Киш напряженно вглядывался в снега, силясь разглядеть хоть что-нибудь на бескрайних просторах пустыни. Но нет, их белоснежное покрывало было чистым, словно безоблачное небо, которого никогда не коснется ни нога человека, ни лапа зверя.
Юноша чувствовал себя неуютно, не представляя, что делать дальше. Идти вперед?
Но куда? Где искать снежных волков? И вообще ему не хотелось слишком уж удаляться от каравана. И так шатер, оставшийся за спиной, уменьшился до размеров кукольного домика, притулившегося к горизонту.
– Даже охотники не уходят дальше в снега, – пробормотал он.
– Тебе никогда прежде не приходилось покидать караван? – скользнув по спутнику задумчивым взглядом, спросила Мати.
– Почему же? – Киш храбрился, считая, что если покажет хотя бы тень своего страха девушке, та еще сильнее испугается. Нет, пусть не в своих, но хотя бы в ее глазах он будет решительным и отважным. – Я ходил с отцом на охоту. И не раз.
– Да, конечно, – Мати кивнула, казалось бы – с пониманием, однако в ее затуманенных глазах покоя не прибавилось.
– Ты сомневаешься во мне? – это был не простой вопрос, а своего рода словесная ловушка. Скажи Мати "да", она Мати оскорбила б юношу недоверием. А Киш достаточно узнал спутницу, чтобы понимать: она никогда не сделает ничего подобного. Сказав же "нет", она должна была хоть немного поверить в него, убедить себя в этом и успокоиться.
Прикусив губу, Мати молчала, глядя в окружавшую ее со всех сторон белизну снежной пустыни, ничего не замечая, ни на что не обращая внимание, ничего не видя, за исключением пустоты. Прошло какое-то время, прежде чем она проговорила:
– Если я в чем и сомневаюсь, так это в том, что все происходит действительно так, как должно быть.
– Как это? Ведь боги сами своим знаком подтвердили…
– Когда губы молчат, глаза закрыты, а тело неподвижно, как ты отличишь "да" от "нет"? – девушка качнула головой, отвечая на свой вопрос: – Никак, – а потом еле слышно прошептала: -И вообще, это не правильно.
Какое-то время они стояли в полной тишине.
– Мати… – когда молчание стало в тягость, заговорил Киш, спеша наполнить морозную пустоту тишины облаком дыхания и звуком голоса.
– Что? – с неохотой отозвалась девушка.
– Я хотел спросить…
– Спрашивай. Не бойся, за спрос не убивают.
– Шутишь?
– Что мне еще остается? Лучше смеяться, чем плакать.
– Да… А ты могла бы убить?
– Это и есть твой вопрос? – скривив губы в усмешке, караванщица взглянула на него свысока, как обычно взрослый смотрит на наивного ребенка.
– Нет, – Киш смущенно пожал плечами, – хотя, было бы любопытно узнать… Ну, нужно же мне заранее подготовиться, если ты все-таки согласишься стать моей женой… Муж должен знать, чего ждать от жены. А то, может быть, ты какая-нибудь…
– Не бойся, не припадочная, – она спешила все перевести в шутку. Ей было невыносимо даже думать о том, что именно таким и будет ее будущее – самая обычная жизнь замужней караванщицы, у которой и времени-то свободного нет, чтобы подумать о чем-то другом, кроме своей семьи.
"Нет! Даже если так оно и будет, то будет только потом! Сейчас – все иначе. Пока еще… Пока… А потом – это будет потом!" -Я имел в виду другое, – рассмеялся парень.
– Так о чем ты хотел меня спросить, Киш?
– Ну… Что мы будем делать дальше? Станем ждать волков здесь или отправимся за ними в снега?
– Здесь мы никого не дождемся.
– Почему ты так уверена, что они не прибегут? Ты могла бы позвать их.
– Нет! – резко бросила ему Мати, словно хлестнула воздух плетью наотмашь. – Я не стану их звать, даже если от этого будет зависеть наша жизнь! – она смотрела на Киша в упор, глаза в глаза. – Ты слышишь? Ни ради тебя, ни ради себя!
– Хорошо, хорошо! – не понимая, почему та вдруг так разволновалась, караванщик поднял руки, показывая, что сдается. – Я ведь ничего и не говорю…
– Вот и молчи! – процедила сквозь зубы девушка, после чего отвернулась в сторону, оставляя юношу гадать, что это вдруг на нее нашло.
Киш никогда прежде не видел Мати такой – напряженной, взволнованной, резкой.
Прежде неуверенная и робкая, здесь, в снегах она вдруг преобразилась, будто напившись силой ветров и стойкостью мороза. Хотя, он должен был признаться себе, что прежняя – слабая и беззащитная – девушка нравилась ему больше. Рядом с той он чувствовал себя уверенным, рядом с этой – терялся.
Прошло довольно много времени, прежде чем юноша решился заговорить вновь:
– Почему ты не хочешь позвать волков? Все было бы так просто…
– Испытание не бывает простым! И вообще, не нравится – уходи! – она махнула рукой за плечо, указывая на далекий шатер каравана. – Я не звала тебя с собой!
– Ты же знаешь, я не могу, – побледнев, белее снега, негромко проговорил Киш, в душе которого все вдруг похолодело от того мороза, которым сквозило от слов и поступков Мати.
И та, словно почувствовав это, оттаяла:
– Прости меня, – девушка взглянула на него с печалью и сочувствием. – Я веду себя так, словно ты в чем-то виноват передо мной. На самом же деле все наоборот.
– В происходящем нет ничьей вины. Просто такова воля богов.
– Но если б меня не было, ничего б не случилось… – она качнула головой, не скрывая боли в глубине глаз, а потом заговорила вновь: – Я не могу позвать волков не потому что мне этого не хочется, скорее наоборот – я только о том и мечтаю, чтобы они поскорее пришли и увели меня домой!
– Ты, все-таки, хочешь вернуться в свой караван…
– Ты осуждаешь меня за это?
– За верность? Нет, конечно… – замолчав на некоторое время, он прикусил губу. – Знаешь… Мне очень нравится эта твоя черта. И… И когда все свершится, когда твоя судьба будет определена, я надеюсь, ты будешь так же верна и ей.
– Конечно, Киш. Какой бы она ни была. С того самого мига, как я загляну ей в глаза, и до самой смерти.
– Спасибо.
– За что ты благодаришь меня? – она удивленно взглянула на него.
– За то, что ты такая, какая есть. За то, что ты есть у меня… Мати…
– Да, Киш?
– Я тебе, наверное, уже надоел своими расспросами.
– Да нет, все в порядке. Тем более что когда нам еще удастся поговорить вот так, наедине, без чужих ушей за пологом.
– Здесь холодно, – он зябко поежился, кутаясь в полушубок. – Не простудишься?
– Никогда! Я все-таки караванщица, а не неженка-горожанка.
– Ты – спутница бога солнца. А рядом с Ним теплее, чем в оазисе.
– Это тепло больше для души, чем для тела.
Он вытянул руку, осторожно коснулся выбившейся из-под шапки и трепетавшей теперь у щеки золотой прядки ее волос.
– Ни следа изморози…
– Я ведь говорю: мне не холодно. Я привыкла к снегам.
– Да, конечно, как ты можешь замерзнуть, если ты – дочь госпожи Айи.
– Знаешь, ты бы не очень сильно мечтал о том, чтобы взять в жены полубога. Это ведь все только домыслы да фантазии. А на деле мой отец – хозяин каравана, моя мать – самая смертная из смертных, потому что уже очень давно спит вечным сном…
И вообще, лучше поменьше мечтать о чуде, чтобы потом не пришлось разочаровываться, обнаружив, что жизнь состоит не столько из них, сколько из обыденности…
– Я не разочаруюсь в тебе, Мати. Никогда! – Киш ничуть не сомневался в этом. Ведь он был влюблен, всей душой, всем сердцем и не в бестелесного призрака, а в реальное, живое существо из плоти и крови. – Мне не нужна целая жизнь каких-то неведомых чудес. Достаточно одного – тебя.
– Какой же ты все-таки смешной!
– Смейся, смейся. От смеха становится легче на душе.
– Я не хочу тебя обидеть…
– Это совсем необидно. Наоборот, я счастлив, что могу подарить тебе хотя бы несколько мгновений радости… Мати, – и, все же, он не мог не вернуться к тому, главному разговору, не закончив который юноша не считал возможным отправиться в путь. – И, все же, почему…
Она посмотрела на него вымученным взглядом несчастных глаз, поджала на миг, словно от резкой боли, губы, однако на этот раз ответила:
– Если я позову их сейчас, то введу в круг беды. А я не хочу подвергать их жизни опасности. Прости меня, Киш, конечно же, это жестоко по отношению к тебе, но Ашти и Хан мне слишком дороги.
– Я понимаю, – какие тут могли быть обиды? Ведь речь шла о священных зверях, которым, следуя законам снегов, умирающий от голода должен был отдать последний кусок хлеба, а то и собственную руку. – Вот только с чего ты взяла, что здесь им что-то угрожает? Гареш свято чтит законы. Если тебя испугали его слова о мечах и копьях, то это были всего лишь…
– Слова. Я знаю. Нет, Киш, дело совсем не в нем. И не в караване. И даже не в нас с тобой. Дело в этом проклятом Курунфе! – одно упоминание о демонском городе причиняло боль, заставляя душу стонать и плакать. – Если я позову волков, то они тоже окажутся в его власти! А демоны только о том и мечтают, чтобы завладеть духами слуг госпожи Айи! И Лаль тоже! Он будет мучить их, и… – ее дыхание перехватило, и девушка замолчала, чувствуя, что не в силах больше вымолвить и слова.
– Прости меня. Если бы я знал, что этот разговор причинит тебе столько боли, то никогда не начал бы его.
– Однако раз уж первое слово было сказано… Что еще ты хотел узнать, Киш?
– При чем здесь Курунф? Ты ведь сейчас совсем в другом месте! Уж точно за дни, а может быть – и за бесконечность от города, о котором ты постоянно говоришь, но которого нет ни на одной карте снежной пустыни!
– Что же, – она горько усмехнулась, – он мне приснился?
– Нет! – он испугался: если Мати решит, что он сомневается в ее искренности, то, не дай боги, замкнется в себе.
– Даже если это сон… – спустя несколько мгновений молчания, задумчиво продолжала девушка. – Мне уже раз приснилось, что я призвала волков. А потом появился Лаль и показал Курунф, лежавший в снегу под моими ногами. Я чувствовала себя так, словно… Словно я сама отдала их во власть демонов.
– И ты боишься, что если позовешь волков, сон исполнится наяву? – спросил Киш, не спуская с подруги внимательного взгляда сощуренных глаз.
– Не знаю… – она вздохнула, качнула головой, снова вздохнув, повторила: – Не знаю… Может быть…
– Но ведь это был только сон!
– Сон, за которым стоит небожитель… – Мати не считала себя вправе успокаиваться.
– Видя, что я не подчиняюсь ни приказам, ни мольбам, он разозлится. Да он уже зол. И ищет способ побольнее ранить меня. Отсюда все эти сны: и об отце, и о надежде… Даже не знаю, что больнее – терять то, что было когда-то или то, чего уже никогда не будет…
– Не отчаивайся. Если ты действительно хочешь этого, волки придут и без твоего зова. И отведут тебя в твой караван.
– Нас.
– Что?
– Ты ведь пойдешь со мной? Ты обещал.
– Конечно, – он улыбнулся. – Честно говоря, я боялся, что ты забудешь об этой своей просьбе.
– Но почему я должна забыть?
– Ты ведь сказала, что боги против нашей помолвки.
– Может быть, это только мой страх. А на самом деле все иначе. Так или иначе…
– Так или иначе, зачем буду нужен я, когда рядом – священные волки? Они защитят тебя лучше, чем кто бы то ни был. Они…
– Они… – при воспоминании Ашти и Хане добрая мечтательная улыбка коснулась губ девушки. – Они самые замечательные создания на свете!… Но они – не люди.
– А это важно для тебя – чтобы рядом был человек?
– Да, – уверенно кивнула она.
– В самом деле? Ты говоришь это не просто для того, чтобы утешить меня?
– Я говорю так, потому что так оно и есть… Киш, я стараюсь совсем не врать. И не важно, во благо эта ложь или во зло. В крайнем случае – лучше уж промолчать.
– Да, конечно, – понимающе закивал юноша, – повелитель небес запрещает людям лгать.
– Шамаш не запрещает и не разрешает. Он… Он просто поступает так, как считает нужным. Остальные же стараются следовать Его примеру.
– Ведь Он – бог солнца!
– Он… Сейчас речь не о Нем.
– Тебе почему-то неприятен этот разговор?
– Мне просто тяжело, больно вспоминать, думать о том, что я никогда больше Его не увижу… – ее голос сорвался.
– Мати! Что ты!
– Не надо, не успокаивай меня! – она потерла глаза. – Лучше сразу, одним махом взять – и отрезать прошлое. И не важно, что это часть тебя. Лучше так – с размаху, раз и навсегда. Потому что… Если надеяться… Тогда все будет так же, но при этом жутко больно, словно тупым ножом пытаешься отпилить руку!
– Да почему ты так уверена…! Вспомни! Обманщик не властен ни над чем, за исключением снов, и то не всех! Он не сможет вмешаться в реальную жизнь! Он только пугает! И, значит, ничего плохого не случится, если ты позовешь волков, а они…
– Нет, – качнула головой Мати, упрямо поджав губы.
– Что же тогда? Сдашься? Вот так просто? А как же испытание?
– Может быть…Может быть в этом оно и состоит: удержаться от искушения.
– Ничего не делая? – в душе он не был согласен с этим, зная, что порой бездействие хуже самого плохого поступка. Но что он мог сказать той, которая привыкла ждать беды как раз от своих действий? – Но тогда мы просто замерзнем, и все!
– Не обязательно…
Только теперь Киш заметил, что его спутница не спускает пристального взгляда немигавших глаз с горизонта.
– Чего ты ждешь?
– Знаешь, о чем я мечтаю? – оставив вопрос собеседника без ответа, спросила она.
– О чем?
– Ошибиться.
– Как это? – тот даже растерялся.
– Сон, в котором ко мне пришли снежные волки. Я думаю, что он был придумал Лалем.
Но если я ошибаюсь, если он просто поймал его за хвост, приснившись мне в миг пробуждения… Тогда мой сон был от Матушки метелицы. А, значит, Она пришлет за мной своих священных зверей.
– Это было бы замечательно! – обрадованный, воскликнул Киш, в то время как девушка лишь чуть заметно наклонила голову. – Ты так не считаешь? – заметив это, спросил он. – Но, великие боги, почему?!
Мати молчала.
"Он не поймет, если я скажу правду, – она с сожалением взглянула на спутника, – ведь все, что нужно ему, всем в этом караване, чтобы считать испытание пройденным, это увидеть золотых волков. Они придут – и чужаки будут счастливы. А я… Ведь для меня их приход будет означать еще и то, что госпожа Айя на самом деле хочет, чтобы я осталась в этом караване. И жила обычной жизнью, забыв обо всем остальном. Ведь волки могут лишь напомнить мне о прошлом, однако не помочь вернуться в него. Я сама упросила Шамаша сделать так, чтобы они не смогли подойти к Курунфу. Они не отведут меня домой. А сама я никогда не найду дороги.
Хотя…" – у нее в голове возникла какая-то пока еще неясная мысль… Что-то во всем этом было, какая-то надежда все таки оставалась… Вот только как найти среди бесконечности путей тот один, который мог привести ее в единственное желанное будущее?
– О чем же ты грустишь, звездочка ясная? – заглянув в глаза девушке, мягко спросил караванщик.
– Сама не знаю, – она поежилась, втянула ладони в рукава.
– Замерзла? – заметив это, спросил караванщик. – Иди ко мне.
Мати подошла, прижалась к груди, позволив юноше себя обнять. Хотя ей было совсем не холодно. Только ноги начали чуть-чуть стыть.
"Не удивительно – так долго стоять на одном месте, да еще по щиколотку в снегу.
Вон Киш постоянно переступает с ноги на ногу. И правильно. Нужно двигаться!" Она сорвалась с места, пробежала несколько шагов, прежде чем Киш удивленно окликнул ее:
– Что случилось? – он насторожился, огляделся. Ему даже показалось, что Мати увидела волков и бросилась им навстречу, но их нигде не было видно. "Должно быть, ей показалось…" А девушка между тем вернулась к нему, взяла за руку, потянула за собой.
– Пойдем!
– Куда? Никого же нет! Тебе показалось…
– Да! Мне показалось! Что я начала замерзать!
– Я согрею тебя, – он взял ее ладони, поднес к губам, подышал, делясь своим теплом.
– Нет, не надо! – та отстранилась, но сделала это так мягко, чтобы не обидеть. – Ты ведь тоже замерз!
– Ты ошибаешься. Мне тепло.
– Отчего же у тебя зубы стучат? Киш, ты просто не хочешь признаваться! И я даже знаю, почему. Все вы мужчины такие – стремитесь выглядеть всесильными и всемогущими, чтобы показать – мы можем положиться на вас. Рядом с вами нам будет тепло, хорошо и безопасно. Но на самом деле, вы – не каменные. Пойдем. Нам нужно двигаться. Только так мы согреемся.
– Можно разжечь костер.
– Нет. Идем. Не бойся. Мы не потеряемся в снегах. Если все правы и мы здесь во исполнение воли небожителей, Они сами выведут нас на нашу дорогу, когда все будет позади.
– Да, – кивнул юноша, – все верно… Если наш путь и путь каравана не совпадают…
Тогда мы не найдем своей судьбы до тех пор, пока стоим здесь! – он выпрямился, поняв, что, наконец, обрел не достававшееся звено.
Мати тоже оживилась. Те несколько шагов, которые она успела сделать, помогли ей понять: "Вот он, ответ! Курунф – это не путь! Это место! Туда входят, чтобы остаться навеки! А остаются, когда останавливаются! Если же двигаться… Все время двигаться, переходя с места на место, из сна в сон…" – она начала понимать. Сколь бы ни были ужасны ее сны, в них было ее спасение, не в браслете!
Браслет – он защищал ее только от демонов, но не от самой себя! А ведь мечта – она была внутри нее, и, значит…
– Вперед! – Киш был вполне счастлив. Его просто переполняла жажда движения, пришедшая на смену столь долгому бездействию.
Он сделал несколько шагов – нетвердых из-за сильной боли в замерзших ногах, которые еще мгновение назад ничего не чувствовали, словно превратившись в куски льда. Движение вернуло в них жизнь. Но вместе с ней пришла и боль. Ему даже пришлось опустил голову, пряча лицо в воротник, чтобы Мати не увидела, как он морщится. Это было бы знаком слабости. А ему нужно было быть сильным. Особенно сейчас. Нет, у него оставалось времени на это – слабость, боль и все такое прочее. Пусть болит потом. Киш заставил себя двигаться быстрее.
Однако уже через несколько мгновений он понял, что они идут не достаточно быстро.
– Нужно попросить у дозорных оленей. Тогда мы успеем…
– Киш, – она остановила его, коснувшись ладонью груди, – ты забываешь: я не дозорный. Никто никогда не учил меня скакать верхом.
– Это просто! В конце концов, возьмем одного рогача. Ничего, мы легкие, выдержит.
Ты сядешь впереди, я позади, буду тебя держать и управлять оленем…
– Не надо.
– Но почему?! Неужели ты боишься?
– Это не важно – боюсь я или нет.
– Что же тогда…
– Важно, что олень испугается волков.
– Да… – наклонив голову, караванщик задумался. – А он может… В нем может проснуться голос диких предков… Ведь снежные волки охотятся на рогачей…
Охотник и добыча… Ты права. Лучше оставим эту затею. А то мало ли что… И вообще, я говорю ерунду: мы не можем вернуться назад. Повернувшись спиной к дороге испытаний, мы провалим его.
– Вот именно, – сама она даже не подумала об этом. Хотя теперь, когда услышала, поняла: Киш прав. Впрочем, для нее это было неважно: она же не собиралась возвращаться.
– Тогда пойдем? – он протянул ей руку, предлагая опереться, ведь, несмотря на снегоступы, было тяжело идти по снегу, который скользил, где-то проваливался, где-то – замирал, жесткий, как камень.
– Пойдем, – Мати не нуждалась ни в чьей помощь. Она чувствовала снег, лежавший под ногами, всей душой, заранее зная, каким должен быть следующий шаг. Но она не могла отвергнуть протянутую руку.
Сперва они о чем-то переговаривались, убыстряя шаг шутками и улыбками, ободряя друг друга улыбками, потом замолчали, погрузившись в какие-то свои размышления.
На Мати вновь нахлынула та недавняя волна настороженности, нервозности, словно в ожидании нечто жизненно важного для нее, которую, заставившую девушку дрожать сильнее, чем от самого лютого холода, Киш давеча принял за озноб. Но ведь ей на самом деле не было холодно. Словно было что-то помимо одежды, что согревало ее.
"А действительно, есть! – ее рука коснулась груди, где под покровами одежды таился магический талисман и тотчас ощутила исходившее от камня тепло. – Странно, – это ее немало удивило, – Шамаш далеко, а камень греет так, словно Он совсем рядом. Может быть… – пришедшая ей в голову мысль заставила Мати, нахмурившись, надолго задуматься, сведя черные стрелки бровей. – Почему же я раньше не поняла! – та мысль, которая пришла ей в голову, став просто откровением, одновременно несказанно обрадовала и так же сильно разозлила. – Талисман! С его помощью не только Шамаш может найти меня, но и я Его! Если бы я сразу же ушла в снега, как только попала в этот караван! Я бы не замерзла – камень не позволил бы мне. И не заблудилась – он бы указывал мне путь. Как в детской игре – "горячо – холодно"!
А я, дура… Ну, чего я ждала?! Почему так долго не вспоминала о нем? Словно у меня не было другого подарка, кроме браслета Эрры! Все мысли – только о браслете!
Словно наваждение! Словно кто-то все это время затуманивал мне разум!" Но теперь, когда все точки и черточки начали складываться в узор…
Мати замедлила шаг.
– Что-то не так? – Киш обернулся к ней, взглянул, удивленный, не понимая, что ее задерживает. Казалось бы, все было решено и, раз так, останавливаться сейчас было бы непростительной ошибкой.
Она шла так медленно, что, казалось, еще чуть-чуть и остановится.
– Ты устала?
А она все молчала, глядя себе под ноги, словно там был рассыпан не снег, а слова, среди которых – и те, что она никак не могла отыскать, не зная, как после всего, что было сказано до этого мига, объяснить юноше, что она должна идти в снега, а он – возвращаться под купол шатра к незавидной жизни раба, ведь чтобы выжить ему нужно было отказаться от испытания, к которому он не был готов и в котором не будет храним.
"Он не поймет меня! – эта мысль мучила ее, не давая покоя, омрачая радость.- Решит, что я отсылаю его назад, потому что хочу отделаться, избежать помолвки. И вообще… Ведь я сама просила его быть со мной рядом! Из-за меня он оказался здесь! Всего несколько мгновений назад обещала, что не брошу, и вот, когда дорога испытаний открылась… Как ему сказать, что он не может идти со мной по этой дороге? Меня согреет талисман, а он просто замерзнет в снегах!" – ее душа металась, не находя покоя.
– Мати! – дыхание обожгло щеку, а резкий крик резанул слух.
"Зачем он кричит? – она болезненно поморщилась. – Словно что-то перекричать пытается. Неужели мои мысли? Вот бы он смог прочесть их! Тогда мне не пришлось бы ничего ему говорить…искать слова…" -Метель! Она усиливается!
– Метель? – девушка огляделась. Вокруг кружили ветра, поднимая в воздух снег, швыряя его в лицо, словно крошечные кинжалы. "Но при чем тут метель? – Мати растерянно глядела вокруг и никак не могла взять в толк. – Она ведь больше не нужна! Зачем задерживать караван, если я все равно его покидаю? Она теперь будет не помогать, а мешать мне, замедляя шаг". – Прекратись! – крикнула она. Ее голос звучал твердо, даже резко, давая понять, что это не просьба, которую можно выполнять, а можно и нет, не заклинание – длинное и витиеватое, а краткий приказ – холодный и властный – нарушив который ослушник жестоко поплатится. И ветра, подчиняясь ей, поспешили уползти в свои норы. Снег лег на землю, застыв покровом, сверкавшим под лучами яркого солнца чистым золотом.
– Чудо! – прошептал Киш. Его глаза смотрели на Мати с восхищением, граничившим с обоготворением.
А та даже не заметила этого. Оглядевшись вокруг, она удовлетворенно кивнула:
"Так-то лучше".
Все случившееся она восприняла как должное. Хотя, задумайся она… Ну с чего она решила, что метель послушается ее? Да, прежде ветра выполняли ее просьбы. Но это были именно просьбы, не приказы.
– Метель подчинилась тебе! Ты… – заворожено проговорил Киш. – Ты действительно дочь повелительницы снегов!
Мати взглянула на него с усталым сочувствием. В ее глазах грусть мешалась с жалостью.
Она вздохнула:
"Он готов преклонить передо мной колени. Словно я – сама госпожа Айя! Но я – обычная караванщица. Потому что иначе мне не пришлось бы искать дорогу в снегах.
Достаточно было бы закрыть глаза – и перенестись за многие дни пути. Я даже не настоящий Творец заклинаний, ведь тогда госпожа Айя услышала бы мою молитву и помогла… А если бы я была Ее дочерью – Она вообще не позволила бы, чтобы со мной случилось что-то подобное, понимая, какую боль все это мне причиняет. – Мати качнула головой, не то осуждающе, не то с неприятием, а может – и так, и так. -Во всяком случае, теперь я понимаю Шамаша, почему Он не хотел, чтобы в нем видели бога. А ведь Он – настоящий небожитель, не то что я. Вообще-то, надо признаться, я мечтала – вот было бы здорово увидеть на коленях Нани и Инну. Но не Киша. Не друга. Не того, кто не безразличен. Потому что… Только что я потеряла друга, который был мне нужен, и вместо него получила служителя. И что теперь? Что дальше? – она уже думала о том, чтобы найти способ уйти, не простившись, убежать, едва караванщик отвернется. – Но мы ушли уже далеко от каравана. И метель, сколь краткой она бы ни была, успела замести следы. Он сам не найдет дороги назад. И замерзнет в снегах. Нет, так нельзя. Вот если бы прибежали волки, тогда, может быть…" И тут с губ застывшего рядом с ней караванщика сорвалось полное ужаса и восхищения:
– Великие боги! Смотри! Священные звери госпожи Айи! Я вижу их! Они бегут к нам!
– Киш, стой на месте и не двигайся! – быстро приказала она.
– Но… – он-то как раз собирался броситься им навстречу, спеша сократить разделявшее их расстояние. Наверно, караванщик не стал бы ее слушать, решив на этот раз поступить по-своему, отнеся странное поведение своей спутницы к страху перед мечтой, которая стала обретать исполнение. Но пальцы Мати крепко держали его за рукав, не давая сдвинуться с места. Нет, конечно, он был сильнее худенькой девчонки, но боялся, что, если рванется, она не устоит на ногах и упадет. А ведь она – полубог. С ней нужно вести себя почтительно. И все же…
Его душа разрывалась на части, мечась от Мати к золотым волкам, не зная, кого слушать – госпожу Айю, приславшую за ними своих слуг, или Ее дочь.
– Замри! – развернув юношу к себе, она поднялась на цыпочки, чтобы заглянуть ему в лицо, уверенная, что так – глаза в глаза ей будет легче его убедить. – Страх может заставить их напасть!
– Но я не боюсь их! – воскликнул Киш. – Это правда! Ну почему ты мне не веришь?
– Я ничуть не сомневаюсь в тебе, – качнула она головой, не скрывая тоски во взгляде. – Но дело в другом. Не в тебе. В них! Неужели ты не понимаешь: волки сторонятся людей. Большинство из них знает людей только по их запаху, по следу на снегу!
– Но священные звери не могут бояться обычных смертных! – смешок сорвался с его губ, хотя уже через мгновение Киш стиснул зубы, понимая, что сейчас не подходящее время для смеха. Да и смеяться над священными зверями – не приведи боги! Все знают, что это может очень плохо закончится.
– Все незнакомое пугает!
– Ты сама рассказывала – снежные волки хранят память предков! Должен же хоть кто-нибудь из них когда-нибудь встречать людей! Хотя бы… Да, в легендах о Гамеше! Вспомни, ведь у него тоже были спутники-волки!
– Я говорю правду! – не выдержав, воскликнула Мати. Ее лицо запылало, в глазах зажглись алые всполохи – искры костра. И она продолжала, распаляя свой гнев:
– Я лучше, чем все остальные смертные вместе взятые знаю золотых волков! Я слышу их мысли! И сейчас я чувствую страх! Тот, что исходит от стаи! Они боятся! Может не людей, не знаю! Это ничего не меняет! Потому что они все равно набросятся на первого, в ком увидят угрозу! – она собиралась сказать еще… Но, удивленная, замолчала: вместо того, чтобы отступить назад, караванщик, наоборот, вышел чуть вперед, становясь между Мати и спешившими к ней от горизонта волками, заслоняя ее от них.
– Ты что, не понял, что я тебе сказала?
– Понял. Волки могут быть опасны!
– Для тебя!
– Для тебя.
– Да они же мои друзья!
– И слуги госпожи Айи, твоей божественной матери, – понимающе кивнул Киш, однако при этом не сделал и шага в сторону. А между тем время уходило. Еще несколько мгновений бесполезного спора – и волки окружили их со всех сторон, при этом взгляды рыжих глаз, обращенные на караванщиков, были отнюдь не доброжелательными, полные настороженности и затаенной злости.
Чувствуя себя неуютно под этими взглядами, Мати поежилась, нервно дернула плечами, открыла рот, чтобы что-то сказать, но в последний миг опомнившись, с силой стиснула губы.
"Ашти, Хан! – на языке мыслей закричала она. – Остановите стаю! Скажите…
Скажите им, что этот человек не опасен! Он почитает священных волков и не сделает им ничего плохого!" – она сжала ладони одну в другой, сложив их как в знаке мольбы, чувствуя, что руки начинают дрожать.
Волки молчали, застыв на своих местах, не приближаясь, однако и не отходя. Они выглядели настороженными, затаились, словно не зная, что им делать: напасть на тех, в ком видели опасность, или повременить, подождать, что будет дальше, храня себя от ошибки. Но и страх, и неуверенность проявлялась у них одинаково: спины ощетинились, губы раздулись, обнажая острые кривые клыки. Они пугали, небезосновательно считая: когда тебя бояться, собственный страх уходит, ведь для него остается меньше причин.
И в какое-то мгновение даже Мати почувствовала, что начинает их бояться. Этот страх был полон растерянности и удивления. А еще от него веяло холодом.
"А что если это совсем другие волки? С чего я взяла, что это стая, с которой Шамаш оставлял Хана и Ашти? Почему я вообще решила, что все происходит так, как я того хочу, а не просто само по себе? Я… Как мне только в голову пришло поверить, что я действительно способна управлять метелью и волками! Даже если я – дочь госпожи Айи, мне все равно не могут быть подвластны Ее слуги!" И тут…
Вперед несмело, осторожно ступая вышла молодая волчица, отличавшаяся от всех остальных необычайно светлой, не солнечно-рыжей, а лунно-золотой шерстью.
"Мати?" – остановившись в шаге от девушки неуверенно спросила она.
– Ашти! – Мати так обрадовалась, что была готова скакать, хлопая в ладоши. – Ашти!
Ашти! Наконец-то! Я так ждала тебя! Ты и представить себе не можешь, как я счастлива, что ты здесь, со мной!
"Мати, это действительно ты?" – волчица все еще выглядела неуверенной, не решаясь подойти.
"Конечно, я! Кто же еще!" "Ты как-то странно пахнешь, – Ашти недовольно повела носом, – не собой. Чужими".
"Не удивительно! Я ведь целый месяц жила в чужом караване! И эта одежда. Она не моя. Мне ее дали".
"Да… – волчица, наконец, приблизилась к ней, коснулась носом руки, лизнула, затем – узнав, закрутилась, завертелась, норовя лизнуть хозяйку в лицо. – Это в самом деле ты!" "Ну конечно я! – обычно Мати не позволяла подруге так себя вести, особенно на людях. Но сейчас она просто млела, чувствуя себя совершенно счастливой. – Кто же еще?" "Сперва нам показалось, что это госпожа… А потом, когда мы увидели людей…" "Нет, – девушка даже обиделась, поджала губы, отвернула от Ашти лицо, а потом и вовсе оттолкнула от себя волчицу, – это всего лишь я! А теперь, раз ты пришла не ко мне, почему бы тебе не уйти?" "Мати, – та потерлась о ее руку, скульнула, подняла глаза – такие грустные, такие несчастные. – Мати, не сердись на меня, пожалуйста!" – казалось, она вот-вот заплачет.
Девушка вздохнула, наклонилась к подруге, коснулась рукой головы:
"Как я могу на тебя сердиться! Ведь ты – моя золотая волчица! Ты и представить себе не можешь, как я тебя люблю! – она обхватила ее за шею, прижала к себе. – Прости, что оттолкнула тебя! Я… Я просто столько всего передумала за то время, что была здесь одна…" "Это все я…" "Это я виновата…" Поймав себя на том, что говорит те же слова, что и подруга, девушка улыбнулась.
Ей стало легко и тепло на сердце оттого, что в снежной пустыни есть существо, которое так хорошо ее понимает, чувствует то же, что она сама.
"Ты такая добрая, Мати… – Ашти уткнулась ей носом подмышку и замлела в объятиях. Это было еще одно ее отличие от Шуши – та не особенно любила тепло человеческих рук. Нет, конечно, ей нравилось, когда подруга чесала ей лоб или гладила живот, но вообще-то она была недотрогой. Ашти же не просто принимала ласки, но напрашивалась на них, подставляя то бок, то шею, порою даже лапой подводила руку к тому месту, которое у нее особенно чесалось. – Ты ведь не сердишься на меня? Я оставила тебя одну так надолго, убежала в стаю и носилась в ней по снегу в свое удовольствие…" "Что ты, моя прелесть! Ты не бросала меня! Это ведь я упросила Шамаша сделать так, чтобы вы с Ханом не могли вернуться в караван, пока тот находится во власти Курунфа! Я не хотела, чтобы вам угрожала беда!" "И все равно я должна была быть с тобой рядом! Но я даже не думала о тебе! Я…
Сама не знаю, как это случилось, почему, но… Прости меня, Мати, я очень-очень тебя люблю и никогда больше не покину!" – подняв умильную рыженькую мордочку волчица взглянула на подругу такими несчастными глазами, что девушке показалось, что она вот-вот расплачется вместе с ней. Зажмурив ставшие мокрыми глаза, она уткнулась в густую золотистую шерсть, от которой исходил густой ореховый запах дикого зверя.
"Ты ни в чем не виновата, – зашептала девушка, успокаивая и ее, и себя, – наверно, это Шамаш затуманил вашу память, понимая, что иначе вы, даже несмотря на Его запрет, станете нас искать… Ничего, теперь все хорошо. Мы рядом, мы вместе…" "Ты ведь не прогонишь меня?" "Нет! Скорее наоборот, – она тяжело вздохнула, – я не смогу отпустить тебя, даже если ты захочешь уйти, если станешь очень-очень просить, потому что… Ашти, я не смогу без тебя жить! Ты… Ты словно часть меня!" "Я никуда не уйду, – горячий шершавый язык коснулся щеки, скользнул к носу, – никогда! Потому что ты – больше чем моя часть, ты – весь мой мир".
"Но со временем тебе захочется найти свою стаю, как Шуши…" "Нет. Твой караван – моя стая. В другой я чувствую себя всего лишь гостьей.
Пусть почетной, всегда желанной, но не своей".
"Ты – священный зверь госпожи Айи. И если Она призовет тебя…" "Я приду на Ее зов. Но лишь затем, чтобы сказать: "Госпожа, Ты сама передала меня той, которую я почитаю почти так же, как и Тебя…" "Ашти! Это слишком! Так даже думать нельзя, не то что говорить богине снегов!" "Почему? Разве это не правда? Разве не ты с самого начала решала, жить мне или нет и не твоим словом я жива?" "Да, но…" "Если так, моя жизнь принадлежит тебе".
"Но твой дух…" "Мой дух согласен с таким выбором разума. Я хочу, чтобы ты никогда больше не была одна, не чувствовала себя одинокой. Что бы ни случилось! И так будет!
Клянусь тебе своим перерождением!" -Мати! – тихо окликнул ее Киш.
Только теперь вспомнив, что она не одна, девушка поспешно выпрямилась, стряхнула с одежды снег, смущенно улыбнулась:
– Прости! Я так обрадовалась встрече с подругой, что обо всем забыла! С тобой все в порядке?
– Мати… – он выглядел усталым, но совершенно счастливым. И уже собирался сказать что-то вроде: "Теперь, когда волки пришли, испытание осталось позади, мы можем возвращаться в караван…" -Подожди, Киш, – прервала его девушка, – несколько мгновений, – она присела на корточки возле снежной охотницы.
"Ашти, волки стаи… – она глядела на них с настороженной опаской. – Я чем-то разозлила стаю? Волки злы на меня за то, что я была так дерзка, что возомнила себя ровней госпоже Айе, которой подчиняется метель? Что я должна сделать, чтобы заслужить их прощение?" Подруга скосила взгляд на своих сородичей, на ее морде появилось такое ехидно-веселое выражение, что Мати не сомневалась – если бы волки умели смеяться, сейчас Ашти хохотала бы безудержно – звонко.
"Что-то не так? – девушка чувствовала себя неловко. – Ашти, пожалуйста, скажи им…
Скажи, если я провинилась в чем-то в их глазах, пусть они накажут меня. Но только меня! Мне бы очень не хотелось, чтобы из-за меня пострадал кто-то другой, ты…" "Да попробовали бы они хотя бы рыкнуть на меня! – волчица гордо выпрямилась, откинула голову назад, выпячивая грудь. – Я – избранная!" "Избранная? – она никогда не слышала ни о чем подобным, полагая, что если в стае и существуют различия, то только по возрасту и положению в семье. – Я знаю, есть вожак стаи, есть мать стаи, но избранная…" "Та, которую госпожа выделяет среди других подобных!" "Как посвященная у людей огня?" "Ну… – она наклонила голову, но не в знак согласия, а сомнения. – Да, наверное.
Я не знаю, что это значит – быть посвященной. Да и избранной тоже. Я еще слишком молода, неопытна. Но я полноправная избранная! Как и Хан. Он тоже избранный.
Господина Шамаша".
"А он где?"
"Кто? "
"Хан".
"Ну… – волчица потерла лапой нос. – Когда мы услышали зов… Это ведь не ты звала нас?" "Нет! – мотнула головой девушка, которая тотчас поспешила с объяснениями. – Только разве что во сне…" "Это было уже потом, когда я уже бежала к тебе, – в золотых глазах стоял вопрос:
– И почему, интересно, ты не позвала меня сразу же, как только все началось?" "Я не могла! Шамаш сказал, чтобы я звала вас с Ханом только когда беда, исходящая от Курунфа, останется позади".
"Очень глупо с Его стороны! – недовольно проворчала волчица. – Ведь мы – не просто слуги, мы еще и стражи. Кто, как не мы, должны защищать вас от бед?" "Он сделал лишь то, о чем просила его я".
"Я так и поняла, – фыркнула Ашти. – Неужели бы я осмелилась на самом деле назвать повелителя небес глупцом!" "Вот как? – вместо того, чтобы надуться, обидевшись, Мати лишь грустно улыбнулась подруге. – А меня так называть, значит, можно?" "Конечно", – задорно ухмыляющаяся рыжая морда волчицы наклонилась в подобии кивка.
Мати глубоко вздохнула. Ее душу наполнил покой наслаждения от сбывшейся надежды.
Однако в излучинах глаз продолжали теплиться, чуть дыша, опасливые огоньки вечного ожидания беды.
"Ашти…"
"Что? " "Я очень рада, что ты здесь, со мной, но… Но, все-таки, я предпочла, чтобы ты была в безопасности. Я не переживу, если с тобой что-то случится!" "Все "я" да "я"! – недовольно заворчала на нее волчица. – Какая же ты эгоистка!
А как же я? Ты подумала о том, смогу ли я жить, если с тобой будет что-то не так?
Смогу ли, умерев, хотя бы подумать о новом рождении?" – ее глаза, не мигая смотревшие на подругу, были полны слез.
Всхлипнув, Мати упала рядом с ней в снег, на колени, прижалась, спрятав лицо в мокрой рыжей шкуре.
"Прости меня! – Она думала о ней. Всегда и только о ней одной. Но не так. Иначе.
А, может быть, волчица была в чем-то права. Ведь жизнь – это еще не все. Есть нечто большее. – Ну, – она немного отстранилась от волчицы, зачерпнув пригоршню снега, смыла с лица так и не пролившиеся слезы. – Так что, все-таки, тебя привело ко мне? " "Госпожа".
"Богиня снегов?" – удивленно взглянула на нее девушка. Она-то все это время была уверена, что именно Айя удерживает ее вдали от каравана и всего, что было так или иначе с ним связано.
"Да, – кивнула волчица. – Она велела мне отыскать тебя. А Хан… Ты ведь понимаешь: даже если бы она послала к тебе и его, он все равно отправился бы другой дорогой. Как я не представляю для себя возможным оставлять тебя одну в беде, так он не желает оставлять одного бога солнца".
"Я понимаю", – девушка пробежала холодными пальцами по мягкой, шелковистой шкурке снежной охотницы, от которой исходило даже не тепло – жар.
"Ты ведь не сердишься на Хана? " "Нет! Конечно, нет! Он поступил так, как должен. И… Я не знаю, как, но обязательно найду способ объяснить все госпоже Айе" "Не надо, – Ашти ткнулась носом девушки в плечо, лизнула горячим шершавым языком щеку, – если понимаешь ты, то и она тоже…" "И что теперь? " Волчица взглянула на нее с удивлением. Весь ее вид говорил: "Я пришла к тебе.
Все. Дальше решай сама".
"Решай сама…" – вздохнув, Мати качнула головой. Что она могла решить?
Девушка огляделась вокруг.
Киш стоял в нескольких шагах позади. Юноша выглядел довольным и счастливым.
Собственно, а почему бы нет? Для него испытание закончилось. Оставалось только вернуться в караван, а там…
На его губах была улыбка, глаза блестели. Он думал о том, что дома его ждет праздник. Вот будет весело!…А главное, он, наконец, стал взрослым, обрел свой путь. И очень скоро у него будет семья.
Поймав на себе взгляд Киша, смысл которого не понял бы только слепец, девушка, смущенно покраснела, прикрыла глаза, словно пытаясь от него спрятаться. Нет, это была не та судьба, которую она для себя хотела.
Потом Мати взглянула на волков.
Они окружали ее со всех сторон плотным кольцом. Одни лежали, обратив взоры немигавших рыжих глаз, в которых больше не было ни тени страха или ярости, на стоявшую в центре их круга. Другие сидели, время от времени поглядывая через плечо, на оставленных стаей в стороне дозорных. Эти последние не приближались, даже не глядели в сторону девушки. Все, о чем они думали, о чем беспокоились, была безопасность стаи.
Мати не понимала, почему волки не уходили, чего ждали. Может быть, знака от госпожи Айи. Не находя ответов вокруг, девушка повернулась к Ашти.
"Ты сможешь привести меня к Хану? " – спросила она подругу.
"Конечно! "
"Но ведь метель замела все следы…" "Ну и что? – Ашти гордо выпрямилась, откинув чуть назад голову. – Подумаешь, следы! Запах сохраняется и под снегом. К тому же, он есть не только на земле, но и в воздухе, в дыхании ветра. Так что, не сомневайся: куда бы ни побежал дядя, я найду его! Идем! " Но Мати, вместо того, чтобы порывом ветра сорваться с места, вздохнув, качнула головой, не спеша сделать следующий шаг.
"Почему ты медлишь? " – волчица смотрела на нее с непониманием.
"Как бы мы ни старались, что б ни делали, нам не удастся найти Курунф, – еще мгновение назад радостно-возбужденная, она опустила голову на грудь, плечи поникли. – Шамаш закрыл его от вас…" "От нас, но не тебя!" "Я не знаю, как найти то, чего на самом деле нет. И пока я не пойму, все будет бесполезно…" – она повернулась спиной к снежной пустыни, лицом обратившись к тому горизонту, за которым скрылся шатер каравана.
"Вот и все… Все…" – глаза девушки погасли, в душу пробралась холодная, безликая пустота.
И тут вперед вышла старая волчица, в шкуру которой рядом с золотой нитью была вплетена серебряная прядь седины. Должно быть, это была мать стаи.
"Не сдавайся, – проговорила она, глядя на девушку глубокими мудрыми глазами существа, которое не только познало все в этом мире, но и смогло заглянуть за границы мироздания. – Не отступай. Нужно идти вперед, даже когда дороги не хватает и для одного шага".
"Я не знаю… Я уже ничего не знаю… Не понимаю…" – девушка замотала головой, отгоняя от себя тени наваждения.
"Успокойся. Все будет хорошо. Мы будем рядом с тобой, помогая и защищая".
"Почему? Почему вы готовы помогать мне? Ради Ашти? " "Ради нее. Ради тебя. Ради самих себя".
Мати свела на миг брови. Она не поняла, что имела в виду волчица. Однако переспрашивать не стала. Главным было другое: она была не одна в снегах пустыни.
"Спасибо!" – Мати подняла руку, собираясь погладить снежную волчицу, но в последний миг остановилась, не решившись. Это было бы слишком фамильярно. И потом, кто она такая? А это – мать стаи. К тому же, другие волки могли увидеть в ее жесте угрозу и напасть.
"Я заслужила наказание, – думала она, – но пусть оно настигнет меня не сейчас.
Потом. Когда от меня не будут зависеть жизни других. Пока же это так, я не могу себе позволить умереть!" "Только не гони нас, – продолжала старая волчица. – Потому что даже если ты сделаешь это, мы не сможем уйти. Но нам не хотелось бы делать что-то против твоей воли".
"Спасибо!" – губы девушки дрогнули. Она не ожидала услышать этих слов. Но именно они стали лучшим лекарством для ее сердца, наполнив его верой в собственные силы.
Она и представить себе не могла, что кто-то может быть столь бескорыстным. Ведь даже люди, прежде чем помогать, оговаривают условия, хотя они – одной крови. А тут – волки. Не просто чужие – другие.
Мати подняла голову. Обвела взглядом собравшихся вокруг нее снежных охотников, подолгу задерживаясь на каждом звере. В глазах всех – и стариков, и недавних щенков – она видела одно и то же – понимание, признание, и еще – нечто неуловимое, далекое – тень узнавания и почитания. С чего бы это? Хотя, конечно, если она на самом деле дочь госпожи Айи, в ней, ее чертах должно быть что-то от матери. Может быть, в этом все и дело. Они помогают ей, потому что такова воля их повелительницы. Однако если и так, что в этом плохого? Ничего.
Караванщица подняла голову, чтобы взглянуть на горизонт, который растворился в ярком солнечном свете, стерся без следа дыханием ветров, словно его не было вовсе. Никаких границ. Никаких расстояний. Все – лишь один миг и один шаг.
"Ладно, – наконец, она приняла решение. – Ты права, мать, – она с уважением взглянула на старую волчицу, – нужно идти вперед. А зачем, куда и как – это вопросы для тех, кто не хочет ничего делать".
Она вновь огляделась вокруг, но на этот раз ее взгляд был совсем другим – не скучающе-мечтательным, а резким, ищущим.
"Только прежде нужно разобраться с тем, что остается позади. Чтобы ничто не задерживало, не тянуло назад".
– Киш, – негромко окликнула она юношу.
– Да! – с готовностью отозвался тот, двинулся к девушке, но, наткнувшись на хмурые взгляды и предупреждающе недовольное ворчание волков, остановился.
"Пропустите его", – попросила Мати снежных охотников, и те, пусть с неохотой, но поднялись со своих мест, расступаясь перед чужаком.
"Ему здесь не место", – недовольно рыкнул огромный мощный волк, в котором без труда угадывался вожак стаи.
"Ты прав, – соглашаясь с ним, а вместе с ним и со всей стаей, кивнула Мати. – Ему пора возвращаться".
"Он ушел далеко от своего костра, – наклонил голову золотой охотник. – Ему будет трудно найти дорогу домой… Ты ведь хочешь, чтобы он дошел? " "Конечно!" – а как же иначе! Не могла же она оставить умирать в снегах того, кто оказался в них из-за нее! Никогда! И хотя снежный охотник ничего не говорил об этом, само предположение ранило ее душу.
"Я не хотел тебя обидеть, – заметив это, виновато пригнулся к снегу вожак, – лишь предложить: я мог бы послать кого-нибудь из стаи, чтобы они довели сына огня до его шатра".
"Это было бы замечательно! – глаза девушки зажглись радостью. – Спасибо тебе! – она была искренне благодарна золотому волку. Однако… Ее глаза все еще глядели на окружавший ее мир с опаской: – Но с ними все будет в порядке?" "Ты беспокоишься о моих детях? – снежный охотник смотрел на нее с уважением. – Так, словно это твои щенки? Ашти говорила правду: ты удивительное существо.
Доброе и внимательное. Для нас будет честью служить тебе. Что же до проводников…
Не беспокойся. С ними ничего не случится. Они осторожны и не подойдут к чужакам ближе, чем позволит безопасность".
"Спасибо тебе", – улыбнувшись, она кивнула волку, принимая его помощь, а потом повернулась к Кишу.
– Иди сюда, не бойся!
Тот осторожно, обходя священных зверей госпожи Айи на почтительном расстоянии, приблизился к Мати. Его глаза горели восхищением. Еще бы, оказаться в легенде!
– Пора возвращаться…
– Да! – кивнул Киш. Он считал так же. Да и не было никакого смысла дальше оставаться в снегах пустыни, пустых и холодных. Время испытания закончилось.
Впереди была жизнь. А жизнь невозможна вне каравана. Во всяком случае, он не видел для себя другого пути. Единственное, чего он не понимал, это почему Мати вздыхала, отчего ее глаза смотрели на него с такой грустью, словно прощаясь навсегда.
– Что ж… – она на миг прикусила губу. Всегда тяжело поворачиваться спиной к своему прошлому. Кажется, что лишаешься частицы себя. А когда в этом прошлом остается человек, к которому сердце успело привыкнуть… Но нет, лучше не затягивать. Пусть все закончится как можно скорее. – Прощай. Волки отведут тебя к каравану.
– Э! Тпру! Не так быстро! Подожди, подожди! Ты что же это, считаешь, что я вот так возьму и уйду, оставив тебя одну в снегах?! – он был готов возмутиться, разозленный не столько тем, что девушка подумала, что тот может с ней так поступить, сколько тем, что она решила с ним расстаться в тот самый миг, когда должна была соединиться на всю жизнь. – Это невозможно! – он бросился к ней, собираясь схватить за руку, чтобы увести силой, если та не готова идти сама. Но караванщик не успел сделать и шага, как перед ним оказалась пара больших рыжих волков. В глазах, движениях зверей была нескрываемая угроза, словно они предупреждали чужака: "Замри! Ни шагу больше! Иначе…" -Иди! – закричала Мати. – Уходи!
– Нет! Никогда! Если ты… Если не хочешь возвращаться, что ж, ладно, я пойду с тобой!
– Ты не можешь! Ты замерзнешь в снегах!
– Ты могла бы сделать так, чтобы…
– Нет, Киш! Прости меня! Прости, но тут наши пути расходятся. Навсегда! И не спорь со мной! Это не мое решение! Это воля госпожи Айи! Я уже сказала, что Она против нашей помолвки, и… – она говорила, говорила, понимая, что только половина ее слов – правда, однако остановиться уже не могла. – Уходи же! Ты ведь видишь, как мне тяжело!
– Вижу, – кивнул караванщик. Он все понял. Но понял по-своему: "Она хочет быть со мной. Любит меня. Но не может пойти против воли госпожи Айи, своей великой Матери. Ведь даже смертные родители могут помешать помолвке, что уж говорить о небожителях…" Так или иначе, ему ничего не оставалось, как смириться.
– Я тоже буду всегда любить тебя, – прошептал он, взглянул на Мати, стремясь запомнить, навсегда сохранить в своей памяти ее образ, хотел подойти, чтобы обнять, поцеловать на прощание, но волки не подпустили его к ней. А потом и она, вздохнув тяжело-тяжело, даже как показалось ему – с каким-то надрывом, повернулась и зашагала прочь, с каждым новым мигом все убыстряя и убыстряя шаг, словно стремясь как можно скорее оставить прошлое позади.
Прошлое… Каким бы плохим оно ни было, ему не сравниться с полным страхов и сомнений будущим.
Конец 6 книги
This file was created
with BookDesigner program
16.10.2008