнаружена ir милиционных войсках, их отделили от регулярных русских войск и всю их добычу русское командование велело сжечь. Войскам запретили любое сообщение с жителями Ахалцихского пашалыка. Тем не менее чума все же в них появилась. Поэтому регулярные войска вывели из пашалыка и восстановили карантины. Однако с января 1811 г. чума распространилась в различных грузинских селениях. В феврале она появилась в Тифлисском военном госпитале, как тогда считалось — от умершего там сапожника, купившего различные вещи у городских жителей. После его смерти эти вещи были забраны госпитальными служащими, которые сами вскоре заболели и заразили чумой госпитальных больных. Одновременно чума появилась в различных городах и селениях Грузии, в том числе в Тиф лисе и в Гори, а также в военных командах и полках русской армии. В Тифлисе чума продолжалась до декабря 1811 г. По данным д-ра Пику-лина (цит. по Г.Ф. Дербеку, 1905), в Тифлисе заболели чумой с февраля по 20 сентября 1811 г. 804 человека, из них погибли 562 (73 %).

По наблюдениям доктора Пикулина, чума 1811 г. в Грузии представляла собой довольно разнообразную картину, и поэтому, особенно в начале эпидемии, распознание болезни было не всегда легким делом.

Не у всех больных наблюдались одни и те же симптомы. Они менялись в различные периоды эпидемии. Одну неделю наблюдалось больше бубонов, другую — больше карбункулов. Обычно вслед за развитием «общих припадков» (озноб, жар, головокружение, тошнота, рвота) на третий день появлялись «особенные припадки»: (пятна, бубоны, карбункулы).

У некоторых больных самочувствие страдало относительно мало: кроме головной боли они ни на что не жаловались. «Моровые пятна» наблюдались чаще в начале эпидемии и чаще в тяжелых случаях. Бубоны наблюдались «чаще ниже пахов, между прямой и между широкою внутреннею бедренною мышцей, не так часто выше пахов между брюшными мышцами, а гораздо реже в самих паховых железах. Под мышками и за ушами бубоны также встречались часто». Если болезнь начиналась бурно, то смерть наступала на 2-й, 3-й, 6-й дни; если больной пережил 7—9-й дни, то он часто выздоравливал. Быстрое развитие и нагноение бубонов имело хорошее прогностическое значение. Бубоны за ушами и подмыш ками, особенно под левой, часто приводили к смертельному исходу. Карбункулы на шее и лице всегда приводили к смерти.

Относительно результатов лечения чумы Пикулин высказывался скептически: «При чуме никакие средства не действительны».

С мая по январь 1811 г. по всей Грузии от чумы умерло 4264 человека, выздоровело — 1260 человек (Акты арх. Кавказа, 1812).

В мае 1812 г. чума вновь появилась в Тифлисском военном госпитале, и до 2 июня в Тифлисе от чумы умерло 30 человек. Чума появлялась в некоторых местах Грузии в августе 1813 г., в октябре этого же года — сильная вспыш ка в Тифлисе, но в январе 1814 г. властями констатируется «почти полное прекращение чумы в указанных местностях». В 1815 и 1819 гг. в Грузии имели место отдельные вспышки чумы, но потом чума перестала о себе напоминать.

Из других территорий Закавказского равнинно-предгорного очага чумы историки отметили эпидемии чумы в Баку в 1813 г. Но к 1820 г. обширные закавказские очаги чумы «погасли».

Пульсации Центрально-Кавказского природного очага чумы. Пульсация очага началась через год после активизации чумы в Закавказском равнинно-предгорном очаге. Сначала она проявилась эпидемией чумы в Кабарде. В октябре 1803 г. вся Кабарда была оцеплена кордоном и путешественников, ехавших в Россию, направляли из Владикавказа в Моздок, где они подвергались карантину. Эпидемия прекратилась уже в конце октября. Однако следующие пульсации очага были сильнее.

В сентябре 1804 г. чума вновь проявила себя в Большой и Малой Кабарде, проникла в Александровскую крепость, достигла Георгиев-ска и «прошлась» по аулам в его окрестностях. Весной 1805 г. она обнаружилась в Павловской станице в 25 верстах от Георгиевска, где скоро прекратилась. А летом чума свирепствовала вблизи Константиногорской

крепости. Но с каждым годом масштабность и злокачественность эпидемий чумы в очаге нарастали. В начале 1806 г. чума появилась на Северном Кавказе в еще большей степени, чем в предыдущие годы: сначала — в аулах Малой Кабарды, затем — в Георгиевске и его окре стностях, в Моздоке, в селении Павлодольском и в Александровскс. В Павлодольском с 25 мая по 5 июля умерло от чумы 106 человек. В Моздоке эпидемия продолжалась до конца декабря 1806 г., количество погибших неизвестно. В Кабарде чеченцы усугубляли эпидемическую ситуацию, расхищая имущество умерших кабардинцев, продавая его и соседних деревнях. Из Малой Кабарды чума распространилась в южном направлении, на земли, занимаемые ингушами. Ингуши покинули свои селения и перебрались в горы. Распространение чумы усиливалось из-за постоянного противодействия горцев противоэпидемическим мероприятиям русских властей.

В 1807 г. чума на Северном Кавказе продолжалась. В Георгиевске было выявлено 16 зараженных домов, их жители были вынуждены бежать из города. Чумой были поражены Моздок, Александровск, Владикавказ, затем она стала «перемещаться» в Ставропольский уезд. В сентябре чума вновь обнаружилась в обеих Кабардах в виде злокачественной эпидемии. В Малой Кабарде погибло почти целое горное племя, в живых из него осталось только два человека. Во многих местностях Большой Кабарды вымерло почти все население. Проезжавший через 22 года по Большой Кабарде А.С. Пуш кин оставил такое описание последствий чумы 1807 г.: «… наш караван ехал по прелестной долине-, между курганами, обросшими липой и чинаром. Это могилы нескольких тысяч умерших чумою. Пестрелись цветы, порожденные зараженным пеплом». К концу года эпидемия чумы постепенно прекратилась. Во Владикавказе она прекратилась в октябре 1807 г.

После страшной эпидемии чумы 1807 г., активность Центрально-Кавказского очага стала снижаться. В основном чуму фиксировали н крупных населенных пунктах, где она могла появиться в результате заноса из других мест вещами с чумными блохами (отдельные случаи) либо поддерживаться во вторичных очагах эпизоотиями среди крыс (небольшие вспышки). В марте 1812 г. в виде небольшой вспышки чума объявилась в Моздоке, осенью — в окрестностях Владикавказа; в августе 1813 г. — в Георгиевске; в декабре 1814 г. отдельные заболевания чумой регистрировали в госпиталях Моздока и Владикавказа. В марте 1816 г. чума отдельными случаями снова появилась в Моздоке и Александровской казачьей станице. Но потом ее вспышки на территории очага прекратились практически повсеместно.

Пульсации Восточно-Кавказского природного очага чумы. Ход событий мы восстановим по работе В.И. Еременко с соавт. (2000). О сколько-нибудь крупных вспышках чумы в горном Дагестане до 1811 г. эти авторы не сообщают. По их данным, чума в январе 1811 г. появилась сразу во многих местах Грузии и Дагестана. В обнаруженной этими исследователями дагестанской рукописи, повествующей о чуме в горном селении Хабаша, указывается, что чума началась весной. В селении не осталось никого, кого бы ни охватила эта болезнь. От нее скончалось много жителей, в том числе достойный ученый Кади Ахмад, муэдзин селения, знатные люди и много простых людей. Прекратилась чума в месяце шабан (т. е. в августе — сентябре). Среди оставшихся в живых не было единого мнения о количестве мертвых, во всяком случае, умерло более тысячи, но точно неизвестно.

Множество надписей на могильных камнях, относящихся к 1811 г., сохранилось в дагестанском ауле Хуряк. И всюду причиной смерти указана чума, от которой, как свидетельствуют надписи, вымирали целые семьи. В 1812 г. отдельные вспышки чумы поражают населенные пункты в горном Дагестане, на территориях, не подвластных России.

В 1813 г. эпидемическая ситуация в Дагестане обостряется. Вот о чем свидетельствует запись на листе книги, хранящейся в Губденской мечети: «От чумы умерло у нас много народу, и мы даже не знали их количества, так как они умирали в день по двести человек или больше. Случилось это в конце месяца шабан». Летом этого же года чума начала свое «движение» к Дербенту по долинам рек Курах-чай (территория Коринского ханства) и Рубаса (местность Табасарань в Южном Дагестане). Сначала чума вспыхнула в деревне Сорсор, располагавшейся в 15 верстах от Дербента. Эта деревня, по всей видимости, в результате эпидемии полностью вымерла либо была покинута перепуганными жителями. Во всяком случае, в источнике, обнаруженном В.И. Еременко с соавт., датированном 1904 г., деревня Сорсор объявлена давно несуществующей.

Известие о том, что чума подошла уже к Сорсору, привело дербен-тцев в большое волнение. По приказу коменданта Дербента была развернута цепь из жителей города, растянувшаяся от гор до моря. Таким образом рассчитывали не пропустить чумной контагий из зараженной деревни в Табасарани (местность в 3 км от Дербента). Сорсорцы же стремились бежать из своей деревни, пока не заболели. У многих из них в ближайшем городе были знакомые, друзья, кунаки, родственники, у которых можно было рассчитывать укрыться, найти приют и спасение от неминуемой гибели.

Чума в городе уже распространялась из вторичных крысиных очагов. Современники же связали ее проникновение в Дербент со следующим случаем. Один из сорсорцев заметил в цепи своего знакомого по рынку, 8 ноября 1813 г. сумел с ним договориться, что тот, не бескорыстно, разумеется, пропустит его в город к родственникам. Ночью сорсорец свернул и перекинул через плечо дорогой ковср персидской работы, взял в руку большой кувшин, полный масла, и прокрался к цепи, где стоял его знакомый, и «умаслил» последнего. Но зоркие соседи по цепи заметили хитрого сорсорца и открыли стрельбу. Сорсорцу пришлось, бросив ковер и кувшин, отступить и под покровом темноты спасаться бегством.

Той же ночью корыстолюбивый горожанин принес тайно в свой дом полученную от сорсорца взятку. И уже на другой день у него умерли жена, сестра и сын, о взятке стало известно. Тогда всем стало ясно, что в город проникла чума и кто в этом виноват. Дом мздоимца, а также дом заразившихся соседей, дербентцы спалили вместе со всем имуществом. Четыре живших поблизости семейства принудили покинуть город.

С этих пор всех заболевших, их семьи и соседей выдворяли из города в специально построенные в трех верстах от Дербента, рядом с морем, землянки. Лишь по прошествии 40 дней выживших осматривали и, если не находили ничего подозрительного, окуривали и впускали обратно.

В Дербенте началась паника. Были закрыты многие лавки, бани и мечети. Растерявшееся городское начальство издавало приказы, которые сегодня кажутся нелепыми, но тогда они проводились в жизнь повсеместно. Жителям города предписывалось день и ночь жечь во дворах и на улицах перед домом навоз (кизяки), а внутри домов окуривать так называемым «газом» — дымом, образующимся при медленном горении смеси из пороха, нефти, серы, камфары, уксуса и чеснока.

Сумятице, в немалой степени, способствовало отсутствие в городе компетентных в области медицины лиц. В 1813 г. «лечебно-профилактическая сеть» Дербента состояла из одного батальонного фельдшера. Но только в январе 1814 г. комендант Дербента отослал прошение о направлении в город медика «для узнания той пагубной болезни, и какою именно умирают люди». В своих отчетах о положении в городе батальонный фельдшер, в соответствии со своим уровнем медицинских знаний, классифицировал заболевших. Мужчин и женщин он рассматривал отдельно, а, кроме того, еще разбивал на три группы по определенным им для этого диагностическим признакам. Таковыми ему служили, во-первых, наличие карбункулов, во-вторых — черные и багровые пятна на груди и нижней части тела и, наконец, в третью группу он относил лиц «с бубонами нарывными в пахах черными».

В.И. Еременко с соавт. отмечают, что последняя группа оказалась наиболее «благополучной». Здесь выжило 38 % заболевших, правда, в основном за счет мужчин, которых выздоровело 60 %. Из всех женщин этой группы выжила лишь одна. Самой страшной оказалась вторая группа, столь же многочисленная, как и третья. В ней погибли все до одной женщины и выздоровели лишь двое мужчин. В первой, самой малочисленной группе, погибло 75 % мужчин и 80 % женщин.

Все приведенные выше данные охватывают лишь «отчетный» период — с 8 ноября 1813 г. по 21 января 1814 г. Всего за это время было выявлено 122 заболевших, из них 67 мужчин и 55 женщин. Выздоровевшими считались лишь 26 человек — 23 мужчины и 3 женщины. Сверх того, в карантине находилось еще 89 человек.

В январе 1814 г. власти города уже поняли свою полную несостоятельность в борьбе с чумой. Военно-окружной начальник принял «как средство против распространения заразы в городе» более чем странную, по мнению В.И. Еременко с соавт., меру. Он позволил дербентским жителям «выходить в дербентские и табасаранские деревни и другие ближайшие места до минования опасности со строгим приказанием, чтобы они в дальнейшие и не известные места сами собой расходиться не смели, с наблюдением того, дабы при всем большем количестве не могло выйти из города жителей более четвертой части. Между тем ко мендант имеет с своей стороны строго наблюдать за сими вышедшими семьями, чтобы между ими не могли возвращаться в город зараженные, чтобы вместо пользы не сделать большего вреда, и потому желающие возвратиться в город должны выдержать положенный карантин».

По нашему же мнению, в этих мерах нет ничего странного. Бегство из пораженных чумой населенных пунктов было самой распространенной противоэпидемической практикой в Европе и на Востоке в те годы. 1а несколько столетий свирепствования чумы люди на собственном опыте поняли то, что эта болезнь всегда захватывает только определенную территорию и что существуют «здоровые местности», куда она пи при каких обстоятельствах не заносится. Однако сам комендант Дербента сущность своей «полицейско-медицинской» политики выразил с русским фатализмом: «Что впредь будет — Единому Богу известно, кой может по благости и милости своей и вся прекратить и сделать благополучно».

В апреле чума проникла в гарнизонные части, несмотря на почти полную их самоизоляцию от городской жизни. После того как умер один унтер-офицер и двое солдат, а еще двое было отправлено в лазарет, страх перед чумой оказался столь велик, что на всякий случай в мае сожгли весьма значительное количество казенных вещей и амуниции «по сомнению и в предосторожность».

Только в мае военно-окружной начальник соизволил направить в гибнущий Дербент полкового лекаря Попова. Из Тифлиса был командирован штаб-лекарь Драницин. Оттуда же в Дербент были посланы «очистительные вещества для очищения от заразы»: серной кислоты — 40 фунтов, марганца — 20 фунтов, поваренной соли — 8 фунтов.

В июне-июле активность эпидемии достигла максимума. К концу года эпидемия прекратилась. В 1814 г., с 4 января по 27 декабря, от чумы умерло 423 обывателя и нижних чинов Дербентского гарнизона (умерли офицер и 139 солдат Севастопольского полка). С учетом тех, кого чума настигла еще в 1813 г., выходит, что только в одном Дербеи те во время вспышки чумы погибло более пятисот человек.

Чума ухудшила политическую ситуацию в городе. Мулла Сейид-Зеки) с момента покорения русскими войсками Дербента и присоединения его к империи (присоединение его к России состоялось по Гюлистанскому договору, подписанному 12 октября 1813 г.), считал себя униженным против прежней, во времена ханов, «значущности». Этот религиозный деятель был далеко не простой человек в глазах жителей города. Сейид — слово арабское, значит господин, начальник. Так называются потомки пророка Мухаммеда от его дочери Фатьмы. Сейиды пользуются у мусульман большим почетом; они освобождены от телесного наказания, почему безнаказанно могли обуздывать произвол местных владельцев и вступаться за народ. Уловив возникшее народное недовольство принимаемыми против чумы мерами — закрытием и запечатыванием лавок, бань и мечетей, учреждением карантина — Сейид Зеки начал в своих проповедях подстрекать мусульман к бунту против русских.

Утром, 19 ноября 1813 г., возбужденная толпа под предводитель ством Сейид-Зеки двинулась к большой мечети якобы для того, чтобы писать прошение государю на коменданта и плац-адъютанта. Со всех сторон неслись угрозы и призывы к более решительным действиям. Явившийся в сопровождении войск комендант потребовал, чтобы тол па разошлась. Люди в нерешительности принялись расходиться. Но это не устраивало муллу и его сообщников, решивших во что бы то ни стало спровоцировать беспорядки. В этот критический момент сын Сей-ида бросился с ножом в руке на коменданта, но был убит в возникшей свалке. Имелись и другие жертвы с обеих сторон.

С большим трудом удалось войскам рассеять толпу. Зачинщики беспорядков были арестованы и предстали перед судом. А их предводителя, потомка пророка Мухаммеда, муллу Сейид-Зеки, казнили самым унизительным для любого мусульманина образом. Его повесили на глазах дербентцев.

Отдельные вспышки чумы на территории Восточно-Кавказского природного очага продолжались до средины 1830-х гг. (Дербек Ф.И., 1905; Еременко В.И. с соавт., 2000).

Пульсации Прикаспийского Северо-Западного и Волго-Уральского очагов чумы — эпидемии чумы в Астраханском крае и Саратовской губернии. Астраханский край был отделен кордонами от Северного Кавказа с 1803 г. При Джуруковеской станции, где сходятся идущие из Кизляра и Георгиевска через Моздок дороги, была поставлена карантинная застава. Кроме того, близ Астрахани за Волгой учреждены казачьи конные кордоны для разъездов по проселочным дорогам, чтобы никто из проезжающих с Кавказа не мог проехать мимо Джуруковской заставы в Астрахань без свидетельства. В 1806 г. в связи с ухудшением эпидемической обстановки на Северном Кавказе, власти были вынуждены отделить кордонами Астраханскую губернию от Саратовской. Однако очаги чумы образовались практически одновременно в обеих губерниях и по обоим берегам Волги.

Первым признаком начавшейся пульсации Прикаспийского Северо-Западного природного очага чумы стала эпидемия, возникшая в конце декабря 1806 г. среди юртовских татар в селении Царевском или Цареве, расположенном на правом берегу одноименной реки, в 5 верстах от Астрахани. Чума появилась в селении вследствие того, что «найдено было зарытое в земле разного рода имущество, принадлежавшее лю дям, умершим от заразы». Эпидемия прекратилась уже к 18 декабря, всего умерло от чумы тогда только 28 человек. Затем от чумы погибли 11 человек в татарском селении Трех-Протоцком, находящемся в 7 верстах от Астрахани, на правом берегу Кутума.

Волго-Уралъский очаг напомнил о себе в январе 1807 г. В татарском селении Осыпно-Бугорном, на левом берегу Царева, было два случая чумы. В феврале 1807 г. чума исчезла, но 9 марта она обнаружилась снова — в татарском урочище Киличи, расположенном на реке Болде в 6 верстах от Астрахани. Здесь с 15 марта по 20 апреля умерло от чумы 66 человек. 23 мая она появилась в Красном Яру, в начале июня — в его уезде, в последних числах октября — в некоторых селениях Черноярскаго уезда, а 19 января 1808 г. 2 человека умерли от чумы в г. Енотаевске.

В Астрахань чума, проникла 16 апреля 1807 г. Первыми заболевшими стали рабочие, работавшие в саду коллежского советника Воронина. Один из них, мещанин Алексий Михайлов, возвратившись из сада на Горянскую косу в дом отставного солдата Курилки, «занемог весьма тяжко». Астраханские власти чуму «ждали». Больного в присутствии губернатора и коменданта города освидетельствовали врачебный инспектор, доктор Пургольд, и штаб-лекаря Цитович и Морковский. Они нашли у него на левой руке близ окончания musculi deltoidei «кругообразный язвенный знак величиною в пятикопеечную монету, в окружности сине-багрового цвета». Кроме того, у больного была «сильная головная боль и горячка с признаками повсеместной слабости». В тот же день, 16 апреля, оказались больными в саду Воронина караульщик сада и его жена. Приехавшие в сад врачи нашли их уже мертвыми. На животе караульщика обнаружились два пятна, одно величиною в горошину, а другое меньше. На теле его жены знаков никаких не было. 17 апреля, и вновь из числа работавших в саду Воронина, умер отставной солдат Никанор Данилов, проживавший в Солдатской слободе, за Красным мостом, а другой рабочий, мещанин Василий Андреев, живший в той же слободе, найден тяжело больным. У Данилова при освидетельствовании врачи нашли «На животе с правой стороны кругловидный язвенный знак, величиною не менее рублевика, имевший в середине черноватое пятно, а в окружности томно багрового цвета». Больной Василий Андреев имел «в обоих пахах во всем пространстве оных опухоль, а на лице чрезмерную бледность и изнурение»; из этого врачи сделали вывод, что «сии припадки суть действия общей болезни». Андреев выздоровел к 10 мая, но 16 мая болезнь рецидивировала: вновь открылся бубон в правом паху, а 19 числа того же месяца проявился бубон и в левом паху. Окружность бубона была воспалена, и горячка усилилась, однако, проболев почти два месяца, Андреев выздоровел. 19 апреля умер работавший в саду Воронина подпоручик Козлов. При медицинском осмотре у него найдены: «под левой рукой, вблизи самой подмышечной ямы, желвак красновато-телесного цвета, величиною в гусиное яйцо, на правой руке на верхней и задней частях musculi deltoidei, кругловидный, темно-красный язвенный знак, имеющий величину куриного яйца; на средине живота оказалось черное пятно более пятикопеечника».

Природа появившейся в Астрахани заразной болезни уже в первых случаях не вызвала сомнений ни у властей, ни у врачей — чума. В дальнейшем астраханские врачи детализировали ее клинические признаки. Болезнь «открывалась» внезапным кружением головы, расслаблением всего тела, жестокою головною болью; при этом тотчас появлялся сильный жар, неутолимая жажда, тошнота и рвота горечью, иногда и кровью, появлялся понос, иногда и кровавый, с таковыми припадками смерть следовала большею частью на второй или на третий, иногда на первый день или даже через несколько дней. Наружными знаками болезни были:

Язвенные чирьи или карбункулы, из красных изменявшиеся в черные с водянистыми пузырями и появлявшиеся на всякой части тела. Число карбункулов было различное: от 1 до 5 и в редких случаях число их доходило до 10. Сливаясь иногда между собою, карбункулы занимали на теле пространство величиною в ладонь.

Бубоны разной величины, появлявшиеся немного выше или ниже пахов и под мышками. Они представлялись в виде болезненных отверделых возвышенностей, часто без изменения цвета покрывающей их кожи и достигали иногда величины кулака.

Желваки телесного цвета под пазухами, ниже пахов и за ушами.

Черные кругловидные, окруженные темно-синим кольцом пятна (petechiae), величиною от чечевицы или горошины и до копейки, появлявшиеся в разных частях тела, наиболее же на животе бедрах, лопатках и между плечами. Все эти местные знаки чумной заразы обнаруживались как до начало общих припадков, так и после появления их, с первого и до последнего дня, час от часу размножаясь и распространяясь по своей величине.

У некоторых заболевших никаких наружных знаков не было. Такие больные были подвержены всем общим припадкам в большей степени, и в этом виде болезнь была не что иное, как внутренняя чума (pestis interna acuta).

По городу чума распространялась медленно и как бы скачками. В период с 21 по 30 декабря в Астрахани вновь заболевших и умерших от чумы не было. Но 30 декабря эпидемия распространилась на районы города, где она раньше не замечалась. Динамика эпидемического процесса в Астрахани и ближайших ее окрестностях, приведена в табл. 14.1, внешние признаки болезни («наружные знаки») по наблюдениям 266 человек, пораженных чумой — в табл. 14.2.

Таблица 14.1

Развитие эпидемии чумы в Астрахани в 1806–1808 гг.

 Месяц | Заболело | Умерло | % умерших

1806 г.

Декабрь |? | 34 | —

1807 г.

Сентябрь | 100 | 89 | 89,0

Октябрь | 127 | 95 | 74,8

Ноябрь | 152 | 74 | 48,0

Декабрь | 91 | 32 | 35,0

1807 г.

Январь |? | 2 | —

Февраль | 0 | 0 | -

Март | 9 | 33 | -

Апрель |? | 41 | —

Май | 23 | 17 | 73,8

1808 г.

Январь | 70 | 29 | 41,8

Февраль |? | 12 | -

Март |? | 2 | -

Апрель |? | 2 | -

Май |? | 1 | -

Июнь | 58 | 56 | 96,5

Июль | 59 | 48 | 81,3

Август | 50 | 41 | 82,0

ВСЕГО: заболело 730; умерло 608;

Статистические данные собраны Н.К. Щепотьевым (1884) из еженедельных донесений Астраханской Врачебной управы в Министерство внутренних дел.

В январе 1808 г. количество зачумленных домов достигло 13, затем эпидемия отступила. В феврале количество зачумленных домов снизилось до 5; в марте заболевание чумой наблюдалось в одном доме — дьякона Казанской церкви. С 30 марта по 24 апреля заболевших чумой не было. Но 24 апреля чума «вернулась» — умер при «язвенных знаках» один крестьянин в больнице надворного советника Варвация. Еще через несколько дней, 29 апреля, чума обнаружилась в лавке генерал-майора Попова, расположенной рядом с больницей Варвация. Там же заболела мещанка Петрова, 25 лет. 3 мая умерла от чумы жена чиновника губернского правления, жившая на Косе в одном доме с пожилой жениной, у которой сын находился в Варвациевской больнице. Далее 7 мая заразился чумой школьник Васильев, 14 лет, живший в Солдатской слободе, посетивший злополучную лавку Петрова.

В средине мая, по данным астраханской полиции, количество зараженных чумой домов достигло 150; но Н.К. Щепотьев (1884) предполагал, что их было 180–190. При существовавших тогда в Астрахани 3455 домов, 5,2–5,4 % всего их количества было поражено чумой.

Из этих данных следует, что эпидемия развивалась медленно, достигнув максимума в ноябре; затем количество заболевших уменьшается, и весной 1808 г. эпидемия прекратилась. С апреля по октябрь смертность от чумы идет параллельно заболеваемости.

Таблица 14.2

Внешние признаки болезни [6]

Внешний признак | Кол-во заболевших | % к общему числу | Кол-во умерших | % умерших

Бубоны | 139 | 37,7 | 107 | 76,9

Бубоны и карбункулы | 34 | 9,3 | 25 | 73,5

Бубоны и петехии | 12 | 3,2 | 11 | 91,7

Карбункулы | 97 | 26,5 | 88 | 90,7

Петехии | 33 | 9,3 | 33 | 100,0

Желваки | 9 | 2,4 | 5 | 50,5

Одна горячка (без знаков) | 42 | 11,4 | 33 | 78,5*

Данные таблицы свидетельствуют о том, что в тех случаях, когда «наружными знаками» болезни были только одни петехии (септическая форма чумы), смертность составила 100 % заболевших. В то же время среди таких признаков не указано «кровохарканье», т. е. как и в 1771 г. в Москве, при весьма злокачественной эпидемии чумы, собравшей свою «смертельную жатву» в основном в осенне-зимний период, бубонная и септическая формы болезни у сотен людей (а в Москве у десятков ты сяч) не переходили во вторично-легочную. Смерть от чумы следовала чаще на второй день болезни (табл. 14.3).

Продолжительность болезни зависела от ее клиники. В течение первых суток умирали те больные, которые имели петехии (57,7 %); при карбункулах смерть наступала в 41,6 % на вторые сутки. Наблюдались, хотя и редко, рецидивы болезни (3 случая): астраханский мещанин Василий Андреев, 37 лет, заболел 17 апреля 1807 г. Он имел двусторонние паховые бубоны; выздоровел 9 мая, 10 мая у него вновь открылся бубон в правом паху, 19 мая обнаружился бубон также в левом паху. Больной выздоровел 12 июля; преступник Степан Челаев, 31 год, был прислугой в 3-м квартале городского карантина, где и заболел 24 августа; «наружных знаков» на теле не было. 26 сентября он выздоровел, а 2 октября вторично заболел «горячкою без наружных знаков» и выздоровел 5 октября; солдат каспийского батальона Гребенщиков, 23 лет, заболел 7 мая. «В правом паху у него оказался бубон, вместе с тем была сильная горячка и расслабление всего тела». С 10 июня он находился как выздоровевший от чумы во 2-м квартале карантина, а 28 июня у него вторично открылся в правом паху бубон, который вскрылся 3 июля, и больной выздоровел.

Таблица 14.3

Смертность больных чумой по дням болезни [7]

День | Умершие

1 | 34

2 | 41

3 | 27

4 | 22

5 | 7

6 | 2

7 | 1

8 | 5

11 | 1

13 | 13

17 | 1

24 | 1

По данным Н. К. Щепотьева (1884), люди в возрасте 20–50 лет особенно были предрасположены к заболеванию чумой (табл. 14.4).

Таблица 14.4

Распределение по возрастным группам заболевших и умерших во время Астраханской чумы

Возраст | Заболевших | Умерших | % умерших

1/2—5 лет | 37 | 35 | 94,5

5—10 лет | 32 | 30 | 93,7

| 130 | 118 | 90,7

10-15 лет | 34 | 30 | 88,2

15—20 лет | 27 | 23 | 85,1

20—30 лет | 60 | 53 | 88,3

| 147 | 118 | 80,2

30—40 лет | 87 | 65 | 74,7

40-50 лет | 58 | 50 | 86,2

| 78 | 70 | 89,7

50—60 лет | 20 | 20 | 100,0

60—70 лет | 9 | 8 | 88,8

| 21 | 20 | 95,2

70—80 лет | 12 | 12 | 100,0

Болезнь более поражала русских, чем армян, и более мужчин, чем женщин, однако Щепотьев отмечает, что различия в смертности связаны не с этническими особенностями, а с образом жизни. Так, в числе 376 пораженных чумой было: русских — 346; татар — 21; армян — 6; хивинцев — 1; грузин — 1; персов — 1; женщин — 107; мужчин — 269.

Большое количество людей в эту эпидемию заболели в карантинах. Там погибло все семейство отставного солдата Курилки, в доме которого заболел 16 апреля 1807 г. пришедший из сада Воронина рабочий Алексей Михайлов.

«По смерти Михайлова (18 апреля) семейство солдата Курилки взято было на карантин. Здесь жена Курилки заболела 21 апреля и на 4-й день умерла. На бедрах у нее, ниже пахов, оказались маленькие темно-синие пятнышки.

27 апреля, следовательно, через 11 дней после заболевания Михайлова, заболела в карантине и умерла на 4-й день 17-летняя девушка, приемыш Курилки. У ней были все признаки злокачественной горячки.

28 апреля заболела в карантине жившая в доме Курилки женщина, 55 лет. Признаками ее болезни были: головная боль, тоска, слабость во всем теле и приметное изменение во всех чертах лица, а по смерти, наступившей на 3-й день болезни, оказались на животе и на бедрах темно-синие пятна.

8 мая жертвою чумы в карантине сделался и солдат Курилка. На правой стороне щеки у него был карбункул величиною более пятака и два карбункула на левой голени, величиною в грошевик каждый.

19 апреля солдат губернской роты Андрей Иванов, жена его Дарья Андреева, семилетняя дочь и грудной сын их взяты были в карантин по тому случаю, что в их доме умер от чумы работавший в саду Воронина плотник Никифор Данилов.

29 апреля заболела чумой Дарья Андреева. 1-го мая оказался зараженным муж ее и 7-летняя дочь. Последняя умерла 2 мая, а первые выздоровели.

26-недельный ребенок оставался у Дарьи Андреевой во время ее болезни и не заразился чумой.

1 мая умерла от чумы жена полицейского чиновника Карасева. Тело ее обмывали купчиха Светищева и служанка подпоручика Колосовского. Обе эти женщины сделались жертвою заразы, — первая 15 мая, а последняя 13 мая. К домам Светищевой и Карасева поставлен был караул солдат.

17 мая в доме Карасева заболела чумой и умерла 22 мая служанка, — девочка 13 лет.

23 мая оказался зачумленным и умер 25 мая сын купчихи Светищевой. Д-р Пургольд нашел у него чумный бубон под правой пазухой.

14 мая умерла от чумы мать коллежского советника Воронина; а обмывавшая тело ее служанка Анна Игнатьева заболела также чумой 17 мая и умерла на 2-й день болезни».

Доктор И. Виен, автор «Лоимологии», присланный в Астрахань для борьбы с эпидемией по Высочайшему повелению, писал сенатору Не-плюеву: «При обозрении Покровского язвенного карантина я нашел следующие важные неустройства и затруднения к совершенному искоренению язвы в Астрахани: 1) присылаемые в карантин по сомнению люди, быв большею частью размещены по шатрам без перегородок, беспрепятственно могут иметь между собою опасное сообщение не токмо прочими живущими в таковых же шалашах, но даже с после приходящими в противность карантинного положения. Почему необходимо по велеть поставить преграды; 2) поступают люди в великом множестве в карантин со всеми их пожитками и кои даже при оных остаются; сверх того недостает новой одежды для их неминуемо нужного переодевания; обращаясь там невозбранно со своим имуществом, очевидно имеют случай подвергаться ежеминутно заражению, как сие уже случилось несколько раз и в мою уже бытность в Астрахани; 3) многие в карантин привозимые вещи вовсе не по карантинному уставу очищаются, особливо подушки и постели, набитые перьями, пухом и шерстью, коих ныне находится в карантине числом до 215 и каковые токмо недостаточному одному газному очищению подвергаются. Необходимо все подушки и перины неизьемлемо распарывать, перья, пух и шерсть из оных выпуская рачительно, рачительно проветривать по карантинному положению, а наволоки вымывать соленою водою, смешанною с остающеюся жидкостью после газного курения; 4) шубы, покрытые цветною материю, очищаются токмо посредством самого слабого газа и ненадежным таковым очищением легко можно распространить заразу».

В семидневных ведомостях о состоянии карантина в Астрахани указываются некоторые случаи заболевания и смерти от чумы, которые, очевидно, имели место в самом карантине. Здесь вымирали целые семейства, запертые еще здоровыми.

«1. 29 августа 1807 г. умерла от чумы в собственном доме мещанка Зверева. Муж ее, 3 дочери и сын взяты в тот же день во 2-й квартал карантина. Здесь все они погибли от чумы, а именно: 17 сентября (через 19 дней после поступления в карантин) умерла 7-летняя дочь Зверева, 26 сентября — через 28 дней после вступления в карантин — отец и 10-летний сын, а в промежуток времени с 25 сентября по 1 октября умерли и две другие дочери.

21 августа оказалась зачумленной 7-летняя дочь отставного солдата Маркушина. Сам Маркушин и его 4 сына и дочь взяты в тот же день во 2-й квартал карантина. Все это семейство вымерло в карантине в промежуток времени с 24 сентября по 9 октября, т. е. спустя более месяца по поступлении в карантин.

В конце июля были заперты в карантине чиновник Зотов, его дочь и слуга — солдат Андреев (умер 31 июля), а дочь погибла 12 сентября.

20 мая подпоручик Колосовский, по смерти от чумы слуги его, взят был вместе с женой и двумя слугами во 2-й квартал карантина. Здесь он заболел чумою 2 июля, т. е. в начале второго месяца своего карантинного заключения; один из слуг его умер от чумы в промежуток времена с 18 по 25 июля, пробыв, следовательно, в карантине 2 месяца.

19 апреля во 2-й квартал карантина прислан купец Гробовщиков, который имел сообщение с больными и умершими от чумы в саду Воронина; 9 мая, т. е. через 20 дней, он заболел чумой и умер 12 мая».

Из 24 врачей, боровшихся с эпидемий чумы в Астрахани, ни один не погиб. Из 9 преступников, состоявших при 3-м квартале городского карантина «для услуги зараженным и погребения зараженных мертвых тел», в период с 16 октября 1807 г. по 8 января 1808 г., ни один не заболел. Из 59 преступников, заболевших в местах заключения, умерли 51.

Во время эпидемии в городе возникли беспорядки, для подавления которых были посланы 500 казаков. С целью прекращения эпидемии и недопущения ее за пределы Астраханской губернии, на всех дорогах, ведущих в соседние губернии, были поставлены карантинные заставы. Вся Астраханская губерния была оцеплена военным кордоном.

Эпидемия чумы в Астраханской губернии прекратилась к 16 мая 1808 г. Ее ход и последствия отражены в табл. 14.5.

Эпидемия чумы в Саратовской губернии. Эпидемия началась в начале ноября 1807 г. в селении Сосновка, но первые заболевания были неправильно распознаны. Их приняли за «прилипчивую желчную горячку». И только тогда, когда болезнь стала быстро распространяться по губернии, врачи признали ее чумой.

В средине ноября она появилась уже в Красном Яру и Иловатом Ерике, в конце ноября — в селении Болыклеях и в Александровской станице — во всех этих населенных пунктах чума прекратилась в конце декабря того же года. В конце декабря чума началась в самом Саратове и в селениях Пролейке, Грязнухе, Водяном и Разгуляеве. В Саратове чума прекратилась в конце февраля 1808 г., в селах — в конце января.

Таблица 14.5

Последствия чумы в Астраханской губернии 1806–1808 гг. [8]

Виновный в «разносе чумы» был назначен сразу же. Им удостоился чести стать купец Поляков, судно которого прошло через Царицын без всякого осмотра, хотя судовладелец оставил в Царицыне заболевшего чумой работника. Видимо, карантинные линии на Волге существовали только на бумаге. Пользуясь попутным ветром, «судно-невидимка» прошло дальше мимо Камышина, хотя по пути умерло еще 3 человека из судовой прислуги, которые были похоронены на берегу. По прибытии на третью заставу в Саратов судно осталось не осмотренным, его впустили в пристань по простому удостоверению какого-то смотрителя, сошедшие на берег человек двадцать рабочих Полякова просто разбрелись по городу и окрестным селам.

В начале XIX столетия в России за нарушение карантинного режима уже не вешали вдоль дорог «не описывая», поэтому Александр I потребовал найти Полякова и предать его суду. Однако роль Полякова в разносе чумы по Саратовской губернии, наверное, ничуть не большая чем у Шато, «завезшего» чуму в Марсель в 1721 г. Они оба стали жертвами случайных обстоятельств, чумы и врачей-контагионистов. Волга в районе Саратова замерзает в конце ноября, эпидемия началась во многих населенных пунктах в конце декабря, когда мимо них судно Полякова никак не могло проплыть.

В Саратове первые заболевшие чумой появились в доме мещанки Чернокуниной, стоявшем на окраине города. Почти сразу там погибли пять человек. Это вызвало решительные и серьезные меры со стороны властей: дом, где появилась чума, был немедленно сожжен вместе с трупами первых жертв эпидемии; вся улица, на которой он стоял были оцеплена, ее жителей и дома «ежедневно окуривали и проветривали, не допуская ни до малейшего сообщения с остальными частями народонаселения».

Эпидемия чумы в Саратовской губернии вызвала страх у жителей соседних губерний. Доктор Мильгаузен заметил, что улицы деревень, по которым он проезжал, были пусты. В Рязанской и Тамбовской губерниях, у въезда в деревни находились стражники, следившие за тем, чтобы никто не проезжал из Саратовской губернии. Ночью стража дежурила при огнях. Все побочные дороги к деревням и городам были совершенно закрыты, проезд был возможен только по большим дорогам, на которых были устроены заставы.

Город Саратов, который во время проезда Мильгаузена уже объявили зачумленным, был со всех сторон окружен заставами, у которых стояли караульные. На улицах города никого не было видно, многие дома закрыты, на лицах горожан выражалась печаль и недовольство. В Саратове среди купцов, видимо несших из-за карантинов серьезные убытки, образовалась партия, отрицавшая существование чумы и восставшая против всяких ограничительных мер. Она имела союзников среди чиновников губернского правления, а впоследствии старалась привлечь на свою сторону и врачей, изображая события в таком виде, который не соответствовал действительности. Открытого противодействия властям со стороны народа не было, но случалось, что врачей, проезжающих по улице преследовали снежками и криками «вон чума едет».

Государь издал именной указ 14 января 1808 г., в котором повелел осуществить в Саратовской области ряд очень строгих противоэпидемических мер. В их числе пресечение всякого сообщения Саратова и всех других зараженных мест со здоровыми местностями губернии. В соответствии с ним вся Саратовская губерния оцеплялась кордоном, для чего было приказано перебросить с Области войска Донского казачий полк, провести следствие по Полякову, а заодно разобраться с саратовским вице-губернатором, почему он до 31 декабря 1807 г. докладывал, что в губернии «желчная горячка», а не чума. Повсюду были учреждены карантины, и строгость сообщения дошла до того, что не только курьеры, но даже пакеты и эстафеты, которые они везли, не пропускались без карантина; деньги присылались (бумажные) не иначе, как через окурку, а монеты сначала погружали в густой рассол, а потом совсем перестали принимать.

Особенно не доверяя саратовскому вице-губернатору, Александр I послал 24 января в Саратовскую губернию тайного советника, сенатора и писателя О.П. Козодавлева (1751–1819) «для обозрения принятых там против распространения язвы мер». Козодавлев был наделен очень большими полномочиями и деньгами. На всякие расходы ему был предоставлен кредит в Саратовской казенной палате, которым он мог распоряжаться по мере надобности, представляя отчеты только Министру внутренних дел и Государственному казначею. На путевые издержки ему отпущено 10 тыс. (!) рублей. Немалые деньги были выданы и сопровождающим Козодавлева чиновникам.

Чума к приезду Козодавлева уже прекратилась везде, кроме самого Саратова. Убедившись, что эпидемия свирепствовала только в Царицынском, Камышинском и Саратовском уездах и в губернском городе, он начал выпрямлять перегибы противоэпидемических мероприятий. Козодавлев упразднил кордоны вокруг всей губернии. Первым делом он освободил от тяжкой карантинной неволи Аткарский, Балашовский, Сердобский, Петровский, Кузнецкий, Хвалынский и Вольский уезды, томившиеся в оцеплении совершенно безвинно, потому что в них не было даже ни одного чумного случая. Затем он устроил оцепление от Саратова через Волгу на Покровскую слободу, вниз по Волге до слободы Узморья, а от Узморья по степи, через реку Еруслан; на Узенях цепь временных кордонов смыкалась с цепью постоянных, устроенных на границах киргизских кочевьев и земель казаков Уральского войска. Везде кордоны были расположены один от другого на десятиверстном расстоянии.

Зараженные места внутри кордонов (так тогда называли населенные пункты, где выявляли больных чумой), после предварительного очищения по карантинному уставу, постепенно освобождались от оцепления и изоляции, но до восстановления свободного сообщения они подвергались некоторое время наблюдению относительно их безопасности. В июне, вследствие запроса Козодавлева, император Александр I разрешил вывоз из Саратовской губернии «товаров, заразу в себя не приемлющих, но из благополучных губерний в Саратовскую губернию привезенных» или купленных в благополучных по чуме местах этой же губернии. В августе 1808 г. последовал его указ о восстановлении сообщения Саратовской губернии с Астраханской и об упразднении всех карантинов на границах между ними.

Кроме оцепления, повсеместно практиковалось сожжение «всякого предмета и товара, не только зараженного, но даже сомнительного». Число заболевших, умерших и выздоровевших во время эпидемии чумы в Саратовской губернии приведено в табл. 14.6.

Таблица 14.6.

Последствия чумы в Саратовской губернии 1807–1808 гг. [9]

 Населенный пункт | Заболело | Выздоровело | Умерло

Сосновка | 22 | — | 22

Красный Яр и Илов. Ерик | 32 | 4 | 28

Болыклеи и Александровская станица | 11 | — | 11

Саратов | 14 | 2 | 12

Пролейка, Грязнуха, Водяное | 17 | 4 | 13

Разгуляев | 5 | — | 5

Всего | 101 | 10 | 91

Из табл. 14.6. следует, что смертность в некоторых населенных пунктах составила 100 %, однако описавший эту эпидемию доктор Мильга-узен о легочных явлениях не упоминает. По его наблюдениям клиники болезни, у больных проявлялись все обычные признаки чумы: заболевание обнаруживалось первоначально сильным головокружением и слабостью, затем упорной головной болью, сильным жаром; проявлялась сильная жажда, тошнота петехии, бубоны, карбункулы. Очень часто встречалась рвота, иногда с кровью, и вместе с кровавым поносом. В большинстве случаев смерть наступала на второй, реже — на третий день болезни. На трупе всегда находили черные пятна, обведенные темносиними кругами, на спине, пояснице и на «мясных частях ног», повсюду карбункулы, желваки выше и ниже пахов и опухоль за ушами.

Относительно примененной терапии доктор Мильгаузен отметил, что она никогда не оказывала своего действия на течение болезни во время Саратовской эпидемии: хватало сил у больного перенести болезнь, он ее переносил, других вариантов у него не было.

Что же касается до «виновников» эпидемии — Полякова и лиц его пропустивших, — то известно, что они были изловлены и отданы под суд, но о дальнейшей судьбе их мы не нашли никаких сведений.