К вечеру прибыли на Гайдамацкий. Этот остров находится в устье реки Тетерев, впадающей в Днепр двумя рукавами. Я много слышал о нём, и как только мы приткнулись к берегу, побежал с Орланом осматривать его достопримечательности.

По всему острову действительно росли мрачные столетние дубы. Тень от этих деревьев разлилась по траве как чернила. Густая, тяжёлая, совсем без просветов. Это не то что тень от берёз или осин, продырявленная солнцем.

Стволы дубов и три человека не обхватят. Некоторые деревья были расщеплены молнией и обгорели, а в сморщенной коре можно, говорят, увидеть почерневшие от времени пули и осколки снарядов.

Я подошёл поближе к одному самому большому и самому старому. Огромные ветви у него были не прямые, а угловатые. Как будто их кто-то когда-то все переломал, а они срослись как попало. Листья на нём шелестели глухо, как восковые. А из чёрного дупла слышались тяжёлые стоны.

Конечно, этому дереву да и всем другим старикам есть над чем поразмыслить. Тут двести лет назад казаки и крестьяне, называвшие себя гайдамаками, с оружием в руках боролись с польской шляхтой за своё счастье, за свою мечту о свободе. Дед сказал, что это им написал Тарас Григорьевич Шевченко:

Говорят, что где-то на этом острове сохранились ещё остатки гайдамацкой крепости. Вот бы найти их.

Мы с Орланом отправились на поиски, бродили долго, но так ничего и не обнаружили. Возвращаемся назад и видим — на нас нашествие коров. На меня вдруг пошла самая прыткая, с самыми большими рогами, я не на шутку струхнул, бросился наутёк и забрался на дерево.

Но мой пёс замер как вкопанный, шерсть на нём встала дыбом, а морда выражала злую и мрачную решимость. Я понял, что он заманивает врага. Напоровшись на взгляд пса, корова остановилась. С минуту они смотрели друг другу в глаза, словно мерялись силами. И вдруг Орлан как сорвётся! Вы бы видели, что тут было!..

Корова от неожиданности резко повернулась и упала на задние ноги, Орлан в неистовстве лаял, брызгал слюной и старался схватить её за ноги и за хвост, а я хохотал до колик в животе.

Корова быстро оправилась и карьером помчалась к своему стаду. Я осмелел, схватил хворостину и пустился вдогонку. Другие коровы, как увидели свою обезумевшую от страха подругу, да Орлана, которого они определённо приняли за серого волка, да ещё меня с хворостиной, замычали и понеслись. Меня охватил азарт, я мчался всё быстрее и быстрее, кричал, размахивал хворостиной. Ну и дали же мы с Орланом жару этим рогатым чудовищам, разогнали по всему острову! Некоторые, самые трусливые, убежали, наверное, километра за два, а то и больше.

К своему новому лагерю мы прибежали взволнованные, радостные. У Орлана почти до земли вывалился язык; он дышал, как и я, глубоко и часто.

— Дедушка, мы сейчас сражались с коровами и вышли победителями!

— Кажется, сюда идёт пастух, он тебе кое-что разъяснит… А помощника твоего я заберу, попробуй обойтись без него. — Дедушка взял собаку и ушёл к своим удочкам.

Я вгляделся и вижу, что пастух такой же, как я, мальчишка. Что же он мне может разъяснить, тем более что я не видел ничего плохого в своём поступке?

Пастух шёл уверенно и решительно на ходу сбросил мешок, ватник и кепку. На лице у него была какая-то дикая ярость. Мне даже хотелось снова забраться на дерево, но потом я решил, что это может быть расценено как трусость. И я продолжал ждать.

«Что же он собирается делать?» — соображал я, стараясь выдержать взгляд, похожий на взгляд разъярённого зверя.

Мальчишка подошёл ко мне вплотную и, не задумываясь, заехал мне в ухо. Я опешил. Он закатил мне вторую оплеуху да ещё бросил в лицо обидные слова:

— Защищайся, трус!

И тут меня охватила отчаянная решимость. В общем, началась потасовка. Кончилась она только тогда, когда дедушка взял нас за плечи и развёл в стороны.

— Хватит! — сказал он серьёзно. — Теперь я советую вам помириться.

— Нужен он мне! Я из-за него до самой темноты должен буду собирать стадо. Да ещё какая-нибудь тёлка заблудится, а её ночью волк разорвёт, — растягивая слова, проговорил пастух, вытирая рукавом рубашки кровь с губы. — Ему-то что! — кивнул он на меня.

— Он тоже будет отвечать за стадо, — сказал дедушка и посмотрел на меня сурово.

— Не буду! Его коровы, и пускай он их не распускает.

— Ты, Виталий, уступаешь злому началу.

— Он мне разбил нос! — воскликнул я.

— А можно разве сейчас, когда колхозные коровы в опасности, принимать всерьёз твой нос, хотя он и фундаментальной величины на твоём лице?

Пастушок хохотнул. Я хотел обидеться, но дедушка меня перебил:

— Сейчас не до личных счётов. Коровы разбредутся, идите собирайте их и возьмите на помощь Орлана.

Пастушок вдруг мне улыбнулся. Я человек не гордый, тоже изобразил добродушную улыбку, и мы пошли.

Дорогой я узнал, что пастушка зовут Миколой. Лицо у него узкое, с высоким лбом. Позже бабушка Наташа, когда познакомилась с пастушком, сказала, что у мальчика одухотворённое лицо.

Со мной он сейчас разговора не затевал, а на мои вопросы отвечал неохотно. Я, конечно, понимал: он всё ещё сердится.

— Ты иди вправо и направляй коров вон к тому озеру, — сказал он мне, а сам побрёл в другую сторону.

Орлан оказался блестящим помощником. Вначале мы бегали за каждой коровой с ним вдвоём, но потом он быстро усвоил свою задачу и стал делать это самостоятельно. Замечательный пёс! Выискивал коров в таких местах, в таких зарослях, оврагах, куда человек ни за что на свете не забрался бы. И, главное, делал своё дело с понятием, не гнал их куда-нибудь в сторону, а прямо в стадо.

Когда мы собрали всех коров, Микола подошёл ко мне и сказал:

— Вот бы мне такую собаку!

Я с гордостью похлопал Орлана по спине.

— Скоро у него будет сын, я подарю его тебе.

— Не надо, я сам куплю себе щенка.

— Ты всё ещё сердишься на меня?

— Да нет, ты ведь ещё маленький.

— А ты?

— В деревне ты был бы самостоятельным хлопцем.

Я покраснел. Мне показалось, что Миколе кто-нибудь рассказал, как бабушка Настя уговаривает меня есть, а я кручу головой.

— Вот дед у тебя знаменитый и душевный человек!

— Обыкновенный, — бросил я небрежно.

— Эх ты, даже деда своего не знаешь! Мы его всем колхозом почитаем. Прошлый год он нашу речку спас от наносов. Днепровское управление сказало, что работы землечерпалкой обойдутся дорого и что колхоз не потянет. А твой дед с нашими плотниками построил такие плоты особенные, и течение само размыло русло. Теперь катера из нашей деревни ходят прямо в Киев.

Я пожал плечами: дескать, ну и что?

— А ты знаешь, что твой дед может сделать реки незамерзающими? По ним круглый год будут ходить пароходы! Ну да ладно уж, — протянул пастушок снисходительно, — нам пора в загон, солнце уже село. Увидимся завтра.

Мы с Орланом долго смотрели на уходивших телят и на Миколу, который размахивал хворостиной и покрикивал на непослушных:

— Эй, эй!

«Доверяют же человеку целое стадо», — думал я с завистью.

Уже в сумерках мы с Орланом возвращались к своему новому лагерю. Идём около самой воды, по песку. А по воде далеко слышно. Разговаривают мои дед и бабушка:

— Зачем ты устроил эту драку? Этот парень мог покалечить ребёнка.

«Ребёнок, ребёнок!» Я был готов расплакаться.

— Мальчики — однолетки, ничего страшного.

— Ну что ты говоришь!

— Видишь ли, у детей ещё не совсем хорошо развита речь, они не могут достаточно ясно выражаться и поэтому помогают жестами.

— Не шути, Борис!

— Да-да, энергичные движения в их возрасте куда внушительнее, чем весь их словесный фонд, и потом, для нашего внука физкультура совершенно необходима. Я хочу, чтобы он вырос смелым, сильным, правдивым и умеющим защищать себя человеком.

— Я совершенно уверена, что общение с этим пастухом может плохо отразиться на Виталии…

— Микола хороший, он лучше меня! — горячо перебил я бабушку Наташу.