— Да будут вечны твои дни, — седовласый служитель склонился в низком поклоне перед Хранителем, восседавшем на троне, который возвышался над пустынной, погруженной в полумрак залой.

Хозяин города был невысок и худощав, имел длинные темные волосы, тронутые сединой, резкие острые черты лица. Из-под густых бровей сверкали холодным блеском большие выпуклые глаза. Долгие бессонные ночи заставили покраснеть веки, легли серыми складками-тенями, увеличивавшими морщины.

Обычные для мага золотые тона в одежде были заменены на ярко-алые. Может быть из-за этого, или же тому виной неровное мерцание, исходившее от стен зала, подобных тонким граням стекла, за которыми бушевал пламень огненной воды, но Хранитель выглядел зловеще, вместо того, чтобы быть символом покоя и радости.

Его глаза… Смотревшему в них казалось, что в прорезях век трепещет, рвется на волю бурлящая кровь, впитавшая в себя всю силу подземных миров.

— Подойди, Абра, — хрипловатый голос скрипел, словно старая покосившаяся дверь. — Ты пришел сказать, что все готово для жертвоприношения? Надеюсь, обряду ничего не помешает?

— Все готово, хозяин, — приблизившись к трону, жрец остановился, не спуская глаз с лица своего владыки.

Маг смотрел на него, не мигая. Любой другой на месте служителя, ощутив на себе этот взгляд, бросился бы в страхе бежать прочь. Жрец же выдержал его. Ни один мускул не дрогнул на его лице.

— Я верен тебе, Ярид, — когда он говорил это, его голос звучал ровно и твердо.

— Знаю, — глаза мага сощурились. Кровь быстро ушла из них, словно впитавшись в веки, позволяя зрачкам принять обычный карий цвет. — Так что, старина, ты хотел мне сказать?

— В город пришел новый караван.

— Да, — маг откинулся на спинку трона, устало прикрыв веки. — Я заметил. И что же?

— Рукописи…

— Ты видел их? — прерывая жреца, вскричал маг, который мгновенно собрался, насторожился, целиком уходя во внимание, не желая пропустить не только ни одного слова, но даже интонации, мимики, жеста.

— Нет, — нахмурившись, жрец чуть наклонил голову, — но я говорил с хозяином каравана. В его поведении было множество мельчайших деталей, не говорящих ни о чем по отдельности, но способных многое объяснить, соединяясь воедино.

— То есть? — хозяин города с трудом сдерживал нетерпение.

— Он боится нас, знает нечто, что пытается всеми силами скрыть и очень не хочет встречаться с тобой. Рассказав об обычае преподносить подарок хозяину города, я понял, что у него есть нечто, что он старательно скрывает. И я почти уверен, что это — свитки.

— Но почему ты решил, что это именно те рукописи, которые мне нужны? Может быть, он боится лишиться чего-то другого. Карт, например.

— Нет, Ярид, я уверен в правильности своих предположений. Ты знаешь, я умею читать по губам даже непроизнесенные слова. Так вот, в ходе нашего разговора он повторял несколько раз: "Черные легенды…"

— Ясно, — прервал его маг. Опершись локтем о подлокотник трона и склонив лоб к ладони, он замер, размышляя. — Ну и что дальше?

— Со мной были купцы.

— Кто?

— Силин и два его компаньона.

— И?

— Купцы договорились с хозяином каравана о сделке. Они купят золотые украшения и меха…

— Зачем им все это?

— Я видел товары. Многие просто поразительной красоты.

— Город и так погряз в роскоши, — недовольно пробурчал маг.

— Не сердись. В конце концов, самое лучшее из приобретенного ими мы могли бы предложить госпоже Кигаль.

— Да, Ей нравятся красивые вещи. И Она щедро вознаграждает за богатые дары… Продолжай, Абра.

— Силин согласился стать для караванщиков посредником при покупке продуктов, ну и всего остального, за исключением, конечно, огненной воды.

— Посредником? — маг вскинул бровь. — Разве его собственные амбары не ломятся от этого добра?

— Ну… — жрец на мгновение умолк. — Наверное, это торговая хитрость, чтобы набить цену. Зачем чужакам знать правду? Пусть думают, что у нас плохо с продуктами, позволяя купцам заработать на их незнании…

— Другим купцам тоже захочется что-нибудь продать. Они могут спутать Силину карты.

— Это вряд ли. Люди боятся эпидемии и не осмеливаются приблизиться к чужакам в первый день их пребывания в городе. Память прошлого слишком ярка.

— Глупцы! — небрежно бросил хозяин города, брезгливо поморщившись. — Мне подвластны все хвори и ни одна из них не войдет в эти стены без моего желания! Или их вера в меня так слаба?! - взгляд, который он обратил на жреца, был полон гнева, который, все более нарастая, был готов выплеснуться наружу.

— Ярид, но ведь ты сам… — удивленно пробормотал старик.

— Да, — алая дымка растворилась. — Я вспомнил — мы сами взрастили этот страх, когда он был нам на руку. Продолжай его поддерживать.

— Как прикажешь.

— Дальше.

— Вечером хозяин каравана и купцы заключат сделку и скрепят ее своими подписями. Это все.

— Значит, они встретятся вновь… — маг сощурился. В его взгляде скользнули далекие тени.

— Хозяин, нет, не надо, ты же не собираешься, скрывая свое истинное лицо, пойти…

— Мне будет не сложно сыграть роль писца.

— Это опасно! Ярид, к чему спешить? Пусть купцы еще раз поговорят с караванщиками. Я скажу им, чтобы они попытались все выведать…

— Выведать что? — наделенный даром подозрительно глянул на своего собеседника. — Узнать, есть ли в караване свитки с легендами, которых, как они обязаны считать, в мире просто не существует? Или ты рассказал им правду?

— Силин мой брат… — начал было старик.

— Это я помню, — вновь усмешка скользнула по губам мага. — Брат-близнец.

Вряд ли чужой, увидев этих двоих рядом, признал бы их родство, настолько они казались непохожи. Но виной тому был лишь внешний вид, на котором сказалась жизнь. Изможденный постами и молитвами жрец должен быть худощав, иначе никто не поверит в истовость его служения. В то же время, никто не станет иметь дело с тощим купцом, когда полнота — главный символ достатка.

— Ты сам предложил мне рассказать ему часть правды, — продолжал служитель.

— Да.

— Хозяин, он мой брат, — вновь повторил жрец, заметив, как глаза мага вновь стали подергиваться алой дымкой. — Он служит тебе верой и правдой. И еще не раз пригодиться. Не разрушай его разум, прошу тебя. Поверь, он расскажет мне все, что узнает, все до мельчайших подробностей…

— Ладно, ладно, не будем начинать опять… Ты запрещаешь мне идти в город, не хочешь чтобы я читал мысли. Как же я узнаю правду? Лишь со слов? Но этого до смешного мало! Ведь я маг!

— Хозяин!

— Хорошо, — с его губ сорвался смешок. — Я что-нибудь придумаю.

— Писец?

— Да… Я пошлю писца… Своего…

— Духа… — жрец побледнел.

— Почему бы и нет? Успокойся, тебе не о чем волноваться, это будет хороший дух, послушный… — усмехнулся хозяин города. — И, Абра, — продолжал он. — Вот еще что. Сколько по условиям сделки должен заплатить караванщикам Силин?

— Четыре кошеля золотом.

— Сумма-то не маленькая…

— Необязательно платить полноценной монетой. Да и кошели бывают разные… — жрец умолк, заметив, что его собеседник недовольно поморщился: хозяину города было совершенно безразлично, что будет делать купец в стремлении получить как можно большую выгоду, но это не должно было никаким боком касается его.

Ярид подал неуловимый знак рукой стоявшим на страже возле стен немым воинам — каменным исполинам, которые выполняя волю своего хозяина, спустились с постаментов, приблизились и, склонившись в поклоне, протянули ему бархатные мешочки. — Вот, — приняв их, проговорил маг, при этом таким же едва заметным знаком велев воинам вернуться обратно. — Пусть он расплатится этим.

Служитель раскрыл один, высыпал монеты себе на ладонь. Это были тяжелые, хорошие монеты, и, все же… На его лице отразилось удивление, стоило ему увидеть чеканку.

— Но ведь это… — начал он.

— Именно. Так мы узнаем наверняка. Если караванщики поймут значение этого символа, значит, у них есть нужные мне рукописи.

…Солнце едва успело склониться к горизонту, покрывая все вокруг: небо, землю, стены домов, даже самих людей, — алым прозрачным шелком, столь тонким и легким, что его было невозможно нащупать, потянуть в безнадежной попытке сорвать, а на площади уже показался старший из купцов, сопровождаемый таким же, как он, полным, приземистым писцом, вооруженным свитками бумаги, длинным гусиным пером и невысоким сосудом с тонким горлышком, который носил на себе несмываемый след чернил.

Купец, не тратя времени на раздумья, бросив лишь быстрый взгляд на простых торговцев, направился к хозяину каравана.

— Ты не передумал? — первым делом спросил он Атена.

— Нет, — кратко ответил тот, возможно, несколько поспешнее, чем это требовалось, однако горожанин только обрадовался этому, торопясь поскорее закончить дело.

— В таком случае, — купец сделал знать писцу, который, усевшись на треногий табурет, который нес за ним мальчик-раб, положил на колени доску, развернул бумагу, обмакнул перо в чернила, приготовившись писать.

— Мы, нижеподписавшиеся, — начал диктовать ему горожанин слова обычной формулы договора, — соглашаемся на следующее… — он подробно перечислил все те условия, которые были оговорены днем, не забыв ни об одном. Символы, четкие и подчеркнуто аккуратные, вылетали из-под быстро скользившего по бумаге пера с такой скоростью, что Атен не успел даже опомнится, как уже прозвучало последнее: — засим… — и писец передал перо купцу, который, старательно выведя знак своего рода, повернулся к караванщику, ожидая, что тот поступит так же.

Хозяин каравана принял перо, показавшееся ему каким-то странным — слишком тяжелым, холодным и мокрым, словно, прежде чем использовать, его опускали в кувшин с ледяной водой. Затем он склонился над листом бумаги, однако в последний момент, словно пытаясь выиграть еще немного время для раздумий, спросил писца:

— Здесь все верно написано?

— Прочти сам, если не веришь, — горожанин, которого по идее слова чужака должны были если не оскорбить, то уж наверняка очень сильно задеть, смотрел с безразличием каменной статуи.

— Поверь, караванщик, — торопливо проговорил купец. — Мне нет никакой выгоды тебя обманывать, ибо я и так получаю все, что хочу.

"И даже более того", — были готовы сказать оба, однако благоразумно промолчали.

— Прости, если мой вопрос показался тебе обидным, — пробормотал Атен, хотя и прекрасно видел, что это не так. Склонившись над листом, он, наконец, поставил свою подпись.

Караванщик вернул перо писцу, который быстро сделал свидетельствующую надпись-приписку, скрепил свиток печатью и передал караванщику со словами:

— С тебя золотой.

Атен опешил. Он никак не ожидал, что работа, в обычном городе стоившая пригоршню медяков, здесь столь дорога.

— Однако… — он нехотя потянулся за кошелем, понимая, что уже слишком поздно отказываться платить.

— Благодарю, — писец принял монету со все тем же скучающе безразличным видом, затем, собрав все свои вещи, нагрузил слугу, сам же пошел налегке, помахивая перед собой листом, словно ему не хватало воздуха. — Если понадоблюсь еще, я поблизости, — бросил он через плечо.

— Ты должен был предупредить меня о цене его услуг, — караванщик, проводив писца взглядом, повернулся к купцу.

— Это не мое дело, — безразлично пожал плечами горожанин. — Ты, не я хотел составить договор, не доверяя на слово, — он не скрывал злорадства.

Собственно, чего еще можно было ждать от чужака?

— Ладно, — Атену пришлось, смирившись, оставить все размышления и сожаления позади.

— Это отличная сделка. И нечего переживать из-за такого пустяка, как одна монета, — купцу оставалось только вручить караванщику причитавшиеся тому по условиям сделке четыре кошеля.

Караванщик прикинул их на вес, и они показались ему куда тяжелее, чем он ожидал. "Но если золотники полноценные, в чем же уловка?" — Атен растерялся. Сгораемый от любопытства, он поспешно потянул за бечевку, развязывая один из кошелей, желая, наконец, увидеть монету.

Она была темной, тусклой, словно золотник древних городов. И, по всему, столь же ценной. Но его радость по поводу того, что сделка оказалась вовсе не столь убыточной, как ему казалось, а скорее даже наоборот, очень быстро улетучилась, стоило Атену разглядеть узор чеканки. Его лицо побледнело: на монете стоял красный символ Нинта.

— Что-нибудь не так? — купец не спускал с караванщика взгляда.

— Мне… Не знакома эта чеканка… — наконец, выдавил из себя хозяин каравана, хотя и понимал, что в этот миг его чувства были настолько сильны, что их было невозможно скрыть, а, значит, собеседник вряд ли поверит его словам, когда в глазах караванщика были не сомнение и удивление, а явный страх.

— Не волнуйся, — писец возник неизвестно откуда, словно из-под земли. В его глазах впервые замерцало что-то наподобие интереса. — В этих монетах не меньше золота, чем в любом другом древнем червонце, — его губы растянулись в бледном подобии улыбки. — Но если ты хочешь поменять незнакомые деньги — добро пожаловать, менялы будут только рады выполнить такую работу. Только не обессудь, если новое золото будет хуже и беднее.

Атен вздохнул. Он не хотел ни о чем говорить, боясь еще больше выдать себя.

— Я позову рабов, они перенесут твой товар, — спустя несколько мгновений напряженного молчания проговорил он, обращаясь к горожанину.

— Не надо, — мягко, но решительно остановил его купец. — Я пришлю своих слуг.

— Как хочешь, — караванщик пожал плечами. Все происходившее казалось ему еще более странным и пугающим, чем нынешним утром. — Если так, оставляю вас. Мне нужно успеть еще многое сделать, — он зашагал прочь, но купец остановил его:

— Постой. Нам следует обсудить еще пару вопросов. К какому дню мы должны закупить все необходимое и что ты решил по поводу мяса?

— Сколько мне нужно будет добавить за вяленое и копченое? — собственно, цена не имела для него сейчас никакого значения, когда более всего на свете ему хотелось поскорее отделаться от отмеченного смертью золота, понимая, что бессмысленно убеждать себя, будто деньги — они деньги и есть, и главное как ты их заработал, а не где они были отчеканены.

— Пять золотых, — купец явно завышал цену и даже не скрывал этого. Но караванщик не стал торговаться.

— Хорошо, — он высыпал на ладонь нинтовские золотники, отсчитал и протянул купцу столь поспешно, словно они жгли ему руку. — Сколько дней вам нужно на то, чтобы все закупить?

— Ну… — тот взглянул на писца. Было видно, что поведение караванщика казалось ему все более и более странным. — Три. Но к чему такая спешка…

— Вот, — он добавил еще один золотой. — Но сделай все в срок.

Купцов молча принял деньги. Он растеряно смотрел вслед поспешно удалявшемуся караванщику, не в силах объяснить его поведение иначе как…

— М-да-а, — протянул он. — А я-то думал, что все рассказы Абры не более чем выдумка… Не к добру это…

— К добру, ко злу — не нам решать, — голос писца был низок и тих, как посвист змеи. — Пошли. Нас ждут.

— Я знаю всех горожан, тебя же вижу впервые. Где, снежные духи, Абра прятал тебя все это время?

— Чем меньше ты знаешь, тем лучше, — прошептал тот, а затем, спустя мгновение, добавил: — для тебя, — и Силин мог поклясться, что в его голосе в одно и то же время звучали и издевка, и угроза.

Одно мгновение, и писец, скользнув тенью-невидимкой в сторону священного холма, исчез быстрее, чем купец успел его окликнуть.

Силим же, шепча себе под нос молитвы, однако без веры в то, что они ему помогут, скорее бездумно повторяя слова, чем делая это осмысленно, добрался до крайнего дома, поднялся по крутым ступенькам и, с трудом сдвинув тяжелую каменную дверь, ввалился внутрь.

В комнате, не просто большой, но огромной, казавшейся благодаря царившему в ней полумраку вовсе бесконечной, возле горевшего посреди этой тьмы очага на стуле с высокой остроконечной спинкой сидел жрец.

— Ну что?

— Они знают, — последовал ответ, заставивший спрашивавшего нахмуриться.

— Ты не ошибаешься? — хотя служитель не хотел признаться в этом даже самому себе, он боялся оказаться правым в своих предположениях куда сильнее, чем ошибиться.

— Вот, — купец протянул к нему ладонь, на которой поблескивали в ярко-красных лучах огня золотые монеты. — Я сделал так, как ты велел — заплатил ему данными Хранителем червонцами. Не знаю уж, что за знак на них изображен. Но я уверен: караванщик узнал символ…

— И что же?

— Он испугался. Испугался больше, чем вестников Госпожи Кигаль и слуг Губителя вместе взятых. Как чужак ни пытался, он не смог скрыть того, что эти монеты ему противны. Он стремился поскорее от них отделаться, словно они — само зло… Он знает, Абра — знает… Что бы это ни было…

— Я столько лет боялся… Боялся и ждал, понимая, что, рано или поздно, это случится, — без сил откинувшись на спинку стула, проговорил тот.

— Но если это так важно… — купец нахмурился. — Нельзя сбрасывать со счетов и возможность ошибки. Может быть, он просто лишился ума с радости от заключения столь выгодной сделки… Еще бы, та монета, которой я собирался расплатиться, должна была быть вдвое, а то и втрое дешевле их золотого. А древнее золото, наоборот, дороге, и намного… Лишь безумец может так поспешно и расточительно разбрасываться полновесным золотом… Вот только… Что-то здесь не вяжется… Что-то не так… Но кто они такие? Всего-навсего караванщики.

— Именно, — мрачно бросил жрец. — Караванщики, которые бродят по свету, собирая повсюду всякое барахло, надеясь, что где-нибудь когда-нибудь им удастся найти покупателя. Чтобы продать вещь, им нужно рассмотреть ее, оценить. И они не боятся заглядывать внутрь, читать, узнавая по знакам настоящее значение и стоимость…

— Ты думаешь, им в руки попало то, что ищет наш хозяин? — осторожно спросил старший купец, боязливо озираясь по сторонам.

— Не знаю, — сидевший склонил голову на грудь, — но вполне возможно… Симин, он отказался ждать дня забоя скота?

— Да.

— Это еще раз подтверждает: они знают о жертвоприношении.

— И, сдается мне, куда больше, чем я, — пробурчал купец. Его сжигало любопытство, которое заставило даже позабыть об осторожности: — Абра, а ты… Ты знаешь, что это за рукописи? — купец медлил, чувствуя непреодолимый страх перед тем, что ждало его впереди.

— Нет, — жрец ответил слишком поспешно и резко, чтобы его слова были правдой. Все, чего он хотел — положить конец этому разговору. Его голос заставил брата вздрогнуть, втянуть голову в плечи. — Какое нам дело? Главное, что они нужны хозяину.

— Но зачем?…Брат, ты, конечно, меня прости, но… У меня очень нехорошее предчувствие. Словно мы сейчас продаем не чьи-то чужие, а свои собственные души Губителю…

— При чем здесь вообще Он? Наш хозяин заключил договор не с Ним, а с госпожой Кигаль.

— Владычица смерти Его супруга…

— Ну, это было давно. Вспомни легенды: Она была влюблена, Он жаждал власти… Их союз был сделкой, заключенный на краткий срок. А когда время истекло, Они стали непримиримыми врагами. И случилось это еще во времена Гамеша.

— Но…

— Хватит об этом, — жрец недовольно поморщился, — заботься о богатстве семьи, спасением же душ позволь заняться мне.

— Как скажешь, брат, — вздохнул купец. — И что мы теперь будем делать?

— Подождем.

— Чего? Чего нам ждать? Разве нам не нужно поскорее рассказать обо всем хозяину? И нам будет лучше как следует подобрать слова. Не хотелось бы попасться под горячую руку. Ты ведь знаешь: хозяин скор на расправу, — это могло бы показаться странным, но ни у того, ни у другого не поворачивался назвать его Хранителем. Слишком уж велики были различия между тем, что они вкладывали в каждое из этих слов.

— Ему все расскажут без нас.

— Но кто? — ему понадобился лишь миг размышлений, чтобы самому найти ответ: — Этот странный писец… Он сразу же пошел к нему? Абра, кто он такой?

— Довольствуйся тем, что знаешь и не задавай лишних вопросов, — хмуро бросил жрец.

— С каждым днем ты становишься все более и более скрытным… Не доверяешь мне…

— Вместо того чтобы обижаться по пустякам, подумал бы лучше о том, от чего я тебя спасаю. Лишние знания опасны, прежде всего, для того, кто владеет ими.

— Но я помогаю…

— Я тоже не забываю о тебе. Никогда. Подумай только, что предстояло бы тебе пережить, если бы я не упросил хозяина послать с тобой своего слугу, чтобы разузнать все необходимое.

— Он стал бы копаться в моей голове? — купец зябко поежился. — Но зачем? Вместо того, чтобы испытывать верность своих слуг, он мог сам сходить на площадь и побродить среди караванщиков… Если уж не может прочесть их мысли на расстоянии.

— Тихо ты! — прикрикнул на него жрец. — Не нам судить о могуществе хозяина! Вспомни, что стало с последним сомневающимся!

Синим сглотнул, кашлянул, прочищая горло. О, он прекрасно помнил: его привели в подземный мир и скормили самой мерзкой из обитавшей в нем тварей на глазах у остальных слуг, чтобы тем неповадно было…

И тут дверь приоткрылась. Жрец вскочил с кресла, купец резко обернулся. Они оба застыли на месте, вглядываясь в расплывчатый силуэт пришельца.

Вряд ли кто-нибудь посторонний осмелился бы войти в принадлежавший служителям дом, закрытый для непосвященных.

Братья ожидали увидеть одного из вечно молчавших слуг Хранителя, выглядевших так, словно они пришли не из храма жизни, а из мира мертвых. Поэтому не удивительно, что с их губ сорвался вздох облегчения, когда они поняли, что это всего лишь маленький толстяк-писец, весь вид которого успокаивал и располагал к доверию. Вот только его полушепот-свист, от которого холодело все внутри, словно при приближении ядовитой змеи…

— Он ждет вас в святилище, — и, ничего не объясняя, не отвечая на вопросы, даже не давая горожанам времени их задать, он вновь исчез.

Те же, оправившись от мгновенного оцепенения, поспешно покинули дом.

Обойдя площадь узкими переулками, петлявшими по пустынным, погруженным в вечернюю полутьму кварталам, они подошли к священному холму, однако, вместо того, чтобы подняться наверх, к храму, скользнули в образовавшуюся между камней небольшую расщелину.

За ней начинался длинный подземный ход, который, через множество поворотов и ответвлений-тупиков, призванных запутать чужаков, дерзнувших проникнуть в тайну холма, вел, казалось, прямо во владения госпожи Кигаль.

Уже издалека их встречал надрывный вой заточенных в темницу ветров, тяжелый низкий гул бушевавшего среди камней огня и толи шепот, толи стон неприкаянных душ.

— Не нравится мне здесь, брат, ох не нравится, — озираясь по сторонам, зашептал Симин. Его зубы стучали, голос дрожал, словно лист на ветру.

— Да перестань ты! — Абра зло глянул на него.

— Слушай, иди один, а? Я тебя здесь подожду, вот на этом самом месте… — он остановился, продолжая опасливо озираться по сторонам.

Жрец взглянул на него с презрением. Его глаза словно говорили:"Неужели во мне и этой трусливой твари течет одна кровь!".

Сам он уже очень давно забыл вкус страха, потеряв его в казавшейся бесконечной череде посвящений, возводивших служителя по ступеням власти. Осталось лишь презрение к тому, что гордый познавший тайны жизни и смерти дух считал недостойной слабостью.

Однако, все же, что бы там ни было, перед ним стоял брат, которого он не мог просто взять и отпихнуть ногой в грязь…К тому же, лишь глупец забывает об оказавшем помощь сразу же, как в нем отпадает необходимость. Умный думает о том, что ему еще может понадобиться помощник, верный и духом, и телом.

— А ты не боишься прогневать хозяина своей трусливостью? — его губы скривились в усмешке.

— Нет, — купец тоже усмехнулся, однако его улыбка выглядел бледной и натянутой, словно какие-то сомнения в нем все же оставались. — Я верный слуга. К тому же, он ценит мой страх не меньше твоей смелости.

— Что ты имеешь в виду? — жрец резко повернулся. Его лоб пересекла глубокая морщина, напоминавшая чем-то трещину на поверхности камня.

— Это тешит его самолюбие. Ему порой хочется видеть себя в глазах подданных не только источником блага и добродетели, но и отцом кошмаров.

Арба долго смотрел ему в лицо, не произнося ни слова, толи раздумывая над словами купца, толи подыскивая слова для достойного ответа.

— Вот что, — сказал он, когда понял, что не в силах найти то, что бы следовало произнести именно в этот миг, — хочешь ты того, или нет, тебе придется пойти со мной. Хозяин ждет нас обоих. Значит, я приведу тебя к нему, даже если мне придется тянуть тебя силой, — в его голосе зазвучала ничем не скрываемая угроза.

— Ладно, ладно, я уже иду, — опустив голову на грудь и тупо глядя себе под ноги, он медленно побрел вслед за братом.

Они миновали еще несколько поворотов, спустились по руслу высохшей подземной реки и, наконец, оказались в огромной пещере, такой большой, что она могла бы поглотить в себе не только город, но и весь окрестный мир. Ее стены мерцали алым пламенем, исполненным дыханием самой смерти. Все вокруг было погружено в мглистый туман, который, хотя под землей и не могло быть никакого ветра, медленно покачивался, словно малыш в колыбели, успокаивая, усыпляя, заставляя забыть обо всем, ни о чем не думать, замереть…

— Вы могли бы и поторопиться, — маг возник из ниоткуда.

Его лицо было хмурым, глаза настороженно сощурены, губы сжаты.

— К твоим услугам, хозяин, — купец склонился в низком поклоне. — Повелевай, — он замер, ожидая приказаний.

— Ты все еще прикармливаешь этих крыс?

— Крыс, хозяин? — купец удивленно заморгал.

Хранитель недовольно поморщился:

— Я имел в виду воров.

— Да, но… Я полагал… — Силин бросил быстрый взгляд на брата, ища у него поддержки и заступничества.

— Они бывают нам полезны… — начал жрец, но Хранитель остановил его резким взмахом руки.

— Об этом я и говорю. В ином случае, неужели бы я позволил этим мерзким тварям не просто жить в городе, но и заниматься своим презираемым во всех остальных оазисах ремеслом? Вызови их, скажи, что есть кое-какая работенка, посули богатое вознаграждение… В общем, не мне тебя учить. Свое дело ты и так неплохо знаешь… И, Силин, скажи, что награда будет удвоена, если они принесут свитки, перевязанные черными лентами. Их должно быть десять. Но если вы… Мне не важно, ты или твои воры…Так вот, если вы осмелитесь утаить хоть одну рукопись или прочесть хоть один символ — я это сразу же узнаю, можешь не сомневаться — вы все не просто лишитесь своих голов, но и проститесь с вечностью душ, которые станут пищей самых жутких и прожорливых демонов. Ты понял меня?

— Да, хозяин, — купец вжал голову в плечи.

— Раз так, ступай. Надеюсь, ты найдешь обратную дорогу сам. Мне бы не хотелось, чтобы ты заблудился и не выполнил мой приказ, — в его сощуренных глазах, ставшем вдруг тихим, вкрадчивым голосе была угроза.

— Конечно, — склонившись в низком поклоне, тот поспешил удалиться.

Наделенный даром повернулся к жрецу:

— Сколько времени понадобится твоему брату, чтобы найти воров и передать им поручение?

— Немного. Он всегда держит шайку этих отбросов на коротком поводке, зная, что они могут понадобиться в любой момент. К тому же, Силин осторожен и не желает никаких неприятностей.

— Поэтому до сих пор жив и в своем уме, несмотря на все доверенные ему знания, — усмехнулся маг.

— Он верный слуга.

— Конечно… — он окинул все вокруг быстрым взглядом, словно ища среди алых просторов пещеры ответ на свои размышления. — Идем, — его голос прозвучал резко, как порыв ветра. Не допуская ни мига промедления, маг зашагал в сторону лабиринта, связывавшего подземный мир с городом.

Жрец заторопился вслед за ним. Хотя хозяин и был в несколько раз старше своего слуги, по нему этого бы никто не сказал. Движения мага были быстры и размашисты, так что Абре приходилось временами бежать, чтобы поспевать за ним.

— Могу ли я спросить, куда мы идем? — с трудом, страдая от одышки, вымолвил служитель.

— На площадь, — не замедляя шага и не поворачиваясь ответил маг. — Я хочу увидеть караванщиков своими собственными глазами.

— Но…

— Разве ты не предупредил чужаков, что вечером я приду взглянуть на хранящиеся у них рукописи?

— Конечно… — тот выглядел растерянным, не поспевая не только за шагами Хранителя, но и за его мыслями. — Мне собрать совет, позвать стражей?

— Зачем?

— Но так положено. Выход Хранителя к чужакам должен быть…

— Обойдемся. Здесь особый случай. Не забывай: мы с тобой собираемся разузнать нужные нам сведения о том, о чем другим знать ни в коем случае не следует.

— И, все же, стражи… Возьми хотя бы своих… — он не договорил, не зная, как назвать тех призраков, которые, по велению госпожи Кигаль, охраняли Ее слугу.

— Нет! Я сам смогу за себя постоять!

— Конечно, но…

— С каких это пор ты стал мне перечить? — глаза мага начали наполнятся клубами алого дыма. Заметив эти признаки нарастания ярости, которые в последнее время стали появляться все чаще и чаще, жрец поспешил опустить голову, проговорив лишь:

— Прости…

— Вот и хорошо, — услышав то, что он хотел, маг успокоился.

— Эти торговцы — простые смертные. Они не осмелятся даже заговорить с тобой, не получив на то разрешения. И, все же… Может быть…Те легенды, что находятся у них…Кто знает, что в них написано, о каких силах рассказано…

— Пусть так, — маг помрачнел. — Жрец, я понимаю: ты заботишься о моей безопасности. Однако слуге не следует сомневаться в могуществе своего хозяина.

— Я знаю, Ярид: ты без труда справишься с лишенными дара, сколько бы их ни было… Но есть нечто, находящееся выше моего понимания, чему я не могу дать объяснения… Я только знаю: с этим караваном что-то не так. Будь осторожен. У меня очень нехорошие предчувствия…

— Твои слова ничего не меняют, — и, все же, видя, что сомнения, затуманивая жрецу разум, стали мешать ему должным образом исполнять обязанности не просто слуги, но и советника, он решил снизойти до объяснений: — Я не хочу брать с собой людей, когда караванщики могут сболтнуть лишнего. Тогда придется многое объяснять…

— А нелюди?

— Призраки? Они послушны мне лишь в той мере, в какой это нужно их госпоже. Кто знает, возможно, богиня смерти решила испытать меня. Не случайно же этот караван пришел в город как раз накануне обряда.

— Ты не доверяешь им?

— Нет. Особенно после того, что случилось.

— Что-то произошло? То, о чем я не знаю?

— Слуга, которого я посылал с Силимом вместо писца.

— Он рассказал тебе что-то интересное?

— Нет. Как раз совсем наоборот. Он не сказал ничего, за исключением тех крох, что видел твой брат-купец. Призрак смотрел на караванщиков глазами Силина, словно у него не было собственного зрения, способного проникать через преграды, видеть все насквозь.

— Неужели у чужаков есть что-то, способное повлиять…

— На слуг великой богини? — маг не сдержал смешка. — Не говори ерунды!

— Но почему Она так поступает с нами?

— Это богиня. Ей хочется убедиться в нашей вере, получить новое свидетельство преданности. И я собираюсь доказать, что достоин того, чтобы и дальше Ей служить. Сто лет, двести, триста… Разве может быть предел у вечности?

— И, все же, к чему воры, если мы пойдем к ним сами…

— Ты разочаровываешь меня, Абра. Неужели ты думаешь, что, пусть хозяин каравана и дал согласие преподнести мне в дар свитки, он передаст именно те, которые я так жажду получить? О нет, он давно спрятал их в потайном месте, нам же покажет сундук со всякой бесполезной ерундой.

— Но ты всегда можешь прочесть его мысли…

— Я так и сделаю! И дам ворам знак, где искать! Не стану же я выпрашивать у чужаков то, чего они не хотят мне отдать!

— Можно было бы взять силой…

— Ну да, испугать их, вынуждая, думая лишь о настоящем, не будущем, сжечь рукописи! А что, если они — последние? Нет, я не могу себе позволить рисковать! И, потом, повторяю еще раз: я вовсе не хочу, чтобы просочились слухи и кто-нибудь узнал о существовании легенд, которых быть не должно.

— Но воры…

— Они — моя забота, — маг недобро усмехнулся. — Если они принесут свитки — то умрут тотчас. Если нет… Что ж, поживут еще несколько дней. А потом… — он умолк, а служитель счел за благо более не говорить об этом, когда и так было ясно, что скрывается за этим "потом".

— Понятно. Ты найдешь, где скрыты свитки, мы отвлечем внимание, воры выкрадут и…

— Слава богам, ты вновь начал соображать! Приход Хранителя — вещь сама по себе необычная. Это не может не остаться незамеченным. Что же до меня, то я, конечно, не буду лишь глазеть по сторонам. Мне нужны их мысли. А, как ты, надеюсь, понимаешь, чтение мыслей надолго отбивает всякую охоту копаться в собственной голове.

— Ты мудр, великий Ярид, — склонив голову, прошептал Абра.

— Конечно, — усмехнулся тот, — благодаря этому я до сих пор жив.

Они быстро миновали лабиринт, когда наделенный даром знал самый короткий путь наверх. Пройдя пустынными улочками, погруженными в полумрак спустившейся на город ночи, они остановились на углу прилегавшего к площади дома, скрываясь от постороннего взгляда в полутьме высоких серых стен.

Глаза мага сощурились, шаг за шагом ощупывая все вокруг. В этот миг человек стал похож на пса, который настороженно прислушивается, принюхивается к своей добыче, прежде чем напасть.

Хозяин города заметил, как среди полумрака и отблесков костров мелькнули незаметные глазу обычного смертного тени.

— Вот и крысы, — прошептал он, а потом, уже громче, приказал: — Пошли!

И, выпрямив спину, твердой походкой того, кто привык повелевать, в сопровождении худощавого служителя, весь внешний вид которого лишний раз подчеркивал величие хозяина города, Хранитель вышел на площадь.

Ждавшие его прихода торговцы расступились, пропуская мага туда, где, одетый в самые дорогие одежды, рядом с прилавками, на которых были выложены лучшие товары, стоял хозяин каравана. По обе руки от него замерли помощники. Все трое почтительно склонились перед Хранителем в низком поклоне, а затем замерли, чтя обычай, согласно которому ни один лишенный дара не может первым заговорить с магом.

И, все же… В них было что-то такое, что заставляло усомниться в искренности знаков уважения… Лица мужчин были приветливы, однако это чувство казалось подобно ковру, скрывавшему под собой холод и бесстрастность камня.

Молчание затягивалось. Не понимая, что происходит, Арба взглянул на своего хозяина. Тот побледнел от напряжения, губы сжались в тонкие нити, на лбу выступили капельки пота.

— Здравствуйте, торговцы, — наконец, громко произнес наделенный даром, пряча за твердостью досаду и даже растерянность.

За долгие годы своего владычества, Ярид привык получать все, чего хотел, при этом уже давно для него перестало иметь значение, что именно встает на его пути: принцип, закон, чьи-то желания или воля. И вот он столкнулся к преградой, которую оказалась неспособна преодолеть вся его сила.

Эти застывшие перед ним, ожидая, что будет дальше, люди… Они должны были, просто обязаны о чем-то думать! Однако пытавшемуся проникнуть в их разум магу показалось, что перед ним каменные изваяния, так пусты были их головы, прозрачны и неподвижны души.

"Но ведь это невозможно!" — готов был в отчаянии закричать Ярид. Он снова и снова пытался проникнуть во внутренний мир чужаков, но всякий раз наталкивался на нечто, неощутимой завесой накрывшее торговцев, защищая не только от любопытных взглядом, но и волшебных сил.

А еще хозяин каравана, который вместо длинного ответного приветствия, призванного заключить в себя все почтение и признательность чужаков к тому, кто разрешил им несколько дней наслаждаться теплом городских пределов, произнес лишь:

— Да будут милостивы боги к этому городу.

Ярид вскинул голову. Он не сразу нашелся, что ответить на слова, которые, хотя они и были уважительны и благи, очень смахивали на оскорбление.

Караванщик между тем указал рукой на прилавки:

— Служитель рассказал мне об обычае вашего города, которому мы, чтя закон, готовы с почтением следовать. Здесь то лучшее, что есть в караване. Выбирай. Мы преподнесем тебе любой дар, — и вновь он не назвал Хранителя его титулом.

Ярид нахмурился. Эти караванщики все больше и больше раздражали его. Он даже подумывал о том, чтобы призвать воинов и приказать им вытолкать чужаков взашей из города, но… Как жаль, что эти люди все еще были ему нужны! Он с трудом выдавил из себя улыбку.

— Я рад видеть в городе гостей. — "Это вряд ли, — подумал он, поморщившись. — Никакой радости, несмотря на то, что вы привезли то, что я ищу", — Мы все с нетерпением ждем ваших рассказов о далеких землях, пройденных вами по пути сюда… — "Делать мне больше нечего! Вот чего я точно не желаю, так чтобы вы кому-нибудь потом поведали правду о нас".

Эти последние мысленные слова столь отчетливо читались в его глазах, что караванщики не смогли не отвести взгляда. "Вот и отлично, — внутри него стала расти уверенность, глаза сощурились, — это не ваше оружие, не ваша сила. Мне остается лишь отыскать ее источник и разобраться с ним…Раз и навсегда! Госпожа Кигаль не даст в обиду своего верного слугу. Как бы ни была велика сила чужака, она — ничто по сравнению с властью великой богиней, которой Та, конечно же, поделится со мной…"

Он окинул взглядом караванщиков, останавливаясь на их лицах, возможно, дольше, чем того допускало приличие. Впрочем, наделенный даром и не собирался таиться. Он был у себя дома. Перед собой же он видел нарушителей спокойствия, которых следовало раскусить, выпотрошить, вытянуть все тайны, а потом… Госпожа Кигаль никогда не отказывалась от лишней жертвы. В конце концов, ведь Она — богиня смерти… — Я с радостью приму ваш дар… — он остановился. "И чего ради я поизношу все эти формулы приветствия, когда мы с ним, — он пронзил холодным взглядом стоявшего перед ним бородача, — с первого же мига возненавидели друг друга… Однако, что-то ведь заставляет его сдерживаться, играя в безразличие. Почему бы и мне не поступить так же? Он гость, я хозяин… И мы оба знаем, что другой держит за пазухой нечто… Он знает, что скрываю я. Что же до меня… Нет, пока я не выясню, что именно он прячет, мне следует быть осторожным…"

Ему все меньше и меньше нравилось происходившее. Какой-то частью своего сознания он боялся этих людей, словно они несли в себе дух его смерти, и жалел, что стражи допустили чужаков в город, вместо того, чтобы вытолкать их прочь. В конце концов, ему были нужны не сами караванщики, а только их вещи.

Резко качнув головой, отгоняя сомнения, Хранитель неспешно подошел к прилавкам. Его взгляд скользнул по тонкостенным грациозным кувшинам, покрытым черным лаком, секрет изготовления которого казался давно утерянным, по серебряным подносам, края которых были украшены витьем, а центр — искуснейшей чеканкой на легендарные темы.

Маг невольно остановил внимание на чеканке, пригляделся… На ней был изображен сад благих душ, причем каждый цветок, дерево, изгиб реки был выписан так, словно создавший рисунок мастер сам побывал в этом божественном краю. Нет, душа смертного не могла не затрепетать, видя такое.

Все товары привлекали взгляд, манили руку… Но Ярид прошел мимо, удостоив их лишь взглядом. Он остановился возле свитков.

За спиной раздался глуховатый голос караванщика:

— Мы не продаем рукописи. Однако служитель сказал, что хозяин города интересуется именно ими…

Наделенный даром обиженно поджал губы: чужак вновь нашел другие слова, чтобы заменить ими краткое и величественное «Хранитель». Но уже через минуту все его внимание поглотили рукописи.

Конечно, Ярид не сомневался, что не найдет здесь заветных свитков, связанных заклятой черной лентой, но и то, что лежало перед ним, было достойно внимания. Легенды о Гамеше. Он никогда не видел столь подробного свода. Истории древних городов, красочные детские сказки… Любой из этих свитков стоил целого состояния. Однако… Маг с сожалением вздохнул, отрываясь от книг.

— Увы, здесь нет того, что меня бы заинтересовало, — развел он руками, глядя прямо в лицо хозяину каравана. Тот склонил голову, показывая, что ожидал подобных слов.

Стоявшее перед ним существо, которое Атен даже не мог назвать человеком, вызывало в нем все большее и большее омерзение. Он ничего не мог с собой поделать. Даже решив до конца играть роль наивного в своем неведении караванщика, он был не в силах заставить себя назвать гостя Хранителем. Это слово… Оно всякий раз словно проскальзывало мимо языка, боясь, что воздух города, пропитанный смрадным духом жертвоприношений, очернит его навсегда.

И, все же, он сдерживал свои чувства, не давая им выхода, понимая, что не имеет права думать лишь об этом, не заботясь о судьбе каравана, который, переступив черту оазиса, оказался во власти города.

Караванщик понимал, что хозяин города не должен уйти с площади без подарка. Этот дар должен был, по мнению Атена, стать своего рода символом невмешательства: горожане не нападают на караван, караванщики, в свою очередь, не вмешиваются ни в какие дела города, ни с кем не делясь своими сомнениями и страхами. Обычно, в других городах, подобное считалось само собой разумеющимся, когда был единый для всего мира снежной пустыни закон торговли, за соблюдением которого следили сами боги. Но здесь… Здесь все было по-другому и каждому слову требовалось более материальное подтверждение.

Атен поднял голову, глядя прямо в глаза магу. Он не мог выразить все это словами, но надеялся, что магу будет ясно и так.

Тот поспешно отвернулся. Ярид понял, чего хочет от него чужак. Собственно, все было написано у того на лице, в глазах и не было никакой нужды лезть к нему в разум. Даже если бы магу это было под силу.

Он задумался. На данный момент его вполне устроило бы подобное положение вещей. А там… Он повел плечами… Там будет видно.

— Возможно, тебе понравится другой товар? — спросил, не спуская с него взгляда, Атен.

— Возможно, — осторожно проговорил Ярид. Он огляделся. И тут, словно озарение, ему пришла в голову мысль… Улыбка искривила губы. Резко развернувшись, он решительно подошел к стоявшим чуть в стороне рабыням. Остановившись возле той, чья красота не могла не привлечь к себе внимание, наделенный даром проговорил: — Пусть вашим подарком будет она.

— Но… — на лице караванщика отразились сомнения. Он замешкался, не готовый к такому повороту событий. "Ведь Шамаш говорил, что у них есть жертва. Зачем тогда ему эта девочка… Хотя, — он бросил взгляд на выбранную горожанином рабыню, — возможно, она нужна ему совсем не для обряда…"

— Что-то не так? — Ярид, быстро обернувшись, устремил на хозяина каравана взгляд сощуренных глаз. — Ты сказал, я могу выбрать все, что захочу. А она… Она ведь тоже товар?

— Конечно, — процедил Атен сквозь стиснутые зубы. Ему не хотелось делать то, чему так противилась душа, однако разуму удалось убедить ее, что иного выхода нет. Нет смысла ставить под удар караван ради какой-то рабыни.

Он подозвал к себе работорговца:

— Передай ее новому хозяину.

— О, нет нужды так спешить! — остановил его Ярид. — Если ты не возражаешь, я пришлю за ней слуг утром. Так или иначе, понадобится некоторое время на то, чтобы выправить все нужные документы.

— Как скажешь, — Атен пожал плечами. Решение было принято, и все остальное уже не имело значения.

— Что ж, раз мы уладили последнюю формальность… — он огляделся вокруг, раздумывая, что делать дальше. — Если ты не против, я хотел бы немного побродить здесь, поговорить с твоими людьми, расспросить о жизни.

— Уже поздно… — начал было Атен, но затем, пожав плечами, проговорил: — Как пожелает хозяин города. Мы здесь всего лишь гости… Должен ли я сопровождать тебя?

— Нет, нет, не утруждайся, — Яриду вовсе не хотелось, чтобы этот неприветливый хмурый человек, знавший столь много, что оказался не в силах утаить свою неприязнь, путался у него под ногами.

К тому же он слишком хорошо понимал, что, пока хозяин каравана будет с ним, никто из торговцев не решится на откровенность. Магу же нужно было многое выяснить. И, если он не в силах сделать это, прочитав мысли чужаков, ему следовало поискать другой способ.

Ярид взглянул на караванщиков, которые, получив знак от своего предводителя, начали медленно, опасливо поглядывая на горожан, расходиться.

Женщины вернулись к кострам, чтобы приготовить припозднившийся ужин, мужчины устроились рядом, задумчиво смотря на огонь и лишь изредка бросая недоверчивые настороженные взгляды на Хранителя. В глазах караванщиков маг видел почтительность, но не восхищение, и еще — Ярид прочел в них страх, причина которого, вряд ли связанного с тайным знанием, была ему непонятна.

— Странно, — проговорил Абра у него за спиной.

— Да уж, — буркнул маг. Его глаза сощурились. Он никак не мог разобраться, что же, во имя подземных богов, происходило?

— Дети, — жрец крутил головой из стороны в сторону, не останавливаясь. — Я не вижу ни одного малыша… Не может же их не быть совсем…

— Ты хочешь сказать, что они их прячут? Ну уж это слишком! — Ярид с трудом сдерживал ярость, не позволяя ей кроваво-красной дымкой выползти в излучины глаз.

"Откуда им известно, что в жертву приносят именно не имеющих судьбы? В легендах не говорится об этом! Это одно из условий, которое становится известным лишь при заключении договора с госпожой Кигаль! И откуда, во имя богини смерти, они могут знать, что мы готовимся к обряду?"

Его сощуренные глаза еще раз внимательно осмотрели площадь, на этот раз ища следы пребывания слуг владычицы подземных земель.

"Нет, — он ничего не нашел, а ведь ему было слишком хорошо известно, что именно следовало искать. Но его дух все еще сомневался, не в силах найти другого объяснения, так что разуму пришлось объяснять ему, успокаивая: — Это невозможно. Они караванщики. К госпоже Кигаль могут обратиться лишь горожане, ведь Ей нужен постоянный алтарь. Не станет же Она бродить по миру за повозками…"

И тут он заметил двух подростков, парня и девушку. Они стояли чуть в стороне, возле повозки, тихо переговариваясь и время от времени поглядывая на чужаков. В их глазах, затмевая все остальные чувства, горело любопытство.

— Вот кто мне нужен, — и Ярид двинулся вперед.

Те, увидев, что к ним направляется хозяин города, смущенно умолкли.

— Здравствуйте, караванщики.

Они не сразу ответили на приветствие, сперва поспешно огляделись, ища своих родителей или кого-нибудь из хозяев каравана, которые могли бы заговорить от их имени. Но поблизости никого не было и юноша, взглянув на свою подружку, несмело проговорил:

— Здравствуй, Хранитель. Да будет долог твой путь… — смутившись, он умолк, не зная, как следует приветствовать хозяина города. — Прости меня, — юноша поспешил извиниться, поняв, что сморозил чушь.

— Ничего, — маг приветливо улыбнулся, успокаивая молодых караванщиков, подбадривая их. — Я хочу всего лишь немного поговорить с вами, узнать о вашей жизни… Мне не кажется, что ваши родители будут возражать против этого, — собственно, он говорил правду — ему не казалось, он был уверен, что те будут против, но к чему объяснять это наивным неокрепшим душам, которым боги еще не дали собственной судьбы, веля до испытания идти дорогой своих отцов и матерей?

Переглянувшись, его собеседники кивнули. Они были горды тем, что Хранитель обратил на них внимание, в то время как все остальные видели в них лишь детей, не способных вести взрослые разговоры. Им и самим хотелось о многом расспросить хозяина города, и они надеялись, что тот позволит им задать несколько вопросов.

— Что-то тихо у вас, — маг огляделся, но на этот раз с единственной целью — стремясь разбить нити осторожности и напряжения, растянуть внимание подростков и повести разговор на нужную ему тему. — Никто не празднует приход в город… Может быть, у вас случилось какое-то несчастье?

— Нет, — пожал плечами юноша, спеша поскорее бросить взгляд вокруг, чтобы убедиться, что все действительно в порядке. — Просто… — раньше он не задумывался над этим, теперь же ему самому показалось странным, что караванщики никак не стали отмечать первый день в оазисе. — Просто все устали, — он дал первое объяснение, пришедшее ему в голову.

— Переход был трудным?

Паренек кивнул. Ярид ждал, что он хоть что-нибудь расскажет, однако тот умолк, глядя себе под ноги… На миг губы юноши тронула улыбка, но и она быстро исчезла, сменившись испугом, будто молодой караванщик боялся выдать что-то тайное.

— Как вас зовут? — спустя несколько мгновений молчания, спросил маг, пытаясь вновь завести разговор. Но ответом ему был лишь настороженный взгляд подростков, воспринявших этот невинный вопрос как стремление выведать священные тайны души. Магу пришлось вновь улыбнуться, стремясь успокоить ребят: — Я просто должен знать, как к вам обращаться. Вы же, наверно, не хотите, чтобы я звал вас детьми?

Те переглянулись:

— Я — Ри, — наконец, ответил юноша, — она, — он качнул головой в сторону своей подруги, — Сати.

— Ри, — улыбка Ярида стала шире, хотя ей как и прежде не хватало теплоты, — а что же, где ваши друзья? Уже спят? Но в моем городе столько интересного! Не жаль растрачивать время на сон?

— Вы же запретили нам покидать эту площадь, — в голосе девушки слышалась обида и разочарование. Было очевидно, что эти двое горели желанием поскорее вырваться из-под опеки взрослых, побродить по неизвестному им миру города.

— Вот как? — маг изобразил на лице удивление. Он повернулся к служителю: — Я что-то упустил? Не припомню, чтобы был какой-то запрет.

Жрец взглянул на него. Он быстро справился с удивлением, понял, чего хочет от него Ярид, и, качая головой, проговорил:

— Не знаю. Может быть, торговец неправильно понял… Прости меня, хозяин, — казалось бы, он брал часть вины на себя, однако, в то же время, в глазах молодых караванщиков, взваливал куда большую на их предводителя, вызывая обиду.

"Взрослые видят в нас лишь беспомощных детей! — их глаза говорили так громко, что читать мысли было просто незачем. — Они вечно держат нас на поводке, боясь, что мы сделаем что-нибудь не так! Но зачем еще и врать!"

— Значит, мы можем пойти в город? — осторожно спросили они, не сводя с мага настороженного взгляда горящих глаз.

— Ну конечно! Более того, если хотите, я пришлю завтра утром кого-нибудь из своих слуг, чтобы вам показали все вокруг. Воистину, здесь много необычного, заслуживающего внимания и восхищения гостей.

— Это было бы здорово, — Ри с Сати вновь переглянулись. Они с куда большим удовольствием побродили бы по городу в обществе друг друга, но им польстила такая забота самого Хранителя. Они боялись отказать собеседнику, не зная, можно ли вообще сказать хозяину города «нет». Но еще больше они боялись обидеть человека, проявившего такое внимание и заботу. И какая разница, что с ними сделают взрослые за нарушение запрета!

— Керха чудесный город, — в знак полного доверия маг назвал оазис по имени.

Щеки его собеседников окрасил румянец. Они никак не ожидали такого отношения к себе со стороны взрослого, да еще наделенного даром. В их глазах зажегся восторг и восхищение.

И тут маг вновь огляделся по сторонам.

— Но где, все таки, малыши? Я люблю детей. Мне бы хотелось сделать им какой-нибудь подарок. Почему ваши родители прячут их от меня? Неужели они думают, что я причиню крохам зло? — вряд ли даже искушенный в искусстве обмана торговец смог бы уличить его во лжи, тем более этого нельзя было ожидать от тех, кто не успел еще даже пройти обряд испытания.

— Они спят, — девушка махнула рукой. — Маленьких рано укладывают.

— Даже в городе?

— Ну, — Сати с Ри переглянулись. Они не знали, что сказать, когда и сами понимали странность всего происходящего.

— У меня складывается впечатление, что караванщикам почему-то не нравилось здесь. Может быть, тому есть какая-то причина? Вас кто-то обидел? Стражи? Если так, вам следовало бы все мне рассказать. Я не допущу, чтобы к моим гостям плохо относились.

Ярид видел, что его собеседники что-то знали и, более того, были готовы обо всем ему рассказать… Но молчали.

"Снежные духи, что же их останавливает? Словно кто-то поставил им на губы печать молчания… — хозяин города пристально взглянул в лица подростков, однако не нашел на них и следа магии. Затем, чуть наклонив голову, он бросил взгляд из-под густых черных бровей на стоявших поодаль караванщиков. — У них есть наделенный даром. Это — единственное объяснение всему. И пока он рядом, я ни от кого не добьюсь ни слова…! А вот когда они отойдут от своего мага на достаточное расстояние, я смогу все разузнать. Только бы он не разгадал мой план заранее и не остановил этих наивных детей! А пока… пока нечего и пытаться — бессмысленно…" — он сжал пальцы в кулаки. Чувствуя, что ярость вот-вот вырвется наружу, он проговорил:

— Что ж, может быть, мы поговорим об этом как-нибудь потом. Сейчас действительно уже поздно… Надеюсь еще увидеть вас, — и, повернувшись, он зашагал прочь.

— До свидания, — донеслись до него из-за спины расстроенные голоса ребят, которые поняли, что обидели Хранителя своей скрытностью.

Ярида же раздирало совсем другое чувство — ярость. Он чувствовал себя проигравшим. И это не давало его душе успокоиться. Но нет, он не сдастся! Ярид разбросал зерна. Некоторые из них упали на благодатную почву и скоро должны дать всходы. "А я умею ждать"…

Вернувшись в тень стен, он, все более и более убыстряя шаг, бросил через плечо:

— Иди за мной.

— Может быть, мне сходить к Симину? Возможно, его подручным удалось добыть рукописи…

— Я бы не стал надеяться на это, — криво усмехнулся Ярид.

— Хозяин, что ты будешь делать? — Абра чувствовал, как в нем нарастает беспокойство. Он думал, что наделенный даром поднимется в храм, однако, тот шел прямо в подземное святилище. — Хозяин… — жрец испугался, что маг собирается провести обряд уже этой ночью, не желая в сложившихся условиях откладывать его на несколько дней. Но этого нельзя было делать, ведь еще не пришло назначенное богиней время! Служитель собирался предостеречь Хранителя от шага, который мог обернуться большей бедой, чем пусть вполне реальная, но вряд ли уж столь значительная угроза, исходившая от каравана.

— Не важно, — маг брезгливо поморщился. — Не бойся, я не собираюсь торопиться с тем, что не терпит спешки. Но не могу и просто сидеть, сложа руки, дожидаясь, что будет дальше.

— Эти караванщики действительно так опасны? — нахмурившись, спросил Абра.

— Лишенные дара — конечно же, нет. Для них даже самые тайные свитки — всего лишь рукописи древних легенд. Но вот маг…

— Ты хочешь сказать… — на миг у жреца перехватило дыхание. Ему показалось, что сейчас душа разорвется на части, увлекая в недра пустоты.

— Я всегда говорю то, что хочу! — процедил сквозь зубы Ярид, его глаза, обратившиеся к спутнику, вновь стали наполняться алым пламенем. — Среди них есть маг!

— Но как это возможно…

— Какая тебе разница? Главное, что это так! — огонь разгорался все сильнее и сильнее. Казалось, что совсем скоро он охватит душу мага, поглотит ее без следа, заменяя собой.

— И кто…

— Ну разумеется не те трое, что нас встречали! — не дав жрецу даже мысленно сложить слова в вопрос, ответил Ярид. — Они прячут его. Или он прячется… Не важно. Все дело в силе… Неужели он думал, что, окутав ею как покровом караван, сможет утаить это от другого мага? Если бы не он… — Ярид поморщился, с хрустом сжал пальцы.

— Ты бы забрал у караванщиков свитки? А потом? Прогнал прочь?

— Чтобы они рассказали нашу тайну другим?! Ну уж нет!

— Ты мог бы лишить их памяти…

— Этот способ действенен лишь в городе, где я постоянно питаю заклинание своей силой. В снегах пустыни он ненадежен.

— Но убивать их… — жрец нервно дернул плечами. Взять на свою душу разом столько смертей — это была бы слишком тяжелая ноша даже для него.

— Неужели ты думаешь, что человек, лишившись пусть не всей памяти, а только ее части, выживет в снегах? — Ярид криво усмехнулся. — Да и зачем убивать всех? Конечно, те, кто знает правду, не могут жить. Только это будет не убийство, а угодное богине подземных миров жертвоприношение. Что же до остальных… Город малолюден. Нам пригодятся рабы… И вот все эти вполне разумные планы, — он со злостью стукнул себя кулаком по ноге, — рушатся из-за какого-то чужака, которому боги по ошибке дали силу!…Ну ничего, ничего! Сначала надо узнать, кто же мне противостоит. Врага нужно видеть, ибо за тенью придется слишком долго гоняться… А потом, — он ухмыльнулся, потирая руки, — потом я найду способ с ним покончить… — Ярид не сомневался в своей силе. Хозяина города не смущало даже то, что первая проба сил прошла не в его пользу. Он не смог проникнуть в мысли находившихся под защитой чужака караванщиков. Но это ни о чем не говорило. Одно дело обороняться, другое — нападать… Да, нужно признать, госпожа Кигаль послала своему слуге нелегкое испытание. Но тем большим будет Ее награда, когда он победит!

— Нет, нет, — жрец отшатнулся, качая головой, — боги запрещают поднимать руку на наделенного даром! Они не допустят…

— Ерунда! — резко перебил его Ярид. — Жертвоприношение тоже запрещено, однако это почему-то тебя не останавливает.

— Нет, — жрец упрямо стоял на своем. — Это другое! Проводить обряд нам разрешила госпожа Кигаль, величайшая из богинь…

— Ты хочешь сказать, что Она не станет поддерживать нас в стремлении сохранить тайну, которая принадлежит, между прочим, и Ей тоже?

— Мы не можем решать за госпожу. Мы должны спросить Ее!

— Что ж, почему бы нет? — на губы Ярида легла улыбка. В нем не было и тени сомнений по поводу того, каким будет решение Той, которой придется выбирать между своим верным слугой и каким-то там чужаком. К тому же, магу не терпелось узнать у богини условия придуманного Ею испытания.

Так или иначе, он собирался поговорить с Ней… И было лучше сделать это как можно скорее…

Они спустились в подземное святилище. Миновав алый зал, маг подошел к алтарю, на котором бушевал грозный, могучий, видимый и осязаемый, и, вместе с тем, нереальный, призрачный огонь.

— Хозяин, вправе ли мы беспокоить госпожу?

— Ты же сам настаивал на том, чтобы узнать Ее волю! — нерешительность Абры все сильнее и сильнее раздражала Ярида. — Если сомневаешься в правильности собственного решения, к чему было вообще заводить этот разговор? — и, все же, он должен был признать, что и сам испытывал противоречивые чувства. Почему-то, оказавшись возле алтаря, ему вдруг расхотелось призывать богиню смерти. Зачем беспокоить Ее, когда можно разобраться с возникшей проблемой и собственными силами… Однако, стоя возле алтаря, было поздно поворачиваться к нему спиной. А действовать, не имея уверенности…

Шло время. Обдумывая сложившееся положение вещей, маг начал приходить к выводу, что помощь богини не помешает ни при каком раскладе. Вмешательство небожителей всегда на руку тому, на чьей стороне Они выступают, упрочивая его власть, прибавляя уважения и добавляя могущества.

— Своим верным служением мы заслужили право обращаться к Ней за помощью, — проговорил он.

— Конечно, — Абра тяжело вздохнул. — Но…

— Хватит. Начинай читать заклинание, — процедил сквозь зубы маг, скользнув по лицу служителя острым взглядом начавших наливаться алым пламенем глаз. — Все остальное я сделаю сам, — и, не дожидаясь, пока жрец что-то скажет в ответ, повернулся к алтарю.

Абра, отринув все сомнения, очищая разум и дух, развязал четки, чтобы перебирать их синие камешки, произнося слова-обереги, в то время как Ярид раскинул в стороны руки, устремив взгляд немигавших кроваво-алых глаз на алтарь.

Покоившееся на бардовых камнях пламя затрепетало, затем медленно, словно кошка, с неохотой покидающая нагретое место на коленях своей хозяйки, соскользнуло на землю, обошло мага, обведя его огненным кругом. Все вокруг замерцало, теряя прежние очертания и приобретая новые — далекие, неведомые земле людей.

Алые клубы сгустились вокруг мага, под ногами которого разверзлась клокотавшая огнем бездна. Лишь одна нить удерживала его дух от падения — крепко сплетенные воедино монотонные слова молитвы, которые вспыхнули яркими пламенными символами…

И тут… До его слуха донеслось громкое призывное шипение. Из трещины, подобной расщелине скалы, выполз сверкавший золотом змей.

Подняв над землей маленькую клинообразную голову с острыми холодными глазками и мерно, в такт дыхания, выскальзывавшим из приоткрытой пасти раздвоенным на конце языком, быстрым, как молния, змей зашипел, привлекая к себе внимание человека:

— С-с-мерт-ный!

— Господин Намтар, — Ярид низко склонился перед воплощением бога Судьбы, не имея возможности, вися в воздухе, пасть перед Ним ниц. Он привык к тому, что сама госпожа, пришедшая на его зов лишь однажды — в самый первый раз, когда и был заключен договор, во все остальное время присылала вместо себя слуг или помощников — младших богов.

Маг даже научился определять настроение госпожи, Ее отношение к происходящему, исходя из того, кто приходил от Ее имени.

Бога Судьбы он видел впервые, хотя именно Он считался вестником владычицы мира смерти. Его приход был предостережением, обличие несло в себе угрозу. Да, это была не игра. Богиня была настроена очень серьезно, даже чересчур. Но кто же Ее разозлил?

Ярид не чувствовал за собой никакой вины. Он готовился к жертвоприношению, делая все так, как Она велела… Может быть, причина Ее злости в караване? Тогда все происходящее — не испытание, а поручение… Не желая Самой наказывать преступников, Она велит сделать это своему смертному слуге… Это было бы честью, великой честью…

— Меня прис-с-слала Эреш-ш-ш-кигаль, — прошипел змей, сверля взглядом того, кто осмелился обратиться к подземным богам. — С-с-спрашивай, зачем звал…

— Госпожа хочет испытать меня? Поэтому Она привела в город этот караван?

— Ис-с-спытание… Да… — медленно подтвердил вестник. — Приш-ш-шло время…

— Время чего?

— С-с-смерти.

— Но я столько лет верой и правдой служил Ей! — в его груди словно оборвалась нить, сердце упало…

— С-с-сто лет… С-с-срок договора.

— Срок? — он совсем забыл о нем. — Я готов его продлить! Я могу служить…

— Нет.

— Ей больше не нужны жертвоприношения?

— Нет. Время прош-ш-шло.

— Постой… Нет… Постой… Испытание… Если я его выдержу…

— Ты будеш-ш-шь спасен. И награж-ж-жден.

— Хорошо… Значит, все дело в этот караване… — Ярид лихорадочно искал выход, слишком ясно понимая, сколь высока будет цена правильного решения.

— Ш-ш-ш-ш, — шипение было тихим, не угрожающим, а мягким, предостерегающим: — Нет. Пус-с-ть идут с-с-своей дорогой. Не бойс-с-ся. Они реш-ш-шили не вмеш-ш-шиваться в твои дела.

— Бездействие? — в глазах, голосе мага возникло удивление. — Но как можно победить, ничего не делая?!

— Не победить. С-с-спасс-с-стись.

— Да, но ведь чужаки знают тайну…

— Ну и ш-ш-што? Ос-с-ставь их. Они уйдут и не вернутс-с-ся.

— Среди них есть наделенный даром, и…

— Молч-ч-чи! — прервало его резкое разозленное шипение змея. — Его путь — не твоя з-з-забота! — он вытянулся, высоко поднявшись на своем хвосте, и начал нервно раскачиваться из стороны в сторону. — Ос-с-ставь караван в покое! Эреш-ш-шкигаль хочет, ш-ш-штобы ты не вмеш-ш-шивался в его дела!

— Владычица подземного мира желает…

— Тот, кто с-с-служит, должен с-с-слышать!

— Но что Ей нужно от меня?

— Чтобы ты заверш-ш-шил прош-ш-шлое!

— Подожди, так Она просто отворачивается от меня?!…Я верой и правдой!… Столько лет… — вспыхнувшая в душе Ярида ярость охватила все его сознание, затуманила разум, ослепила душу.

— Не забывайс-с-ся с-с-смертный! — змей рванулся вперед, приблизив голову к лицу человека, пасть открылась, обнажая в знаке угрозы смертоносные клыки.

Прошло какое-то время, прежде чем он вновь опустился к земле.

— Я ответил на твой вопрос-с-с. Прощ-щ-щай, — прошипел он и, скользнув меж языков пламени, словно средь камней, исчез в трещине, которая, пропустив змея в подземные страны, закрылась.

Алая дымка поблекла. Пламень стек из круга в огненную кошку, которая вспрыгнула на алтарь, спеша поскорее устроиться на удобном спокойном местечке и, потянувшись, задремать.

Жрец, перестав повторять слова молитвы, вновь завязал четки на поясе. Он стоял в стороне, ожидая, что скажет хозяин города. Желание поскорее узнать слова Посланца богини, которые были доступны лишь тот, к кому Он обращался, заставляло быстрее стучать его сердце, воспалено сверкать в полутьме глаза.

— Пойдем, — ничего не объясняя, Ярид поспешно повлек служителя прочь из святилища, которое он хотел поскорее покинуть.

— Каково решение госпожи Кигаль? — не выдержав, спросил Абра. — Каких поступков ждет Она от нас?

Ярид резко повернулся к жрецу. В его глазах была с трудом сдерживаемая ярость.

— Если бы ты не стал настаивать… — он был готов ударить старика, ставшего причиной его гнева.

— Незнание воли небожителя не освобождает смертного от ответственности…

— Неведенье священно в глазах богов, в то время, как людское знание всегда ущербно! — маг с хрустом сжал зубы. А затем его глаза сощурились. Ярость стала постепенно сменяться настороженностью и ожиданием озаренья. — Но теперь, когда мне известно Ее желание, я могу…

— Нам следует выполнить его, даже если это будет шаг к концу.

— Исполнить — да… Но не для того, чтобы приблизиться к смерти, а затем, чтобы обойти ее стороной!

— Что ты имеешь в виду? — жрец насторожился.

— Госпожа Кигаль хочет, чтобы мы не вмеш-ш… демоны, — тихо выругался Ярид, поймав себя на том, что неосознанно копирует шипящую речь змея — господина Намтара, — не вмешивались в дела каравана. Мы и не будем. Какое нам дело до их проблем? Бог судьбы сказал, что чужаки дали схожее обещание…Это значит…Это значит, что если они нарушат свое слово, то, тем самым, освободят и нас от запрета.

— Как же маг? Ты спросил о нем?

— Он — один из караванщиков. Значит, все сказанное относится и к нему. Пока он только защищает своих — что ж, пусть. Но стоит ему обернуть силу против города — и мои руки будут развязаны! — он торжествовал. Найти выход из всех затруднений, которые еще миг назад казались непреодолимыми, оказалось так просто! И пусть он немного переиначил слова Намтара, не важно, когда у него было право понимать повеления госпожи так, как он считал правильным. — И я пройду это испытание, пройду, что бы это ни стоило!

— Испытание…

— Со дня заключения моего договора прошло сто лет…

— Великие боги, так много! — жрец и представить себе не мог! Как и все в городе, он старался не задумываться над тем, сколь долги года хозяина, лишь благодаря богов за каждый новый день.

— Ничего, не беспокойся, я не собираюсь отступать… Я продлю договор… Если не с богиней смерти, то… — он умолк, не решившись договорить свою мысль до конца здесь, возле алтаря грозной госпожи Кигаль.

— И что же мы станем делать? — продолжал жрец свои расспросы. — Будем ждать, пока… А если они не нарушат слово…

— Ждать? У меня нет времени на ожидания! Нет, мы поторопим их!

— Но как?

— У нас есть для этого все необходимое. Мы должны не вмешиваться в дела каравана, но это не значит, что мы не можем ничего предпринимать в собственном городе!… Что же до богов… Им всегда нравилось испытывать людскую верность…

Слушая его, жрец пожал плечами. Внешне все выглядело вполне богоугодно.

— Что мне делать? — в конце концов, у Абры не было выбора. Он должен следовать за своим хозяином до конца, раз связав с ним свою судьбу.