Над пустыней в диком, безумном танце носились ветра, вырывая белые клочья из густого мехового одеяла, укрывавшего уснувшую вечным сном землю. В посеревших небесах не было видно ни прощальных ало-огненных лучей заходящего солнца, ни молочного, медленно текущего света луны. Да и вообще, во всей этой чехарде и метании среди сгустков не то дыма, не то тумана, было трудно понять, что это, над головой – действительно небеса или продолжение земли, которая, в отсутствии горизонтной грани, не скрывалась за ней, а загибалась вверх, заполняя собой все вокруг.
– Задерни полог! – донесся до Мати недовольный голос Нани. – Нам холодно!
– Лампа горит так ярко, что способна согреть… – начала оправдываться девушка.
Действительно, в повозке, несмотря на то, что полог был задернут не достаточно плотно, оставляя узенькую щель, к которой и приникла чужачка, не ощущалось даже дыхания прохлады. Однако никто не собирался ее слушать:
– Задерни, тебе говорят!
Вздохнув, Мати послушно выполнила приказ, затем повернулась к спутницам… И в тот же миг ее сердце сжалось от боли, глаза наполнились горючими слезами обиды, а душа застонала от жуткого чувства одиночества, приправленного нервным привкусом обиды.
Те, с кем она была вынуждена делить повозку невест, дождавшись, пока чужачка выполнит их команду, демонстративно, прямо перед ее носом задернули внутренний полог, отделяя ее от себя. Теперь она не могла видеть их, лишь слышала приглушенные голоса, шепот и смех. А ведь это так неприятно – знать, что говорят именно о тебе, не сомневаться – что опять какую-то гадость, и не иметь никакой возможности защититься от враждебных упреков.
Мати упрямо поджала губы. И чего ради она должна оправдываться, когда ни в чем не виновата? Да и какой смысл? Кто станет ее слушать? А даже если услышат, лишь воспользуются ее словами, чтобы еще раз обсудить, посмеяться, обидеть.
"Лучше молчать, – Мати сжала кулаки, – сидеть в сторонке и молчать, не давая им повода. И вообще не замечать их. Словно их и нет вовсе. Никто ни о чем не говорит. А кто и говорит – то не здесь и не обо мне…" Шло время. Одно мгновение, другое, третье… Мысли, приходившие в голову, были одна мрачнее другой.
"Нет! – наконец, не выдержав, мотнула она головой. – Нужно чем-то занять себя, иначе я точно свихнусь! Вот только чем?" Право же, было множество вариантов. Убежать в снега, например.
"На метель-то глядючи? – эта мысль была слишком резкой даже для нее. – Уходить нужно только имея на то вескую причину, – твердо знала она, – также как и призывать госпожу Айю… В сущности, это ведь одно и то же, – во всяком случае, так было для нее. Мати верила: – Богиня снегов не прощает злоупотребляющих Ее благосклонностью, навязывающих Ей себя против желания небожительницы… Если бы Она хотела, чтобы я ушла в снега, то давно позвала бы меня, зная, что я услышу Ее зов… Услышу… Подожди-ка! – ей пришла в голову занятная идея. – Я ведь Творец заклинаний… Во всяком случае, дома все так считали… Наверное, это была мечта… Ну… Кого-то из каравана… Вообще-то, она не должна была исполниться, потому что браслет Эрры защищает меня от чар Его слуг, но… Ладно, давай считать, что я все-таки Творец заклинаний, – так было нужно для продолжения рассуждений. – Если я сложу заклинание…" Эта мысль показалась девушке не просто интересной – дельной. Сначала Мати думала обратиться к госпоже Айе. Она была почти уверена, что сможет убедить богиню снегов позволить ей вернуться в свой караван.
"Матушка метелица ведь не хочет моей смерти. А тут я умру, точно умру! И даже скорее, чем в снегах пустыни. Потому что… " – Мати всхлипнула. Ей было очень плохо в чужом караване. Хуже было разве что в драконьем городе, и, особенно потом, на пути из него. С тем ничто не могло сравниться. И девушка ничуть не сомневалась, что даже в подземных пещерах мрака ей было бы лучше.
"Если бы… Если бы небожители сказали тогда: "Покинь свой караван – раз и навсегда, и ничего из того, что должно случиться, никогда не произойдет", я бы, не медля ни мгновения, так и поступила. Но сейчас, когда я, наоборот, должна быть в своей повозке… – она поджала губы. – Это нечестно!" Однако… Мати была достаточно взрослой, чтобы понимать – в жизни слишком много несправедливостей.
"Нет, если с кем из небожителей я и хочу поговорить, так это с Шамашем".
Действительно. Как она не подумала об этом раньше?
"Он, должно быть, беспокоится обо мне. Ведь я исчезла, никого не предупредив. И не важно, что я не собиралась никуда уходить, скорее даже наоборот, но… – но, если подумать, это ее не извиняло. – Мне просто необходимо найти способ сказать Ему… – и Мати решилась: – Попробую сочинить заклинание для Шамаша. Нет, – она покраснела, поняв, что сморозила глупость, – не заклинание, конечно – молитву.
Заклинают ведь тех, кого хотят подчинить себе – демонов, духов и призраков.
Богов же молят. Особенно Шамаша… Может быть, Он услышит меня, поймет, как Он мне нужен… Что я… Что я на все готова, лишь бы Он позволил мне вернуться…
Даже идти тенью последней рабыни. Лишь бы…" В ее глазах блеснули слезы. Рука же, пошарив рядом с собой, натолкнулась на свиток – Гареш еще в первые дни дал ей несколько листов чистой бумаги и угольный карандаш, чтобы она могла записывать все, что покажется ей важным. Только у нее никак не доходили руки. До сих пор…
"Что ж…" – пожевывая губу, Мати несколько мгновений размышляла, теребя край листка, затем развернула его.
"Я непокорна и горда
Была всегда…
Слова стали складываться как-то сами собой, одно цеплялось за другое так, словно вместе с ним и родилось.
С тобой – всегда.
Я презирала слово "нет"…
Ну что за блажь! Ну что за бред!
Я обходила стороной
Тебя луной… Ох, бог ты мой,
Виной всему любовь и страх.
Что будет все совсем не так,
Как мне б хотелось, что придет
Разлуки год, обид черед:
Что мы расстанемся, когда
Растает день мой без следа…
Но нынче мне уж все равно,
Что было сном, что будет сном.
Я об одном прошу: "Позволь
Мне быть с тобой, любимый мой!" Она старательно выводила символ за символом. Их рисунок был четок и красив.
Удивительно, обычно у нее получалось все совсем не так – словно ветер чертил по покрову снегов. А тут…
"Наверное, что-то действительно получилось… – в глазах Мати была грусть. – Только не молитва. Так объясняются в любви, а не… Эх! Вечно у меня все не так, как нужно! Что с предсказанием, что с заклинаниями… И правильно, что у меня нет настоящего дара Хранителя. Если бы был, я б умудрилась натворить столько бед…!
Хотела бы согреть, а вместо этого спалила бы все к демонам!" – ее пальцы быстрым, заученным движением свернули свиток, рука засунула его поглубже под подушку.
Сначала она хотела взять и сразу же порвать лист, но потом пожалела.
"Пусть это не молитва, но тоже что-то… что-то, в чем теперь живет частица меня…" Несколько мгновений Мати сидела, бездумно глядя в пустоту и теребя край одеяла.
Потом, забыв о том, сколько ей лет, девушка сунула палец в рот и начала сосредоточенно грызть ноготь, совсем как маленький ребенок, еще не доросший до того возраста, когда родители начинают шлепать за это по губам, отучая от дурной привычки.
Вокруг воцарилась тишина, в которой был слышен лишь хруст снега да скрип повозки.
"Девчонки, наверно, уснули… – решила Мати. – Странно, ведь еще рано, а они обычно засиживаются до полуночи, шепчась о чем-то…" – она не стала добавлять – "мешая мне спать", – хотя это было именно так.
Она была не такой, как Нани и Инна. И эта несхожесть проявлялась подчас в самых неожиданных вещах. Вот, например: Мати всегда ложилась рано, еще на закате, сразу после ужина. Но так же рано и вставала – землю еще укутывала ночная мгла, в которой величественной госпожой шествовала по небу луна, и было еще далеко до рассвета. Чужачки же, наоборот, казалось, только вечером и начинали жить: что-то делали, обсуждали, бегали в гости или звали к себе. И при этом бывали очень недовольны, когда Мати случайно будила их до полудня.
Это было так неудобно – подстраиваться под них! Ей никак не удавалось выспаться, она чувствовала себя все время разбитой, полусонной, и Мати даже начало казаться, что ей перестали сниться сны потому, что она просто не успевала заснуть к их приходу, вновь и вновь опаздывая на встречу.
"Может быть, сегодня, наконец… " Она осторожно приоткрыла полог повозки, выглянула наружу. Ветер стих. И даже немного потеплело. Дыхание снегов было свежим, дурманящим и таким спокойным, что Мати не смогла сдержать зевок.
"Как же мне хочется спать! " – она чувствовала себя так, словно за месяц, проведенный в чужом караване, ни разу не сомкнула глаз.
Мати быстро надела полушубок, натянула на ноги валенки со снегоступами.
"Выскочу на мгновение, а потом сразу спать".
Она торопилась, мечтая о сне, придумывая на ходу, что бы ей могло присниться.
"Сказочный мир. Полный чудес… Такой, как тот, в котором я была на день рождения… Вот бы вернуться во сне в тот день, пережить его еще раз, с самого начала – того мига, когда я проснулась, и до позднего вечера, когда, усталая, уснула, прижимая к груди Шуши… Тогда все было иным… Я была иной… Мир казался таким прекрасным… Несмотря на все беды, которые жили в нем… " Мати была почти уверена – если ей удастся заснуть, думая об этом, она сможет призвать свой сон-мечту. Нужно было только очень постараться, не потерять нить, сохранить чувство, которое полнило сладостью дух.
"Это не сложно, – подбадривала она себя, быстрой серой мышкой забираясь обратно в повозку. Одна рука поспешно задернула полог, в то время как вторая уже расстегивала одежду, – у меня все полу…" – она замерла на половине слова, половине движения, едва увидела чужачек, сидевших на ее одеялах. Нани держала в руках только что вытащенный из-под подушки свиток.
– Отдай! – дико вскрикнув, Мати бросилась к ней, но Инна схватила ее за руку, останавливая на половине пути. Девушка попыталась вырваться, но тщетно: удивительно, какой силой оказалась на деле та, которая виделась всего лишь красивой дурочкой.
Она забилась зверем, нанизанным охотником на копье, а ее спутницы по повозке только смеялись.
– Посмотрим, что тут у нас, – Нани начала разворачивать свиток.
– Не смей! Это мое! – кричала, продолжая сопротивляться, Мати. – Боги…
– Боги? – брови Нани приподнялись в наигранном удивлении, в то время как ее губы скривились в усмешке. – При чем тут боги?
– Они покарают вас!
– За что? Мы не совершаем ничего предосудительного!
– Вы… Вы крадете…
– Она еще оскорбляет! Ты слышишь, Инна?
– Да, – процедила сквозь стиснутые зубы ее подруга, которой с каждым новым мигом становилось все труднее удерживать чужачку. Но она тоже не собиралась сдаваться.
– Если кто-то что-то записывает, значит, хочет, чтобы прочли другие.
– Нет!
– Не нет, а да! Какой иначе смысл переводить драгоценную бумагу, созданную силой Хранителя?
– И вообще, – подхватила ее мысль Инна, – все слова, которые обрели знак, не просто могут, но должны быть прочитаны! Это их предназначение!
– И наше тоже!
– И нам уже давно пора выполнить свое предназначение! Читай, Нани!
– Нет!
Но караванщицы только презрительно фыркнули. Они играли. И эта игра казалась им все более и более забавной.
– Читай же, Нани! Не томи!
– О да, я готова!
"Я непокорна и горда
Была всегда…
– Забавно! Это что? Легенда о самой себе?
Я об одном прошу: "Позволь
Мне быть с тобой, любимый мой!" -Нет, подруга, это не легенда, это – признание в любви!
– Потрясающе! Любовь – и легенда! Такого не было со времен великого Гамеша!
– Тогда все было наоборот. Он любил, и…
– И вообще – тогда это было…
– Ведь это был Хранитель.
– И не простой Хранитель.
– А тут…
– Фу-фу!
– Фу! Кому это может быть интересно?
– Да никому!
– Вот только… Хотелось бы мне знать, в кого это влюблена наша загадочная гостья?
– Какое вам дело! – процедила сквозь зубы покрасневшая от ярости и смущения девушка.
– Просто так!
– Просто так!
– А, вообще, это ведь не важно, правда, Инна!
– Конечно, Нани! Это должен быть кто-то из ее родного каравана. А, значит, она никогда не вернется к нему.
– И если останется здесь, то выйдет за другого.
– Точно! Даже если будет против! Хозяева каравана не упустят шанса породниться…
А-й! – Инна вскрикнула от боли. – Эта мышь еще и царапается! – выпустив чужачку, она быстро поднесла руку к вспыхнувшей огнем щеке, взглянула на ладонь – она испачкалась алым. – До крови! – взвыла девушка. – Если ты изуродовала меня… – Инна оттолкнула от себя девушку с такой силой, что та, отлетев в угол повозки, ударилась спиной о край сундука так сильно, что ей в какой-то миг даже показалось: внутри что-то лопнуло, сломалось, залив сознание жуткой болью.
А Инна уже была рядом.
– Да я тебя…! – ее пальцы вцепились в волосы.
– Остынь! – вынуждена была прикрикнуть на подругу Нани.
– Но она изуродовала мне лицо! – та была взбешена и готова на все.
– Нет!
– Что нет? Ты видишь это? – она сунула руку прямо в лицо своей спутницы.
– Я вижу это! – та ткнула пальцем ей в щеку.
– Ай! Больно же!
– Не скули!
– Она оцарапала мне лицо!
– Всего лишь царапина! А ты можешь ее серьезно покалечить!
– С каких это пор ты заступаешься за чужачку? И в такой момент! Это выглядит как предательство! Это и есть предательство!
– Мы хотели только пошутить! Пусть все и остается шуткой!
– Ха-ха! Мне почему-то совсем не хочется смеяться!
– Вы… – очнувшись, Мати зашевелилась, застонала от боли. – Вы сломали мне спину!
– Разве? Почему же ты тогда шевелишься? У нас в караване был один. Чинил полозья.
Но что-то пошло не так. В общем, повозка рухнула прямо на него. Вытащить его вытащили. И он даже был еще жив. Но не мог и пальцем двинуть. Вот у него действительно была сломана спина. А ты… Ты больше притворяешься!
– Я не… – начала она, но умолкла, поняв, что все ее слова, даже самые искренние, пропитанные болью как слеза солью, будут только высмеяны. Девушка тяжело вздохнула, поморщившись, шевельнулась, отодвигаясь от жесткого угла сундука, подтянула ноги к животу, надеясь, что так боль будет слабее, но она только усилилась.
И Мати вновь выпрямилась.
– Ладно, пошли спать, – окинув ее презрительным взглядом, проговорила Нани.
– Если утром на моей щеке будет хотя бы пятнышко – пеняй на себя! – угрожающе проворчала Инна, однако последовала вслед за подругой. – Всю шутку испортила.
– Ну и пусть. Зато теперь мы знаем ее тайну. Любовную тайну!
– Я…
– Что ты? – резко оборвали ее чужачки.-Что ты можешь? Расцарапать мне все лицо?
– А еще укусить! Она ведь мышь! А мыши кусаются! Так что держись от нее подальше!
Мало ли что ей взбредет в голову!
– Я – Творец заклинаний, и…
– Ты слышала! Она! Творец заклинаний! – они прыснули от смеха.
– Животики надорвешь! Ой, держите меня, я больше не могу! – Нани согнулась пополам.
– Это правда! – Мати же была готова заплакать. Обида смешалась со страхом, а стыд с брезгливостью. В же груди все росла и росла ярость, такая сильная, что, казалось, еще мгновение – и она, вспыхнув костром ярче солнца, сожжет все вокруг.
– И если я сложу слова…
– В заклинание, да? Что же ты до сих пор этого не сделала?
– Вместо того чтобы царапаться?
– Нани! Не напоминай мне об этом, а то…
– Что? Тоже сочинишь заклинание? У нас тут одни Творцы заклинаний! – фыркнула она.
А Мати глядела на чужачек, и ее губы все сильнее сжимались.
"Ну хорошо же! – глаза наполнились алой дымкой злости. – Хорошо! Сейчас…
Сейчас я вам покажу! Я… Я отомщу за все те обиды, всю ту боль…" – ей страшно захотелось заставить их страдать, хотя бы в половину того, как страдала она.
– Пусть все как в зеркале назад
Оборотится, встретив взгляд,
Который… – она остановилась, чувствуя себя, словно бежала куда-то быстро-быстро и вдруг, со всего маху налетела на стену-невидимку, преграждавшую путь.
– И это все? – глаза ее спутниц, в которые в то мгновение, когда прозвучали первые слова заклинания, начал вползать страх, стоило ей замолчать, вновь развеселились. Они смеялись даже громче, чем их губы, которые были заняты другим:
– А где гром с небес? Или что там должно быть? Вон даже метель утихла.
– Неудачница! – фыркнула Инна.
– Неудачница! – пренебрежительно бросила Нани. – Пошли. А то может быть это заразно! – и они двинулись в сторону своих одеял.
– Подождите! – вскрикнула им вслед Мати.
– Что? – те остановились. – Ты придумала продолжение?
– Интересно будет послушать. Особенно гром среди ясного неба. Я никогда прежде не слышала…
– Я тоже.
– Так что же, Творец заклинаний? Мы ждем!
– С нетерпением!
– Почему вы так жестоки? В чем я виновата? Я ведь ничего не сделала!
– Я говорю – неудачница! – скривилась в усмешке Нани. – Ей был дан шанс, о котором можно только мечтать, а она умудрилась все испортить!
– Точно! Ну что еще тебе от нас нужно?
– Отдайте свиток! Пожалуйста! – она сдалась, перестав сопротивляться, готовая на все, что угодно, любые унижения, лишь бы вернуть его.
– Попроси получше! – сразу поняв это, ухмыльнулась Инна.
– Да ладно, хватит, – Нани широко зевнула. – А то спать очень хочется. Прямо невмочь! – она снова зевнула, а потом небрежно швырнула Мати свиток, не сказав даже "забирай".
– А-ах, – Инна тоже зевнула. – Ты права, подруга. Я чувствую себя так, словно уже наполовину сплю!
– Странно это, вроде только что совсем не хотелось…
– Не забивай себе голову ерундой. Сон – он от богов. Если он пришел – значит, такова воля госпожи Айи.
– Да будет воля Ее.
– До самого пробуждения от вечного сна.
– До пробуждения, – и, завершив обычный обряд отхода ко сну, они провели ладонями по лицу, смахивая с него словно капельки пота следы минувшего дня, освобождаясь от прошлого ради грядущего.
– Да будет Ее воля… – сама не зная почему, повторила Мати, потом всхлипнула, потерла глаза, из которых так и не пролилось ни одной слезы.
"Плохо, как же мне плохо!" – ей хотелось кричать от боли, реветь, выть, рвать волосы, а она не могла даже заплакать. Потому что слезы… С тех пор, как она увидела стены Курунфа, они замерзли в глазах, превратились в кусочки льда, огненного льда, которые все время тлели угольками, выжигая душу.
Мати шевельнулась, стараясь дотянуться до отлетевшего в сторону свитка, глухо вскрикнув от резкой боли в ушибленной спине.
"Хорошо хоть они не поняли, кому я признавалась у любви, – мелькнуло у нее в голове и это была единственно хорошая мысль. – Если бы они только узнали… – ей было и подумать страшно о том, как бы она чувствовала себя, если бы эти стервы узнали о Шамаше. И стали смеяться, издеваться… – Я бы не выдержала. Убежала бы в снега… А сейчас… – она нахмурилась. – Интересно, почему на этот раз у меня не получилось с заклинанием-молитвой? – нет, она не особенно верила, что в сложенных ею словах будет сила. Все-таки, она не была настоящим Творцом заклинаний, а… Мати и сама не знала, кто она. – Они правы. Я неудачница. Хотя…
Может быть, и хорошо, что так. Потому что… Не знаю, смогла бы я жить, если бы этой силой, этим даром убила… Пусть даже самых мерзких, противных людей на свете. Потому что… Дар не может, не должен убивать… – она зажмурилась, боясь самих мыслей об этом. Хотя еще каких-то несколько мгновений назад она только об этом и мечтала – чтобы их не стало, готовая заплатить всем, чем угодно. – Дура! – сжав губы, прошептала она. – И трусиха! Ничего-то ты не можешь! Только мечтать…
В это миг Мати ненавидела себя так сильно, что даже почти желала себе смерти.
Обычно когда она думала о вечном сне, ей становилось страшно. Не потому что она не верила, что смерть – не конец, а лишь сон, как раз наоборот – верила. Так же сильно, как верила в богов, существование которых, конечно же, не вызывало у нее и тени сомнений. Как может сомневаться в этом человек, который идет тропой бога солнца? Она верила – поэтому и боялась. Ей не хотелось засыпать навсегда, ведь пробуждения придется ждать целую вечность, которая, кто знает, как долго продлиться. Она боялась потерять себя вместе с душой, которая должна будет уйти в подземный мир. Что если она не вернется и потом, после пробуждения? И какой она вернется? И вообще, так было – и все.
Но на этот раз она чувствовала себя иначе. Мысль о смерти несла в себе покой.
Даже подумалось, что это – лучшее решение всех ее проблем.
"Не будет боли. Не будет забот…" Не будет вообще ничего, за исключением сна – но это ее беспокоило куда меньше того, что случится утром, когда ей придется проснуться.
"Они ведь не забудут. И вновь начнут издеваться… – Мати тяжело вздохнула. – Ладно. Это все будет только утром… Утром… Станет совсем невмоготу – вон они, снега пустыни, сделай незаметно в ночи несколько шагов в сторону – и все…" -Это неправильно, – донесся до ее слуха голос. – Смертный не должен звать смерть.
– Кто здесь? – Мати вскинула голову, огляделась вокруг – и с облегчением вздохнула, увидев, что больше не сидит в повозке. Вокруг блистал своим ярким светом полный зелени и цветочных ароматов мир сновидений. Рядом же, на причудливом камне, чем-то походим на трон, восседал Лаль. – А, это ты… – наверное, впервые за все время их знакомства, Мати была даже рада видеть повелителя сновидений.
– Просто чудо какое-то, – поняв это, довольный, хмыкнул Лаль, – знал бы, что чужаки так благотворно на тебя подействуют, давно бы перенес в другой караван.
– Благотворно? – вместо того, чтобы броситься на него с кулаками в приступе ярости, она лишь как-то укоризненно снисходительно взглянула на него.
– А как же иначе! Ты только сейчас начала жить.
– Разве прежде я не жила?
– Нет. Это была не жизнь. Вернее – не жизнь смертного. Это была легенда.
– Мне нравилось жить легендой.
– Может быть. Это занятно. Но не правильно.
– Почему?
– Любой смертный рождается с каким-то предназначением. Большим, маленьким – не важно.
– А разве легенда – не…
– Нет, – грустно улыбнувшись, Лаль качнул головой. – Ты, конечно, можешь мне не верить, но это так.
– Откуда ты знаешь? Ведь ты – не смертный, ты бог!
– Вот именно – бог. А боги, видишь ли, они всеведущи. Но ты мне все равно не веришь, что бы я ни сказал, как бы искренен ни был при этом.
– Верю – не верю… – Мати вздохнула. – Какая разница?…А я так и думала, что это ты… – вдруг проговорила она.
– Я? – брови Лаль удивленно приподнялись. – Что – я? Будешь снова обвинять меня во всех гадостях мироздания?
– Ты перенес меня сюда.
– В мир сновидений? Конечно.
– Нет! – она начала злиться. – В караван Гареша!
– Вообще-то, если честно – не я.
– Как это? – она так растерялась, что даже забыла возмутиться, обвиняя собеседника во лжи.
– Вот так… – Лаль развел руками. – Мне даже самому странно, как это получилось.
– Как я оказалась в этом караване?
– Да нет, это-то мне как раз понятно. Но вот как получилось, что все произошло не по моей воли. И самое такое, я ведь собирался. Во всяком случае, сделать нечто подобное. Но все раздумывал, куда бы тебя отправить.
– Как это "куда"?! Где еще мне было бы так плохо? Где еще меня могли так расстроить, унизить, оскорбить, обидеть, сделать все возможное и невозможное, чтобы я стала легкой для тебя добычей?!
– Где-где… – проворчал Лаль, а потом и вовсе вздохнул.- Возможностей масса. И куда более подходящих, чем эта, уж поверь мне.
– А если не поверю?
– Ну… – он хмыкнул. – Тогда мне придется объяснять, тратя на это время.
– Разве у нас мало времени? Я ведь только что заснула. Впереди вся ночь.
– Когда ты, наконец, поймешь, – недовольно поморщился бог сновидений, – что в моем краю время течет совсем не так, как на земле! И один миг…
– Здесь может равняться вечности там. Я помню. Но еще я помню, что в твоих владениях все происходит так, как ты того хочешь. И если ты захочешь, все будет наоборот.
– Да, да, конечно, – поспешно закивал Лаль. – А ты цепкая.
– Какая есть. Так в чем дело?
– А дело, – Лаль поднялся со своего трона, подошел к девушке так близко, что она увидела рисунок ночного неба, отразившийся в его глазах, – собственно, в том, что я слишком хорошо знаю, какая ты упрямая. Ты должна быть в безвыходном положении, чтобы сдаться.
– На твою милость. Так ты признаешь, что добивался именно этого?
– Чего? – он вздохнул, умолкнув, несколько мгновений жевал губу, потом продолжал:
– Ты, конечно, видишь во мне причину всех своих бед…
– А в ком же еще!
– Девочка, я никогда не был твоим врагом.
– Как же тогда…
– Я использовал тебя. Да, это правда. Признаю. Но не более того. Смертному, даже если ему покровительствует сам повелитель небес, не поздоровилось бы, угоразди его завести врага среди богов.
– Ты мой враг! – упрямо прошептали губы Мати.
– Думай, что хочешь. Ненавидь меня, если тебе так легче. Но… Х-х. Среди богов есть те, кто любят многих и так же многих ненавидят. Есть же однолюбы и малолюбы.
Так вот, я – одноненавистник. Я ненавидел, ненавижу и буду ненавидеть только одно существо на свете – мою безжалостно-жестокую сестру. Все, что я делаю – это стремлюсь ей отомстить. Все, чего я хочу – причинить ей как можно больше боли.
Чтобы она поняла, каково страдать. Ради этого я готов делать все, что угодно, творя самые мерзкие дела, становясь в глазах людей… Как бишь говорят эти караванщики, твои новые спутники? "Обманщиком, который немногим лучше Губителя", – он криво усмехнулся, затем, вздохнув, за миг закрыл глаза. – Право же, мне совсем не хочется быть таким.
– Так совершай добрые поступки, а не…
– Ты не поняла, девочка. Я не хочу быть "немногим лучше". Если быть плохим – то самым плохим. Так же и с добром. "Совершай добрые поступки", говоришь ты. Зачем?
Тут мне совсем ничего не светит. Я не дурак и прекрасно понимаю, что с Шамашем мне не сравниться. Да и как-то не особенно хочется. Потому что, попытайся я, мне пришлось бы отказаться от планов мести. А я никогда этого не сделаю. Так что…
Буду пытаться стать хуже Нергала. Тем более что, с твоей помощью, кажется, мне удастся это сделать. Ведь благодаря тебе он становится лучше… – он вдруг умолк, взглянул на нее, спросил: – О чем это я?
– Ты собирался доказать, что ты мог бы выбрать для меня и что-то похуже этого каравана.
– Да, конечно.
– Хуже быть не может!
– О, девочка, девочка! Что ты понимаешь! Обидели ее! Подумаешь! Но посмотри на это иначе. Ты в полной безопасности, среди людей, которые знают, что ты – спутница бога солнца со всем вытекающим из этого. Они боятся Его гнева, а потому не тронут и волоса на твоей голове.
– Не все… – шевельнулись губы Мати, в то время как глаза блеснули алым пламенем злости.
– О, – заметив это, Лаль, довольный, улыбнулся, – как мне знаком этот блеск!
Хочешь отомстить им? За боль, за унижение? Я могу помочь.
– Чего ради ты станешь мне помогать? – недоверчиво взглянула на него молодая караванщица.
– Ну… Почему бы нет? Месть она, знаешь ли, тоже объединяет… В некотором роде.
Так что, – он развел руки, словно говоря: "Прошу. Только пожелай. И эти двое пожалеют о том, что вообще явились на землю людей".
– И… И какую цену ты запросишь за помощь?
– Цена! Ну при чем тут цена! Неужели нельзя ничего сделать просто так? Нет, ты, все- таки, совсем не та возвышенная душа, какой кажешься в первый миг. Торговка – она и есть торговка.
– Я не стыжусь своего пути! – она гордо выпрямила спину, расправила плечи. – Всему есть цена. Просто она не всегда заключена в блеске монет. Что я должна буду сделать для тебя? Стать твоей посвященной?
– Цена… Ладно, давай говорить на том языке, который тебе понятен. Если хочешь что-то продать, ты ведь не станешь запрашивать цену, большую той, которую покупатель может заплатить, верно? Вот и я не собираюсь требовать от тебя ничего невозможного. Да я… В сущности, заплатив эту "цену", ты получишь ничуть не меньше меня!
– Ты хочешь, чтобы я отказалась от снов Матушки метелицы, и приняла…
– Да нет же! – не выдержав, вскричал, всплеснув руками, бог сновидений. – Ну что за глупая девчонка! Оставайся ее рабыней. Если тебе этого хочется!
– Я не рабыня…
– А кто же еще? Если кто-то кому-то служит, он – раб!
– Слуга!
– О, какая огромная разница! Девочка, а ты разве не думала о том, что если не я закинул тебя в этот караван, то единственный, кто это мог сделать, это твоя любимая Матушка метелица?
Мати опустила голову на грудь, пряча глаза. Конечно, ей приходила в голову эта мысль. Но признаться в этом, и кому – Лалю! Нет! Ни за что и никогда!
– Никто другой не стал бы пользоваться для этого сном, – между тем продолжал повелитель сновидений. – Шамаш… Он, конечно, способен на все. Богу солнца подвластны все стихии. Он мог решить, что вдали от того места, где остановился ваш караван, тебе будет безопаснее…
– Он бы сказал мне!
– Не обязательно. Ты… Ты смотришь на него… как бы это сказать… очень особенными глазами. Которые видят только достоинства, и при этом не замечают недостатков. Хотя… На мой взгляд, способность решать за других – не недостаток, а… необходимость, без которой бог не был бы богом… Х-х… – громко выдохнул Лаль. – Но дело даже не в этом. Мне оказалось достаточно понять одну, всего лишь одну вещь, чтобы убедиться: Шамаш тут ни при чем. Хочешь узнать, что это?
– Нет, – неожиданно для него и для самой себя Мати качнула головой. – Какая разница?
– Подумай, девочка. Подумай. Раз это не Шамаш, значит, Он вовсе не хотел, чтобы ты была где-то вдали, в чужом караване. И ты не нарушишь Его волю, если…
– Чего ты от меня хочешь? – караванщица подняла на бога сновидений измученный взгляд покрасневших глаз.
– Чтобы ты вернулась назад, в свой караван! Только и всего! Уверен, в этом наши желания совпадают, так что…
– Так давай, верни меня! Если ты сделаешь это… – она чуть было не сказала: "Я буду вечно благодарна Тебе за помощь!" – но в последний миг умолкла, словно кто-то украл ее слова, прежде чем они успели сорваться с губ.
– Я не могу! Айя! Она удерживает тебя здесь силой так же, как когда-то заперла меня во крае сновидений!
– Что же тогда делать? – она готова была опустить руки, смирившись с волей богини, но сердце так билось, так рвалось на свободу из серой клетки… – Браслет! – вдруг поняла Мати.
– Браслет, – мрачно повторил за ней Лаль. – Бездна его забери!
– Ты хочешь, чтобы я сняла его? Это твоя цена?
– Да носила бы ты его хоть всю жизнь! Мне какое дело? Мне даже лучше – он знак того, что Нергал не черен, словно слепая ночь, что и у него в душе есть место для звезды, а, значит, для меня есть возможность превзойти его. Но… – скривившись, Лаль на миг умолк с таким видом, словно только что съел самую горькую, самую кислую ягоду на земле. – Это была не моя игра! – процедил он сквозь сжатые губы. – Я вообще не хотел в нее вмешиваться! Угораздило же меня…
Решил – о, чем не хорошая возможность расквитаться с сестрой! И… И сам угодил в эту расставленную неведомо кем ловушку!
– Ты…
– Загадал желание! В конце концов, у богов тоже есть свои мечты! Почему бы нет?
Все было так замечательно. Сначала. Оно почти сбылось. Сбылось бы, если бы не твой проклятый браслет!
– Твое желание… Оно касалось меня?
– А самое обидное, – продолжал Лаль, не слыша ее, – что, не поторопись сунуть свой нос в трещину, всего через мгновение увидел бы, что не было никакого смысла: эта мысль пришла в голову не мне одному.
– Кто-то еще хотел убить меня?
– Убить! – фыркнул Лаль. – Да кому нужна твоя смерть! Речь скорее о том, чтобы тебя облагодетельствовать. Исполнить заветную мечту. Ну, ты сама знаешь!
– Ты имеешь в виду… – она сразу поняла, о чем говорил бог сновидений. – Я…
Шамаш… – только и смогла пробормотать Мати.
– Ты и Шамаш, Шамаш и ты… Кто-то из вас двоих против? Кому-то из вас двоих это во вред? Видит бездна, нет! Все, чего я хотел – отнять у сестры того, кто был ей дороже всего! Исполнить свою месть! О, сладкая месть!…Девочка, сними браслет.
И ты станешь самой счастливой из смертных! Твоя жизнь… Она будет не просто чудом, сказкой, а… а… самой мечтой!
– Но госпожа Айя…
– Забудь о ней! Какое тебе до нее дело? В отличие от тебя, ее не беспокоят чувства соперницы. Более удачливой соперницы, заметь, ведь у тебя куда больше шансов добиться своего! Нет, она не стесняется в выборе средств. Вон – выкинула тебя прочь, в снега, привязала к чужому каравану – и довольна. Но у тебя есть шанс оказаться сильнее ее. Сними браслет – и твоя мечта исполнится!
– Не-ет, – качнула головой Мати, но в этом ее отказе было что-то от неуверенности.
– Я… Я не могу… – но ей так хотелось! – Я не должна… – она не до конца понимала: а, собственно, почему? Почему она может ненавидеть Нани и Инну, плюнувших в ее душу, Лаля, чуть не отнявшего у нее жизнь, но только не госпожу Айю, которая вынимала из груди еще живое, бьющееся в ледяных руках сердце, не заботясь, что на его месте остается пустота. – Шамаш велел мне не снимать браслет. Что бы ни случилось, – она не могла нарушить волю того, кого любила больше, чем свою мечту.
Лаль несколько мгновений глядел на нее, ничего не говоря, затем чуть наклонил голову.
– Вот я и говорю, – мрачно начал он, – если бы я стоял за всем, произошедшим с тобой, то причинил бы тебе куда больную боль. Это б убедило тебя лучше…
– Что ты мог мне сделать! Оставить умирать в снегах пустыни?
– Смерть – не самое страшное. Ты-то должна знать. Есть кое-что похуже смерти – жизнь… На земле людей много городов. Среди них есть и те, где еще не знают о возвращении Шамаша, о том, что он путешествует по земле людей вместе с людьми каравана и что среди этих людей есть такая девочка Мати. Что бы ты там ни рассказала, тебе бы не поверили.
– И… И, решив, что я безумная, богохульница… Не знаю, кто там еще. Не важно.
Приговорили бы меня к смерти…
– Зачем? К жизни. Рабыней. А что такое рабыня? Вещь. А хорошенькая рабыня? Ты ведь красивая, Мати. И, спустя какое-то время, будешь еще красивее. Вещь для удовольствий…
– Хватит! – поняв, наконец, к чему вел бог сновидений, она представила себе жизнь, от которой ей еще сильнее захотелось умереть. – Я не хочу больше слышать!
– Ты бы сама сняла браслет. Без моих уговоров, объяснений…
– Я убежала бы в снега!
– А цепи на что? Тебя бы удержали. А в случае чего – быстро поймали. Ты бы и до грани оазиса не добралась. Ты ведь караванщика. И потому слишком плохо знаешь городскую жизнь. Чтобы найти место, где можно было бы спрятаться. Чтобы… чтобы хоть как-то устроиться… Мне бы очень не хотелось поступать так с тобой. Право же, ты мне симпатична… Я уже говорил тебе… Но…
– Ты… Ты… Мерзкий, гадкий, самый жестокий бог!
– Ничего личного, девочка, ничего личного. Я просто привык добиваться того, что хочу. И, потом, ты ведь знаешь: чтобы избавиться от всего этого кошмара, тебе не нужно даже жертвовать жизнью. Достаточно только снять браслет – и все закончится.
– Никогда!
– Да, да, знаю. Смертные всегда так говорят: "Я никогда не сделаю этого!" И еще добавляют: "Клянусь пробуждением от вечного сна!" Или: "Клянусь посмертной радостью моей души!" Вот только жизнь от слов даже дальше, чем мечта.
– Я…
– Теперь ты скажешь, что другая. Хотя… – он вдруг задумался. – Может быть.
Может быть, все не так уж и плохо… И нам не придется этого выяснять.
А затем вдруг…
– Что? Что происходит? – Мати ощутила какое-то странное беспокойство. Словно солнце повернулось вспять, а она не заметила этого и не успела двинуться вслед за ним.
– Да так… – он небрежно махнул рукой. – Не обращай внимание, – однако вся его фигура как-то разом напряглась, взгляд стал сосредоточенно остер. – О чем мы говорили?
– Мне нужно вернуться! – чувствуя, что теряет контроль над своим волнением, выпалила Мати.
– Да, именно об этом. Для тебя нет ничего проще – вернуться в свой караван…
– Нет!
– Нет? – его брови изогнулись, однако было в этом удивлении что-то наигранное.
– Я… Я о другом. Мне нужно проснуться! Прощай!
– Чего это ты вдруг так заторопилась? Мы не договорили…
– В другой раз.
– А если другого раза не будет?
– Этот разговор нужен тебе.
– И тебе тоже.
– Он нужен тебе, – упрямо повторила Мати, – а раз так, ты найдешь возможность.
– Ее может не представиться. Твои сны становятся мне все более и более чужими. Ты все дальше уходишь от меня, и скоро может прийти ночь, когда…
– Пусть! Не важно! – она заметалась, закрутила головой, ища выход. – Я должна проснуться! Сейчас же!
– Но… – он все еще пытался ее удержать, даже протянул руку, пытаясь взять за локоть, но Мати выскользнула из его пальцев, словно ветер, и тотчас, покинув мир сновидений, проснулась в повозке медленно бредшего по снегам пустыни каравана.
Первым, что она почувствовала, очнувшись, был холод в ступнях ног, и такой сильный, будто они не просто вылезли из-под одеяла, но еще и потеряли где-то шерстяные носки.
"Странно… – успела подумать Мати. – Кому могло понадобиться…" А потом ей показалось, что кто-то взял ее за щиколотку. "Демоны! – страх холодным ветром пронзил насквозь ее тело, заставив затрепетать душу. – Они нашли меня среди снегов! Отыскали способ снять браслет без моей воли, и сейчас… – Мати понимала, что должна защищаться, не позволяя им осуществить задуманное. Но страх, который обычно гнал вперед, давая силы, на этот раз сковал ее такой толстой коркой льда, что девушка была не в силах даже шевельнуться, приподнять веки, чтобы взглянуть в лицо своей беде. – Шамаш! – ей оставалось только молиться.-Помоги мне!" Однако уже мгновение спустя страх сменился любопытством: "Интересно, а какие они, эти демоны?" – мелькнула у нее в голове шальная мысль. Что бы там ни было, Мати оставалась самой собой – любопытной даже в страхе.
И она открыла глаза. Когда девушка увидела, что это всего лишь ее спутницы по повозке, первое, что она испытала, было разочарование и только потом – некоторое облегчение. И уже после, несколько долгих мгновений спустя, Мати задумалась: "А что, собственно, они делают?" -Давай быстрей! – громко зашипела на подругу Инна, торопя. Она бросила быстрый взгляд на чужачку, которая в самый последний момент почему-то поспешно закрыла глаза, решив притвориться спящей. – Она может проснуться!
– С чего бы это? – проворчала Нани, склонившись над ногами Мати. – Спала себе, спала – и именно сейчас решила…
– Ну что там такое?
– Не получается!
– Дай посмотреть!
– Эта штуковина…
– Нет, ты подумай: ну что за дура – носить браслет на ноге!
– Да она вся с причудами! Одной больше, одной меньше. Но вот эти демонские застежки… Две открылись, а третья… Не открывается – и все тут! М-м!
– Тише ты! Разбудишь!
– Лучше помоги!
– Как? – она пододвинулась к подруге.
– Вот, зажми здесь, и…
Мати вздрогнула, ощутив прикосновение холодных пальцев.
– Ой! – вскрикнула Инна, отшатнувшись в испуге.
Девушка же, понимая, что дальше притворяться нет смысла, подняла голову:
– Что вы… – начала она.
– Проснулась!
– Я вижу, Инна! – зло бросила спутнице вторая караванщица.
– Что вы делаете?
Те, как-то странно глядя на нее, молчали. Но неважно: она и сама поняла – браслет!
– Зачем… – она хотела спросить – "зачем вы пытаетесь его снять?" но, видя, что пальцы Нани, продолжавшие крутить браслет, наконец, добрались до рычажка, открывавшего последний замочек, оттолкнула от себя караванщицу, а потом, трясущимися пальцами, стала поспешно застегивать все застежки, успокоившись лишь когда браслет вновь оказался накрепко прикреплен к ноге. – Вы хотели…
– Это тот браслет, который подарил тебе Губитель? – спросила Нани, даже не смутившись тем, что ее застали на месте преступления. Единственное, ее лицо несколько скривилось от недовольства тем, что не удалось осуществить задуманное.
Но даже теперь она не думала отступать. – Дай посмотреть.
– Вы… – Мати же захлебывалась яростью. – Как вы могли!
– А что такое? Жалко, да? Жадина!
– Вы чуть не убили меня! – ее глаза наполнились ужасом вдруг пришедшего осознания:
"Ведь браслет совсем не обязательно должна снять я сама! Его могут и…" – нервно дернув плечами, она сжалась в комок, подтянув колени к груди и ухватившись за щиколотки, закрывая их ладонями.
– Ерунда! – фыркнула Нани. – Если что несет в себе угрозу, так это вещь, принадлежавшая Губителю. Не думаешь же ты на самом деле, что она защищает тебя от демонов?
– Но Шамаш…
– Господин Шамаш! – зашипела на нее Инна. – Имей уважение к повелителю небес!
– Ты что думаешь, Губитель стал бы говорить правду своему извечному врагу? Или помогать Его спутнице? Да Он уже раз чуть было не убил тебя, и если бы не повелитель небес…
– Но…
– Ты была бы мертва! "Но"! Какие тут могут быть "но"!
Вздохнув, Мати поджала губы. Что она могла сказать?
– А даже если бы браслет защищал тебя от демонов, – воспользовавшись ее молчанием, продолжала наседать на нее Нани, – здесь-то их нет. Ни одного. Так зачем ты его носишь? И… Что случится, если ты его снимешь?
– Я… – она задумалась. А действительно, что? Чего хотят от нее демоны? Того же, что и Лаль – чтобы она вернулась в свой караван. Но разве она сама не о том же мечтала? А что они сделают, когда она окажется в Курунфе? Исполнят ее заветное желание. Только и всего. Так что же в этом плохого?
– Благочестивый человек, отдавший свою душу служению повелителю небес, не взял бы ничего, на чем стоит печать Губителя, – глядя куда-то в сторону, проговорила Инна. – Б-р-р, – она нервно дернула плечами, – от одной мысли холод пробирает до костей!
– Ей передал браслет бог солнца, – хмуро бросила Нани, – попробовала бы она отказаться!
– Да, – вынуждена была согласиться караванщица, – идти против воли повелителя небес – тягчайший грех. Но все равно я бы никогда не надела вещь, принадлежавшую Губителю, взять бы взяла, поблагодарила бы за милость, а потом спрятала б куда-нибудь подальше…
– Надела, – искоса глянула на нее подруга, – если бы Он велел. Вот только мы-то с тобой ничем не заслужили такую кару. В отличие от нее.
– Кару? – Мати переводила взгляд с одной собеседницы на другую, не понимая ни слова.
– Конечно, – уверенно кивнула Нани. – Что же еще? Носить знак Губителя, так, чтобы все видели: даже несмотря на то, что ты идешь по дороге бога солнца среди Его спутников, ты не безгрешна. И заслуживаешь осуждения.
– Шамаш бы никогда…
– Господин Шамаш!
– Да, я не все делала так, как Он велел, как он хотел! Я… – продолжала Мати, испуганно глядя во вдруг разверзшуюся перед ее глазами пустоту. – Я натворила кучу ошибок и достойна наказания, но… Он сказал бы! Сказал, что…
– А если ты не заслужила Его слов? Если Его молчание – тоже твоя кара?
– В-вы… – от волнения она стала заикаться. – Вы н-не з-з-знаете Его! Он-н…
– Да что там говорить! – прервала ее Нани небрежным жестом. – И так все ясно! Вот, видишь, подруга, мы с тобой оказались правы. В отличие от всех остальных в караване, которых так очаровали легенды, написанные ее дядей, что они не разглядели главного – того, что даже человек одной с ней крови не смог утаить.
– А мы, дуры, сначала думали – вот, спутница бога солнца! – принимая ее игру, подхватила Инна. Она взглянула на Мати со всем высокомерием и презрением, на которые только была способна. – И как хорошо, что мы не успели снять с тебя знак Губителя. Кто знает, может быть, тогда гнев повелителя небес обратился бы и против нас.
"Конечно! – захотелось бросить ей в лицо Мати. – Он был бы зол! Так зол, как никогда! Вы узнали бы на себе, как страшен Его гнев, способный испепелить не только тело, память и душу, но даже дух, не оставив от виновного и следа на тропах земли!" И вообще, после всего случившегося предложение Лаля помочь отомстить не казалось ей таким уж невозможно-плохим.
"Жаль, что у меня не получилось с заклинанием, – искривив в усмешке рот и с презрением глядя на чужачек, подумала она. – Конечно, Шамашу бы это не понравилось. Но где он и где я… Действительно, рядом с ним легко быть хорошей.
Белой и пушистой. А здесь… Нужно жить. В стае собак нельзя быть беззубой. И если мои зубы – заклинания – нужно как можно быстрее научиться ими пользоваться.
И вообще… Может быть, я действительно не такая уж хорошая. И поэтому Эрра в моих глазах – не само зло. И вообще, Творец заклинаний совсем не обязательно должен быть заклинателем демонов. Он может выбрать и путь их повелителя…" – она прикусила губу. Нет, ей бы не хотелось этого – стать приспешницей Губителя и, значит, врагом Шамаша. Ни за что! Она ощутила себя стоящей на краю бездны. А тут еще чужачки, толи по глупости, толи по умыслу подталкивали ее к ней…
Нани с ненавистью процедила:
– Так что носи свой браслет, носи! А может… Может, это не случайно, а? Что Губитель подарил тебе его? Может, ты Его посвященная? Или любовница?
Мати втянула в себя воздух, и поняла, что не может выдохнуть. Она застыла с открытым ртом и округлившимися от возмущения глазами, красная, словно небеса на заре. Она уже почти задохнулась, когда…
"Они больше не шутят. Нет, теперь они издеваются надо мной. И чем сильнее я сопротивляюсь, тем больше им нравится эта… игра. Я… А что если… попробовать… поиграть по их правилам?" И вместо того, чтобы выпалить: "Это неправда!", она, выпрямив спину и подбоченясь, откинула голову назад:
– Это вы только и мечтаете о том, чтобы завладеть сердцем небожителя! Пусть всего на мгновение! Или даже не сердцем – так, мимолетным вниманием! Еще бы, такая честь!
– Ты что, пытаешься нас оскорбить? – Нани фыркнула. – Не на тех напала! Для нас, да что для нас – для всех нормальных женщин это было бы исполнением самой заветной мечты – всего один благосклонный взгляд небожителя! Самое большое счастье, на которое только можно надеяться! А если ты ни разу не мечтала ни о чем подобном, то ты дура больная! Но скорее просто лживая тень! Которая думает, мечтает об одном, а говорит – совсем другое!
– Все, чего я хочу, это быть другом…
– Дружить с небожителями?! Ну точно, чокнутая! Их надо почитать, боготворить! Их надо любить и обожать! А дружба, она – только для смертных.
– Постой, – Инна,несколько мгновений молча следившая за их разговором, решила, что ей пора вставить свое слово, да такое, чтобы его услышали, а ее – заметили, – ну, повелитель небес – да, в Своем великом милосердии и понимании Он способен принять условия дружбы, но Губитель… – она поморщилась, нервно повела плечами, и в этом ее движении было что-то от брезгливости. Да, Губитель – бог. Но, в то же время, Он – повелитель демонов. А демоны – самое мерзкое создание на свете.
– Мы и не говорим… – хотела прервать ее Нани, недовольная тем, что та стала перетягивать внимание на себя.
– А почему нет? – заставили ее забыть о прежних планах слова чужачки.
Это было так неожиданно, что караванщицы даже растерялась. Чтобы эта тихоня, которая большую часть своей прежней жизни, ну, до тех пор, пока ни оказалась в их караване, жила как в сказке, не зная ни забот, ни проблем, и поэтому не научилась ни бороться, ни спорить, ни, как обычно говорят – "держать порыв ветра метели". Добренькая, слабенькая, робкая… Можно было найти множество определений, подходивших к ней как к никому другому.
У Нани не было ни времени, ни желания рассматривать собеседницу или пытаться понять, что на нее вдруг нашло. Она просто продолжала слушать, отмечая про себя, что чужачка стала вдруг ей интересна.
– Он ведь тоже бог. И один из самых могущественных.
– Ты чего это? – Инна в ужасе вытаращилась на нее. Не ожидая ничего подобного, она никак не могла взять в толк, что вдруг случилось. – Ты что, с Губителем собралась дружить?! Ведь Он же… Он… – караванщица не могла даже подобрать слов. Да и о чем тут можно было говорить? Ведь все и так было ясно!
– Ну да, бог, – негромко проговорила Нани, ее глаза сощурились, но не подозрительно или оценивающе – просто в задумчивости. – Если смотреть на все с этой стороны…
– Да как ни смотри! – Мати не унималась. – Может быть, тем, кто по Его воле или на собственный страх и риск осмеливаются называть Его Нергалом, Он и является злым и безжалостным. Но я Его знаю как Эрру.
– Который чуть не убил тебя! – не унималась Инна, в недоумении поглядывая на подругу, не понимая, почему та молчит.
– Меня чуть не убил Лаль! – Мати уже не говорила – кричала.
– Но легенда…
– Да что легенда! – ей стоило замолчать, если она хотела и дальше скрывать правду, но сделать это было уже выше всяких сил, когда девушка чувствовала себя бегущей сломя голову вниз со священного холма. – Она – лишь часть правды. Та, которую захотели дать людям боги! А на самом деле…
– Да, что было на самом деле? – Нани подалась вперед, ловя каждое слово.
– Он спас меня, вот что! Он и Шамаш!
– Ты хочешь сказать, что Они объединились…
– Да! Потому что оба хотели вернуть меня к жизни!
– Нани! – взгляд Инна, устремленный на подругу, был полон ужаса. – Неужели это правда?
– Не бери в голову, – спокойно проговорила та.
– Но это… Если это так…
– Она врет.
– Да, – кивнула Инна. Это объяснение было ей понятно. А, главное, в него все укладывалось и она могла, наконец, вздохнуть с облегчением. – Конечно. Видит, что нам все равно, что она там говорит, и решила таким жутким образом обратить на себя внимание, – она отвернулась от чужачки, которая сразу стала ей понятна, а потому – неинтересна. – И чего только не выдумаешь ради популярности!
– Я не вру! – насупилась Мати. В ее взгляде, обращенном на Сати, читалась нескрываемая злость.
– Ничего себе! – прошептала вмиг покрывшаяся пятнами караванщица, которая почувствовала себя настолько неуютно рядом с чужачкой, что ей захотелось в тот же миг убежать от нее прочь.
– Ну и дура, – процедила сквозь стиснутые зубы Нани.
– Я? – глухо спросила ее вторая караванщица, задетая однако не грубостью подруги, а тем, что ее ответ слишком уж перекликался с ее собственными мыслями. Тем более что она и сама уже жалела о начатом разговоре. Даже случайно задеть своим смехом тень Губителя – кто знает, чем на самом деле все это может закончиться. Особенно когда эта тень может упасть на повелителя небес…
– Она! – Нани больно ткнула пальцем в грудь чужачки.
– И почему же я… – с вызовом начала Мати, но успела сказать лишь пару слов.
– Да потому что, – прервала ее Нани, – не маленькая и должна понимать, что говоришь!
– Правду!
– Нет, ложь! Легенды священны! Они пишутся по воле и с благословения небожителей!
В них – сама истина!
– Но я-то лучше знаю, что было, а чего нет, ведь все это происходило со мной!
– Ты что, хочешь, чтобы кто-то усомнился в них? И в стоящих за ними богах?
– Но… – она открыла рот, чтобы сказать… Но, не произнеся так больше ни звука, закрыла его, затем, подумав еще немного, прикусила губу, поняв, что сказала лишнее.
"Они ведь не случайно скрывали правду… – думала девушка. – Тому была причина.
И заключалась она, среди многого другого, в том, что такая истина слишком невероятна, чтобы ее можно было понять и принять, чтобы в нее хотелось верить…
Ведь… Бог солнца не может вставать на одну тропу с Губителем. Это… Это невозможно! И вообще…" -Да, – продолжала Нани, словно прочтя ее мысли. Впрочем, для этого не нужно было обладать особым даром: только круглая дура не поймет, о чем чужачка станет думать после таких слов, – мы с Инной – не спутницы бога солнца! Нам не позволено называть повелителя небес по имени. Мы не пользуемся Его особой благосклонностью и не живем легендами. Но мы уважаем Его, почитаем, преклоняемся перед Его мудростью, и… На тебя мне за горизонт плевать, но имей хотя бы… Я не говорю о любви, видимо, это слишком сильное для тебя чувство. Имей хотя бы уважение! Хотя бы… признательность, что ли! Ведь Он столько раз спасал тебя!
Он дарил тебе такие подарки, а ты… Ты говоришь о Нем так, словно Он – ничуть не лучше Губителя! "Я хочу только дружить с Ними!" С повелителем небес и Губителем, то бишь. А Они ведь враги, чужачка! И на чью сторону ты собираешься встать, когда Они в следующий раз встретятся в бою? Между Ними, пытаясь Их остановить? И не надейся, не получится! И что тогда? Будешь убеждать себя, какой Эрра добрый, ведь Он спас тебя, подарил этот браслет…
Мати не ожидала от нее таких слов. Нет, она понимала, что Нани, в отличие от Инны, отнюдь не глупа. У нее было хорошее чутье и цепкий, как сказал бы дядя Евсей женский ум. Но что она настолько… даже не умна – мудра, чтобы разобраться во всем… во всем, в чем девушка сама, знавшая куда больше, чем было сказано, так до сих пор и не осмелилась признаться самой себе…
– Они не будут… – она все еще сопротивлялась, хотя слова Нани и прижали ее к самому краю невидимой, внутренней бездны.
А та, зная это, понимая, чувствуя, вместо того, чтобы, наконец, остановиться, продолжала толкать ее вниз с края пропасти:
– Сражаться друг с другом? Будут. Они – вечные враги. Так было, есть и будет! Это правда, а не то, что ты нам тут рассказывала… – она говорила, не умолкая, говорила что-то еще, но Мати больше ничего не слышала. Не могла. Мысли, сомнения, страхи навалились на нее снежным комом, похоронили под собой, отделяя от окружающего мира точно снежным саваном.
"Дура! Дура! Дура!"…
Она даже не заметила, как осталась одна в повозке.