Они пересекли снега пустыни, разделявшие два города годами караванных троп так быстро, что Хан, не ожидавший увидеть над затемненной ночью землею лес, в первый миг решил, что Шамаш зачем-то вернулся назад, в тот оазис, в котором нашел его золотой волк. Однако стоило ему принюхаться к духу города, который, смешенный с пряным запахом хвои, смолы и горьковатых трав, нес на своих крыльях встречный ветер, как понял – путь остался позади. Они достигли своей цели. Осталось лишь добраться до каравана.

На приграничье Шамаш остановился. Было ясно, что он не спешит войти в сердце города. Это промедление было непонятно волку.

За все время пути снежный охотник не спросил хозяина ни о чем, закапывая все те вопросы, которые рождались в его разуме, в черных глубинах памяти. Теперь же он не выдержал:

"Ты не хочешь входить в город? Почему? – не получив сразу ответ, он продолжал, пробуя самостоятельно найти объяснение, чтобы заполнить ими пустоту тишины, столь холодную и пугающую: – Потому что проклял это место, как верят дети огня, живущие здесь?" "Никого я не проклинал… – поморщившись, словно от резкой боли, качнул головой Шамаш. Взгляд его сощуренных глаз был устремлен вперед, движения резки. Было очевидно, что ему не хотелось говорить, однако был вынужден ответить, когда вопрос уже был задан. – И никогда не сделал бы ничего подобного, что бы здесь ни случилось, что бы ни должно было произойти. Потому что проклятие хуже смерти.

Оно даже хуже жертвоприношения…"

"Но если так… В чем тут дело?" "Сейчас не время для разговоров… – начал бог солнца, но: – Ладно, – прервал он сам себя, решив, что проще ответить, чем объяснять, почему он не хочет этого делать. – Дело не в том, чего я хочу или нет, вообще не во мне. Я не иду в город, потому что должен быть в лесу приграничья".

"Должен? Но ведь ты – повелитель небес. Зачем следовать тому пути, который тебе не нравится, когда можешь сделать все так, как считаешь нужным?" "Если бы все было так просто!" "Просто? Конечно, все очень просто! Прикажи мне – и я сбегаю за хозяином каравана, приведу его к тебе. Одно слово – и твои спутники покинут город".

"Нет, дружище", – грусть в его глазах казалась беспредельной, была так сильна, что волк ощутил ее в своем сердце и, поскуливая, ткнулся носом в ладонь бога солнца, пытаясь как-то успокоить, утешить.

"Что с тобой, хозяин? – озабоченно спросил он. – Я чую: что-то мучает тебя, гнетет душу, не давая ей успокоиться. Если ты предчувствуешь беду, сокрытую за гранью оазиса… Может быть…" "Что? Что ты предлагаешь мне сделать? Остановиться? Повернуться назад? Но, Хан, так ведь будет только хуже".

"Почему? Это стремление детей огня идти по снегам лишь в одну сторону, вслед за солнцем – всего лишь не имеющее никакого объяснения упрямое табу, заблуждение тех, кто достоин своих ошибок!" "От беды не бегут. Удар в спину в сто крат сильнее, чем в лицо, ведь его не видишь, не ждешь… – он на мгновение замолчал, затем качнул головой: – Да и не в это главное. Во всяком случае, на этот раз. Есть существа, к которым нельзя поворачиваться спиной…" "О ком ты говоришь? О несущих смерть?" "Город – не их владение".

"Но тогда… И вообще, почему ты должен бежать? Стой на месте – и все. Я приведу твоих спутников…" "Хан, давай оставим этот разговор!" "Но почему! – волк и сам не знал, почему вдруг стал настаивать. В сущности, не было ничего такого, что ему действительно было нужно узнать. Но толи любопытство оказалось сильнее него, толи он вдруг оказался во власти какой-то неведомой силы, что подчинила себе дух волка, заставляя допытываться до, в сущности, не нужных ему причин. – Почему ты не хочешь объяснить мне!" "Хан…" "Да, хозяин?" – встрепенулся тот.

"Я не могу сказать тебе всего, однако есть нечто, что ты должен знать".

"Впереди нас ждет опасность? – волк насторожился, сжался. – Не беспокойся, хозяин! Я готов к бою и смогу защитить…" "Нет! – резко прервал его Шамаш. Вытянув руку, он положить ладонь на голову зверя, прижимая к земле, заставляя того не просто выслушать его, но подчиниться.

– Нет! – властно повторил бог солнца. – Что бы ни случилось, не вмешивайся! Что бы ни произошло, будь в стороне!" "Но…" "Будь в стороне, даже если что-то случится с твоей сестрой…" "Раз ты так хочешь…" "Если тебе покажется, что мне нужна твоя помощь…" "Нет!" – не выдержав, рыкнул волк.

"Подчинись моей воле! Так нужно!" "Хозяин, я не могу! – завыл, взмолившись, зверь. – Мой долг защищать тебя! Это моя судьба, суть моей жизни! Как же…" "Хан, я жду встречи с другом".

"Что же это за друг такой, от которого ждешь беды!" "Он очень дорог мне. И я очень многим ему обязан. Поэтому что бы ни произошло…" "А что может случиться? Он может напасть на тебя?" "Может", – Шамашу не хотелось говорить об этом, но он понимал, что должен.

Должен, потому что иначе Хан не послушается его, вырвется, бросится на защиту, даже если его будет удерживать железная цепь металла или магии.

"Но кто это? Кто, кроме слуг Губителя, так тебя ненавидит, что готов… Скажи мне, кто он?" "Дракон".

"Дракон? – волк растерялся. – Но ведь он твой слуга!" "Он мой друг, Хан. А друзьям свойственно…" "Совершать ошибки? – он вспомнил, как совсем недавно сам, забыв о Шамаше, не думая о нем, веселился в стае. – Потому что они свободны?" "Да, потому что свободны, – это было не совсем то, что он хотел сказать. Но…

Если волку так понятнее… Тем более, что ни для чего другого уже не оставалось времени. – Обещай мне, Хан: что бы ни случилось…" "Твой друг никогда не станет моим врагом. Я заранее прощаю его за все, что может или должно произойти. И клянусь, что никогда мои клыки не узнают вкуса его крови!" "Спасибо. Я понимаю, что очень о многом тебя прошу…" "Выполнять твою волю – не просто мой долг и моя судьба. Такого мое желание и мой выбор." И тут среди небес раздался рев, подобный грому. Средь черноты ночного мрака появился крылатый зверь.

Хотя Хан и знал, что ему предстояла встретиться с драконом – величайшим и самым загадочным среди священных зверей – он оказался не готов к этой встречи. Волк прижал уши, подобрал хвост, взъерошил шерсть, не стыдясь своего страха. Крылатый исполин был не просто огромен, он был… Он был так велик, что рядом с ним золотой охотник выглядел всего лишь снежной мухой.

Волк мог бы смотреть на дракона, не отводя взгляда, целую вечность. Но тут до его слуха донесся рык сестры, затем – ее полный боли вскрик и по земле медленно потек терпкий запах ее крови. А еще там, за деревьями, была подруга Шуши Мати, ее отец, другие дети огня. И волк не просто ощущал, он знал, что всем им была нужна помощь. Помощь и защита.

Зарычав, волк бросился вперед. Но как он ни был быстр, на краю поляны он оказался одновременно с Шамашем, который, быстро обведя взглядом все вокруг, властно приказал разрывавшемуся, не зная, к кому бежать, что делать, волку:

"Иди к Шуллат!" "Но… – дух Хана метался в сомнениях. – Но дракон…!" "Он не напал бы первым!" "Но… – в первый миг он подумал, что Шамаш просто стремится обелить своего друга, готовый ради того, чтобы защитить его, даже на ложь, но потом вынужден был признать: – Да. Шуллат могла броситься даже на дракона, – это было в природе его сестры, у который был жуткий взрывной характер, а в придачу к нему еще и страшная подозрительность. – Если бы что-то угрожало Мати… Шуллат поклялась защищать ее. Ценой жизни…" "Я знаю! – прервал его Шамаш. – Давай же! Иди к сестре! Ты нужен ей!" "А как же остальные? Дракон в ярости. Я чую это, и…" "Это моя забота".

И волк, починяясь воле хозяина, побежал к волчице, спеша коснуться ее носом, обнюхать, узнать, что с ней. Он уже был в прыжке от нее, когда до слуха зверя донесся резкий, властный голос бога солнца:

"И помни, что ты мне обещал!" Шамаш замер на краю поляны. Пусть всего лишь на миг. Но это мгновение показалось ему длиннее вечности. Он смотрел то на землю, где среди павших ниц перед драконом людей возвышалась одинокая фигурка – высокая, стройная, с выбившимися из косы прядями волос, которые золотыми лучами скользили по плечам, то на небеса, где кружил дракон. И где царила полная луна, притягивавшая к себе взгляд, пленяя душу. Казалось, что ночное светило, пребывавшее в немом молчании целую вечность, вернуло себе способность говорить и зашептало что-то на ведомом лишь ей языке, не надеясь на понимание, стремясь лишь выговориться за бесконечное безмолвие.

Одни свышние знали, как ему было тяжело! Шамаш прилагал все силы к тому, чтобы удержаться на месте. В один и тот же миг он думал, беспокоился за двоих: ему хотелось заслонить собой девочку, защищая ее от дракона, и, в то же время – обратиться к старому другу, узнать, как он, где был так долго. Рядом с ним были два дорогих его сердцу существа. Обоим угрожала опасность. И эта опасность была заключена в них самих.

Он знал – все зависело от девочки. Как она поступит? Только ей одной было дано выбрать путь завтрашнего дня. И ведь все, что было нужно ей сделать – шагнуть вперед, навстречу своей судьбе, не дожидаясь, пока та налетит на нее, закружит в своем водовороте.

Один шаг – это такая малость. Но шаг, который, наверное, впервые в своей жизни совершаешь сам, без чьих-то подсказок, порой бывает важнее и сложнее всей остальной жизни. Один шаг… Навстречу не только мечте, но и страху. После того, что случилось на ее глазах, после этого странного, безумного поединка волчицы и дракона, сможет ли она сделать его?.

Шамаш ощущал чувства, сменявшиеся в ее сердце, яснее, чем свои собственные.

Сперва – восторг, ожидание чуда, затем – страх, за которым пришел панический ужас от одной только мысли о том, что волчица мертва и рядом ее убийца.

Он не двигался, остался на месте даже в тот миг, когда понял: все уже решилось.

Малышке не справиться с паникой. Точно так же как дракону не совладать с яростью.

Однако он ждал до последнего, оставляя им шанс. Даже когда увидел, как во власти страха Мати, сорвавшись с места, опрометью бросилась бежать прочь. Он все еще надеялся. На то, что Мати, увидев его, успокоится, остановится, что дракон, узнав его, вернет себе хладнокровие…

Нет. Этого не случилось. И богу солнца ничего не оставалось, как вмешаться. Но даже когда речь шла о спасении девочки, он не смог поднять руку на друга, поворачивая против него свою силу, чтобы лишь заменить одну жертву другой.

В то мгновение, когда лапа странника небес уже была готова схватить Мати, Шамаш оттолкнул девушку в сторону, встал между ними.

А потом…

– Йрк! – окликнул он поднявшегося в небеса, чтобы через мгновение вновь камнем броситься на ту, которая превратилась в его глазах в добычу, дракона. Крылатый странник, едва услышав свое имя, заревел, словно от злости и боли, и набросился на того, кто дерзнул встать на его пути.

Шамаш знал, что произойдет потом. И все равно это случилось так быстро, что он не успел даже почувствовать боль. Лишь по слуху резанул дикий, полный боли и ужаса крик девочки: – Нет…! – А затем земля осталась далеко позади. И небо приняло их в свои холодные объятья…

Ханиш не видел, как дракон схватил бога солнца своей огромной когтистой лапой.

Он был рядом с сестрой, зализывал ее раны, пытаясь унять кровь и ослабить боль.

И, все же, волк всем своим существом почувствовал…

"Хозяин!" – вой-плач вырвался из его сердца.

Взъерошенный, он вскочил, подпрыгнул на месте, зарычал, готовый броситься на дракона…

"Беги! – приоткрыв заплывший мутный глаз простонала Шуллат. – Ты должен быть рядом с хозяином! Ты нужен ему!" Как будто волк сам не понимал этого, не хотел больше всего на свете броситься следом, надеясь по дорогам земли догнать того, что летел путями небес. Но Хан помнил приказ хозяина, помнил свою клятву. И потому, заскулив, опустился обратно на черную, соленую от пролившихся на нее слез, и тихо заплакал.

– Что же ты! – растрепанным, взволнованно-разъяренным демоном налетел на него хозяин каравана, первым очнувшийся от оцепенения.

Волк лишь на мгновение приподнял голову, чтобы взглянуть на сына огня несчастнейшими глазами, а затем вновь, уткнувшись носом в свои лапы, заскулил жалобно и протяжно. Он винил во всем себя, хотя на самом деле всего лишь исполнил волю господина своей судьбы. Может быть, ему следовало ослушаться, может быть, так было бы лучше…

Неуверенной походкой, шатаясь, словно в полузабытьи, к ним подошла Мати. Из ее глаз текли слезы, которые, поблескивая в слепых лучах луны, чертили на мертвенно-бледных щеках неровные линии. С искусанных в кровь губ срывались всхлипы да рыдания. И, все же, она нашла в себе силы для слов:

– Не ругай Хана, отец. Он ни в чем не виноват. Он делал так, как ему велели…

Говоря это, она опустилась рядом с волчицей на черную, словно сама бездна, землю, положила голову Шуллат себе на колени, зашептала, поглаживая, успокаивая, может быть, не столько ее, сколько саму себя. Больше всего на свете в это мгновение ей хотелось повернуть время вспять, сделать так, чтобы все случившееся было сном, чтобы наяву ничего этого не происходило.Никогда!

– Дочка! Родная моя! – Атен встал рядом с ней на колени, заглянул в глаза. – Ты цела? С тобой все в порядке?

– Это я во всем виновата! – плакала та.

– Лина, ради богов, уведи ее в караван, – через силу, заставив себя оторваться от дочери, приказал хозяин каравана женщине.

– Идем, милая, – та тотчас подошла, положила руку девушке на плечо.

– Я не могу! – ей нужно было думать о чем-то другом, заботиться о ком-то, чтобы не вспоминать, не… – Шуши! Она ранена! Я нужна ей!

– Давай я осмотрю ее, – Лигрен опустился на корточки рядом с волчицей, которая, хотя и предостерегающе зарычала на сына огня, однако же была слишком слаба, чтобы остановить его. И, потом, она нуждалась в помощи лекаря и была достаточно умна, чтобы понять это и позволить человеку помочь.

– Как она? Как?

– Лигрен… – Атен с тревогой смотрел на золотую волчицу. Выглядела она не важно.

Шкура свалялась, вокруг ран на боку и голове запеклась кровь, неестественно выгнутая задняя лапа прижалась к боку…

– Жить будет, – успокоил и отца, и дочь лекарь. – Однако ей нужен покой…

– Надо перенести ее в повозку…

– До повозок далеко, – качнул головой Лигрен, – а она слишком слаба. Пусть отлежится немного.

– Мати… – Атен повернулся к дочери. Более всего на свете он хотел в этот миг, чтобы девочка, покинув поскорее это недоброе для нее место, вернулась, наконец, в караван.

Но та резко вскинулась, взглянув на отца исподлобья, мотнула головой:

– Нет! Я останусь с Шуши!

– Дочка…!

– Папа, она защищала меня! Она спасла мне жизнь! Разве могу я после этого оставить ее хотя бы на мгновение! Пусть я виновата во всем, во всех самых страшных грехах мира, но только не в предательстве!

– Оставь ее, – тронув хозяина каравана за плечо,шепнула ему на ухо Лина. – Пусть поступает так, как считает нужным.

Атен взглянул на нее, потом – на дочь и, тяжело вздохнув, нехотя кивнул, соглашаясь. Сняв плащ, он протянул его Мати:

– Постели. Земля холодная. Застудишься.

– Спасибо! – виновато взглянув на отца, Мати робко, одними губами улыбнулась.

Однако же, взяв плащ, она, вместо того, чтобы сделать так, как велел хозяин каравана, укрыла им волчицу. Потом вновь посмотрела на отца, словно говоря: "Прости.

Но я не могу иначе".

Атен кивнул. Он понимал ее – беспокоясь о подруге, девочка могла не думать о себе.

К ним подошел Евсей, сняв на ходу плащ.

– Ну-ка, племянница, – сложив пополам, он положил его на землю. – Пересядь сюда.

Давай, девочка, делай, как тебе говорят. И мы оставим тебя в покое.

– Да, – кивнул Лигрен. – Пусть волчица поспит. Для нее сейчас сон – лучшее лекарство. Пойдем, – он двинулся с места, увлекая за собой остальных караванщиков.

Они остановились в стороне, чтобы их запахи, голоса не мешали священному зверю.

Но все равно время от времени они обращали взгляды на двух подруг, тревожась за них. Потому что нужно было за кого-то тревожиться. А беспокоиться о других – легче и почетнее, чем о себе. Но все равно, как бы сильно им того ни хотелось, как бы отчаянно они ни стремились избежать своих мыслей, они не могли не думать о другом.

К Атену подошел хозяин города.

– Караванщик… – попытался заговорить с гостем Шед, но брошенный на него взгляд был настолько холоден, что, пробрав до самого сердца, самой души, заставил умолкнуть.

Но тишина царила не долго, поскольку слишком уж многие спешили ее нарушить.

– Брат… – летописец был настолько растерян, что потерял нить мира, который вместо стройной картины превратился в бестолковое нагромождение образов, звуков и запахов. Не более того. – Что происходит? Как вообще подобное могло случиться?

Ведь дракон… Он Его слуга… Священный зверь не мог…

– Лишь господину ведомо, что произошло, – процедил сквозь стиснутые зубы хозяин каравана. – Ничего из того, что мы видели, могло не быть вовсе. Нам все могло просто привидеться…

– Всем сразу? – качая головой, пробормотал стоявший рядом с братьями, прислушиваясь к их разговору, Лигрен.

– Бог солнца не способен на обман, – поспешил прервать его хозяин каравана, не позволяя сказать тех слов, которые были готовы соваться с губ лекаря. – Это наши глаза соврали нам.

– Действительно… – пусть Евсей думал иначе, но объяснение брата было единственным, которое позволяло смириться с действительностью, не потеряв рассудок. – Нам никогда не приходилось встречаться с драконом – самым нереальным и загадочным из всех существ. Может быть, то создание, что мы видели сейчас, было кем-то другим, демоном, например.

– Говорят, те, кто видел демона, сходят с ума… – чуть слышно прошептал Шед.

Стоявший рядом с ним жрец, нервно дернув плечами, испуганно глянул на старого друга. В его глазах была доля осуждения. Человеку лучше не поминать слугу Губителя. Если, конечно, речь не идет о Творце заклинаний.

Но эти мысли сами приходили на ум.

– Демоны – слуги Губителя, – скользнул по чужакам острым, словно лезвие ножа, взглядом выдавил из себя Атен, – а дракон – священный зверь повелителя небес.

Дело в нас, не в нем. В нашей неспособности понять.

– Конечно, – поспешил согласиться с ним Шед.

– Да, да… – закивали Гешт и его помощники-служители, готовые согласиться с чем угодно, сказанным повелителем небес.

– Но… – в отличие от горожан, летописцу было мало слова брата. Ему было нужно объяснение. И не только оно. Евсей переводил взгляд со своих на чужаков. – И что нам теперь делать?

– Ждать, – кряхтя, Атен сел на один из множества камней-валунов, покрывавших поляну словно барханы пустыню. – Что еще могут ползающие по земле черви, которым никогда не суждено подняться в небеса?

– Да… – Хранитель опустился рядом с ним. – Мы можем только ждать. Когда повелитель небес вернется к нам с новой победой. Потому что Он могущественнее всех демонов мироздания, Он, сильнейший среди небожителей…

– Я отошлю служителей в город, – наклонился к нему Гешт, – нужно подготовиться к встрече с господином Шамашем.

– Давай, – кивнул Шед. Ни один из них больше не сомневался в том, что к ним приходил сам бог солнца. И скоро Он вернется вновь. Потому что здесь остались Его спутники-караванщики.

– Утром нам уходить, – тем временем напомнил Атену Лигрен. Лекарь был хмур и насторожен. Он не считал, что в сложившихся условиях это правильно и вообще возможно.

Атен молчал. Его глаза, устремленные в никуда, были сощурены, губы шевелились, беззвучно повторяя слова молитвы. Несколько мгновений он раздумывал, после чего перевел взгляд на хозяев города.

Маг ответил прежде, чем тот успел спросить:

– Оставайтесь столько, сколько будет нужно, сколько хотите.

Торговец чуть наклонил голову. Его глаза превратились в две тонкие трещины, в которых серела снежная бездна. Он слишком хорошо знал важность каждого слова и потому поспешил уточнить:

– Остаться может весь караван, или только мы?

– Весь караван, – Шед с самого начала это и имел ввиду.

– Что ж… – Атен не благодарил Хранителя, принимая его дар как нечто само собой разумеющееся. В сущности, так оно и было: не город оказывал им честь, позволяя задержаться, а караван чтил своим присутствием город, когда это был не обычный караван.

– Торговец, как ты думаешь, как скоро господин вернется? – спросил его Гешт.

Резкий, даже злой взгляд был ему ответом.

– Я… – служитель несколько растерялся. Он ожидал от караванщика если не доверия, то хотя бы понимания. Впрочем, у торговца была причина не говорить горожанам всего, не так ли? – Я спрашиваю не из простого любопытства. Мне… Нам важно знать это, чтобы как можно лучше подготовиться к встрече с повелителем…

– После всего, что уже случилось? – губы Атена скривились в усмешке.

– Мы не виноваты…

– Разве?

– Атен, оставь их, – Лигрен и сам не знал почему встал на защиту чужаков. Может быть потому, что понял: никто другой сейчас этого сделать не захочет. А горожане нуждались в поддержке. Хотя бы на словах. – Неужели ты не видишь – им даже хуже, чем нам. Потому что они все понимают и чувствуют за собой вину. И говорят о встрече, лишь чтобы спрятаться от нее за этими разговорами. Как прячется Мати в заботе о Шуллат… Не надо ни к чему готовиться, – с сочувствием взглянув на горожан, качнул головой Лигрен. – Он не любит торжественных встреч.

– Да причем здесь… – вспыхнул хозяин каравана, злость которого на себя начала перерастать в ярость в отношении чужаков, не просто ставших причиной всего произошедшего, но заставивших его самого стать участником этого кошмара. Именно кошмара, ведь он не верил ни одному собственному слову. Нет, он не врал. Всем сердцем, всей душой он надеялся, что хотя бы отдаленно прав в своих предположениях. Но… Но почему-то он совершенно ясно чувствовал – все совсем иначе.

И он злился все сильнее. На себя, на горожан, на всех вокруг. И на своего спутника, которому с чего-то вдруг взбрело в голову принять сторону чужаков.

Которые чуть было не принесли в жертву его дочь. И которые заслуживали самой страшной кары…

Однако в то же самое время он понимал: в том же, что произошло, никто из чужаков не виноват. Если на ком и лежит вина, то только на одном существе.

Но винить свою дочь – это было выше его сил. Малышке и так досталось. Ей столько всего пришлось пережить. А сколько еще предстоит… Ведь она стала причиной…

Он еще даже не знал, чего именно. Все, что лежало на пути повелителя небес, было, конечно, самым важным, но даже если на той дороге на самом деле ничего не произошло, все равно проблем хватало. Кто знает, выживет ли золотая волчица. Так или иначе, богиня снегов никогда не простит Мати ее минутную слабость.

Ему было невыносимо тяжело думать об этом и поэтому он обрадовался, когда Евсей прервал его размышления:

– Когда зайдет луна…

– Что – "когда зайдет луна"? – не понимая, что имел в виду летописец, переспросил Лигрен.

– Все закончится, когда зайдет луна.

Взоры людей сами собой поднялись к небесам. Затем вновь опустились на землю, устремившись на Евсея.

– Что дает тебе эту уверенность? – Атен, не мигая, смотрел на брата.

– Не знаю, – летописец пожал плечами. – Может быть, предчувствие.

Горожане несколько мгновений смотрели на него, затем отвели глаза в сторону, так ни о чем и не спросив. Обменявшись друг с другом взглядами, они замерли, приготовившись ждать. Если все так, как говорил этот странный караванщик…

Впрочем, не менее странный, чем остальные его спутники… В общем, если он прав – ждать придется не так долго. И уже очень скоро все останется позади. Не только события минующей ночи, но все, что происходило в городе, словно в кошмарном сне, на протяжении последних трех лет.

Атен качнул головой, не разделяя уверенности брата, однако все же тихо проговорил:

– Будем ждать…

Он повернулся в ту сторону, где оставил дочь.

Мати лежала, положив голову на бок свернувшегося с ней рядом Хана, продолжая и в полудреме, в которую погрузилась, осторожно поглаживать спавшую рядом Шуллат. От них веяло покоем. И в какое-то мгновение Атену подумалось: может быть действительно все самое страшное осталось позади и нужно лишь дождаться, когда на смену плохому придет хорошее?

– Будем ждать… – вновь повторил он. А затем все вокруг погрузилось в тишину, в которой не было слышно ни стука сердца, ни шелеста дыхания.

Мысленно караванщик пытался представить себе происходившее в этот миг с повелителем небес, заглянуть в будущее…Но даже он сам понимал, что все его надежды и страхи бесконечно далеки от реальности. Реальности, в которой был бескрайний белый снег пустыни, стиравший очертания земли, заполняя ее трещины и равняя возвышенности, да мутно серое, мглистое, отданное во власть полной луне, небо… …Первым, что ощутил Шамаш, очнувшись, был холод – сильный, сжигавший, словно огонь. Тепло покинуло тело, которое, онемев, лишилось способности двигаться.

Казалось, что лед сковал его со всех сторон. Но сила осталась, хотя и где-то очень глубоко, так что на то, чтобы разбудить ее, наполнить душу пламенем потребовалось немало времени.

Разбив толстую ледяную корку, он шагнул вперед, но в тот же миг покачнулся, не удержавшись на онемевших ногах, рухнул на покрытый жесткой ледяной коркой снег.

Боль захлестнула его огненным потоком. Она была его мучителем. Но и избавителем тоже, когда именно она помогла сжечь остатки холодного оцепенения. Еще несколько мгновений, и бог солнца провел ладонью по лицу, смахивая капельки воды. Затем он огляделся вокруг.

Сперва Шамаш ничего не видел. Глаза слезились, все терялось в переплетении света и тени, наполненном морем солнечных бликов. Когда же зрение вернулось, перед его взглядом предстала снежная пустыня без конца и края, полная белого лунного света.

А в небе, заслоняя ночное светило, царила огромная серая тень.

– Здравствуй, Йрк.

В тот же миг весь мир между небом и землей наполнил дикий, злой рев.

Дракон приближался к земле, пикируя, выставил вперед мощные задние лапы, словно хищная птица, готовясь схватить свою добычу. А Шамаш даже не пытался защититься.

Не потому что не верил, что крылатый странник действительно нападет. Просто он не мог и подумать о том, чтобы использовать силу против старого друга, друга, которому был обязан жизнью.

– Я очень рад видеть тебя живым… – его губ коснулась теплая улыбка. И хотя глаза не покинула грусть, но даже она сделалась светлей.

И дракон в самый последний миг, уже готовый распороть своими мечами-когтями покой земли на части, остановился. Он завис над тем, в ком видел своего врага, выгнул шею, поднеся огромные блюдца-глаза почти к самому его телу.

"Ты называешь меня именем, которое не должен знать здесь никто!" "Мне оно известно".

"Откуда? Как тебе удалось выведать его у небес и ветров? Ты выпытал их силой? Ты выпытал его у меня? Это ты нанес те раны, легшие шрамами на мою шкуру?" "Нет. Раны оставил бой, в котором мы были на одной стороне. Мое тело покрыто такими же шрамами. Многие из них продолжаются на тебе. Когда из ран текла кровь, она смешалась. В том бою ты назвал меня своим братом по крови… Неужели ты все забыл?" "Я помню… Смутно… Помню тебя… Мы были друзьями…" "Были… – он тяжело вздохнул. Это короткое слово причинило ему больше боли, чем все раны. Однако, он не спорил: – Хорошо. Если ты считаешь, что так будет лучше".

"Не знаю… – глаза дракона стали задумчиво-туманны. Он действительно начинал вспоминать. И эти воспоминания причиняли боль. – Я остался один в снегах пустыни, один в совершенно чужом мире…" "Я виноват перед тобой. Поверил, что тебя не спасти. Прости меня".

"Да, – лапы дракона коснулись земли, заставив ее содрогнуться. В воздух поднялся водоворот снежинок, которые, носясь в безумном танце, били по всему вокруг, режа кристалликами льда. Крылатый странник не особенно аккуратничал, однако же, чуть посторонился, не плюхнувшись прямо на лежавшего на земле. – Ты бросил меня совсем одного! Ты даже не попытался найти меня!" Существо, чей образ сохранился в памяти крылатого гиганта, чтобы нести не радость обретения, но боль потерь, было сейчас в полной его власти. Ему ничего не стоило покончить с ним в любой момент. Но он не мог! Не понимал – почему?

Ведь он так хотел этого – отомстить! Или нет?

"Мне жаль", – тот не оправдывался, не пытался ничего объяснить, не ждал понимания. Он сделал то, о чем он так давно мечтал -попросил у дракона прощение.

Все остальное не имело значения. Теперь он мог просто ждать, что будет дальше.

Дракон тоже ждал. Прежде, чем напасть, он хотел спросить… Спросить о том, что встревожило его дух. Не сильно, но достаточно, чтобы разбудить любопытство.

"Мы ведь чужие в этом мире…"

"Да".

"Мы пришли сюда вместе…"

"Да".

"Да? И при этом ты – тот, кого здесь называют богом солнца?" "Да", – вновь подтвердил Шамаш.

"Как такое возможно? Кто ты? "

"Для тебя, друг мой…" "Для всех! Нельзя быть для кого-то одним, а для других – другим! Если, конечно, ты – не лгун!" "Я никого не обманываю".

"Да? Кто же ты? Если – колдун моего мира, мой старый друг, который был достоин того, чтобы я пожертвовал ради него своей жизнью, ты не можешь быть богом солнца этой земли! Как тебя зовут? " "Шамаш".

Это было не то имя, которое он хотел услышать. Его друга звали иначе. А, значит, перед ним было совсем другое существо.

"Раз так, – дракон открыл пасть, из которой вырвался пламень, опаливший снег совсем рядом с лежавшим на земле, обжигая. – Нам не о чем говорить. Готовься к смерти!" "Я готов, – он был совершенно спокоен и безразличен. – Уже давно… Трудно жить, не умирать".

"Ну, значит, я совершу доброе дело, избавив тебя от этой ноши…" "Да".

Йрк занес над ним огромную когтистую лапу… И вновь остановился:

"Почему ты не защищаешься? Богу солнца достаточно пошевелить пальцем, чтобы уничтожить обезумевшего зверя!" "Я не могу", – он смотрел на него, не мигая, в душе восхищаясь красотой и могуществом дракона. То чувство, которое он испытал, увидев странника небес впервые, не ослабело со временем, теперь же, спустя столь долгую, как даже казалось – вечную разлуку, стало еще сильнее.

"Ты… – дракон отвел голову назад, остановил лапу, которая уже была готова раздавить маленькое, словно жучок, существо, – ты сказал неправду. Но не тогда, когда говорил, что мой друг, а когда назвал себя… Ты – не Шамаш…Ты…" "Нет, Йрк, – прервал его бог солнца. Хрипло вздохнув, он закрыл глаза. Он устал.

Страшно устал. В какое-то мгновение, отрешившись ото всего остального, впервые, наверное, за все то время, что прошло с мгновения, когда он оказался в этом мире, он подумал о себе, не о других, и ему страшно захотелось уйти. Покинуть землю, которая, как никакая другая, была полна бед и испытаний… Губы продолжали шептать: – Никто в крае снежной пустыни не называет меня иначе. Для всех здесь я Шамаш".

"Но эта ложь! – в глазах дракона вспыхнула злость, рожденная как непониманием, так и природным, врожденном неприятием обмана, свойственной крылатым гигантам. – Как можешь ты называть себя чужим именем! Нет лжи большей, чем та, когда выдают себя за другого, стремясь завладеть его судьбой!" "Я знаю… Я не хотел этого… Но раз так случилось, какая разница, по моей воле или против нее. Так что… – он на миг сжал посеревшие губы. – Если ты хочешь убить меня – сделай это. Если нет – прости".

"За обман? "

"За то, что оставил тебя." "Мне помогли… – ярость медленно начала покидать дух дракона. Он стал успокаиваться, задумался, погрустнел… – Скажи, ты верил, что я смогу тебя убить? После всего, что ты сделал для меня? После того, что случилось с нами обоими?" "За то время, что мы не виделись, много всего произошло. Я изменился. Ты стал другим".

"Да… – в глазах дракона плавилась грусть. – Другим… Прежде я никогда бы не напал на тебя… Но теперь… Это случилось. Я и сам не знаю, как…" "Ярость не любит объяснений".

"Не ярость… Не только она… Воспоминания тоже… Они ослепляют, возвращаясь не целиком, а по частям. И так внезапно… Нужно время, чтобы вспомнить все. Но я вспомнил. Теперь вспомнил. И понял, что на самом деле никогда не держал на тебя обиды за случившееся. В том бою тебе досталось куда сильнее, чем мне… Я рад, что ты выжил, что мы встретились. И, все же… То, что я сделал… Это не простительно. Я напал на тебя. Я ведь действительно хотел тебя убить! Был готов сделать это! Простишь ли ты меня когда-нибудь? Смогу ли я заслужить…" "Как может не простить тот, кто сам ждет прощения?" "Странно это все, – задумчиво молвил дракон, – прощать… ненавидеть… – он прижал голову к земле, скосил глаза, не спуская взгляда с друга. – Как я мог ненавидеть тебя? Ведь это же ты. И не важно, как называют тебя в этом мире…

Если хочешь, я тоже буду называть тебя Шамашем… – наверное, все же это была не такая уж большая ложь, а, может, и не ложь вообще. Во всяком случае, в этом мире.

– Тебе плохо? – вдруг, заметив гримасу боли, скользнувшую по лицу друга, встрепенулся дракон. – Я…" "Все в порядке, – стремясь успокоить крылатого странника, не позволяя ему ни на мгновение ощутить себя виноватым в том, что случилось, он, прижав правую руку к груди, унимая боль, оперся левой о снежную корку, приподнимаясь. Уже сидя, он продолжал: – Йрк, что происходит в том городе?" "В который я прилетаю каждое полнолуние?" "А есть другой?" "Да. Тот, куда я улетаю из первого. Вон он", – дракон чуть качнул головой, указывая на нечто за спиной Шамаша.

Обернувшись, тот увидел искрившиеся в лучах луны высокие ледяные стены, зеркальные башни, увенчанные тончайшими иглами-шпилями, увенчанными искрами звезд.

В этом хрустальном замке был свет, однако, заключенный в темницу льда, он лишь светил, но не грел, казался отрешенным и безликим.

– Если в этом городе когда-то и теплилась жизнь, то очень давно, – паром сорвались с губ слова.

"Не все ли равно, мертв он сейчас или жив? Важно не настоящее, лишь то, что было и будет".

Бог солнца перевел взгляд на дракона. Он давно перестал удивляться мудрости странника небес, языком которого слишком часто говорили свышние. К тому же, с некоторых пор ему и самому стало казаться, что настоящее – не более чем звено, соединяющее воедино цепь времен, лестница, поднимающая с этажа минувшего в башню грядущего.

"Ты хочешь, чтобы я рассказал тебе обо всем с самого начала или только о самом главном?"-не спуская с него напряженного взгляда немигавших золото-лунных глаз, спросил дракон.

"Если это не тот случай, когда важны подробности…" "Нет, – с явным облегчением вздохнул дракон. Однако уже через мгновение у него в глазах зажглась доля сожаления: -Ты не думай: я бы с радостью проговорил с тобой и целый год, рассказывая о том, что пришлось пережить мне, узнавая, как складывался твой путь, но…" "Но сейчас для этого не лучшее время", – понимающе кивнул Шамаш.

"Да…" – тяжело вздохнув, печально подтвердил Йрк.

– Не грусти, – подбадривая его, прошептал бог солнца. Мысленной рукой-невидимкой он коснулся головы гигантского зверя, почесал мягкую кожицу на том месте, где подбородок переходил в шею. Тот, довольный, закатил глаза, заурчал:

"Ладно… Ведь у нас еще будет время для того, чтобы все рассказать друг другу?" "Конечно. Впереди целая вечность. Я сделаю так, чтобы ты смог найти меня, когда захочешь".

"Как в старые добрые времена… – казалось, что дракон улыбается, и, все же, в этой улыбке была доля грусти. – Жаль, что нельзя вернуться назад…!" – однако, все же, в его глазах брезжила надежда, но…

"Увы…" – разбилась она о тяжелый вздох Шамаша, который сам мечтал вернуться в прежний мир. Нет, не навсегда. Для этого он уже был слишком крепко связан с землей снежной пустыни множеством обетов и предвидений. Но на время, пусть хотя бы на один день, один час, один миг, лишь чтобы взглянуть, как там обстоят дела, убедиться, что все в порядке. Во всяком случае, насколько это возможно, просто увидеть те места, тех людей, которые были когда-то всей его жизнью.

"Я… Я думал, что, может быть… – дракон мотнул головой. – Прости. Я понимаю: мы попали сюда не по твоей воле, даже не по твоему желанию. Это я попросил свышних о великой милости, но просто… Теперь, когда я все вспомнил… Мне стало страшно одиноко. Все мои родственники… Да что там, все, подобные мне, остались где-то неимоверно, недостижимо далеко. И я подумал… Ведь тебе дано очень многое. Может быть, ты сможешь отыскать дорогу назад?" "Нет".

"Нет? Значит, ее нет…" – его взгляд стал таким несчастно-потерянным, что Шамаш, не выдержав, проговорил:

"Не отчаивайся. Возможно, дорога между мирами и существует. Просто она не в прошлом, а где-то в будущем".

"Ты думаешь, мы еще сможем…" – дух зверя воспрял, в глазах-лунах загорелась заря надежды.

"Мне бы очень хотелось верить в это".

"Да-а…" – протянул Йрк, глаза его подернулись дымкой-поволокой, словно внутренне он уже был в том времени, о котором теперь будет мечтать каждое мгновение. Но уже через несколько мгновений, вспомнив, он, отстранившись от грез, возвратился в реальность, чтобы, виновато глянув на Шамаша, шепнуть: "Прости. Я так и не ответил на твой вопрос. Дело в том, что… Я так сильно, так страстно хотел спросить… Узнать, возможно ли… Ну, вернуться…" "Я понимаю", – собеседник не торопил его. Он шевельнулся, чуть повернулся, устраиваясь поудобнее. Во всяком случае, насколько это было возможно на жестком колючем снегу.

Заметив это, дракон осторожно придвинулся к нему, подставляя мощную, как холм, лапу, на которую можно было опереться, защищая крыльями от ветра.

"Спасибо".

"Тебе холодно? Я сильно поранил тебя? Почему ты не сказал? Давай, я отнесу тебя обратно, к твоим спутникам, чтобы они вылечили тебя… – он засуетился, занервничал, вытянув шею, закрутил головой. – Или… – взглянув на ледяной дворец, который, в отличие от людского города, был совсем рядом, – может, лучше… – он не был до конца уверен, и все же решил предложить: – В холодный город. И позову ту, которая исцелила меня…" "Не надо".

"Но почему?" "Она не поможет мне. Не потому что не захочет, просто не сможет. Вернуться же назад я не могу. Пока не могу. Скажи, ты переносил горожан в ледяной дворец, потому что тебе так велела его хозяйка? " "Да. То есть, нет. Она не приказала, сказала. Пойми: она ведь спасла мне жизнь.

Неужели же я смог бы отказать ей в первой же просьбе? Даже если мне это не нравилось… А это было совсем не так. Не совсем так. Конечно, где-то в чем-то мне было жаль людей, но, с другой стороны, они ведь чужие, совсем чужие, в них нет ни капли крови нашего мира. И вообще… Они сами со всем соглашались. Мне не приходилось ни отнимать, ни угрожать, я лишь брал то, что они отдавали по доброй воле…" "Ты словно оправдываешься передо мной".

"Ну… – надо признать, Йрк чувствовал себя не совсем уютно. Ему менее всего хотелось выглядеть жестоким или даже вероломным в глазах старого друга, который избрал людей этой земли себе в спутники и, должно быть, испытывал долю симпатии ко всем, именовавшимся здесь детьми огня. Во всяком случае, так казалось дракону, ведь иначе он не стал бы пытаться защитить их, рискуя собой. – Ты ведь не осуждаешь меня за это?" "Я не могу тебя судить. Друзей не судят".

"Но если бы я не был твоим другом…"

"Тоже нет. Ведь ты – дракон".

"А в твоих глазах страннику небес можно больше, чем всем остальным?" – Йрку показались странной эта мысль. Ведь прежде колдун никогда не делал разницы между своими друзьями, к какому бы роду-племени те не относились.

"Не в моих. Так думают дети огня. Закон этого мира делает подобных тебе священными зверями. Что же до меня, я считаю: каждому дано то, что другие ему позволяют".

"Да-а… – снова протянул дракон, взглянув на собеседника с долей удивления. – В какой-то миг мне даже стало страшно: неужели я изменился так же сильно, как ты?" "Не знаю. Может быть, все дело не в нас, а в этой земле, которая ставит во главу угла то, что прежняя, полагая пустяком, не замечала".

"Ее зовут Айя… – задумчиво проговорил Йрк, однако при этом его глаза были ясны и они внимательно смотрели на друга, ожидая, как тот отреагирует. – Ту, которая исцелила меня…" "Да, – просто кивнул Шамаш. Он так и думал. Это многое объясняло. За исключением разве что того, зачем богине снегов понадобились жители города. – Йрк, те горожане, которых ты приносил в снежный дворец, что с ними стало?" "Они спят".

"Сном жизни или смерти?" "На грани,- дракон наклонил голову. – Их плоть стала льдом, в котором драгоценным камнем замерло сердце. Мгновения не текут потоком крови…" "Но если их согреть…" "В тела вернется время и дети огня очнутся".

Шамаш кивнул. С его губ сорвался вздох облегчения.

"Ты хочешь вернуть их к жизни? И перенести назад, в их город?" "Да".

"Теперь я вижу – ты тот же. Только ты думаешь о других больше, чем о себе…" "Я не хотел ни во что не вмешиваться, но…" "Но я вынудил тебя. Принеся сюда. Значит, так должно было случиться".

"Нет. Не совсем так…" "Я должен был принести сюда других… И сначала не тех, кого потом… Айя почему-то изменила свое решение… Она – причина того, что случилось…" "Скажи, девочка, за которой ты летел…" "Девочка… – Йрк помолчал несколько мгновений, словно раздумывая, вспоминая. – Да, Айя ждала ее…" "Зачем? Зачем она ей понадобилась? Зачем ей понадобились все остальные? И вообще, зачем забирать силой тех, кто, скажи она, что таково ее желание, сами бы отправились к своей богине?" "Айя – не ты. Она не объясняет причин своих поступков. Ее планы принадлежат лишь ей и со стороны кажутся столь запутанными, что никому не под силу в них разобраться… Спроси у нее. Может быть, тебе она ответил".

"Нет. Не ответит".

"Почему? – удивленно округлил глаза дракон, но не успел Шамаш ответить, как он и сам вспомнил: – А, да, Айя говорила что-то о том, что вы не можете встретиться.

Какое-то там заклятие… Но, право же, я думал, это шутка. Или что-то вроде этого. С чего бы кому-то, более могущественному, чем вы двое, было накладывать столь нелепое, бессмысленное заклятие?" "Жители этого мира верят, что Нергал набросил на плечи Айя свой плащ-невидимку…" "Надеясь, что, оставаясь невидимой для своего любимого, она воспылает страстью к нему, -дракон фыркнул. – Это то же самое, что считать: раз в мире снежной пустыни у меня нет драконьей пары, я могу полюбить и кого-то другого… Ну, там, голубя или тучу… Тем более, что самое нелепое в этой нелепице состоит в том, что ты ведь – не ее Шамаш".

"Да. И наша встреча с ней сейчас давала бы Нергалу куда больше шансов, чем ожидание неизвестно чего".

"Зачем одновременно делать и то, и другое, когда достаточно чего-то одного?

Зачем заклятие, когда соперник убит? И вообще… Странный мир. Странные законы.

Может быть, и правильно, что ты вмешиваешься в эту неразбериху. Во всяком случае, твои поступки – единственное, что не лишено логики".

"Ты никогда не любил загадок", – при воспоминании о минувшем, горькая улыбка на мгновение коснулась губ Шамаша.

Заметив ее, дракон тоже погрустнел:

"Память рождает печаль…" – он огляделся вокруг.

Казалось бы, то же небо, та же земля… Крылатый зверь не видел особой разницы между ними в том мире и этом. Ему было все равно, мимо каким облаков – сердоликовых или лазурных – пролетать, на какую землю – белую или изумрудную глядеть с вышины. Но перестать тосковать по своим соплеменникам… Это было невозможно. Особенно когда одиночество усиливало тоску, доводя ее временами до исступления, даже безумия.

"Ты не одинок здесь", – понимая его, может быть, даже лучше, чем самого себя, проговорил Шамаш. Его рука – тень вновь коснулась головы небесного странника.

"Да… – вздохнув, признал тот. – Есть ты, на помощь и понимание которого я всегда могу рассчитывать…" "И та, которая спасла тебя".

"Н-нет, – задумчиво протянул дракон. Его раздвоенный на конце язык выскользнул из пасти, со свистом разрезая воздух, совсем так, как это делает змея. – Она-другая…

Она слишком сильно хотела стать моей хозяйкой, чтобы быть другом… Вот тебя я бы назвал хозяином… В этом мире, где все считают себя принадлежащими кому-то…

И вообще, все вокруг верят, что драконы – твои священные звери…" "Бога солнца".

"Да. Но ведь ты и есть бог солнца. Так что, возможно, мне действительно стоит…" "Нет, Йрк, – остановил его Шамаш, – я слишком ценю дружбу, чтобы покупать за нее, словно звонкую монету, раба".

"Я знал, что ты так скажешь. Может быть, потому без страха и заговорил с тобой об этом. Ты понимаешь, что для дракона нет ничего важнее свободы. И вообще, если бы этот мир следовал твоим обычаям, а не своим глупым правилам и законам, он был бы много лучше. И из него не ушли бы такие, как я… Прости меня за эту грусть.

Но… Просто одиночество бывает разным…" – просвистел он, совсем как потерявшийся среди снегов малютка-ветерок.

"Разным, друг мой. Я понял, какая грусть, какое одиночество гнетет тебя. Зря.

Ибо оно есть лишь внутри тебя".

"Если бы! Если бы так! Я отдал бы все на свете за то, чтобы твои слова оказались действительностью, а не лишь стремлением успокоить, поддержать меня!" "Это правда".

"Но на земле снежной пустыни нет места драконам!" "А разве странники небес не редкие гости на любой земле, на земле вообще?" "Я знаю, ты всегда говоришь только правду, но… Мне так трудно поверить… В то, что ты пытаешься мне сказать… Ведь столько времени меня убеждали, что второго подобного мне в этом мироздании нет…" Дракон, поднявшись на задние лапы, выпрямился, раскрыл крылья, представая во всей своей красе и могуществе – огромный, словно гора. Казалось бы, как только воздух носит по своим дорогам такую махину, которую с трудом выдерживает земля в те краткие мгновения, когда крылатый зверь оказывается на ее поверхности. Его золотые глаза мерцали, переливаясь множеством разноцветных искр. Сомнение сменялось надеждой, та – робкой верой, которую так хочется, но так трудно принять, потому что страшно разувериться.

"Загляни в мои глаза".

"Ты встречал их?" – в его душу вошла робкая искра надежды.

"Нет. Но я слишком долго смотрел в зеркало мира, когда искал тебя. Теперь в моих глазах то же отражение, что хранит в себе камень Намтара. Взгляни в них и ты увидишь те тени, которые кружились в нем, ожидая тебя".

"Может быть… – дракон все еще сомневался. Даже вернее – боялся, чувствуя, что вот-вот сделает шаг, после которого уже не сможет вернуться к прежней, размеренной в своем пустом спокойствии жизни. Однако желание найти себе подобных, в конце концов, пересилило все страхи. И он устремил на бога солнца взгляд огромных рыжих глаз.

Несколько мгновений над пустыней лишь ветра шептались со снегами, обсуждая то, что было, предполагая, что будет дальше.А затем…

"Да! – громкий вскрик-рев разбил тишину. Дракон взмыл в небеса, закружил, словно танцуя с невидимыми воздушными духами, легкий и грациозный в своей родной стихии.

– Я видел их, видел! Они действительно есть! Пусть они – не из моего рода, но…

Но они могут стать моей будущей семьей, и… Теперь я знаю, где их искать! Я понимаю, почему не находил прежде. Я искал совсем не там! Да я просто не искал по-настоящему, когда верил, что все поиски напрасны…" – чувства просто захлестывали его дух. Он был готов обратиться лучом солнца, чтобы скользнуть по снегам, переносясь подобно молнии с одного края земли на другой.

Однако…

Он внезапно остановился.

"Прости, я… Я так обрадовался, что забыл… Прежде чем лететь в грядущее, нужно разобраться с настоящим. Со всем, что я тут натворил", – в его глазах вспыхнуло чувство, которое можно было бы принять за ярость.

"Йрк…" "Да, друг, со всем! И со всеми! – он повернул голову в ледяному дворцу. Его глаза гневно сузились. – Х-хш, – зло зашипел он. – Я ведь так ей верил! Я считал: если она спасла меня, вылечила, значит, она – хорошее, доброе существо, которому можно доверять!" "Она могла не знать…" "Что в этом мире есть подобные мне? Могла! Ну и сказала бы так: "я не знаю".

Зачем было лишать меня веры решительным "нет"?! "Нет" – и все тут!" "Возможно, она ошибалась. Ошибалась, убежденная в своей правоте".

"Нет, она сделала это специально! Потому что хотела удержать меня рядом с собой!

Потому что я был нужен ей для осуществления каких-то ее планов… Впрочем, – глаза дракона блеснули яростью, морду искривила гримаса презрения, – теперь, когда я знаю…" "Йрк, ты не должен ненавидеть ее. Она ведь спасла тебя".

"Что с того! Ответственность лежит не на том, кто принимает помощь, а том, кто ее оказывает! Это спасающий обязан беспокоиться о будущем. И постоянно заботиться о том, кому он сохранил жизнь. Так, а не наоборот! Такова истинная благодарность мироздания!" "И все же…" "Почему тебя заботит Айя? Ведь она никто для тебя!" "Все когда-то были чужаками, незнакомцами, одинокими странниками. До тех пор, пока их пути не пересеклись. И мы с тобой".

"Нет! – возмущенно мотнул головой Йрк. Как такое может быть! Разве они не были друзьями с самого детства, всегда! И, потом, как можно вообще сравнивать! – Ты и она, вы совсем не похожи! У тебя даже в голове не укладывается, как это – обманывать, отнимать надежду лишь затем, чтобы удержать!" "Йрк…" "Давай не будем о ней, хорошо? Может быть, когда-нибудь я пойму. Когда она изменится. Или когда я успокоюсь настолько, что сама эта мысль не будет выглядеть в моих глазах олицетворением обмана. Может быть, тогда я прощу ее. Но не теперь! – он огляделся вокруг. – Ладно. Забудем об Айе. Ты не хочешь, чтобы я думал о ней плохо, я не могу думать хорошо. Оставим. Забудем. Поговорим о другом.

Что ты собираешься делать дальше? Отогреешь уснувших и отведешь их обратно в город? " "Их много?" "Я неважно считаю, но да, много. Я ведь носил их сюда не один год… И… И…

Ну, ты понимаешь…" "Что ж… – Шамаш немного помолчал, задумавшись, словно прикидывая что-то в уме.

– Значит, на возвращение потребуется некоторое время", – проговорил он. Однако, это ничего не изменяло. Так или иначе, он собирался вернуть жителей города домой.

И следовало сделать это поскорее, пока силы не оставили его израненное тело.