Проехали пляж. Дедушка свернул с фарватера к противоположному берегу. Я сразу вспомнил, что именно там институт, бухта, на берегу которой открытая лаборатория. И там работают дядя Серёжа и дядя Костя.

— Дедушка, ты держишь курс на лабораторию? — обрадовался я. Но дедушка сердито махнул на меня рукой, и мне стало грустно.

Животные уже успокоились и растянулись на палубе. Глядя на них, мне тоже захотелось погреться на солнышке. Я снял матросскую бескозырку, тельняшку, брюки и остался в одних трусах.

— Виталий, вещи на палубе не разбрасывай. От вибрации всё съедет в воду, — сказала бабушка Наташа. — Давай я положу всё в каюту. А ты вот на, надень на голову, а то сгоришь.

Шляпу я, конечно, сразу снял, как только бабушка Наташа спустилась вниз. Должен же я в конце концов немножко загореть! Вон на пляже какие люди все чёрные, как негры, а я?..

Когда мимо нашего корабля шли мотыльки — огромные, двухэтажные катера и пароходы, то пассажиры на них сбегались на нашу сторону. Им тоже, как и пляжникам, было интересно смотреть на наш кораблик, обвешанный котомками, корзинками. И, конечно, на нас. На меня, кота и собаку, загоравших на маленькой палубе. Один катер чуть не перевернулся, так его накренили любопытные пассажиры.

Вообще на Днепре было столько разного транспорта! Надо было быть очень хорошим капитаном, чтобы маневрировать между буксирами с караванами из барж, пароходами, катерами, между сумасшедшими глиссерами, тихоходными корабликами, вроде нашего, и простыми лодками.

Бабушка Наташа сказала, что на Днепре стало тесно, как на Крещатике. И действительно, ветра никакого не было, а волны так и ходили, так и ходили, сталкивались, наскакивали друг на друга и разбивались в пену. Наш корабль здорово болтало, иногда мне становилось даже страшновато.

Орлан уже привык плавать и не боялся. Только когда сильно начинало качать, поднимался на все четыре лапы и балансировал. А кот в это время забирался к нему под живот, но мордочку он всё-таки высовывал наружу и смотрел со страхом и любопытством на воду, на берега и на проходившие мимо суда.

Когда не очень болтало, то мы все трое, растянувшись вдоль палубы, свешивали головы и смотрели вниз, на капитана и механика.

Дедушка в одних трусах и в пёстрой бабушкиной косынке, завязанной по-пиратски, сидел у правого борта и, как настоящий капитан, с важным видом покручивал штурвал. Бабушка же в чёрных очках и в красном купальнике с белыми горошками со всей серьёзностью следила за мотором. Щупала, не перегрелся ли он, прислушивалась к его ритмичному глухому постукиванию.

Дедушка и бабушка Наташа часто спорили, ну совсем как маленькие. Бабушка Наташа сказала, что контуры высокого берега Днепра, на котором стоит Киев, очень красивы, а дедушка стал доказывать, что вид испорчен архитекторами.

— Наставили на славянских холмах каких-то чемоданов и сундуков.

Это он так про новые здания. Бабушка Наташа сердилась, говорила, что Растрелли по-своему хорош, но и современные здания тоже неплохие.

— Сундуки и чемоданы, сундуки и чемоданы! — твердил своё упрямый капитан.

Подходили к мосту. Он был такой красивый, ажурный. И по нему бежал поезд, маленький, как игрушечный.

— Виталий, быстро в каюту! — скомандовала бабушка Наташа. — С моста может сорваться какая-нибудь гайка и ранить тебя в голову.

Я послушно слез с палубы.

— А Орлана и Серку?

— Они пускай сидят.

— А вы?

Дедушка в ответ засмеялся. Я тоже не пошёл в каюту, только немножко прижался к бабушке Наташе. Почему я должен прятаться, а они будут сидеть на своих местах? Гайка-то ведь может угодить и на их головы.

Капитан держал судно поближе к быку моста, чтобы дать дорогу другим. Быстрина здесь была сумасшедшая. Так и крутило, так и крутило. И вот когда мы очутились под самым мостом, в самом узком проходе между быками, наш кораблик вдруг остановился. То есть он шёл, но только на одном месте. Дедушка зачем-то начал лихорадочно вертеть штурвал. Бабушка Наташа до предела увеличила обороты, так что мотор завыл. И всё-таки корабль не двигался. Мы закрыли путь большим встречным судам. Они гудели на разные голоса, махали белыми флажками-отмашками, кричали что-то в железные рупоры. Но мы никак не могли расслышать, что же капитаны нам советовали.

И вот один пассажирский катер вырвался вперёд и с диким рёвом полетел на нас. Я от страха на минутку зажмурился и крепко вцепился в бабушку Наташу. Но катер у самого нашего носа резко осадил назад и встал на дыбы, как лошадь.

— Выключай мотор! — закричал в рупор капитан с катера.

Теперь мы поняли. И как только наш мотор заглох, кораблик сразу рвануло течением назад и начало крутить во все стороны. Те лодки и катера, которые были сзади, бросились врассыпную. Мы могли врезаться в кого угодно или сами угодить под большой пароход — ведь управление кораблём было потеряно. Оно действует только при работе мотора.

Но мы не растерялись. Все трое схватили с палубы вёсла и принялись грести.

Быстро ушли с фарватера. И совсем не быстро добрались до берега, так как Днепр в этом месте был очень широким.

— Мотор не в порядке! — буркнул дедушка и сердито взглянул на бабушку Наташу. Ведь именно она обязана была нести полную ответственность за работу механизма.

— Мотор в абсолютной исправности, — ответила тоже не очень ласково бабушка Наташа.

Кое-как добрались до берега. Так устали, что как только дно лодки ткнулось о песок, мы сразу бросили вёсла на палубу и без команды полезли в воду освежиться. Орлан тоже прыгнул за нами и начал как угорелый бултыхаться. Я думал, что дедушка призовёт его к порядку, но ему было не до собаки, он всё ещё сердился на бабушку Наташу. А она сразу же, как только окунулась, начала осматривать мотор. Я был тоже уверен, что барахлит мотор, и с нетерпением ждал, когда бабушка Наташа обнаружит неполадку и дедушка ей вежливо скажет: «Я же говорил!»

Бабушка Наташа завела мотор и стала внимательно вслушиваться в его работу.

— Что-то в подводной части, сказала она, выключила мотор и снова полезла в воду.

Кот взбунтовался. Начал дико орать. Ему стало невмоготу на жаре. Я хотел его искупать, но бабушка Наташа не разрешила. Сказала, что коты не купаются и, попав в воду, гибнут.

Мы с Орланом долго бултыхались, и я уже забыл про аварию. В конце концов, это дело взрослых, как вдруг…

— Виталий, иди сюда!

Бабушка Наташа сказала это так строго просто ужас. Я сразу почувствовал, что меня ожидает какая-то неприятность.

— Ты слышишь, что я говорю!

Я шёл не очень быстро, изо всех сил стараясь показать, что с трудом преодолеваю сопротивление воды.

— Что это? — Бабушка Наташа держала кусок моей соломенной шляпы. — Дай сюда руку!

Я, конечно, дал. И она изо всех сил потянула её под лодку.

— Теперь ты понимаешь, что ты наделал, спросила бабушка Наташа после того, как я нащупал винт корабля, обмотанный моей шляпой.

Я всё понял. Во время качки на волнах моя шляпа съехала в воду и её затянуло на винт. И теперь надо будет пережить неприятный разговор со взрослыми.

«Только бы меня не списали с корабля», подумал я и с грустью посмотрел на Киев: над домами возвышались четыре трубы электростанции, из которых валил дым. Досадно, что мы так недалеко ещё отплыли.

Бабушка Наташа с трудом отодрала от винта остатки шляпы и, сердитая, забралась на корабль. Орлан тоже вспрыгнул. Ну и я подошёл.

— Залезай! — сказал дедушка и даже не подал мне руку. — Вот что, молодой человек, — начал он суровым голосом, — если ты не будешь анализировать свои поступки, ты всегда будешь делать глупости. А глупый человек — всему помеха. И его отовсюду будут гнать.

Больше дедушка ничего не сказал, взял весло, оттолкнулся, и судно легко снялось с песка. Бабушка Наташа дёрнула за ремешок, мотор затарахтел, и мы снова поплыли.