Когда солнце взошло, прогоняя следы ночи, к торговым рядам пришли горожане. В первый миг их движения были осторожны, бросаемые во все стороны взгляды опасливы. Но стоило им обратить внимание на товары, как глаза загорелись и все сомнения и страхи остались позади.

Время летело все быстрее и быстрее. Развернувшаяся торговля, набирая силы, вовлекала в свою метеличью круговерть и продавцов и покупателей. Площадь наполнилась шумом, голосами, в массе своей неразборчивыми восклицаниями.

— Сати, — Ри схватил девушку за руку, увлекая за собой в сторону от прилавка с рукоделием и мелкими недорогими безделушками.

— Вы куда? — окликнула их невысокая сероглазая девушка-сверстница Сати.

— Лани, я скоро вернусь, — обменявшись с пареньком быстрыми взглядами, поспешно проговорила та, — прикрой меня, пожалуйста.

Лани, с завистью поглядывая на них с Ри, молчала. Ей не хотелось оставаться одной с целым ворохом товаров, особенно зная, что в это время кто-то будет беззаботно веселиться, радуясь теплу города.

— Пожалуйста! Мы будем твоими должниками! — повернулся к ней юноша.

— Ладно, — Лани ни в чем не смогла бы отказать Ри.

"И почему только он меня совсем не замечает? — она украдкой глянула на свое отражение на поверхности отполированной до блеска медной тарелки. — Может быть, просто делает вид? Этих мальчишек не поймешь! Вон я насколько симпатичнее Сати. И куда сильнее похожа на Ри. Прямо как сестра…"

О, нет, нет, она совсем не собиралась отказываться от своей мечты, убеждая себя в том, что детская дружба этих двоих вовсе не обязательно перерастет в нечто большее и у нее еще будет шанс открыть Ри свои чувства.

Но сейчас… Сейчас неразлучная парочка была так поглощена друг другом, что даже не заметила зависти в глазах девушки.

— Спасибо, — Сати бросилась к подружке, обняла. — Не выдавай нас! — она, наклонившись к уху Лани, прошептала: — Потом я тебе все расскажу.

Они поспешили скрыться за ближайшей повозкой.

— Ну что? — настороженным шепотом спросила Сати. — Что ты хотел мне сказать?

— Тот горожанин, которого обещал прислать к нам Хранитель, — оглянувшись и лишь убедившись, что рядом нет никого, кто смог бы подслушать их разговор, вполголоса ответил юноша, — он ждет нас. И готов показать город!

— Но как нам улизнуть от взрослых? С самого утра дозорные не спускают с нас глаз, будто знают, что мы собираемся убежать!

— Горожанин сказал, что в стене одного из прилегающих к площади домов есть потайной ход. Со стороны он не заметен. Но чужак так подробно описал мне его, что я уверен: найти будет несложно, — его глаза горели, было видно, что Ри не терпелось поскорее увидеть город, который все почему-то таили от них, с каждым мигом лишь сильнее подогревая любопытство.

Девушка двинулась за ним следом, погруженная в какие-то свои мысли и сомнения. Ее шаги были нетвердыми, движения неуверенными.

— Постой, — заметив тень, мелькнувшую чуть в стороне, Ри быстро привлек девушку к себе, целуя в губы.

— Ты что?! - испуганно вскрикнула Сати. — Нас же увидят!

— Пусть. Это куда меньшая провинность, чем побег, — довольный собой, ухмыльнулся тот.

— Отец меня убьет!

— За поцелуй? — он изобразил на лице удивление, но был не в силах скрыть смеха в искрившихся весельем глазах. Он прекрасно понимал, что та имела ввиду, и, все же, не хотел отказываться от игры, которая с каждым новым мигом нравилась ему все больше и больше.

— Перестань! — расстроено вскрикнула Сати, а затем беспокойно зашептала: — Ри, может быть, нам лучше не уходить в город сегодня? Дождемся, пока все уляжется. У нас впереди еще целая неделя. Мы еще успеем осмотреть…

— Ну вот, снова! — взмахнул руками юноша. — Тебе так сложно угодить! Ты же сама хотела вырваться из так надоевшего за дни дороги каравана, побыть со мной наедине, вдали от глаз и ушей тех, кто знает нас с рождения, заглянуть в окна чужих домов. И что же случилось теперь? Признайся, ты просто струсила!

— Нет…

— Да!

— Нет!

— И еще как! Вон, даже руки трясутся.

— Они дрожат от злости! Мне сейчас так хочется тебя придушить, что даже не знаю, устою ли от этого соблазна!

И, беззаботно смеясь, словно играя в салочки, они закружили между повозками.

Замерший невдалеке дозорный, бросив снисходительный взгляд на разыгравшихся, словно малышей, уже почти взрослых подростков, отвернулся — у него было полно и других забот. Откуда ему было знать, что те не просто веселятся? Медленно, но верно, в сущности, не замечая этого сами, они приближались к потайному ходу.

— Эй! — окликнул их незнакомый голос, заставив вздрогнуть от неожиданности.

Обратив взоры в ту сторону, откуда он донесся, Ри и Сати не сразу заметили в сумрачной тени стен низенькую чуть приокрытую дверку и выглядывавшего из узкой щели невысокого худощавого горожанина — мужчину средних лет с торчавшими во все стороны длинными волосами и бегавшими настороженными глазами.

Караванщики огляделись по сторонам и, убедившись, что взрослых рядом нет и никто их не видит, подошли к чужаку, который, бросив взгляд им за спину, втянул подростков в маленькую погруженную в полумрак, комнатку, единственным источником света в которой была небольшая стеклянная лампа с огненной водой, стоявшая в углублении в стене, в стороне, так, чтобы ее света не было видно снаружи и ничто не нарушало полотна полумрака.

Все в той же гробовой тишине чужак провел рукой по тонкой трещинке, оставшейся на месте двери, проверяя, достаточно ли ровно прилегли друг к другу камни и не заметит ли кто из оставшихся на площади людей потайной ход.

На миг он замер, чтобы скользнуть взглядом по подросткам, спеша убедиться, что перед ним именно те, кого он ждал. Затем, знаком приказав караванщикам идти следом, он направился вглубь комнаты, освещая путь лампой, которую нес вровень с головой. Однако очень скоро горожанин вынужден был остановиться, когда, оглянувшись, заметил, что его спутники топчутся на месте, не решаясь сделать первый шаг.

Сати, опасливо поглядывая на давивший со всех сторон камень тесной комнаты, прижалась к своему другу, ища у него защиты от чужого, неизвестного.

— Что-то мне не по себе, — она поежилась, зябко повела плечами. — Может, все-таки вернемся, а? Пока еще не поздно?

— Ну что ты! — воскликнул Ри. Глаза Юноши уже горели ожиданием приключения, о котором можно будет потом, в дороге, рассказывать сверстникам, гордясь тем, что никто больше не осмелился совершить ничего подобного. — Все так замечательно складывается! Не бойся. Ничего не случится. Мы только осмотрим город — и сразу вернемся! Никто ничего не заметит.

— Ведь мы нарушаем… — она все еще сопротивлялась, но уже была готова сдаться, сраженная любопытством.

— Ничего мы не нарушаем! И, потом, не забывай: нас пригласил сам Хранитель! Слово наделенного даром много выше приказа простого смертного, даже хозяина каравана.

— Но Шамаш…

— Что Шамаш? Разве Он запретил нам уходить?

— Кто такой Шамаш? — хранивший до этого мгновение молчание, однако, при этом внимательно прислушивавшийся к разговору своих гостей горожанин встрепенулся, едва услышав это имя. Он вернулся к ним, замер, не спуская с подростков пристального допытывающегося взгляда настороженных глаз. — В вашем караване есть человек, который, вопреки всем обычаям, был назван в честь бога Солнца?

— Нет, — поспешно ответил Ри, не задумываясь над тем, врет он или говорит правду, просто хватаясь за самый легкий и краткий ответ, способный прекратить те расспросы, которые, непонятно почему, заставляли трепетать душу, полня грудь нервозным напряжением. Лишь потом, глядя в сторону, пряча от чужака глаза, которые могли выдать его переживания, он стал убеждать себя, что не солгал взрослому, когда Шамаш — не человек, названный в честь бога, а сам повелитель небес.

Горожанин перевел взгляд с юноши на девушку, которая замерла рядом со своим другом, держа его за руку, словно опасаясь, что неведомые силы незнакомого мира разлучат их, разбросают в разные стороны, обрекая на одиночество среди чужих. В ее глазах страх соседствовал с любопытством, которое заставляло старательно осматривать все вокруг, ища нечто удивительное, запоминающееся даже в комнате, похожей на пещеры подземных владений господи Кигаль.

Так и не добившись ответа, горожанин недовольно поморщился.

— Идите за мной. Быстрее, — он схватил юношу за руку, увлекая за собой, не давая караванщикам более ни одного мига на то, чтобы прийти в себя, привыкнуть к новой незнакомой обстановке.

— Вы покажете нам город? — с трудом поспевая следом, спросила Сати.

Но чужак не ответил ни взглядом, ни движением головы. Он слишком торопился уйти подальше от городской площади и расположившегося на ней каравана.

Спустя некоторое время блужданий в сумраке тесных каменных комнат — пещер они вышли на небольшую узенькую улочку, погруженную, несмотря на то, что над городом царил день, в полумрак. С обеих сторон возвышались серые, лишенные окон, стены домов, поднимавшиеся высоко над землей, скрывая не только землю, но и небо, оставляя лишь маленький кусочек земли, в котором и душе и духу было тесно и одиноко.

Горожанин оглянулся, затем поспешно закрыл за собой дверь. — Уф, - облегченно выдохнул он, опершись спиной о стену.

Юноша и девушка смотрели на своего проводника, терпеливо ожидая, пока он будет готов вести их дальше.

— А где у вас сад? — Сати побывала не в одном городе и знала: сколь бы они ни были разными, во всех есть и общие черты, нечто незыблемое, неизменное — священный холм и возвышавшийся над ним храм, городская площадь и фруктовый сад — незабываемый в своем цвету, прекрасный, полный жизни и свежести.

— Что? — чужак удивленно взглянул на девушку.

Караванщики переглянулись. Нет, бывало, что речь горожан чуть отличалась от диалекта, использовавшегося торговцами, но всегда можно было разобрать смысл… К тому же, им казалось, что до этого момента они прекрасно понимали друг друга.

— Идите за мной. Вас ждут, — горожанин вновь зашагал вперед, всем видом показывая, что нет никакого смысла говорить сейчас о чем-то вообще.

Ри поспешил за ним следом, стараясь не отставать, и лишь Сати замешкалась:

— Но у нас ведь нет знакомых в этом городе… — удивленно глядя на проводника, проговорила она.

Юноша быстро вернулся к ней, схватил за руку, видя же, что та продолжает сопротивляться, не желая делать следующий шаг, хотя первый и был уже пройден, проговорил на ухо:

— А вчера? Разве вчера мы никого не встретили, ни с кем не познакомились?

— Хозяин города? Ты думаешь, с нами хочет поговорить маг?

— Почему бы и нет?

— Но мы даже не прошли испытание и не имеем своей судьбы!

— Разве это помешало ему вчера разговаривать с нами? Он видит в нас взрослых людей, а не сопливых малышей. Представляешь, сколько всего он может нам рассказать! А что, если он согласится показать храм? Мы с тобой будем единственными караванщиками, побывавшими в нем! Нам будет завидовать даже Мати!

— Идем скорее! Мы не можем заставлять его ждать! — и, оставив позади все страхи, она поспешила вперед.

И никому из них не пришло даже в голову удивиться: зачем нужно было петлять по лабиринту города, когда караван стоял у самого подножия священного холма, и оставалось только подняться, чтобы попасть в храм.

Впрочем, у всего могли быть свои причины.

Горожанина, который на сей раз не стал дожидаться своих спутников, заранее зная, что те последуют за ним сами, они догнали возле поворота, за которым открывался во всей своей величественной красоте, священный холм.

Он был высок и могуч. Серый камень, сменивший привычную зеленую траву, делал его мрачным и, в то же время, подчеркивал силу и неведомую доселе, тайную, наполненную ожиданием чуда, власть над разумом и душой.

Чужак сразу же повел их к храму.

Поднимаясь наверх по узкой, извилистой дорожке, Ри с Сати с нетерпением предвкушали то, что ждало их впереди. Их глаза горели. Они не скрывали своей радости: на их долю выпало такое удивительное приключение!

Горожанин подвел их к вратам, отворил тяжелые золоченые створки дверей и, введя в просторный зал-преддверие, бросив через плечо:

— Ждите здесь, — поспешно устремился к двери, ведущей во внутренние, закрытые для ока посторонних, покои.

Оставшись одни, Ри и Сати, сжав пальцы в кулаки, стараясь унять вдруг накатившую дрожь, стали восхищенными взглядами осматривать место, в котором они никогда и не мечтали побывать, но оказались волей судьбы.

Воистину, их глазам предстало потрясающее зрелище. Высокие стены были покрыты раскрашенными яркими насыщенными красками барельефами, которые придавали изображенным на них картинам из легенд объем и жизнь, так что казалось, будто Гамеш, замерший на нарисованном царском троне, пронзал пришельцев внимательным взглядом. Пол, покрытый отполированными до блеска камнями, не просто отзывался гулким голосом-эхом на каждый шаг, но и отражал все, возвышавшееся над ним, являя собой тонкую затуманенную грань между двумя мирами — верхним, реальным, и нижним, зеркальным.

— Ух ты! — только и мог произнести Ри. Его взгляд упал на золотой, покрытый причудливыми узорами чеканок и черни трон Хранителя, стоявший у дальней стены залы. Он был поднят на помост, так, чтобы хозяин города, даже сидя, был выше пришедших к нему советников или застывших на страже, охраняя покой, воинов. Вот и сейчас несколько стражей молчаливо стояли по обе стороны трона, глядя перед собой остановившимися, безучастными ко всему происходившему, взглядами.

На воинах были беленые туники из овечьей шерсти по середину бедра, а поверх них — тяжелые доспехи из металлических пластинок. К толстому кожаному поясу крепились длинные богато украшенные ножны, на щиколотках босых ног поблескивали золотые шнурки, концы которых были вдеты в бусины-талисманы.

Заробев, Ри поспешно вернулся ближе к двери, более не мечтая приблизиться к трону Хранителя, чтобы не только получше его рассмотреть, но и коснуться рукой.

Не смея произнести ни слова, боясь нарушить величественную тишину, караванщики замерли, терпеливо дожидаясь прихода хозяина.

Прошло несколько мгновений, и вот послышался тихий шелест-скрип приоткрывшихся золотых створок. Однако это была не дверь внутренних покоев, а входные врата.

Ри и Сати повернулись, услышав шорох несмелых шагов у себя за спиной.

Вошедший в храм оказался высоким худощавым пареньком, по виду — их сверстником. Из одежды на нем были лишь широкая набедренная повязка да пояс, за который был заткнут нож с длинным лезвием, подобным тем, который охотники использовали для разделки добычи.

Вряд ли горожанин был своим в храме, скорее незваным гостем, которого какая-то неведомая причина заставила, нарушая законы и обычаи города, тайком пробраться в священное строение.

Заранее пресекая всякие расспросы, он поднес палец к губам, сам же, приблизившись к караванщикам вплотную, зашептал настороженно — взволнованным шепотом:

— За мной! Поторопитесь, если хотите жить!

Решительно мотнув головой, Сати отскочила в сторону от незнакомца, который внушал ей страх, в отличие от храма, куда она давно мечтала попасть, и Хранителя, казавшегося таким добрым и славным.

Горожанин настороженно огляделся. Было видно, что при первой тени опасности он готов сорваться с места и броситься бежать прочь из храма. Но пока все было спокойно, и парень решил попытаться еще раз:

— Я не могу ничего объяснить сейчас! Вам нужно скорее уходить! Доверьтесь мне! Я знаю, о чем говорю!

Караванщики переглянулись. Сати вновь замотала головой. Она сжала губы, всем своим видом показывая, что не сдвинется с места. Что же до Ри… Он и сам не мог до конца понять, почему, но храм, сколь прекрасен бы он ни был, нес в себе что-то… неуловимое, невидимое глазу, заметное только душе, которая вновь и вновь сжималась в страхе предчувствия беды.

И юноша кивнул.

— Но… — начала Сати, однако твердый взгляд друга заставил ее замолчать. Девушка поняла, что, если она не хочет с ним поссорится, то ей придется подчиниться.

— Быстрее! — горожанин торопил их, зная, что очень скоро наступит миг, после которого будет слишком поздно.

— А они нас не остановят? — спросил караванщик, указав рукой в сторону стражей.

— Забудь, это лишь статуи! — и паренек юркнул в узкую щель между створками дверей, спеша покинуть храм. — Давайте же, за мной!

Уже снаружи, на вершине холма он бросил: — Вам нужно спрятаться.

— Но почему?

— Старайтесь не попадаться никому на глаза.

Они быстро сбежали по тропинке вниз, словно на крыльях ветра влетели в узкую улочку и только там, в тени домов, паренек позволил себе и своим спутникам остановиться, чтобы перевести дух.

— Послушай… Как тебя там, — оглядываясь назад, на еще миг бывший таким близким, а теперь вновь застывший в стороне недоступной звездой храм, недовольно поморщилась Сати.

— Бур.

— Что?

— Меня зовут Буром, — повторил горожанин. На его лбу все еще блестели капельки пота. Глаза лихорадочно бегали, оглядывая все вокруг в поиске опасности. Но дыхание уже стало ровным и глубоким, а голос больше не шептал. — Даже не верится, что мне удалось увести вас! — Он выпрямился, с гордым видом сверху вниз рассматривая караванщиков. — Ха-ха! — словно торжествуя победу над врагами, он вскинул вверх руку с сжатыми в кулак пальцами.

— И зачем, интересно знать, ты это сделал? — Сати была разозлена настолько, что даже не считала нужным ни скрывать это от собеседника, ни пытаться успокоиться, но наоборот, каждым новым словом распаляла себя все сильнее и сильнее.

— Да чтобы спасти вас, дураков! — воскликнул горожанин.

— "Дураков"? — глаза юноши недовольно сощурились. Уперев руки в бока, он, глядя на странного горожанина недобрым взглядом, шагнул к нему навстречу. И пусть чужак был выше его ростом, но, несомненно, слабее в сравнении с широкоплечим караванщиком.

— Не кипятись, — Бур фыркнул. — Что глядишь? Хочешь со мной подраться, попетушиться перед своей подружкой? Не советую. Худой-то я худой, но боям меня учили большие знатоки этого дела, и, поверь на слово, я был не худшим учеником.

— Может быть, оставим слова и проверим в деле?

— Я спасал вас вовсе не потому, что загорелся желанием самолично свернуть тебе шею, — когда горожанин улыбался, уголки его рта смотрели вниз, словно в презрительной гримасе, в глазах же играли веселые, беззаботные огоньки, среди которых поблескивало любопытство. Было видно, что все происходившее ему так же внове, как и его юным гостям. Ситуация забавляла его, разжигала интерес.

— Спасал! — Сати просто задыхалась от возмущения. — Да ты увел нас из священного храма, и…

— Нет, ну надо же! И это вместо благодарности! Вот и совершай после этого добрые поступки! Ну что вы смотрите на меня волками приграничья? Неужели не понимаете, что вас привели туда не на аудиенцию, а чтобы осудить и покарать за нарушение закона?

— Какого еще закона!

— Ох, наивные крошки! Да города, в который вы попали! Или вам никто не говорил, что караванщикам под страхом смерти запрещается три дня с момента вступления в эти стены покидать храмовую площадь?

Ри и Сати переглянулись. Слова собеседника вернули в их сердца сомнения.

— Говорили, — вынужден был признать юноша, который разжал кулаки, более не помышляя о бое, во всяком случае, пока.

— Но хозяин города сам сказал нам вчера, что никакого такого закона нет! — Сати готова была усомниться в чем угодно, даже в том, что она в этот миг стоит посреди города, но только не в правдивость слов мага. — Хранитель не может лгать!

— Наш делает все, что ему заблагорассудится, — Бур хмуро усмехнулся.

— Но он сам нас пригласил…

— Вот даже как… — его глаза сощурились, губы вытянулись вперед. — Интересненько получается… Значит, я все же поторопился с выводами и слишком рано сбежал. И в результате услышал не весь разговор. Плохо… Но что сделано, то сделано.

— Я все равно ничего не понимаю! — девушка скрестила перед грудью руки, сердито поглядывая на своих спутников.

— Пошли, пошли, — вновь стал торопить караванщиков Бур, который, видно, решил не тратить больше времени на объяснения. — Если вы так им понадобились, как получается из ваших слов, то за нами вот-вот пошлют погоню. — Нужно укрыться… И я знаю место, где будет безопаснее всего.

— Отведи нас обратно на площадь! — Сати не просила, а требовала.

— Не-а, — качнул тот головой. — Там они будут искать в первую очередь. А я не хочу больше рисковать. Из-за вас я и так оказался на острие ножа.

— Наши родители щедро заплатят тебе!

Бур задумался. Казалось, он уже был готов согласиться, но тут впереди, в начале улицы мелькнули тени, послышались звон мечей.

— Стражи! — вскрикнул Бур. — Быстрее, быстрее же! — он втолкнул караванщиков в переулок, первым добежал до низенькой покосившейся двери, быстро открыл ее, пропустил вперед караванщиков, задвинул тяжелый засов, затем повлек за собой: — Идемте. Здесь нельзя оставаться!

— Снежные духи, они найдут нас! — в ужасе прошептала Сати. — Ведь Хранитель…

— Наделенному даром нужно быть где-то рядом, чтобы отыскать беглеца, я же отведу вас в убежище, к которому не так-то просто подобраться. Успокойтесь, — его улыбка превратилась в усмешку, — и взгляните на все со светлой стороны, ведь с вами происходит как раз то, о чем вы мечтали: приключение, которое не забудется никогда.

— Если мы выберемся из него живыми…

— Ничего, прорвемся! — по-видимому, ему было не в первой попадать в подобные заварушки, более того, он к ним казался неравнодушен. Однако на этот раз имелось нечто, не позволявшее ему просто наслаждаться захватывающим дух чувством опасности.

— Отведи нас в караван! — в глазах девушки зажглись слезы. Она была больше не в силах сопротивляться страху. — Я хочу домой!

— Ты же сама видела: к площади нам не пройти. Так что ступайте за мной. Или, если не хотите, забейтесь где-нибудь в темный угол и молите богов, чтобы Те защитили вас. Только выберите себе в покровители небожителя посильнее, иначе вам не на что надеяться.

— Если мы такие опасные спутники, как ты уверяешь, зачем тебе таскать нас с собой?

— Я уже сделал кое-что, заслуживающее награды, и не собираюсь от нее просто так отказываться.

Возможно, скажи он что-то иное, они предпочли бы, убежав от чужака, пойти собственной дорогой. Но его объяснение было как раз тем, что они ожидали от горожанина. Оно заставляло поверить в правдивость и остальных слов. Тем более, молодые караванщики были одни, безоружные, преследуемые, посреди совершенно чужого города, не знавшие, как вернуться назад, и чувствовавшие за своей спиной дыхание погони… Что им еще оставалось?

— Ри? — Сати повернулась к юноше. Она была не в силах что-либо решать и просила друга принять решение за них обоих.

— Мы идем, Бур, — он легонько подтолкнул подругу вглубь погруженного в полумрак помещения, прочь от двери, за которой, становясь с каждым мигом все громче и громче звучал шум, свидетельствовавший о приближении стражи.

Они оказались в узеньком коридорчике, темном и сыром, изобиловавшим такими резкими поворотами, что Ри и Сати набили себе не одну шишку, пока, спустя многие мгновения, наконец, не выбрались в небольшой внутренний дворик.

Здесь было прохладно. Отбрасывавшие длинные серые тени стены, невысокие тенистые плодовые деревья, покоившийся в самом сердце, словно в сложенных ладонях, маленький пруд, — все это полнило воздух свежестью и прохладой, не оставляя и следа от зноя столь близкой, и, в то же время, казавшейся в этот миг уже страшно далекой центральной площади города.

Ри и Сати с интересом рассматривали все вокруг. Им никогда не приходилось бывать во внутренней, закрытой от глаз чужаков, части города. Улицы да выходившие на них стены домов — вот и все, что было доступно пришедшим в город торговцам.

— Что, нравится? — Бур подмигнул им. — Вот он, настоящий город. А там, — он неопределенно махнул рукой куда-то в сторону, — картинка, порой красивая, порой — не очень, но никогда не такая живая, как то, что скрыто за стенами.

— Да уж… — вынужден был согласиться Ри.

Сати, проведя рукой по листьям деревьев, приблизилась к пруду, села на покрытый серыми гладкими камнями берег, осторожно коснулась поверхности, стремясь убедиться в реальности того, что она видит.

— Это бассейн, — горожанин подошел к ней. — Хочешь поплавать?

— Что? — Сати подняла взгляд на чужака, не понимая, о чем тот говорит.

— Ну, искупаться. В воде. Она теплая.

— Нет! — щеки Сати зарделись румянцем. С чрезмерной поспешностью, скользя по мокрым камням, словно по льду, с трудом удерживаясь на ногах, она отошла к деревьям.

— Ты и представить себе не можешь, от какого удовольствия отказываешься, — он смотрел на нее исподлобья, посмеиваясь.

Сати еще сильнее покраснела и, в страхе бросилась к Ри, прячась от чужака за плечом друга.

— Ну что ты, — беззаботно усмехнулся тот, — опять испугалась?

— Он на меня так посмотрел…

— Как? Никогда прежде не думал, что ты такая трусиха!

— Но Ри!

— Он спас нас, рисковал своей жизнью! Мы должны быть благодарны ему, а не придумывать, в чем бы еще обвинить.

— Ри! — в ее голосе зазвенели нотки отчаяния.

— Хватит! Успокойся, наконец! Неужели не понимаешь, что твои слова могут обидеть Бура!

— Вот именно, — кивнув, усмехнулся тот. — Чем дальше я обо всем этом думаю, тем больше мыслей мне приходит в голову. И некоторые из них просто оскорбительные… Вы видите во мне своего сверстника, однако я буду постарше. Правда, ненамного… С год, может, чуть больше. Во всяком случае, испытание, которое вас только ожидает впереди, я уже прошел. Однако воспоминания о нем еще свежи в моей памяти. И вот что я скажу: если бы так случилось, чтобы тебе, — он ткнул пальцем в сторону Сати, — пришлось бы проходить обряд прямо сейчас, ты бы уже десять раз все завалила.

— Почему? — она обиженно поджала губу, глаза наполнились слезами, готовыми пролиться в любой момент.

— Да потому! Какой главный принцип? "Не беги от жизни."

— В караване говорят по-другому: "Шаг прочь с дороги жизни — шаг навстречу смерти…" — проговорил Ри, в глазах которого зажглось любопытство.

— А, — махнул рукой Бур, — никакой разницы.

— Но ты только что сам изменил нашу жизнь, уведя из храма! Если нам было суждено умереть…

— Вот в этом и есть главное испытание: выжить тогда, когда суждено умереть, стать, пусть всего лишь на миг, хозяином своей судьбы, которую никак по-другому не найти! А ты, — он хмуро зыркнул на девушку, — шарахаешься от всего, словно мир принадлежит Губителю. За то краткое время, что мы знакомы, ты дважды пыталась отказаться от жизни, которую предлагал тебе я. Точно так же ты бы отвернулась и от своего собственного пути.

Сати подняла взгляд на Ри, ища в его глазах понимание, но не находя и тени сочувствия, когда в них в этот миг жило лишь любопытство.

— Бур, а испытание… Оно действительно такое сложное, как о нем говорят? Вообще, какое оно на самом деле? — затем, стремясь как-то объяснить и оправдать свое любопытство, он поспешно добавил: — У нас в караване эта тема не обсуждается. Взрослые считают, что испытание должно до самого последнего момента оставаться неизвестным и тайным.

— Тоже мне, нашли себе страшилку! — фыркнул горожанин, затем, немного посерьезнев, он все же кивнул, вынужденный признать: — Вообще, конечно, ничего веселого в нем нет.

— Расскажи!

Бур лениво потянулся, зевнул, и лишь затем промолвил: — Что рассказывать-то? Не знаю, как это проходит у вас, чужаков, в городе все просто: выжил — выжил, нет — значит, не достоин жить.

— А если кто-то отказывается проходить испытание? Что случается с ним? — спросила Сати, которая, как и Ри, последнее время часто задумывалась над тем, что же ждет впереди.

— Струсив, что ли? Никто силой заставлять не станет.

— И он на всю жизнь остается ребенком?

— Как же! Пути назад нет. И на месте стоять тоже никто не позволит. Боишься своей судьбы — откажись от нее.

— И те, кто отказываются, становятся…

— Рабами, — закончил за нее Бур, усмехнувшись. — Достойная доля для труса, верно? — он смотрел ей прямо в глаза.

— Я… — девушка проглотила комок, подкативший к горлу. Затем продолжала, сжав руки в кулаки, стараясь унять пришедшую неизвестно откуда дрожь. — Я не боюсь! — ей хотелось, чтобы эти слова прозвучали твердо и решительно, однако голос предательски сорвался.

— Если так, докажи!

— Как? — Сати упрямо наклонила голову, глядя на горожанина с вызовом. — Прыгнуть в воду? — она была готова на это, лишь бы Ри не считал ее трусихой, не глядел больше на нее так — безразлично скучающе, увлеченный куда больше разговором с Буром, чем общением с ней.

— Зачем же теперь? Кто назад оглянется — тому вперед пути не будет. Ты лучше перестань прятаться за своим приятелем, словно рабыня за спиной хозяина. Думай о том, что ждет впереди, без страха, каким бы черным ни казался грядущий день. Решай сама, когда делать следующий шаг и куда идти. И не беги от того, что ждет впереди, всякий раз говоря «нет»… "Нет". Нет!"

— Ладно, — скользнув взглядом по Ри, видя по его лицу, что юноша готов поддержать Бура, а не нее, проговорила Сати.

— Кто ты, Бур? — спросил молодой караванщик. — Служитель?

— С чего ты взял? — тот поперхнулся смехом.

— Ты похож на служителя, говоришь как служитель…

— Нет! — фырнул Бур. — Еще чего! Мне на земле забот хватает, о душе пусть заботятся другие.

— И, все же…

— Я… — он на мгновение замешкался с ответом. — Помощник помощника старшего купца.

— Того, что приходил вчера со служителем?

— Ага.

— Он богат?

— Да-а! Несметно. Он ведает всеми храмовыми поставками, владеет половиной полей и мукомолен, бойней, солеварней и еще много чем.

— Наверное, это очень ответственное дело — работать на такого важного человека?

— Что верно то верно.

— Он заключил большую сделку с хозяином караван, — Ри хотелось узнать как можно больше о жизни города, — наверно, сейчас у вас забот невпроворот…

— Тебе интересно, почему я вожусь с вами, вместо того, чтобы заниматься делами? — Бур сощурил левый глаз, подозрительно глянув на юношу. — Какой любопытный!

— Прости, если я спросил что-то запрещенное.

— Эх, да ладно, — небрежно махнул рукой горожанин. — Мне самому нравится допытываться до сути… Ты симпатичен мне, парень, уж сам не знаю почему. И я отвечу: тот, кому я подчиняюсь — посредник. Он и сам торгует помаленьку, однако в основном его зовут в безвыходных ситуациях, когда кому-то очень хочется купить что-то такое, что другой не собирается продавать. Я же как раз по таким делам и нахожусь у него на подхвате: сбегай туда, поговори с тем, узнай то, принеси это.

— А Ри помощник летописца! — не выдержав, сказала Сати. Ей так хотелось показать горожанину, что они не маленькие дети, что у них тоже есть дело, которым можно гордиться.

— Летописца? Ну, ты даешь! Такого бы даже я придумать не смог!

— Это правда, — вскинув на Бура взгляд, проговорил Ри. — Я помогаю ему… Немного: что-то переписать или подправить.

— Даже так? Интересно, с каких это пор простые смертные, да еще караванщики, пишут легенды? Если мне не изменяет память, прошлый раз, эдак тысячу — две лет назад, ну там, сто лет в ту или другую сторону, составлением легендарного цикла и летописи занимались трое магов, получившие перья, чернила и бумагу из рук самой госпожи Гештинанны, — с его губ не сходила усмешка. Весь вид Бура показывал, что он не верит ни одному сказанному караванщиками слову, полагая, что те просто таким странным, слишком невероятным, а потому абсолютно точно проигрышным способом стараются набить себе цену в его глазах.

— Ты слишком хорошо помнишь легенды… для помощника посредника, — юноша нахмурился. Ему не нравилось, что чужак, не знавший о нем и их караване абсолютно ничего, торопится обвинить его во лжи.

— Я уже говорил, что любопытен… К тому же… Ах да, я забыл упомянуть: мой дед служитель. Он хотел, чтобы я пошел по его пути и со временем заменил на этой "благородной стезе". Он рассказывал мне, маленькому карапузу, все эти легенды по десять раз, водил в храм, заставлял учить молитвы… Но добился лишь того, что мне это все так опостылело, что я сбежал из дома.

Ри и Сати переглянулись.

— Нам трудно поверить в твой рассказ, точно так же, как тебе в наш, — качнул головой караванщик.

— К чему мне лгать вам? — криво усмехнулся горожанин.

— А нам? Зачем нам тебя обманывать? Все дело в том, что у нас необычный караван…

— Да, я слышал что-то там, — поспешил остановить ее горожанин. Он знал цену информации и умел ею торговать, но только не в том случае, когда на чашку весов бросалось не золото, а жизнь. Тем более что…

Трава зашуршала. Выйдя из-за деревьев, неспешной ленивой походкой к говорившим направились трое взрослых горожан.

Крепкие, полные сил и здоровья, с одинаковыми широкоскулыми насмешливыми глазами, тонкими резкими чертами лица и темными длинными волосами, по пряди которых были заплетены в косичку у левого виска, они казались похожи, как дети одного отца.

Одеты пришельцы были по городскому обычаю в светлые туники-безрукавки из овечьей шерсти и длинные полотнища-плащи, закрепленные на плече заколкой. На руках поблескивали, стягивая могучие мышцы, золотые браслеты, в уши были вдеты серьги, правда, в отличие от женщин, протыкавших мочки, у мужчин проколы были сделаны с краю ушной раковины.

Они подошли, остановились, с интересом разглядывая чужаков. Вообще-то, справедливости ради, нужно сказать, что юношу они не удостоили даже взгляда, так, легкого взмаха ресниц, в то время как девушка привлекла их внимание своей легкой стройной фигуркой, которую так подчеркивал шелковый цветастый сарафан, приталенный и подпоясанный атласной лентой.

— Возвращайтесь, откуда пришли! — прошипел Бур. Он сразу весь собрался, ощетинился, словно зверь, готовившийся защищать свою добычу.

Те, с явной неохотой оторвавшись от захватывающего зрелища, скользившего по грани между увиденным и придуманным, на мгновение повернулись к юноше:

— Каких интересных гостей ты привел! — а затем вновь все их внимание вернулось к торговцам. — Ну-ка, ну-ка… Неужели к нам пожаловали маленькие караванщики? — глаза пришельцев сощурились.

— Они не для вас! — черты его лица изменились до неузнаваемости, от прежней беззаботной веселости не осталось и следа, на смену пришла настороженность, глаза блеснули звериной злостью.

— Перестань кипятиться, Кроха, — один из троицы по-приятельски хлопнул Бура по плечу. — Никто не претендует на твою добычу. Тем более что, раз ты притащил их сюда, значит, тебе нужна помощь, за которую, как ты знаешь, придется отстегнуть долю в общую казну…

— Я пришел не к вам, а к Ларсу!

— Ай-ай-ай, Кроха, как невежливо! — продолжали те, добродушно подшучивая над своим младшим товарищем и беззлобно забавляясь его яростью. — Ты же все время брезговал работорговлей! Неужто, наконец, достаточно повзрослел, чтобы отбросить свои детские комплексы-идеалы?

Они вели себя так, словно были уверены, что их случайные гости глухи и не услышат ни слова… Или же играли на чувствах не только Бура, но и караванщиков, которые с ужасом следили за разговором мускулистых громил, походивших скорее на сподручных работорговца, чем помощников торгового посредника.

— Наши родители щедро отблагодарят за наше спасение… — Ри не сразу решился заговорить.

— Да, конечно… Если другие покупатели не предложат больше.

— Не ваше дело! — резко перебил говорившего Бур. — Они мои и мне решать!

— Но ведь ты ничего не смыслишь в работорговле! — сероглазый мужчина, поигрывая мускулами рук, скучающе сочувственно глядел на своего собеседника, казавшегося рядом с ним еще моложе и слабее, в то время как двое его спутников покатывались с хохота. — Тебя сто раз обманут и обдурят. И откуда ты возьмешь написанное писцом свидетельство о том, что они принадлежат тебе по праву? Ты не сможешь подделать его. А мы сможем.

— Вы работорговцы? — Сати с ужасом глядела на горожан.

Они переглянулись, усмехнулись: — Всего понемножку. К чему отказываться от денег, которые сами плывут в руки?

— У нас в караване много рабов. Вы могли бы…

— Покупать, вместо того, чтобы взять просто так? Глупо и дорого. Но хватит вопросов, — сказав это, самый крепкий и грозно выглядевший из них повернулся к Сати: — Пора уже выяснить, сколько вы на самом деле стоите, — он бросал на девушка жадные взгляды пожирающих глаз, как голодный хищник глядит на попавшую ему в лапу добычу. — Ну-ка, девочка, сбрось одежду, покажись, какая ты.

— Оставь ее! — Бур выскочил вперед. — Я сказал, они мои!

— Уйди, Кроха, не до тебя, право же, — проворчал крепыш, отмахиваясь от юноши, как от надоедливой мухи. — И вообще, тебе давно пора заняться делом, вместо того, чтобы препираться с нами…

— Шак! — твердый голос заставил его умолкнуть.

Во двор быстрой решительной походкой вышел еще один горожанин.

Он вряд ли был намного старше Бура, однако холодный властный взгляд, широкие скулы, резкая складка-морщинка, пересекшая лоб, добавляли ему число лет.

Невысокий, он каким-то известным лишь ему одному образом умудрялся глядеть на всех сверху вниз. Худощавый и серьезно покалеченный, судя по тому, как сразу бросалась в глаза его висевшая плетью под складками одежды правая рука, он излучал такую силу, что одно его появление заставило всех напрячься, собираясь в комок. И даже громилы, не боявшиеся самого Губителя, в страхе втянули головы в плечи и опустили глаза, словно провинившиеся дети перед грозным родителем.

— Мы всего лишь хотели помочь Крохе, — проговорил, извиняясь, носивший имя Шака.

Вожак удостоил того лишь быстрым взглядом. Его внимание было приковано к караванщикам. Он смотрел совсем иначе, чем его подручные, оценивал не внешний вид, а душу, заглядывая в сердце, встречался с глазами, проверяя твердость духа.

Ри первым отвел взгляд. Ему было не стыдно признать превосходство чужака. "Жаль, что он не караванщик! — мелькнуло у него в голове. — Вот бы какого друга иметь!"

— Зачем ты привел их? — наконец, спросил он Бура.

— Но, Ларс, они многого стоят…

— Даже больше, чем ты можешь себе представить, — голос предводителя звучал глухо, на лице лежала тень. — Весь город гудит. Стражи подняты по тревоге. Я тебе могу назвать их настоящую цену даже без торга. Наши жизни.

— Я подслушал разговор старика. Хранитель собирался сделать с ними что-то ужасное. Не мог же я бросить их умирать!

Трое громил, ловивших каждое слово, насторожились.

— Я понимаю, что мне не следовало идти против наделенного даром, но… Я не мог поступить иначе! — лихорадочно сверкая глазами, продолжал Бур. — Неужели вы не понимаете! — он оглянулся к троице, словно ища у них поддержки.

— Не у всех дед — жрец города, — проговорил Шак. — Ты рискуешь, потому что знаешь, что старик защитит тебя, своего единственного наследника. А шишки все достанутся нам, — он, настороженный и недовольный, качнул головой. Но уже миг спустя его лицо окаменело: — Решать атаману. Мы же выполним любой приказ, — спокойный и безучастный продолжал он.

— Ларс! — Бур бросился к тому, в ком видел последнюю надежды. — Ты сам столько раз повторял: "Наши жизни не стоят ничего". И вообще… Поверь, я был очень осторожен! Никто не видел меня. Да и вряд ли, даже если собаки Хранителя что-то пронюхают, они станут искать их здесь.

— Это будет последнее место, куда они придут. Но рано или поздно они доберутся и до него. Все дело лишь во времени.

— Раз так, может быть, нам следует поторопиться? К чему держать их здесь? — ухмыльнулся один из друзей Шака, вновь бросив взгляд на Сати. — Хороша девочка! Красивая, стройная, да еще и нетронутая. Такую нетрудно продать. В доме удовольствий нам за нее заплатят…

— Нет! — резко прервал его нахмурившийся предводитель.

— Ларс, судя по словам этих ребят, Хранитель приложил немало сил, чтобы заполучить их. Они нужны ему.

— Это плохо, — он повернулся к сжавшейся в страхе, начиная понимать, в чьи руки попала, Сати, которой, не спускавшей с Ларса полного немого ужаса взгляда, показалось, что в глазах горожанина мелькнула тень жалости.

— Вы разбойники…! - пробормотал Ри. Он потянулся было к заткнутому за пояс ножу, но Шак, заметив это, перехватил его руку, сжал запястье своими железными пальцами правой рукой, в то время как левой вытащил нож, повертел перед глазами и, с усмешкой проговорив: — Жалкое оружие! — отбросил в сторону. Раздался негромкий всплеск — вода приняла дар людей, торопясь утянуть свою новую игрушку на дно.

— Ваше место в снежной пустыне! — направляя все свои силы на то, чтобы вырваться, воскликнул молодой караванщик. — Что же это за город, пригревший вас на своей груди! — юноша специально старался разозлить горожан, привлечь все их внимание к себе, и… — Беги, Сати, беги! — крикнул он. Та сорвалась с места, заметалась, не зная, куда бежать, рванулась к деревьям…

— Сейчас мы ее поймаем! — ухмыляясь, проговорил один из приятелей Шака. — Так даже интереснее!

— Оставь, — поморщившись, бросил Ларс. — Никуда она не денется.

— А если выбежит на улицу? Мало ли желающих подзаработать. Или просто развлечься… Жаль девочку.

— Двери заперты, — предводитель брезгливо поморщился, — а в доме никого, кроме Лики, — он повернулся к Ри, не оставившему попыток вырваться из рук Шака. — Ты смелый парень, — проговорил он. — Может быть, при других обстоятельствах все сложилось бы совсем по-другому…

— Отпусти нас! Зачем мы тебе? Я уже говорил твоим людям: наши родители богаты. Они заплатят за нас. И никто ничего не узнает…

— Я видел богатство вашего каравана. Однако это ничего не меняет. Никто не станет вас выкупать.

— Почему ты… С чего ты взял… Ты совсем не знаешь…

— Ты наивен, как младенец, — Ларс усмехнулся. — Я как раз знаю. Вы нарушили закон. Теперь вы преступники, которых ищут все городские стражи.

— Но…

— Переступив черту площади, вы стали делом города. Ваши родители не пойдут против законов, понимая, что иначе никому из каравана не остаться в живых. Так что, мне очень жаль, но вам следует забыть о помощи родных.

— Собираешься продать нас? Кому? Кто больше заплатить? — юноша храбрился, он даже выдавил из себя смешок, который, правда, получился нервным и дребезжащим. — Не боишься обжечься? Ты сам говорил: мы опасный товар!

— Риск — жизнь избранных, — усмехнулся атаман, — и, потом, мне нечего бояться. Я и так живу на грани. Одно слово — и ни меня, ни моих людей не будет на этом свете. Из-за вашего каравана, скрывающего в себе тайну, которую очень хотят узнать хозяева города, наши шансы снизились ниже некуда… Видишь, я откровенен с тобой…

— Оставь себе свое откровение! У нас сильный караван и когда в нем узнают… Убивать разбойников — наше любимое развлечение!

— Забавный малый! — рассмеялся Шак. Он сжал пальцы еще сильнее, заставляя юношу закричать от боли, но тот упрямо терпел, закусив губу.

— Мы не разбойники, — все тем же спокойным, как теперь казалось, безразличным тоном продолжал Ларс.

— Кто же? Стражи? Ну конечно, ведь это-город самого Губителя!

— Надеешься, что дерзкие слова оскорбят меня и я прикончу тебя на месте, освобождая от того, что предстоит? — тот ни чем не выказал ни ярости, ни возмущения дерзкими словами пленника, которые, казалось, только забавляли его. — Вы, караванщики, цените свободу больше жизни и я уважаю вас за это. Мы куда сильнее похожи, чем тебе бы хотелось.

— Кто вы? — упрямо повторил юноша, стремясь не столько узнать правду, сколько убежать от отчаяния, которое с каждым новым мигом все сильнее и сильнее сжимало его душу в своих холодных объятиях.

— Воры.

— Кто? — переспросил Ри, наморщив лоб. Не то чтобы он никогда не слышал этого слова, просто всякий раз оно звучало в пересказах отрывков легенды. "Чему я удивляюсь? Ведь говорили же взрослые, что пришла новая легендарная эпоха."

— Воры, — все так же спокойно повторил Ларс.

— И тебе не стыдно так называть себя?

— А почему я должен стыдится? В этом мире каждый выживает как может.

— Боги называют это ремесло презренным!

— Пусть так. Но не преступным.

— Преступным его считают люди! Твоя рука. Ее ведь по суду перебили? — ему казалось, что в древних легендарных царствах в наказание за воровство отрубали кисти, но, возможно, в новое время люди изменили кару.

— Да как ты… — сотоварищи Ларса набросились на строптивца. Шак разжал пальцы, более не удерживая своего пленника, кто-то другой резким ударом сбил юношу с ног. Тот упал, сжался, приготовившись к побоям, но…

— Стойте! Оставьте его в покое! — власть Ларса была так велика, что горожане, не возражая ни словом, ни взглядом, поспешно отодвинулись от караванщика.

— Вставай, — предводитель подошел к юноше, протянул левую руку, предлагая помощь, которую Ри не стал отвергать. Ладонь горожанина была теплой, поразительно твердой и сильной. — Городской совет решил, что с двумя руками я слишком опасен. Ничего. Мне хватает и одной.

— Ты так спокойно об этом говоришь! — несмотря ни на что, Ларс нравился ему все больше и больше, так что временами, вот как в этот миг, он даже забывал, кто перед ним.

— А что мне остается? — горько усмехнулся тот.

— Мстить!

— Кому? Хранителю? — усмешка вновь скользнула по его губам. — Наделенный даром — источник жизни этого города… — отойдя к пруду, он сел на камень у воды.

Скользнув взглядом по лицу караванщика, атаман бросил через плечо своим людям:

— Ступайте на улицы. Побродите, пошепчитесь. Но не попадайтесь на глаза слугам хозяина.

— Нам найти покупателя?

— Кто же станет их покупать сейчас… Просто все разведайте. И предупредите остальных: пусть никто не приходит сюда.

— Но… — громилы переглянулись. — Если это настолько опасно… Нам следует быть рядом, чтобы защитить тебя!

— Нет! — резко прервал их предводитель. Спустя минуту тихим, ровным голосом он продолжал: — Так будет лучше для всех. Затаитесь и ждите! Шак, вы поняли?

— Да, атаман, — нехотя кивнул тот.

Трое горожан исчезли среди деревьев, поспешив выполнять приказ предводителя. Задержался лишь Бур, с сомнением поглядывая вокруг, горя желанием что-то спросить, но не решаясь и рта открыть.

— Что, Бур? — Ларс даже не повернулся к нему, продолжая задумчиво смотреть на воду пруда.

— Чувствуешь, как сгущается воздух?

— Хранитель зол, как никогда.

— Да он просто в ярости! Не хотелось бы попасть ему под горячую руку!

Предводитель чуть наклонил голову:

— Злость — не лучший советчик. Она заставляет совершать ошибки. Возможно, именно сейчас происходит то, что было предсказано как последний шанс Керхи… Если так — значит, мы оказались на тропе судьбы и нет иного пути, как идти вперед.

— Ты уверен, что нам удастся удержаться от падения в бездну?

— Нет. Но у нас нет выбора. Боги не прощают бездействие тем, на кого ставят в своей игре… Так или иначе, это единственный путь.

— Да, я знаю… — Бур вздохнул. — И, все же… Ларс, может быть, лучше увести отсюда Лику?

— Куда? Ты думаешь, сейчас в городе есть место, которое было бы безопасным?

— Вряд ли… Ты прав: пока она рядом, мы хотя бы узнаем, если ей будет угрожать опасность и попытаемся защитить… И, все же… Мне тяжело думать о том, какой опасности я вас подверг…

— Значит, такова судьба.

— Я мог бы…

— Что? Бегать с ними по городу и ждать, пока вас схватят? Тебе некуда больше было идти.

— А в дом к деду?

— Не смеши меня, — Ларс качнул головой. — Ты же знаешь, что там их ждало бы то же, что и в храме. К чему спасать, если в силах дать лишь отсрочку вынесения приговора? Хотя, и здесь… — он поморщился. — Ладно, забудь.

— Но…

— Хватит, Бур. Так или иначе, что сделано, то сделано. На все воля богов.

— И что теперь? Сидеть и ждать, когда придут стражи?

— Наверно… — он с шумом выдохнул. — Вот что, иди в город. Покрутись возле своего дома, может, что узнаешь…

— Что?

— Не знаю, — тот качнул головой. — Я чувствую себя человеком, ищущим на небе звезду и не замечающим при этом солнца… Иди. Мы не можем позволить себе бродить во мраке.

— Я вернусь как можно скорее!

— Да. И будь осторожен.

Разговаривая, они не обращали никакого внимания на застывшего посреди дворика юношу, так, словно его и вовсе не было рядом.

— Ты мог бы попробовать бежать, — лишь когда Бур исчез за деревьями, Ларс перевел взгляд на караванщика.

Ри вздрогнул. Юноше показалось, что чужак прочел его мысли, ведь именно в этот миг он как раз собирался, воспользовавшись моментом, выскользнуть.

— Но ты не хочешь бросать свою подружку даже ради того, чтобы позвать на помощь, — спокойно, не сводя с караванщика взгляда задумчивых серых глаз, продолжал вор. — И, несмотря на всю ненависть, которую ты испытываешь к нам с Буром, ты понимаешь, что у тебя просто нет иного пути, как остаться, доверившись.

— Позволяя вам продать нас словно каких-то рабов?!

— А чем вы от них отличаетесь? Те же две ноги, две руки и голова. И никакой судьбы…

— Да, мы вели себя как глупцы, пойдя за незнакомцем. Пусть так. Но он, — караванщик взглянул в ту сторону, где исчез Бур, — рисковал ради нас, спас наши жизни. Ради чего? Пригоршни монет?

— Если ты полагаешь, что Бур, выручая вас из беды, думал о том, как бы вас подороже продать, значит, ты совсем не умеешь понимать людей, — качнув головой, проговорил Ларс.

— Зачем же тогда?

— Он спас вас потому, что рожденный в семье, возглавляющей совет города, считает себя в той или иной степени ответственным за все, что здесь происходит. Все остальное — разговоры для тех, кто не в силах понять человека, рискующего головой не ради наживы.

Ри с удивлением смотрел на своего странного собеседника. Сам до конца не сознавая, что делает, вместо того, чтобы бежать, он подошел к горожанину, остановился возле него.

— Что вы делаете в банде? — спросил он. — Воры должны быть совсем другими! Они такие, как Шак, его молчаливые приятели. Вы же с Буром… — и умолк, не договорив, не находя нужных слов.

— От судьбы не уйдешь, — качнул головой Ларс, — кому боги уготовили долю убийцы, тот станет им, даже будучи жрецом… Странно, что в такое время тебя заботит наш путь, а не свой собственный.

Плечи Ри нервно дернулись. Всегда легче думать о другом, чем о себе, особенно в миг, когда приход беды кажется неотвратимым. "И ведь я сам во всем этом виноват!"

"…Сати, Сати, где ты сейчас? Одна, напуганная, среди чужаков…" — эта мысль не давала покоя его душе, раня ее больше страха и вселяя отчаяние.