На следующее утро я сразу же взялся за модель. Работал… Ужас как работал — пыль столбом. Мне хотелось моделью поразить Миколу.

Вот уже был готов Днепр, на нём построено четырнадцать плотин. Я даже успел соорудить игрушечные города, у которых были построены эти плотины: Каховку, Запорожье, Днепродзержинск, Кременчуг, Канев, Киев, а Микола всё не шёл. Я уже начал думать, что Микола не придёт, что ему со мной совсем не интересно. И как я обрадовался, когда увидел коров! Мы с Орланом бросились навстречу.

Миколу нашли не сразу. Он сидел в высокой болотной траве.

— А, это ты! — сказал он и дружелюбно улыбнулся.

— А ты что здесь ищешь?

— Да тут одну траву для гербария. Я сейчас засушиваю растения водоёмов. Ты думаешь, травы здесь растут как попало? Ничего подобного! Здесь полный порядок. Каждая травинка знает своё место. Вот смотри, у самого берега эти осоки. — Микола провёл рукой по тонкой высокой траве. — А вот это — частуха болотная, растёт по всему миру, кроме Арктики, для коров и лошадей ядовита, а овцы и козы едят, им ничего.

— А это тростник?

— Настоящий. Он растёт во втором поясе.

— А где третий пояс?

— А вот там, где золотые и серебряные короны.

— Кувшинки?

— Ага… Хочешь, я тебе сорву вон ту, белую?

— А ты не утонешь?

— Мой тата говорит, что если я утону, то, значит, я дурак от рождения. А знаешь, обидно быть дураком! Вот я и осторожен.

Микола достал мне цветок с длинным, как шнур, черешком.

— Ты видишь, как кувшинка раскрыта? Это оттого, что сейчас яркое солнце, а вот к вечеру она закроется. В пасмурную погоду она тоже закрыта. Пыльцу бережёт от сырости. В природе всё делается не просто так, а с толком.

Микола рассказал мне, что у него уйма гербариев. Он уже засушил много лекарственных растений, а сейчас коллекционирует травы болот и водоёмов, а потом займётся лугами.

— А прошлый год я всё время наблюдал за жизнью птиц. Интересно.

Я слушал и завидовал. Вот бывают же такие люди! А что я такое? Ну, хожу в школу, после школы в обязательном порядке гуляю в садике, потом учу уроки… И всё я это делаю потому, что меня заставляют. Нет никакой цели в моей жизни. Живу, небо копчу. Вот Орлан и тот как-то умеет находить цель в своей собачьей жизни. Как увидел коров, сразу начал их пасти. Ходит вокруг стада и на ту корову, которая отбивается от стада, рычит, лает. Всех коров держит в повиновении.

— А я строю модель.

— Какую модель? Покажи!

— Идём!

Мы побежали. У модели Микола остановился как вкопанный.

— Это будущий Днепр!.. — начал я объяснять с энтузиазмом.

— А зачем столько плотин?

— Понимаешь, плотины задерживают воду, создают водохранилища. Из этих водохранилищ вода поступает на гидротурбины, крутит генераторы. А генераторы, сам понимаешь, вырабатывают электрический ток. Но это ещё не всё…

— А ещё что?

— Ещё? Этого я не знаю. Пойдём к дедушке, он согласился быть моим консультантом.

Деда мы нашли на поляне. Он сидел прямо на траве и отрывал лепестки от ромашки. Наверное, гадал: любит его или не любит бабушка Наташа. Мужчины до самой смерти сомневаются в женской любви. Мы задали дедушке свой вопрос.

— Видите ли, мальчики, на Украине мало воды. Такие основные реки, которые снабжают водой Украину, как Днепр, Днестр, Южный Буг, имеют небольшой сток. А что такое сток реки, ты, Виталий, знаешь. Бабушка это недавно проходила…

— Стоком называется количество воды, которое река сбрасывает в море за год, — выпалил я как из пулемёта.

— Так вот, эти реки все вместе имеют сток в маловодный год сорок кубических километров.

А на орошение засушливых земель нам скоро потребуется тридцать кубических километров, а на промышленное и коммунальное водоснабжение примерно ещё десять. Итого — тоже сорок. Выходит, что ни одной капли воды этих трёх рек мы не можем упустить в море. Всю её надо задержать плотинами в водохранилищах. Но это практически невозможно. Весной, в половодье, некоторое количество воды придётся всё-таки сбрасывать в море, так как она не поместится ни в какие водохранилища.

— Значит, и с четырнадцатью плотинами воды не будет хватать? — спросил Микола.

— Совершенно верно. И в недалёком будущем нам придётся брать воду из Печоры, Вычегды, Северной Двины, Западной Двины, Немана, Дуная. Идёмте, я начерчу эти реки на вашей модели. — Дедушка по дороге сломил прутик. А когда пришли, быстро начертил все шесть рек на песке. — На сегодня хватит, а завтра я всё расскажу о водном транспорте.

Дедушка поднялся, кряхтя, разогнулся, потёр рукой поясницу и пошёл ловить рыбу.

— До чего же твой дед хорошо знает географию! Взял и сразу начертил все реки, — сказал Микола.

— Что же ты хочешь, он же настоящий учёный!

Мы начали прорывать реки. За коров можно было теперь не беспокоиться. Орлан наконец усвоил свои обязанности по отношению к этим животным и изо всех сил старался, чтобы они паслись на хорошей траве и далеко не разбредались. До чего же умный пёс!

На следующий день мой дед сразу после утреннего клёва взял раскладной стульчик и уселся у нашей модели.

— Водный транспорт, ребята, самый дешёвый транспорт. Люди с древнейших времён использовали реки для перевозки грузов, — начал дедушка медленно, старательно, чтобы мы всё поняли. — Сейчас мы будем говорить о Днепре. Вот он! — Дедушка показал рукой эту реку на модели. — Из Чёрного моря корабли могли подняться только до Каховки. Здесь грузы должны были перегружаться в небольшие баржи…

— Почему? — спросил я.

— Морские корабли не могут ходить по рекам, им не хватает глубины. Баржи с грузом тянулись по Днепру буксирами. До Запорожья водный путь был благоприятный. А вот дальше… Вот здесь, где сейчас построен Днепрогэс, были очень большие пороги. Происходили ужасные катастрофы на этих порогах. Буксиры, баржи, плоты, наскочив на подводные скалы, разбивались в щепки. Один такой порог назывался Ненасытецким… Только очень опытный лоцман весной в большую воду мог провести гружёную баржу через этот порог. Теперь нет на Днепре никаких порогов, они затоплены, и речные суда идут беспрепятственно. А в недалёком будущем по Днепру пойдут морские суда грузоподъёмностью пять тысяч тонн. Из Чёрного моря прямо в Балтийское. Две с половиной тысячи километров водного пути!

Дедушка начертил на песке Балтийское море.

— Так прямо из Чёрного моря в Балтийское? — переспросил удивлённый Микола.

— Да-да! Садимся мы в Одессе на большой морской пароход, плывём по Чёрному морю в Днепро-Бугский лиман, из него попадаем в Днепр. За Киевом сворачиваем на реку Припять — приток Днепра…

— А дальше? — не терпелось Миколе.

— Недалеко от Припяти берёт своё начало река Неман. Соединяем эти две реки, Припять и Неман, каналом…

— А Неман впадает в Балтийское море! — заторопился я.

— И вот, великий водный путь из Чёрного моря в Балтийское готов! — воскликнул дедушка и отбросил в сторону прутик…

Однажды бабушка Наташа пригласила Миколу с нами обедать. Вначале он не хотел, а потом согласился. Пока уха варилась, мы решили порыбачить.

— Значит, у тебя много интересных коллекций? — обратился дедушка к Миколе.

— У меня что… Вот у нас у одного хлопца есть коллекция марок — несколько альбомов. По этим маркам можно рассказать всю историю нашей страны от царя Николая.

— А вот Виталий, кроме всего, ещё и рыбной ловлей увлекается, и успешно.

От этих дедушкиных слов я чуть не получил разрыв сердца. Что же это за занятие — рыбная ловля, пустая трата времени! Ну как это он мог выставить меня таким дураком перед моим новым другом? А Микола сказал:

— Я тоже люблю ловить рыбу.

— А что тут интересного? — ощетинился я, в полной уверенности, что он сказал так из вежливости.

— Много интересного, если ловить со смыслом, — ответил дедушка.

— Какой тут может быть смысл? — Я чувствовал, что становлюсь задиристым, злым, противным.

— Вот ты мне рассказывал, что Микола изучил жизнь пернатых…

— Нет, не изучил ещё. Я только кое-что узнал из их жизни.

— Это уже хорошо. А разве не интересно кое-что узнать о жизни рыб? С древнейших времён рыбаки изучают повадки рыб. Есть, например, такой старинный способ ловли кефали. Ночью натягивают по воде длинную дорожку из рогожи. Рыбаки начинают на шлюпках шуметь. Рыба пугается, выскакивает из воды и падает на рогожу. Знай только собирай… А жители Океании ловят черепах с помощью рыбы-прилипалы. К такой рыбе привязывают длинный, крепкий шнур и опускают её на дно. Там она обязательно разыщет черепаху и к ней прилипнет. Рыболову остаётся только вытянуть её вместе с черепахой… А среди черепах есть настоящие гиганты длиной до двух с половиной метров и весом полтонны. Есть такая наука — ихтиология. Учёные-ихтиологи изучают, какие породы рыб живут в океанах, в морях, реках, озёрах, чем они питаются.

Рыбу надо не только ловить, надо заботиться и о размножении её. Лет двадцать назад пересадили кефаль из Чёрного моря в Каспийское. И кефаль там прижилась великолепно. А почему? Да потому, что ихтиологи сначала изучили, чем кефаль питается и есть ли для неё подходящая пища в Каспийском море. А некоторые люди живут верхоглядами, проходят мимо всего, ничто не застревает в их головах…

После такого разговора я стал к рыбной ловле относиться совсем по-другому. Потом дедушка говорил, что у меня к этому занятию появилось отношение не только как к приятному препровождению времени, но и как к познавательному процессу.

И действительно, я стал очень наблюдательным и всё запоминал. А тут ещё дедушка посоветовал мне научиться обобщать мои наблюдения, делать из них выводы. Вот, например, попался мне окунь, я запоминал, на какую наживку он взят и на какую удочку, на донку или на поплавочную, в какой воде — в тихой, умеренной или же на быстрине. Попался второй, я делал то же самое. А после того, когда было поймано несколько окуней, я уже мог судить о вкусах этой рыбы, о её повадках, о её характере.

И представьте себе — это занятие оказалось очень интересным.

Миколу оно тоже увлекло. Теперь у нас появилось ещё одно интересное занятие. Ловили рыбу не просто так, а со смыслом. Изучили, что плотва водится у обрывистых берегов, где ровное течение. Берёт лучше всего на муху и на муравьиные яйца, хуже на червя. Очень трусливая рыба, и поэтому надо сидеть смирно и не разговаривать.

Узнали кое-что и о язях. Эта рыба любит плёсы со спокойным течением и тихие заводи. Ловить её надо на поплавочную удочку. И больше всего любит кузнечиков.

Но вот однажды я вытащил блеснувшую, как серебро, рыбку граммов на триста, с толстой головой и широким плоским носом. Дедушка сразу определил, что это голавль. Очень вкусная рыба.

Обрадованный удачей, я стал на прежнее место, под крутым берегом с нависшим над водой осокорем, и продолжал старательно удить. Рядом устроился Микола, ему тоже хотелось поймать такую рыбку.

И десяти минут не прошло, как у меня клюнуло. Дёрнул и вытащил второго голавля, потом третьего.

Я ликовал, а Микола только сдержанно улыбался. Его большие, всегда мечтательные карие глаза как-то погрустнели. Я видел, как он изо всех сил старается поймать такую рыбу, но у него ничего не получалось.

За этот вечер он вообще ничего не поймал, так и погнал своих коров с пустыми руками, А я, пьяный от успеха, не знал, что делать: прыгал, кувыркался и даже забыл проводить Миколу, как это делал обычно. А за ужином мне вдруг стало страшно тоскливо. Я молча жевал жирную рыбу и совсем не был так болтлив, как раньше.

Должен сказать, что дедушка прежде, когда я сильно разойдусь, часто меня останавливал, говорил, что языком надо тоже руководить, а иногда полезно его прикусывать.

Но на этот раз мне не надо было прикусывать язык, он у меня сам не двигался.

— Сегодня я убедился, что ты, оказывается, у нас плохой человек! — вдруг сказал дедушка.

— Я?

— Да, ты!

— Нельзя же делать выводы без должного основания! — воскликнул я с возмущением, вспомнив любимое дедушкино изречение.

— У твоего друга плохо ловилась рыба, — начал дедушка, как будто и не слыша моих слов. А раньше он всегда улыбался, когда я начинал говорить, подражая ему,

— Микола ничего не поймал, а при чём тут я?

— Спокойно! — Дедушка поднял руку. — У мальчика удочка была самодельная, короткая, леса нитяная, грубая, а голавль — рыба осторожная, ты это заметил…

— А при чём тут я?

— Спокойно! Ты решительно доказывал, что ты счастливчик! Ты торжествовал. Я наблюдал за тобой, и мне было стыдно за твой эгоизм. Мне было стыдно, что у меня такой внучок. — Дедушка помолчал, а потом снова начал меня отчитывать: — Почему ты Миколе не дал другую удочку, у тебя же их три? Всё время я ждал, что ты это сделаешь, Виталий. — Дедушка низко опустил седую голову.

— Но я не догадался…

— Успех вскружил тебе голову, и ты забыл о товарище. Это ужасно!

Я вскочил из-за стола, побежал к палатке, у которой стояли все наши удочки, выбрал одну и вернулся с ней к дедушке.

— Завтра подарю её Миколе, я на неё всё равно не ловлю.

Дедушка и бабушка Наташа переглянулись.

— Теперь я о тебе ещё более плохого мнения, — сказал дедушка.

Тут уж я совсем растерялся.

— На тебе боже, что нам негоже! Так получается? — Дедушкино лицо было такое грустное, такое грустное — казалось, что он вот-вот возьмёт и заплачет. — Меня всегда возмущает высокомерие, мелкая скаредность в людях, — добавил он строго и ушёл из-за стола.

Я немножко ещё посидел, а потом пошёл к палатке и выбрал самую-самую лучшую удочку, чтобы завтра подарить её Миколе. Но Микола не пригнал к нам своих коров. Я ждал его целый день, даже аппетит потерял. За обедом хлебнул две ложки ухи, а ужинать совсем отказался. В моей голове были только мысли о Миколе. Он ушёл вчера, не сказав ни слова. Он гордый и сильный, а высказать свою обиду — это ведь значит проявить свою слабость.

В этот вечер я не пошёл сразу спать, как обычно, а лёг на сено и стал смотреть в тёмное небо. Мне слышалась из глубины его какая-то грустная песня. Эта песня мне была так понятна. Я слушал, слушал и вдруг догадался, что это ноет моя душа.

Ночь спал беспокойно, а утром проснулся рано, до восхода. Но дедушка уже рыбачил. Мне же рыбачить совсем не хотелось. Я пошёл к модели, но и она меня почему-то перестала интересовать.

— Я советую тебе сходить на ферму, — сказал дед, видя, как я томлюсь.

Окрылённый надеждой, я взял Орлана, и мы помчались. Через час уже были там. Но все загоны оказались пустыми, и кругом ни единой души. Мы бродили, бродили, ничего не понимая. Потом увидели на дороге тётеньку в белом платке и побежали к ней.

Она нам рассказала ужасную вещь.

Обратно я шёл как больной, меня шатало. Орлан тоже стал грустный и совсем не бегал, держался у моей ноги.

— Ну что? — встретил меня дедушка вопросом.

— Всех коров ещё вчера переправили на пароме на другой остров, на свежую траву, — с трудом выговорил я и разрыдался. — Я навсегда потерял друга! — говорил я, глотая слёзы, и дрожал всем те-лом.

Дедушка положил мне на голову руку и сочувственно сказал:

— Я понимаю тебя, Виталий, друзей терять очень тяжело. Попробуй написать ему письмо.

Я так и сделал. Написал письмо, взял самую хорошую удочку и отнёс на ферму. Придёт же он когда-нибудь туда.