Трапезунд (Трабзон) — портовый город на турецком побережье Черного моря, захвачен в 1916 г. русскими войсками под командованием генерала от инфантерии Н.Н. Юденича. Операция была предпринята с целью создания в районе Трапезунда мощной базы снабжения Кавказской армии. С лета 1917 г. начался развал Кавказской армии. Части самовольно покидали позиции и отправлялись в тыл. В разваливающейся армии началась чума.

Обнаружение эпидемии. Первые случаи чумы были обнаружены заведующим Трапезундского санитарно-дезинфекционного отделения отряда Красного креста И.И. Шукевичем (см. рис. 30.19) при следующих обстоятельствах. Вечером 7 ноября в бактериологическую лабораторию отделения был доставлен из 458 полевого госпиталя кусочек легкого и мазки умершего солдата Одесского морского батальона Волвача. При поступлении в госпиталь 31 октября у больного была высокая температура (до 41 °C), затем температура упала почти до нормы, так держалась несколько дней, но незадолго до смерти снова повысилась. Кроме того, у солдата была отмечена боль в паховой области. Смерть наступила внезапно 5 ноября.

Производивший вскрытие трупа врач Иоффе обратил внимание на узлы в легких, и для выяснения непонятного для него патологического процесса отправил кусочек ткани узла для исследования в лабораторию. На вскрытии была также обнаружена увеличенная и воспаленная лимфатическая железа в паху, где приблизительно отмечалась боль. Доставленный кусочек легкого представлялся уплотненным, темно-красного цвета. В мазке из него обнаружилось огромное количество биполярных палочек, в висячей капле неподвижных. Шукевичем сделан посев на агар и бульон содержимого пахового лимфоузла, а также произведена его прививка морской свинке втиранием в кожу. Через 48 часов из посева получилась характерная, особенно на бульоне, культура Y pestis. У свинки на 5-й день образовался левосторонний болезненный бубон, а на 9-й день она пала. При вскрытии свинки найдена характерная патологоанатомическая картина чумы. При микроскопическом исследовании мазков из бубонов и селезенки животного были обнаружены в огромном количестве типичные биполярные коккобациллы. В бульоне посевы из крови животного дали чистую культуру, характерную для чумного микроба; при микроскопическом исследовании бульонных культур обнаружены характерные цепочки коккобацилл.

12 ноября, когда еще не было закончено исследование этого случая, в госпитале № 393 умер от неизвестной болезни солдат Трапезундской телеграфной роты Ткаченко, поступивший с сильно повышенной температурой и с жалобой на боль в паху.

13 ноября произведено только наружное исследование трупа, причем обнаружен правосторонний бедренный бубон величиной с голубиное яйцо, окруженный геморрагически инфильтрированной клетчаткой. Бубон вырезали и взяли для исследования.

При микроскопическом исследовании мазков из содержимого бубона обнаружено огромное количество биполярных чумных микробов. В гот же день в кожу живота морской свинки была втерта эмульсия, приготовленная из тканей этого бубона. На 8 день свинка погибла. При ее вскрытии, как и в предыдущем случае, обнаружен незначительный инфильтрат подкожной клетчатки на месте втирания; правая паховая железа была увеличена до размера крупной горошины, полнокровна, пронизана мелкими фокусами омертвения и окружена сильно отечной клетчаткой; левая паховая железа с горошину величиной, сильно гипе-ремирована и «сочна». Окружающая клетчатка также пропитана кровью. Селезенка увеличена и на поверхности ее видны мелкие сероватые узелки. В мазках из бубонов и селезенки содержалось большое количество биполярных коккобацилл. Посевы из крови дали чистую культуру, по характеру роста на агаре и в бульоне, а также по морфологическим свойствам идентичную с чумным микробом. Вслед за этим были обнаружены несколько случаев бубонной чумы среди больных в других госпиталях, появились новые случаи чумы в разных войсковых частях Тра-пезундского гарнизона.

Развитие эпидемии. В действительности заболевания чумой начались значительно раньше, но оставались нераспознанными. Об этом свидетельствует тот факт, что задолго до обнаружения первых больных чумой многими врачами отмечались случаи так называемых «идиопати-ческих бубонов». Общее количество таких заболеваний не было подсчитано, но было известно, что некоторые оканчивались смертью. И.И. Широкогоров (1925), описавший эту эпидемию, лично обнаружил несколько таких больных при осмотрах военных госпиталей. Один из них найден им в хирургическом госпитале Красного Креста. Это дало Широкогорову полное право утверждать, что под диагнозом «идиопа-тический бубон» в госпиталях гарнизона лечили бубонную чуму.

Иван Иванович Широкогоров (1869–1946).

Советский патологоанатом и эпидемиолог, действительный член АМН СССР. Окончил медицинский факультет Юрьевского университета в 1901 г., работал у В.А. Афанасьева. В 1903 г. Широкогоров работал и Вирховском музее, в 1908 г. у Мечникова в Париже, а в 1913 г. в Раковом институте в Лондоне. С 1918 г. профессор гистологии и патологической анатомии Закавказского университета. С 1919–1930 гг. заведовал кафедрой патологической анатомии Азербайджанского университета; 1930–1946 г. заведующий той же кафедрой Азербайджанского медицинского института. Им написано свыше 120 научных работ, большинство которых касается краевой патологии (малярии, чумы, проказы, лейшманиоза, лихорадки паппатачи, пеллагры). Широкогоров впервые доложил о митохондриях в нервных клетках на Международном медицинском конгрессе в Лондоне. Во время Русско-японский войны участвовал в борьбе с эпидемиями тифа в Уссурийском крае, Корее и Маньчжурии. В годы Первой мировой войны руководил Обществом Красного Креста.

Таких больных нашли и в других лечебных учреждениях гарнизона. Начавшаяся после совещания медицинских специалистов тщательная перепроверка диагноза так называемых «идиопатических бубонов», обнаружила среди них случаи настоящей бубонной чумы, из которых некоторые были подтверждены бактериологически. И.И. Широкогоров (1925) указывал, что при всей краткости большинства историй болезни всегда упоминается о сильнейшей головной боли и виде больного, напоминающем пьяного. Последний, по его мнению, является «одним из тех резко выраженных признаков чумы, который нельзя не отметить даже при поверхностном наблюдении больного: вид больного действительно предоставляет огромное сходство с состоянием алкогольного опьянения».

У Широкогорова не осталось никакого сомнения в том, что чума появилась в сентябре, но благодаря малой заразительности и легкой форме, в которой проявлялась болезнь, она осталась незамеченной.

Больные чумой были обнаружены в разных воинских частях, расположенных в Трапезунде, и только в двух случаях они доставлены из частей, стоявших вне Трапезунда. Среди гражданского турецкого населения выявлен всего лишь один больной, проживавший в деревне, находящейся в 90 верстах на восток от Трапезунда. Не исключена возможность того, что население скрывало такие случаи, опасаясь погромов, которые в это время часто вспыхивали в Трапезунде по самым бессмысленным поводам. В воинских частях распространение чумы ограничивалось единичными случаями, и лишь в некоторых частях их было несколько, самое большее — четыре случая. Между заболеваниями наблюдались довольно длинные промежутки (наименьший — неделя), что позволило И.И. Широкогорову исключить наличие между ними связи, т. е. непосредственной передачи чумы от больного человека.

Чумы не только не было в других портах Черного моря, с которыми Трапезунд стоял в оживленном сообщении: Батум, Сочи, Туапсе, Новороссийск, Севастополь, Одесса и др., но и в самом Трапезунде она быстро прекратилась. В конце января 1918 г. приказом главнокомандующего Кавказской армией Трапезунд и все Черноморское побережье объявлены благополучными по чуме.

Всего в чумный лазарет на «Белой Вилле» отправлено 25 человек, к которым надо прибавить двух больных чумой, своевременно не распознанных. Еще два случая обнаружены бактериологическим методом уже после смерти больных в 458 и 393 госпиталях. 7 больных погибли. Действительное количество заболевших чумой было гораздо больше.

Таким образом, подтвержденных бактериологическим методом случаев чумы в Трапезунде было около 30. Небольшой процент смертности (около 25 %) дал Широкогорову основание отнести эпидемию к так называемой «малой чуме».

Клиника чумы. Почти все зарегистрированные случаи чумы относились к бубонной форме, исключая одного заболевшего, у которого преобладали явления со стороны кожи. Инкубационный период болезни находился в пределах 2–5 дней. У большинства заболевших отмечалось внезапное начало без всяких предвестников. Затем происходило быстрое нарастание температуры, иногда весьма значительное. Широко-горовым наблюдался случай подъема температуры до 41,8 °C, в большинстве же случаев 39–40 °C, нередко с потрясающим ознобом. Головная, иногда чрезвычайно сильная боль и головокружение, отмечались почти всеми без исключения больными. Нередко была рвота. В это время больной напоминал пьяного. Некоторые больные жаловались на боль во всем теле, иногда в пояснице. Бывало носовое кровотечение. В нескольких случаях наблюдались явления расстройства желудочно-кишечного тракта: жидкий стул, у всех резко обложенный язык. Почти у всех больных наблюдалось воспаление конъюнктивы. Со стороны нервной системы отмечался бред с неудержимым стремлением бежать, при этом требовались большие усилия, чтобы удержать больного в постели. Часто возникало расстройство речи, иногда в виде очень стойкой афазии. Бубоны почти во всех случаях находились в паховой области, поражались преимущественно железы Скарповского треугольника, но были случаи подмышечных и шейных бубонов. Величина опухоли различна, причем тяжесть клинических явлений не соответствовала степени лимфатических узлов; иногда при тяжелой клинической картине железы были увеличены незначительно и наоборот. Нередко раньше, чем обозначится опухоль в паху, отмечалась сильная болезненность при пальпации, ходьбе и в стоячем положении.

В одном случае наиболее резко выраженные изменения обнаружены на коже. Больной поступил в один из полевых госпиталей 18 ноября с температурой 39,5-40 °C. Вскоре на груди и спине появились 2–3 кровяных пятна, которые превратились в пузыри, наполненные гноем, число их увеличилось до 5-ти. Болезнь приняли за сибирскую язву. На 8-й день больной умер при явлениях сердечной слабости. В мазках гноя из пузырьков обнаружены чумные палочки. При вскрытии трупа обнаружено 2 пузыря на правой стороне груди и 3 на спине. На шее слева, под сосцевидным отростком, находился значительной величины бубон, плотный на ощупь, на разрезе геморрагически инфильтрированный. Из «сока» этого бубона получена культура чумной палочки.

Смерть больных чумой в Трапезунде наступала на 5–8 день болезни. Были, однако, случаи смерти на 2-й день от начала заболевания. Так, в 3-й госпиталь поступил больной солдат Ивангородской крепостной артиллерии с температурой 41 °C, в бессознательном состоянии, сильно беспокойный. При давлении в паховой области резко реагировал. Умер через 36 часов после начала болезни.

Отмечен случай внезапной смерти: солдат П., 1-го Карского полка, поступил в 5-й Карский госпиталь. По сообщению врача, наблюдавшего больного, при поступлении у П. отмечена температура 41 °C, болезненность в области паха. В день смерти утром температура была нормальной. Больной имел хороший аппетит, ни на что не жаловался, в 2 часа дня внезапно скончался.

Происхождение чумы в Трапезунде. В пользу древности эндемич-ности чумы для Трапезунда свидетельствуют данные исторического анализа. Самые ранние упоминания о чуме в Трапезунде приходятся на период «черной смерти». Описываемые события можно отнести к последствиям возобновления пульсаций природных очагов Великого Евразийского чумного «излома», начавшихся в 1880–1881 гг. в Месопотамии, Персидском Курдистане и в северных районах Персии. Эпидемические события повторяются в той же последовательности, что и в периоды предыдущих пульсаций этих очагов (1773–1819, 1827–1843, 1864–1879; очерки XIV, XVIII и XIX, соответственно), однако вспышки чумы менее масштабны, иногда ограничиваются единичными случаями, границы же пульсирующих очагов не отчетливы. На территории Персии вспышки чумы прекращаются в 1892 г., в Месопотамии в 1897 г., но прежняя «логика событий» сохраняется — в 1890-х гг. чума «перемещается» в Малую Азию: небольшие вспышки чумы у озера Ван, в Смирне, Родосе, Трапезунде и Бейруте. Ареал чумы сжимается. Это проявляется тем, что в отличие от предыдущих пульсаций реликтовых очагов «излома», не поражаются чумой местности вокруг Карса, Ардагана, Эрзурума. Одновременно активизируются в направлении с запада на восток Балканские и Причерноморские очаги чумы — вспышки чумы в Константинополе (1900, 1919, 1920), в Одессе (1901–1902, 1910–1911) и в Новороссийске (1921). В 1899 г. чума появляется в Египте (Александрия) и «переваливает» через Кавказский хребет — вспышки чумы на территории Астраханской губернии (см. очерки XXI, XXV и XVI).

Современные районы энзоотий чумы Малой Азии, приведенные М.П. Козловым и Г.В. Султановым (1993), несоответствуют размаху, принимаемому вспышками чумы в XVIII–XIX столетиях (рис. 32.1).

Рис. 32.1. Турция. Районы энзоотий и эпидемических проявлений чумы (Козлов М.П., Султанов Г. В., 1993)

Правда, эти авторы указывают на возможность существования плохо изученных внутриматериковых природных очагов чумы. В качестве примера ими описывается вспышка чумы в районе Акчакале в 1947 г. Она возникла одновременно в двух деревнях. Заболело всего 22 человека. Произошло это тогда, когда заболевания чумой регистрировались в Иранском Курдистане (т. е. соблюдается таже «логика событий», которую мы обнаружили анализируя последовательность пульсаций очагов «излома» — см. выше). Для ачкальской вспышке источник инфекции остался не установленным, хотя выводы, сделанные на основе эпидемиологического обследования, не оставляют сомнений в том, что заражение произошло от местных диких грызунов. Характер местного происхождения чумы подтверждается еще и тем, что заражение произошло штаммом возбудителя чумы, относящимся по своим свойствам к континентальной разновидности, характерной для песчаночьих очагов. Эти данные показывают, что вторичные крысиные очаги чумы в Турции не обязательно имеют заносное происхождение даже в портовых городах, а могут появляться в результате контакта синантропных грызунов с инфицированными дикими грызунами.

В 1917 г. выделенные штаммы чумы еще не делили на разновидности, поэтому Широкогоров не мог опереться на эти данные. Однако ему удалось установить, что Трапезунд в начале XX столетия являлся эндемическим очагом чумы. Прежде всего, Широкогоров исключил занос чумы пленными. Бои давно прекратились, и турецкие войска отошли далеко от русского фронта. Последняя из эпидемий чумы в городе имела место в городской тюрьме, в 1906 г., и протекала в бубонной форме, всего тогда зарегистрировано 13 случаев заболевания чумой, из которых 7 со смертельным исходом. Известные обстоятельства ее возникновения исключали возможность завоза болезни извне. Из бесед с местными врачами Широкогоров выяснил, что единичные случаи бубонной чумы в Трапезунде бывают, чуть ли не ежегодно. Поэтому он не сомневался в том, что Трапезунд является одним из эндемических очагов чумы и описываемая им эпидемия есть «не больше, как вспышка ее, несколько большей силы, чем отмечено было до сих пор».

Важнейшим эпидемиологическим фактором эпидемии чумы в Трапезунде были крысы. Широкогоров обратил внимание на их многочисленность. По его наблюдениям, преобладал вид Mus. decumanus. Осенью, еще до появления чумы на людях, был замечен падеж крыс. Портовый врач, барон К., сообщил Широкогорову о том, что в порту это обстоятельство обратило на себя внимание уже несколько месяцев тому назад. В цейхгаузе Ивангородской крепостной артиллерии солдаты ежедневно утром находили десятки подохших крыс. В некоторых помещениях телеграфной роты солдаты не могли жить вследствие запаха от разлагающихся трупов павших крыс.

В декабре 1917 г. И.И. Шукевичем проведено исследование крыс на чуму. Положительный диагноз ставился только на основании получения чистой культуры возбудителя чумы. Всего исследовано 363 крысы, из которых 353 собраны в Трапезунде и 10 в нескольких верстах от Трапезунда, в местечке Сюрменэ. Крыс, больных чумой, обнаружено 20; все найдены в самом Трапезунде. Следовательно, около 5,6 % трупов крыс, собранных в городе, оказались чумными.

При вскрытии у них обнаружены бубоны:

1) паховые в 18 из 20 случаев, причем односторонние были обнаружены 10, обоесторонние 8 раз;

2) подмышечные — 6 (3 раза односторонние и 3 раза обоесторонние);

3) подчелюстные — 4 (3 раза обоесторонние и 1 раз односторонние).

Во всех случаях, исключая двух, подмышечные и подчелюстные бубоны встречались совместно с паховыми. Из других изменений в острых случаях обнаруживали гиперемию подкожной клетчатки, сильное увеличение селезенки и жировое перерождение или застойную гиперемию печени; иногда в печени встречались мелкие некротические фокусы. Еще у трех крыс, кроме вышеуказанных, были обнаружены большие паховые бубоны (величиною с боб), периферия которых состояла из плотной соединительной ткани, центр же — из желтоватой некротической массы. При микроскопическом исследовании этой массы кое-где встречались полуразрушенные остатки микробов. Посевы из бубонов и сердца остались стерильными. И. Шукевич и В. Клинов считали, что у этих крыс также была чума, которая к моменту вскрытия закончилась самоизлечением (рис. 32.2)

Рис. 32.2. Результаты вскрытия крыс. Слева — здоровая, справа — больная чумой (характерно увеличение лимфатических узлов и селезенки). Из книги Wu Lien Ten U.A. et al, 1936

Собранные Шукевичем, Клиновым и Широкогоровым данные свидетельствуют об исключительно редко встречающемся в природе сочетании факторов, при совместном действии которых отдельные случаи чумы превращаются в масштабную эпидемию. Ими были получены бактериологические доказательства того, что в Трапезунде имела эпизоотия чумы на крысах. И так как последний случай заболевания чумой среди русских солдат зарегистрирован первого декабря (табл. 32.1), а последний случай чумы у крыс был обнаружен 28 декабря (табл. 32.2), то отсюда следует, что эпизоотия среди крыс продолжалась даже тогда, когда заболевания людей прекратились.

Таблица 32.1

Заболевания чумой в Трапезунде в 1917 г. [16]

Месяц, число, год | Кол-во заболеваний

25 октября | 1

26 | 1

27 | 0

28 | 0

29 | 0

30 | 0

31 | 1

1 ноября | 1

2 | 0

3 | 0

4 | 0

5 | 0

6 | 3

7 | 1

8 | 0

9 ноября | 1

10 | 0

11 | 1

12 | 0

13 | 1

14 | 0

15 | 0

16 | 1

17 | 2

18 | 0

19 | 0

20 | 1

21 | 0

22 | 0

23 | 2

24 ноября | 1

25 | 0

26 | 0

27 | 1

28 | 0

29 | 0

30 | 1

1 декабря | 1

2 | 0

3 | 0

4 | 0

5 | 0

6 | 0

7 | 0

Таблица 32.2

Данные об исследовании крыс в Трапезунде в 1917–1918 гг.

Месяц, число, год | Кол-во вскрытых крыс | Кол-во чумных крыс

17 ноября | 1 | 0

28 | 2 | 0

3 декабря | 1 | 0

5 | 12 | 0

6 | 13 | 0

7 | 10 | 0

8 | 10 | 1

9 | 19 | 0

10 | 14 | 0

11 | 9 | 1

12 | 14 | 1

13 | 24 | 2

14 | 12 | 1

15 | 20 | 2

16 | 10 | 1

17 декабря | 18 | 1

18 | 18 | 1

19 | 21 | 3

20 | 22 | 1

21 | 13 | 2

22 | 5 | 1

23 | 3 | 0

26 | 11 | 1

27 | 14 | 0

28 | 14 | 1

29 | 14 | 0

30 | 10 | 0

7 января | 7 | 0

9 | 11 | 0

11 | 11 | 0

Таким образом, заражение чумой солдат происходило из вторичного (крысиного) очага, посредством блох, живущих на крысах, но не приобрело антропонозный характер. Это обстоятельство указывало им на весьма слабую контагиозность бубонной чумы, по крайней мере, для эпидемии в Трапезунде. Шукевич и Клинов также обратили внимание и на то, что во всех войсковых частях, где наблюдались чумные заболевания, солдаты жили чрезвычайно скученно и грязно и, следовательно, если бы во время данной эпидемии чума имела склонность распространяться через контакт, то случаи заражения, несмотря на все принимаемые меры, должны были бы исчисляться многими десятками.

Доказательством неконтагиозности кожной формы чумы Широкогоров считал случай с кожным поражением, где были все условия для заражения окружающих больного чумой людей. Он был помещен в общей палате, где находилось до 29 больных; кровать соседа была вплотную придвинута, как это обычно имеет место в случаях переполнения госпиталей, однако никто из солдат чумой не заразился. Болезнь распознана лишь после смерти больного чумой.

Чумных районов в Трапезунде было два. Первый из них примыкал к восточной части порта, где располагались интендантские склады, склады Красного Креста и Земского Союза и где количество крыс достигало особенно больших размеров. Второй находился в западной части города. Его центром являлась площадь с мечетью. После занятия города русскими войсками площадь эта получила название Златоглавой, вокруг нее располагались казенные турецкие здания; в них была расквартирована Трапезундская телеграфная рота.

Объяснение прекращения эпидемии чумы при продолжающейся эпизоотии среди крыс, Шукевич и Клинов видели в следующем. Количество блох в Трапезунде в октябре и до 20 чисел ноября, когда стояла теплая сухая погода, было необычайно велико, причем не только в помещениях, но и на улицах и на дворах. Чтобы «набраться» блох, достаточно было посидеть немного на солнце. В конце ноября погода резко изменилась. Пошли дожди, стало холодно, и временами выпадал снег. В связи с этим количество блох стало резко падать и жалобы, что «блохи заедают» постепенно прекратились.

Так или иначе, но количество блох к началу декабря дошло до минимума и с этим совпало прекращение чумных заболеваний.

Наличие большого количества крыс и блох, казалось бы, открывало идеальные условия для развития большой чумной эпидемии осенью, но этого не произошло, число чумных заболеваний в Трапезунде было очень невелико.

Шукевич и Клинов объяснили данное явление определенным количественным соотношением видов крыс и блох, то есть, либо полным-отсутствием, либо малым распространением тех видов, которые являются главными передатчиками чумы человеку. Так, из крысиных видов, Mus. rattus, живущий ближе к человеку, служит источником заболеваний людей гораздо чаще, чем Mus. decumanus. Между тем в Трапезунде в те годы господствовал, если не исключительно, то в громадном преобладании именно Mus. decumanus. Видов блох, встречающихся в Трапезунде, Шукевич и Клинов не исследовали и потому они не знали, как часто среди них встречались Loem. cheopis и другие виды, способные передавать возбудитель чумы от крыс к человеку. Однако сам факт малой заболеваемости населения, несмотря на огромное количество блох, позволил им прийти к выводу «о малом количестве видов-передатчиков среди этих последних».

Со времени захвата Трапезунда русскими войсками, некоторыми врачами отмечались случаи подозрительные по чуме, которые остались невыясненными. Доктор Кршивинский наблюдал в госпитале в 1916 г. больного с признаками, напоминающими чуму. Доктор Фишелев сообщил Шукевичу, что летом 1917 г. он был приглашен к гречанке, у которой наряду с высокой температурой имелись паховые бубоны.

Видимо, чумные заболевания тянулись в городе уже давно, то исчезая, то появляясь вновь. Проходили же они незамеченными потому, что их вообще было немного и что процент смертности, обусловленный ими, был невелик.

Наконец есть данные, указывающие на то, что зараженность чумой в тот год не ограничивалась Трапезундом. 7 декабря 1917 г. в городскую больницу был доставлен турок Измаил-Такчи-Оглы, у которого обнаружены признаки бубонной чумы. 9 декабря он был перевезен в чумной лазарет Земского союза, где и умер 12 декабря. Как удалось выяснить, этот турок прибыл в Трапезунд накануне поступления в больницу и через несколько часов заболел. Принимая во внимание, что минимальная продолжительность инкубационного периода при чуме равняется одним суткам, Шукевич и Клинов пришли к заключению, что турок заразился не в Трапезунде, а в другом месте. Прибыл он из села близ местечка Ризэ, расположенного в 90 верстах к востоку от Трапезунда.

27 декабря 1917 г. в чумный лазарет Земского союза были доставлены солдат Кавказской автомобильной роты Туридин Александр и солдат Н-ского Туркестанского полка Остаценко Михаил. У обоих констатирована бубонная форма чумы. Из расспросов больных выяснилось, что оба они заболели в местечке Таккие, расположенном на полпути между Трапезундом и Эрзерумом.

В 1919 г. в Стамбуле возникла вспышка чумы, во время которой заболело 20 человек среди рабочих мельницы, а в 1920 г. заболело 13 солдат в казармах этого города. Кроме того, в период с 1923 г. по 1929 г. обнаруживались спорадические случаи заболевания чумой в Стамбуле, Анталье и их окрестностях. В 1920 г. чума вспыхнула вблизи Трапезунда и северо-восточной границы Турции — в Батуми.

Борьба с эпидемией чумы. Организация противочумных мер поручена выбранной комиссии, в которую вошли кроме президиума санитарного совета и представителей общественных организаций, Д.В. Сивре и И.И. Шукевич как лица «практически знакомые с чумою». Выборы Противочумной комиссии произошли при следующих обстоятельствах.

После получения первых сведений от доктора Иоффе, Шукевич сообщил о своих подозрениях крепостному врачу и председателю санитарного совета, доктору Е.Г. Владимирову. После того как у привитой свинки появились бубоны и в 393 госпитале у умершего солдата Ткаченко обнаружено увеличение бедреных желез, решено созвать экстренное совещание санитарного совета, старших врачей расположенных в Трапезунде госпиталей и других должностных лиц. На нем 13 ноября Шукевичем были изложены данные, позволяющие предполагать наличие чумы в Трапезунде. Из обмена мнений выяснилось важное обстоятельство, а именно: оказалось, что в некоторых госпиталях лежат больные с паховыми бубонами и с общими явлениями дающими основание предполагать чуму. Заслушав все сообщенные сведения, совещание постановило: впредь до окончания бактериологического исследования считать заболевших, о которых шла речь, в высшей степени подозрительными по чуме и по отношению к ним принять все необходимые меры предосторожности и прежде всего изолировать их.

Для руководства борьбой с эпидемией чумы в Трапезунд из России был направлен И.П. Широкогоров. По его настоянию в последних числах ноября приказом главнокомандующего Кавказской армией Трапезунд объявлен неблагополучным по чуме. С этого момента военные власти приступили к планомерной борьбе с эпидемией, поскольку это было осуществимо в тех условиях. Еще до приезда И.П. Широкогорова (20 ноября), больных и подозрительных по чуме (около 10 человек) сосредоточили в 5 верстах от Трапезунда, лазарете № 2 («Белая Вилла»).

Обычно принимаемые при эпидемии чумы меры в Трапезунде были абсолютно не осуществимы из-за распада русской армии, начинавшей явочным порядком осуществлять демобилизацию. Ничем не сдерживаемый поток утомленных войной вооруженных людей устремился с фронта, и не имелось никакой возможности его остановить, даже с целью предупреждения заноса чумы в Россию. Такие меры, как портовые карантины, вызывали при попытке их применения угрозы со стороны вооруженных солдат, и не могли быть осуществлены физически. Смертельному риску подвергались портовые врачи, прибывающие на суда для карантинного осмотра.

По этим причинам Широкогоров был вынужден телеграфировать начальнику Морских сил по поводу карантина в Батуми следующее: «Карантин в Батуми поставит командира порта и командиров судов в затруднительное положение, по понятным причинам текущего момента. Принимая во внимание благоприятное течение эпидемии, полагал бы меры против занесения в Россию ограничивать пока строгими санитарными мероприятиями вполне осуществимыми в отношении эшелонов, прибывающих в Батум».

Но провести в Батуми санитарные мероприятия, о которых говорилось в телеграмме, не удалось, хотя условия для обеззараживания солдат, прибывших из Трапезунда, были исключительно благоприятны. В 1917 г. в Батуми находился хорошо оборудованный карантин и стояли поезда-бани. Однако заставить солдат проделать эти операции удавалось изредка, в баню шли лишь за взятку в виде белья, а для дезинфекции не получалось соблазнить и этим путем.

По тем же причинам пришлось с первого же раза отказаться от осмотра солдат при посадке на пароход в Трапезунде и от медицинского наблюдения за ними во время пути до Батума, как намечалось по плану борьбы с эпидемией. Эти мероприятия не только встречали противодействие, но и ставили перед угрозой всевозможных репрессий врачей, начальников портов и других должностных лиц. Широкогорову с самого начала эпидемии было ясно, что проведение мер предосторожности против завоза чумы в Россию путем реализации принятых Международным кодексом мероприятий по борьбе с чумой невозможно.

На фоне упадка дисциплины, безудержного стремления домой и безнаказанности солдат за нарушение или отказ от выполнения элементарных требований в отношении противочумных мероприятий, стали распространяться жуткие слухи о том, что «чуму выдумали доктора».

При таких условиях лишь кое-что из намеченного Широкогоровым плана борьбы удалось осуществить, благодаря составу санитарной части крепости, представителей разных войсковых комитетов и совершенно исключительной преданности и настойчивости подчиненных ему работников Трапезундского отделения санитарно-дезинфекционного отряда Красного креста, взявшим на себя задачу бактериологического исследования.

Из общих мероприятий признано необходимым разредить воинское население Трапезунда путем выведения тех частей, пребывание которых не вызывалось потребностями обороны. С этой целью было созвано совещание, на которое были приглашены все командиры частей расположенных в Трапезунде и ближайшей к нему части фронта. Решено вывести эти части в ближайшие города и местности, расположенные по побережью между Трапезундом и Ризе. В другое время приказ был бы выполнен охотно, так как некоторые из этих мест по красоте природы, удобному расположению и другим качествам имеют много преимуществ перед Трапезундом, но по тогдашнему состоянию армии, это оказалось не выполнимым. Начались обсуждения приказа о выводе частей из Трапезунда в разных комитетах. Вследствие того, что большинство последних состояло из некомпетентных лиц, то разрешили этот вопрос своеобразно. Так, на одном из заседаний большинством голосов вопрос об угрожающей опасности был решен в положительном смысле, но все же постановлено было отправить в чумной лазарет делегатов, которые должны в этом лично убедиться. В результате на побережье согласилась перейти какая-то незначительная часть солдат, и та под разными предлогами оставалась в Трапезунде до того момента, когда пребывание в нем потеряло интерес.

Не удалось также провести в исполнение решение о направлении уходящих с фронта солдат, минуя Трапезунд, через порты, лежащие к востоку и западу от него, Платану и Сюрменэ. Меру эту Широкогоров считал наиболее целесообразной для предупреждения контакта с чумным очагом, тем более что обе гавани во время свежей погоды считались более удобными для посадки.

Что касается санитарных мероприятий, то в тех частях, где солдатам грозила непосредственная опасность заражения вследствие появления среди них больных чумой, удалось проводить их с большим или меньшим успехом. Меры сводились к следующему: в первую очередь производилась дезинфекция помещений, где находился заболевший, дезинфекция вещей и заделка щелей. Эту меру старались проводить с профилактической целью и там, где заболеваний не было. Затем подвергались изоляции и наблюдению в течение 5 дней все лица, бывшие в соприкосновении с больными; кроме того, они проходили через баню и дезинфекцию. Сделана попытка замены старой мундирной одежды на новую, но она не увенчалась успехом, так как были случаи, что солдаты, сдав старую одежду и получив новую, требовали обратной выдачи сданных ими вещей. В случаях неисполнения требований они самочинно забирали их и, что нередко бывало, тут же продавали. Таким образом, результаты могли получиться обратные. Проведение всех указанных мероприятий было поручено санитарно-дезинфекционному отряду Красного Креста.

Каждую дезинфекцию приходилось начинать с устройства маленького митинга. Правда, категорического отказа от принятия каких-либо мер, не было, но зато постоянно выходило так, что одну часть мер солдаты одобряли, другую же они категорически отвергали. Например, соглашались, чтобы полы и прочее было вымыто мыльно-карболовым раствором или насекомоядом и в то же время отказывались сдавать свои вещи в дезинфекционную камеру. Такие инциденты происходили сплошь и рядом.

Вопрос о крысоистребления, естественно, составлял предмет забот Широкогорова, но до самого конца эпидемии его не удалось наладить, несмотря на то, что весьма энергичные действия в этом отношении проявил местный исполнительный комитет Совета солдатских и рабочих депутатов, имевший в своем составе много интеллигентных работников.

Из всех рекомендуемых способов истребления крыс, по условиям обстановки был применен наиболее действенный механический способ истребления при помощи крысоловок, которые оказалось возможным заготовить в большом количестве.

Организованы были и крысоловные отряды с платой 25 копеек за доставленную убитую крысу. В борьбе с крысами больше всего обращено было внимание на заделку крысиных ходов в помещениях, так как без такого мероприятия любые способы крысоистребления не дают надежных результатов.

Для наблюдения за появлением чумы среди гражданского населения город был разделен на участки и участковым врачам вменено в обязанность следить за заболеваниями на своих участках, а жителям объявлено, что похороны умерших будут позволены только после выдачи свидетельства. Военные власти исходили из того предположения, что при таких условиях заболевания чумой среди жителей не ускользнут от внимания участковых врачей. Однако случаев чумы среди гражданского населения в самом Трапезунде не было обнаружено.

В распоряжении отряда имелся запас «лимфы Хавкина». Вследствие благоприятного течения эпидемии к массовым прививкам не пришлось прибегать, были только отдельные случаи прививок. Вакцина давала иногда сильную реакцию; привитые жаловались на болезненность в ближайших к месту введения лимфатических узлах, высокую лихорадку до 40 °C, сильную головную боль. Эти явления длились до 20–24 час.

* * *

То, что произошло в Трапезунде, можно назвать чудом. Для проникновения чумы в Россию существовали идеальные условия. Чума не была распознана своевременно, никакие карантины не могли стать преградой для десятков тысяч вооруженных и деморализованных людей. Наступила зима — время года, наиболее благоприятное для распространения легочной чумы. К этому добавлялись скученность и отсутствие медицинского контроля в пути следования. Однако чумной катастрофы в России не произошло, что только подчеркивает, сколь уникальными и сложными должны быть те условия, при которых возможны такие эпидемии. Их отсутствие, вот, пожалуй, то единственное, в чем Господь пощадил Россию в 1917 г.