Бур и сам не понял, как переступил через черту. Он ждал, что решающему шагу будут предшествовать сомнения, страх, который заставит трепетать душу, хвататься из последних сил за остававшийся позади мир. А получилось — как-то случайно, просто в решающий миг юноша просто шагнул вослед за Ларсом, думая только о том, что не может бросить друга. И его охватила пустота.

Горожанин и сам не знал, как описать ее, ведь слово — это образ, а в том мире, в который он попал, не было ничего, словно он вошел в туман, столь густой, что не было видно ничего, даже поднесенной к самым глазам руки. И, все же, эта пустота не была полной, ведь в ней оставался он сам, его спутники, люди и небожители. И осознание этого успокаивало лучше всяких молитв.

Буру понадобилось некоторое время, чтобы немного прийти в себя, привыкая к чувству поразительной легкости, бесконечной свободы, когда более ничего не стесняло душу, не ограничивало ее полета.

— А здесь совсем не так страшно, как мне казалось, — проговорил он. — Наше мироздание куда ужаснее, чем это, ведь в пустоте нет ничего, что бы несло в себе угрозу… Ларс, а ты как считаешь? — но никто не ответил на его вопрос. Вокруг стояла тишина, не ведавшая даже эха. — Ларс! — чувствуя, как к сердцу начал подкрадываться страх, заставляя его биться быстро и нервно, постоянно сбиваясь с ритма, Бур вновь позвал друга, который оставался невидим за дымкой тумана, однако должен был быть где-то рядом, всего лишь в нескольких шагах. — Ларс! — он закрутил головой, но без толку, ибо со всех сторон было то же самое — густая молочно-белая дымка тумана.

"Не мог же он далеко уйти! Я догоню его!"

Бур бросился вперед. Сначала ему действительно казалось, что он бежит. Вот только куда? Верное ли направление избрала его душа? Может быть, стоит повернуть?

Он даже запыхался, впрочем, скорее от метания мысли, чем от движения тела. Прошло какое-то время, ничуть не изменившее царившую вокруг белую муть. И юноше пришло в голову… А что если он и не бежит никуда, просто топчется на месте? Но ведь в пустоте нет места. И нет направления.

"Цель! У меня есть цель! Я должен, просто обязан найти Ларса! И этих караванщиков. Мне необходимо им помочь!"

Он упрямо продолжал бежать, даже скорее лететь, ведь под его ногами не было никакой опоры, в ту сторону, которую избрала его душа, не думая о времени, о себе, беспокоясь лишь о том, что он может быть нужен им уже сейчас, и тогда он не успеет прийти на помощь.

А потом вдруг туманная дымка затрепетала, замерцала неведомым ей светом, и в мгновение ока спала тончайшим покрывалом, открывая оку смертного зал дворца.

Лишенный окон, он был мрачен, но не черен, полнясь тусклым сиреневатым свечением, исходившим от стен, которые были подобны водному потоку. Высоко над головой вставал черный купол, или, может быть, само ночное небо, с которого тучи-невидимки стерли следы звезд. Под ногами была твердь — гладкая, словно вырезанная из цельного камня, ровно отшлифованная, стирая малейшие выступы и углубления и жесткая, непривычно твердая после полета в бездне.

Этот зал был просторен и пуст.

— Эй! — крикнул Бур, глядя вокруг.

— Эй! — послушно откликнулось эхо.

— Есть кто здесь? Отзовись!

— Есть кто здесь! Отзовись! Зовись! — оно старательно повторяло всю фразу, вкладывая в каждое слово особым оттенком какое-то свое чувство — то беззаботный смех, то издевку, — все, что угодно, за исключением безразличия.

Бур огляделся вокруг.

Это место… Оно не было таким жутко пустым, как оставшийся позади мир тумана, но от этого не становилось легче, скорее наоборот. Потому что в нем был страх.

Доселе одиночество не чувствовалось. Здесь же оно было чем-то осязаемым, камнем, легшим на плечи, давившим не только на тело, но и на душу.

Горожанин облизнул вмиг высохшие губы, стиснул пальцы, пробуя унять нервную дрожь.

— Бур! — донесся до него голос, который он не мог не узнать.

— Ларс! Где ты, дружище?

— Бур, помоги!

— Я сейчас! Держись! — он заметался, ища друга, не находя его, не зная, в какую сторону бежать. — Где ты?

— Здесь! Скорее!

Ему показалось, что голос доносится из-за стены. Но на гладкой сине-фиолетовой поверхности не было видно ни арок, ни дверей.

— Где же ты! — в голосе было отчаяние, которого Бур никогда прежде не слышал из уст друга. И это подгоняло быстрее ударов бича по плечам раба.

— Сейчас! Я рядом! — не задумываясь над тем, что делает, он разбежался и бросился на стену. В последний миг юноша, не удержавшись, зажмурился. Он ждал сильного удара о камни, вспышки боли. Но ничего этого не было. Стена действительно оказалась тем, чем показалась в первый миг — потоком воды, который обдал человека с головы до ног брызгами холодной липкой влаги, но не задержал, пропуская вперед.

Приоткрыв глаза, Бур с опаской огляделся вокруг, не зная, что ему предстоит увидеть, боясь обнаружить, что опоздал.

Новый зал был зеркальной копией предыдущего, столь же пуст и одинок.

И вновь до него донесся голос из-за стены.

— Бур! — теперь его звала на помощь девушка.

— Лика! — крикнул он в отчаянии, в то время как его душа замерла в сомнении: "Но почему она здесь? Ведь я оставил ее в караване! Зачем торговец отпустил ее? И как она попала сюда?"

— Помоги!

У него не было больше времени на раздумья и сомненья. Бур метнулся к стене, пересек поток огня, огляделся… И понял, что оказался в зале, точно таком же, как два предыдущем.

"Что же это? — его душу всколыхнули сомнения, в глазах отразилось отчаяние. — Демоны. Неужели это они водят меня за собой? Но зачем им? Просто ради развлечения?"

— Помоги! — вновь донесся до него крик, в котором смешались все знакомые и незнакомые голоса, полня воздух болью, увлекая душу за собой.

Но на этот раз Бур не побежал на зов. Стиснув зубы, сжав кулаки, он замер на месте, опустив голову на грудь, мысленно повторяя слова молитвы-оберега от злых сил…

— Не надо, смертный, не продолжай, — донесся до него новый голос, на этот раз незнакомый, холодно безразличный, — демоны тут ни при чем. Это я испытывал тебя.

Бур заставил себя поднять голову, открыть глаза. В нескольких шагах от себя он увидел невысокого, неказистого на вид… нет, он не мог назвать незнакомца человеком, понимая, что перед ним не смертный, а бог. Не старший, конечно, но все таки…

— Я — Намтар, — тот сидел на камне, поджав под себя ноги и обхватив колени руками.

— Прости меня, господин, я… — он не знал, как вести себя с бессмертным, пасть перед Ним на колени или…

— Подойди, — по тонким сероватым губам бога скользнула улыбка. — Право же, ты удивил меня: обычно никому из людей не приходит даже мысль в голову вновь обращаться ко мне с вопросом, когда судьба определяется лишь раз.

— Прости меня, господин. Я не хотел разгневать Тебя…

— Не извиняйся. Я знаю — ты пришел из-за своих друзей.

— Где они, господин? — Бур вновь закрутил головой, пытаясь отыскать хотя бы их след в пустоте просторного зала. — Я слышал зов о помощи…

— То было испытание.

— С ними все в порядке?

— Кто знает?

— Господин, прости меня за все эти вопросы, но я должен знать.

— Тебя интересует твое будущее?

— Нет. Я…

— Странно. Мне казалось, что смертные задаются вопросом о дне грядущем чаще, чем произносят слова молитвы. Неужели ты не хочешь узнать о том, что тебе суждено?

— Конечно, господин, хочу, только…

— Не спеши, человек, подумай хорошенько. Не всякому дано встретить меня, а уж получить ответ на самый сокровенный вопрос… — умолкнув, он качнул головой, взглянул на юношу, давая понять, как несказанно ему повезло. — Впочем, — продолжал Намтар, видя, что глаза собеседника не зажглись огнем радости, с губ не сорвался вздох томительного предвкушения, скорее наоборот, лицо подернулось дымкой печали, — я не собираюсь настаивать: ты вправе сам решить, о чем спрашивать.

— Господин, прости, прошу Тебя! Я понимаю, какой чести Ты удостаиваешь меня, и, все же… Сейчас все мои заботы в настоящим, — он вспомнил о том, что родной город умирает и никто, даже небожители, не могут ему помочь, ведь такова судьба Керхи, и, побледнев, чуть слышно проговорил: — И я знаю свое будущее…

— Ты ошибаешься, — Намтар рассмеялся тихим шуршащим смехом. — То, что ты знаешь — было до того, как вы вошли за грань. Сейчас все изменилось.

— Спасибо, господин, Ты возвращаешь мне надежду, которая уже стала казаться несбыточной мечтой… Я буду вечным Твоим слугой, скажи лишь: как мне вернуться в пустоту, к моим друзьям?

— Зачем? — удивился бог, глядя на странного смертного, который все делал не так, как должен был, выбирая из тысячи путей самый невероятный.

— Им может понадобиться моя помощь!

И вновь с губ Намтара сорвался смешок.

— Забавный малый! Да кем ты себя возобновил? Величайшим из богов или даже самим Свышним? Что ты, смертный, можешь сделать? Оставь наивные мысли. Даже если бы я знал, как открыть врата в тот мир за границей пустоты, это бы ничего не изменило, ибо твой путь там пройден, а иного не дано. Радуйся тому, что ты сумел выбраться. Гордись — это под силу даже не всем богам. О возвращении ж забудь.

— Но почему? — каждое новое слово, произнесенное господином Намтаром, казалось Буру страннее и непонятнее предыдущего. Сам он не видел в пустоте ничего такого уж страшного, дорога в густом тумане — только и всего. — Почему я не могу…?

— Бездну нельзя охватить взглядом, представить себе или предсказать. Ее нет. Здесь, перед чертой, о ней известно лишь очень немногое. Мы можем только предполагать, но никогда ничего не узнаем наверняка… Потому что Ничто не терпит нарушающего ее покой. И исторгает из себя.

— Господин, я не понимаю…

— Не важно, забудь. Прими как свершившееся и смирись с неизбежным… — тонкие губы вновь скривились в улыбке. — Хочешь ты того или нет, но, прежде чем отпустить, я предскажу тебе твое будущее, ибо тебе суждено его узнать.

Бур был не в силах отвести взгляда от бога судьбы. Сейчас, когда он, наконец, признался самому себе, как сильно жаждал этого знания, каждое мгновение промедления стало казаться вечными муками… И, все же…

— А это возможно? Это не изменит грядущего?

— Твоего? — рассмеявшись, Намтар качнул головой. — Нет, конечно. Ведь ты не захочешь его изменять… Ты станешь новым жрецом Керхи, лучшим среди тех, кто был и будет. Твое имя сохранится в легенде навечно, даруя бессмертие не только телу и душе, но и памяти…

— Спасибо, господин…

— Не перебивай меня, смертный! — в голосе бога был укор, но он, звуча тихо, практически неслышно, тонул в море веселья, когда Намтара весьма забавляло все происходившее, особенно вид собеседника, его смущенное лицо, растерянные глаза. — Я не сказал еще самого главного. Ты будешь счастлив и любим, окружен верными друзьями и старательными учениками, проживешь долгую жизнь, и… — он хмыкнул. — У вас с Ликой… — услышав это имя, юноша сразу покраснел, чувствуя, что бессмертный заглянул тот тайный уголок души, где Бур хранил свои самые сокровенные секреты. Между тем бог судьбы продолжал: — …родится дочь, затем, через несколько лет — сын, который будет наделен даром и со временем станет новым правителем Керхи, достойным светлого титула Хранитель… — он смотрел на собеседника, на лице которого отражались все чувства сердца и души, заставляя щеки то бледнеть, то вспыхивать смущенным румянцем. Насладившись этим зрелищем, с наигранной обидой он спросил: — Что же ты не благодаришь меня за судьбу? Воистину, она — бесценный дар. Я сам удивляюсь своей щедрости.

— Спасибо, господин, — Бур опустился на колени, склонил голову на грудь, старательно пряча глаза.

— Ты не рад? — на лицо бога набежала тень. — Поразительно! Как такое возможно! Что же, объясни мне непонятливому, тебя не устраивает? Что тебе суждено стать известным человеком, но при этом — только служить великим, не быть одним из них? Но разве не служение — твой единственный путь?

— Прости, господин, я… Я был бы счастлив такой судьбе. Воистину, она замечательна. Вряд ли даже в самых радужных мечтах я мог себе представить нечто подобное…

— Так что же, в чем дело? Почему ты не радуешься?

— Не смейся надо мной так, господин… — его губы скривились в болезненной гримасе. — Не испытывай меня столь жестоко. Ты ведь знаешь: ничему этому не бывать, когда через месяц мой родной город умрет… И мы вместе с ней.

Громкий раскатистый смех потряс залу.

— Ну ты даешь! — сквозь него заговорил Намтар. — Ты хотя бы понимаешь, что делаешь? Учишь бога судьбы читать тропы! — наконец, он немного успокоился. — Давно я так не смеялся. Спасибо, позабавил старика, — Он выглядел крепким мужчиной, чьи волосы еще не успела тронуть седина, но Бур понимал, что это мог быть только образ… Да и стоило ли удивляться меньшей из странностей? — Вот что я тебе скажу, смертный, возможно, когда-то судьба этой твоей Керхи и была столь черна. Но не сейчас. Я уже сказал: все изменилось в тот миг, когда вы переступили через грань испытания.

— Значит… — на миг Бур замешкался. У него перехватило дыхание, когда он подумал об этом. — Значит город будет спасен?

— Именно это я и пытаюсь тебе втолковать! — он вновь усмехнулся, вспоминая весь разговор. — Забавно… Никогда не думал, что смертные способны превратить миг величайшего откровения в развлечение!

— Прости меня, господин, я виноват… — Бур вновь опустил голову на грудь, но на этот раз не чтобы скрыть грусть и боль, выплеснувшиеся в излучены глаз, а слезы радости, растопившие льдинки скорби. Его не заботило, как бог судьбы накажет его за непростительную дерзость. Это не имело значение, когда горожанин был готов заплатить вечностью своей души лишь за то, чтобы предсказанное миг назад исполнилось.

— Ладно, смертный, оставим все это. Я не собираюсь наказывать тебя за то веселье, что ты подарил мне. Я даже вознаградил бы тебя, если бы придумал награду, большую той, что уже дал. А теперь, — образ бога затрепетал, заструился, изменяясь, и вот уже с камня на черную твердь пола соскользнул огромный зеленоглазый змей. — Мне пора, — зашептал он. — Не ты один в этот миг ищеш-шь с-свою с-судьбу. С-ступай за мной. Я проведу тебя к твоему с-спутнику.

— В пустоту? — юноша встрепенулся.

— Нет… Идем! — и змей быстро поскользил по гладкому полу в сторону водяных стен.

На этот раз вода привела в маленькую, погруженную в полумглу пещеру. Бур с облегчением вздохнул. Ему уже начало казаться, что он никогда не выберется из этой казавшейся бесконечной череды похожих друг на друга как две капли воды залов.

В центре пещеры был разожжен костер. Яркие языки пламени, менявшие цвет от желтого до ярко алого, переплетались в причудливом танце, отбрасывая во все стороны длинные черные тени, повторявшие все движения своих прородителей.

Возле костра, спиной к Буру, сидел человек в одежде караванщика.

Юноша не смог сдержать вздоха. Конечно, он был рад, что хотя бы кто-то из его спутников в безопасности, и, все же, он мечтал, надеялся увидеть Ларса.

Бур огляделся, открыл рот, собираясь спросить у бога судьбы, почему Он привел его сюда и каких дальнейших поступков ждет от смертного, но змей исчез, словно его и не было вовсе.

Вздохнув, горожанин подошел к костру, сел рядом с караванщиком.

— Как ты?

— Нормально, — спокойно ответил тот, не удивляясь внезапному появлению в лишенной входов и выходов пещере еще кого-то. Его взгляд был прикован к огню.

Бур тоже повернулся к костру. То, что он увидел среди мерцания пламени заставило его восторженно прошептать:

— Ух ты!

Огонь… Он был и не огнем вовсе… Вернее, не только огнем. Казалось, что он — полупрозрачное полотно, висевшее поверх стекла магического зеркала, в котором отражался весь мир: зеленые оазисы городов, бесконечные просторы снежной пустыни, люди и звери…

— Что это? — спустя некоторое время спросил Бур.

— Зеркало мира, — молодой караванщик, наконец, повернулся к своему собеседнику. В его глазах была грусть.

— Ты видел Сати? А Ларс? С ним все в порядке? — юноша забросал его вопросами, сам же, стараясь получше разглядеть образы отражений, приблизился к пламени настолько, что его жар стал жечь лицо.

— Нет, — качнул головой Ри, — они ведь не в мире, а за его пределами… Но я видел Лику. С ней вроде бы все хорошо.

— Спасибо… — с его губ сорвался вздох облегчения.

— Не за что, — тот устало улыбнулся. — Мне приятно хоть кому-то быть полезным.

— Ты беспокоишься о Сати, — Бур понимающе кивнул.

— Я… — его собеседник поморщился. — Я должен смириться — у нас разные судьбы. Иначе почему я здесь, а она — там?

— Кто знает, дружище? Но ведь даже если так, ты не станешь любить ее меньше…

— Мое чувство… О нем будет лучше поскорее забыть, когда оно бесплодно и бесполезно.

— Это был не вопрос, а утверждение, — после общения с богом судьбы Буру стал чувствовать себя так, словно сам способен видеть будущее.

— Я знаю, — тот вновь отвернулся к огню.

— Ты давно здесь? — оглядевшись вокруг, спросил Бур.

— Наверное. Я почти сразу же попал сюда… — он горько усмехнулся. — А ведь я так стремился в пустоту, хотел увидеть ее, узнать тайну бездны… И вместо всего этого оказался в пещере… Наверное, я сделал что-то не так.

— А что сказал бог судьбы? Ты говорил с ним?

— Господин Намтар… Да… Он сказал, что моя судьба уже была определена.

— И в чем она?

— Я помощник летописца, — он качнул головой. — Мне следовало бы радоваться… Почему же мне так горько?

— Наверное, все дело в том, что испытание еще не закончилось… Эта пещера давит мне на душу как камень заклинаний, установленный над местом смерти… — он встал, огляделся.

— Не ищи дверей. Их здесь нет. Я в первый момент, когда попал сюда, обшарил все стены, ощупал их шаг за шагом. Будь здесь лаз, хотя бы крысиная нора — я нашел бы, можешь не сомневаться… — он по-прежнему смотрел на огонь.

— Пламень словно околдовал тебя…

— Нет, вовсе нет. Просто плен не пошел мне на пользу. Я начал боятся подземелий, пещер… Конечно, это не большой грех для караванщика, ведь меня ждет впереди бескрайность снежной пустыни… Но это место… Если бы не огонь, позволяющий душой чувствовать себя на земле, а не под ее поверхностью, я бы, наверно, уже обезумел от ужаса.

— Но ведь должен же быть отсюда выход… — и тут он вспомнил о водных стенах залов бога судьбы. "Может быть, и здесь все так же?" — Сейчас попробуем… — он разбежался…

— Ты что делаешь? — донесся до него удивленный возглас Ри, а затем последовал страшной силы удар и тишина.

Бур очнулся лежавшим навзничь у стены. Голова жутко гудела, перед глазами крутились какие-то круги, все плыло…

— Это была глупая идея, — склонился над ним Ри. — С самого начала было ясно, что камень прочнее твоего лба.

— Да уж… — он сел, прижав ладонь к голове. — Просто я думал, что это не камень…

— Из чего же, по-твоему, еще состоят стены?

— Смотря где. Во дворце Намтара их заменяет вода… Ну и шишку я себе набил…

— Целый рог… Так что теперь тебя можно называть Бур-однорог.

Горожанин усмехнулся, затем скривился, пронзенный резкой болью. Ему самому это стремление пробить лбом стены казалось теперь жутко нелепым и забавным. Особенно если смотреть на все со стороны. И новый смешок сорвался с него с губ.

— Что же нам делать?

— Сидеть и ждать, — Ри пожал плечами. — Что еще остается?

— Чего ждать? Никто не знает, что мы здесь… Господин Шамаш сказал, что мы встретимся у камня, мы же… Мы где-то в подземных владениях госпожи Кигаль.

— Ты сам знаешь — это дворец бога судьбы. Жди.

— Ну, если нам больше ничего не остается… — по-прежнему прижимая ладонь ко лбу, Бур поднялся, доплелся до караванщика, плюхнулся прямо на каменный пол рядом с ним.

Скользнув взглядом по огню, он вдруг усмехнулся.

— Что ты в нем увидел забавное? — спросил Ри. — Расскажи. Посмеемся вместе.

— Да так, ничего. Я просто вдруг вспомнил, что зеркало мира называют еще камнем судьбы…

— Камнем, говоришь? А что, может быть, Шамаш имел в виду именно его. Если так, мы на месте… — но улыбка быстро сбежала с его губ, глаза вновь наполнились болью. — Глупое зеркало, — процедил он сквозь зубы. — Оно показывает столько всего, и не может отразить одного-единственного образа…

"Где ты, Сати?" — вновь и вновь мысленно повторял он, в надежде, что девушка услышит его, откликнется, пусть не словом, хотя бы мерцанием пламени…

…Очутившись в тумане пустоты, Сати облегченно вздохнула.

— Спасибо! — сорвалось у нее с губ слово благодарности, ибо ее душа, наконец, получила то, к чему стремилась.

Глаза закрылись, погружаясь в бесконечность покоя и тишины. Ей казалось, что она лежит на облаке, легкая, как перышко. И ничего вокруг. И ее самой нет. Есть лишь пустота. И покой…

Но что это? Откуда вдруг взялись эти образы, воспоминания? Почему они продолжают преследовать ее даже здесь, не отпуская, не давая примириться со всем миром, и, главное, с самой собой?

Эта гнусная усмешка на ненавистном морщинистом лице старика, его сухие, шершавые руки…

— Нет! — закричав что было сил, она открыла глаза, но вокруг по-прежнему не было ничего, за что могли бы зацепиться мысли и взгляд в стремлении убежать от воспоминаний, которым не было преград, которые надвигались со всех сторон стаей голодных беспощадных серых волков приграничья.

— Нет! Нет! Нет! — она хотела закрыть лицо ладонями, но не почувствовала их, хотела заплакать, но слезы не потекли из глаз. И не было ничего, что могло бы принести облегчение, забирая хотя бы часть боли.

Ей показалось, что за спиной кто-то стоит. Она в страхе обернулась — пустота…

Безумие… Если бы все это происходило до черты, оно бы уже взяло власть над разумом Сати, но здесь не было даже его!

— Великие боги, помогите мне, — зашептала она, — прошу Вас, не оставляйте меня совсем одну с этими мыслями! Прошу вас!

— Сати… — тихий, отрешенный голос, казалось, донесся до нее откуда-то издалека, из-за грани миров, но уже спустя мгновение заполнил собой весь внутренний мир той, к которой он обращался, проникая в самые удаленные части души, вырывая из объятий пустоты.

Караванщица вздрогнула, подняла голову, и увидела…

Богиня предстала перед ней в своем истинном виде. Человеческая оболочка спала, открывая яркое, состоящее из переплетенных воедино потоков множества тончайших стихий тело.

Устремленный на небожительницу взгляд сначала был пустым и безразличным, однако постепенно он стал проясняться, полнясь жизнью и осмысленностью, а затем — удивлением, восхищением, благоговейным трепетом перед тем потрясающим зрелищем, что открылся ее оку.

— Госпожа! — первым вздохом сорвалось у нее с губ. Она готова была упасть на колени, но богиня удержала ее, коснувшись прохладным дыханием ветра — дымкой мерцающей, переливаясь перламутром, ладони.

Несколько мгновений, которые показались ей целой вечностью, Сати смотрела на небожительницу, не скрывая своего восхищения. Даже в самых радужных мечтах она и представить себе не могла, насколько прекрасна богиня в своем истинном обличье. Да, в легендах говорилось о божественной красоте, но одно дело прочесть о чем-то, и совсем другое — увидеть все собственными глазами.

— Госпожа, я так виновата…! - пролепетала Сати.

— Что ты, милая! — та обняла ее за плечи, прижала к груди, делясь своим покоем, заполняя им все существо караванщицы, забирая себе часть боли, деля ее, словно тяжелую ношу. — Все хорошо. Все будет хорошо. Я вижу твою душу — она чиста и невинна.

— Но я…

Богиня остановила ее, не давая не то что произнести вслух, но даже помыслить, вспомнить о дурном.

— Что есть тело? Всего лишь одеяние. Конечно, обидно испачкать новое платье. Но ведь от этого душа не станет грязней. В вечности она останется прекрасна. Проходя же через испытания, она заслужит вечное блаженство.

— Госпожа, я… — Сати поджала губы, с сомнением качнула головой. Она не смела перечить небожительнице, но… Но внутри у ее было что-то, не позволявшее просто принять эти слова и успокоиться. Нечто заставляло ее вновь и вновь подходить к самой грани боли и отчаяния, мучая себя, будто от этого можно было получить удовольствие.

— Ты сомневаешься?

— Прости меня! — в отчаянии воскликнула она. — Я знаю, что должна слушаться Тебя во всем, но…

Нинти молча смотрела на нее. Она прекрасно понимала, почему караванщице трудно ей поверить: один из богов ужасно с ней обошелся — безжалостно и жестоко. Пусть это был Губитель — враг и людей, и бессмертных, но… Это ведь ничего не меняло, не так ли?

Она все сознавала и продолжала молчать, зная, что теми словами, которые должна была произойти, причинит лишь еще более сильную боль своей несчастной собеседнице.

Тишина становилась мучительной, каждый новый взгляд обдувал холодом душевные раны, множа страдания…

Сати видела, чувствовала, что богиня хочет помочь, что Она желает ей только добра. Она сама всей душой тянулась к Ней, нуждаясь в Ее защите. И, все же… Она совершенно явственно чувствовала некую грань, стену, отделявшую ее от всего, даже пустоты, стену, о которую она билась, словно пойманная птица о прутья клетки, не в силах улететь на волю. Ее голова вновь опустилась на грудь, на глаза набежали слезы, которых она не смогла удержать и, жгучими горячими каплями они побежали по щекам, защекотали обидой нос, горечью коснулись губ…

— Ну, что ты? Не плачь, не надо, — стоило отвести взгляд в сторону, не смотреть на Нинти, лишь слушать ее голос и богиня вновь превращалась в обычную юную горожанку — хрупкую и ранимую.

Небожительница обняла смертную за плечи. Она чувствовала, что и сама готова заплакать, мучаясь от чужой боли сильнее, чем другие — от своей собственной. — Все будет хорошо… Вот что, — наконец, набравшись решимости, Нинти заговорила вновь, делая все, чтобы голос при этом звучал твердо и властно. — Я так понимаю, жить ради себя ты не хочешь…

— Госпожа моя, я… Я не виновата! — на ее глаза навернулись слезы отчаянья. — Это не мое желание, а нечто большее… Я знаю: мне не суждено быть счастливой, и…

— В любой жизни можно найти лучик счастья. Пусть он будет исходит не от тебя, а от тех, кто рядом с тобой — ты все равно почувствуешь его… — она говорила как добрая старшая сестра, верная подруга, лицо излучало сочувствие и понимание, но потом вдруг оно окаменело, голос стал холоден и властен: — Но для того, чтобы жить дальше, ты должна сделать шаг навстречу своей судьбе. Для этого тебе нужен путь. Выбери же его!

— Я не могу! — в отчаянии проговорила Сати. — До прихода сюда я избрала бы смерть, но пустота открыла мне, что даже она не избавит мою душу от мук. Я не вижу места, где смогла бы найти спасение!

— Тогда внемли мне, смертная. Я, богиня врачевания Нинтинугга, — каждое произнесенное Ею слово запечатлевалось в голове караванщицы знаками вечной рукописи, которые никогда не выцветут, не сгорят в огне и не сотрутся влагой, светя звездами в ночи, — наделяю тебя, Нинсати, даром целительства. Таков твой путь, от которого ты не можешь отказаться, ибо он избран для тебя небожителем!

— Спасибо, госпожа, — улыбка коснулась губ девушки, хотя в излучинах глаз продолжала лучиться грусть. Теперь у нее было нечто кроме воспоминаний. Она могла жить дальше, подчиняясь воле богов. — Ты научишь меня своему искусству? — да, эта судьба была для нее. Ей хотелось помогать другим, освобождать от боли, исцелять, продлевая часы жизни тем, кто может быть счастлив.

— Целительство — не искусство, это дар, сродни силе мага, — качнув головой, проговорила богиня. — Тут нечему учить, когда у тебя есть все для того, чтобы ты могла воспользоваться им. Но как это сделать — моя милая, это ты должна понять, прочувствовать сама.

— Я смогу! — ее глаза заблестели. — Обещаю, госпожа, я буду очень стараться! Я не хочу, чтобы Ты пожалела о том, что сделала для меня!

— Я знаю, милая, — богиня коснулась ее плеча рукой, подобной солнечному лучу.

И пустота отступила, выпуская их в серую пещеру. — Госпожа! — увидев богиню в ее истинном, столь прекрасном облике, Ри и Бур пали перед ней на колени.

— Встаньте, — Нинти поспешно накинула на себя покров человеческого образа, словно стыдясь своей божественной сути. Потом она огляделась. — Мы в пещерах Намтара? — спросила она.

— Да, госпожа, — подтвердил Бур, склонив голову в поклоне.

Богиня врачевания на миг остановила свой взгляд на нем, замерла в задумчивом молчании, затем по ее губам скользнула улыбка.

— Будущее, которое предрек для тебя бог судьбы. Ты уже рассказал о нем Ларсу? — ей было любопытно узнать, как маг отреагировал на доброе известие.

— Нет, госпожа. Он еще не вернулся из пустоты.

— Почему? — она вновь огляделась, на этот раз обеспокоено, не скрывая своего волнения.

Ее охватило отчаяние, когда она поняла, что не может вернуться назад, в бездну, чтобы помочь человеку, которому теперь принадлежало ее огненное сердце. Нинти оставалось только ждать и надеяться, что все обойдется, ведь пустота выпустила всех остальных.

— Не переживай за него, госпожа, — тихо проговорил Ри, — с ним Шамаш. Бог солнца позаботится о твоем маге.

— Конечно, — она и сама уже пришла к этой мысли и начала понемногу успокаиваться. Подойдя к костру, Нинти опустилась на серый камень, вытянула вперед руки, погружая их в самый пламень огня, наполняясь его теплом и силой.

Спустя несколько мгновений, она повернулась к смертным, замершим на тех самых местах, где их застал ее приход.

Ри не смел заговорить с подругой, боясь, что хрупкое равновесие, воцарившееся в ее душе может быть нарушено неосторожным словом. Впрочем, слова ему и не были нужны, когда в этот миг для него имело значение лишь то, что с Сати все в порядке, что она жива и, раз вернулась из пустоты, тоже прошла испытание.

"Пусть пройдет время, — думал он, — все забудется. А там… — он бросил на нее быстрый взгляд, скользнул по щекам, остановился на глазах, мерцавших отблесками огня, являя собой зеркало, подобное тому, в которое они смотрели. Ри ждал, что, может быть, она сама первой заговорит с ним, но Сати молчала, и, вздохнув, Ри прошептал: — Пусть будет так, как суждено."

— Суждено, — повторила Нинти, взглянув на караванщика, — ненавижу это слово. Спорь, сопротивляйся, стремись добиться своего, не думая о возможном гневе Намтара! Вот она — жизнь!

— Жизнь богов, госпожа, — возразил ее собеседник, — но не людей.

— Да, — прошептала Сати, вытянув руки к огню, стремясь согреться в его тепле. — На все воля судьбы…

— Странные вы, смертные, — вздохнув, проговорила богиня, — мечтаете о свободе, когда не можете ее получить, имея же возможность делать все, что захотите, добровольно сковываете себя цепями рабства… — вдруг умолкнув, Нинти опустила голову на грудь, задумавшись.

"А что если и Ларс такой? Если он откажется от борьбы именно сейчас, когда ему дан шанс победить? Ведь тогда бездна не отпустит его. И я никогда не увижу… " — боль была столь сильной, что наполнила собой все вокруг, залучилась слезами в излучинах глаз…

…Перешагивая черту, Ларс знал, куда попадет. Его действия были осознанными, лишенными страхов и сомнений. Уже встречавшаяся раз пустота не несла в себе никаких незнакомых ощущений. Все казалось привычным, таким, как есть, как должно быть.

Маг замер, ожидая, что будет дальше. Но время шло, а ничего не происходило. Не было боли, которая могла бы вернуть назад, не было страха, что гнал бы вперед… Ничего.

"Может, такова моя судьба…" — мысль успокаивала, подчиняла себе, полня покоем и пустотой…

"Ну уж нет! — упрямо всколыхнулась, сопротивляясь ей, душа. — Меня не смог принести в жертву бездне Губитель, неужели же я сделаю это сам? Я должен бороться!"

"Здесь ничего нет. С кем ты собираешься сражаться?"

"С собой. Кто может быть большим врагом человеку, чем он сам?"

"И как ты себе это представляешь? — казалось, что вившаяся вокруг него мысль смеется. — Оставь глупые надежды. Смирись… Или нет, конечно, нет! Сражайся с собой! Убей самого себя и стань ничем, частью пустоты!"

Ларс не слушал ее. Он думал о другом.

"Испытание проходит душа, не тело. Но ведь душа — не все, что у меня есть. Магу дается еще и сила. Где же она?" — он замер, прислушиваясь к своим чувствам, вглядываясь в муть густого тумана, пытаясь разглядеть… Вот, наконец! Впереди моргнул слабый тусклый огонек, зовя куда-то, ведя собой.

И маг полетел за ним. И пустота расступилась. Ларс оказался на черной земле — плоском каменном монолите, над которым раскинулись бескрайние звездные небеса. Отражаясь о твердь, они заполняли собой все. Их свет был столь ярок, что юноша зажмурился. А когда он открыл глаза, то увидел золотую арку. Она чем-то походила на врата храма, с которых сняли створки дверей. И, все же, была совсем иной, ведь рядом не было стен — одни лишь звезды.

Тут черное полотно мироздания шевельнулось, звезды расступились, пропуская в мир Шамаша. Он был одет в черные свободные одежды, спадавшие на землю потоками мрака. Лицо — словно вырезано из камня — холодно и неподвижно. Но вот глаза… Они не просто жили, мерцали, будто вобрали в себя всю силу жизни и смерти. И, возможно, потому их пламень был столь ярок, что слепил…

Ларс отвел взгляд.

— Господин… — он склонился в низком поклоне перед богом солнца.

— Я ждал тебя, — проговорил Шамаш.

— Мой путь еще не закончен?

— Это решать тебе.

— Мне? — он поднял голову, с сомнением взглянув на небожителя, который, увидев свое отражение в глазах смертного, поспешно вернул себе обычный людской облик.

— Обряд испытания. Он лишь для наделенных даром.

— Но остальные…

— Они прошли через бездну — единственное место, где можно, потерявшись в мироздании, найти себя, понять, что у тебя есть, что тебе дано, а чего — нет…

— Это поможет пленникам Губителя освободиться от власти воспоминаний?

Шамаш, не спуская взгляда с молодого мага, качнул головой.

— Я не знаю. Может быть. Я очень на это надеюсь.

— Но… Раз все уже закончилось, почему мы здесь?

— Ради тебя.

— Меня? Но кто я? Почему Ты заботишься обо мне, господин? Я не достоин Твоего внимания!

— От тебя зависит судьба Керхи. Только ты можешь воскресить ее, сохранить жизнь своим сородичам.

— Но Ты…

— Мне это не под силу. Ваш камень слишком велик.

— Я не понимаю Тебя!

— Если его коснусь я, все на несколько дней, а может и месяцев пути вокруг сгорит в яркой вспышке огня.

— На камне лежит проклятие жертв, — Ларс нахмурился. Ему было легко думать о своей собственной смерти, но мысль и гибели всего города причиняла нестерпимую боль. — Может быть, я совершил ошибку, отказавшись от помощи госпожи Кигаль…

— Ты действительно так думаешь?

— Нет, — сжав губы, он качнул головой. И тут… — Это испытание, которое ждет меня. Оно даст Керхе шанс?

— Да. Если ты его пройдешь.

— Тогда я готов! Готов на все!

— Прежде чем сделать шаг вперед, ты должен узнать. На этом пути за ошибку придется заплатить жизнью.

— Господин, о чем ты говоришь! Да сколько мне осталось жить, если не удастся снять с камня проклятие? Месяц?

— Ты бы не умер вместе с городом. Караван взял бы тебя.

— Нет! — Ларс решительно качнул головой. — Я никогда не покину своих друзей! Ни за что!

— При чем здесь ты и твои желания? Неужели ты так и не понял, что являешься пленником своего дара? Она чуть было не уложила тебя на жертвенный алтарь, и она не позволит тебе замерзнуть в снегах, потащит за собой в путь, потому что в мире есть и другие города, чей камень чист. Не имея своего Хранителя, талисман отыщет тебя, где бы ты ни был и приведет к себе. Такова судьба, — его глаза наполнились грустью.

— Господин, неужели Тебя ранит осознание этого?

— Пленника мечей можно вызволить из темницы, освободить от оков. Но пленник дара обречен оставаться в своей клетке, зная, что от его выбора зависит жизнь десятков тысяч людей…

— И только смерть будет избавлением… — прошептал Ларс, который начал понимать слова бога солнца.

— Но ты не сможешь приблизить ее ни на миг, потому что не захочешь пожертвовать жизнями других.

— Значит, Ярид, приносивший людей в жертву госпоже Кигаль, был прав… Это было своего рода самопожертвование…

— Те, кто говорит о том, что важна лишь цель, а не путь к ней, ошибаются. Цель может быть и светлой. Но путь очернит ее настолько, что не останется ни одного белого пятна… Люди разные. Одни живут для ближних, другие убивают ради себя. Прежний Хранитель Керхи думал лишь о себе. Остальное не имело для него значения. Он не видел стен темницы, зная, что в ней он — владыка, не чувствовал цепей, принимая их за символы власти… И, в то же время, да: если бы не было ста лет жертвоприношений, не было бы ничего и никого. Этот оазис давно бы скрылся под снегами, так что никому из живущих в нем сейчас просто было бы негде появиться на свет.

— Мы могли бы родиться в другом городе…

— Тогда это были бы не вы.

— Господин…

— Все, что я пытаюсь сказать тебе, горожанин, это что у правды может быть и два лица. А в чем истина — ты должен решить сам.

— Это испытание?

— Да. Если выбор твоей души совпадет с выбором силы — ты сможешь подчинить ее себе. Если нет — она убьет тебя.

На миг Ларс задумался. Его голова склонилась на грудь. Затем медленно поднялась. Спина выпрямилась.

— Что я должен делать? — спросил он твердым голосом человека, принявшего главное в своей жизни решение.

— Войти в звездный храм.

Ларс смотрел на арку. Каждый шаг отдавался болью, но он не замечал ее.

Стоило ему переступить черту, как все сознание заполнилось голосами. Казалось, их было тысячи, они звучали со всех сторон, говорили в одно и то же время тысячу разных фраз, но при этом каждое слово оставалось ясным и четким. Эта речь была понятнее знакомых с детства слов, когда большинство последних имели по несколько смыслов, произносимые же сейчас — лишь один, единственный.

Эти голоса рассказывали ему о чем-то… обо всем… о нем самом… Ларс понимал, что не сможет запомнить, постигнуть всю бесконечность знаний, с каждым мигом все более и более отчетливо сознавая, что она захлестывает его, точно так же, как пустота. И тогда он стал искать среди множества голосов тот один, что учил, как стать Хранителем, подчинить себе силу жизни и тепла, снять проклятие с талисмана.

Когда маг сделал следующий шаг, выведший его обратно из арки, его душу наполняло торжество. Он нашел ответ на вопрос, который мучил душу более всего.

Шамаш ждал его, сидя на камне возле звездного камня. Горожанин подошел к нему, опустился на колени, и, взяв край Его плаща, поднес к губам.

— Спасибо Тебе, господин! — прошептал он, испытывая ту искреннюю и беспредельную благодарность, которая не была знакома ему никогда прежде.

— Встань, маг, — по губам повелителя небес скользнула улыбка. — Я рад, что ты вернулся.

— Благодаря Тебе. Ты указал мне цель. Без нее я захлебнулся б в том море, что ждало меня там.

— Садись, — Шамаш сдвинулся в сторону, освобождая магу место рядом с собой на камне. — Давай же, — видя нерешительность юноши, продолжал он. — Ты устал. Раны открылись. Лишь обилие других чувств скрывает от тебя боль. Но силы не беспредельны. А они тебе еще понадобятся.

— Чтобы очистить камень, — Ларс кивнул, не просто подчиняясь воле бога солнца, но соглашаясь с Ним.

— Прости, я не был с тобой до конца откровенен, — продолжал Шамаш. — Мне нужно было подготовить тебя к обряду за миг, когда на это обычно требуется год.

— Ты говорил правду.

— Конечно. Но у нее не два лица, а множество… Просто из двух противоположных легче выбирать… Теперь ты готов вернуться на землю.

— А Ты, господин? — взглянув на своего удивительного собеседника, все-таки осмелился спросить Ларс.

Шамаш какое-то время молча глядел на черную плоскость у себя под ногами, отражавшую свет звезд.

— Нет, — наконец, ответил он. А затем чуть слышно проговорил: — Но это ничего не меняет.

— Голоса не ответили на Твой вопрос?

Колдун чуть наклонил голову: — Я не задал его.

— Но почему?!

— Храм, в который ты вошел, создается лишь для одного вопроса. Этот, — он махнул рукой за арку за своей спиной, — был нужен, чтобы ответить на твой.

— Но тогда создай еще один!

— Это не так просто, — грустная усмешка скользнула по губам колдуна. — Потребуется время, чтобы собрать достаточно сил.

— Но, господин, почему Ты распорядился всем именно так, а не иначе? Ведь то, что искал я, не может сравниться с величием божественного поиска…

— Давай оставим этот разговор, — вздохнув, попросил Шамаш. Он поднялся на ноги. Ларс тоже поспешно встал, не спуская взгляда с бога солнца. — Нам пора.

— А все остальные? Они прошли испытание? — ему было стыдно в этом признаться, но он только сейчас вспомнил о них. В душе он уже корил себя: как он мог забыть, не думать о том, что им, возможно, нужна помощь…

— Да, — кивнул Шамаш, отвечая на вопросы, произнесенные вслух. Он быстро скользнул по горожанину взглядом, а затем взмахнул рукой. И звездный мир исчез сдернутым пологом.

Перед ними была пещера.

— Ларс! — первой увидев их, вскрикнула Нинти, подбежала, остановилась рядом, не решаясь коснуться, боясь, что перед ней не человек, а лишь его призрак, которого прогонит поднятая движением руки воздушная волна.

— Моя госпожа, — он чуть склонил голову, не спуская с нее взгляда сверкающих глаз.

— Шамаш, — богиня повернулась к повелителю небес. Ее глаза сверкали. — Спасибо тебе!

— Тебе спасибо, — увидев лицо молодой караванщицы — пусть грустное, но все же живое, ее глаза, обретшие цель, проговорил он. — Я очень надеялся, что ты найдешь способ помочь девочке… Горожанин, — он вновь повернулся к магу. — Ступай к костру. Он поможет собраться с силами. А я пока подготовлю все для возвращения в верхний храм.

Он повернулся, собираясь уходить, но Нинти остановила его: — Шамаш… — ей нужно было так о многом его спросить.

— Не сейчас, — остановил ее колдун, и, пройдя сквозь стену, он исчез.

— Странно, что камень не остановил его, — пробормотала Нинти.

— Но ведь Он — небожитель! — воскликнул замерший с Ней рядом Бур, пораженной столь странным удивлением богини.

— А это — камень судьбы… Ладно, — она повернулась к смертным. — Пока у нас есть несколько мгновений… — она подошла к Ларсу, осторожно села рядом с ним на краешек камня. — Ты…

— Со мной все хорошо, — маг улыбнулся. — Ты не представляешь себе, какое облегчение сознавать, что не все потеряно.

— Он объяснил тебе, как снять с камня проклятие жертвенной крови?

— Он привел меня к Тем, кто знал ответ… Этот город будет жить. Я сделаю все для этого.

— Хорошо, — улыбка легким крылом бабочки коснулась ее губ. — А пока, — она пронзила подошедшего к ним, остановившись рядом с другом, Бура пристальным взглядом вдруг показавшихся бескрайними, как небо, глаз, — поговорим о судьбе. Расскажи ему.

— Но, госпожа моя… — юноша вдруг смутился.

— Ты узнал что-то важное? — Ларс повернулся к приятелю, глядя на него с интересом и ожиданием.

— Да ничего особенного… — начал Бур, но богиня прервала его:

— Если это - "ничего особенного", тогда что важно? — воскликнула она. — Рассказывай же! Я так хочу! — теперь это была не просьба, а приказ.

И Буру ничего не оставалось, как подчиниться воле богини.

— Господин Намтар предрек мне судьбу… — он умолк, не зная, как лучше будет все выразить словами.

— Нинти, — воспользовавшись его молчанием, Ларс повернулся к подруге, — может быть, мы зря расспрашиваем его? Судьба — это нечто очень личное. И делиться подобными тайнами даже с друзьями…

— Эта тайна касается не только его! — решительно возразила та. — Во всяком случае, ты должен ее знать!

— И, все же…

— Ничего, Ларс, все в порядке, — вновь заговорил Бур. — Госпожа права: предсказанное касается не меня одного, но и тебя, всего города. И я расскажу… Господин Намтар сказал, что я стану жрецом…

— Ну, это само собой разумеется, — Ларс, улыбнувшись, задорно подмигнул Буру, подбадривая друга и одновременно показывая, что маг и сам хотел, чтобы все сложилось именно так.

— И еще… Он сказал, что у нас с Ликой будут двое детей… — его щеки залились густым румянцем. Слова вдруг как-то все закончились…

Глядевшая на него богиня прыснула со смеху, ну совсем как обычная смертная девченка. Это заставило Бура окончательно смутиться. Теперь он не смог бы заговорить вновь, даже если бы подобрал нужные слова.

Нинти качнула головой. Ей ничего не оставалось, как закончить рассказ самой, тем более, что ей этого страстно хотелось:

— Его сын будет наделен даром, — проговорила она, не спуская с Ларса внимательного взгляда, ожидая, как отреагирует ее Хранитель на это известие.

— Это же здорово! — воскликнул тот, глядя залучившимися вмиг глазами на Нинти. — Просто чудесно знать, что у Керхи есть будущее не на одно поколение! И еще. Это избавит нас от множества соблазнов и ошибок, не так ли? — он заглянул в глаза богини, которая, улыбнувшись ему, кивнула, довольная тем, что Ларс так хорошо ее понимает и не требует большего, чем она способна дать. — Зачем растягивать горе на вечность, когда можно быть счастливым, пусть хотя бы миг? — спросил он.

— Миг пролетит так быстро! — в ее глазах зажглась печаль о еще столь далеком грядущем.

— Но он ведь останется навсегда с нашими душами.

— Конечно…

Они могли бы не отрываясь глядеть друг на друга целую вечность, отрешившись от всего мира, не видя и не слыша ничего вокруг себя, словно во всем мироздании более и не было никого и ничего, но…

— Пора, — Шамаш возник так же внезапно, как исчез.

А за ним в стене образовалась дверь, за которой виднелись галереи храма.

— Но мы ведь под землей… — бросив взгляд сначала наверх, на потолок, затем вперед, на дверь, пробормотал Ри.

— А это имеет значение? — хмыкнула Нинти, первой подходя к двери. Богиня коснулась стены рукой. Затем повернулась к Шамашу: — Ты изменил структуру пространства?

— Чтобы сократить разрыв во времени, — ответил тот.

Остальные, застыв на месте, смотрели на небожителей, не понимая ни единого слова. Впрочем, они и не стремились к этому; для них было достаточно того, что смысл их ясен богам.

— Мы слишком долго были в пустоте? — Нинти насторожилась.

— Время относительно… Если ты не возражаешь, я отвечу на остальные твои вопросы потом. Теперь же мы должны идти, пока еще можем вернуться.

— Последние твои слова — загадка даже для меня.

— Время и пространство не так беспредельны, как нам кажется. И у них есть свои границы, к которым, сами того не желая, мы случайно приблизились. Но хватит разговоров… Ри, Бур, помогите магу, — на миг остановив взгляд на лице Ларса, проговорил он.

Никто не возразил ему. Однако в последнее мгновение Нинти легонько отстранила караванщика:

— Это мое право! — и положила руку Ларса себе на плечо.

Шамаш последним покинул пещеру, в которой осталось лишь огненное зеркало. Оно сохранить в своих глубинах все произошедшее до того самого момента, когда к нему придет Гештинанна, чтобы занести события настоящего в свою бесконечную летопись.