Глава 1

ПИСЬМО

Я в волнении буквально слетела по ступенькам роскошного особняка, рискуя поскользнуться на гладком мраморе, и подбежала к двери, когда отец уже поднялся на крыльцо с той стороны и взялся за медный дверной молоток. Чуть не пританцовывая от возбуждения, я все же не решалась торопить чопорного дворецкого, с достоинством отворявшего для хозяина тяжелые, инкрустированные редчайшим голубым мрамором створки. В нашем поместье каждая мелочь буквально кричала о богатстве и роскоши, хотя сам дом располагался в некотором удалении от общей дороги и более оживленных кварталов, стоя на отдельном холме, окруженном не менее внушительным парком.

— Папа, — я присела в поклоне, отшлифованном за два года усердных тренировок в элитной гимназии, — есть какие-то новости?

Отец, мама и Роберт уехали неделю назад, чтобы присутствовать на торжественном посвящении младшего брата в уорранты ферзевой гвардии под началом самого командира Этьена. Прославленный герой нашей страны вот уже более тридцати лет оставался на посту главнокомандующего. Брат был в полном восторге от перспективы служить под его руководством, а я с замиранием сердца ждала иных известий — о дате собственной свадьбы. Отец нарочно уехал от Роберта на день раньше, чтобы лично забрать из местного отделения связной конторы долгожданный ответ, не доверяя расторопности посыльного, а уж после вернуться домой и сообщить мне важнейшую новость.

— Роберт очень сокрушался, что тебя не было на его празднике.

— Ты передал, как безумно я стремилась попасть, но из школы не отпустили раньше? Только вчера удалось прибыть домой с попутным аэростатом.

— Они вернутся завтра утром, успеешь повидаться. Надеюсь, ты летела на механическом аэростате, а не на одном из модных нынче энгельферов? Не доверяю надежности их магических плетений.

— Конечно, папа. Я помню твои наставления и приобрела билет в первый класс.

— Умница. — Отец наконец покончил с долгим процессом раздевания, отдал верхнюю одежду дворецкому и протянул ко мне руки, поймав в крепкие объятия. — Смотри, как ты изменилась за три года… Ваша школа Царима просто творит чудеса.

— Там слишком строгие правила.

— Ну-ну, это только на пользу.

— Пап, — я подняла голову, просительно заглядывая в веселые карие глаза, — ты забрал письмо?

— Забрал, — усмехнулся отец и совсем как в детстве потрепал меня по волосам. — Идем в кабинет, узнаешь новость первой.

Просить дважды не пришлось, я скользнула в комнату следом и плотно притворила дверь, в волнении наблюдая, как он проходит к столу, садится в любимое кресло и серебряным ножиком вскрывает конверт.

Папа чуть пригладил пышные усы, просматривая письмо, и уже открыл рот, чтобы поделиться со мной известиями, как вдруг нахмурился и сжал губы.

— Что там? — Сердце тревожно екнуло.

Отец вскинул голову и внимательно посмотрел на меня. Таким же взглядом он порой отвечал на невысказанные опасения, например, когда однажды плача прибежала к нему и спросила, отыскался ли любимый щенок. Едва приметив это выражение в глубине его глаз, я внутренне сжалась.

— Отказ, дочь.

Убегавшая на второй этаж винтовая лесенка, уютно прятавшаяся в конце коридора неподалеку от главной гостиной, была моим любимым местом в доме. Возможно, благодаря витражному окну, бросавшему на ступени и перила разноцветные блики. Картина, сложенная из разноцветных стеклышек, изображала красивую фею верхом на единороге. Сказочная и искусно выполненная работа неизвестного мастера мне казалась лучше всех прочих витражей, заказанных у столичных знаменитостей. Эта старая лестница пахла деревом, а гладкие, заново покрытые лаком ступеньки приятно поскрипывали под ногами. Если откинуть голову на подпиравший витые перила столбик, то можно немного отвлечься от грустных раздумий и сосчитать пальцами все завитки тончайшей резьбы, изображавшей разных животных.

На этой лестнице мне нравилось сидеть, глядя на окно, перила, ступеньки, здесь ощущался особый уют старины, витавшей в древнем поместье. Однако сегодня я спустилась и присела на нижнюю ступеньку с иной целью, внимательно прислушиваясь к доносившимся из открытой гостиной голосам родителей.

Роскошная комната была рассчитана на прием гостей, а тяжелые двери в ней заменяла высокая ажурная арка. В дождливые или холодные дни в гостиной разжигался огромный камин, способный отопить половину дома. И в этот пасмурный вечер, когда все помощники (мы никогда не называли работавших в доме людей слугами) ушли по своим комнатам, а мелкий дождик барабанил в окно, стекая вниз разноцветными каплями, папа с мамой присели у теплого огня.

— Что дочка? Спит уже? — послышался голос отца.

— Легла, — ответила мама и замолчала на несколько долгих минут.

До меня долетало тихое потрескивание горящих поленьев и шелест дождя за окном.

— Вот так взял и отказал? — вновь послышался мамин голос.

— Хочешь, письмо почитай.

— Да что там читать? — Она грустно вздохнула, а я прислонилась лбом к столбику и принялась обводить пальцем изображение тонконогой цапли.

— Полюбуешься, как можно вежливо и красиво поставить на место зарвавшихся богачей. Мол, где мы, тен Лораны, с нашей родословной, а где вы?

— Что, так и написали?! — В голосе матери послышалось искреннее возмущение, а затем раздался шелест бумаги, будто она забрала письмо.

— Еще чего! Говорю же — красиво. И слова такие: польщены, оказана честь, сожалеем.

— Ты смотри, сам наследник подписал! Гляди, гляди, Эсташ тен Лоран.

— До дыр заглядел.

— Чем Маришенька ему не угодила? Ну ведь красавица, умница и невеста богатая.

— Для их рода за любой невестой кроме приданого должен шлейф знаменитых предков тянуться, а чем мы знамениты? Потомственные рудокопы?

— И зачем ты вообще ему написал? Хоть портрет дочери отправил?

— Отправил. Он его назад прислал, не забыв выразить безмерное восхищение. А написал ему, — отец запнулся и тяжело вздохнул, — потому как сообщили мне проверенные люди, что тен Лораны наследнику ищут богатую невесту.

— Значит, нашли.

— Не нашли, всем отказ пришел.

— Как всем? Откуда известно?

— За деньги любую информацию узнать можно. Ни одна Эсташа не устроила, идеальную ищет.

— Ну и пусть себе ищет. У нас дочка на вес золота даже без приданого. От женихов отбиваться не успеваем. Уже отправили на край света, в гимназию эту, подальше от соискателей.

— Да, чтоб ума набралась. Лучше этой школы я в нашей стране и не знаю.

— Вот. Еще образование получит — и никто с ней не сравнится. Дались нам гордецы такие, даром что род известный.

— Не в известности дело, мать. Не вечны мы с тобой. Здоровье под старость лет не то. Дети поздние, столько лет ждали. А все работа в рудниках этих. Но только Роб наш и сам о себе позаботиться сможет, смышленый малый, не пропадет, да и любит себя наперед всех.

— Ну что ты говоришь?

— А ты любимца не выгораживай. Коли надо, он выбор в свою пользу сделает, а дочка другая. Не за себя наперед пойдет, за тех, кого любит. Я ж до сих пор тот случай забыть не могу. Помнишь? Как рудники выработали и забросили, а наши трудяги местные без работы остались, и я к богачу тому наниматься пошел.

— Как не помнить? Едва с голоду не померли, натерпелись в ту пору.

— Он заявил, что в округе всем тяжко приходится. Предложил у него рудники эти пустые выкупить. Мол, ему налоги за землю платить, а с нас, бедняков, никто не спросит, и тогда он взамен найдет работу, да еще и напарникам моим бывшим поможет.

— Что со мной тогда сделалось! Дома и крошки хлеба нет, а ты последнее за рудники отдал.

— Отдал ведь, потому как поверил. Пошел, точно последний дурак, к нему об уговоре напомнить, а он в лицо рассмеялся. Поищи, говорит, чего в новых владениях своих, может, золото отыщешь. Еще и добавил потом, что работников у него хватает, а вот служанка младшая приболела. Пусть, мол, дочка твоя заместо нее работать придет.

— Ты ведь не пустил ее тогда, хоть она порывалась.

— Слухами, мать, земля полнится. Служанок он совсем молоденьких набирал, а они болели да мерли точно мухи. Чтобы я свое дитя на такое обрек. А она ведь, помнишь, сама пошла.

Снова в гостиной воцарилось наполненное тревогой молчание, будто родители перенеслись в то далекое прошлое, когда, желая спасти семью от голодной смерти, их дочка устремилась в дом к местному богачу. А я поежилась и обняла себя руками, вспоминая сальную улыбочку, ощупывающий толком не оформившееся тело взгляд, тяжелые руки на плечах и кошмарный слюнявый поцелуй, когда язык противного старика проник в рот.

— Думала, нас убережет, — вырвал из мерзких воспоминаний голос отца. — Я тогда вовремя подоспел, кулак ему на башку опустил со всей силы, показалось, что на месте помрет, а он выкарабкался, падаль такая.

— Кабы просто выкарабкался, ведь к правосудию обратился. Обвинил тебя в нападении, компенсацию затребовал. К нам когда служители с бумагой заявились, сумму долга за урон показали, думала, удар меня хватит. Ведь до конца дней по такому долгу не рассчитаться.

— Есть справедливость в мире, Лориона. Я лицо подлеца этого вовек не забуду, когда пошла слава о новом открытом минерале, а у нас в рудниках залежи его, ну хоть с земли лопатой соскребай. Он кинулся к законникам, а бумаги у меня как нужно оформлены, сам ведь постарался в свое время. Еще и при свидетелях продажу заверяли.

Отец весело расхохотался, а мама вторила ему тихим смехом.

— А теперь при наших деньгах все для детей сделать можем, но хотел я для дочки мужа особенного. А тен Лораны необычный род, Лора, необычный. — И отец с благоговением произнес: — Защитники.

Когда вдоволь наговорившись и обсудив все новости, родители удалились в свою комнату, я тихонько зашла в гостиную и поворошила кочергой еще тлевшие угли. Из-под золы показался белый кончик письма, и я осторожно вытащила его щипцами, отряхнула и сдула черную пыль.

В гимназии нам рассказывали о зачарованной бумаге, не рвущейся, не подверженной огню, воде и прочему разрушению. В пламени, например, она сперва скукоживалась и чернела, а после быстро возвращала первоначальный вид.

Чары наводились на бумагу специально, чтобы важное послание достигло адресата в целости и сохранности, и держались еще несколько часов после прочтения. Я успела извлечь письмо как раз вовремя, чтобы огонь не повредил красивых ровных строчек. Зажав его в кулаке, поспешила вернуться в комнату, где, устроившись на кровати, принялась рассматривать практически идеальный каллиграфический почерк, пытаясь угадать за ним человека.

Несмотря на то что в гимназии нас обучали искусству красивого письма, а попутно объясняли, как определить основные черты характера по почерку, разглядеть автора послания за ровными буквами оказалось непросто.

Симметрия, выдержанный размер, одинаковый наклон букв говорили лишь о торжестве каллиграфической эстетики, и у меня сомнений не оставалось, что письмо было составлено подобным образом нарочно. Вся эта художественная надуманность свидетельствовала скорее о четком разграничении, проводимом между автором и адресатом. Ведь, например, в дружеской переписке не следишь за выводимыми на бумаге буквами, а стремишься поскорее рассказать близкому человеку последние новости. Это же письмо было красивым, но холодным, церемонным и официальным. А внизу четко обозначился оттиск кольца с родовой эмблемой. Погладила его пальцем, ощущая вдавленные в бумагу линии. По виду рисунок напомнил мне крылья большой птицы, упрощенные и стилизованные, как сказала бы дона Юджина, преподавательница символики и схематичного черчения.

Я вновь вгляделась в уверенные буквы красивой формы и средней величины, отмечая ровные строчки и чуть более сильный нажим. В человеке, составившем столь идеальный отказ, можно было точно отметить твердость характера, невозмутимость и спокойствие. Однако, судя по манере письма, он мог находить компромиссы и был способен приспособиться к ситуации, вот только отличался еще и любовью к контролю, строгой последовательностью и даже непоколебимостью. Все это вместе играло точно не в мою пользу, а Эсташ тен Лоран, прежде чем прислать отказ, явно тщательно обдумал собственное решение и не был склонен его изменить.

Сделав подобный вывод и уверившись в бесплодности прежних надежд, я отважилась прочитать и сами изящные строчки, буквально глотая короткие ясные фразы и почти не замечая вежливых формулировок.

«Уважаемый… Нашему роду и мне оказана большая честь… Отдельная благодарность от меня за вложенный в письмо портрет вашей прелестной дочери…»

Здесь я притормозила на минутку, концентрируя внимание на последующих предложениях.

«Не могу не отметить высокого мастерства исполнения — миниатюра дышит жизнью и, полагаю, очень точно передает истинный облик очаровательного оригинала. Я не посмел оставить это произведение художественного искусства, поскольку вы, несомненно, пожелаете сохранить его у себя. Потому отсылаю портрет с ответным письмом, снабдив конверт защитными чарами».

«Прелестная и очаровательная»… Комплименты, а точнее, дань этикету, даже немного польстили принявшему суровый удар самолюбию и придали сил дочитать главные и самые болезненные строчки:

«Вынуждены отклонить ваше поистине великодушное предложение. К огромному сожалению всего рода и моему лично, присутствуют определенные обстоятельства, вынуждающие повременить с женитьбой, а подавать надежду юным и привлекательным девушкам означает лишить их шанса более удачно устроить свою судьбу.

Остаюсь искренне Ваш Э. тен Лоран».

Я дочитала, вздохнула, а потом скомкала лист, и рассыпавшиеся чары позволили письму скукожиться в бумажный шарик, который я и запустила в противоположную стену. Великодушное предложение! Насмешка, не иначе! Завуалированный намек на явную попытку купить дочери мужа.

Бросившись к изящному письменному столу, выдвигая ящик за ящиком и выбрасывая на пол все вырезки из журналов и газетных статей, я и их вознамерилась подвергнуть участи письма. Напрасно собирала, напрасно пыталась хоть что-то узнать о нем. Гордец! Мама верно сказала.

И только схватившись за толстую книгу в дорогом кожаном переплете, я одумалась и бережно прижала свою ценность к груди. Редкая копия, сделанная с помощью уникального артефакта втайне от всех, точно не заслуживала быть разорванной на мелкие клочки. Книга о гимназии Царима, о самом здании и его прошлом. Один экземпляр хранился в библиотеке школы, а другой был только у меня и лишь потому, что об этой тайной и явно наказуемой уловке никто не узнал.

Одних влечет богатство и роскошь, другие любят шокировать и впечатлять окружающих, некоторые предпочитают поражать эрудицией, а я тяготела ко всякой древности, старине, пропитанной духом веков и овеянной славой. Оттого так сильно полюбила новый дом, построенный три века тому назад, хотя в прежнем ветхом жилище прожила целых двенадцать лет. Когда появились деньги, а с ними и возможности, я посетила все удивительные и знаменитые места, где прошедшие века тесно переплелись с магическим наследием. Однако самой привлекательной и манящей для меня оставалась закрытая гимназия Царима, построенная далеко на границе.

Это место было особенным, с совершенно невероятной историей, а под школу его отдали лишь три века назад. Я загорелась мыслью непременно поступить в гимназию, а папа и не подумал спорить, искренне веря, что его дочь достойна лучшего. После поступления я узнала об основателях — древнем роде тен Лоран.

Защитники! Одно слово пробуждало в людях трепет, а в моих мыслях Лораны совершенно невероятным образом стали частью духовного облика любимой школы. Я видела символику их дома повсюду, знала, какой вклад и кто именно внес в развитие гимназии. Более того, собирала всевозможные сведения: из газет, журналов, книг. Когда же поняла, что могу стать частью этого рода… Ох!

Меня не слишком волновало, каким окажется будущий муж, потому что с детства в голову прочно въелось убеждение, присущее большинству людей, о защитниках, как о созданиях без изъяна.

— Глупо, — вздохнула я, возвращая книгу в прежний тайник.

 

Глава 2

НОВЫЙ ПРЕПОДАВАТЕЛЬ

Три месяца спустя

Занятие закончилось, но ученицы не спешили покидать классную комнату и выбегать в обширный холл женского крыла, чтобы немного размяться, а о чем-то приглушенно переговаривались.

— И почему ты не спрашиваешь, какую новость все обсуждают?

— Что? — Я отвлеклась от сложной схемы, похожей на кружевное плетение, и сосредоточила взгляд на подруге.

— У нас новый преподаватель, — вполголоса сообщила Селеста, — все уже в курсе.

— Ах, это. Слухи давно ходили. — Я собиралась вернуться к изучению схемы, когда подруга толкнула локтем в бок.

— Давно-то давно, но теперь известно имя.

— Имя? — Я нахмурилась, вынужденная вновь оторваться от сосредоточенного разглядывания тонких переплетений и без особого интереса ожидая подробностей.

Хотя узнать, кого пришлют для преподавания магической защиты, было, с одной стороны, любопытно, но на перемене я надеялась разобраться в непонятых моментах схематического плетения, а после занятий отправиться с уже подготовленными вопросами к преподавательнице.

Не желая, чтобы другие девушки услышали, Селеста склонилась к моему уху и выдала:

— Держись за стул, иначе упадешь. Это Эсташ тен Лоран.

Что?!

Я непроизвольно сжала пальцы, хватаясь пусть не за стул, но за столешницу.

— Это шок, правда? — спросила Селеста, пока я пыталась совладать с собой.

Не верить подруге не было причин. Недаром она приходилась родней нашему директору. Селеста узнавала самые горячие новости прежде остальных и всегда бежала сперва ко мне, чтобы ими поделиться.

— Д-да. — Я запнулась, отвечая, и положила руку на грудь, из которой норовило выскочить сердце.

Девушка так стремилась поразить меня неожиданным известием, что всю гамму эмоций, вызванных упоминанием одного из самых известных имен страны, отнесла лишь на счет моей растерянности.

— Ты поняла теперь? — продолжала она делиться главной сенсацией. — У нас будет преподавать сам тен Лоран!

Фамилия знатного рода прозвучала с положенным придыханием.

А мне труднее было не понять, а скорее признать тот факт, что отвергший меня мужчина вскоре станет моим же учителем.

— Они… — Я сглотнула, стараясь выровнять голос. И пусть изъяснялась шепотом, однако слишком боялась, что Селеста распознает панические нотки, способные навести ее на какие-то подозрения. — Они аристократы, пусть и обедневшие. Что заставило его пойти в преподаватели?

— Я слышала, дела у рода совсем плохи, особенно после того, как Эсташ отверг кандидатуры предложенных невест.

При этих словах сердце застучало как бешеное. Неужели она знает? Какой позор! Но последующие слова подруги показали, что моя тайна до сих пор оставалась только моей.

— Богатейшие невесты Кенигхэма готовы все отдать, чтобы выйти за главу этого рода, а он тянет с выбором. Денег как не было, так и нет, вот Эсташ и выбрал работу учителя.

Подруга вдруг отвернулась, посмотрев в сторону отворившейся двери, а в пространстве, еще минуту назад наполненном девичьим гомоном, воцарилась необычайная тишина. Мы, как положено, подскочили со своих мест и присели в поклоне, приветствуя директора, но только у одной меня подкосились колени, когда вслед за ним вместо старенького, шаркающего ногами ариса в класс вошел незнакомый мужчина.

«Это он!» — отстучало сердце, и кровь прилила к голове.

Несложно было догадаться, что статный и высокий молодой человек в учительской форме и есть тот самый тен Лоран.

Мне прежде не доводилось видеть потенциального жениха в лицо или же на портрете. Просто так достать изображение хоть кого-то из членов знаменитых родов было невозможно. Реалистичные образы, создаваемые с помощью современных художественных чар, позволяли практикующим магическую порчу навести ее по портрету, а ставить защиту от каждого желающего досадить потомку прославленной фамилии обошлось бы недешево.

Родители располагали лишь общими сведениями: Эсташ молод, одарен родовой магией и воспитан в соответствии с аристократическими традициями. И этого оказалось достаточно. Браки в стране в большинстве своем так и заключались — по договоренности. Многие частенько прибегали к услугам свах, обладающих соответствующими магическими навыками. Ну а в случае с родом тен Лоран и вопроса такого не стояло.

«Безусловно, он», — вторил интуиции разум. Узкий шаг, точно ноги ступают по одной прямой линии, твердая, но не тяжелая поступь уверенного в себе человека, легкая улыбка, способная расположить собеседника с первого взгляда, плавные красивые движения и лицо…

Я опустила взгляд. Не рассмотрела. Чувства душили, клокотали внутри, и перед глазами встала мутная пелена. Следовало взять себя в руки, отвлечься, например, на спокойный голос нашего директора, но неприятные мысли наскакивали друг на друга, теснились, точно головастики в крошечной банке, ехидно шептали: «А не высоко ли вы с родителями замахнулись? Ты недостаточно хороша для этого мужчины. Ничем выдающимся, кроме денег, не обладаешь». А злость отвечала: «Неужели у древнего рода больше прав на гордость, чем у простых, но достойных людей?»

Я слишком шумно втянула носом воздух, но этот звук потонул в пронесшемся по рядам учениц приглушенном вздохе. Им уже сообщили имя, и это оказалось такой неожиданностью, что девушки не смогли сдержаться.

Счастливицы, кому выпала удача поступить в высшую гимназию светлейшего Царима, были слишком хорошо вышколены суровой дисциплиной элитного заведения, чтобы выдать свое удивление громкими возгласами, однако и сохранить бесстрастие и спокойствие ни у кого не вышло. Все так и уставились в одну точку, с жадностью разглядывая защитника.

Кто их хоть раз в жизни видел? Весьма узкий круг избранных? Закрытые клубы, закрытые дворцы, закрытая жизнь. А здесь целый преподаватель, наш собственный, лишь немного отличный от привычных мужчин, чуточку другой, самую малость не совсем человек.

Я ведь и сама попала под очарование этого образа. Не сейчас, а раньше, когда мечтала о свадьбе. Это как древний идол, вдруг сошедший с гравюр. Настоящая знаменитость, чье имя упоминалось лишь в светских колонках газет и респектабельных журналов. Как было не загореться идеей о браке в ожидании новых перспектив и возможностей? Да я уже представляла у собственных детей могущественную магию рода тен Лоран, пока меня не вернули обратно на землю.

Правда, я немного успокоилась за эти три месяца, а сейчас весь коктейль обиды, гнева, несправедливости от рухнувших надежд, растерянности и унизительного чувства собственного ничтожества вспыхнул с новой силой. Упрямо тряхнув переполненной мыслями головой, решилась рассмотреть несостоявшегося мужа и снова вздохнула, не шумно, а с затаенной горечью. Овальное лицо с высоким лбом и идеально ровным носом, миндалевидные глаза, казавшиеся темно-серыми, с густыми ресницами и изогнутыми дугами бровей, четко обрисованные скулы, красивые губы и узкий подбородок. Практически совершенный образец настоящего аристократа, который можно изобразить, например, в учебнике в качестве наглядного пособия.

И ведь немало парней, обучающихся в мужском крыле, пытались пригласить меня на свидание, а некоторые девчонки старательно прятали зависть. Вот бы они обрадовались, узнав о моем унижении! Начались бы смешки и сплетни за спиной, подначки, подколки и прочие обидные вещи. Этого, признаться, я до сих пор боялась.

— Добрый день. — Спокойный глубокий голос вклинился во внутренний монолог. Приятный, ласкающий слух. Есть такие голоса, что плавят волю, даже мурашки по коже, и хочется прислушиваться и прислушиваться, закрыть глаза, отдаться звучанию, как музыке, не разбирая смысла слов. Благо проскочившая мысль, как бы восхитился подобным баритоном наш утонченный учитель стихосложения, вовремя вернула меня обратно в класс. Я просто наяву услышала его писклявый голосок и восторженные, витиеватые эпитеты.

Ответ гимназисток прозвучал неслаженно и в явном диссонансе, точно не я одна оказалась сражена обычным приветствием.

— Хотелось бы сперва познакомиться с вами. Я буду называть ваши имена, а после прошу садиться.

Уверенный бесстрастный тон не располагал к спорам или возражениям, потому никто и не подумал забросать нового учителя вопросами.

— Аделаида де Ланто!

Гимназистка позади меня поклонилась и села.

— Роберта Диарго!

Все больше девушек садилось, все меньше оставалось стоять. Лишь бы не оказаться последней, от перенесенного потрясения меня еще ощутимо потряхивало.

— Мариона Эста.

Это я!

Как хорошо, что не воскликнула вслух и сообразила поклониться, но плохо, что замешкалась. Вместо положенного поклона и спокойного возвращения на скамью осталась стоять под изучающим взглядом мужских глаз.

Даже удивительно, как все в этом человеке сочеталось непостижимо совершенным образом. И если из урока в урок нам столько твердили о хороших манерах, об умении держаться в обществе, то теперь перед глазами предстал наглядный образец. Аристократические принципы в действии: чувство собственного достоинства, внутренние спокойствие и уверенность, безупречное самообладание, словно ничто и никогда не могло вывести этого человека из равновесия. А еще добавить к этому сильную гибкую фигуру, отлично обрисованную пусть и форменным, однако безупречно сидящим камзолом преподавателя и ровными, без единой морщинки брюками. Даже рубашка и стоячий воротничок выглядели на тон светлее белой казенной рубашки того же директора. Как нам массу раз повторяли на уроках — безупречный вкус, ухоженность и стиль можно проявить, не тратя баснословных денег на дорогие наряды и личных портных.

А еще Эсташ тен Лоран обладал этим особым даром нравиться окружающим. Не выглядеть чрезмерно манерно или вычурно. Даже проговаривая обычные слова, демонстрировать уважение к собеседнику и казаться довольно сдержанным, чтобы и в жестах, и в выражении глаз не допустить излишнего бахвальства или, напротив, ненужной церемонности, но при этом сохранить между вами незримую черту.

Интересно, а помнит тен Лоран имена несостоявшихся невест?

— Можете садиться, — произнес Эсташ к моему стыду. Я совершенно забылась, продолжая стоять, а преподаватель не мог продолжить знакомство с другими ученицами.

— Благодарю. — Колени мелко подрагивали и, стараясь сесть невозмутимо и с достоинством, я вынуждена была опереться рукой о стол.

Какое пренебрежение идеальными манерами, согласно которым девушка должна быть подобна легкокрылой бабочке. Даже если она натерла ноги в узких туфлях, то не позволит никому заметить — будет улыбаться, и уж тем более не станет тяжело опираться о ближайшую опору.

Ох, Маришка, так опростоволоситься!

Погрузившись в собственные мысли, сосредоточившись на изучении движений, жестов и мимики человека, который, как я полагала, жестоко оскорбил и меня, и родных, умудрилась пропустить не только уход директора, но и сам урок. Предполагалась вводная лекция, поскольку прежде магическая защита преподавалась с исторической и теоретической точки зрения, а сейчас приближалась пора практики. К ней переходили именно на четвертом курсе, но исключительно в рамках самообороны, большего воспитанным девицам знать не полагалось. У мужчин курс велся несколько иначе.

Новый преподаватель должен был рассказать о принципах магической самозащиты, своих требованиях и структуре занятий, а я все пропустила, потому что размышляла о несправедливости судьбы и сетовала на оказавшиеся правдой слухи об идеальности защитников. Что стоило Эсташу оказаться страшным или противным, вызывающим отторжение, пресекающим на корню уже позабытые сожаления о том, что не довелось носить фамилию тен Лоран? Хотя бы из уважения к отвергнутым девушкам. И как аристократическая гордость позволила ему опуститься до преподавания? Нельзя, конечно, сравнивать воспитание будущего поколения с торговлей или сферой обслуживания, но почему судьба привела его в мою гимназию? Шел бы преподавать в иное место, и не важно, что эта школа — детище их рода.

Селеста толкнула под локоть и прошипела:

— Ты что сидишь, уже колокольчик прозвонил!

Я мгновенно подскочила, опять же слишком поспешно и суетливо, и принялась быстро собирать письменные принадлежности. Класс стремительно пустел, и я торопилась, боясь остаться последней и оказаться почти наедине с молча наблюдавшим за нами тен Лораном. Но лучше бы так не спешила и пошла как следует, спокойно и степенно. Когда больше всего стремишься избежать неловкой ситуации, частенько в нее попадаешь. Меня угораздило споткнуться. Зацепилась каблуком за металлическую полоску, приклеенную к ровному дощатому полу и отошедшую с края как раз рядом со столом преподавателя. Сумка слетела с плеча, содержимое оказалось на полу, а я упала на колени и не стукнулась носом, потому что успела упереться ладонями в пол.

— Ой, Мариша! — вскрикнула Селеста. — Ты в порядке?

— Да, да, в полном, — отозвалась, быстро поднявшись с помощью подруги. Хорошо, что свидетелями еще одной неловкости было совсем мало гимназисток. Все стремились покинуть класс, чтобы всласть поболтать о новом учителе.

Я подхватила Сешу под руку и потащила к двери, а оказавшись рядом с выходом, услышала голос преподавателя:

— Тэа Эста, ваша сумка.

Густо покраснев, прерывисто вздохнула. Селеста тоже ойкнула, приметив мой последний промах, но молча выскользнула в коридор, а я повернулась и заставила себя дойти до стола. Еще большую неловкость ощутила, увидев, как Эсташ присел на корточки, чтобы собрать ученические принадлежности. Словно ему, представителю великого рода, пристало складывать в женскую сумку девичьи мелочи, среди которых, кроме ручек, карандашей и записных книжек, оказалась парочка заколок, пудреница, замысловатый гребень и засушенный цветок (дар поэтичного поклонника, используемый в качестве закладки). Впрочем, тен Лоран не касался моих вещей, он одним мановением руки отправил все предметы на место.

— Возьмите, Мариона, — с располагающей улыбкой сказал Эсташ, протянув сумку. Это он умудрился запомнить меня среди тридцати учениц? Или просто с той же легкостью фиксировал облик конкретного человека и ассоциировал с его именем, с какой собирал не менее десятка предметов одновременно? Так просто взял и слевитировал вещи разной массы и разного размера, не прибегая к ухищрениям вроде сложных плетений и замысловатых пассов руками.

Я кивнула, принимая сумку. Вдруг он все же помнит меня как потенциальную невесту? И их всех тоже помнит, даже назовет без запинки? Прямо всю сотню назовет, или две, или три.

Глаза мужчины смотрели серьезно, а улыбка таилась в уголках губ, и выражение лица было таким, что не могло бы вызвать неловкости у собеседника. Эсташ не принялся излишне тревожиться или иным образом напоминать о неудобной ситуации, намекать на то, что я явно склонна витать в облаках и не смотреть себе под ноги. Он просто сделал вид, что ничего не произошло. Я была за это благодарна и… злилась на него еще больше. Нельзя быть слишком идеальным! Это заставляет других ощущать себя неполноценными, очень нервирует и не дает расслабиться.

— Большое спасибо. — Благодарность прозвучала как обвинение, явившись отголоском моих мыслей, и я поспешила исправиться, пробормотав на порядок вежливее: — До свидания, арис Лоран.

Потихоньку пятясь в сторону выхода, снова зацепилась за злополучную полоску. От очередного унизительного падения уберег тот, от кого старалась поскорее сбежать.

— Будьте осторожны, тэа, — вымолвил он, опуская вскинутые руки и рассеивая магию, которая помогла мне не плюхнуться позорно на мягкую точку.

— Конечно! Благодарю.

Я наконец-то вырвалась из класса.

Тен Лоран проводил задумчивым взглядом миловидную темноволосую девушку, торопливо покинувшую классную комнату. Мягкие черты лица, большие зелено-карие глаза, пышные волосы и безукоризненный внешний вид. Отшлифованная драгоценность своих родителей, которые стремились дать дочери все лучшее, включая и аристократическое образование в старейшей элитной гимназии.

Тот самый род Эста — владельцы рудников, разбогатевшие после открытия свойств редкого металла. В одночасье эти люди стали одними из богатейших в стране.

Эсташ слегка качнул головой в ответ на собственные мысли, о которых невозможно было догадаться ни одному постороннему наблюдателю. Спрятанные глубоко внутри и надежно укрытые за внешней броней отточенных безукоризненных манер, они не выдали себя даже мимолетным проявлением в мимике спокойного лица.

 

Глава 3

ЗАНЯТИЯ

— «Без осанки конь — корова», тэа. Запомните золотые слова.

Все тридцать юных девиц застыли в полуприседе, согнув переднее колено. Они вытянули руки вверх, вторую ногу отведя назад, и старательно тянули носочек.

— Рук не опускаем! — послышался легкий шлепок, и кто-то позади меня тоненько пискнул.

— Ой! — Мне прилетело хлесткой указкой с плоской резиновой плашкой на конце прямо по пояснице.

— Тэа Эста, вульгарно так отклячивать задние формы. Уберите прогиб!

— Это естественный прогиб, дона Солоне, — пропыхтела я в ответ, — мне некуда его убрать.

— Втяните! — и не подумала сжалиться наша строгая преподавательница предмета, который так и назывался «выправка и осанка».

Получив еще один ощутимый удар пониже поясницы, я попыталась втянуть разом все формы, которыми наделила природа, и услышала тихий стон Селесты: «Я сейчас упаду».

— Стыдно, тэа! — попеняла Солонка (которую мы называли так исключительно шепотом, предварительно оглядевшись по сторонам). — Вы пришли в гимназию светлейшего Царима, дабы получить истинно аристократическое воспитание, но и не думаете стараться! Правильное воспитание — ваше будущее. В методиках этой великой школы собрано все лучшее, а потому запоминайте, перенимайте, не подражайте, но учитесь чувствовать. Любое подражание выглядит фальшиво, а вам нужно проникнуться. То, что не смогли дать родители с детства, дадим мы, преподаватели. Быстро поменяли позиции!

Пока мы, положив ладони на затылок и разведя локти в стороны, отклонились влево и усиленно тянули носок правой ноги, худая, точно щепка, но обладавшая поистине безупречной выправкой Солоне продолжала наставлять:

— Осанка — это гармония души, тела и разума. А потому не пыхтим и не сопим, тэа. Пошли! Ровно, легко и с улыбкой. Ставьте ногу вначале на носок, не втягивайте голову в плечи, не переваливайтесь, словно утки, иначе все как одна проходите до вечера в корсетах.

Такая кошмарная угроза заставила нас вытянуться по струнке. Никому не хотелось оказаться закованной в невидимый, но жутко неудобный магический панцирь, в котором не только дышалось с трудом, но и едва ли можно было нормально поесть. А уж оказаться виновницей заключения в корсеты всего класса было худшей карой, ведь пострадавшие потом стремились отомстить. Единственный плюс — осанку такие суровые методы выправляли идеально и абсолютно у всех. А потому, усиленно сведя лопатки и сцепив за спиной руки, гимназистки бодро и с улыбками замаршировали по комнате, точно заправские гвардейцы.

— А теперь присели, плечи расправили, ноги не скрещиваем.

Уместиться на низкой и узкой скамеечке боком друг к другу и сохранять ровную спину, вытянув при этом ноги вперед, тоже было задачей не из легких, поэтому вторая партия девочек обычно вставала на колени напротив и держала сидящих за щиколотки, чтобы те не завалились назад.

— Если не дотяну до окончания гимназии, — прошептала сидящая рядом Селеста, — то только благодаря этому уроку.

— Меняемся местами.

Теперь мы встали на колени, при этом даже в такой позе требовалось не опускать голову и не сгибать спину, иначе указка преподавательницы в тот же миг без особой жалости проходилась по поясницам.

— На перекладину!

Пыхтя и обливаясь потом, мы ухватились руками за деревянные поручни и поднялись на цыпочки, почти повиснув и напоминая ровные ряды спелых груш на ветке.

— На доску!

Стоять одним коленом на ровной, но узкой доске, вытянув в стороны руки, и не свалиться с нее тоже было великим достижением.

— Легко сошли, улыбнулись, поклонились и закончили.

Бурный и единодушный вздох облегчения сопутствовал окончанию занятия.

Селеста, буквально умиравшая на уроке осанки, поторапливала меня все время, когда мы освежались и меняли тренировочные костюмы.

— Куда ты торопишься? До следующего занятия еще полчаса.

— Если мы поспешим, то дойдем до класса по главному коридору.

— Но это же дольше всего, практически в обход!

— Зато там пройдет Эсташ тен Лоран, когда у него закончатся занятия со вторым курсом. Видишь, раздевалка почти пуста. Все девчонки умчались именно туда.

— Ну и пускай! — Я фыркнула и затянула потуже пояс школьного платья. — Зачем нарочно попадаться ему на пути, если завтра первое практическое занятие?

— Чтобы заметил. С невестой он до сих пор не определился, зачем упускать такой шанс?

— Я думаю, в толпе всех «спешащих» на следующее занятие гимназисток мы с тобой просто потеряемся. Идем обычным переходом, который короче.

— Знаешь, Мариона, так нечестно.

— Что нечестно?

— Ты во время урока намеренно привлекала его внимание, упала ему буквально под ноги, а теперь отказываешься идти со мной.

— Я же случайно! — От подобной формулировки я даже растерялась. — Каблуком зацепилась.

— А девчонки считают, что решила сыграть на инстинктах защитника. Кстати, я думаю, многие постараются перенять твою манеру.

— Мою манеру?

— А чем не идея — попадать в трудные ситуации, чтобы Эсташ спасал?

Я ужаснулась, представив, сколько попавших в беду девиц придется выручать защитнику, а потом рассудила, что он, как умный человек, мог предположить нечто подобное, устраиваясь в гимназию, а значит, и переживать за него не стоит.

— Идем же, идем! — Заметив, что я закончила переодеваться, Селеста ухватила за руку и потянула на выход. Я, конечно, ничего не теряла, идя на поводу у подруги, поскольку искренне полагала, что тен Лоран не разглядит обеих в толпе. Коридоры гимназии не отличались шириной, и преподаватель явно не станет рассматривать протискивающуюся мимо него вереницу девчонок. Зато подруга не будет обижаться, а потом долго припоминать этот случай.

Закинув на плечо сумку, я последовала за Селестой по узкой винтовой лесенке вниз, к главному коридору, когда на выходе столкнулись с доной Лаурой, преподавательницей магических плетений.

Мы обе присели в поклоне, но если подруга спешила поскорее продолжить путь, то я надумала задержаться, чтобы задать доне интересующий меня вопрос.

— Вы что-то хотели, тэа? — вежливо поинтересовалась наша молодая и самая очаровательная учительница, улыбнувшись нетерпеливо переминавшейся рядом Селесте.

— Если позволите, дона, я бы желала выяснить один вопрос. — Подруга грустно вздохнула.

— Прошу.

— Какого класса плетение нужно создать, чтобы одним движением руки сдвинуть сразу несколько предметов и поместить их в одно место?

— Не сочтите за оскорбление, тэа, это магия не вашего уровня, здесь формируются совершенно иные связи.

— Могу ли я уточнить их природу?

Селеста показала мне знак из-за спины преподавательницы и, когда я легонько кивнула, поспешила дальше.

— Конечно, без примеров объяснить сложнее, эта тема больше подходит для консультативных часов, но если вы не планируете разбираться в сути, а удовлетворитесь общими объяснениями, я отвечу на вопрос.

Продолжая разговор, дона Лаура принялась подниматься по лестнице, видимо, направляясь в преподавательскую башню, а мне ничего не оставалось, как пойти вместе с ней.

— Ответьте мне, Мариона, как мы работаем с вещами, когда перемещаем, раскладываем на части или же собираем?

— Мы создаем плетения, дона Лаура.

— Верно. А как вы будете воздействовать, например, на одушевленный предмет, скажем, на человека?

— Задействую внутреннюю силу.

— Несомненно. А теперь представьте взаимодействие обоих методов. Вспомните основные принципы, которые я повторяю вам на каждом уроке вот уже более трех лет.

— Концентрация и внимание — это то, что требуется от нас при создании сложных плетений.

Вспоминать принципы мне не пришлось, они настолько крепко укоренились в сознании, что при плетении даже простейшего узора каждая из нас входила в состояние глубокой сосредоточенности.

Первый год мы начинали с обычного вязания, создавали с помощью тонких спиц ажурные салфетки и кружева, после все вспомогательные средства у нас отобрали и заставили связывать нити с помощью магии. Помню, как первое время от напряжения дрожали руки, сложно оказалось удерживать настоящие нити в миллиметре от кончиков пальцев.

А когда мы овладели этим навыком, преподавательница заставила тренировать скорость. Всего лишь минута давалась на то, чтобы создать настоящий, пусть и небольшой узор. С течением времени росла сложность рисунков, а затем из вспомогательных средств исчезли и нити. Их место заняли почти незримые магические волокна простейших заготовок, вроде картонных карточек и гладких шаров, входящих в обычные ученические комплекты. После того как мы научились ловить незримые, тоньше волоска паутинки, вместо стандартных заготовок, упрощающих процесс, получили на руки другие предметы.

Теперь главной задачей было ощутить ауру выданной вещи, уловить энергетические потоки вокруг нее, напоминавшие те самые нити, а зачем четко представить, что мы хотим с этим предметом сделать. Если целью было переместить его на определенное расстояние, следовало быстро сплести магические волокна в определенный узор, представляющий собой отталкивающий символ. Все необходимые символы изучались нами на другом уроке — символике и схематическом черчении, а к третьему курсу уже рисовались с закрытыми глазами.

— То есть вы либо создаете плетения, что не вызывает расхода внутренней энергии, зато требует времени и большой концентрации на самом узоре, либо задействуете вашу силу. Использовать внутренний резерв для вещей будет настоящим расточительством, это вызовет сильное напряжение, может привести к перерасходу энергии, хотя и является более быстрым способом воздействия.

— Вы сказали о комбинации обоих воздействий, но прежде подобное даже не упоминалось, ни в классе, ни в учебниках.

— Правильно, Мариона. Подумайте только, до чего могли бы дойти ученики, стремясь поскорее справиться с заданием. Сочетать оба способа, связывать свою силу с энергетическими нитями вещей могут единицы из сотни магов, и им не требуются плетения. Способ древний, сейчас почти не применяется, поскольку это слишком деликатные материи, здесь должно присутствовать особое чутье. Объясняя принципы всем гимназистам, мы бы добились только того, что ученики, вообразив себя опытными и всесильными, могли перерасходовать собственный резерв. А зачем нам переполненный лазарет? А вдруг кто-то не остановится, даже ощутив слабость? Если ученик доведет себя до полного изнеможения, а потом не выживет? Вот, например, у вас, Мариона, сейчас загорелись глаза. Однако не рекомендую заниматься экспериментами. Я рассказала вам лишь потому, что считаю разумной девушкой. Другим ученикам об этом знать нежелательно. Принципы воздействия четко разделены не просто так. Мы договорились?

— Конечно, дона, благодарю вас. — Я склонилась в поклоне, а преподавательница кивнула и скрылась за дверью в башню, к которой мы незаметно дошли.

Теперь у меня совсем не оставалось времени, чтобы идти в главный коридор. Я бы попросту опоздала на начало занятий.

Подойдя к краю ровной площадки, я посмотрела на надежный каменный переход между башнями, располагавшийся уровнем ниже. Вся наша гимназия состояла из таких отдельно стоящих и устремленных в небо монолитов. Для перемещения чаще использовались именно каменные коридоры, напоминавшие удлиненные беседки. Однако имелись и другие пути — сократить дорогу можно было по веревочным мостикам.

Приблизившись к статуе застывшего у самого края золотого крылатого воина, я на миг замерла, оглядывая окрестности. Селеста не раз говорила, что школу на горе среди ущелий и лесов вряд ли можно назвать элитной. Однако статуса гимназии Царима эти ее сожаления никак не меняли. Зато с высоты, куда долетала не всякая птица, точно на ладони открывался просто изумительный вид.

С одной стороны блестело озеро, широкое, очень глубокое и тянущееся почти до горизонта. По слухам, оно осталось на месте древнего моря, бурного и смертельно опасного. Здесь всегда дули сильные ветра и бушевали шторма, палубы и мачты кораблей покрывались коркой льда. В его воды старались не заходить суда рыболовов и обычных мореплавателей, разве только самые отчаянные авантюристы иногда хотели испытать себя на прочность. В прелестном озере, выглядевшем столь романтично с высоты, тоже нельзя было купаться. Спокойная поверхность приходила в волнение, едва к воде приближалось любое живое существо. Я вычитала в старой книге, посвященной гимназии, что по воде существовал проход — узкая дорожка теплого течения, которая пересекала озеро, точно тайная тропка пересекает дремучий лес, но никто не рисковал отправиться вплавь на ее поиски.

Кстати, страшный дремучий лес здесь тоже имелся, и в нем гимназистам не рекомендовали гулять. Это был весьма протяженный отрезок абсолютно дикой природы. Стоило миновать небольшой зеленый луг и чуть углубиться в лес, как он оживал. Прогулка среди странной растительности была чревата различными повреждениями, самое безобидное — укусами шипастых кустарников или плевками ядовитых лиан. Моя изумительная книга упоминала о способе успокоить буйное царство, но без подробностей.

С третьей стороны простиралась равнина, выглядевшая на редкость безобидно. Она не пугала глубиной прозрачной синевы или темнотой зеленых просторов, а выглядела как ровная поверхность с низкорослой пожелтевшей травой. Ничего иного здесь произрастать и не могло, поскольку само место так и называлось долина Ураганов. Если вдруг у кого-то отказывал инстинкт самосохранения и возникало желание подойти ближе, он мог наблюдать возникновение черных вихрей, и не одного, а целого десятка, круживших по равнине, но не покидавших ее пределов.

Часы на центральной башне вдруг пробили три раза, и я мигом отвлеклась от зачарованного любования и с силой нажала на ладонь скульптуры. Послышался щелчок, после которого дорожка дощечек развернулась от одной башни к другой, а с двух сторон протянулись веревочные перила. Как и большинство гимназистов, я предпочитала не пользоваться подвесными переходами из-за частых ветров, заставлявших веревочные мостики нещадно раскачиваться и надсадно скрипеть. Казалось, что они вот-вот рассыплются прямо под ногами. Некоторые старшекурсники любили пугать старинными байками, как из-за неисправности механизма переходы могли сложиться прямо под шагающим по ним человеком, а внизу пропасть.

Однако я задержалась и требовалось спешить, поскольку опоздания в гимназии карались сурово.

Ухватившись покрепче за перила, осторожно ступала по широким дощечкам, когда неожиданно сильный порыв ветра качнул мостик и вдруг донес до ушей чьи-то слова:

— Сколько в школе защитников?

Не узнать этого спокойного, чуть певучего голоса я не могла, поэтому тотчас же остановилась и стала оглядываться. По переходу, уровнем ниже, шел директор и тен Лоран. Мой мостик повис между верхними площадками башен, немного правее, однако, если бы оба подняли головы, могли бы с легкостью заметить меня. Все бы ничего, но директор не рекомендовал пользоваться веревочными мостами в одиночестве, особенно в ветреную погоду. А сейчас коварный ветер вдруг стал набирать скорость, словно только и ждал, когда я воспользуюсь шаткой конструкцией.

Веревочные перила заскрипели, дощечки под ногами заходили ходуном, я услышала: «Если считать вас…» — конец фразы потонул в завываниях усиливающегося ветра. Уцепившись за канаты посильнее, я всерьез задумалась, а не лучше ли поползти, поскольку с каждой секундой делалось все страшнее. Еще и директор с тен Лораном так не вовремя объявились и вот-вот могли заметить. Какая нелегкая принесла их сюда, когда тот же Эсташ должен был в данный момент протискиваться мимо целой толпы гимназисток, мечтая вырваться из главного коридора живым! Тут же осенила догадка, что наш защитник предвидел подобный вариант событий и как его будут отлавливать после занятий, а потому пошел в обход. Иначе он просто не мог оказаться в переходе, по которому шагал сейчас вместе с директором. Какое разочарование для целого класса девиц!

Неожиданно мост качнуло так сильно, что я негромко охнула, а вцепившиеся в перила пальцы совсем побелели от напряжения. Директор на мой тихий возглас никак не отреагировал, он его попросту не услышал, а вот Эсташ… Тен Лоран мгновенно напрягся, словно я во всю мощь легких призывала на помощь, вскинул голову и, конечно, тут же заметил.

По всем правилам, мне следовало поздороваться и поклониться, а вместо этого я упала на колени, так как качало просто жутко.

Глава гимназии, ощутивший резкую остановку собеседника, обернулся, проследил за взглядом защитника, увидел меня и закричал, перекрывая завывания ветра:

— Тэа, что вы там делаете?

Никогда не понимала привычки задавать очевидные вопросы. Ведь очень хорошо видно, что я здесь раскачиваюсь прямо над бездной.

— Иду на урок, директор! — крикнула в ответ, но даже не сделала попытки подняться с колен, пока ветер гнул и желал закрутить веревочные канаты. Взгляд, как назло, скользнул мимо деревянных дощечек, и я гулко сглотнула, обозрев бездну во всей ее скалистой красоте.

— Тэа Эста, это вы? Зачем вы забрались на мост? Я запрещал пользоваться веревочными переходами в такую погоду! Немедленно слезайте!

Куда, спрашивается, мне слезать?

— Я бы рада, но мост качается.

— Я сказал немедленно, тэа! Сию секунду. Поднимайтесь, держитесь крепко и бегом до ближайшего края!

Никогда громкие крики не заряжали меня храбростью, и сейчас чуда тоже не произошло.

Директор с досадой стиснул зубы, ругая про себя непослушных гимназисток последними словами и пытаясь придумать, как заставить девушку пересечь мост, поскольку оставаться на нем дольше при подобных сильных порывах становилось все опаснее.

— Я сказал живо, тэа Эста!

— Уже ползу, директор!

— Вставайте на ноги, сколько вы так будете ползти?

— Она боится, — донеслись негромкие слова защитника.

— Так надо было додуматься забраться на мост! И что делать с этими детьми?

Вместо ответа тен Лоран вдруг протянул к девушке руки, точно он предлагал ей прыгнуть, а сам собирался ловить. Глава гимназии даже успел удивиться, прикинув абсолютную невозможность допрыгнуть до каменного перехода, но веревочный мост вдруг перестало качать.

Директор открыл рот… и закрыл. На долю мгновения ощутил дрожь, как всегда бывало, стоило лишь почувствовать рядом чуждую силу, непонятную, мощную, мало кому доступную. Такую, которая была способна остановить ветер. Захотелось даже призвать к порядку своего официального подчиненного, тратившего столько энергии на помощь ученице. Раз совершила глупый поступок, сама бы выбиралась, а впредь запомнила науку. Но пришлось промолчать. Редко кто решался спорить с защитниками.

Стоило мосту перестать раскачиваться, как девушка быстро взглянула вниз, а после, не теряя времени, спешно поднялась на ноги и меньше чем за минуту добралась до другого края. Благо сообразительность не отказала ей в нужный момент и не пришлось вновь кричать и прибегать к словесным угрозам.

— Благодарю вас, арис, — присела она в поклоне, остановившись на краю. — Спасибо, директор.

И о хороших манерах не забыла, вы смотрите!

— После занятий ко мне в кабинет!

Девушка снова поклонилась, поспешно активировала механизм, сложивший мост, и побежала на урок.

— Эх, — вздохнул глава школы и взглянул на преподавателя. Эсташ уронил руки, и ветер завыл еще яростнее. — Ну зачем вы, арис Лоран? Как еще учить этих детей, если не на их же ошибках?

— Я не против вашей методики, директор, — склонил голову защитник, и голос его звучал глуше, чем обычно, — но я не могу выносить чужой страх.

 

Глава 4

НЕПРАВИЛЬНЫЕ ЖЕЛАНИЯ

— В итоге ты одна вовремя пришла, — почти осудила меня Селеста, когда мы встретились вечером в комнате.

Я прибежала в класс за минуту до звонка, обнаружила в нем только дону Юджину, преподавательницу символики и схематического черчения. Как следствие, наказали всех девчонок, кроме меня. Впрочем, это Селеста еще не знала о каре, придуманной для меня директором, но пока я не решалась ей рассказать о случившемся на мосту и о том, почему в эти выходные лишена встречи с родителями.

— Вот скажи, что понадобилось тебе так срочно узнавать у нашей плетуньи? Новый узор не получается? Что?

— Я узнавала о даре рода тен Лоран.

— А? — Интерес подруги мгновенно вырос, а раздражительность снизилась на несколько градусов.

— В классе я наблюдала, как движением руки он поместил предметы обратно в сумку, а когда так удачно встретила дону Лауру, конечно же захотела об этом спросить.

— О! — Селеста стиснула руки, в глазах ее загорелся настоящий восторг. — Даже без плетений? Просто махнул — и все переместил? Какой же он сильный! Я слышала, их родовая магия — это нечто, но подумать только!

— Пф. — Ироничное фырканье долетело со стороны нашей третьей соседки, Доминики. — Было бы чему удивляться. Для защитников это сущий пустяк.

— Ой, ой, — передразнила Селеста, — а кто тут, самый умный, снова от любимых книжек отвлекся? Ты больше всех о защитниках знаешь!

Я толкнула подругу локтем, чтобы не задирала нашу соседку. Доминика была хорошей девушкой, хоть и отличалась патологической любовью к книгам, а ее манера всех поучать порой раздражала.

— Еще бы, — и не подумала смутиться Доминика, — больше вашего.

— Откуда? — спросила я, пока Селеста вновь не принялась плеваться ядом. — Книг о них нет, в обществе, кроме слухов, нет никакой достоверной информации, разве только об их светской жизни.

— Информации и не может быть. Она вся хранится в тайне, а я знаю, поскольку мой прапрапрадед в этих башнях когда-то лично общался с защитниками и даже прожил здесь какое-то время. Все, что узнал, записал в дневнике и завещал хранить его в семье.

— И что ты такого знаешь, чего никто другой не знает? — усмехнулась Селеста.

— Например, как защитники умеют чувствовать страх и боль человека, потому что сами они древние существа, а вовсе не люди.

— Ха!

— А ты думаешь, почему они так четко разделяют себя с нами? Почему живут отдельно, родами, в своих закрытых сообществах?

— Да ладно.

— То есть им тяжело ощущать людские чувства? А разве они не могут эти ощущения контролировать?

У меня, в отличие от Селесты, слова Доминики не вызывали недоверия.

— Конечно, умеют. Открываются, когда нужно, но в основном ставят щит, ведь им приходится вращаться в нашем обществе, раз самих защитников настолько мало. Но потому они замкнутые и не проявляют эмоций, эта способность блокировать чужие чувства и на собственное восприятие накладывает отпечаток.

— Ерунда! Они просто одарены необычайной силой, вот и все отличие, — заявила Селеста. — Ах! — С романтичным вздохом она раскинула руки и упала спиной на кровать. — Я, кажется, влюбилась.

— С ума сошла, влюбляться в защитника! — покрутила пальцем у виска Доминика.

— Тебя не спросила. — Подруга повернулась на бок, подперла рукой голову и заявила: — Я придумаю способ, как Эсташа заполучить. И больше не буду действовать так глупо, как сегодня, копируя остальных.

— Только не будь дурой, — сказала соседка, — не провоцируй его. Защитников нельзя провоцировать. Говорят, если они не удержат под контролем собственную силу, человек от ее мощи может сойти с ума.

— Да, как же! Если они так устроены, что стремятся охранять нас, людей, то я и буду воздействовать на этот инстинкт, но по-умному. Ты была права, Маришка, просто попадаться ему на пути — это глупо.

— Воздействовать на инстинкт защитника? — Доминика откровенно расхохоталась. — Смелости не хватит. Чтобы его пробудить, нужно самой попытаться убиться, причем у Эсташа на глазах. Или ты думаешь, что защитник среагирует на какую-то мелочь? Он поможет с легкостью просто в силу своего воспитания, но вот чтобы на самом глубоком, подсознательном уровне… Да тебе придется с башни прыгнуть.

— Посмотрим, — загадочно ответила Селеста, — обязательно найду способ.

А когда с наступлением темноты мы улеглись в кровати, я долго лежала без сна, смотрела на тонкий серп луны, зависший в темном небе, и вспоминала свой переход по веревочному мосту. Как дрожали под ногами деревянные дощечки, как ходили ходуном в ладонях веревки и ветер завывал в расщелине, от которой отделял лишь настил старого моста. Крики директора, стремившегося заставить меня перебороть свой страх. И я действительно пыталась ползти вперед, чтобы добраться до спасительного края. А потом были протянутые ко мне руки защитника, такого спокойного, непоколебимого в своей уверенности. И ветер вдруг стих. Я ощутила силу, необычную, странную, она обволокла мост на всем его протяжении тонкой пленкой оградительного щита, пробежала по веревочным перилам, отрезая прозрачной стеной дорогу бушующему ветру, и дала несколько драгоценных минут на то, чтобы быстро добежать до другого края.

Он просто помог, потратив уйму энергии. Доминика сказала бы — в силу воспитания, а Селеста непременно оспорила, что из-за природы защитников. Но как же необычно встретить подобного человека, а может, действительно не человека, а древнее существо, представителя почти погибшей расы тех, кто умел помогать.

Я повернулась на бок и подтянула к груди колени, потерла ладонью лицо и ощутила вдруг влагу на ресницах. Ведь и не собиралась плакать. Просто екнуло что-то в груди, накатили воспоминания о том, как были построены башни моей гимназии, об обитавших здесь воинах, чьи скульптуры застыли, словно живые, на вершинах устремившихся в небо крыш и круглых площадках.

Селеста говорила, что, кажется, влюбилась. И буквально перед самым сном забралась ко мне в кровать и тихо попросила: «Пожелай, чтобы он обратил на меня внимание».

— Что ты, Сеша, — прошептала я совсем тихо, не желая будить Доминику. — Знаешь ведь, мой дар совсем не работает или работает не так. Желания практически никогда не исполняются или воплощаются абсолютно иным образом, не так, как представлялось.

— Все равно пожелай, что тебе стоит? Честно говорю, прежде такого не испытывала. Ну хоть чуть-чуть внимания с его стороны.

— Хорошо, — вздохнула я, — желаю тебе внимания Эсташа тен Лорана.

— Спасибо! — Селеста обняла порывисто, крепко прижалась ко мне и счастливая убежала спать, искренне веря, что мой бесполезный дар сработает как надо.

Сейчас, погружаясь в тягучую дрему, балансируя на грани яви и сна, я подумала: а если бы Эсташу приходилось спасать меня, вот как сегодня, от действительно опасных ситуаций, это пробудило бы его инстинкт защитника?

Эта мысль скользнула по самой кромке рассеянного сознания, и я погрузилась в настоящий глубокий сон.

— Благородные тэа, ну разве можно разводить такую грязь? Тэа Диарго, кто так кромсает капусту, повсюду летят ошметки, и на столе ее у вас больше, чем в пиале. Тэа Ланто, я отправлю вас пересдавать плетения, усильте связи. Тэа Эста, пока вы мечтаете, ваши овощи не приготовятся сами по себе. Селеста, умница, у тебя выходит чудесный пирог.

Дона Комфи, смешная пухленькая преподавательница, порхала между столами учениц и каждой давала советы. Если ей что-то не нравилось, она обращалась исключительно официально, а когда была довольна, называла по имени и непременно хвалила.

Среагировав на оклик доны, я вернулась мыслями обратно в класс и посмотрела на овощи, которые аккуратно нарезались на дощечке ровными кубиками. Даже задумавшись, я не отпустила плетения, а вот ближайшая ко мне соседка ругалась сквозь зубы, пытаясь удержать хрупкие связи.

— Ах, тэа Ланто… Ведь вы будущая хозяйка! Итак, девушки, кто мне ответит, что должна уметь настоящая хранительница очага?

— Все успевать, — ответили мы хором.

— А как, дорогие, можно все успеть, если у вас только две руки?

— С помощью плетений, — слаженно, как курсанты в строю, отчеканили мы.

— Именно!

Дона Комфи выбросила в стороны ладони, сплетая пальцами разные фигуры и попутно связывая их между собой, и тут же сам по себе большой поварской нож принялся крошить зелень, а дощечка взлетела и сбросила нарезанные ингредиенты в мгновенно открывшуюся кастрюльку, и огонь под ней уменьшился, чтобы вода не выкипала через край.

— Вот так мы управляемся на кухне, девушки. Держите плетения, больше концентрации и не отвлекайтесь по пустякам.

Аделаида Ланто, наша староста, утерла высокий лоб белоснежным передником и принялась заново усиливать связи между плетениями.

Мои же руки порхали сами по себе, привычно выплетая узоры, даже особо задумываться над процессом не приходилось. Огонь в магической горелке уже был отрегулирован до нужной температуры. Оставалось только посолить.

В целом с уроком домоведения я справлялась неплохо, хотя в готовке Селеста отличалась большим талантом. Я выбирала блюда попроще, а подруга обожала экспериментировать со всякой выпечкой, которая выходила просто пальчики оближешь. Часто дона Комфи разрешала нам утаскивать свои кулинарные шедевры на общий стол после окончания занятий, тогда мы не ходили на обед в столовую, а располагались прямо в классе, пробуя творения друг друга.

— Больше внимания! — хлопнула в ладоши учительница. Снова вернувшись мыслями в класс, я обнаружила, что задумчиво потряхиваю солонкой над чугунной сковородой. — Сегодняшние задания будут идти как тестовые.

— О-о-о! — как одна выдохнули девчонки, только Селеста радостно улыбнулась.

— Вы не ослышались, и результаты будут оценены независимыми экспертами.

— У-У-У!

— Ну-ну! Настоящая хозяйка всегда должна быть готова, собранна, а плоды ее трудов — идеальны.

Добродушную и в целом милую дону Комфи отличала всепоглощающая страсть к собственному предмету, и в этом вопросе учительница была неумолима. Пересдавать приходилось до бесконечности, если ее не устраивал результат. Неожиданные тесты являлись излюбленным методом проверки. Обычно в качестве подопытных выступали гимназисты четвертого курса, которые приглашались к нам на обед из мужского крыла.

— Сегодня тестировать будут не наши милые мальчики, — дона погрозила пальцем, — а то знаю я ваши договоренности, всегда умудряетесь заранее передать записочку. Блюда подадите к преподавательскому столу на обед. Каждый из преподавателей попробует творение каждой гимназистки и оценит.

Селеста улыбнулась еще шире, с любовью глядя на подрумянившийся пирог, а я в панике потянулась ложкой к сковороде и попробовала рагу на вкус.

Пересолено!

Преподаватели принимали пищу отдельно от остальных гимназистов в полукруглом зале, примыкавшем к общей обширной столовой. Урок домоведения у нас всегда проходил до обеда, а потому блюда для дегустации были готовы точно к положенному времени. То есть когда мы вошли, держа кулинарные шедевры на подносах, накрытых крышками, все учителя, включая директора, уже заняли свои места.

— Вперед, тэа, — подбодрила нас дона Комфи, а преподаватели и глава школы с настороженным любопытством следили, как мы дружной стайкой пробираемся к общему длинному столу, присматривая каждая для себя невинную жертву.

Повара выглядывали из-за своей перегородки, в случае чего готовые нести голодным мужчинам и женщинам, особо пострадавшим на поприще воспитания будущих хозяек, нормальную еду.

Одна дона Комфи совсем не волновалась. С такой муштрой, как в нашей гимназии, ошибка была почти невозможна. Почти.

Толпа девчонок ринулась к тен Лорану, но проворней всех оказалась Селеста, замершая рядом с защитником с чрезвычайно довольным видом. Остальные, разочарованно и гневно зыркнув на подругу, принялись проходить дальше, словно собирались так сделать изначально.

Я чуть замешкалась только потому, что выглядывала среди учителей хоть кого-то, способного спасти от прилюдного позора. Как и упоминала прежде, наказания в гимназии были суровы. Мало того что меня ожидал прилюдный жесткий выговор, так еще пришлось бы потом дня три есть на обед пересоленную пищу.

Взгляд остановился на Алларе, моем любимом учителе. Уже в годах, поседевший, но всегда державший ровно спину и голову, полный внутреннего достоинства, преподаватель при всей внешней строгости являлся самым добрым и чутким человеком на свете. Он сидел с левой стороны от Эсташа, а потому целая толпа тэа благополучно его миновала. Чтобы не оказаться в глупом положении, им пришлось огибать стол, а мой учитель провожал девушек насмешливым взглядом. Даже боюсь представить, сколько незаметных щипков досталось Селесте, стойко терпевшей их ради счастья обслужить вожделенную добычу.

— Арис Аллар, — остановилась я рядом с учителем и быстро поставила перед ним поднос.

— Маришка, — искренне улыбнулся обрадовавшийся мужчина. Преподаватель совершенно бессовестным образом пользовался своими возрастом и положением, чтобы напрочь игнорировать все официальные обращения. Излюбленной манерой поощрения для солидного вдовца было предлагать каждой порадовавшей его тэа стать следующей сабен Аллар. — Что там у тебя сегодня, не мои ли любимые пирожки с капустой?

— Арис Аллар, — я жутко смутилась, — у нас ведь сегодня зачет.

— Да, да, — кивнул учитель, снимая крышку и вдыхая аромат овощного рагу. — Риана предупредила. Сейчас обнесешь остальных.

— Просто нам не сказали заранее, — пробормотала я, накладывая на тарелку преподавателя первую ложку. — А вы, если не ошибаюсь, очень любите рагу? Правда?

Арис удивленно изогнул брови, в глазах загорелись смешинки.

— Люблю, — кивнул он, придвигая горшочек с неудавшимся блюдом поближе. — Помнится, моя дражайшая сабен готовила рагу каждое воскресенье. С тех пор никто так не радовал. У тебя здесь совсем немного, едва одному хватит. Ты не ходи дальше, еды всем и без рагу достаточно.

И он тихо рассмеялся, а я одними губами прошептала «спасибо» и, отыскав глазами графин с водой, быстро передвинула его поближе к Аллару.

— Хотите пить? — спросила умоляющим голосом, когда он с трудом проглотил первую ложку.

— Жестокос… милостивая дева, — откашлялся арис, — налей побольше.

И снова мужественно зачерпнул из горшочка.

— Желаете пирога, Олайош? — вдруг склонился к моему преподавателю Эсташ. Лицо его было невозмутимо, а голос звучал совершенно буднично. — Очень вкусный, приятное дополнение к любому блюду.

— Да, я бы заел, кхм, отведал. Даже готов взамен поделиться своим блюдом. Очень пикантный вкус у этого рагу, поверьте.

И пока Эсташ не успел отказаться, стал проворно накладывать ему на тарелку рагу. После семи ложек, с помощью которых к тен Лорану перекочевала почти половина горшочка, едва Аллар потянулся зачерпнуть восьмую, тарелка Эсташа медленно отъехала к правой ладони преподавателя, а его левая рука будто невзначай устроилась на столе, преградив дорогу к блюду.

Защитник явно отличался разумной жертвенностью, а потому Олайош, досадливо поморщившись, восьмую ложку проглотил сам и заел ее большим куском пирога. От остальных блюд, подносимых другими ученицами, он храбро отказывался, собираясь спасать меня до победного конца.

Опустошив горшочек, Олайош допил воду из графина и, отерев глаза белоснежной салфеткой, снова взглянул на меня. Я стояла рядом с покаянным и печальным видом. Как только учитель отложил ложку, быстро переместила горшочек на поднос и накрыла крышкой.

— Маришка, а ну напомни, сколько раз я на тебе жениться обещал?

— Девятнадцать, — загрустила я.

— Во-от, — протянул учитель, воздев к потолку палец, — двадцатого не будет.

Я вздохнула еще горше.

— А двадцать первый может быть, если вечером у меня в комнате вдруг появятся пирожки с капустой.

Радостно улыбнувшись, я прошептала, что все будет, а Олайош незаметно кивнул на Эсташа и заговорщицки пробормотал: «В двойном размере».

Заметив, что учителя пообедали и с довольным видом отодвигают от себя тарелки, дона Комфи поторопила нас убрать со стола и поинтересовалась впечатлениями преподавателей.

Больше всего восторгов досталось Селесте, еще очень хвалили наших троих кудесниц: Бенину, Лиату и Анаю, — а насчет остальных высказались более сдержанно, хотя заметили, что старались все.

Меня не выдал ни один из отведавших рагу мужчин. Оба с достоинством отметили пикантный вкус блюда, но, учитывая пустой горшочек и пустые же тарелки преподавателей, дона Комфи ничего не заподозрила.

Я только сейчас обратила внимание, что Эсташ действительно съел все, подсунутое ему коварным Алларом. Возможно, ему было немного легче, поскольку большая часть пирога Селесты была отрезана исключительно для него. К тому же девчонки, чьи блюда удались, очень стремились порадовать преподавателя, остальные же не рисковали накладывать больше маленькой ложечки, чтобы не испортить собственной репутации в глазах обожаемого защитника. Мне о репутации заботиться было поздно.

За дверями столовой дона Комфи всех похвалила и отметила, что мы справились хорошо и она в нас не сомневалась.

Я вызвалась убрать испачканную посуду вместо дежурной гимназистки, пробравшись таким образом на кухню. В хозяйственном закутке, использовавшемся ученицами для уборки после уроков домоведения, стоял большой чан с водой и находилась глубокая раковина. Тут же имелась сосланная в уголок небольшая печка, которой редко пользовались из-за ее размеров. Приготовить пирожки без нее было бы гораздо сложнее. Я, конечно, могла слепить их, а после поджаривать в комнате каждый на магической горелке, но это требовало больше времени и сил, а потому поспешила воспользоваться печкой, пока убирала посуду.

Сунув пару монет помощнице поварихи, которая помогла внести в закуток испачканные блюда, получила от нее немного готового теста, капусту и лук. Недаром на плетении я была одной из лучших учениц, эти навыки особенно пригодились сейчас, когда приходилось одновременно мыть посуду и лепить пирожки для Аллара. Вырисовывая сложные фигуры и связывая их между собой, я задавалась вопросом, а как быстро могла бы управиться, владей навыком связывать внутреннюю силу с аурой вещей. Впрочем, на эксперименты не решалась, желая в этот раз не напортачить, чтобы достойно отблагодарить Олайоша.

Покончив с уборкой и готовкой, я завернула пирожки в специальную бумагу для выпечки, чтобы они не остыли до вечера, и поспешила отнести все в комнату, пока не пришла пора отправляться на послеобеденные занятия.

 

Глава 5

ПРИВОРОТ

Вечером мне оставалось еще пробраться в преподавательскую башню и дойти до учительской Аллара. Олайош частенько задерживался допоздна в небольшом кабинете с чуланом для хранения учебных пособий. Готовился к занятиям, а после любил попить чаю и немного отдохнуть, и я нередко по его приглашению составляла арису компанию, всегда без приключений минуя опустевшие после занятий переходы.

Башня преподавателей в отличие от крыла мужского общежития не находилась под запретом в вечернее время. Иногда ученики именно после уроков отправлялись на консультации, вот только наступала эта пора обычно перед экзаменами, в остальное время года особых любителей учебы в свободные от занятий часы не находилось.

Когда я, пристроив под просторной шалью корзину, уже собиралась выйти из комнаты, меня остановила Селеста. Подруга была в курсе происшествия на уроке домоведения и тихонько посмеивалась надо мной и способом, придуманным для решения проблемы.

— Мариша, погоди, я с тобой.

Я удивленно оглядела прихорашивавшуюся у зеркала подругу. Этим вечером Доминика убежала гулять и в комнате мы остались одни, а потому можно было без опаски спросить у Селесты прямо, куда она собралась.

— Иду с тобой в преподавательскую башню, к Эсташу.

Сложно передать словами мое удивление.

— Директор упоминал, что тен Лоран собирался готовиться к первым практическим занятиям, а значит, он должен быть в кабинете магической защиты.

— Ты не говорила, что он приглашал тебя на консультацию.

— Ой, поверь, Маришка, он сейчас мечтает, чтобы я пришла.

— Почему? — нахмурившись, пыталась сообразить, откуда у Селесты такая уверенность.

— Потому что в пирог я подмешала приворотное зелье, — счастливо улыбнулась подруга.

— Что?!

— Да, надо действовать решительно. Ты видела, как остальные девчонки активно наседали на моего защитника сегодня? Они готовы были его на кусочки порвать.

— Но почему он твой?

— Я ему нравлюсь. Эсташ хвалил мой талант и говорил еще немало приятного во время обеда.

— И это повод его накормить приворотным пирогом? Как ты подмешала зелье?

— Незаметно для Комфи и только в ту часть пирога, которую отрезала Эсташу.

И более не слушая моих возражений, Селеста первая выпорхнула за дверь. А я просто поверить не могла в ее поступок. С появлением защитника подругу словно подменили.

Расстались мы в самой башне на площадке винтовой лестницы. Мой путь пролегал на верхний этаж, а Селесте требовалось спуститься ниже. Проводив девушку глазами и вновь уверившись в твердости ее намерений, от которых не удалось отговорить на протяжении всего пути, я грустно вздохнула. Оставалось надеяться, что защитник сумеет справиться с хрупкой гимназисткой и быстро выдворит Селесту за дверь, что вернет ее разум на место.

С каждой минутой в учительской становилось все душнее, воздух сгущался и уже давил на него всей своей массой, вместе со стенами и потолком довольно просторной комнаты. Не выдержав, Эсташ отодвинул на край листы с планом завтрашней тренировки и откинулся на спинку стула. В раскрытое окно, лишь на миг полыхнувшее синим защитным экраном, свободно влетел бумажный голубок и приземлился на стол. Расправившись гладким белым листом, он явил глазам тен Лорана послание от Олайоша:

«У меня к тебе безотлагательное дело».

Вздохнув, защитник сжал пальцами виски, в которых гулко стучало, словно пытаясь расколоть череп изнутри, и поднялся на ноги. Аллар редко присылал ему подобные сообщения, разве только в исключительных случаях, а значит, дело действительно безотлагательное. Выйдя в коридор, мужчина предпочел лестнице, проходившей внутри башни, ту, что опоясывала ее снаружи. Ему требовался свежий воздух и вечерняя прохлада, способная остудить с каждой секундой все ярче пылающее лицо. И пока он взбирался по бесконечным ступенькам, дурнота накатывала сильнее. За ручку дверцы, ведущей в коридор верхнего этажа, Эсташ схватился, ощущая себя практически больным.

Ввалившись внутрь узкого удлиненного пространства, он вновь почувствовал нехватку кислорода и, цепляясь одной рукой за стену, пошел вперед, ощущая, как все сложнее переставлять ноги, но стремясь поскорее добраться до кабинета друга и найти там укрытие.

Отрава. Он знал эти ощущения. Отрава в его крови. Приворот, подлитый почти в каждое из отведанных во время обеда блюд. Яд, который заставлял все жарче разгораться внутренний очищающий огонь, способный уберечь защитника. Пламя могло сжечь любую отраву в теле, но только когда та достигала наибольшей концентрации. Самому Эсташу все это обещало мучительные минуты настоящих душевных и телесных пыток, в то время как столь несвойственные мужчине желания вдруг начали туманить разум.

Перед глазами расползался красный туман, в виски глухо билась мысль, что единственное лекарство, способное мгновенно избавить его от боли, — это женщина. Абсолютно любая. Лишь бы только коснуться ее, ощутить особенный аромат, свойственный женскому телу, дотронуться поцелуем до нежных губ, обхватить руками тонкую талию…

Глухо застонав, Эсташ привалился к стене и медленно сполз на пол, всеми силами пытаясь вернуть утраченный на минуты огненной пытки разум. Внутренний голос упорно шептал, что, прежде чем огонь очистит кровь и избавит от мучений, можно найти другой способ исцелиться. Просто коснуться, просто сорвать с губ поцелуй. Последняя здравая мысль, мелькнувшая в охваченном коротким, но оттого не менее бурным безумием мозгу, была о том, что в эту пору ни одна несчастная не забредет в коридор к невменяемому защитнику. А потом ушей Эсташа коснулся звук легких шагов.

Я поднялась до нужного этажа и толкнула дверь. Повернула налево и направилась к учительской, которую занимал Аллар. Подходя все ближе, постепенно замедляла шаг, поскольку в конце коридора заметила вдруг чью-то неподвижную фигуру. Это было настолько неожиданно, что я в итоге остановилась, а вот тот, кто еще секунду назад сидел без движения, резко вскинул голову и в мгновение ока оказался на ногах.

— Арис Лоран, это вы, — выдохнула, не успев даже заметить, как он очутился совсем близко. Всего несколько мгновений назад был далеко и вдруг оказался на расстоянии вытянутой руки.

Мужчина молчал. Не поздоровался привычно, ничего не ответил, но смотрел на меня, а глаза странно горели, и их блеск показался опасным. На ум тут же пришла фраза Селены о привороте.

Нервозность резко переросла в панику, стоило лишь догадаться о причине горящего взора и необычного молчаливого созерцания.

Проклятье! Что подруга ему подмешала? И как, ради всего святого, на защитников действуют привороты?

Молчание затянулось, став угрожающим и тревожным. Я не говорила ни слова, поскольку опасалась пошевелиться и спровоцировать, а он был занят пристальным изучением. Даже не понимаю, что такого он видел в моем лице. Может, просто пытался совладать с собой в этот момент? Хотел справиться с последствиями глупой выходки моей подруги? Глупой, так как достаточно было взглянуть на напряженного мужчину, осознать себя наедине с ним в пустом коридоре, когда до двери в кабинет Аллара еще нужно было добраться, чтобы съежиться от страха.

Первое движение сделал он. Просто протянул ладонь, не знаю для чего, вероятно, хотел прикоснуться, но я отшатнулась. Выронила из рук корзинку и, резко развернувшись, помчалась обратно к лестнице. А через минуту забарахталась в невидимой сетке. Она обвязала руки и ноги, сковала меня и неумолимо потянула назад.

Рывок, резкий разворот — и сетка распалась, а я вновь очутилась лицом к лицу с защитником, но тут же сделала попытку проскочить вперед, теперь уже в учительскую. Вытянутая рука преградила дорогу. Я налетела на нее и оказалась мигом придавлена к стене. Невидимой стене позади меня.

Как же жутко оказаться совершенно беспомощной наедине с человеком, обладающим поистине чудовищной силой, видеть его горящий взор, от которого хочется закрыться, слышать молчание, что красноречивее всяких слов, и барахтаться беспомощно, не умея совладать с его магией. Единственное, что могла еще сделать, это схватиться за прижавшую меня руку и попытаться поговорить.

— Простите, арис Лоран, мне очень нужно идти. Меня ждут.

Следующую попытку убежать даже предпринимать не стоило, однако паника не способствует разумным поступкам. Воспользовавшись тем, что мужчина ослабил давление на грудную клетку, я попробовала поднырнуть под его рукой и уйти в сторону.

Он поймал, перехватил за локоть, вновь развернул лицом к себе, а пальцы вдавились в мои плечи. Сквозь плотно сжатые губы вырвался напряженный рваный выдох, взгляд опалил не хуже жаркого огня и тем же жаром полыхала его кожа. Я ощущала это даже через плотную ткань форменного платья. Не делая больше попытки убежать, затаилась, до последнего надеясь, что вот сейчас защитник придет в себя.

Не ощутив отпора, он ослабил хватку на плечах и даже немного отстранился, резко тряхнув головой. Будто стремился избавиться от того, что сковало его волю. Показалось, взгляд Эсташа стал проясняться, и тут вдруг он скривился, как от резкой боли, а я вскрикнула, потому что пальцы сжали плечи до хруста. Мой крик сработал словно пощечина. Защитник дернул головой, вскинулся, снова впился взглядом в мое лицо и очень жестко сдавил затылок ладонью, медленно привлекая к себе.

Показная покорность тут же истаяла. Я уперлась изо всех сил, попыталась отклониться, ужасно испугавшись поцелуя. Ничего хорошего сказать о них не могла. Противное и неприятное действие, после которого хочется плеваться и полоскать рот, пока не отмоешься от чужих прикосновений. А еще сам факт того, что меня вновь заставляли, вновь хотели навязать тошнотворные ощущения.

Я ударила тен Лорана куда пришлось, кажется, по плечу. Сама уже не различала в пылу ожесточенного сопротивления. Толкнула со всей силы, он поддался, отклонился, отпуская. И в тот момент, когда я перевела дух, ощутив мнимую свободу, он поймал губами мои губы. В обманном маневре, в неожиданной и оттого странной манере, будто отпустив, резко склонился и сорвал мимолетный поцелуй.

Эсташ разом выдохнул, как если бы боль отпустила, а я поперхнулась воздухом и посмотрела изумленно. Не поняла, отчего жар разлился по щекам, горлу и груди от согретых легким и стремительным прикосновением губ. Тяжестью налилась голова, я качнулась назад, а его рука перехватила за талию, опять потянула вперед, прижала к груди защитника. И когда мужчина снова склонился к моим губам, я подняла руки, но они замерли над широкими плечами, не обнимая и не отталкивая.

Придя в полное замешательство, ощущала, что пьянею, теряю опору под ногами. Холод в груди и паника, а вместе с ними застарелая липкая боль растворялись и отпускали. Доверие, такое неожиданное, разрасталось в душе, освобождая от старого груза, давившего на плечи с самого детства. Каждый может обидеть, даже тот, от кого не ждешь, — эта старая истина, усвоенная после нападения старика, к которому я пришла в поисках работы, которого даже не воспринимала как мужчину, она тоже стала уходить далеко-далеко, теряясь в дали лет, где и следовало оставить ее, позабыв.

Тепло, легкость, счастье, вот что заполнило душу. Исцеление. И как, оказывается, хорошо и спокойно может быть, когда обнимает и целует мужчина. Не больно, не страшно.

Но все же я быстро хмелела, на смену тихому счастливому теплу и нежности приходило головокружение, покалывание на коже и мурашки по спине. В груди закручивался маленький смерч, отчего стало ощутимо потряхивать, и теперь от каждого касания губ я вздрагивала, но не отстранялась.

А когда его рука так неожиданно соскользнула с моей талии и губы отдалились, я оказалась в полном замешательстве, совершенно неподготовленная к тому, что Эсташ отпустит. От растерянности привалилась к стене, закрыв рот ладонью.

Защитник теперь выглядел совершенно иначе, преобразился буквально на глазах, точно невидимые тиски разжались, перестали крутить и сковывать его. Взгляд стал осмысленным и не горел пугающим пламенем. И следующим, что я услышала, был шепот, сложившийся в мое имя:

— Мариона… — и тихий вздох.

Показалось, мужчина меня только что узнал, и это неожиданно задело. Разве он не разобрал, кто перед ним? Эсташ целовал какую-то другую девушку? Или ему было не важно, кого он с такой страстью обнимал? Даже сам шепот прозвучал для моего слуха по-иному, как если бы защитник произнес: «Что же вы попадаетесь на моем пути, Мариона?»

Прижав ко рту и вторую ладонь, я молча смотрела на него, а потом приглушенно и невнятно пробормотала:

— Я шла к арису Аллару, а вы… — Обида всколыхнулась еще резче, острая и такая же изумленная, как и все мое существо. — А вы рассыпали его пирожки!

Отчего-то всхлипнув, указала на упавшую корзину.

— Мариона… — Я плохо слышала его голос, в ушах шумела кровь. — Мне жаль. Подойди вы несколькими минутами позже, и этого бы не произошло. Извините, что напугал.

Будто мне нужны были его сожаления! Да он с ума сошел жалеть о том, что меня поцеловал. Это даже хуже, чем письмо с отказом.

— Не напугали, — пробормотала я со злостью, — а напали, арис Лоран.

Я не видела, какой эффект произвели эти слова. Руки подрагивали, пока, опустив голову, я пыталась собрать пирожки. Эсташ молчал. Но теперь мне становилось стыдно от этого молчания. Если бы он и дальше разжигал злость, я бы уже все пирожки сложила и убежала из коридора. Однако пока он не произносил ни слова, мысль, что обвинила его в поведении, вызванном приворотным зельем, заставляла гореть от стыда.

И тут все пирожки, так подло ускользавшие из дрожащих рук, вдруг взлетели в воздух. От них мигом отстала пыль и грязь. Будто только что вынутые из печки, они снова запылали жаром и аккуратно сложились в корзину.

— Худшие слова для защитника, — сказал Эсташ, стоило мне взглянуть на него.

Мужское лицо казалось по-обыденному спокойным, а голос звучал привычно ровно. Он просто констатировал факт, без мелочных обид и оправданий. Признавал за мной право именно так описать случившееся и даже брал вину на себя. А я вдруг увидела, что его глаза вовсе не серые. Вблизи их оттенок был подобен темному аквамарину — необычный и очень редкий цвет.

Пока старалась взять себя в руки, отвлечься от созерцания его лица, напомнить себе о произошедшей ситуации, подобрать верный ответ, защитник поднял корзину и склонил на прощанье голову.

— До свидания, Мариона. Если позволите, я сам передам Олайошу ваш подарок.

Он отвернулся, пошел дальше по коридору, а потом исчез за дверью учительской Аллара, и только тогда я смогла вымолвить: «Простите».

— Старый сводник, — устало вздохнул тен Лоран, закинув за голову руки и рассматривая потолок небольшой комнаты.

— А что я, — жуя третий по счету пирожок, отвечал Олайош, — я тебя спасал. Ты представь, сколько девиц сейчас в кабинет магической защиты одна за другой пробрались. То-то они удивились, увидев друг друга. Дряни приворотной в тебя немало впихнули, наверное больше, чем самой еды.

— Ты послал письмо, точно рассчитав время, чтобы я столкнулся с Марионой в коридоре.

— Ну столкнулся, ну бывает. Лучше с одной, чем с полком девиц. В башнях отныне, друг мой, столько хорошеньких гимназисток, что только успевай отбиваться. Они лишь с виду идеальные, а вот здесь, — Аллар постучал себя по голове, — ветер гуляет. Какие только мысли не появляются в милых головках при виде красивого мужчины и каких только мыслей ему не приписывают, пусть их даже в помине нет. Не заслужили они поцелуев защитника, а вот Маришка заслужила. Сгорел бы приворот без всяких последствий, но и впустую, а тут вышло девочке лечение. Что ты у нее забрал?

— Боль, обиду и страх. Неуверенность и отвращение.

— Сколько всего! Ты мне ребенка насмерть не зацеловал?

— Вовремя остановился.

— Тогда отлично все получилось! — Аллар потер руки. — Ведь обвязали сердечко, как паутиной. Я ж смотрю, три года она в академии, парнишки вокруг вьются, а малышка их ближе не подпускает. Теперь не будет избегать мужчин, которые ей зла не желают.

— Олайош…

— Что?

— Не делай так больше. Никакого сводничества.

Эсташ убрал руки и опустил голову, посмотрев прямо в глаза старому другу.

В первый миг Аллара обожгло. Олайош дернулся и сглотнул, потянул за ворот, освобождая больше места для вдоха. Секунда паники, когда хотелось дернуться и сбежать, а потом он склонил голову, давая обещание. Ни противостоять, ни сопротивляться арис не мог. Пусть в нем самом текла кровь защитников, но выше всегда стояли те, в ком не было ничего от людей, кто обладал чистой силой.

— Зря ты так, — прохрипел он, когда отпустило. — Славная девочка. Сам бы женился.

Эсташ в ответ качнул головой.

— Что ты сразу в отказ? Заодно и семье поможешь. Богатая невеста прямо под боком.

— У меня есть брат, Олайош, он и женится ради семьи, — на миг замолчав, защитник добавил, — в свое время.

— Ох уж эти предания, Эсташ. Забудь. Они устарели. Наследник неизмененной крови, прямой потомок Царима и прочее и прочее. Да сколько уже веков прошло!

— Сколько бы ни прошло, — возразил защитник. — Разве я — учитель, Олайош? Но время циклично и круг повторяется, и вот я снова здесь, в башнях Царима.

— На мой взгляд, нужда заставила. Самая обычная, которая и прочих людей касается, не одного тебя. Ты спасаешь тех, у кого нет иных шансов, но взамен ничего не просишь. Одно дело, если делаешь это по службе или в казармах, когда за работу хотя бы регулярно еду дают, но твоей семье этого мало. Им приходится вращаться в высшем обществе, им нужны деньги, а ты — глава рода.

Олайош замолчал, выжидательно глядя на защитника, а после вздохнул:

— Эх, не убедить тебя!

— Не убеждай, — согласился Эсташ. — Я не стану трогать этого ребенка. У нее своя дорога, у меня своя.

— Как знаешь, — окончательно сдался Аллар. — Сам жалеть будешь, когда уведут из-под носа такой подарок. Вон какие пирожки готовит.

— А еще рагу, — усмехнулся тен Лоран.

— Пикантное, — кивнул в ответ Аллар, и в комнате раздался веселый смех. Он звучал раскатисто, отскакивая от каменных стен, и снова стирал границы между человеком и защитником, оставляя наедине старых друзей.

 

Глава 6

ТАНЦЫ

Ох, я была зла! Я была так зла, что могла совершить по-настоящему жестокий поступок. Это ведь надо такое сотворить! Это же надо так меня подставить! Ну я ей устрою!

Дверь в комнату распахнулась с оглушительным грохотом, какой только можно создать, ударив ее ногой со всей силы. Поступок, в общем-то, совсем не украшающий воспитанную девушку.

Внутри, однако, никого не оказалось. Мне не удалось быстро сорвать свою злость, а пришлось доходить до высшей точки кипения в гордом одиночестве, сидя, стиснув на груди руки и сверля гневным взглядом дверь.

Думаю, Селеста сразу догадалась, что ей светят крупные неприятности, поэтому, едва войдя в комнату, тут же попыталась выйти обратно.

— А ну, стой!

— Что? — Подруга порывисто обернулась и сделала невинные глаза, продвигаясь вдоль стеночки подальше от меня.

— Я ведь говорила тебе, Сеша, что плохо подливать учителю зелье!

— Да что ты, Ма…

— А ты даже слушать не захотела!

— Так сделанного не воротишь. Я ведь не могла забрать обратно съеденный пирог.

— Ты побежала в башню, хотя я твердила, как это опасно.

— Что опасного, если я там не одна оказалась! — в сердцах высказалась Селеста и тут же покраснела, прижав ладонь к губам.

У меня вся кровь отхлынула от лица.

— И сколько вас таких? — Теперь я даже не кричала.

— Не знаю, сколько пришло, может, не все. Но это совсем никуда не годится. Я ведь уверена была, что сама додумалась использовать приворот.

Ой, силы небесные! Это как же мне повезло! Мне невероятно крупно повезло. Слава железному самообладанию защитников и всей их природе, слава их сущности, самой сути их воспитания и всему, всему! Поцелуй! Это же смешно. Это ведь совсем легко отделалась! Да окажись на месте Эсташа другой мужчина, и живой бы из коридора не выбралась. Последствия запоздалого испуга проявились на лице красными пятнами. Сразу загорелись щеки и горло сдавило.

— Мариш, ты что? Аллергия? Тебе орешек в еде попался? Нужны капли?

— Аллергия, — просипела я в ответ, — аллергия на глупость! Где?

— Капли в шкафчике, — подсказала Селеста.

— Где приворотное зелье?

— Оно закончилось, — быстро проговорила подруга, кинув мимолетный взгляд на стол.

И быстрее, чем она успела схватить со столешницы пузырек, я добралась до приворотного средства и сжала его в руке.

— С чем будешь пить? — спокойно и зловеще спросила побледневшую девчонку.

— Маришка, ты чего?

— Глупость нужно лечить сразу, иначе до конца дней не избавишься.

— Мариона! — Подруга выставила вперед ладони, пока я решительно наступала, загоняя ее в угол.

— Заставлю силой, — потрясла я пузырьком.

— Да Эсташа там даже не было!

— Не было, — рявкнула я, — потому что он был на этаже Аллара, провались вы со своими приворотами!

— Ой, так он, он…

— Вот и почувствуешь сейчас, как он. — Я неумолимо протянула средство: — Пей.

У подруги жалобно изогнулись брови, на глаза набежали слезы, и, сглотнув, она вытащила из моих пальцев пузырек. Посмотрела на него, не решаясь открыть, затем вытащила пробку, и в тот миг, когда бутылочка в ее пальцах дрогнула, выплескивая оставшиеся капли, я закончила плетение узора и поймала их у самого пола. Заставила капли втянуться обратно, а пузырек подняться вверх и застыть напротив плотно сжатых губ.

— Пей.

Селеста отчаянно помотала головой.

— Тогда мне стыдно называть тебя подругой.

Губы у девушки задрожали, когда она в отчаянном усилии зажмурила глаза и быстро открыла рот. Зелье пролилось на язык янтарными каплями, и Селеста с трудом сглотнула.

— Фу-у, — скривилась она и всхлипнула, — жестокая!

— Заслужила, — пожала я плечами и со спокойной душой начала готовиться ко сну.

Уже поздно ночью я не могла заснуть из-за тихих рыданий, приглушенных подушкой. Испытывая острую жалость к подруге, я спрыгнула с кровати и потрясла за плечо Доминику.

— А? Что такое? Случилось что? — Наша отличница нервно встрепенулась.

— Приготовь антидот, Ника. У тебя есть ингредиенты для всего. Пожалуйста.

— Какой еще антидот? — не поняла девушка.

— От приворотного зелья. Селесте очень нужно, она себя к себе приворожила.

И уже после успешного применения противоядия мы вместе укладывали расстроенную, заплаканную, но свободную от приворота Сешу в кровать.

— У меня все тело горело, — жаловалась она, — я слова не могла сказать. И в груди так давило, и все вместе — томление, огонь! И так плохо, что глаз не сомкнуть!

— Вот видишь, — поправляя одеяло, говорила я ей, — видишь, как это скверно.

А Доминика кивала, стоя за плечом.

— Это мучи-и-ительно! — снова провыла девушка.

— Еще бы! — хмыкнула Ника. — Маришка, а мне как, еще антидоты варить? Ты остальных пойдешь отпаивать?

— Мне и одной хватило, — вздохнула в ответ и посмотрела в окно, за которым постепенно светало.

Да кто же такой настойчивый? Что нужно? Отстань, Доминика! Я не иду на урок.

Полночи без сна стоили некоторым обитательницам нашей спальни мучительной внутренней борьбы и жалких попыток уговорить себя слезть с кровати.

— И я не иду, — бурчала Селеста, — еще приворот не выветрился.

— Все у тебя выветрилось, — обиженно просопела Доминика, — мои антидоты отлично работают.

— Ты явно напортачила в этот раз. — Широкий зевок смазал конец фразы, и подруга вдруг резко села.

— Девочки, сегодня же первое занятие у тен Лорана!

— После обеда, — теперь уже бурчала я, злясь на обеих за то, что бесцеремонно вторглись в сладкий сон. Мне грезилось солнце, крепкие объятия, поцелуи. Что?! Я тоже резко подскочила.

— Сегодня мальчики придут. — Поджав босые ноги, укрытые казенной ночной рубашкой, Доминика расчесывала длинные волосы. — Первым занятием идут танцы.

— Это чтобы мы все быстро проснулись, — без всякого энтузиазма ответила Селеста. — Но лучше бы урок тен Лорана стоял первым.

«Ничего не лучше», — подумала я, обнаружив, что совсем не горю желанием идти на магическую защиту.

— Если ты не выбросишь его из головы, — погрозила расческой Доминика, — я больше ни одного антидота не сварю.

— А я не буду больше пить это гадкое зелье, — бросив взгляд на меня, хмуро поклялась Селеста. — Не заставишь, Маришка.

— Не пьешь сама и другим не подливай, — зевнула я и потянулась за расческой. На ночь совсем позабыла убрать волосы в косу, и сейчас они спускались до бедер спутанными прядями.

— Мариш, а мы новые стихи сегодня услышим? — хитро сощурилась Ника.

— Какие еще стихи?

— Ну раз по расписанию класс танцев и мальчики-гимназисты будут с нами в паре, Берт непременно прочтет новые сочинения в твою честь. Ты, надеюсь, записываешь эти шедевры, как я тебе советовала?

— Что за настроение у тебя сегодня? Сыплешь остротами и шутками прямо спросонья.

— Хорошее настроение, романтическое. — Доминика потянулась и вздохнула.

— Точно вчера на свидание бегала! — постановила Селеста. — Держались за ручку через ограду?

— Не-а, — качнула головой девушка и снова улыбнулась. — Поцеловал.

— Через решетку? — изумилась Селеста.

— Ага! — Соседка спрыгнула с кровати, подбежала к узкому окошку и распахнула его, громко закричав: — Э-эй, девчонки, вставай на учебу!

Вереница девушек в форменных белых платьях ниже колена и одетых в строгие черные костюмы парней стекалась в танцевальный павильон центральной башни. Оба крыла, разделенные между собой, теперь соединили деревянные мостики. Юноши-гимназисты из своей башни подходили к стеклянным дверям класса танцев, а мы друг за дружкой шли со своей стороны. Два потока смешивались у входа в класс и втягивались в павильон уже вместе.

— Тэа Эста, — окликнули позади, когда я оказалась на пороге, и стоило большого труда удержаться от страдальческой гримасы. — Тэа Эста, позвольте проводить вас.

Под локоть подхватила юношеская рука, и меня повлекли вперед, к той стене огромного зала, у которой всегда выстраивались гимназистки.

— Спасибо, теон Венсан, но я бы сама дошла.

— Мариона! — Жаркий шепот на ухо уведомил меня, что пожелание одиночной прогулки осталось неуслышанным. — Я сочинил для вас новые стихи.

— Как это мило, — пробормотала в ответ, невольно ускоряя шаг, чтобы побыстрее дойти до места.

— Только послушайте начало, — произнес вдохновленный поэт. — При виде вас все члены во мне встрепенулись…

— Что, кхм, кхм, простите, у вас встрепенулось?

— Душа наизнанку и истекает сердце любовью.

Видимо, сильно истекает.

— О сжалься, первопрелестная дива…

Где он находит такие слова?

— И приходи ко мне на свидание! — Полная драматизма пауза и вопрос на выдохе: — Ну как вам?

— Это конец стихотворения? — поразилась я.

— Я полагаю расширить его до поэмы. Вам понравилось?

— Мне? Э-э-э, а как же рифмы, теон Венсан?

— Рифмам свойственно опошлять высокую поэзию. Когда в строках поет душа, ни к чему созвучие окончаний. Так вы придете? — вновь перешел в наступление гимназист. — Вечером, к решетке сада.

— Ой, мне нужно подумать, теон. Благодарю, — присела в коротком поклоне, обрадовавшись, что так вовремя оказалась возле стены. Парень изящно поклонился и направился к зеркальной стене напротив.

Сперва вступил клавесин, к нему присоединились струнные и флейта. На полупальцах, изящно ступая, мы маленькими шажками двинулись к целому строю семенивших навстречу кавалеров. У некоторых получалось шагать ужасно забавно, я даже подозревала, что они делают так нарочно, желая рассмешить партнерш, сохранявших строгое выражение лица.

Наши учителя сурово следили за порядком, смех или нарушение манеры исполнения со строго выдержанными позами, слишком угловатый рисунок вместо закругленных линий карались пыткой заучивать эти движения до полного упадка сил. Однако несмотря на усилия преподавателей, учивших невежественных гимназистов, что такое настоящее изящество и мастерство исполнения, по вечерам почти половина класса со скорбными лицами повторяла те же самые движения до сотни раз. Правда, в законное свободное время никто и не думал приглашать для нас учеников из мужского крыла, и мы оттачивали танцевальные па друг с другом.

Первым моим партнером стал Берт Венсан, ловко занявший место прямо напротив. К счастью, юноша отличался врожденной грацией. Танцевать с ним было легко и просто, чего нельзя было сказать о его умении сочинять стихи. Мой слух определенно страдал, зато ноги оставались в целости. Однако при смене партнера, когда меня подхватил, а точнее, перехватил следующий танцор, ногам повезло меньше. Крепко обняв мою талию, Арто Орсель неловко отдавил пальцы, укрытые лишь тонким шелком матерчатых туфель.

— Ой, — высказался он, чем, собственно, и закончилось все выражение раскаяния. Арто несвойственно было подозревать себя в неуклюжести или хоть на грамм понижать высокое самомнение, чтобы рассыпаться в извинениях.

Три года воспитания в стенах гимназии сказались на Орселе совершенно непостижимым образом. Потому что постигнуть, как он умудрился остаться таким же самоуверенно грубым, каким явился сюда, для меня казалось невозможным. Вероятно, дело было в его статусе фаворита. Являясь одним из лучших по физической подготовке и магической защите, он часто выступал за школу во время крупных состязаний. За эти первые места и славу, приносимую гимназии, ему многое прощалось. Конечно, я даже не думала подозревать некоторых учителей в излишней снисходительности ввиду высокого статуса отца Арто, сенатора Орселя. Но факт оставался фактом, самомнение гимназиста только выросло к четвертому году обучения.

Некоторые преподаватели мужского крыла, особенно учитель, отвечавший за физическую подготовку мальчишек, были от ученика в искреннем восторге. Орселя даже выбрали эталоном красоты и приводили в пример, когда упоминали о так называемой мужественной наружности. Это было легко понять, стоило лишь положить руку на плечо Арто, на очень крепкое и мускулистое плечо. Плакат с нашим эталоном украшал зал физических занятий весь последний год. Однако справедливости ради замечу, что Орсель впечатлял меня намного сильнее, когда приходилось становиться с ним в пару на танцах. Он считал это занятие глупым и ненужным и вечно подбивал других мальчишек устраивать мелкие каверзы на уроке. Вот и сейчас отдавил мне ноги, явно провоцируя, но я не поддалась.

— Эста, — не услышав протеста, обратился он, нарочно не употребив уважительного обращения перед именем.

— Слушаю вас, теон Орсель. — Моей выдержкой восхитилась бы сама преподавательница хороших манер. Улыбка выглядела совершенно искренне, хотя я мечтала потереть занывшие пальчики и заехать локтем в бок Арто.

— Ой, какие мы официальные! Так скоро в перфетки подашься. Сменишь платьишко на зеленое и станешь похожа на воблу.

Я не совсем поняла сравнение, примененное по отношению к лучшим ученицам гимназии. Именно из нерфеток, то есть отличниц с идеальными манерами, формировали самый сильный класс школы Царима. Смена форменного ученического платья светло-серого цвета на нежно-зеленое являлась символом перехода в самое элитарное общество гимназии. Кстати, наша Доминика училась именно в этом, лучшем классе.

— Почему на воблу? — От удивления я позабыла о приличиях, а Арто отвлекся от намерения испортить мне танец и вдруг резко стал двигаться на порядок лучше.

— Они иссыхают от своей учебы.

Я удержалась от смеха, помня, что Орсель своего не упустит и постарается довести меня до нарушения какого-нибудь танцевального правила, чтобы вечером пришлось отрабатывать. Он с момента поступления цеплялся ко мне, дразнил и не давал покоя. То громко заводил дискуссии со своими дружками на тему новой моды на прически в виде пакли. То в лицо заявлял, что у меня манеры, как у кухарки Орселей. Не раз и не два отмечал неуклюжую утиную походку и торжественно величал меня щепкой.

Как часто вначале я ревела тайком из-за его нападок. Ведь к моменту поступления в школу Царима действительно была такой: нескладной, неуклюжей и неумелой. Все эти годы из кожи вон лезла, чтобы обрести хотя бы внешний лоск. И уже на третьем году наше с Арто противостояние приобрело удивительно изощренные формы. Он более не довольствовался мелкими подколками, а пытался вывести меня из себя очень странными способами, настолько удивительными, что я не всегда могла проследить ход его мыслей.

— Что ты такая тощая, Эста, — стоило мне только задуматься и отвлечься от его сиятельной личности, заявил Орсель, — на твоей талии можно пальцы вместе свести.

— Не сводите сильнее, теон, если не желаете меня сломать.

— Что за шоколадный цвет волос? И блестят так, словно ты их маслом намазала.

— Это естественный блеск и оттенок, данный мне от природы, теон. Ай!

Арто исхитрился, удерживая меня за талию одной рукой и ведя в танце, второй ухватить и вытащить из прически аккуратно уложенный локон, за который и дернул.

— За три года так и не научились манерам! — яростно сверкнула на гимназиста глазами, из последних сил сдерживая досаду, потому что лицо его осветилось довольной усмешкой. Все-таки вывел меня из равновесия.

— А приходи вечером к ограде? — вдруг выдал Арто, вновь заставив меня задуматься на тему изощренных и очень странных способов. Конечно, я сразу ответила отказом.

— Не приду.

— Почему? — Такая настойчивость даже удивила, как и сам вопрос.

— Потому что вы, теон Орсель, отдавили мне ноги.

— До вечера пройдет, — не отпускал моего взгляда Арто, — я твою нежную ножку только краем ботинка задел. — И, крепче стиснув талию, приподнял меня над полом. — Так совсем не наступлю.

— А ну поставьте! — Я перепугалась, что учителя сейчас приметят вопиющее нарушение.

— А ты придешь?

— Нет.

— Почему?

— Дала обещание Венсану.

Немного приукрасить действительность порой полезно, особенно во имя собственного спасения.

— Ему? — Резко охрипший голос и убийственный взгляд в сторону ловко кружащего другую партнершу Берта не сулили последнему ничего хорошего. Однако сосредоточив внимание на другом, Орсель хотя бы меня опустил на пол. — Не думаю, что он до сада дойдет. Значит, придешь?

— Не люблю, когда обижают других или пользуются чужими слабостями, — совершенно искренне ответила я.

— Пф, защитница! — громко фыркнул Арто. — А если не трону?

— Не приду.

— Я любой другой девчонке предложу, и она с радостью прибежит.

— Так предложи, — парировала я, а при последнем повороте ловко отклонилась в сторону и быстро сменила партнера.

Орсель проводил меня жадным взором и по невнимательности отдавил следующей партнерше сразу обе ноги. Мне стало весело. Поймала себя на мысли, что прежде от подобных взглядов в душе все сжималось, а теперь на смену скованности и безотчетному страху пришла легкость и хотелось смеяться.

 

Глава 7

МАГИЧЕСКАЯ ЗАЩИТА

Еще одним сдвоенным уроком предполагалось быть магической защите. Но, по слухам (Селеста выяснила у директора), Эсташ, прежде чем объединять оба потока и тренировать парней наряду с девушками, решил выяснить, стоит ли это делать.

— А еще, — жалобно произнесла неугомонная подруга, — теперь в преподавательскую башню просто так вечером не проберешься.

— Почему? — Куртка из тонкой кожи, которая шла в комплекте с кюлотами и рубашкой с коротким рукавом, повисла на вытянутых руках.

— А потому! — Селеста со злостью так туго затянула широкий пояс формы для тренировки, что охнула. — Потому как, — уже спокойнее продолжала она, ослабляя пряжку, — для консультации с преподавателями теперь должно иметься приглашение. Учитель ставит на запястье таймер с точным временем консультации, и именно в этот период следует явиться в башню. В любом другом случае не пустит защитный экран.

— Ах, вот оно как, — протянула я, подумав, что уж ради пирожков и наших с ним веселых бесед Олайош мне таймер поставит.

— Да, — вздохнула Селеста, — теперь к Эсташу не попасть.

Я только головой покачала. Навязчивая идея о любви к защитнику не выветрилась из головы подруги даже после «лечения» приворотным зельем. А у меня, напротив, желание не видеться с тен Лораном только крепло. Мысль, посетившая еще утром, теперь обретала все более четкие очертания. Как бы прогулять защиту? Так я выиграю целую неделю до следующей встречи. Тогда, глядишь, совсем забуду об этом треклятом поцелуе. Но как сбежать? Без веской причины это сделать невозможно. Если только пойти в лазарет и сказаться больной. Хотя у лазаретных взгляд заточен под таких прогульщиков. И магией на себя не воздействуешь, сразу раскроют.

Что делать?

Я шла задумчиво в конце вереницы девчонок, пока внимание не привлек веселый смех. Посмотрев на громко хохочущую Эстелу, не успела ухватить молнией мелькнувшую в мозгу неясную идею. Сосредоточила взгляд на нашей веселушке и постаралась сконцентрироваться. Красивая немного грузной, тяжеловесной красотой, с толстыми черными косами, хлещущими ее по спине, она и темпераментом отличалась, что называется, бешеным. Смех Эстелы был слышен во всех концах высокой лестницы, но именно он и натолкнул на дельную мысль.

— Эла! — Я быстро настигла девушку и пристроилась к ней с другого бока. Обычно в класс шагали парами, но оглушенная громовым хохотом соседка Эстелы не обратила на меня никакого внимания.

— А? — повернула голову гимназистка.

— У тебя веселии есть?

— А что? — прищурила один глаз девушка, едва сдерживая рвущийся наружу смех.

— Вижу, что есть. Поделись маленькой таблеточкой!

— Пф, — фыркнула тэа, видимо так охарактеризовав мое крайне редкое желание разжиться этим своеобразным препаратом. Вообще, его вывел кто-то из курса выпускников-гимназистов случайно, в ходе экспериментов по созданию совершенно иного средства. Однако изобретение прижилось в ученических рядах. Оно обладало интересным эффектом влиять на общее состояние организма. Проще говоря, усиливать ощущения, которые испытываешь в конкретный момент. Так, если вы чему-то радовались и решили продлить чувство счастья, ну, скажем, ради повышения общего тонуса, подпитки клеток мозга кислородом и остальных полезных эффектов смехотерапии, достаточно было проглотить одну таблеточку. Действие было коротким, но многого и не требовалось.

— Бери! — сквозь смех проговорила Эстела и сунула мне в руку круглую синюю таблетку.

Мы уже подходили к павильону магической защиты, когда я быстро проглотила выданное средство, предварительно накачав его отрицательным зарядом, чтобы уж наверняка. Минуту спустя ощутила резко накатившую усталость, желание тут же свалиться на пол и лежать без движения, а еще лучше прямо сейчас вернуться в комнату и проспать до завтрашнего дня. Не отдохнувший накануне организм, подвергнутый воздействию таблетки, мигом вспомнил о своей усталости. Ноги до класса я доволокла с большим трудом, и стоило немалых усилий зайти внутрь и сконцентрировать рассеивающееся внимание на ассистенте преподавателя.

Как и надеялась, Эсташ еще не пришел, а вот его помощник уже суетился в классе, расставляя какие-то манекены и таская снаряды.

Ассистентов мы не величали гордым обращением арис. Помощника преподавателя можно было называть просто оресте, что означало «тот, кто помогает». И на это мнившие себя практически наравне с учителями ассистенты безмолвно обижались.

— Арис Юдас, — словно оговорившись, обратилась я.

— Тэа Эста, — приветствовал юноша, в недавнем прошлом такой же гимназист, преисполнившись чувства собственной важности.

— Прошу, отпустите меня в лазарет. Ариса Лорана еще нет, а я себя неважно чувствую.

Юдас взглянул на меня уже внимательнее, очевидно, отметил крайнюю бледность и мученическое выражение лица, мои поникшую от усталости голову, без сил упавшие руки и невероятную медлительность движений.

— Вы неважно выглядите, тэа Эста. Возьму на себя смелость отпустить вас вместо преподавателя.

— О! Спасибо!

Невозможно передать, какой искренней благодарностью я к нему преисполнилась в тот момент и только твердила про себя, что нужно поскорее бежать из класса, невзирая на усталость. Поскорее, поскорее, чтобы не столкнуться…

Вот незадача! Столкнулась.

— Арис Лоран, — присела в положенном поклоне, перед глазами потемнело, и меня повело в сторону.

— Тэа Эста! — Кто бы сомневался, что вежливый защитник тут же подхватит под руку.

— Арис Лоран… — Даже вопреки накатившей усталости, которой полагалось наделить меня тупым безразличием к окружающему, по руке, сжатой его пальцами выше локтя, побежали искорки. — Я шла в лазарет. Ваш помощник отпустил, поскольку я себя плохо чувствую.

— Позвольте, тэа, — коротко ответил на эту длинную и очень утомительную для меня тираду защитник и быстро вытащил в коридор, где занялся совершенно странным делом.

Он поднял мою голову за подбородок и сперва повернул влево, затем вправо, пристально вгляделся в глаза. На ладони его вспыхнул яркий магический светлячок.

— Что вы делаете? — сощурилась от слепящего огонька.

— Изучаю, как реагирует на свет ваш зрачок, тэа.

— Зачем? Вы как будто меня осматриваете, но вы же не врач.

Я все старалась избежать его отточенных, уверенных прикосновений, а он как-то неясно хмыкнул и отпустил.

— Вы в порядке, Мариона.

— Не в порядке. Вовсе не в порядке. Отпустите меня в лазарет.

— Нормальная реакция зрачка на свет — сужаться, тэа Эста. Расширенное состояние говорит о возбуждении, а поскольку у вас налицо упадок сил, то более вероятен прием некоего возбуждающего препарата, сказавшегося на самочувствии. Могу предположить, что его влияние кратковременно, поскольку к концу осмотра зрачок сузился больше.

— Ничего я не принимала, — уперлась, действительно чувствуя, как действие таблетки постепенно сходит на нет.

— Могло попасть с пищей, в гимназии такое случается, — невозмутимо парировал тен Лоран, протягивая руку в сторону двери. — Прошу в класс.

— Не пойду! — Ни с каким другим преподавателем я бы не позволила себе так упорствовать и вести себя без должного почтения, но в присутствии Эсташа все во мне переворачивалось. Я даже грубила ему с огромным удовольствием. И еще бы разок толкнула за эту невозмутимую физиономию. Почему он и на грубость не реагирует, как любой нормальный человек? — Не пойду, — повторила, чуть не притопнув ногой от досады. — Мне плохо, а вы не пускаете в лазарет. Мне нужен осмотр специалиста и лекарство.

— Вас нужно освободить от последствий воздействия лекарства, тэа, но процедура неприятная, рекомендую просто подождать.

Я уперла руки в боки и с вызовом посмотрела защитнику в глаза. И кто бы мне объяснил, почему спокойно-равнодушный взгляд в ответ на все мои провокации, на это детское, но такое вызывающее непослушание, на обман, в конце концов, вызвал затаенную боль. Он слишком взрослый и слишком воспитанный, чтобы выйти из себя, чтобы даже просто сказать: «За вашу ложь вы будете наказаны». Так все учителя говорят, даже самые сдержанные и стойкие, даже самые вежливые. А от преподавательницы хороших манер фразу о наказаниях я слышу через урок. И в таких случаях сразу ясно, что человека проняло, зацепило. Почему же он не как все?

На долгий контакт глаза в глаза не хватало моральных сил. Этот его прямой взгляд обладал непостижимо мощным воздействием, и я не смогла выдержать, отвернулась первой.

— Урок начался, тэа, — негромко заметил Эсташ, когда по коридорам пролетел мелодичный звон колокольчика. — Заходите.

А если рвануть сейчас в сторону и помчаться к лестнице и дальше по ступенькам, он ведь все равно поймает? Пусть руки его сейчас опущены, обманчиво расслаблены, однако точно знаю, что вернуть меня обратно не будет стоить защитнику никаких усилий. Но как же стыдно станет мне потом за столь нелепую выходку. А еще хуже, если не сделает попытки остановить.

Не передать, с каким разочарованием и стыдом я входила обратно в зал. Девушки были заняты веселой возней, а ассистент пытался призвать их к порядку и построить. Но когда вошел тен Лоран, все мгновенно успокоились. Произнесенные тихим голосом слова, обращенные ко мне, наверное, услышал каждый. Была у тен Лорана такая особенность — четко проговаривать фразы. Даже нашего директора, который обычно говорил громко, но имел привычку глотать окончания и торопливо излагать свои мысли, понять бывало сложнее.

— Присядьте на скамью, тэа Эста. Приступите к занятиям, когда почувствуете себя лучше. — А сам направился в центр зала, на ходу натягивая перчатки, дополнявшие тренировочный костюм преподавателя.

— Маришка, — тихонько окликнула Селеста, когда остальные девочки потянулись послушной стайкой за защитником, — что с тобой?

— Плохо стало, слабость накатила, — пробурчала в ответ, — а он в лазарет не пустил. Сам посмотрел. Хотя откуда ему знать, больна я или нет?

— Слушай, а может, он родственник?

— Чей?

— Ну, одного военного врача. Известный такой, тоже фамилия Лоран. Мне дядя о нем рассказывал. Он общался с самим командиром Этьеном, а тот упомянул, сколько его гвардейцев с того света вытащил некий Лоран.

— Как это связано?

— Ну так. Вспомни нашу ассистентку на магическом плетении, она тоже любит притворяться светочем науки, а сама просто нахваталась по верхам за время общения с плетуньей. Теперь мнит себя экспертом.

— Не знаю, — вздохнула я.

— Нет, сам он быть врачом не может. Это сколько лет нужно учиться, потом работать, чтобы получить звание лекаря, да еще военного. Без долгой практики не дадут. А он-то учитель. Я, кстати, вообще раньше не слышала, чтобы представители высшей аристократии где-то работали.

— Сеша, — прервала я рассуждения подруги, — ты иди на тренировку, а я еще чуть-чуть посижу.

Урок начался с краткого опроса на тему защитных и ограждающих заклинаний. Теорию многие из нас знали средненько, старый профессор защитной магии так невнятно объяснял, хотя, бесспорно, превосходно знал тему, что мы частенько дремали во время занятий. Спрашивал он на экзаменах все по делу, но списать у него не представляло труда. Еще был туговат на ухо, и порой достаточно было уверенно городить какую-то ерунду, обильно сдабривая ее громкими словосочетаниями «магическая защита». Старичок добродушно кивал и улыбался нам, но знаний это не прибавляло. Неудивительно, что к третьему курсу — началу практики — заслуженного профессора (ответственного лишь за преподавание в женском крыле, в мужском требования были гораздо строже) отправили на покой.

Однако откуда взялась в девчонках эта прыть сейчас? Они так охотно отвечали, чуть не перебивая друг друга и стремясь произвести впечатление на тен Лорана, будто подготовились заранее. А вдруг и правда готовились? Знали, о чем будет урок? Я вот припомнить не могла этих самых заклинаний. Они шли вскользь, поскольку нам, девушкам, максимум, что требовалось, — это владение простейшими заклинаниями самообороны. Наверное, гимназистки выяснили все у ассистента до прихода учителя.

Я смотрела хмуро, исподлобья и не слишком задумывалась, что именно разглядываю, пока не поймала себя на внимательном изучении защитного костюма Эсташа. Внимание концентрировалось вовсе не на защитных функциях, а на том, как удачно тот сидит по фигуре. Куртка из тонкой и мягкой кожи подчеркивала широкие плечи, не скрывая обтянутый черной тканью мускулистый торс, пояс был туго затянут на узкой талии, а брюки из эластичной материи отлично обрисовывали мышцы тренированных ног. И это все я спокойно себе разглядывала, пока меня не отрезвила нелепая мысль: как идет ему этот наряд, едва ли не больше, чем традиционная учительская форма.

Я разозлилась. Сильно. Подскочила с лавки и пошла к строю девчонок, заняв свое место с краю. Эсташ бросил на меня лишь короткий взгляд, видимо, удостоверился, что твердо стою на ногах, и задал последний вопрос, на который ответила сияющая от собственной сообразительности Селеста. Тен Лоран даже похвалил подругу, отчего та засияла еще ярче.

— А теперь приступим к тренировке, — заявил он. — Ваша задача повторить изученное в теории заклинание вслух и сотворить соответствующий символ. Он оградит вас от магического вмешательства.

Наша староста Аделаида де Ланто подняла руку, а когда Эсташ кивнул, задала вопрос:

— Арис Лоран, а воздействовать будете вы?

— Нет, тэа, — улыбнулся Эсташ, — воздействовать будете вы.

И даже улыбка у него необычная, обаятельная, но очень сдержанная, она трогала лишь уголки губ.

Когда девчонки начали удивленно переглядываться, пытаясь припомнить, какое заклинание воздействия они сумеют воссоздать на практике, защитник добавил:

— Я сотворю изначальное, зеркальное заклинание. Оно подстегнет ту магию, что вы творили в недавнем прошлом. От нее и придется поставить защиту.

Сосредоточившись, я попыталась вспомнить, что знаю о зеркальных заклинаниях. И сообразила, что именно на этот вопрос отвечала в последний раз на экзамене нашему старичку. Списала ответ со шпаргалки, но повторяла несколько раз и даже умудрилась заучить, ответив без запинки.

Суть его заключалась в проекции магического воздействия, оно подхватывало эхо той магии, что в последний раз творил человек, но не обыденной, бытовой, вроде плетения волос в косу, не требовавшей больших энергетических затрат, а наиболее сильной, такой, как, скажем…

Зажала рот ладонью, чтобы вслух не воскликнуть: «Приворот!»

Ой-ой, кому-то сейчас станет плохо. Половине класса!

Никакого наказания и никакой мелочной мести, тэа. Вам просто вернется все, что сотворили сами, но гораздо более гуманным способом. Отражение ведь несло магический заряд слабее первоначального.

Ух ты! Не восхититься задумкой я не могла, потому как сама прибегла к похожему методу с Селестой, но в более жесткой форме. М-да, а как еще учить ветреных девиц? В таком виде они крепко запомнят урок, а заклинание будет от зубов отскакивать. Я уже предвидела это, наблюдая побледневшие лица тех, кто еще что-то помнил про зеркалки. Сейчас все как натренируются, будут ставить оградительные щиты на раз. Как же придумано! Но я бы их сильнее наказала за то, что подсунули ничего не подозревающему преподавателю такую гадость. Хотя…

Мне сразу вспомнилась встреча на мосту, и что тен Лоран оказался там, избегая встречи с полчищем девиц. Ведь предвидел массовое паломничество, а потому выбрал другую дорогу. Разве он не мог догадаться или хотя бы распознать зелье в первом блюде? Даже если моя соль отбила все вкусовые рецепторы, то пирог Селесты он ел до рагу.

Ой. Я не подливала ничего, но переборщила с солью. И ожидавшее прилюдное порицание, там, на глазах учителей, было страшнее, чем есть пересоленный обед в последующие три дня. Я тогда даже решилась просить помощи Аллара. А вот девчонок ожидало более суровое наказание. Их могли поставить в столовой на глазах остальных гимназистов, и каждый бы знал, что вот они подлили преподавателю приворотное зелье. Я только представила себя на их месте в такой момент, смех остальных учеников, как тычут пальцами со всех сторон, издевки… Это сурово, это даже жестоко, пусть и отбивает навсегда охоту к подобным делам.

Он просто не стал их выдавать и потому от блюд не отказался. Он их тогда пожалел, как и меня, но на своем уроке жалеть никого не собирался.

— Тэа Эста.

— Да?

Опять пропустила все объяснения!

— Вы не повторили символ.

А он уже показал символ? Ладно, подсмотрю у Селесты.

— Я запомнила…

Эсташ скрестил руки на груди и коротко произнес:

— Тэа, защита.

Развел ладони в стороны, создавая одну ровную блестящую поверхность, гладкую, как зеркало, и толкнул в нашу сторону.

Она надвигалась стремительно, и я, как и остальные, выставила руки, попыталась повторить вслед за девушками символ, но совсем позабыла, что следовало еще шептать при этом заклинание, которого я не знала и тоже прослушала.

Стена прошла сквозь меня, по сторонам раздались сдавленные крики, возгласы, стоны, а у меня опять потемнело в глазах и слабость навалилась с удвоенной силой. Растяпа! Пока рассуждала о девчонках, позабыла и о собственном обмане, когда сказалась больной. Ведь я хорошо так выложилась, заряжая злосчастную таблетку отрицательной энергией, чтобы по сути возбуждающее средство спровоцировало упадок сил.

Как стояла на ногах, так и села на пол, тряхнула головой, чтобы прояснилась. Уронила ее, совсем отяжелевшую, на подтянутые к груди колени и стала смотреть, как Эсташ с ассистентом подходят то к одной дрожащей девушке, то к другой, помогают правильно создать защитное заклинание.

— Тэа Эста! — Меня подняли с пола за плечи, обхватили мои пальцы, накрыв их затянутыми в черные перчатки руками, напомнили: — Заклинание.

Он говорил, я повторяла. Эсташ рисовал моими руками символ. Вокруг сгустился воздух, формируясь в нечто, призванное меня защитить, а я все смотрела на его перчатки и думала, что, конечно, преподавателям не полагается прикасаться к юным тэа без этого кожаного аксессуара, а ученицам непозволительно прижиматься спиной к учителю во время объяснений, пусть даже в ногах она ощущает дикую слабость.

— Отточите движение, произносите четче слова, — сказал Эсташ, как только странный по форме, неравномерной толщины и высоты щит растянулся вокруг, заставив меня ощутить себя намного бодрее.

Учитель отошел, ни словом не упомянув о разыгранном до урока представлении. Я осталась стоять, пытаясь вспомнить те самые слова, которые следовало произносить четче.

Эх, Мариона… Концентрация и внимание не грозят тебе во время уроков магической защиты. Боюсь, что здесь, даже приложив усилия, я вряд ли буду блистать успехами.

 

Глава 8

ЦАРИМСКИЕ КУПАЛЬНИ

А вечером я сбежала в сад. Все потому, что любимая подруга заговорила меня до умопомрачения, и единственной темой разговоров, конечно, был Эсташ тен Лоран.

Она восторгалась тем, как в его присутствии у нее все начинало получаться (у меня в это время все определенно валилось из рук), как она ощущала крылья за спиной (ну а я предпочла бы затеряться в толпе учениц). Она говорила, что все его объяснения схватывает на лету (молчу о том, что половина фраз защитника не доходила до моего сознания), и повторяла, как будет учиться со всем старанием, чем восхитит его еще больше (после этих словоизлияний я проглотила признание, что собиралась прогулять урок).

В своей прочувствованной речи подруга не избежала упоминания других учениц нашей группы, которым довелось испытать весь яркий спектр эмоций, прежде чем защита отгородила их от зеркального заклинания. Эти мучения были Селесте близки и понятны, а потому как она могла не радоваться, что кто-то разделил с ней страдания от неудавшегося приворота! Ведь тогда самой становилось легче и менее стыдно.

В длинный и восторженный монолог я успела только раз вставить вопрос о том, как же подруга подмешала зелье в еду, если никто не знал о зачете.

— Я смешивала необходимые составляющие под столом, — ответила Селеста, — только на этом уроке мы свободно достаем ингредиенты из кладовой. Подобного шанса могло больше не представиться, а рецепт простенького приворота, действием до суток, каждая вторая гимназистка помнит. Пока пирог выпекался, я все сделала, а когда Комфи с ассистентом вышли за праздничными блюдами и крышками, довела зелье до кипения на магическом огне. Подумаешь, варю какой-то дополнительный соус! Кроме Комфи, никто не мог догадаться. Вообще-то хотела впрок заготовить, но дона упомянула преподавателей. Я тогда так обрадовалась, что даже размышлять не стала. Быстро добавила в кусочек, что приберегла для Эсташа, пока шанс был.

— Ловко вы, — восхитилась я скорости и сноровке девушек, сообразивших воспользоваться уроком готовки для варки приворотного зелья.

— Ну как не мечтать об этом мужчине, он же идеальный! Ты заметила, что перед отработкой заклинания ассистент нас расставил в строгом порядке? Я обратила внимание на едва видимые круги, в которых очутилась каждая. Это защитный контур. О таких дядя рассказывал, потому и узнала. Эсташ нас подстрахован на всякий случай, чтобы заклинание не нанесло вреда. Эх, Мариша! Я возлагала такие надежды на нашу с ним встречу. Думала, как только он поцелует, сразу поймет, что я — его судьба, и предложит выйти замуж.

Святая простота! Видимо, не одна Селеста так думала. Я покачала головой и сбежала в сад, чтобы не слышать дальнейших восхищенных речей в адрес защитника.

Пока гуляла по дорожкам, не переставала удивляться наивности некоторых гимназисток и их неосведомленности. Конечно, принцип воспитания в нашем обществе был таков, что люди, относящиеся к верхушке и имеющие возможность отдать дочерей в элитные аристократические заведения, не спешили просвещать девушек относительно некоторых вещей до свадьбы. То есть что там следует за поцелуем? Определенно, любовь до конца дней, а еще дети, дети тоже от поцелуев.

У меня вышло немного иначе. После происшествия с богатым стариком, когда отец вернул домой, а меня продолжало трясти в холодном ознобе, мама всю ночь провела у постели. Наутро она очень серьезно со мной поговорила, как со взрослой. Объяснила, отчего с самого начала отец не желал пускать меня в тот дом, а заодно приоткрыла завесу над такой важной тайной, как отношения мужчины и женщины — конечно, те, что бывают обычно после свадьбы. Она смущалась, старалась подбирать выражения, но и услышанного вполне хватило, чтобы оставить глубокое впечатление. Да еще синяки на руках и теле продолжали ныть несколько дней, закрепив результат.

В нашей гимназии порядки были аристократические. То есть полное разделение на два крыла — мужское и женское. Воспитательных бесед и уроков на запретную тему, естественно, тоже не вели. В модных журналах и газетах для светских девушек подобные вопросы затрагивались столь деликатно, что самой необходимо было обладать очень буйной фантазией, дабы догадаться.

Но это касалось девушек. Юноши, как более просвещенные, протоптали тропинки в разных концах огромного сада, также разделенного на две половины, в местах, где можно было выходить к ограде. Перелезть не позволяли мощные заклинания, но между узкими прутьями легко протискивалась тонкая девичья ручка, а если исхитриться, можно было сорвать с милых губок и поцелуй. Я на подобных свиданиях не оказывалась ни разу. Приглашали, но не ходила. Да и сегодня не собиралась. Задумавшись, брела по дорожке, пока самодовольный мужской голос не произнес:

— Так и знал, что ты придешь.

Подняв голову, увидела по ту сторону ограды Арто. Парень стоял, широко расставив ноги, запустив большие пальцы за широкий кожаный пояс, и разглядывал меня с нескрываемым удовольствием. Я отметила легкую рубашку из шамбре, обтянувшую мощные плечи, брюки без единой складочки, облегавшие мускулистые ноги. Да, на меня явно хотели произвести впечатление. И будучи воспитанной девушкой, я, конечно, впечатлялась.

— Ах, теон Орсель, что за чарующий вид! Какая неброская, почти незаметная элегантность в одежде, какая показная небрежность.

Арто даже на секунду не скис, только выше вздернул голову.

— Дыхание не сбилось, пока торопилась увидеть меня?

Нет, этому типу что ни скажи, все будет звучать признанием: «Я вас желаю, теон Орсель, сломайте наконец эту решетку». И зачем только подбирать выражения и тонко иронизировать, как учили на наших уроках? Преподавательница хороших манер так и говорила: «Аристократ может оскорбить, но сделает это с неизменной вежливостью». — Однако Арто даже толстые намеки не пробивали.

— И не думала торопиться, я просто шла мимо.

— Но не прошла.

— Ты сам остановил!

Орсель владел умением выводить меня из себя. Даже не знаю, кому еще это удавалось после трех лет суровой дисциплины. Хм, разве только тен Лорану, который вообще никаких усилий не прикладывал.

— Мои родители пришлют твоим приглашение на праздник. Уютный вечер в кругу семьи.

Вечер? В кругу семьи? Семьи сенатора?

— У сенатора Орселя какие-то дела с моим отцом?

— Насчет закупки вашего металла.

Арто наконец изменил свою вальяжную позу и приблизился к решетке. Взялся одной рукой за прутья, а второй поманил к себе.

— Открыть одну тайну, Эста?

Обычно Арто ни о каких тайнах не распространялся. Держать язык за зубами он умел, поэтому его сложно было назвать болтливым, разве только самодовольным. Отец прочил его в будущем на свое место, оттого и учил сына строго и требовал с него немало. Может, поэтому Орсель был лучшим. Но о какой тайне шла речь? И почему она касалась моей семьи? Прежде столь высокие люди предпочитали вести с нами дела через поверенных, а не напрямую.

Я сделала крошечный шажок в сторону решетки, но Арто не спешил хватать за руку и подтягивать меня вплотную, просто терпеливо ждал, пока досеменю до него микроскопическими шагами. А я не торопилась, проверяя его на прочность. Если задумал пакость, точно не выдержит моих маневров, а если правда хочет сказать о чем-то важном, дождется. Невидимой сеткой ему меня не поймать и стену из воздуха не выстроить. Никто так не может, за исключением — как оказалось — защитников.

Арто дождался. Я подошла и встала на цыпочки, а он склонился ближе к моему уху и прошептал:

— Речь пойдет о закупке металла для нового оружия.

— Что? — Я потянулась еще выше, потому как он, словно нарочно, чуть отклонился. — Разве мы с кем-то воюем?

Арто качнул головой:

— Создаем совершенных воинов.

— Как? — Теперь стала ясна суть тайны, но мне сложно оказалось поверить собственным ушам. — Кто-то может быть совершеннее защитников?

— Защитники! — Он хмыкнул и вдруг куснул меня за мочку доверчиво подставленного уха, отчего я дернулась и отпрянула от решетки. Вот она, та изощренная форма обращения, к которой Орсель стал прибегать в последнее время. Арто выглядел чрезмерно довольным. Оглядел меня с усмешкой и заявил:

— Моя награда за тайну, — и пошел, насвистывая, обратно по дорожке.

Необыкновенный наглец! И ведь всегда исхитрится подловить.

Такими мыслями была занята моя голова, пока я брела дальше, успокаиваясь от мирной тишины просторного зеленого сада. В итоге незаметно добралась до самого конца ограды, где территория парка резко обрывалась вниз. То есть вы шли себе по дорожке, а потом оказывались на краю горного плато. Там дальше виднелись огромные и неприступные горы, а здесь никто не рисковал подходить к обрыву слишком близко. Конечно, стояла защита, и сигануть вниз, как и перелезть забор, было невозможно, однако даже зная это, я тоже замерла на некотором расстоянии, любуясь внушительным и впечатляющим видом.

Не зря тут было выбрано место для постройки сторожевых башен Царима, а именно так прежде называли нашу гимназию. Здесь, в пограничье, где четвертая сторона света представляла собой упиравшиеся в само небо остроконечные горные пики, и обитали когда-то защитники. И здесь же почти все они погибли, когда единственный раз за всю историю едва не пали охранные башни. Многие рода тогда перестали существовать, оборвавшись со смертью наследников, в других из десятка сильных воинов осталось по одному или по двое.

Я вздохнула, вспоминая притчу о том, отчего стены башен красного цвета, но вдруг услышала шорох шагов и быстро повернулась к решетке.

— Ах, тэа Эста. Я боялся, что вы уже ушли.

— Теон Венсан!

— О, я невыразимо счастлив, что вы приняли мое приглашение, дорогая Мариона. Позволите ли теперь и вовсе избегать столь холодного обращения, как тэа Эста?

Потрясающе! То есть сбегая от Селесты и ее восторгов относительно защитника, я попала сразу на два свидания?

— Как же вы отыскали меня здесь, теон, в самом конце сада?

— Грустил о несостоявшейся встрече, и порыв печали донес меня на своих крыльях сюда, в удаленный уголок, где столь живописен вид на горы, ущелья и долину. Стоит шагнуть вниз…

— И вы врежетесь в защитный полог, теон Венсан.

— Раз вы позволили звать вас по имени, дорогая Мариона, прошу, и меня зовите просто Берт.

Когда успела ему позволить? Ведь нарочно перевела тему. Ощущение, словно в гимназии я одна помнила наставления учителей. Одного не прошибала тонкая ирония, на другого не действовали изящные способы избегать щекотливых вопросов. Чему их здесь учат, спрашивается?

— Вы не поверите, но когда вечером хотел выйти из комнаты, она оказалась заперта снаружи. Я стучал и пытался выбить ее, — при этих словах Берт с досадой потер плечо, — но ничего не помогало. На мое счастье, минут через пятнадцать этих нечеловеческих усилий звуки борьбы с самой судьбой долетели до проходившего мимо эконома. Он открыл дверь и объяснил, что по ту сторону оказался, вы не поверите, обычный стул.

— Ах, правда?

— Я заставил вас ждать, прелестная Мариона. А ведь на самом деле так спешил на эту встречу. Верил, что вы придете. И даже приготовил для вас…

— Стихи?

— О нет, восхваления в прозе обольстительной деве. Но если вы разочарованы и вас не прельщает проза, то готов сейчас же сочинить! Ведь когда вижу ваше прелестное лицо, я испытываю необыкновенное вдохновение. Услышьте же!

Он откашлялся:

— Теон Венсан! Кхм… Я правда уже собиралась уходить. Мне очень нужно выполнить одно задание, а еще обещала помочь подруге. Не могу нарушить обещание. Прошу простить.

— Что вы, сладчайшая муза, извините за столь досадную проделку судьбы. Идемте же, я вас провожу и прочту свою прозу.

— Это невозможно, в некоторых местах к ограде совсем не подойти. Давайте вы прочитаете в другой раз. Хорошего вам вечера.

— О, этот вечер самый счастливый, ведь я увидел вас и имел счастье говорить…

Последние слова донеслись уже в спину, когда, с большим трудом сдерживаясь, чтобы не превысить приличествующей девушке скорости, я скрывалась с места свидания.

Наконец лето пришло и в пограничье. Климат здесь всегда отличался резкими переходами от холодов к жаре и наоборот. Ночи вдруг стали душными, знойными, когда ужасно хотелось окунуться в прохладный водоем. Вместо плотного форменного платья накинуть легкий летний наряд и отправиться в лодке по реке или в купальной рубашке прыгнуть с широких мостков прямо в воду. Конечно, подобным образом я могла поступить только дома, а здесь, в гимназии, это явилось бы нарушением приличий. Однако от жары страдали не только ученики, преподавателям тоже приходилось туго, и поэтому у подножия башен уже несколько лет назад устроили раздельные купальни, подведя в искусственные пруды воду из озера через систему каналов.

Купаться нам позволялось исключительно с одобрения директора, и всегда учеников сопровождали преподаватели. С девушками для защиты посылали одного из учителей-мужчин и обязательно инспектрису, которая следила за купающимися гимназистками, а заодно за их провожатым.

С наступлением выходных все разговоры вертелись лишь вокруг предстоящего купания. Очень часто в роли мужчины-сопровождающего выступал мой замечательный Аллар, все же учитель был в годах, более того, специалист по начертанию защитных символов. Но в этот раз одноклассницы задумали величайшую подставу. То есть буквально перед тем, как все собрались отправиться в купальни, выяснилось, что Олайош отчего-то не может нас сопровождать. Причина не разглашалась, но, видя оживленные лица девчонок, я не усомнилась, что была предпринята коварная диверсия, и обеспокоилась, а не потравили ли коварные бестии моего любимого преподавателя.

— Девушки! — Зычный голос Селесты мигом привлек к себе внимание. Подруга мчалась со всех ног от входа в башни, размахивая белым листочком.

— Тэа Шэрнест! — тут же прикрикнула на нее инспектриса, и Селеста мигом перешла на шаг, величественно выпрямив спину и подняв голову.

Ее исполненная изящества походка вызвала одобрение только у нашей начальницы, а вот гимназистки уже ногти кусали от нетерпения.

— Дона, — присела в поклоне подруга и протянула инспектрисе распоряжение.

— О! — Брови преподавательницы взлетели выше, когда она поправила на носу очки и вчиталась в белый листок. — Итак, для сопровождения директор назначил нам ариса Лорана.

Вздох — синхронный, мечтательный и исполненный настоящей священной радости, заставил инспектрису нахмурить брови и бросить коротко:

— Девушки, держите себя в руках.

При этом сама преподавательница быстро пригладила прическу, оправила кружевные оборки на рукавах и вороте платья и еще ровнее стала держать спину. Гимназистки тоже приосанились и полным надежды взглядом сверлили площадку у подножия башни, куда вот-вот должен был выйти наш сопровождающий. С досады я отвернулась и устремила взгляд в сторону купален.

Ну что за напасть! Когда ажиотаж вокруг защитника пойдет на убыль?

— Маришка, держи. — Пока я разглядывала далекие дали, подошла Селеста и сунула мне в руки какой-то сверток.

— Это еще что?

— Рубашка для купания.

Я в удивлении покрутила сверток, недоумевая, как подруга вытащила казенные рубашки из общего шкафа в купальне и зачем это сделала.

— Девчонки решили, что играть будем честно.

— Играть?

— Многим нравится тен Лоран, — стала просвещать меня Селеста, — мы пришли к выводу, что соперничество должно идти по правилам, раз уж нам в голову приходят одинаковые идеи, пусть и шансы будут равны.

— Что за идея пришла вам на этот раз?

Покрутив сверток, сунула его за спину, когда инспектриса окинула гимназисток еще одним строгим взглядом, для острастки. Я интуитивно чувствовала, что выданная Селестой рубашка с подвохом.

— Мы все оденемся одинаково, как обычно, но это не казенные купашки, — понизив голос до шепота, раскрыла тайну подруга.

Купашками назывались у нас купальные рубашки. Они хоть и доходили до середины бедра, однако производились на основе особой жесткой материи, почти непромокаемой, которая ровно сидела на теле, скрадывая очертания девичьих фигур.

— Эти сшиты из простой белой ткани с плотной атласной подкладкой. Представь, когда мы искупаемся, как будем выглядеть!

Н-да, тонкая ткань, льнущая к телу, которая очерчивает изгибы и округлости девичьих фигур, подтянутых, стройных, доведенных тренировками и умеренным питанием до той самой нормы, что позволяет после окончания гимназии удачно выскочить замуж. Прими позу пособлазнительнее, почти не переходя грань приличий, запрокинь мечтательно головку с тяжелым узлом волос на затылке, словно думаешь об ином, невероятно возвышенном, брось рассеянный взгляд в сторону выбранного объекта, подними выше руки, поправь легонько прядки, что пристали к тонкой лебединой шее, — и все. Мужской взор зацепится за ладную фигурку в намокшей рубашке, а после не сможет оторваться.

— Кошмар, — буркнула я, — решили соблазнить защитника всем скопом?

— Это шанс для него присмотреться. Ну и надоела всем казенщина, в ней неудобно плавать. Прошлый век! Пора в гимназии чуть-чуть сменить порядки, слишком все строго.

— Здесь несколько веков так заведено.

— А я с директором разговаривала по этому поводу, он, кстати, тоже задумывался о некоторых реформах.

— Боюсь, принимать решения о переменах не нам, а тем, кто за это ответственен. Инспектриса точно будет недовольна.

— Заранее она ничего не узнает. Внешне эти купашки похожи на старые. Ой, он идет!

«Он» прозвучало столь благоговейно, что сразу было понятно, чье появление ознаменовал сей возглас. Тен Лоран вышел на площадку у башни, а девчонки рванули к преподавателю, чтобы поприветствовать.

— Девушки, — только и успела ахнуть инспектриса, но ее уже не слышали. Куда там было распознать строгие нотки в голосе нашей ответственной за купание начальницы, если десятки голосов, перебивая друг друга, ворковали защитнику слова приветствия, признания и практически обожания.

— Вы согласились нас сопровождать!

— Как это чудесно!

— Очень мило с вашей стороны.

— Вы же будете следить, чтобы никто не утонул?

— Не все девушки хорошо плавают.

— А если к воде вдруг выползет змея?

— А если парни вздумают пробраться в купальню, чтобы подшутить над нами? Вы активируете защитный купол?

— А вы умеете ставить защитный купол в одиночку? Неужели вы настолько сильны?

— Мальчишки никогда не упустят шанса подкинуть что-нибудь мерзкое в раздевалку, а потом смеются, когда мы визжим.

— А вы умеете плавать?

Не знаю, как у Эсташа не лопнули барабанные перепонки, но выдержка ему не изменила. Он умудрялся отвечать на вопросы девушек в своей спокойной манере, только расслышать за гомоном его слова практически не удавалось.

— Дона, — подошла я к разгневанной инспектрисе, которая набирала в грудь побольше воздуха, чтобы крикнуть традиционное «по парам!» и согнать разбушевавшихся гимназисток в ровную шеренгу.

— Да, тэа! — Глаза женщины гневно сверкали, ноздри раздувались, она не отводила взгляда от хрупкого неприятеля, взявшего защитника в плотное кольцо.

— Я бы желала пропустить сегодняшнее купание.

— Как хотите, Мариона, ступайте в таком случае в башню. — Она даже не стала выяснять, почему я не пойду к прудам, а вместо этого громко крикнула: — Девушки!

Я поспешно отступила от инспектрисы, которой пока не удалось привлечь внимание гимназисток, и поспешила уйти с площадки и укрыться за стеной башни.

— Тэа, тэа! — Громкий окрик наконец приковал внимание девиц. — Немедленно стройтесь по парам, иначе я отменю сегодняшнее купание!

Угроза подействовала. Гомон стих, и девушки поспешили выстроиться ровной линеечкой, взяв друг друга под руку.

Осторожно выглядывая из-за угла башни, я видела, как озиралась Селеста в поисках меня, а не найдя, робко встала в конец строя поближе к замыкавшему шествие защитнику и зарделась от радостного смущения, что-то ему пробормотав.

Не беда. Объяснюсь с подругой потом. Она вряд ли выскажет недовольство и даже злиться на меня не станет. Ведь я помогла ей провести несколько счастливых минут вблизи ненаглядного Эсташа. И говорила же Сеше, что подобные затеи выглядят глупо. А уж участвовать в подобном маскараде! Увольте. Просто дурдом и всеобщее помешательство. Вдобавок испортили мне предвкушение от предстоящего купания. Вместо него начнут сейчас красоваться перед защитником — у кого мокрая рубашка ближе к телу льнет. Можно подумать, Эсташ будет сидеть и вовсю пялиться на купающихся девиц. Ну что за ветер у них в головах? Каких еще советов для девушек на выданье они начитались? Одна предложит, другие подхватят.

Прижавшись спиной к стене башни, загрустила о том, что совсем бы не хотела отменять столь долгожданного купания. Я тоже устала от духоты, которая даже ночью царила в нашей комнате, и раскрытое окно почти не спасало. В просторных классах было ненамного прохладнее, ведь если лето вступало в свои права, солнце палило нещадно.

— Ух, — отерев со лба пот и взглянув на раскаленный желтый диск над головой, который припекал вовсю, задавшись целью меня расплавить, я решилась на маленькую авантюру. Напрасно разве владела редкой книгой о гимназии?

Разделяй хоть одна из девушек, да даже Селеста, мою страсть к древним памятникам архитектуры, я бы не удержалась посвятить ее в тайну, но они все больше интересовались журналами для юных девиц. Впрочем, не имей я своей драгоценности, описывающей башни Царима, прочитав уже бессчетное количество рукописей о старых постройках, могла бы и сама предположить наличие обходных путей к купальням. Однако я знала наверняка и могла описать точный маршрут. Другое дело, раньше не приходилось прибегать к подобным мерам и нарушать правила.

Стоило мне только прикрыть глаза и представить три связанных между собой пруда с пышной растительностью по берегам, с красивыми кувшинками в тихих заводях и прохладными, бьющими из-под земли ключами, как точно наяву ощутила на лице хрустальные брызги. Вообразила, что ныряю до самого дна и срываю гибкий побег, а после, дурачась, обрываю его до нужной длины и вплетаю кувшинку в мокрые волосы. Как же хорошо сейчас в купальнях!

И я решилась.

 

Глава 9

ОПАСНЫЕ РАСТЕНИЯ

Девчоночьи голоса долетали до моего укромного местечка издалека. Все гимназистки сейчас плескались в первом и самом обширном из трех связанных между собой водоемов. Я представила, как кто-то сидит на выложенном разноцветными камнями краю, болтает ногами, поднимая брызги и окатывая смеющихся подруг. Кто-то осторожно спускается по мраморным ступенькам схода, трогая пальчиками воду, или нежится на каменных лежаках вблизи берега, погруженных в озеро лишь на небольшую глубину, а ласковое солнышко пригревает сквозь прозрачную толщу воды. Самые смелые обычно ныряли с мостков, хотя вряд ли решились в этот раз. Ведь их цель — демонстрировать красоту и изящество в компании ариса Лорана. Куда там сигануть в прыжке с деревянных досок и, поджав колени, уйти с головой под воду, подняв высокую волну.

Как хорошо, что меня не сковывало ничье присутствие. Маленький закуток с чистой водой третьего по счету и самого заросшего пруда скрывался со стороны схода зарослями камыша. Я блаженно вытянулась в воде, захватив ногой длинный стебель кувшинки, и болтала его так, чтобы цветок то нырял под воду, то пробкой выскакивал на поверхность. Купание оправдало все ожидания. Я даже позволила себе проплыть немного вперед и чуть выглянуть из-за камышей, наслаждаясь переходами от теплой воды к холодной, там, где со дна били чистые ключи. Тень от кустарников не позволяла солнцу припекать голову, а тихое шуршание листвы на ветру действовало умиротворяюще. Слабые волны, поднятые моими плесканиями, слегка колебали подол короткой рубашки, то раздувая, то прилепляя ее к ногам. Да, эта ткань действительно не стояла колом, а приятно льнула к телу и не сковывала движений.

В этот миг до меня долетел недовольный возглас:

— Тэа!

Судя по голосу, кричала инспектриса. Я хмыкнула, еле сдерживая смешок. Заметила! И что же она предпримет? Прикрыв глаза, представила, как переодевшаяся в строгую казенную купашку инспектриса выходит на мраморные ступеньки купальни и замечает всех этих соблазнительниц в ставших чересчур откровенными купальных нарядах. Она начинает требовать, чтобы девушки немедленно выходили из воды, а те пытаются протестовать, говоря, что им сегодня разрешили искупаться. Эсташ конечно же и бровью не поведет. Его цель присматривать и в случае чего защищать, а не следить за нравственностью предприимчивых созданий. Для того существует инспектриса.

Я снова блаженно вздохнула.

— Ах, хорошо… — но тут же слегка нахмурила брови. — А если рассерженная дона погонит их сейчас в башню, я тоже должна буду вернуться. Желательно раньше остальных.

Значит, придется заканчивать с купанием.

С грустью я перевернулась на живот, выпустила из рук ветку склонившегося к воде дерева, которая выполняла для меня роль ложа, и поплыла к берегу. Все же мне повезло освежиться.

Выйдя на маленький участок с примятой травой, я слегка отжала подол рубашки и собиралась уже стянуть ее через голову, чтобы надеть сухую одежду, как услышала шипение.

Правда, что ли, змея?! Я тревожно оглянулась по сторонам, опасаясь не самой змеи, а боясь случайно наступить на нее. Обычно они уползали подальше, едва заслышав шум, но вот чтобы так угрожающе шипеть…

— Ш-ш-ш, — вновь раздалось неподалеку, а кусты по правую руку вдруг зашевелились. Не желая выяснять, что это за змея такая, которая не ползет по земле, а шевелит кусты на уровне моего бедра, я рванулась обратно в пруд, но допрыгнуть не успела. Прямо в полете меня перехватило за талию нечто и резко рвануло в заросли. Я закричала, но крик оборвался, потому что в рот тут же набилась листва. Ветки нещадно хлестали по лицу, и пришлось закрыться ладонями, пока нечто тащило прямо сквозь заросли. Меня волокло по земле и над землей, сквозь кустарник и высокую траву. Один раз взметнуло выше, перекинув на другую сторону узкого, но глубокого рва.

Оцарапанная, избитая и жутко сдавленная поперек талии чем-то гибким и сильным, напоминающим змеиное тело, я внезапно получила свободу и упала на землю. Шире раскрыв глаза, уставилась на толстый зеленый побег, который раскачивался неподалеку от моего лица и шипел.

Забреди я по глупости в лес, не удивилась бы наличию какой-то растительной твари, но ведь на берегу пруда безопасно. Купальни — территория школы, а потому абсолютно защищенное место, даже если подойти к ним не со стороны схода, а с противоположного берега. Так должно быть, по крайней мере, но так не было. Странный побег продолжал угрожающе раскачиваться надо мной и, когда сделала попытку нащупать рукой хоть какую-то палку для защиты, снова зашипел.

Я притаилась, размышляя, как же теперь быть, когда послышался другой звук. Тихий шорох и шелест, точно что-то большое ползло по листве, направляясь в нашу сторону.

Наплевав на странное растение, изогнувшееся к кустам, я взвилась на ноги и помчалась назад, игнорируя боль в теле и ребрах, разгоняясь быстрее, чтобы перепрыгнуть через ров. У самого края что-то полоснуло по коленям, и я упала, покатилась по земле и уцепилась за торчавший наружу корень, притормозив это головокружительное вращение. Злостный побег обмотался вокруг щиколоток и потянул обратно, а я ухватилась со всей силы, стараясь удержаться, и завизжала на самой высокой ноте.

Вдруг растение ослабило захват и отпустило, взметнувшись выше моего роста, чтобы тут же резко хлестнуть ударом сверху вниз. Я перекатилась на спину и закрылась руками, испугавшись, что этому чудовищному существу достанет силы размозжить человеческий череп, но послышался хруст. Быстро взглянув вверх, увидела, что чудовище атаковало не меня. Оно переметнулось через ров, а мне пришлось запрокинуть голову, чтобы увидеть, как толстый стебель перехватили и сжали две широкие ладони. Защитник, упершись ногами в землю, стоял по ту сторону и сдерживал мечущийся побег, который шипел и пытался вырваться. Со стороны выглядело так, словно тен Лоран его душил, но Эсташ вдруг резко дернул растение со всей силой. Шипение стихло, а побег из ярко-зеленого за мгновение стал бурым и неожиданно осыпался.

«Эсташ», — хотелось мне позвать, но попытка окончилась бесславно, завершившись каким-то тихим писком. Опершись локтями о землю, я попыталась подняться, и вот тут из кустов позади преподавателя взметнулись сразу два зеленых щупальца. Они обвились вокруг его запястий и потащили в разные стороны. Мышцы на руках тен Лорана напряглись, заходили буграми, а злостные стебли, напоминавшие собой два аркана, затянулись еще туже.

— Мерзопакость какая! — Ко мне вернулся дар речи и возникла жуткая злость на беспричинно атакующую нас флору. — Сейчас я вам задам, — твердила под нос, обыскивая глазами землю, пока не заметила толстую палку. Я доползла до нее, перехватила покрепче и, пошатываясь, поднялась, чтобы броситься на помощь защитнику, однако опоздала. Два бурых щупальца уже осыпались на моих глазах, когда я застыла, высоко подняв свое орудие над головой.

— Арис Лоран, что это? — У меня завибрировал голос, и руки, с зажатой в них дубиной, медленно опустились. — Что это было? Я купалась, а когда вышла, вдруг оно, не знаю что, как набросилось…

Шорох позади заглушил все вопросы, и первое движение — обернуться — было прервано резким:

— Замрите!

Бывает достаточно правильного тона, который действует сразу на подсознание. Ты сперва действительно замираешь, а после задумываешься, почему так безоговорочно послушалась.

Что там, позади меня?

— Ставьте щит, — защитник говорил медленно, размеренно и тоже не двигался, — а на счет три бегите ко мне и прыгайте. Один…

Щит, щит, Цахарис, тот самый щит?

— Три!

С визгом «я забыла, как ставить щит!» бросилась к защитнику и взвилась ввысь, перескакивая через ров, а Эсташ поймал меня на лету, дернул к себе и резко развернулся на месте, загораживая всем телом. Мне послышался свист, а тен Лоран уже расцепил ладони, чтобы сотворить молниеносный символ. Воздух вокруг заколебался, пошел мелкой рябью, и послышалось мерное гудение щита.

— А-а-а!.. — Мой крик звучал на одной ноте, но очень тихо. Это был даже не крик, а громкий сип, потому что, оказавшись лицом к зарослям, я увидела ту самую ползучую тварь, от которой закрыл меня защитник. Это нечто взметнулось сейчас на высоту десяти Марион и с силой опустилось на наш щит. Гигантский даже не побег, а растительный осьминог, перемещающийся на своих зеленых щупальцах, замер по ту сторону рва. Он весь был усеян жуткими ярко-оранжевыми шипами, а еще, готова поклясться, но видела челюсти, настоящие челюсти в центре растительной головы, похожей на росянку-переростка.

Эсташ вдруг принялся разжимать мои пальцы, которыми я уцепилась за его рубашку, даже слышался треск ткани, а несколько пуговиц отлетело.

— Не паникуйте, Мариона.

Не паниковать? Легко сказать. Он к этой дряни стоял спиной, а я видела все две или три сотни мелких красных глазок, как у страшного паука, и смотрели они очень злобно и очень плотоядно. Мои пальцы разжали, но я тут же уцепилась за шею защитника. В конце концов, сила оказалась на его стороне. Эсташ высвободился из крепкого девичьего захвата и повернулся-таки лицом к атакующей, но до сих пор не пробившей щит осьминоге.

Я снова ахнула, заметив в спине тен Лорана три длинных шипа, разорвавших ткань и вошедших под кожу. Это ему досталось, когда меня ловил и закрывал, не успев еще поставить щит. Только подумала о щите, как воздух вокруг перестал гудеть, а гигантское растение стремительно рванулось вниз. Эсташ раскинул руки, точно вознамерился схватить его в объятия, но осьминога отшатнулась и завизжала, а я широко раскрытыми глазами наблюдала за ровными переливами пламени в руках Эсташа, которые взметались и опадали, подобно языкам костра. И, прокручивая эти колеблющиеся язычки, точно настоящий жонглер, защитник сделал шаг вперед. Мне очень хотелось вцепиться в его рубашку и удержать на месте, чтобы не ходил к жуткой росянке, но тен Лоран продолжал наступать, а я кое-как совладала с собой. Осьминога тихонько отползала обратно в кусты… и вдруг метнулась почти молниеносно, скрываясь с наших глаз, а тен Лоран размахнулся и запустил ей вдогонку огненный шар. Громкий писк ударил по ушам так, что захотелось зажать их ладонями, а потом послышался хруст, шорох, свист, гудение щита, отскочившие от него оранжевые жала — все это почти одновременно, — и звуки стихли.

— Вы ее… — голос опять вибрировал, выдавая дикое волнение, — как бы уже все?

— Как бы да, — ответил на это защитник и, уронив руки, зачем-то медленно опустился на колени.

— Арис Лоран, у вас в спине…

Я наклонилась, протянула руку и была вновь остановлена повелительным:

— Не трогайте. Они ядовиты.

— Арис Лоран!

— Не нервничайте, Мариона. Просто подождите немного.

О, я умею не паниковать и не нервничать. Всегда в подобных ситуациях так поступаю, отлично держу себя в руках.

— Насколько они ядовиты, арис Лоран?

— Смертельно… для людей, не для… — Он так и не договорил, медленно повалился на бок, не закончив фразы.

— Арис! Арис! Эсташ…

Быстро опустившись на колени, я принялась выплетать сложные фигуры, стараясь не торопиться, чтобы не допустить ошибки, и протянула ладони в сторону тен Лорана. Зацепила плетением один из шипов, точно щипцами, резко дернула наружу. Проделала то же самое со следующим и еще с одним, выдернув все. Эсташ лежал без движения, и мне пришлось склониться ниже, ухватить за плечо и осторожно перевернуть его на спину. Когда положила ладонь на мужскую грудь, послушать сердце, тут же резко отдернула и даже подула. Его кожа так горела!

— Арис Лоран, вы слышите меня?

По его лицу пробежала судорога, тело изогнулось, пальцы забрали в горсть комья земли и снова разжались.

— Эсташ, вам больно?

Глухой стон был ответом.

Прижала ладони к его щекам, а он дернулся всем телом, и я отшатнулась, снова обжегшись.

Попыталась взять под контроль свои чувства и, как просил тен Лоран, не паниковать. Он ведь говорил подождать, а не бежать со всех ног или громко звать на помощь. Эсташ явно хотел добавить, что яд смертелен для человека, а не для защитника. Подвинув поближе дубинку, я поудобнее перехватила ее, озираясь по сторонам и прислушиваясь, успокаивая себя тем, что тен Лоран со всеми дикими растениями уже расправился.

Эсташ снова вздрогнул — один, второй, третий раз; я быстро коснулась его лба, и мне показалось, что жар стал немного меньше.

Значит, он будет в полном порядке, надо только немного повременить. Что с ним может статься, когда его полкласса девиц опоило приворотом, а он меня только два разика поцеловал, потом встряхнулся и пошел себе дальше. Ничего с ним не будет, правда-правда. Но что же так долго приходится ждать?

— Арис, — осторожно потрясла его за плечо, но в этот раз он не отреагировал, и в испуге я снова положила руку ему на грудь — сердце билось.

Легонько погладив, внимательно вглядывалась в напряженное лицо, от всей души желая, чтобы Эсташу не было слишком больно, как вдруг кончиками пальцев ощутила нечто странное, точно легкая щекотка пробежала по коже. Опустив глаза вниз, увидела в разорванном вороте рубашки контуры непонятного рисунка. Черно-золотистые, плавно скрещивающиеся линии напоминали собой… шире распахнула рубашку — напоминали крылья.

Я уже видела этот символ. В конце злополучного письма с отказом был оттиск, судя по форме, фамильного перстня. Вспомнила, как касалась его, обводя по контуру кончиком пальца, пристально рассматривая, и сейчас вновь обрисовывала знакомые очертания, только уже на мужской груди. Вся кожа Эсташа показалась прохладной, а вот от линий, напротив, полыхнуло жаром, настолько яростным и обжигающим, что мне разом стало хуже, чем в самое томительное пекло. Мозг в голове напрочь расплавился.

Я ловила собственные ощущения, фиксируя их краем сознания. Линии странной символики на мужской груди изгибались под пальцами, и я не могла оторвать ладонь. Мне становилось все жарче и жарче от непонятных чувств. Показалось, что ворот купальной рубашки сильно сдавливает шею, и я дернула за него. Раздался громкий треск, рубашка сползла вниз, открыв одно плечо. Коса, в которую заплела прежде волосы, показалась слишком тугой, из-за этого ныла голова, и я растрепала волосы. Совершая все эти действия, не прекращала странного занятия, понимая, что мне просто невыносимо жарко.

Губы приоткрылись, делая вдох, чувствительность кожи обострилась до предела, движения замедлялись, пока пальцы не замерли в одной точке, а я (после не могла объяснить, зачем это сделала, как и простить себе подобную выходку) наклонилась и коснулась этих крыльев губами. Легче перышка ведя вдоль плавной черты, обрисовывала загадочный символ, когда мужская грудь вздрогнула, напряглась, а низкий голос спросил:

— Что вы делаете, Мариона?

Подняла затуманенный взгляд на тен Лорана. Он смотрел на меня.

А что я делаю?

Медленно отстранилась, схватилась за растрепанную косу, перекинула на грудь и принялась вновь заплетать, разглядывая защитника. Красивый и такой же идеальный, как совершенные линии его татуировки. Смотрела я, нисколечко не смущаясь своего интереса. Заплетя волосы почти до половины, не закончила, поднесла руку к губам, закусила палец и всерьез задумалась, а что же я делаю. Облизнув губы, ответила:

— Рисую.

Эсташ резко перехватил вновь устремившуюся к татуировке руку, быстро отвел в сторону и окинул меня пристальным взглядом. Видимо, искал следы колючек, которые вызвали это ненормальное поведение или даже галлюцинации. Рисовать руками и губами на чужом теле! Весьма удивительное занятие. Никаких следов постороннего вмешательства защитник на мне не нашел. Да и не мог, ведь лично загородил собой от злобного растения.

Я дернула небрежно плечом и удивленно посмотрела на него, обнаружив, что оно выглядывает из порванного ворота рубашки. Ткань короткого наряда едва закрывала бедра, плотно прильнув к телу. Я снова в растерянности посмотрела в лицо защитника, пытаясь отыскать ответ в его бесстрастных чертах и начиная понимать, что здесь явно что-то не так. Под взглядом Эсташа это понимание становилось все сильнее.

Закусив палец до боли, мигом пришла в себя и со всей ясностью осознала, что сейчас делала. Я целовала бессознательного преподавателя — и куда? В душе поднялось нечто невообразимое: жгучая смесь стыда, растерянности и отголосков тех ощущений, которые накатили во время моих нескромных действий. А еще я бесстыдно гладила его и открыто любовалась как мужчиной, глядя прямо в глаза.

— Ай, — тряхнула прокушенным пальцем.

Жуть, какая жуть! Лучше бы меня съела осьминога! Сейчас он что-нибудь скажет. Вот-вот, сейчас. Жесткие, суровые слова непременно в воспитательных целях, чтобы призвать к порядку, чтобы потом и мысли не возникло выкинуть нечто подобное. И слова эти меня добьют. Можно будет навсегда стать невидимкой и никогда, никогда больше с ним не встречаться.

Губы его шевельнулись, и я пришла в невероятное беспокойство, желая зажмуриться и просто исчезнуть.

— Берете реванш, Мариона?

А? Что беру? Реванш?

И тут до меня дошло. Вспомнила о происшествии в преподавательской башне, его поцелуях и даже выдохнула, сообразив, как он все это повернул. В истинно аристократической манере, с иронией вдруг осветил абсолютно вопиющий случай с совершенно иной стороны, как-то исключив нравоучения, гнев и недовольство. И можно было даже не проваливаться под землю со стыда, но… но проклятье, я точно помешалась!

— Зачем вам эта дубинка?

Он снова задал вопрос и теперь на совсем далекую от случившегося тему. Я посмотрела на палку, которую умудрилась в какой-то момент подтянуть и крепко прижать к груди.

— Чтобы не сопротивлялся? — под дел Эсташ, и вот эта острая ирония оказалась куда действенней мягких попыток привести меня в чувство.

— Куда мне с вами тягаться, арис Лоран, — слова прозвучали почти непринужденно, разве только голос немного дрожал, — если одно щупальце протащило меня сквозь кусты, а вы с легкостью выстояли против трех.

Он чуть улыбнулся уголками губ, и, вздохнув, я ответила, как думала на самом деле:

— Вы были без сознания, а я боялась, что они вернутся.

— Вы охраняли меня, Мариона?

Искреннее удивление в его голосе и вопрос в глазах навели на мысль, что именно этим я и занималась, пока, перехватив палку покрепче, оглядывалась по сторонам, сидя возле отравленного Эсташа. Да, с дубинкой в руках собиралась защищать защитника. Я бы на его месте сейчас покатилась со смеху, а он… Он улыбнулся.

Голову заполнила звенящая пустота, а пораженный взгляд приковался к его губам. Впервые я смотрела, как он улыбается. Не сдержанно, только уголками рта, а по-настоящему. И нужно было видеть, как зарождается эта улыбка, как подсвечивает солнечным теплом удивительные глаза и меняет черты обычно невозмутимого лица. Невероятная, светлая, безумно красивая. Я никогда не видела, чтобы люди умели так улыбаться. Стыд, страх, растерянность — все давящие и темные эмоции мгновенно испарились прочь.

И теперь я не могла оторвать взгляда от его губ. Как в случае с татуировкой вдруг дико захотелось податься вперед и…

Зажмурившись, отползла назад и закрыла лицо ладонями. Что со мной происходит?

Эсташ не прокомментировал этих манипуляций и никак на них не отреагировал, и я в который уже раз удивилась, сколько же в нем такта. Вот такого врожденного, о котором рассказывала дона Солоне, упирая на особое обаяние аристократов, на их благовоспитанность, вдохновляя нас проникнуться, а не подражать.

Сквозь пальцы наблюдала, как тен Лоран отряхивается, убирая налипшие травинки, оправляет рубашку, на вороте которой недоставало не менее трех пуговиц, смахивает грязь с форменных брюк.

— Арис Лоран!

— Да, тэа? — Он вопросительно взглянул на меня.

— Вы дадите время привести себя в порядок? Если можно, я бы сперва сходила в башню, а потом отправилась к директору.

Эсташ слегка наклонил голову, ожидая продолжения.

— Надо хотя бы волосы расчесать, — совсем уж невнятно закончила фразу.

Просьба отсрочить исполнение приговора прозвучала, конечно, жалко. Я и сама понимала, что моя выходка грозила исключением из школы. И не только потому, что нарушила правила гимназии, но главным образом из-за приключившегося нападения и пострадавшего по моей вине преподавателя. Будь здесь другой учитель, он мог бы умереть на месте от яда жуткого растения. В груди каждый раз холод разливался, когда представляла себе возможные последствия.

— Как вам угодно, Мариона, — ответил защитник и, приблизившись, протянул мне руку.

Я ухватилась за нее и поднялась с земли, а когда он разжал пальцы, потерла заколовшее запястье.

— Что это? — На месте покалывания вдруг проявились бледно-зеленые циферки.

— Время сдачи вами оградительного щита, тэа.

— Щита?

— В конце следующего урока продемонстрируете мне идеальный по построению щит, и тогда можем не ходить к директору.

Я даже не сразу его поняла. Стояла, хлопала глазами, пока постепенно соображала, что мне предлагают спасительный шанс не вылететь с позором из академии, а остаться здесь, но впредь усердно заниматься. Конечно же, умей я строить защиту, и Лоран не получил бы ядовитых шипов в спину.

— Щита, — повторила я и, склонив голову, присела в положенном поклоне, невзирая на совсем неподходящий для этого наряд. — Благодарю, арис Лоран. Приложу все усилия, чтобы построить самый идеальный щит.

— Приложите, тэа. — Он слегка усмехнулся и добавил: — До свидания, Мариона, — а после направился в сторону, противоположную купальням.

Мгновенно возникшая тревога заставила меня устремиться следом.

— Арис Лоран, вы один пойдете искать это растение?

Защитник замедлил шаг и ответил:

— Растение уничтожено, но Архъана могут оставлять в земле множество побегов, напоминающих грибницу, а из них рождаются опасные отростки и ловцы, один из которых принес вас сюда. Необходимо найти все и уничтожить.

— Не ходите один!

— Одному проще, тэа, и безопаснее, — обернулся Эсташ, видимо, не чая уже избавиться от настойчивой гимназистки, а я чуть не врезалась в его грудь и быстро отшатнулась, вновь заметив в распахнутом вороте темно-золотистые линии. Пожалуй, лучше бы промолчала, чем вместо этого ляпнуть невпопад:

— У вас татуировка волшебная.

Тен Лоран, которого вполне могла утомить моя компания, хотя я бы ни в жизни об этом не догадалась, вдруг изменился в лице и негромко спросил:

— Что вы сказали?

Явную глупость, если судить по его взгляду. Я попятилась и остановилась, услышав:

— Объясните, Мариона.

И тон такой не терпящий возражений, что не ответить невозможно. Быстро и сбивчиво попыталась объяснить:

— Вы спросили, что такое делала, когда… но сама не знаю. Увидела случайно вашу татуировку, прикоснулась к ней, а потом вдруг… И вот…

Не успела заметить, когда Эсташ сделал быстрое движение и перехватил меня за талию, подтянув к себе. Растерялась и застыла, прикованная взглядом к его глазам. В темной глубине зрачков разгорались, постепенно заполняя светлую радужку, золотые искры и обращались в пламя. С безотчетным нарастающим ужасом я смотрела, не имея сил отвернуться. Ощутила, как озноб пробежал по коже, и, выбросив руки вперед, уперлась Эсташу в грудь, отталкивая, но он не шелохнулся, а, напротив, привлек еще ближе.

Мне казалось, золотое пламя перекинулось на кожу, заполнило голову, и стало так тягостно, а вернее, томительно: тянущая боль в груди, в сердце, внизу живота, невозможность вздохнуть и невероятно сложно совершить любое движение — даже отвернуться. Опасность, угроза и спровоцированная этими ощущениями острая, предвкушающая тревога в теле, что среди зарослей я наедине со взрослым мужчиной стою в короткой рубашке с порванным воротом, которая вновь сползла с правого плеча. И на это обнаженное плечо сейчас легла ладонь защитника. Никаких перчаток, никакого барьера из плотной материи, лишь чистый и пронзительный контакт кожа к коже, которого все приличные девушки обязаны избегать, а стоял Эсташ непозволительно близко. И когда его пальцы прошлись дальше вдоль шеи, остановившись на затылке и потянув голову вверх, пришлось встать на носочки. Хотя тиски его рук не причиняли боли, но он практически приподнял над землей, ловя мой взгляд, поскольку я все же пыталась увернуться. И тогда вокруг совершенно потемнело, я видела лишь пламя напротив, и едва достало сил прошептать:

— Пожалуйста, не смотрите так.

Он услышал и тотчас отклонился, а мне пришлось совершить поистине титаническое усилие, чтобы отвернуться, не выдерживая больше взгляда в сверкающие глаза нечеловека.

Облегчение накатило мгновенно, как будто разжались тиски. Стало свободно и легко дышать, а тен Лоран убрал ладони, глухо проговорив:

— Простите, Мариона.

Я дрожала, нервно пыталась вдохнуть, и он коснулся ладонью моих волос, легко погладил, мгновенно успокаивая. Дотронулся до лица и рук, проведя от плеч до запястий, слегка сжал и добавил:

— Еще раз простите, я ошибся. Возвращайтесь, пожалуйста, в башни.

И, круто развернувшись, мгновенно отдалился и ушел, затерявшись среди зарослей.

Я стояла некоторое время, глядя вслед, потом подняла руки, вновь ощутив в них легкое покалывание. Все ссадины, царапины и раны исчезли.

 

Глава 10

ИСТИННЫЙ ОБЛИК

Грея ладони о теплую кружку с чаем, я смотрела в окно, ожидая белоснежного голубка — посланника Аллара. Неугомонная Селеста уже умчалась к директору выяснять подробности появления на территории школы Архъаны, Доминика улетела в библиотеку, искать информацию о древнем плотоядном растении, только я осталась в комнате.

Успела вбежать сюда минуты за две до появления подруги, добравшись вперед гимназисток по укромной тропинке. Стоило присесть на кровать, как дверь сразу же распахнулась, являя взбудораженную Селесту.

— Маришка! Ты где была? — выкрикнула она с порога, но ответа не стала дожидаться, оглушив меня заявлением: — Не представляешь, что произошло на прудах!

— Что? — Мои опасения, связанные со все еще маячившим на горизонте исключением из любимой школы, всколыхнулись вновь.

— Мы переоделись и пошли купаться, Эсташ остался на берегу, а инспектриса вышла позже всех и увидела новые купашки. Я клянусь тебе, она позеленела! Особенно когда одна из девушек подплыла к лежанке и легла на нее. Ткань все так облепила, даже лучше, чем мы представляли, но дону едва удар не хватил. Она как закричит на весь пруд: «Тэа!» А после велела нам немедленно выходить из воды и принялась читать нотации. Эсташ все это время сидел у схода. Знаешь, в такой расслабленной позе и на нас даже не смотрел, только равнодушно осматривал берег. Мы даже заподозрили, будто купашки совсем никакого воздействия на него не оказали. И вдруг прямо на середине проповеди инспектрисы, когда она пыталась запретить нам купаться, он вскочил на ноги и оборвал ее на полуслове: «Ведите девушек в башни».

Я даже не поняла отчего, но мы все сразу послушались. Дона так долго распиналась, а Эсташ один раз сказал, и все рванулись к сходу, даже толкучка у ступенек приключилась. Не пойму сейчас, в чем причина. Может, оттого, что он всегда вежливый, не перебивает никого, особенно женщину, и вдруг такой приказ. Инспектриса совсем переполошилась, давай бегать туда-сюда: «Девушки, вы слышали, слышали?» — Она нас этими воплями насмерть перепугала. Мы тогда и растерялись, давай переглядываться, вдруг кто-то понял, что произошло, а Эсташ попросту исчез с берега. Даже уследить никто не успел, в каком направлении. И без него очень страшно стало. Некоторые девчонки даже расплакались, у меня самой сердце как у зайца колотилось. Боялись шелохнуться. Хорошо хоть дона себя в руки взяла, стала нас уговаривать, успокаивать, кое-как всех организовала.

Я слушала рассказ Селесты, представляя, что бы произошло, утащи кошмарный побег одну из моих подруг.

— Ох, Маришка, какой он властный бывает! У меня даже в груди ноет и дыхание сбивается, как подумаю. Такому мужчине не возразишь.

Угу. Я тоже сперва слушалась, не рассуждая, к своему счастью.

— Перед глазами так и стоит сцена, как он подходит ко мне и говорит: «Я хочу вас поцеловать, тэа». Я бы не смогла сопротивляться.

— Действительно, — буркнула ответ. — Но разве подойти и сказать — это властно? Властно, например, когда поймает невидимой сетью, подтащит к себе, а ты убежать не сможешь, потому что позади прозрачная стена. И вот он тебя к этой стене прижмет, чтобы точно не сопротивлялась, и поцелует.

— О!

Я высказалась, конечно, больше со злости, а когда прикусила язык, было уже поздно. Селесту нарисованная картинка так взбудоражила, что она в мечтательном экстазе чуть не досказала мне продолжение всей сцены, причем заканчивалась она вовсе не мирным расставанием и извинениями за причиненные неудобства.

— Ой, но ведь никто не может строить такие стены или создавать невидимые сети. Хотя не важно, потому что, если представить…

Уже вся красная от смущения, я решила прервать фантазии подруги, когда в комнату ворвалась Доминика с криком: «Девочки, девочки, у пруда обнаружили Архъану!»

— Кого? — мигом всполошилась Селеста.

— Не знаю еще, но это что-то очень страшное!

Тихий шелест бумажных крыльев за окном заставил меня вскинуть голову, и я увидела на подоконнике сложенного из белой бумаги голубка. С улыбкой протянула к нему руку, и птичка ласково клюнула в запястье, на котором тут же загорелись бледно-зеленые цифры, чуть ниже прежних, погасших до нужной поры. Они давали позволение навестить Олайоша в преподавательской башне через полчаса.

Чай у Аллара отчего-то казался мне вкуснее всех дорогих чаев, присылаемых в гимназию родителями. Может, дело было в особой атмосфере, в настоящем ритуале, начинавшемся с того, что учитель ставил маленький чайник на магическую горелку, а после снимал, едва в воде появлялись пузырьки. Насыпал в верхнюю часть заварника с мелкими дырочками душистую траву, потом сливал этот первый кипяток, а после снова добавлял воды и оставлял настаиваться. Я в это время расстилала на полу учительской старый плед, а Аллар передавал пухлые цветастые подушки, на которых мы и располагались, и небольшое пространство заполнял вкусный аромат. Разливать чай в крошечные глиняные чашки арис доверял мне, говоря, что это женское занятие и его сабен всегда этим занималась.

— У вас ручки изящные, — говорил он, — движения плавные и пальчики тонкие, в самый раз такую крошечную посудку держать. Мужчины что? Грубы, топорны, обхватят лапищей и как плеснут, мигом разольют половину, а здесь каждая капля на вес золота.

И вот так, устроившись напротив друг друга, мы потягивали мелкими глотками чай, наслаждаясь изысканным вкусом, и разговаривали.

В этот раз, доливая воду по третьему кругу, Олайош что-то добавил в заварник. Я успела рассказать ему о походе на пруд и нападении ловца, притащившего прямо в пасть к Архъане.

— Успокоиться тебе нужно, Маришка, — прокомментировал преподаватель, — это хорошее средство, безвредное. Видимо, ты, когда вышла из пруда, наступила на отросток. Эти твари их повсюду разбрасывают, тонкие, длинные, как волосок, тем и ловят своих жертв. Сами ловцы тоже удлиняться могут до нескольких километров от места роста, а силу их ты сама ощутила.

Ощутила. Синяки и кровоподтеки от крепких объятий зеленого побега остались на талии, там, где Эсташ ко мне не прикасался.

— Хорошо, ловцы мыслить не умеют, все приказы они от Архъаны получают. Благо она медлительная, соображает туго, и реакция оттого небыстрая, но лишь в случае, когда ведешь себя спокойно. Совладать с ней почти невозможно. У ловцов сила, а у этой яд. Знаешь, когда гвардиям командующего Этьена приходилось прорубать себе дорогу сквозь дикие леса, немало воинов погибло от похожей отравы, но вполовину слабее. Гибли мучительно, яд их изнутри переваривал.

— Ужасно! — Я закрыла руками лицо, представляя, что довелось перетерпеть Эсташу, пока он изгибался на земле от боли. — А как же защитники справляются?

— Они так созданы, Мариша. На яд их тело реагирует, сжигая всю отраву. Они и в остальном практически неуязвимы, например, очень стойки к девичьим чарам.

И Олайош добродушно рассмеялся.

— Честно, боялась, что вас опоили, поэтому Эсташ сменил вас в купальнях.

— Нет, дорогая. Это я сопротивляться не смог, у меня такой брони вокруг сердца нет. Слаб я, слаб. Прибежали юные прелестные создания, окружили, столько очарования излилось на меня одного. Умоляют: «Ну скажитесь нездоровым, арис Аллар, предложите ариса Лорана в качестве замены». Ох, не устоял я, Маришка. А Эсташу ведь все равно, он и согласился. Ему ваши искушения, что против гигантского панголина с ножичком для бумаги выйти.

— Как же они женятся — защитники? — тихо спросила, покрепче обхватывая чашку.

— По долгу.

— И совсем не любят?

— Как тебе объяснить? Привязываются, конечно, со временем, да и чувство долга в них очень сильно развито, семью они берегут, никому не позволяют обидеть. Ну а любовь — это, дорогая, если найдется женщина, которая всю его невозмутимость пошатнет, броню расколет, просочится на подкорку сознания и до сердца достанет. Объяснял ведь, что главное их предназначение — защищать, а любовь делает уязвимыми, потому так хорошо они против нее вооружены. Не люди они, Маришка, не люди, и женщин таких, особенных, если по правде, уж не сыскать. Однако вам, девушкам, что ни говори, а вы по-своему рассуждать будете. Пока вконец не разочаруетесь, не отступитесь.

— А что значит, когда у защитника вдруг взгляд загорается? Глаза светятся ярко, невозможно смотреть.

Аллар отстранил чашку, я заметила сжатые губы, но через минуту он снова благодушно улыбнулся как ни в чем не бывало и ответил:

— Это истинный облик защитника. Непривычный для нас, поэтому жутко пугающий. Немудрено в обморок упасть.

— Только если в них смотришь, — тихо согласилась я.

— Лучше не смотреть, — кивнул Аллар, а сам потихоньку снова подлил успокоительного в заварник, когда я на секунду отвернулась.

Проводив ученицу к выходу из башни, Аллар отправился прямиком в мужское общежитие. Верхние этажи занимали гимназисты, которым бегать по бесконечным ступеням было только на пользу, а преподаватели селились внизу, за исключением тен Лорана. Его комната располагалась под самой крышей, отдельно ото всех. Взглянув туда, куда уводила бесконечная на вид винтовая лестница, Олайош грустно вздохнул и начал свой долгий подъем.

На стук защитник отозвался спустя минуту, отворил дверь и, заметив взмокшего друга, без лишних слов впустил того в комнату.

— Что ж ты взобрался на такую высоту? — Аллар отер вспотевший лоб и устремился к узкому окну, чтобы выглянуть наружу и подставить лицо порывам ветра.

— Обзор хороший, — ответил защитник, пока Олайош обводил взглядом окрестности, высокие горы и ущелье, столь хорошо заметное с этой высоты.

Повернувшись к защитнику, Аллар громко хмыкнул, оценив, чем тот был занят.

— Ты научился чинить рубашки и пришивать к ним пуговицы?

— Чему только не научишься в походной жизни. — Друг и бровью не повел.

Олайош присел поближе, в единственное кресло в комнате, тогда как защитник предпочел заниматься своим делом, устроившись на стуле.

— Дал бы виновнице зашивать или, еще лучше, доне Стеар, которая тэа рукоделию обучает, она бы вмиг починила. К чему самому заниматься?

— Я попросил у доны белые нитки и несколько пуговиц, — ответил Эсташ и многозначительно повел головой в сторону стола, на котором стояли две коробки, доверху заполненные катушками, и три еще более объемные шкатулки с пуговицами всех цветов и размеров.

— Боюсь, теперь тэа нечем будет шить на своих уроках, — рассмеялся Аллар. — Ты бы сказал доне, что жуткая тварь порвала ворот. Клянусь, завтра же утром тебе вручили бы дюжину новых рубашек.

— Я погрешу против истины, Олайош, если сравню Мариону с жуткой тварью, — парировал тен Лоран.

Аллар на миг помрачнел, вспомнив о происшествии с любимой ученицей, а Эсташ расправил рубашку и придирчиво ее осмотрел.

— Заметно, — покачал он головой.

Приглядевшись, Олайош решил дать совет:

— Ворот был порван неровно, незаметно починить не выйдет. Завтра еще выходной, я как раз собирался в город, давай куплю тебе пару новых на смену.

— Благодарю, не стоит, — твердо отказался Эсташ, а Аллар вздохнул, поняв, что ненароком задел за больное. Директор говорил, что даже деньги за преподавание защитник велел переводить на семейный счет тен Лоранов.

«Гордость, гордость, — посетовал про себя Олайош. — Новой рубашки купить не на что, но он и пары монет не попросит. Ведь знает, что мне в долг ему давать оскорбительно, а просто так не возьмет. Вон и рубашку чинить не отдал, чтобы ему взамен новых не принесли».

Хитро прищурившись, Олайош снова оглядел сосредоточенного защитника, собравшегося пришивать последнюю пуговицу, и решил завтра же в разговоре с доной Стеар посетовать, как жуткое растение превратило форму Эсташа в настоящие лохмотья.

«Пускай попробует обидеть очаровательную женщину отказом и не принять собственноручно сшитый ею подарок», — усмехнулся он про себя.

— Не нравится мне твой взгляд, Олайош, — не поднимая головы, произнес тен Лоран, — что задумал?

Вот ведь внимательный какой!

— Я вот вспоминал, кхм, как моя сабен вещи чинила. Заклинание у нее хорошее было, дай минуту, сейчас вспомню. Погоди-ка, погоди… Вспомнил! Будет совсем незаметно.

И он вытащил из рук тен Лорана рубашку и что-то прошептал, проведя над воротом ладонями. Через секунду нити стали невидимыми, скрыв прежде заметный шов, только и пришитые пуговицы в тот же миг словно испарились.

— Видимо, ты все же подзабыл то заклинание, — задумчиво проговорил Эсташ, принимая рубашку назад.

— Ну, носить можно. На ощупь застегнешь, и готово.

Тен Лоран улыбнулся и вернул пострадавшую вещь на стол, пристально взглянув на вновь озаботившегося чем-то Аллара.

— Что тебя беспокоит?

— Да Маришка тут приходила…

— Я это уже понял, когда ты оговорился про виновницу.

— Ну, кхм, да. Ты же не рассказал никому, что Мариона там была. М-да, надо мне лучше следить за своим языком. Старею.

— Говори, Олайош.

— Знаешь, испугался, если честно. Ты же к девочке воздействие применил. А люди нестойкие, мне ли тебе говорить. Их истинный взгляд защитника с ума свести может, ничем после не излечишь. Маришка чистая душа, конечно, но ведь опасно, да и тяжело.

— Это было минимальное воздействие, я понимал риск.

— Понимал? — У Аллара отлегло от сердца — контролировал, значит.

— Я проверял, — негромко произнес тен Лоран, задумчиво рассматривая деревянную шкатулку.

— Зачем?

— Она странно отреагировала на символ защитника.

Олайош на минуту даже затаил дыхание, но не дождался продолжения.

— И как, как в итоге? — нетерпеливо спросил он.

— Испугалась, пыталась закрыться, просила не смотреть.

Отчего-то Аллару стало совсем тоскливо в этот момент, хотя он конечно же не верил, давно не верил.

— Напрасно все это, Эсташ. Понимаю, что невозможно смириться. Даже я, признаюсь, могу ощущать эту боль, хотя во мне крови защитника и на треть не наберется. Но их больше нет. Ни одной. Неужели ты все еще ищешь?

— Из века в век, мой друг, — бесстрастно ответил защитник, а Аллар снова тоскливо вздохнул.

— Ночью отправлюсь осматривать территорию школы. — Эсташ поднялся, давая понять, что тема закрыта. Составил вместе коробки и шкатулки и подхватил все одной рукой.

— Хочешь проверить на наличие еще каких-то паразитов?

— Если эти умудрились просочиться, нельзя исключать подобной возможности.

— А днем не лучше? — попытался возразить Аллар.

— Я немало повидал растительных хищников. Многих отметила сама природа, по ночам их выдает свечение.

— Тогда конечно. — Аллар тоже поспешно встал. — Я вот тоже хотел немного размяться, а ночью тишина кругом, благодать. Слышно хорошо, если кто громко чавкает. Начну, пожалуй, с мужских купален.

— Начни с женских, — посоветовал тен Лоран.

— Как бы не так, — хмыкнул Олайош, — ты там все осмотрел.

 

Глава 11

ПРИЕМНЫЙ ДЕНЬ

Видимо, благодаря успокоительному Олайоша я быстро уснула, но вот сны снились какие-то неясные, томительные, жарче самой жаркой ночи, а наутро я не могла их вспомнить. Возможно, сказалась изматывающая духота. Я сбросила легкое покрывало, разметалась на постели, а проснулась в насквозь промокшей от пота сорочке. Все тело ломило, однако кожа была прохладной на ощупь, во сне же почудилось, что каждую клеточку лижут крошечные языки пламени.

В этот выходной нас ожидала встреча с родителями. В гимназии был приемный день, и родственники не только учащихся, но и преподавателей могли приехать с визитом. В большом зале на первом этаже главной башни были расставлены стулья для посетителей. Инспектриса собрала наш класс и, выстроив ровными парами, повела девушек на встречу с родными.

Отца я отыскала практически сразу, он занял место в нише возле окна, где обычно поджидал меня каждый свой визит. Чинно прошествовав через половину зала, не смея позволить себе радостно кинуться ему на шею, я присела в церемонном поклоне.

— Ну, здравствуй. — Он наклонился и пощекотал пышными усами щеку. — Не скучала?

— Конечно, скучала! Как мама?

— Ей дальние поездки нелегко даются, потому и не взял в школу, оставил в гостинице отдыхать. В следующий раз приедет.

— У вас дела в Сенаториуме?

Отец многозначительно хмыкнул и вдруг вынул из кармана алую атласную коробочку.

— Смотри, дочка, какой я тебе подарок привез. — И, раскрыв крышку, извлек наружу алую слезу, похожую на застывшую на блестящей цепочке каплю живой крови. Она так переливалась и сверкала, что казалось, рубиновые искры падают прямо тебе в руки. С трепетом я дотронулась до теплого камня, а отец зашел мне за спину и застегнул украшение на шее.

— Наденешь на ужин в доме сенатора Орселя.

Ах, вот что за повод для такого невероятного подарка! Нужно поразить сенатора. Значит, Арто не соврал.

— А что, дочь, как у вас отношения с его сыном? Прежде он все тебя задирал.

— И сейчас задирается.

— Ну-ну… — Папа причесал пальцами усы и залюбовался мной.

— Какая красавица! Лучше всякой в этом зале. Такого сокровища только высокомерный гордец оценить не сможет. Видишь, даже до закоренелого задиры дошло.

— На что ты намекаешь? Я полагала, это все с нашими рудниками связано.

— Может, и с рудниками, — улыбнулся отец. — Только к чему всю семью на ужин приглашать, если можно приватной беседой в кабинете обойтись.

— Не знаю, — равнодушно пожала я плечами.

— А неплохая замена, правда, Маришка? Эти хотя бы не бедны. Пусть древним именем не блещут, но без богатой невесты родового поместья не лишатся.

— Объясни, пап?

— Только сегодня утром увидел статью в журнале. Собираются на торги дом тен Лоранов выставить. Древний такой особняк, старинный. Имущество описали и пустят с молотка, чтобы с долгами расплатиться.

— Как же это?

— А меньше нужно нос воротить. Да и Цахарис с ними, с гордецами. Расскажи лучше, что у вас нового в гимназии?

— У нас учитель новый по магической защите. — Почему-то эти слова отозвались дрожью в груди, и тяжело оказалось признаться отцу, что тот самый тен Лоран, глубоко обидевший отказом, теперь обучает его дочь.

— И кто? Хоть толковый?

— Эсташ тен Лоран.

— Тот самый?

Кивнула и опустила глаза, чувствуя непонятную вину. Ведь после решительного отказа я практически вешалась защитнику на шею и сама его целовала.

— Вон оно что…

В смущении отвела глаза и посмотрела на двери, как раз когда в них входил стройный молодой человек, чьи черты показались очень знакомыми. Высокий, подтянутый, с характерной осанкой и манерами, с аккуратно причесанными волосами цвета жженой карамели, ярко-синими глазами и более дерзкими, чем у брата, чертами лица. Я и секунды не усомнилась, что вижу перед собой младшего тен Лорана, в красивом темно-синем камзоле с серебряным шитьем. Юноша уверенно пересекал зал, провожаемый многочисленными взглядами. Секунду позже эти взгляды вновь переместились к дверям, поскольку в них появился Эсташ. Та же прямая спина, горделивая посадка головы, более чеканный шаг, более аристократические, правильные черты лица и непоколебимое спокойствие. Он со сдержанной улыбкой отвечал на приветствия, пока внимательно искал одного человека.

Когда они встали рядом, я вновь удивилась поразительному сходству, разве только Эсташ оказался немного выше, его волосы были на оттенок светлее, а глаза не отдавали яркой небесной синевой, больше напоминая морскую гладь. Некой порывистостью движений и горячностью во взоре младший тен Лоран сразу давал понять, кто из молодых людей является главой рода. На вид я бы дала брату Эсташа не более двадцати лет, он казался почти моим ровесником.

Уловив воцарившуюся тишину, нарушаемую лишь сдержанным перешептыванием, я поняла, что не одна уставилась на представителей старинного рода.

— Ишь ты, — подал голос отец, чем вывел меня из транса, — что значит порода!

Густо покраснев, повернулась к нему.

— Он? — безошибочно кивнул папа в сторону Эсташа.

— Да. Как ты угадал?

— Сразу видно, даже гадать не нужно. А тот красавец молодой, видимо, с нерадостными вестями явился. Помяни мое слово, Маришка, старший еще не в курсе, что поместье с молотка пойдет. Вот сейчас ему об этом и расскажут.

Я порывисто обернулась к защитнику.

Со стороны казалось, что братья ведут мирную беседу о погоде, так обманчиво расслаблены были их жесты и мимика. Хотя Эсташ все же владел собой лучше. Я поняла, что брат сообщил ему новость, по поведению самого брата, по вдруг охватившему младшего напряжению, а старший тен Лоран себя не выдал ничем. Юноша же словно покачнулся и, ища опоры, ухватился за плечо того, кто представлялся ему чем-то незыблемым в этом мире, с отчаянной надеждой, что он обязательно придумает и все решит. И Эсташ пытался, он сосредоточенно размышлял, устремив взгляд поверх голов всех присутствующих, не позволяя неожиданной новости, буквально выбившей почву из-под ног, себя оглушить. Я могла понять их обоих, потому что слишком хорошо знала это чувство и ясно помнила, как законники пришли однажды в наш дом и предупредили, что совсем скоро семья окажется на улице. Отец тоже помнил.

— Ишь как насторожились, — прошептал он, оглядев словно бы отвлеченно переговаривающихся посетителей.

Я почувствовала, что Эсташ с братом тоже понимали, как смотрят все вокруг, со смесью злорадства и высокомерного удовлетворения, замешенных на отвращении к бедности и том подобострастном преклонении перед защитниками, которое в последние годы приобрело почти карикатурный характер. «Мы вами восхищались, — говорило это чувство, — но вы всегда были выше людей, и вот теперь поделом вам. Однако, если вдруг одумаетесь, обратите на нас внимание, если попросите и чуточку унизитесь, мы вам поможем».

— Пап, это возможно решить?

— Если он чудом найдет где-то громадную сумму денег, — вновь кивнул на Эсташа отец.

— А если ссудить?

— Это сделка с совестью — брать, понимая, что такую сумму практически нереально выплатить. Однако на что не пойдешь под гнетом обстоятельств, но решает все глава рода. — Он вновь взглянул на Эсташа: — Хм, нет, точно нет. Этот на сделку с совестью не пойдет.

— Нет ничего хуже, чем оказаться на улице.

— Для них, видимо, есть.

Я снова краем глаза взглянула на братьев, и тут Эсташ скрестил кисти рук и сделал быстрое движение, словно провернул что-то вокруг безымянного пальца. Мне на мгновение почудился блеск, но стоило моргнуть, как все исчезло. Младший тен Лоран стоял, застыв как изваяние, точно не веря вынесенному защитником решению.

— Что он сделал? — тревожно зашептала я отцу.

— Я не понял — разве он что-то сделал?

Эсташ в этот миг положил руку на плечо брата и повел того через зал на выход. По дороге они снова улыбались, кивали, остальные улыбались им в ответ, жадно сверля глазами и пытаясь понять, свершилась уже казнь или ее удалось отсрочить.

— Кольцо! — Я потянула отца за рукав, шепча ему на ухо: — Невидимое посторонним кольцо.

— Что?

— Он отдал, по-видимому, родовое кольцо, более ничего не могло быть на пальце.

— Кольцо за поместье? Неужто настолько стоящая вещь?

— Если честно, не знаю. У Селесты семья владеет ювелирными мастерскими, она в этом разбирается и могла бы подсказать.

Я привстала на цыпочки, выглядывая в толпе подругу, и обнаружила ее поодаль, устроившуюся на стуле в правой части зала. Заметив, что Сеша до сих пор сидит одна, я потянула отца в ее сторону.

— Айн Эста! — Подруга тут же вскочила и приветствовала отца поклоном.

— Отчего вы одна? — ответил поклоном отец.

— Мама сегодня задерживается. — И девушка поскорее придвинула еще пару свободных стульев, радуясь возможности скоротать время за болтовней с нами.

— А скажите, Селеста, — отец снова огладил усы, — ваш род — это одна из самых известных ювелирных династий. Должно быть, и вы сами неплохо разбираетесь в украшениях.

Подруга польщенно улыбнулась.

— Отец брал в мастерские с детства. Могу сказать со всей уверенностью, айн, что Маришкино украшение не является подделкой под Слезу Филиппа Победоносного. Это оригинал.

Толкнув меня в бок, она страшным шепотом добавила: «И жутко дорогой».

— Благодарю. Хотя я конечно же в этом убедился заранее и хотел спросить об ином. До меня дошли разговоры о некой фамильной ценности одного рода, может, вы слышали?

— Какого?

— Родовое кольцо тен Лоран.

Сеша нахмурила брови:

— Ну, возможно, у них есть такое кольцо.

— Не слышали?

— Нет. Я знаю лишь о кольце Царима, который и положил начало роду. Выполнено из редчайшего материала, до сих пор не могут сказать из какого. Обладает невероятной магической силой. Но это и не украшение даже, это великая и ценнейшая реликвия. Оно давно стало легендой и, говорят, утеряно много веков назад.

— А какими свойствами обладало кольцо?

— В точности мало кому известно. О нем ходит слишком много слухов. Если вы интересуетесь, могу уточнить у отца. Но, поверьте, существуй оно по сей день, его владелец ни за что на свете не захотел бы с ним расстаться, а все богатейшие коллекционеры передрались бы за возможность его приобрести.

— Полагаю, и кражей не побрезговали бы, — усмехнулся отец.

— Владеть реликвией опасно, тем более настолько древней. Видимо, поэтому его надежно укрыли, а в итоге утратили совершенно уникальную вещь.

— Ну что же, — отец вдруг поднялся, — спасибо, Селеста. Как я рад, что подругой моей дочери является такая умная и прелестная девушка. Но мне уже пора. Проводишь, дочь?

Я поспешила следом за папой, а на языке так и вертелся вопрос: «Что ты задумал?»

— Неплохой подарок я сделаю тому, кто мечтает стать твоим мужем, Маришка, если подарю ему настоящую реликвию?

— Папа, постой…

— Нет-нет, стоять как раз не нужно. Мне бы поспешить и успеть к экипажу, на котором планирует ехать домой младший тен Лоран. Если я предложу ему стоимость целого древнего поместья и дам обещание сохранить сделку в тайне, как считаешь, он согласится?

Согласится ли человек отдать ценнейшую вещь в обмен на родной дом? Да стоит ли об этом спрашивать?

Я попыталась ухватить отца за рукав, затормозив тем самым его стремительное передвижение, но попытка не увенчалась успехом. Мы как раз достигли дверей, у которых дежурила инспектриса. Отец легко миновал строгую дону, приветствовав ее лишь наклоном головы, а мне повезло меньше.

— Тэа Эста! — Строгий оклик вынудил остановиться.

— Простите, дона, мне нужно проводить отца.

— Вы забываетесь, тэа. Это не ипподром и здесь не скачки. Вы в гимназии, где недопустимо нестись стремглав через весь зал, сбивая по дороге прочих гостей школы.

Никого я не сбивала!

— Но папа уже…

— Не нужно оправданий, тэа. Вашему отцу, как и родным остальных учеников, разрешено навещать дочь только при условии, что это не противоречит уставу школы. А вы в данный момент его грубо нарушаете. Здесь обучают манерам, но, кажется, они для вас пустой звук.

Ох, как же не вовремя она со своими наставлениями! По правде говоря, дона Эстель меня невзлюбила с момента поступления в гимназию. Она вела уроки хороших манер, а я в то время о многих истинах, известных благовоспитанным леди, не имела даже понятия. Сегодня, к моему неудовольствию, именно ее назначили ответственной инспектрисой.

— Прошу прощения, этого больше не повторится. — Я присела в поклоне, краем глаза отметив, что отец уже скрылся из виду.

— Не повторится, тэа, если следующий визит ваших родных отменят ввиду неподобающего поведения их дочери.

Вот же противная старая дева, когда она меня пропустит? Я ведь опоздаю!

— И еще, тэа…

— Прошу прощения, дона Эстель, я забыла отдать папе одну вещь, а он сейчас уедет. Извините, я тотчас вернусь.

О, я знала, что теперь мне непременно влетит, но, не дожидаясь ни ответа, ни разрешения, попирая все нормы приличия, припустила через парадный коридор вслед за отцом.

Я выскочила из башни и устремилась к той части площадки, которая шла вниз под уклоном, оканчиваясь каменными ступенями, врезанными в каменистый пригорок. Ступени тянулись до массивной решетки с воротами, от которых в этот момент отшвартовывалась летучая карета.

Презрев более безопасный метод спуска, я полетела вниз по пригорку, едва не растеряв на неровном склоне туфли. Чудом не зацепилась за выступающие камни, зато в конце пути все же споткнулась, но изловчилась затормозить благодаря раскидистому кустарнику. Его прутья вцепились в подол, рукав и ворот, а мои руки обхватили колючие ветви. Падения не произошло, но треск материи оказался очень громким.

Выпутавшись из гостеприимных объятий куста, я выскочила на ровную площадку у подножия лестницы, когда огромные ворота с громким щелчком захлопнулись перед самым носом, а затейливый замок загудел и пришел в движение, надежно запирая колоссальных размеров вход до прилета следующего экипажа.

— Папа! — крикнула вдогонку скользящей по воздуху карете.

Отец услышал мой крик, высунулся из окошка и помахал рукой на прощанье, а я расстроенно застонала.

Ну пожалуйста, пусть брат Эсташа продаст это кольцо кому угодно, только не папе!

Кто же мог знать, что отец так близко к сердцу примет мое огорчение? Видимо, получить отказ, адресованный тебе лично, гораздо проще, чем когда отвергают любимого ребенка. Не зря он задумал отдать кольцо тому, кто решит на мне жениться. Отплатить тен Лоранам столь демонстративным и оскорбительным способом! Забрать единственную ценность, что хранилась в их роду и оберегалась веками, а после вручить моему супругу как часть приданого.

Я вспомнила, что некоторое время назад сама мечтала, как однажды повстречаю гордеца Лорана на одном из приемов. Замужняя, счастливая, сияющая. Нас представят, а я только кивну и величественно пройду мимо, и он конечно же будет жутко сожалеть о своем отказе. Зато теперь я понимала, что никому из нас не стать выше защитника. Можно только унизить себя столь недостойными попытками. И еще мне было безумно жаль старинную вещь, отданную в уплату долгов. И тягостно становилось от сознания, что отец не захочет отступиться от своей идеи. Он в подобных случаях мог быть невыносимо упрямым и никого не слушал.

— Ну как, как можно было довести свой род до такого состояния, чтобы отдать на сторону редчайшую на свете вещь! Неужели нельзя было смирить гордость и жениться?! И он сам виноват, сам. Обрек родных на нищету!

— Какие интересные рассуждения, тэа. — Слуха коснулся голос, при звуках которого заныло в груди.

Я прижала ко рту ладонь, только оказалось поздно. Опрометчивые слова уже сорвались с губ и достигли ушей того, о ком были произнесены. Злая, раздосадованная, униженная намерением отца, ощущением неотвратимости будущего разлада между моей семьей и родом тен Лоран, я пыталась найти нам оправдание. Все сожаления накатили неотвратимо и позволили забыть о том, что Эсташ тоже провожал брата, однако не попался мне навстречу, а значит, находился еще у ворот.

Он и стоял чуть поодаль, прислонившись к стволу высокого дуба, сложив на груди руки и глядя вслед карете.

— Рассуждения обо мне, я полагаю?

Эсташ повернул голову, взглянул на меня, растрепанную, запыхавшуюся и отчаянно покрасневшую. Защитник, который уберег меня от растительной твари и оказался настолько великодушен, что даже не обмолвился никому о нарушении правил гимназии.

Как же мне хотелось взять свои слова назад! Но поздно, впечатление было произведено. И ведь Эсташ наверняка заметил наши с отцом перешептывания, как мы кидали на них с братом взгляды, подобно остальным присутствующим. А даже если не обратил внимания тогда, сделал соответствующие выводы сейчас. И пожалуй, решил, что мы не просто сплетничали, но еще и насмехались, празднуя победу.

Тен Лоран отстранился от дерева, приблизился к началу уводящих наверх ступенек, остановившись по ту сторону раскидистого кустарника.

— Да, арис Лоран, о вас. — Мне уже не было надобности скрываться. — Теперь отец купит кольцо, а я буду чувствовать себя виноватой, поскольку обязана вам спасением от Архъаны. А прими вы хоть одно предложение, такой кошмарной ситуации не возникло бы. Разве это не выход — поправить свои дела с помощью женитьбы?

— А выходите за меня замуж, Мариона.

Вот если чего и ожидала от него, так точно не этих слов. Возможно, резкого замечания, возможно, пожелания не вмешиваться в дела, меня не касающиеся, или даже молчания, красноречивее любого ответа. Но равнодушно-холодного предложения я не ждала и оказалась совершенно к нему не готова. Сердце забилось быстрее. Глядя на защитника во все глаза, пыталась понять, ослышалась сейчас или буйное воображение сыграло злую шутку.

— Извините, арис, я не совсем расслышала.

— Я просил позволения жениться на вас.

Никогда еще так не терялась. Он это серьезно? Ведь не может серьезно, сам же отказал.

— Зачем?

— Ради ваших денег.

Что?!

Я едва сдержалась, чтобы не броситься на него с кулаками прямо сквозь пышный, разделяющий нас куст. Все предыдущие события основательно вывели из равновесия, и вдруг услышать такое… К счастью, сил недостало ринуться на защитника, в противном случае его тонкая издевка грозила мне полнейшей потерей репутации. Хотя куда хуже? В глазах Эсташа от нее и клочков не осталось.

Говорят, аристократы отлично умеют ставить на место тех, кто действительно зарвался. А тен Лоран был истинным аристократом и подобными навыками владел виртуозно, в чем я имела возможность убедиться. Вздумала лезть с советами и в чем-то обвинять взрослого, состоявшегося мужчину? С помощью короткой фразы мне позволили прочувствовать, каково это, когда на тебе женятся исключительно ради баснословного приданого.

Стремясь сохранить хотя бы остатки достоинства, я расправила плечи и, вздернув выше подбородок, вернула Эсташу высокомерно-холодный взгляд:

— Я подумаю над вашим предложением.

И, гордо развернувшись, пошла вверх по ступенькам.

Однако не судьба мне была хоть разочек переиграть тен Лорана, начиная с той первой встречи, когда я споткнулась и обронила сумку и вообще вела себя на редкость неуклюже. В этот раз тоже не вышло гордо удалиться. Величественное спокойствие продлилось ровно до того момента, когда, поправив ворот, поняла, что кулон куда-то запропастился. Лихорадочно ощупав грудь, я в этом убедилась. От страха запнулась и остановилась. Усиленно размышляя, обронила ли его, пока бежала по залу, коридору или склону, я похлопала себя по бокам, карманам, груди и даже расправила юбку, осмотрев складки.

Эсташ, медленно поднимавшийся следом и не торопившийся догонять, уже поравнялся со мной. Ступив на ту же ступеньку, замер вполоборота и произнес:

— Вы обронили Слезу Филиппа, тэа.

В его ладони качнулась застывшая капля крови.

Оставалось лишь перевести дух после испытанного потрясения и постараться, чтобы голос не прерывался:

— А где вы его… отыскали?

— Повис на кусте.

Удивительно. Эсташ не сказал «обронили украшение», а упомянул его название. То есть, возможно, разбирался в драгоценностях, подобно Селесте. Хотя человек его воспитания, очевидно, во всем должен разбираться, от растений до камней. В какой-то момент захотелось ответить: «Оставьте себе как благодарность за спасение», — но тен Лоран, конечно бы, не оставил.

Мужчина протянул кулон, и я вдруг вообразила, как подставлю руку, а он небрежно разожмет пальцы, роняя на ладонь дорогущее украшение, и сделала необъяснимую вещь. То есть совершила один из тех нелогичных поступков, что творила исключительно в присутствии защитника. Я повернулась к нему спиной, подняла с шеи растрепавшиеся волосы и попросила:

— Будьте так добры, застегните.

На месте мужчины, на нервах которого сегодня протопталось целое стадо аллиев, я бы запустила цепочкой куда подальше, например, в кусты, чтобы дольше было искать. Но он поступил хуже.

Молча завел вперед руки, соединив пальцы в нескольких сантиметрах от моей груди, и медленно разделил концы цепочки, а после поднял украшение вверх. Когда прохладный металл обнял горло, пальцы защитника слегка коснулись шеи. Я вздрогнула, а замочек застегнулся с негромким щелчком, и кулон оказался на прежнем месте. Когда я вновь осмелилась повернуться, тен Лоран уже уходил по ступеням вверх.

Вечером Селеста выпросила посмотреть украшение, но неожиданно для себя я не смогла его снять. Замочек не поддавался.

— Его словно магическое пламя лизнуло, — заявила подруга после неудачных попыток расстегнуть. — Как будто немного оплавился.

— Я его повредила, когда папу провожала. Зацепилась за куст, а ветки сорвали украшение.

— Ты, что ли, кубарем в куст влетела?

— Почти. Оступилась на склоне.

— Знаешь, ты замок насмерть запаяла. Хорошо, конечно, теперь не потеряешь, но и спать будешь с кулоном. Я завтра папе напишу, закажу новый замочек, он непременно пришлет.

— Спасибо, Сеша.

 

Глава 12

ХОРОШИЕ МАНЕРЫ

Урок хороших манер традиционно проходил в полукруглой классной комнате с бордовыми шторами на окнах. Шторы эти я ужасно не любила, а дона Эстель будто нарочно сдвигала их так, чтобы меньше света попадало в класс. Видимо, она и солнце считала недостаточно благородным, оно ведь такое яркое, крикливое, то ли дело неясный полумрак и полутень.

В класс наши преподаватели входили обычно перед самым звонком, ассистенты по традиции являлись раньше. Поэтому я очень старалась не припоздниться и войти в класс минут за семь до мелодичного сигнала колокольчика. Селеста возмущалась, что я беспрестанно ее торопила и сетовала на невозможность допить любимый утренний чай. Однако прекрасно понимая, чем грозит мне выходка приемного дня, я хотела оказаться в классе заранее.

Возможно, стоило вернуться в зал, прождать несколько часов до ухода гостей (раньше бы инспектриса не снизошла, заставив меня простаивать у дальней стенки), чтобы после принять заслуженную кару. Только все равно ничего в итоге не изменилось бы. Во-первых, я порвала ворот и рукав платья, за что непременно влетело бы, во-вторых, дона Эстель за любую провинность могла изводить не один и не два дня и редко довольствовалась единичным наказанием.

Она действительно меня невзлюбила с самого момента поступления. У доны было четкое убеждение, что люди неблагородного происхождения не заслуживают обучения аристократическим манерам. Сама она происходила из знатного рода, хотя и не такого древнего.

Удивительно, что тен Лоран, который принадлежал именно к высшей аристократии, как и все защитники, чья родословная начиналась еще со времен Великого Противостояния, вел себя не в пример спокойнее и совершенно не кичился древними корнями. Он не заставлял добавлять «тен» после уважительного обращения арис, в отличие от доны Эстель. Эта благородная женщина на каждом шагу упоминала, как ее предка удостоили фамильной приставки «де», указывающей на аристократическое происхождение, дарованное за заслуги перед страной.

Тот самый де Эстель в свое время обзавелся фамильным особняком и землями и прочно вписал собственное имя в дворянскую книгу. Хотя по мне, было бы чем гордиться, если те же терны, или упрощенно тены, самые чистокровные и высокопоставленные аристократы, с чьих имен и начиналась столь ценимая в светском обществе книга, никогда с пафосом не перечисляли имена предков. А дона Эстель возносилась в заоблачные выси и почти заставила нас вызубрить свое фамильное древо, постоянно используя его в качестве примера на уроках. А еще, на мой взгляд, дона де Эстель звучало глупее, чем просто дона Эстель, хотя преподавательница была иного мнения.

В школе общепринятое обращение к учителям и к учительницам, а также к ассистентам отличалось от светского, однако все в классе знали, что учительница хороших манер милостивее относилась к гимназистам, не забывающим подчеркнуть ее происхождение этим набившим оскомину «де». Я обращалась «дона Эстель» из вредности, а еще потому, что терять было нечего.

— Приветствую вас, тэа, — гордо прошествовала в класс сморщенная, но исполненная чувства собственного достоинства старая дева.

Все присели в положенном поклоне. Взгляд выцветших голубых глаз скользнул по склоненным головам и, готова поклясться, преисполнился величайшего презрения, приметив среди них и мои темные локоны.

— Сегодня мы пройдем еще одну тему, весьма поучительную для вас. Я бы назвала ее «Закон светскости». Итак, записывайте, а после запомните.

У доны Эстель запоминать следовало слово в слово и цитировать точно так же, как она рассказывала на уроке. Желательно с похожим придыханием и выражением.

— Итак, истинно воспитанный человек, который вправе гордиться своим аристократическим происхождением, безукоризненно владеет собой. Его решения и слова непременно обоснованны и обдуманны, чтобы избегать двусмысленных ситуаций и не провоцировать у тех, кто гораздо менее сдержан и воспитан, желания раздуть скандал. Когда кто-то стремится вызвать недовольство человека из высшего общества, заметьте, намеренно пытается задеть или уколоть, аристократу надлежит действовать несколькими способами.

Дона чаще говорила «аристократ» вместо «воспитанный человек», хотя урок хороших манер подразумевал всех людей, желающих получить достойное воспитание. Она делала так, чтобы дать почувствовать разницу и ощутить собственное ничтожество тем, чьего имени не было в дворянской книге. На некоторых действовало, на меня — нет.

— Первый — это способность свести все нападки к шутке, не накалять ситуацию, не дать ей выйти из-под контроля, а перевести в забавную или даже смешную. Достаточно ответить с тонким юмором, и взрывоопасная обстановка разрешена ко всеобщему удовольствию. Запомните, человека с чувством собственного достоинства очень трудно оскорбить. Он попросту не заметит ваших уколов. А все почему? Вы конечно же вряд ли догадаетесь, но причина не в боязни скандалов, а исключительно в том, что, если аристократ даст заметить, как оскорблен, он должен будет отплатить за обиду. Из этого вытекает следующее…

Запомните, истинный аристократ не снесет по-настоящему серьезных оскорблений. Если его задевает ваше поведение, слова или нечто иное, вас может ожидать вызов на поединок. Это касается в основном мужчин и поединок — крайняя мера. Поскольку он бывает действительно опасным, благородные люди следят за своими словами и поступками, чтобы до него не доводить. И человек, с детства впитавший эти возвышенные порывы, не станет кричать в гневе, потрясать кулаками, впадать в истерику, но он растопчет вас одной фразой, обратит в пыль, а после небрежным движением стряхнет с рукава себе под ноги. На вашем же собственном примере, с понятной вам точки зрения, человек, умеющий орудовать словами как клинком, заставит прочувствовать те же неприятные эмоции. Цели могут быть различны: либо вас вынуждают что-то понять, либо стремятся прекратить дальнейшие нападки. И поверьте, вам более никогда в жизни не придет в голову затронуть больную тему.

Нужно уметь отвечать именно такими фразами и в той манере, которая оказывает воздействие на конкретного человека. То, что сработает с одним, не сработает с другим. Распознавайте в людях их слабости, играйте на них, а сами сохраняйте спокойствие. Встречайте неприятные слова с непринужденным лицом и с улыбкой подходите к человеку, к которому охотнее подошли бы с вызовом на поединок. Любую неловкость вы можете загладить своим хладнокровием, в то время как эмоции, вышедшие из-под контроля, часто заставляют выглядеть глупо. Вот это умение и называется светскость, тэа. А теперь давайте потренируемся.

Тренировки проходили по парам. Дона задавала тему, распределяя по классу различные виды оскорблений, написанные на крошечных бумажках, а наша задача была придумать ответ.

Все мои старательные попытки оканчивались самым бесславным образом. Пусть я отвечала не хуже прочих, но то доне не нравилось выражение моего лица — слишком много эмоций! — то ей тон моего голоса казался излишне высоким и напряженным — говорить нужно спокойнее. А под конец наша идеально сдержанная преподавательница заявила, что я совершенно бездарна, и велела остаться после уроков.

— Тэа Эста, — обратилась она ко мне, когда, повесив сумку на плечо, я приблизилась к мягкому креслу, заменявшему доне учительский стул. Мне, конечно, не полагалось обращать на это внимание, но все же дона весьма неаристократично разваливалась в этом самом кресле, хотя твердила нам о скромности и умении довольствоваться малым.

— Да, дона Эстель?

Я опустила глаза долу, демонстрируя идеальное смирение, словно не видела недовольства излишне скромным обращением к ее высокоаристократической персоне.

— Вы позволили себе вопиющее нарушение не далее как в приемный день. Я обратилась к директору, чтобы в следующие выходные, если родители вздумают вас навестить, им было в этом отказано.

Я стиснула зубы посильнее, демонстрируя полную невозмутимость и хладнокровие.

— Однако Арто Орсель, этот милый юноша, который в тот момент находился в кабинете по вопросу, тоже связанному с вами — собственно, поэтому директор принял нас одновременно, — дал весьма дельный совет. Оказывается, в следующие выходные школе придется отпустить вас на некое важное мероприятие, о чем существует договоренность, и родители приедут за вами в гимназию. Отменить визит возможности нет, но ведь существует еще экскурсия в старый Эдгарский особняк.

Нет! Только не говорите, что Орсель советовал наказать меня лишением этой поездки! Я ведь обожаю старинные особняки. Да я три года ждала, когда дорасту до четвертого курса и поеду вместе с классом в уникальный дом! Он ведь на самой границе, это тот самый особняк, где творились всякие ужасы в пору, когда в пограничье было неспокойно. Да четверокурсников всегда награждают этой поездкой, и все просто пищат от восторга и от реалистических инсталляций, от берущих за душу кровавых изображений, двигающихся скульптур и выставок старинных вещей.

— Совместно с директором решено лишить вас этой поездки.

Орсель негодяй!

— Можете быть свободны, тэа.

— Благодарю, дона Эстель.

Зубами мы теперь скрипели вдвоем.

Выйдя из класса, заметила, как крепко сжала кулаки. Где справедливость? Почему она меня наказала? За то, что всегда находит возможность придраться? За то, что нарочно остановила, видя, как тороплюсь догнать папу? Она ведь читала нотации исключительно из вредности, стремясь еще больше задержать меня и досадить. Ведь я уже дни зачеркивала в предвкушении этой экскурсии, а теперь остаться в башнях? Помахать ручкой девчонкам на прощанье? Да знаете, дона, я все равно поеду! Найду способ и поеду, пусть даже тайком от всех.

— Маришка, ну что ты сидишь? Хватит расстраиваться из-за Эстель. Идем вниз играть в серсо.

— Ника, ты пойдешь? — Я повернулась к корпевшей над учебником Доминикой.

— Нет, мне еще одно задание доделать, — ответила соседка.

— А мы пойдем. Погода отличная. К вечеру даже жара спала и ветерок приятный. А уроки никуда не убегут.

— Идите, идите, — отмахнулась Ника и снова уткнулась в книжку.

У подножия башен возле главного входа была полукруглая площадка, ровная и широкая, на которой нередко затевались какие-то игры. Чаще всего участвовали младшие курсы и средние, старшие считали себя слишком взрослыми для подобных забав.

Вечера те ученики, которые успели быстро расправиться с домашней работой, проводили за развлечениями. Посиделкам в гостиной часть из нас предпочитала именно веселые забавы, хотя некоторые девушки считали это дурным тоном. На наш с Сешей взгляд, дурно было сидеть в хорошую погоду в гостиной женского крыла и сплетничать. Парни-гимназисты тоже частенько пользовались свободным временем, чтобы составить девушкам компанию. В играх нас никто не разделял, ведь мы в это время находились у всех на виду.

Серсо было одной из любимых забав. Широкий светящийся обруч кочевал между участниками, направляемый ведущим. Он мог сжиматься или расширяться, поворачиваться, изгибаться, взлетать над головами, нырять под ноги играющим, и все с целью поймать одного из игроков. Пойманный должен был сперва выполнить загаданное ему желание, а после сам становился ведущим.

Мы с Селестой прибежали, когда новому ведущему завязывали глаза. Площадку огородили барьерами, чтобы гимназисты ненароком не подошли к краю и не скатились по склону до самых ворот. Я прикрепила на талию выданный значок, подвязала волосы, чтобы не мешали убегать от обруча, и приготовилась хлопать в ладоши, когда с неудовольствием заметила неподалеку Орселя. Он пришел со стороны сада, обогнул стену башни и оказался у площадки. С другой стороны, где находился вход на женскую половину сада, вынырнула гимназистка пятого курса. Красивая девушка, имя которой я забыла, хотя лицо помнила хорошо. Она немного покраснела, заметив скопление учеников, и быстро прошмыгнула в башню. Орсель же остановился, прислонился к стене и принялся за нами наблюдать.

Игра началась и, демонстративно игнорируя противного Арто, я отбежала подальше от развернувшегося к нам лицом ведущего и принялась хлопать в ладоши. Откликаясь на звук, гимназист-второкурсник стал направлять обруч, одновременно пытаясь удержать привязку и не упустить магическую вещь. Светящийся круг на скорости промчался в нескольких сантиметрах от меня, но я успела отпрыгнуть. Селеста со смехом увернулась следующей, а вот третьей девушке не повезло, поскольку обруч резко спикировал вниз и сбил ее с ног. Когда она, оступившись, упала на землю, обруч мгновенно оделся на ее голову, притянутый сигналом значка, проскользнул вниз и сузился на талии, сковав пойманную по рукам.

Ведущий сорвал повязку и, радостно улыбаясь, хлопнул в ладоши, освобождая пленницу, а мы приготовились выкрикивать пожелания. Остановились на задании повернуться вокруг себя на одной ноге три раза и не упасть, после чего собрались завязывать девушке глаза.

— Я буду водить, — раздался внезапно голос Арто, который вдруг снизошел до нашей забавы, отлепился от стены и, бросив на меня необъяснимый взгляд, прошел в центр и протянул руку за шарфом.

Проигравшая с большой радостью отдала ему плотную ткань, проверила, хорошо ли завязаны у ведущего глаза, и быстро отскочила в сторону. Обруч загудел, завертелся и взлетел над нашими головами, вызвав восторги у учеников младших курсов, еще не владеющих магическим управлением со связанными предметами так хорошо. Орсель вообще был довольно талантлив по многим направлениям, а рисоваться он любил. Я хмыкнула и развела руки в стороны, собираясь хлопать.

Арто на несколько мгновений замер, не спеша направлять обруч. Стоял с повязкой на глазах в окружавшей его темноте, сквозь которую пробивался красноватый солнечный свет, и прислушивался к шепоткам и смешкам, а когда раздались первые громкие хлопки, развернулся. Однако гоняться за всеми игроками, затеявшими глупую забаву, в его планы не входило. Он намеревался ловить только Эсту, хотя охотиться лишь за одним участником запрещали правила серсо. Орселю было плевать и на правила, и на остальных хихикающих вокруг гимназистов. Он решил применить хитрый трюк, настроившись на некую вещь, желательно с сильным магическим фоном, чтобы вычислить, в какую сторону отпрыгнула девчонка.

Ее кулон Арто приметил почти сразу, еще когда наблюдал за игроками, стоя у стены. Увидел на тонкой шейке блестящую цепочку и мысленно потянулся к вещице, с удовлетворением отметив приличный заряд магии в камне. Орселю хорошо давалась связка с заряженными магией предметами, другое дело, что у кулона была хозяйка, и вздумай Арто перетянуть силу вещи на себя, Мариону тут же отгородила бы защитная стена. Однако вторжение в полыхающую красным ауру заговоренного камня в планы не входило, нужно было только нащупать, понять, где она находится.

Желание, по сути, дурацкое. Поймать Эсту, чтобы загадать ей самое провокационное желание и посмотреть, как она, краснея, попытается от него отвертеться. После Арто поднимет ее на смех и будет дразнить, что у нее кишка оказалась тонка и ее даже к глупым детским играм допускать не следует. А в душе, в той скрытой части, которая запиралась на мощный засов от родителей, и отца в первую очередь, от гимназических друзей и даже от тех, кого Орсель впускал в ближний круг, таилась несуразная надежда, что она не спасует. Вздернет свой хорошенький носик и заявит, что выполнит желание, а потом поцелует его прямо там, на площадке, при всех.

На кой ему это, он и сам не понимал. Как и не понимал, почему несуразная, нескладная девчонка привлекла его внимание еще на первом курсе. Сейчас она изменилась, конечно, а в то время казалась совершенной дикаркой, и ему ужасно нравилось ее донимать.

Получить поцелуй от любой симпатичной ученицы для Арто и без дополнительных ухищрений не являлось проблемой. Гимназистки за три года успели достать своими преследованиями. Даже сейчас, когда он спокойно бродил по саду, в кои-то веки оставшись в одиночестве, его на противоположной стороне подкараулила очередная поклонница. Точь-в-точь как он в прошлый раз окликнул задумчиво бредущую куда-то Эсту, его позвала эта девица, а потом, дико смущаясь, передала через решетку записку и бросилась по тропинке обратно. Арто принял свернутую сердечком бумажку без единой эмоции, развернул, прочитал, скривился от очередного глупого признания и, скомкав листок, отшвырнул подальше. А после до него долетел смех и почудился среди веселого гомона голос Эсты. Развернувшись, он тотчас направился обратной дорогой.

Сейчас он ощутил кулон и безошибочно стал отслеживать так раздражающую его четверокурсницу в толпе остальных гимназисток. С закрытыми глазами было легко воображать тот миг, когда он поднимет ее на смех. Если же Эста вдруг согласится, похихикивать и улюлюкать начнут остальные игроки. А потом Арто вдруг представил еще более интересный момент. Когда он скует руки девчонки обручем, то не станет даже спрашивать, согласна ли она исполнить желание. Просто подтянет ее вплотную к себе, не освобождая, и будет держать, пока Эста не исполнит загаданного.

Аллар вот уже битый час разыскивал повсюду Эсташа. Ему не терпелось поговорить с другом и поделиться тем, что удалось отыскать. Хотя защитник не просил о помощи, Олайош не смог удержаться. Случайно узнав, что поместье тен Лоранов едва не ушло с молотка, он нашел надежного законника, умеющего держать язык за зубами, и дал задание докопаться до истинных причин. В то, что древний род сам довел себя до нищеты непомерно высокими тратами, он не верил, как бы ни убеждали в обратном журнальные статьи.

Когда целая пачка листов, отправленная в гимназию на его имя, оказалась на столе, Аллар не стал терять времени и все досконально изучил. А пока читал, он все больше и больше бледнел, и в конце был готов рвать на себе волосы.

Иначе как махинациями он не мог назвать мер, принимавшихся тайно, исподволь, год за годом, начиная с времени, когда был жив еще прадед Эсташа.

Прежде защитников всегда возвеличивали, поощряли и награждали за смертельно опасный труд, на них едва не молились, а как только все успокоилось, нападения извне прекратились и целая эпоха Великого Противостояния ушла в прошлое, начались подковерные игры. Пока наследники редкого дара продолжали нести службу на благо страны, сперва скитаясь по неисследованным землям вблизи Опасных Хребтов, а затем исполняя свой долг на важных постах в Сенате, семью планомерно лишали средств к существованию.

Начали с того, что внесли небольшую поправку в закон о территориях, согласно которому богатые земли, подаренные роду тен Лоран, где было выстроено фамильное поместье, признали неправомерно присвоенными. В пояснении говорилось, что земля, переданная в дар даже в награду за службу и особые заслуги, не может принадлежать защитникам, поскольку вся территория Кенигхэма — это собственность населения страны.

Еще позже приняли новый закон об аренде. На его основании крупных землевладельцев обязали платить в казну налог. Самих хозяев просторных владений об этом предупредить забыли. Земля же, не сданная в аренду и не купленная, облагалась еще более высокими процентами. А доходы, которые род получал с этих земель, автоматически признавались незаконными и подлежали возврату в казну.

На руку тем людям, которые затеяли грандиозную аферу по разорению древних родов и планомерно проводили ее шаг за шагом, сыграло исконное правило защитников — охранять, не требуя вознаграждения.

Олайош не смог сдержать возмущения, когда добрался до этого пункта. «Как же так! — возмущался он. — Ведь в природе защитников приходить на помощь, когда позовут, но хоть раз они просили за это достойной оплаты? Одарили всех-всех. Да тот же командир Этьен и занимающие низшие посты сенаторы буквально обогатились в последние годы, а истинным воинам Кенигхэма не назначили даже пособий. Потому что люди, — тут Олайош громко выругался, — уважают исконные традиции защитников».

Последним, что окончательно расстроило убитого известиями Аллара, стала информация о налоге на роскошь. Древние рода, обладавшие редкими ценностями и старинными реликвиями, обязаны были вносить в казну ежегодный денежный взнос.

— И Цахарис знает с какого времени! — угрюмо пробурчал Олайош.

Подобным образом устанавливалась справедливость в отношении простых людей, которые не имели возможности завладеть поистине уникальными сокровищами. При этом запрещено было пользоваться фамильными древностями в целях личного обогащения. Даже в случае острой нужды в открытую продать их род не имел права. Магические реликвии объявлялись национальным достоянием, их можно было только сдать на хранение властям за очень маленький процент.

В один прекрасный день все законы и поправки были вдруг обнародованы, проценты и штрафы, накопившиеся за долгие годы, подсчитаны, а древние рода оказались на грани нищеты. Чем древнее род, тем хуже обстояли дела с долгами. И хотя в итоге было решено дать время на их постепенное погашение, именно тен Лоранам отказали в отсрочке. Аллар грешил на старшего Орселя, который неплохо укрепил свои позиции в Сенате и сосредоточил в руках большую власть, уж очень недолюбливал он семью Эсташа. Казалось, сенатор хотел разорить их во что бы то ни стало.

 

Глава 13

ПРОКЛЯТЫЙ ДАР

Мощные стены башни снаружи шли сплошным ровным ограждением, а изнутри в одном месте разделялись на несколько отдельно стоящих стен, напоминающих амфитеатр и уходящих вниз громадными ступенями, почти в высоту человеческого роста.

Пыхтя и отирая лоб, Олайош вскарабкался по металлической лесенке на самый нижний ярус, а затем с трудом и с риском для жизни добрался до предпоследней стены, усевшись на нее рядом с защитником.

— Вечно тебя тянет куда повыше, — вздохнул он, уперев локти в колени и пытаясь отдышаться.

— А тебе непременно нужно забраться туда же, — улыбнулся Эсташ.

— С высоты обзор хороший, сам говорил. А я люблю на что-нибудь интересное поглядеть.

Аллар огляделся по сторонам и приметил на площадке играющих гимназистов. До отдаленного уголка стены доносились смех, выкрики и веселый гомон.

— Веселятся, — улыбнулся он. — Эх, молодость! Я в юности тоже любил эту игру, а ты?

— По-твоему, я недостаточно молод?

— Да забываю вечно, сколько тебе лет, — махнул рукой Олайош. — По годам молод, конечно. С тобой возрастные границы стираются, ты ведь уже рождаешься таким, — Олайош обвел Эсташа рукой, — ну, таким… Опыт у тебя колоссальный, знания. Твоя молодость проявляет себя редко, разве в каких-то спонтанных поступках. Погляди вон на тех юношей, они дурачатся, словно дети. Тебя, признаюсь, сложно представить на их месте.

Эсташ тоже оперся локтями о колени, положил голову на ладони, чуть наклонившись вперед и продолжая наблюдать за царящим внизу весельем.

— А это что, — вдруг спросил Аллар, — что тебя так вывело из равновесия?

— Разве меня что-то вывело?

— У тебя огонь на кончиках пальцев. Вот же, прямо прокатывается от подушечек к основанию. На зрение пока не жалуюсь и при свете дня магическое пламя разгляжу. Размышления вновь одолели, покоя не дают?

— Возможно, — пожал плечами Эсташ, а Олайош, прищурившись, проследил за его взглядом и позволил себе чуть-чуть улыбнуться, но так, чтобы защитник не заметил.

К ним вновь долетел веселый смех, и Аллар, повернувшись к площадке, досадливо поморщился.

— Ух, Орсель обруч гоняет! Не люблю я этого мальчишку, уж очень задается.

— Есть отчего.

— Пф! Одаренный, но ходит павлином. Что за манера игры! И мою любимую Маришку поймать пытается. — Сложив ладони рупором, он крикнул: — Выкручивайся, Маришка, уходи! Так ему!

На площадке его, конечно, не услышали, но тэа Эста в этот миг как раз крутнулась и резко присела, пропуская над головой светящееся кольцо.

— Тоже мне ловчий. Всех лови, хватит за Маришкой гоняться. Клянусь тебе, он нарочно ее отлавливает!

Олайош сгреб со стены мелкую каменную крошку и запустил вниз, словно целился в Орселя. Тен Лоран тихо рассмеялся.

— Спустить тебя к ним?

— А я бы пошел, но староват стал. Я свою сабен так однажды поймал, заковал в обруч и не выпустил, пока она мне свидание не назначила. Друзья подшучивали, а мне что, я поймал, мне и желание загадывать.

И Аллар с нежностью улыбнулся своим воспоминаниям.

— Я спросить хотел, Эсташ, что там с твоим отцом? Все так же не ладят со старшим Орселем? Старые распри в Сенате?

— Не с чего ладить, мой друг. Орсель выступает за отстранение защитников от многих проектов, практически за исключение из Сената и лишение их права абсолютного вето.

— Нельзя лишить права, данного от рождения. Представители самых сильных родов испокон веков занимали место в Сенате. Они всегда являлись конечной инстанцией и могли заблокировать любое решение, которое противоречило нормам безопасности или защиты людей. Вы не бываете предвзяты. У нас потому и войн с соседями не случалось, что всегда были защитники. Чем ему мешает совет сильнейших? Чистокровных родов, передающих по наследству дар вето, осталось раз-два и обчелся.

— Мы мешаем безграничной власти Сената и его официальных представителей. Орсель мечтает о правлении без участия защитников, настраивает прочих сенаторов, гоняет законников, чтобы те находили новые лазейки в старых постановлениях. Ты правильно заметил, Олайош, нас слишком мало. Защитников пытаются извести с тех самых пор, как сторожевые башни Царима превратились в гимназию для детей богатых родителей.

— Да кабы не Царим, и не узнали бы они спокойных времен. Разве можно заменять вас обычными людьми? Вытеснять из командного состава гвардии, убирать с высоких постов? У меня в душе все возмущается против этого.

— Это говорит кровь защитников, Олайош.

— И не только. Это говорит беспокойство. Понимаешь, к чему все идет? К разделу сфер влияния, к войнам за территории. Пока они еще разведывают новые, незаселенные земли, но после их приобщат и пойдут на соседей. Ведь воины Кенигхэма стояли насмерть, уберегая мирных жителей, а потомки уже и рады о том позабыть. По правде говоря, я верю слухам, будто вас изводили нарочно и вытравливали чудесную кровь. Ведь отчего-то слабели сильнейшие, способные передать дар по наследству. Почему таких, как ты, наследников неизмененной крови, не осталось вовсе? Отчего защитники лишились крыльев?

— Власть, Олайош. Мы всегда были далеки от нее. Стояли на страже, в то время как за спиной плелись заговоры, интриги. Мы не смогли отреагировать в нужный момент и не защитились от тех, кого стремились уберечь.

— А я тут принес кое-что. Тебе, наверное, интересно будет взглянуть. — Аллар протянул Эсташу целую кипу листов.

Бегло просмотрев записи, тен Лоран молча вернул их обратно.

— Что думаешь?

— Я знал об этом.

— Как давно?

— Когда вернулся домой и оценил масштаб катастрофы. Изучил информацию, выяснил причины, но оказалось поздно. Все подготавливалось не один день, а обрушилось в одночасье. В верхней палате, Олайош, в которую исконно входят защитники, не касаются имущественных законов, мы заняты исключительно проблемами защиты территорий, внешней и внутренней безопасностью страны. Остальные вопросы решаются в нижней палате. Так и были приняты эти проекты.

— Поэтому, друг мой, ты бросил свое призвание и перевелся в башни, — вздохнул Аллар. — Ведь это все ужасно несправедливо. Ужасно. Однако я могу дать толкования действиям людей, если ты захочешь слушать.

Тен Лоран неопределенно махнул рукой, и с горьким вздохом Аллар заговорил:

— Вы изначально выделялись среди остальных. То ли высшие создания, то ли люди, а на самом деле не те и не другие, однако наделенные силой, недоступной ни одному человеку. Вы всегда были на порядок выше. Вам хотели подражать и не могли, вас превозносили, пока вы были заняты защитой Кенигхэма от страшных монстров. Но все закончилось и страх людей обратился против вас. Свою роль, бесспорно, сыграла и зависть. Едва осознав, что в состоянии обходиться без помощи защитников, люди пришли к решению их подчинить, загнать в рамки, чтобы стало возможным контролировать. Ваши семьи, ваши близкие — это все идеальные варианты контроля. Сюда же могу отнести и те способы, которыми вытравливали неизмененную кровь, делавшую вас почти неуязвимыми. Хотя доказательств существования таких методов и нет.

— Дивная кровь, — усмехнулся Эсташ. — Я рад, что брату она не досталась. В наше время она больше проклятие, чем дар.

— Ты возлагаешь большие надежды на брата.

Аллар с грустью взглянул на друга. Он тоже жалел, что Эсташу достался дар Царима, наделивший его особенными свойствами, но слишком выделявший защитника среди остальных и сильно отравлявший ему жизнь. Не раз и не два в своих мыслях Олайош назвал этот дар проклятым.

Решив закрыть болезненную тему и пытаясь отвлечься от тягостных раздумий, Аллар вновь переключил внимание на играющих в отдалении юношей и девушек. И в этот момент Арто почти удалось поймать Маришку.

— Вот же сорванец! Клянусь тебе, он целит именно в нее, чтобы загадать Марионе желание. Лучше бы не провоцировал девушку, а завоевывал более мирным способом. Брал пример вон с того славного юноши, который в тени деревьев строчит милую поэму.

Повернув голову, Аллар уловил тень улыбки на лице защитника.

— Оба варианта проигрышны, — заметил Эсташ.

— Да что бы защитники понимали в способах добиваться женского внимания, — подначил друга Олайош, — вам с вашим обаянием и стараться не нужно.

В этот момент ему ужасно захотелось разделить капельку солнечного веселья с играющими внизу детьми и совершить какую-то проказу, чтобы все проблемы позабылись на время.

— Эсташ, — толкнул он защитника локтем.

— Что?

— Проучи его. Он ведь жульничает. Нет, я серьезно. Ты сможешь перехватить управление обручем даже на таком расстоянии.

— Ребячество, Олайош, — улыбнулся тен Лоран.

— Это как раз тот случай, когда можно вспомнить, сколько тебе лет. Ведь гораздо меньше, чем мне, а я вынужден подбивать тебя на проказы. Да кабы я мог дотянуться, сам бы перехватил. Видишь, Арто вовсю им крутит, а если обруч вдруг вырвется из-под контроля и скует самого Орселя? Так бывало, когда ведущий не справлялся с магическими потоками.

Эсташ усмехнулся, склонил набок голову и слегка прищурился. Аллар было решил, что тот не согласен участвовать в глупой забаве, но защитник, уловив подходящий момент, когда летающий обруч оттолкнулся от стены, протянул ладонь вперед.

Громкий, слышный и на таком расстоянии крик «кто это сделал?» — и вид скованного магической вещью Орселя вызвал смех обоих мужчин.

Неделя обещала быть насыщенной. Меня ожидала сдача щита тен Лорану, экскурсия, к которой я планировала присоединиться во что бы то ни стало, а также выходные в компании семьи Орселя. К знаменательным событиям я готовилась со всей тщательностью и по этой причине воспринимала самые спокойные уроки как заслуженную передышку. Одним из них был урок шитья у доны Стеар. Спокойная и флегматичная учительница никогда излишне не нагружала нас во время занятий.

Она относилась к числу людей, которые не пытаются обучить вас своему предмету, если считают, что он вам не дается. Сама дона обладала поистине чудесным талантом во всем, касающемся шитья, вышивки, вязания, и с одаренными в этом направлении девушками занималась с удовольствием, а тем, кто не особо рвался к успехам, давала задания попроще.

Преподавательница, подобно нашей де Эстель, была не замужем, поскольку в гимназию принимали в основном тех учителей, кто мог спокойно уехать в пограничье и провести здесь большую часть года без привязки к семье. Однако, в отличие от старой девы, одну из основных задач женщины дона в своей жизни исполнила. То есть замужем побывала, но рано овдовела. Возможно, по этой причине ее характер не стал таким желчным и не претерпел разительных перемен в худшую сторону, а в молоденьких мечтательных тэа она не видела испорченных и вредных девиц. Но если тот же Олайош вспоминал свою сабен часто и с неизменной нежностью, дона Стеар о муже не упоминала и даже ни разу не поделилась с нами, каково это, сходить замуж. Наверное, ей там не очень понравилось, ведь дона никогда не начинала прихорашиваться в компании представителей мужского пола или кокетливо стрелять глазками.

Однако на сей раз, зайдя в класс еще до звонка колокольчика, мы застали довольно необычную картину. Учительница была уже на месте и занималась шитьем, а за ее спиной на широкой полке, где обычно лежали образцы и отрезы ткани, высилась стопка белоснежных рубашек. Причем, судя по беглому взгляду, именно мужских.

— Дона Стеар… — Мы просачивались в класс одна за другой, отвешивая витающей в грезах преподавательнице формальные поклоны, и занимали каждая свое место за широкими столами. Присутствие в комнате удивленно переглядывающихся девиц опять же осталось незамеченным. Учительница проигнорировала все наши приветствия. Встрепенулась она только по сигналу колокольчика, на который за годы учебы выработался определенный рефлекс не только у учеников, но и у преподавателей.

— Тэа, вы уже здесь?

Она немного смущенно посмотрела на нас, а мы снова встали и присели в поклоне.

— Как же быстро прошла перемена, — пробормотала преподавательница и положила на стол нитки с иглой. Поднялась, удерживая в руках белую ткань, и рассеянно смотрела на нас, явно пытаясь вспомнить тему сегодняшнего урока. Одна из девушек решилась помочь и, указав на полку позади учительницы, выпалила:

— Мы сегодня будем шить рубашки, дона?

Стеар быстро обернулась, однако медлила разворачиваться обратно, лицом к нам. Когда она решилась, я заметила на щеках женщины яркий румянец.

— Нет, тэа. Это не заготовки, а почти готовые рубашки, на которых осталось закончить вышивку. Они не для тренировок. Это подарок.

— Дона Стеар, если это дар для кого-то из наших преподавателей, тогда мы будем только рады помочь с вышивкой, — выступила вперед одна из наших умелиц. На уроках шитья нередко существовала такая практика, когда дона в окружении любимых учениц усаживалась заканчивать какую-то срочную, но объемную работу, вроде настенного панно или ковра, пока остальные шили что-нибудь менее сложное.

— О, это не на праздник. Тут иное дело. — Дона Стеар замолчала, краснея, словно девочка, и мучительно подбирая слова. — Вы же слышали о происшествии в купальнях, о страшном травяном монстре?

Девчонки загомонили, выказывая полную осведомленность и спеша поделиться с доной собственными переживаниями. Я тоже вспомнила и определенно побледнела.

— Видите ли, тэа, наш спаситель, замечательный арис Лоран, благодаря которому опасное существо было уничтожено, пострадал в борьбе с чудовищем.

Девушки в тревоге переглянулись. Теперь уже все побледнели.

— Неужели он ранен? Отчего нам не сказали?

— Нет, нет! — Умение доны выражать свои мысли было на порядок хуже, чем у той же Эстель. Она выглядела смущенной и очень старалась не выдать собственных переживаний, описав происшествие с благоприятной для себя стороны. — Преподаватель Аллар случайно оговорился, что опасное чудовище оставило от костюма ариса Лорана одни лохмотья.

Я почувствовала, как у меня спина выпрямляется и буквально деревенеет. Какие лохмотья? Осьминога рубашку Лорана даже краем щупальца не задела. И ловцов он уничтожил раньше, чем те ему хотя бы манжету оторвали. Больший урон нанесла именно я. Это я, что ли, опасное чудовище?

— Собственно, мне кажется, школа должна непременно отблагодарить нашего защитника, подарить что-нибудь взамен. Иначе мы покажем себя совершенно бесчувственными. Ведь если бы не он, мог пострадать абсолютно любой.

— Вы совершенно правы, дона Стеар!

Глаза девушек осветились фанатичным блеском.

— Какие же мы неблагодарные, что сами не додумались до этого. Ведь арис нас защитил в тот день!

Голоса звучали со все большим надрывом.

— Дона, — воспользовавшись мгновением благоговейной тишины, громко сказала Селеста, — если гардероб ариса Лорана пострадал, значит, ему требуются не только рубашки.

Я быстро толкнула подругу локтем, в то время как в классе снова поднялся гомон.

— Костюм, Сеша, а не весь гардероб. Чтобы уничтожить гардероб, травянистая тварь должна была влезть к нему в комнату.

Как назло, на последней фразе шум стал меньше и девушка по соседству меня услышала.

— Какой кошмар! — выкрикнула она. — Это жуткое существо забралось в башню ариса и искромсало всю его одежду из мести!

— Нет же… — Я хотела сказать, что гимназистка не так поняла, но теперь объясниться не было возможности.

— Ох, дона! Позвольте нам помочь. Мы хотим сшить ему камзол.

— Еще непременно плащ!

— А перчатки, девушки, а жилетки?

— Мне гораздо легче даются мужские брюки, я уже шила для брата и отца.

— А давайте разделимся на группы и сошьем то, что каждому лучше дается, — выкрикнула Селеста.

Дона Стеар не имела шансов устоять перед таким бурным натиском. Растерявшись, она указала рукой в сторону кладовой с тканями.

— Что же, тэа, это очень благородный порыв. Думаю, арис Лоран будет тронут нашим вниманием. Выбирайте ткани. — Она повернулась к сидевшей у окна ассистентке, которая наблюдала за всем ажиотажем полными любопытства глазами. — Принесите, пожалуйста, выкройки. Дорогие девушки, не шумите. Сперва подберите ткани и подходящие к ним иглы.

— А размеры, дона Стеар?

— У меня зафиксированы, — снова чуточку смутилась преподавательница. И достала из поясного мешочка свою измерительную чудо-ленту.

— Рост, — принялась она диктовать, а лента тут же разворачивалась на определенную длину, и над ней в воздухе загорались цифры, — ширина плеч, обхват груди…

— Какая фигура, — мечтательно вздохнул кто-то позади.

Девушки быстро фиксировали названные размеры на своих лентах.

Разделившись на группы, гимназистки составили вместе несколько столов. И клянусь, еще ни разу за три года не наблюдала такой слаженной работы на уроке шитья. Энтузиазмом загорелись абсолютно все: и мастерицы, и весьма посредственные швеи. Ножницы, кроящие материю, едва успевали разрезать ткань, а иголки мелькали в воздухе с такой скоростью, что заметен был лишь серебристый блеск металла.

— Маришка, — Селеста подтащила меня за руку к группе девчонок, уже подготовивших выкройки для жилета, — ты обметываешь неплохо. А я лучше займусь вышивкой.

— Сеша, кажется, это не самая хорошая идея — вдруг завалить мужчину одеждой. Может, он против?

— Как так против? — возмутилась стоявшая справа от меня ученица.

— Что значит нехорошая идея?

— Мы от всей души!

— Конечно, это же в благодарность за спасение.

На меня посмотрели с осуждением. Срочно следовало спасать ситуацию и переключить внимание рассерженных девиц. Я схватила первый попавшийся под руку отрез ткани:

— А давайте я платков нашью и инициалы на них вышью.

— Неплохая идея, — кивнула соседка слева, — аристократы всегда носят платки в кармане.

Только после этого мне позволили принять самое минимальное участие в очередной безумной затее, тихонько присесть на стул и заняться платочками.

 

Глава 14

ТАЙНЫЕ ТРОПЫ

Я конечно же не верила, что такая затея увенчается успехом и девчонки успеют воплотить грандиозные замыслы в жизнь за один урок, но как же сильно я ошибалась. Искренние стремления, помноженные на восторг нежной влюбленности, способны творить чудеса. Итого к концу занятия по шитью на столе доны Стеар оказалось четыре белоснежных рубашки тончайшего батиста с чудесной вышивкой нитками миндального цвета по вороту и манжетам. На столах девчонок к этому времени лежали: готовый камзол, причем здесь вышивка выполнялась золотыми нитями по почти черному бархату с синеватым отливом, выходной костюм из серо-голубого сукна с приталенным жилетом и чуть зауженными книзу брюками, длинный плащ в пол из непромокаемой ткани с капюшоном. Наши мастерицы даже успели пришить к нему пуговки, на которые пристегивалась теплая внутренняя подкладка для более холодного времени года. Неподалеку красовались четыре пары лайковых и кожаных перчаток, тренировочный костюм для занятий и учительская форма, идеально сшитая по гимназическому образцу. «Что же ему, бедному, выдадут взамен на нашем складе? Сплошную казенщину из грубой материи!» — сокрушались сердобольные девицы. В довершение этой живописной картины аккуратной стопкой возвышалась дюжина носовых платков с аккуратно вышитыми инициалами.

Все было исполнено с таким старанием, с каким не шили даже в лучших ателье Сенаториума, и девушки бережно завернули одежду в хрустящую бумагу, перевязали ленточками, сотворив огромные банты, и с сияющими лицами собрались вручать тен Лорану.

— Дона Стеар, идемте прямо сейчас. У него завершились занятия со вторым курсом, и он должен быть в преподавательской башне. Вы проводите нас в его кабинет?

Бедная учительница, от флегматичности которой не осталось и следа, со священным ужасом обозрела гору вещей (видимо, как и я, полагала, что тэа не справятся), и не смогла вымолвить ни слова протеста. Я тоже пришла в ужас, но по иной причине. Раньше чем на уроке магической защиты с тен Лораном сталкиваться не планировала. Требовалось морально подготовиться к новой встрече после того расставания у ворот, однако шанса отбиться от ровной шеренги девчонок и улизнуть мне не оставили.

Возглавив торжественную процессию из счастливых учениц, в центре которой торжественно несли хрустящие свертки наши лучшие мастерицы (искусной вышивкой одежду украшали именно они), дона Стеар повела всех в башню.

На робкий стук в дверь учительской прозвучало приглашение войти. Дона зашла первой. Я успела заметить, как тен Лоран поднялся из-за стола, собираясь приветствовать преподавательницу, а потом увидел всех нас, втянувшихся следом и быстро заполнивших небольшой кабинет. На его месте, оказавшись пред сияющими лицами юных тэа и заметив на себе их полные предвкушения взгляды, я бы предприняла тактическое отступление в каморку за спиной Эсташа, в которой обычно хранился различный учебный инвентарь. Однако защитникам, по всей видимости, несвойственно было отступать. Явно заподозрив неладное, тен Лоран тем не менее приветствовал всех и остался стоять на месте.

— Арис Лоран! — Бедной доне Стеар пришлось взять на себя вступительную речь. — Девушки узнали, что вы оказались в очень неприятной ситуации по вине растительного монстра, который умудрился забраться в вашу комнату и изорвать всю одежду, прежде чем вы его уничтожили.

Я поразилась тому, какая отличная вышла история из обрывка фразы с совершенно иным значением. И надо было видеть, как брови защитника медленно выгибаются дугой. Однако же лицо он держал и не сделал попытки перебить взволнованную женщину и указать на собственный форменный костюм, в котором посещал занятия прежде.

— Так прискорбно, что мы об этом не узнали прежде, сразу после нападения. Ведь школа обязана отблагодарить вас за мужество и храбрость. Никто из остальных преподавателей раньше не обнаружил ужасного монстра, а могло случиться непоправимое. Вы же предотвратили беду. Поверьте, если бы об этом вопиющем происшествии услышали остальные классы, мы бы непременно придумали что-то сообща, но ведь настоящему мужчине несвойственно распространяться о своих несчастьях, поэтому в сложившихся условиях мы могли сделать для вас только это…

Она с растерянной беспомощностью в глазах оглянулась на нас и указала рукой на свертки.

— Арис Лоран! — Вперед выступила Сеша. Моя бойкая подруга почти никогда не терялась и в любой ситуации могла найти подходящие слова. — Мы очень торопились сегодня на уроке доны Стеар сшить для вас новый гардероб взамен уничтоженного чудовищем. И если вы только развернете эти пакеты, то заметите, что наша спешка никак не отразилась на качестве вещей, поскольку мы все ужасно старались.

Вперед выступили наши мастерицы, а все остальные, стиснув руки, с отчаянным ожиданием на радостных личиках приготовились во все глаза следить за реакцией тен Лорана.

Мне кажется, если бы он предпринял попытку отказаться, сыграв на том, что непозволительно подносить мужчине одежду в подарок, или же выразил недовольство, позволив испытать всю силу аристократической холодности (когда твой дар принимают исключительно из вежливости, но ты ощущаешь себя не в своей тарелке), или еще хуже, объяснил, что монстра в башне не было и в помине, выставив весь девичий порыв в жутко глупом свете, я бы смертельно обиделась. Не за себя, конечно, а за девочек, смотревших на защитника с доверчивым ожиданием.

Как всегда безупречно владея собой, Эсташ подошел ближе. В его глазах не промелькнуло ни досады, ни презрительной усмешки, не появилось даже намека на высокомерную брезгливость или оскорбленное достоинство. Он с легкой улыбкой принял из рук тэа пакеты с пышными бантами.

— Весьма неожиданно, — проговорил тен Лоран, — и, признаюсь, мне непросто принять ваш дар.

В этом месте Эсташ умело выдержал паузу, позволяя нам ощутить, насколько нелегко человеку его положения брать подобные подарки. Даже самые непосредственные из нас вдруг осознали нетактичность спонтанного жеста. Пусть и старались мы от всей души, но все же нарушили определенные нормы, принятые не только в нашей гимназии, но и в обществе в целом.

— Я бы отказался в любом случае, — добавил защитник, — но только не в этом. Очень польщен, дорогие девушки и дона Стеар, благодарю за все приложенные усилия.

Тревога, светившаяся в девичьих глазах, готовых разразиться слезами от любого неосторожного слова, мгновенно испарилась. В их головах раз за разом прокручивалась фраза «дорогие девушки», свидетельствующая о том, что мы ему дороги, и только по этой причине он переступил через собственные принципы. Пожалуй, более удачно Эсташ и не смог бы сказать. Прими он все сразу и безоговорочно, и подобные жесты повторялись бы с завидной регулярностью.

— Разверните, пожалуйста, — пискнула какая-то ученица.

Эсташ не выразил протеста, вернулся к столу и сложил на него все пакеты, но, потянув за первую ленточку, словно невзначай поинтересовался:

— А кто рассказал, как страшный монстр уничтожил мой гардероб?

Девушки стали переглядываться, а потом соседка по столу вдруг вспомнила и указала на меня.

— Тэа Эста узнала.

Я выдержкой Лорана не обладала. Лицо у меня вытянулось, глаза полезли на лоб и уши загорелись сигнальными флажками, когда Эсташ взглянул в мою сторону, словно бы мельком, но очень пристально (меня даже в жар бросило). Однако учитель ничего не произнес, только за ленточку дернул чуть резче, распустив бант.

Для меня его молчание прозвучало весьма тревожно. Ведь я нарекла его род нищим, и он это слышал, а тут еще про одежду якобы выдумала. Подобный жест можно было расценить весьма неоднозначно, но с хорошей стороны он меня точно не характеризовал. А вдруг защитник подумал, что я решила отомстить ему подобным образом? Например, за тот раз, когда меня поставили на место, оградив от любого вмешательства личную жизнь и четко обозначив границу, которую вздумала переступить, скатившись до откровенной фамильярности и обвинений.

Тен Лоран в этот момент зашуршал бумагой, извлек из нее камзол и, естественно, восхитился. Именно теми словами и фразами, которые окрылили старавшихся мастериц, поблагодарив каждую из них. Затем были и другие предметы гардероба, пока очередь не дошла до моих платков.

— Это Маришка старалась, — подсказала Сеша, поскольку в отличие от остальных гимназисток я не спешила выступать вперед и принимать заслуженную благодарность. — Мы рассудили, что без платочка костюм выглядит незавершенным.

— Благодарю, тэа Эста. Изумительная работа. — Как и всем, мне досталась очаровательная фраза, прозвучавшая довольно искренне и, кажется, даже на полтона не прохладнее благодарностей, адресованных остальным.

— У вас и платки монстр уничтожил, — всхлипнул кто-то из особо впечатлительных девушек.

— Проглотил не задумываясь, тэа Аксель.

А вот это была чистая ирония, этакая аристократическая шпилька, завуалированная, но оттого не менее острая. Она точно адресовалась мне, и я попалась.

— Видимо, вы очень переживали, — предварительно сцедив весь яд, чтобы не портил нежного тона голоса, невинно похлопала глазками, — это невероятно нужная вещь в гардеробе. Без аккуратного уголка отглаженного платочка, так мило выглядывающего из кармана, костюм аристократа выглядит неэстетично.

Следовало сделать эту речь короче, слишком пространно вышло. Ведь нам объясняли, чем немногословнее фраза, тем прицельнее она бьет в нужную мишень. Едва ли моя ответная шпилька пробила броню защитника.

— Аристократу платок нужен не для этого, тэа, — с вежливой улыбкой ответил Эсташ.

И замолчал. То есть понимайте как хотите? А для чего нужен платок? Пылинку с носа смахнуть, рот промокнуть, высокий лоб натереть, чтобы блестел и намекал на могучий ум? А может, хлестнуть по щеке кого-нибудь зарвавшегося, вызывая его на поединок? Хотя хлестали, кажется, перчатками.

Молчание тен Лорана, естественно, подогрело интерес. В комнате стало жарче на несколько градусов. Всем было любопытно, для чего аристократу платок, и мы ожидали пояснений. А Эсташ в это время исключительно бережно сворачивал наши бантики, чтобы вернуть их доне Стеар.

— Для чего же, арис Лоран?

Сеша первой не выдержала, а я весь язык себе искусала, чтобы не сорваться. Если меня поддевают, хотя бы продемонстрирую полнейшее равнодушие.

Эсташ как раз подошел к доне Стеар, передал ей ленты и повернул к Селесте голову, слегка нахмурив лоб, словно и позабыл уже, о чем речь.

— Вы о платке, тэа Шэрнест?

Как мило. Мы ждали, затаив дыхание, а он будто только вспомнил.

— Платок пригодится, если придется подать его плачущей девушке.

Совершенно покорив нас подобным ответом, Эсташ поцеловал руку разомлевшей преподавательнице. Он отметил ее удивительное умение организовать своих учениц, откровенно завидовавших Стеар в этот момент, и как-то незаметно выпроводил нас за дверь. Уже в коридоре растерянные и дезориентированные девушки во главе с учительницей совершенно нестройными парами отправились на выход из башни.

Ночью всегда царит особенная тишина. В башнях, на расстоянии от суетных городов, она нарушалась лишь стрекотом кузнечиков, а у подножия порхали в траве светлячки. В самое темное время суток не до сна было разве что гимназистам, которые, подобно мне, решились на нарушение правил.

Путь мой лежал в мужское общежитие. Из нашей крепости девичьей невинности прямиком в цитадель мужской неприкосновенности. И не то чтобы я очень стремилась к кому-нибудь там прикоснуться, однако попасть в закрытую для юных дев часть гимназии являлось самым важным вопросом на данный момент.

В башнях Царима существовала своя система тайной ученической почты. Различные бумажные голубки и прочие формы связи легко перехватывались преподавателями, стоило только посланию перепорхнуть сквозь защитные чары, наведенные учителями. Незримые нити защиты мгновенно становились заметными глазу, разгораясь яркими оттенками алого, и захватывали в паутину письмо, содержащее пусть даже зашифрованный текст касательно любого нарушения правил. К каким бы способам извратить собственные намерения, выдав их за самые благородные, мы ни прибегали, результат оказывался один: письмо нарушителя попадало на стол директора.

Как итог, предприимчивые гимназисты всеми правдами и неправдами проложили между общежитиями целую систему обычных пластиковых труб, совершенно не реагирующих на магический поиск. По узким трубам запускались с помощью сжатого воздуха шарики с записками. Магия задействовалась в конце, когда посланию следовало отыскать адресата. И срабатывала она всегда точно и быстро, успевая опередить учительские следилки.

Этой тайной почтой я и заполучила приглашение на не менее тайную встречу с одним из пятикурсников. Без преувеличений я бы назвала его талантливейшим фантомным чудодеем. Он просто отлично зачаровывал вещи! Настолько первоклассно, что раскусить не могли даже преподаватели, которые набили руку на студенческих иллюзиях. А все потому, что работал одаренный гимназист весьма кропотливо и вещи ему требовались непростые. Например, кулон-сердечко, временно сменивший на моей груди подарок отца, принадлежал раньше моей же сокурснице. Путем равноценного обмена я раздобыла для себя возможность сходить вместо нее на экскурсию. Хотя легальным способом заполучить подобную вещицу, посвятив в собственные планы еще кого-то, кроме Селесты, оказалось непросто, но иначе фантомщик не работал. В этом же случае парень заверил, что зачарует как надо и, надев кулон, я обрету внешность другой девушки.

Идти тайком одной или даже просто отстать от четверокурсников и следовать за группой на расстоянии, чтобы не засекли инспектриса и куратор парней, я больше не рисковала. После происшествия у прудов совсем не хотелось отбиваться от стайки девушек и надежного присмотра инспектрисы. Маленькая хитрость позволяла всем принять меня за сокурсницу, а мне спокойно пройтись по загадочному и древнему особняку.

Все, что еще оставалось воплотить в жизнь, это тайком встретиться с фантомщиком и позволить ему создать привязку кулона ко мне. Провести этот маленький и в целом не самый сложный ритуал парень мог исключительно ночью, а попасть в сад или аудитории на общей территории после наступления часа отбоя было невозможно. Еще невозможней казалось пробраться в мужское общежитие, но это если не знать тайного пути, а я его знала.

Выйдя из комнаты, кралась по винтовой лестнице, прилипнув лопатками к стене и замирая от каждого шороха. Сегодня в общежитии дежурила Солоне. Несмотря на строгость во время уроков, к ночным бдениям в женской башне она относилась весьма попустительски. Проще говоря, обходила общежитие строго в полночь, в три и шесть часов, а остальное время спала на тахте в нижней комнате возле выхода. Когда я, опасаясь случайно повстречаться с такими же ночными лазутчицами, добралась до последней ступеньки, услышала раскатистый храп.

Входная дверь оплеталась на ночь защитными заклинаниями, так что незаметно выйти не удалось бы в любом случае, но мне требовалась не она, а другая, низкая дверца, располагающаяся прямо под лестницей. Обмирая на каждом шаге, я на цыпочках пробиралась к вожделенному входу, а положив ладонь на ручку, стала тянуть ее вниз по миллиметру, боясь, что она заскрипит. Ручка не подвела, как и петли. Не издав предательского звука, они легко отворили дверцу, и я проскользнула внутрь, осторожно прикрыв ее за собой.

Здесь вниз уводила еще одна лестница, на этот раз не каменная, а деревянная, а потому ужасно скрипучая. Хорошо, что противный шум уже не мог потревожить крепкого сна Солонки. Вытащив из кармана брошку-светлячок, я прицепила ее на грудь и при неясном свете, позволяющем случайно не споткнуться, ускорив таким образом спуск, сошла в небольшой подвал. Тут чувствовался холод подземелья и на одной стене виднелась металлическая решетка, за которой царила полнейшая темнота.

Эта самая решетка запиралась на большой замок и отгораживала длинный коридор, проходящий в глубине горы. В прежние времена здесь находились старые каменоломни, откуда брали камень для строительства башен, после чего остались длинные и узкие лазы, соединяющие разные части гимназии. По коридору можно было добраться до мужского общежития, а на другой стороне должен был ожидать меня пятикурсник. Вот только ключ от решетки всегда носил при себе дежурный, однако я знала, как обойтись без него, и принялась искать ровный квадратный контур.

Дело в том, что пол был выложен камнями и здесь речи не шло о симметричных очертаниях, но в одном месте камни формировали идеальный квадрат. Согласно данным из моей секретной книги, тут и следовало искать узкий лаз. Он вел в коридор ярусом ниже, и по нему можно было пройти часть пути и снова подняться в верхний переход. Отыскав люк, надавила носком туфли на нужные камни, и крышка, походившая на часть пола, сдвинулась сама собой.

Держась за края, я зависла над темной бездной, а затем разжала пальцы и спрыгнула. Лететь было совсем невысоко. Ощущение бесконечного колодца создавалось исключительно благодаря темноте, а на самом деле я могла бы нащупать носками ног каменный пол, еще не оторвав от краев лаза своих пальцев.

В этом коридоре мне уже приходилось бывать прежде и передвигаться можно было, лишь пригнувшись. Древний переход, расходящийся на многочисленные ответвления, был старее того, что наверху, а потому ниже и уже.

Перемещаясь по нему в хорошо известном направлении, я думала, сколько же сил вложили защитники в строительство башен. Мне, как всегда, хотелось прикоснуться к сухим холодным стенам и на миг остановиться, прикрыв глаза и слушая тишину. Я пользовалась этим ходом не единожды, но каждый раз желала замереть в благоговении и представить тех, кто создавал ходы сотни лет назад.

Было ли мне страшно в этой темноте? Никогда и нисколько. В башнях я всегда испытывала совершенно особенное чувство защищенности, словно во веки веков здесь не могло случиться худого, поскольку сам воздух гимназии пропитался теми чарами, что давным-давно навели на нее основатели.

Пробираясь вперед практически на ощупь, так как брошь светила очень тускло, я не сворачивала к темным ответвлениям, а шла по самому широкому лазу. Ощутив на лице дуновение ветерка, поняла, что над головой находится открытый колодец, соединявший оба уровня примерно на середине пути. Вытянув вперед руки, нащупала выбоины в стене наподобие ступенек и вскарабкалась таким образом наверх.

 

Глава 15

ЩИТ

— Мариона?

Тихий шепот по ту сторону еще одной металлической решетки, отделявшей подвал мужского общежития, прозвучал, казалось, слишком громко после привычной тишины.

— Это я.

Светлячок совсем потускнел за время, пока я пробиралась по старым каменоломням, карабкалась через открытый колодец, а после шагала по коридору до запертой решетки. Крышка, ведущая прямиком в подвал, мне не поддавалась. Видимо, шифр сменили и указанный в книге устарел.

— Принесла нужную вещь?

— Конечно.

— Подойди ближе и дай мне прикоснуться.

Вплотную притиснувшись к решетке, я разглядела по ту сторону очертания мужской фигуры. Впрочем, голос фантомщика был мне хорошо знаком, а потому обман исключила сразу и без колебаний притиснулась к прутьям, позволяя пятикурснику взять в руки мой кулон.

— Он точно принадлежал ей?

— Сомнений нет.

— Тогда закрой глаза и, даже если ощутишь неприятное чувство — головокружение, покалывание в ногах или жжение, — просто игнорируй. Я закончу быстро, но нужно будет спешить с возвращением. У нас сегодня дежурит препод по физподготовке, а он может пойти на обход в любой момент. Хорошо все же, что не тен Лоран следит, есть шанс проскользнуть незамеченным.

Я не стала ничего уточнять про защитника, а просто закрыла глаза, стараясь не концентрироваться на неприятных ощущениях, которые включали в себя и головокружение, и жжение, и даже покалывание, причем не только в ногах, но и во всем теле.

— Готово! — Фантомщик отстранился и выпустил мой кулон. — Проверяй.

Быстро вытащив из кармана маленькое зеркальце, откинула крышку и слегка потерла брошь, посылая в нее магический заряд, чтобы светлячок разгорелся ярче.

Из темноты зеркального отражения на меня смотрело чужое лицо. Едва не пискнув от счастья, я осторожно ощупала нос, брови и уши, убеждаясь, что девушка с сердечком на груди внешне ничем не напоминает Мариону Эста.

— Спасибо! — шепнула фантомщику и протянула шкатулку с оплатой. Вместо звонких монет, которые и не требовались сыну весьма обеспеченных родителей, в ней хранился серый порошок. Еще одна разновидность редкого минерала, добываемого на наших собственных рудниках. Я не впервой расплачивалась им с гимназистом.

— Отлично, — удовлетворенно шепнул юноша, — до новой встречи. Не попадись с кулоном и пока убери его подальше. Наденешь перед экскурсией и снимешь по завершении. Пока.

Распрощавшись со своим благодетелем, поспешила назад и могла бы добраться совсем без приключений, не услышь вдруг в темноте странный скрежет. Следуя нижним уровнем, я как раз очутилась возле одного из боковых ответвлений, откуда и шел звук, похожий на царапанье когтей по камню. Признаюсь честно, до происшествия у купален я считала башни самым безопасным местом на свете и все лишь благодаря тому особенному чувству, о котором упоминала прежде, — чувству полного спокойствия и абсолютной защищенности. Оно буквально окутывало с макушки до пят, стоило шагнуть на территорию школы. Однако плотоядная осьминога сильно пошатнула мое мировосприятие, и теперь, заслышав странный шум, я лишь на секунду притормозила. В другой раз пошла бы на скрежет, не задумываясь и стремясь поскорее узнать причину, а тут замерла, а после рванула вперед, не смея оглянуться и мечтая о том, чтобы непонятно каким образом рядом вдруг оказался Эсташ тен Лоран. Одно его присутствие обеспечивало полнейшую безопасность.

В лаз я карабкалась, задыхаясь после стремительного бега. С трудом подтянувшись на дрожащих руках, скользя туфлями по неровным камням, забралась в подвал и быстро закрыла узкий колодец. Не удержавшись, выплела узор утяжеления, который превратил и без того нелегкую крышку в подобие осколка скалы. Только после этого немного расслабилась и поспешила взобраться по деревянной лестнице.

За дверью подвала раздавался все тот же храп, который меня, как ни странно, успокоил. Пробираясь обратно к каменным ступенькам, уводящим на верх башни, я позволила себе остановиться на секунду и восстановить дыхание, прислушиваясь к руладам Солоне. Ощущение, что близко находится учительница, которая способна не только осанку выправить, но и сильные чары навести, позволило мне окончательно успокоиться. До двери в комнату я кралась, привычно прислушиваясь к ночным шорохам и вновь опасаясь столкнуться лишь с ночными лазутчицами.

Выбившаяся из прически прядь упорно стремилась попасть в глаза или же липла ко лбу, беспрестанно мешая и отвлекая меня от тренировки. Занятия у тен Лорана в этот раз проходили с четвертым курсом гимназистов, пришедших в павильон магической защиты из своего крыла. И я очень старалась не ударить в грязь лицом, поскольку мы с девушками оттачивали простейшие приемы защиты. Следовало оттолкнуть приближающегося противника, сложив определенным образом ладони и направив в его сторону силовую волну. В этот раз сосредоточенность и концентрация были при мне, но до тех моментов, пока в поле зрения не попадал учитель, а значит, избежать досадных оплошностей не выходило.

Периодически вместо отточенных движений получались излишне резкие взмахи руками и ногами, а сила выплескивалась хаотично. Магическая защита, как один из немногих предметов, где мы задействовали внутренний резерв, требовала быстрой реакции. Здесь следовало скоро произносить заклинания, попутно вливая в них свою силу. Хорошо сконцентрировать энергию помогало — или точнее призвано было помогать наше тело — движения рук, ног, короткие взмахи или молниеносные символы, совершенно отличные от сложных ажурных плетений.

Партнер по магическому спаррингу, который достался мне по жеребьевке, терпеливо дожидался, пока я его оттолкну, и именно в этот миг подходивший к парам учеников тен Лоран добрался до нашего уютного уголка (отсюда мне удобнее было его не видеть).

— Тэа Мариона! — Мечта прикрыть глаза и куда-нибудь испариться казалась далекой и несбыточной, поскольку даже после занятий требовалось задержаться и сдавать щит.

— Вы достаточно четко произносите заклинание и это помогает взаимодействию с внутренней силой, — сказал Эсташ, а я уже ждала последующего «но», ведь прежде чем поругать, следует похвалить. — Нужно лишь больше сосредоточенности, — добавил он, обойдясь без «но». — Займите такую позицию, при которой совершать движения станет более удобно.

И только я собралась ее занять, как разум подвел в ответственный момент, чуть-чуть пропустив краткое пояснение, которым сопровождались маневры преподавателя. Существовал на магической защите один неудобный момент — для наглядности тен Лоран и его ассистент каждый раз не просто объясняли, но и демонстрировали на нашем собственном примере. И хотя к демонстрациям с ассистентом я относилась спокойно, с учителем дела обстояли сложнее.

Вот и сейчас защитник зашел мне за спину и сперва немного надавил на плечи, одновременно отводя их назад, и, легко обхватив меня за подбородок, поднял выше голову, заставляя взглянуть на своего оппонента.

Определенно перчатки при подобных маневрах не играли никакой роли, их присутствие на его руках совсем не компенсировало чрезмерной близости мужчины.

Концентрация, только концентрация, Мариона. Не отвлекаться, не наслажд… ни о чем не думать, кроме урока!

— Смотрите противнику в глаза, тэа. Ваша поза расскажет о ваших чувствах, о ваших страхах прежде любых слов. Улыбайтесь. Улыбка, беспощадная и бесстрашная, способна напугать больше ужасных угроз. Атакуйте!

Я атаковала. Мой противник слабо качнулся назад.

— Рисуйте резче! — Тен Лоран обхватил мои руки.

Проклятие! Концентрация!

Эсташ развел мои ладони в нападающем жесте и быстро нарисовал молниеносный символ атаки. Стоявшего напротив ученика отбросило, словно плюшевую игрушку, и протащило по устеленному матами полу на расстояние не менее шести шагов.

Мое сознание выдало нечто вроде «о, я так умею?».

— Оттачивайте движения, тэа. — Пальцы защитника ободряюще прошлись по моему плечу, но легкое прикосновение исчезло вместе с учителем, который спустя мгновение оказался возле другой пары учеников.

Когда прозвучал звонок, можно было с уверенностью заявить: этот урок прошел лучше предыдущего в плане результативности и запоминаемости. Однако отточить движение до эффекта, который производил моими руками тен Лоран, еще не получалось. По сигналу колокольчика парни откланялись, а меня из другого конца зала удостоил пристальным взглядом Орсель. Увидев, что я на него смотрю, Арто отсалютовал ладонью и неспешно покинул класс.

Не торопясь проследовать к выходу, намеревалась подойти к Эсташу, уточнить насчет отработки, но пробиться к защитнику оказалось сложно. Сигнал, который на всех остальных занятиях заставлял нас мгновенно испариться из класса, у тен Лорана производил совершенно обратное действие. Ученицы устремились не к дверям, а к преподавателю, окружив его со всех сторон, наперебой задавая вопросы по сегодняшнему занятию и начисто игнорируя при этом нашего заслуженного ассистента. Последний с хмурым видом принялся складывать инвентарь, а я заподозрила, что до отработки попросту не дойдет. В этой мысли уверилась спустя пару минут, когда в зал быстрым шагом вошел помощник директора и вежливо, но непреклонно оттеснив девчонок, пробрался к защитнику и что-то ему передал. Потихоньку пробираясь вслед за разочарованными тэа, у которых отобрали несколько драгоценных минут общения с их кумиром, я бросила еще пару взглядов на занятого разговором Эсташа. Ему явно было не до отработки. Ну вот и хорошо. Если потом спросит, скажу, что ушла, поскольку учитель был по горло загружен делами.

Быстро сменив тренировочный костюм, с легким сердцем — все-таки сдача щита здорово напрягала меня всю неделю — отправилась вместе с Сешей в коридор. Одноклассницы присоединились к нашей небольшой группе, и началось живейшее обсуждение урока.

— Кому повезло на этот раз, девушки? — спросила староста Аделаида.

— Эстеле, — кивнула на развеселую пышечку Селеста, — еще Роберте, Энни, Сержине и Маришке.

— А ко мне за весь урок ни разу не подошел, и пришлось заниматься с ассистентом, — надулась староста.

— Раскусил Эсташ наши уловки. Скажу вам, он точно видит тех, кто отлично справляется с заданиями, и кивает на них ассистенту, а сам не подходит.

— Откуда ты можешь знать, Селеста? — недоверчиво спросила Сержина.

— А потому что вчера была у директора. Помните, каждый преподаватель обязан подавать характеристику на учеников, это связано с их успеваемостью и способностями к предмету?

— И ты читала такую характеристику?

У девчонок загорелись глаза.

— Ну, дядя не дал, просто показал, похвалив за мои успехи. Я успела увидеть только свою и Маришкину.

Девушки скисли, а у меня, напротив, интерес вырос.

— И что, Сеш? — дернула я подругу за юбку.

— Кажется, низкая концентрация во время урока, что-то в таком духе.

Я тоже скисла, подобно одноклассницам, но через секунду уже расхохоталась.

Девушки удивленно посмотрели, как я, посмеиваясь, принялась тереть запястье.

— Что это? — Глаза Сеши широко распахнулись, когда она увидела ярко разгоревшиеся на моей руке цифры. Они стремительно менялись, отсчитывая секунды.

— Время отработки, — выдохнула я, сдерживая смех и пытаясь унять все усиливающуюся щекотку.

— У кого?

— У Лорана, — буквально сквозь зубы выдавила я. Резко развернувшись, махнула рукой на прощанье и помчалась обратно в сторону класса.

— А-а-а! Лично Лорану! Счастливая! — донеслись в спину завистливые стоны.

В тот момент, когда я влетела в класс, он оказался совершенно пуст. То есть ни девушки, ни ассистент не присутствовали, Эсташ был один. И, взглянув не меня, запыхавшуюся и хихикающую, любезно улыбнулся:

— Вы как раз вовремя, Мариона.

Пытаясь поизящнее войти в класс, унять разошедшуюся не на шутку щекотку и попутно что-то ответить, я в итоге перевалилась через порог, споткнувшись у входа. Однако едва пересекла некую незримую черту, все ощущения мигом исчезли.

— Уф!.. — Видимо, ответ вышел довольно содержательным, поскольку продолжения Эсташ не стал дожидаться и сделал пригласительный жест рукой, указав на место перед собой.

— Мне нужно снова переодеться, — вспомнила я.

— Построение щита не требует тренировочной формы. Приступим?

Время терять защитник явно не привык, в чем я успела убедиться, умудрившись не опоздать на пересдачу. А еще он отлично умел избавляться от лишних личностей. Это умение следовало назвать настоящим искусством, стоило вспомнить, как всех нас вместе с учительницей тактично выпроводили из комнаты после принесения незапланированных даров.

Вопросительный взгляд преподавателя подсказал, что, замечтавшись, вновь застыла на месте, и пришлось торопливо сменить позицию и занять указанный квадрат напротив защитника. Эсташ ожидал построения щита, и, разведя руки в стороны, я принялась рисовать символ. Хотя обычно работать следовало быстрее, но боясь ошибиться, я не торопилась.

Когда рисунок был завершен, воздух вокруг наполнился знакомым гудением, а тен Лоран слегка прищурился, видимо, изучая силовые линии (хотя разве он мог их видеть?). Потом защитник неожиданно отступил и отошел не менее чем на десять шагов, после остановился и протянул ко мне руку.

Даже не успев среагировать на странный маневр, ощутила, как по кромке моего защитного сооружения, на поддержание которого не жалела резерва, скользнули чужие силовые потоки. Они чувствовались легкой вибрацией щита, а потом вдруг я ощутила нити энергии уже на своем теле и от удивления раскрыла рот, пытаясь задать вопрос. Вместо слов вышел нечленораздельный возглас, поскольку меня внезапно потянуло вперед, а то, что казалось тонкими нитями, приняло вид энергетического пояса, туго сжавшегося на талии. Его я не видела, но ощущала достаточно явно.

— Арис Лоран! — вскрикнула, когда меня потащило к учителю. — Что это такое?

— Аркан, тэа Эста. Вы плохо укрепили щит, что позволило мне использовать его слабые стороны. И пусть на дистанции более двух шагов он от меня защищает, когда вы окажетесь на расстоянии вытянутой руки, щит не поможет.

— А что я… что мне делать? — перепугалась не на шутку, стараясь упереться ногами в пол и остановить перемещение.

Эсташ этих усилий, казалось, не заметил, совершенно спокойно и не напрягаясь продолжал подтягивать к себе. Медленно, но как-то неотвратимо.

— Вам нужно укреплять защиту, тэа. Если окажетесь рядом со мной и аркан к тому времени не оборвется, значит, вы не сдали.

Ничего себе! Да каким образом он заметил эти слабые стороны силовых потоков? И как сам умудряется сплетать силу в сети и всякие там арканы? Разве можно выплескивать внутренний резерв не сплошным потоком, а истончать до нитей и связывать подобно плетениям? В голове не укладывалось, как ему такое под силу, ведь я железно помнила, что плетения и резерв — совершенно разные виды энергии, они не взаимосвязаны. Однако защитник раз за разом рушил все мои устоявшиеся представления.

Меня уже начинала накрывать паника, поскольку количество шагов между нами сокращалось, а щит укрепляться отказывался. А еще тех самых нитей его силы, что проходили сквозь слабые структуры щита и связывались на моей талии, я, хоть убей, не могла увидеть.

Сосредоточься, Мариона, сосредоточься. Припомни движение, повтори вместе с заклинанием. Вспомни, как он тебе показывал. Рисуй резче, уверенней, направляй силу точнее.

Ай! Совсем мало времени, я не успеваю. Я сейчас не сдам! Да остановись же ты на секунду!

— Арис Лоран!

Он слегка изогнул бровь, но, определенно поняв смысл моего призыва, натяжение аркана не ослабил, и я продвинулась вперед еще на несколько сантиметров.

Башни Царима на вашу голову, арис Лоран! Что за методы давления на неустойчивую психику юной тэа? Где чувство жалости? Где элементарное сострадание? Вы таким образом взываете к моей концентрации?

Я уже буквально пришла в отчаяние и ощущала, как сильно колотится в груди сердце, поскольку Эсташ намеренно протянул вперед свободную руку, которая не участвовала в удержании аркана, демонстрируя, что еще чуть-чуть, и будет преодолена та самая точка невозврата, а точнее, черта несдачи щита. Его пальцы вот-вот должны были меня коснуться, и я зажмурилась. Резко, не видя ничего перед собой, исключительно по наитию выплела в воздухе отточенный тренировками молниеносный символ, скороговоркой выдохнув заклинание.

Гудение и тихий звон. Я решилась открыть глаза, успела поймать тень удовлетворенной улыбки на губах Лорана и отлетела назад, растянувшись на полу. Аркан резко оборвался, а поскольку я по-прежнему упиралась изо всех сил, меня по инерции отбросило, и я приземлилась на маты. Мягкая часть тела спружинила, зубы клацнули, а мой удивленно-торжествующий взгляд приковался к учителю.

— Вы это видели?

— Превосходно, Мариона. — Эсташ был серьезен, хотя глаза улыбались. — Вы сдали.

Он подошел ближе, присел на корточки и протянул мне руку.

— Это ведь идеальный щит, если смог закрыть от вашей силы? — прищурившись, осведомилась у учителя.

— Это очень хороший щит, он имел все шансы защитить вас от Архъаны.

— Теперь я могла бы одна прогуляться по берегу пруда без боязни?

— Мне кажется или вы вновь надумали нарушить правила школы, Мариона?

— С чего вдруг? — Я быстро схватилась за руку защитника, поднялась с его помощью на ноги и принялась отряхиваться, нарочно избегая взгляда Эсташа.

— Не спросил тогда, не буду уточнять и сейчас, что вы делали на другой стороне купален в тот день, но правила гимназии придуманы для безопасности учеников, Мариона.

— Конечно. Я отлично это понимаю. Просто так спросила. Можно я уже пойду?

Приняв самый невинный вид, на какой была способна, просительно взглянула в лицо защитника.

— Идите, — кивнул он, глядя на меня с непонятным выражением в глазах.

И когда я поспешила к двери, негромко произнес:

— Напрасно вы сняли Слезу Филиппа, тэа. Превосходный защитный амулет, однако совершенно не сочетается с зачарованными предметами.

Решив, что ослышалась, я затормозила у самой двери и обернулась:

— Вы что-то сказали по поводу Слезы Филиппа?

— А это вам решать, — загадочно отозвался защитник, — всего хорошего, тэа.

 

Глава 16

СТАРЫЙ ОСОБНЯК

В комнате царила невообразимая суета, связанная с нашими приготовлениями к экскурсии. Селеста пыталась выбрать платье, Доминика искала среди завалов учебников последнюю упаковку с чистыми магкартами, чтобы заправить свой новый снимоскоп. Она собиралась запечатлевать на него всевозможные древние интерьеры и редкие вещи. А я замерла перед зеркалом. В одной руке раскачивалась на цепочке Слеза Филиппа, в другой был зажат кулон-сердечко.

Перед самой поездкой меня вдруг разобрали сомнения. Совсем некстати вспоминались предупреждения Эсташа относительно правил гимназии, придуманных для безопасности учеников. Еще задавалась вопросом: «А знает ли он»? Вряд ли. Вероятнее было предположить, что тен Лорана посетили какие-то сомнения, благодаря моему же вопросу, вырвавшемуся, когда от радости после сдачи я и себя не помнила.

Полагаю, защитник просто связал происшествие у купален и поездку четвертого курса. Более никаких значимых событий в гимназии в это время не предвиделось, а где еще я могла бы нарушить правила.

— Сеша, — окликнула подругу.

— Да? — Селеста как раз приложила к груди платье нежнозеленого цвета с пышными кружевами по вороту и покружилась.

— А тен Лоран участвует в поездке?

— Участвует! Они вместе с Олайошем отвечают за гимназистов четвертого курса, а с девушками поедут Солоне и Эстель.

Про Эстель я уже знала, отчего нервничала только сильнее.

Хм, то есть у Лорана был доступ к спискам учеников, а моего имени среди участников экскурсии не стояло. Нет, ну неужели он догадался, что я могла прибегнуть к маскировке? Или хотя бы попытаться прибегнуть? Провел аналогию с тем, что Слезы Филиппа на мне не оказалось, и сделал свои выводы? И почему я забыла надеть подвеску обратно, после того как провела привязку с кулоном? Вот растяпа! И все же он знает или нет? А вдруг просто так сказал, к слову пришлось?

Снова посмотрев на кровавый камень и на золотое сердечко, я нахмурила брови, принимая важное решение.

Слеза Филиппа дает хорошую защиту, но разрушает маскировочные чары, вместе с сердечком надеть не смогу. Нет, ну ведь не зря я все это затевала! Глубоко вздохнув, решительно положила подвеску в шкатулку и повернула ключ, заперев замок. Решено. На грудь лег чужой кулон, а мои темные волосы мигом высветлились до пшеничного оттенка, глаза стали меньше и сменили цвет на голубой, ресницы немного укоротились и разом выгорели на кончиках.

— Ух ты! — ахнула Селеста.

— Зря это, — заметила Доминика.

— Тебе лишь бы людям праздник портить, — показала соседке язык подруга.

— Портить праздник вздумала Эстель, я же против подобного маскарада. А вдруг чары спадут? Тогда Марионе сильно достанется.

— Чары фантомщика работают без сбоев, — парировала я, пресекая страхи Ники, чтобы девушка и меня ими не заразила, — все обязательно получится. В экскурсии я приму участие наравне с остальными, буду под присмотром Солонки и нашей «Де», а это значит, что все пройдет идеально.

Доминика насупилась, но продолжать не стала, а Сеша одобрительно прищелкнула языком и полезла в кучу нарядов, чтобы представить на наш суд еще одно платье.

— Смотри, Маришка, иллюзорные ворота поставили, — толкнула меня подруга, когда ровный ряд разбитых на пары девчонок вышел из башни и остановился на площадке. Неподалеку строем замерли гимназисты, а в начале их шеренги я углядела Олайоша и тен Лорана. Защитник в этот момент обернулся, окинул взглядом парней и мельком посмотрел в сторону девушек. Я покрепче схватила за руку Селесту, разволновавшись еще больше и борясь с желанием спрятаться за подругу. Солоне и Эстель как раз остановились возле иллюзорной арки, опорами которой служили не столбы, а синие энергетические сгустки, между ними протянулась ровная пленка, напоминающая поверхность мыльного пузыря.

— Девушки, продвигаемся вперед, — погромче крикнула Солоне, заметив, как мы замерли и поглядываем на ворота. — Это обычная форма проверки, вы и раньше ее проходили. Тут совершенно не о чем переживать.

Кому как. Я вот прежде тоже ни разу не переживала по поводу такой проверки, а сегодня предпочла бы совсем не проходить ворота. Они ведь служили для распознавания и снятия иллюзий.

— Ну, Маришка, — шепнула на ухо Сеша, — если маскарад фантомщика пройдет и этот досмотр, я буду считать его самым великим иллюзионистом в Кенигхэме.

— Эста Ланто, проходите, — послышался призыв Эстель.

Девушки одна за другой миновали арку и выходили к ступенькам, где, снова взявшись за руки, парами спускались к основным воротам.

У меня от испуга вспотели ладони и испарина появилась на висках. Селеста покрепче сжала мою руку и повела за собой вперед. До проверки нашей пары оставались еще три гимназистки.

— Пошли, наш черед.

Позволив Селесте миновать ворота первой, направилась следом, хотя ужасно хотелось развернуться и броситься в башни, пока меня не раскрыли. Я буквально нырнула с берега в воду, не зная, какой же окажется глубина. Понадеявшись на мастерство фантомщика, перешагнула мерцающую пленку.

Ну что?

В упор посмотрев на Эстель, ожидала и боялась услышать гневный возглас: «Тэа Эста, как вы посмели?!»

— Тэа Фарсей, что же вы замерли? Проходите дальше, не мешайте другим девушкам, — ответила на безмолвный взгляд Эстель, а ожидавшая меня по другую сторону Сеша ухватила за руку и быстро потащила к ступенькам.

— Даже не верится, пронесло! — со смехом приговаривала она, пока мы спускались к воротам. — Я так боялась, что сейчас настоящая внешность вернется. Даже на мгновение показалось, будто твой облик пошел рябью.

— Рябью?

То есть на миг иллюзия поколебалась, однако учителя не заметили? Видимо, они и не присматривались особо, рассудив, что проверка стандартная, большого смысла в ней нет. Вот так бывает, когда привыкаешь не обращать внимания, казалось бы, на незначительные мелочи. Преподаватели ожидали, будто ворота целиком снимут маску, а те лишь немного нарушили иллюзию.

— Надеюсь, больше никто не заметил? — спросила я Сешу.

— Вряд ли, иначе уже окликнули бы, — оглянувшись, ответила подруга. — Никто и не смотрит вслед. Ой!

— Что — ой? — Мне стало страшно оборачиваться.

— Эсташ смотрит.

— Он заметил?

— Не знаю. Погоди, отвернулся. Уф… Ничего не сказал, значит, не заметил, просто взглядом проводил.

— Как-то не верится, что он может «просто взглядом проводить».

— Не паникуй, Маришка. Ему могло понравиться мое платье, в конце концов. Он же ничего не сказал. Давай лучше поскорее места займем.

За раскрытыми воротами уже завис энгельфер с мягким обтекаемым корпусом в виде вытянутой сливы, а к двери гондолы был протянут узкий мостик без поручней, переходя по которому мы ощутимо примагничивались к деревянной основе подошвами ботинок, отчего их было нелегко отрывать, делая следующий шаг. Но таким образом, никто из гимназистов не рисковал свалиться в горную пропасть, а четыре шага спустя ученик уже попадал в закрытую гондолу.

Селеста на всякий случай расположилась на скамье в заднем ряду, ведь преподаватели размещались на передних. Я устроилась у окна и приготовилась к непродолжительному полету. Гондола обычно крепилась на некотором расстоянии от корпуса с помощью внутренней подвески, а сам корпус наполнялся гелием, да и управление всей конструкцией происходило за счет двигателей и воздушных винтов. Магия применялась исключительно для регулирования балансировки и плавучести аэростата, а также неизменности объема и формы заполненной газом оболочки. За магическими плетениями самолично следил наш пилот. Он работал в гимназии уже лет двадцать, не меньше, начинал с механических аэростатов и был мастером своего дела. Так что окажись здесь сейчас отец и заведи старую песню об опасности новомодных воздушных средств, ему не к чему было бы придраться.

Когда все ученики заняли свои места, а преподаватели устроились рядом с кабиной, мы полетели к старинному поместью у подножия гор. Я украдкой бросала взгляды на тен Лорана и Олайоша, с которым защитник мог поделиться своими подозрениями, если таковые у него появились, но Эсташ больше ни разу не взглянул в нашу с Селестой в сторону и с Алларом нас явно не обсуждал. Облегченно выдохнув и окончательно успокоившись, я принялась любоваться видом из окна.

Старый Эдгарский особняк был построен примерно в то же время, когда возникли и башни Царима. Прежде люди не селились вблизи гор, ведь именно отсюда приходила самая страшная беда для жителей Кенигхэма. Однако с появлением защитников кто-то решил податься на окраины, поскольку в центре страны земля была очень дорогой и даже за большие деньги приобрести обширный кусок не представлялось возможным. Зато вблизи гор свободных территорий имелось столько, что можно было с легкостью выстроить для себя целое поместье.

Дом Эдгара выглядел внушительно даже спустя много веков, здесь имелся настоящий атрий с высокими колоннами и огромным фонтаном в центре, пестрая мозаика на полах и круглое отверстие в кровле, сквозь которое лился солнечный свет, заставлявший разноцветные камушки словно светиться изнутри. Глухие стены выходили наружу, непосредственно к горам, а вот внутри располагался сад и пруд, и хотя сам дом был одноэтажным, но на крыше его разбили роскошный цветник и устроили бассейн, а в просторных подвалах в прежние времена хранились все необходимые припасы.

К сожалению, теперь от пруда, бассейна, цветника и подвалов уже ничего не осталось, зато обстановка комнат сохранилась почти неизменной. Говорят, старый Эдгар что-то нарушил при строительстве, точнее, не были соблюдены некоторые определенные защитниками правила. В те времена была разработана целая система, включавшая не только определение наиболее удачного для постройки места, но даже материала, использовавшегося для жилых сооружений. Эдгару же слишком понравился определенный участок, и он не стал проверять состав почвы, как и не озаботился тем, из каких горных каменоломен лучше завозить камень для строительства. Он взял то, что оказалось ближе, а следовательно, дешевле. Возможно, задумка, которую хотелось воплотить в жизнь, стоила недешево и ему пришлось экономить. Однако, если для сооружений центральной части страны подходил почти любой строительный материал, вблизи гор важно было не привлечь, а, напротив, защитить свое жилище от «приходящих извне».

Ошибки Эдгара явились фатальными. Когда особняк был достроен, а сам хозяин поселился в нем, прежде завезя в дом массу ценных вещей, случилось то, чего владельцу не снилось и в страшном сне. Очевидцев этого происшествия не было, но когда друзья решили навестить своего удачливого, как они считали, собрата, дом нашли абсолютно пустым. Людей внутри не оказалось ни одного. Исчезли слуги и вся живность. Дом казался обжитым, но необитаемым.

Ни проводившиеся расследования, ни прочие методы, применявшиеся для нахождения людей, не помогли. Все ценные вещи, что странно, остались на местах и сохранились вплоть до наших дней, считаясь теперь настоящими древностями.

Когда эти места стали осваиваться другими поселенцами, а неподалеку от особняка возник целый город, дом приобрел дурную славу. По ночам вблизи можно было услышать непонятные звуки, увидеть странные огни, а рядом с особняком старались не проходить после наступления сумерек. Нередко здесь пропадали не знакомые с местными порядками путешественники.

Выяснить, что особняк заселили страшные сущности, смогли именно защитники, их позвали из башен сами жители города. Днем дом казался совершенно безобидным, а после заката никто не рисковал к нему приближаться, но трое защитников остались в особняке после наступления темноты. Говорят, той ночью в городе никто не мог заснуть из-за ужасных криков и стонов. Наутро жители нашли измученных, раненных, истощенных, но живых друзей, которым оказалось под силу очистить особняк от скверны. Однако в освобожденном строении все равно никто не пожелал селиться и дом остался стоять пустым, а после превратился в музей.

Продвигаясь за группой гимназисток, минуя комнату за комнатой, я с неиссякаемым интересом осматривала все детали, от чудесной отделки оконных проемов и дверей до лепнины на потолке. Место действительно было очень красивым, включая вид на живописные окрестности. Большое впечатление на меня произвела комната с зеркалами. Там сплошь зеркальной была лишь одна стена, зато она оказалась совершенно удивительной. То ли это древние иллюзии, наложенные развлечения ради, то ли причина заключалась в ином, но от зеркала к зеркалу отражение менялось. Вы могли увидеть вместо себя стройного юношу, пожилую женщину, воина в доспехах или даже маленькую собачку. А потом стоило вернуться к тому же самому зеркалу, как перед вами представал совершенно другой облик. По легенде, отражениями являлись те люди, кто когда-то заселились в Эдгарский особняк и исчезли. Однако, учитывая слишком большое количество отражений, подобное утверждение казалось спорным. Ведь не могло в один дом въехать столько народа и живности.

— Маришка, смотри! — Сеша подтащила меня к одному зеркалу. — Красотка, не правда ли? — указала она на рыжеволосую изящную женщину напротив, повторявшую за подругой все ее ужимки.

— А у меня здесь какой-то толстяк, — рассмеялась я в ответ, демонстрируя Селесте собственное отражение.

— Тэа, время экскурсии не безгранично, поспешим в другой зал! — позвала всех Эстель.

Девчонки тут же заторопились, и произошла заминка у двустворчатых дверей. Кто-то случайно толкнул меня, и я впечаталась лопатками в ближайшее зеркало. Такая мелочь, казалось бы, даже особо удара не ощутила, однако вдруг случилось непонятное: опора за спиной исчезла, и я провалилась в темноту.

Ощутив ладонями холодный каменный пол, на котором теперь сидела, ошалело осмотрелась по сторонам. Вокруг невозможно было разглядеть ничего, даже собственную руку, которую поднесла к самым глазам. И это оказалось тем более странно, что от одной стены шел приглушенный свет. Быстро вскочив на ноги, я мигом оказалась возле нее и положила на гладкую поверхность ладони. По ту сторону, словно сквозь окно, виднелся зеркальный зал, где я только что находилась и которую сейчас покидали девушки. Последняя из гимназисток вышла, и дверь захлопнулась.

— Эй? Что происходит? — спросила громко, ощупывая ладонями стену и пытаясь отыскать рычаг или иной способ вернуться обратно. — А как же я? Меня кто-нибудь слышит?

Я постучала кулаками, но звук, как и свет, будто поглощался пространством. И пока смотрела сквозь прозрачную преграду, произошло вовсе невероятное. По ту сторону зеркала отделилась фигура, сперва напоминавшая тень. Стремительно обретая четкие очертания, она вдруг стала похожей на тэа Фарсей. Эта фальшивка развернулась лицом ко мне и поправила волосы, словно прихорашивалась перед зеркалом, но на ее губах застыла жесткая, не похожая на мою улыбка.

— Стой, — просипела я, видя, как лже-Фарсей поворачивается к двери, как раз когда та распахнулась. Селеста влетела в комнату и, увидев другую меня, всплеснула руками. Догадавшись, что подруга воскликнула «вот ты где!», я беспомощно наблюдала, как обе торопятся покинуть опустевший зеркальный зал.

Если сперва меня охватила растерянность, то теперь в душе разрасталась тревога, а хуже всего, что невозможно было разглядеть ничего вокруг. Это напоминало ловушку, которую расставил для неосторожного посетителя невидимый паук, открыв вход в зазеркальное пространство. У меня никак не выходило отыскать рычаг или нечто подобное, чтобы отворить зеркало в обратную сторону. Стремительно ощупывая ровную поверхность, я двинулась вдоль стены и снова почувствовала растерянность. Стоило продвинуться влево, как картинка сменилась и глазам предстал не зеркальный зал, а следующее за ним помещение — комната с огромным очагом, древними сундуками, наполненными массой полезных в прежние времена предметов, включая украшения. Здесь я заметила гимназисток, продвигавшихся от одних сокровищ к другим.

— Сеша, Сеша! — Я вновь стучала ладонями по стене, но совершенно никто не отреагировал на этот призыв.

Продвигаясь вслед за девушками вдоль зеркал, услужливо меняющих картинки, увидела наконец сад в который вывели гимназисток учительницы. Это было место сбора для нас и парней, после чего экскурсия завершалась и ученики возвращались в башни.

— Стойте же, стойте! Не улетайте, вы меня здесь забыли!

Душевные переживания и тревога, разросшаяся к этому моменту до размеров настоящей паники, заставляли кричать, глотая слезы, и я продолжала бесполезные попытки дозваться хоть кого-нибудь.

— Олайош! — кричала старому учителю, пересчитывавшему парней.

— Арто! — Орсель меня тоже не слышал.

— Эсташ, — опускаясь на колени и упираясь лбом в непроницаемое стекло, прошептала в последний раз. Защитника я звала дольше всех, но странная стена, будто в насмешку, показывала их так близко, делая совершенно недосягаемыми для меня.

Отирая мокрое лицо, видела, как преподавательницы выстраивают девушек парами, Аллар подгоняет парней, а Эсташ передает служителю у выхода полный список учеников, посетивших сегодняшнюю экскурсию. Потом защитник подошел к другу, быстро осмотрел гимназистов и вновь лишь мельком взглянул на девушек. Опустил голову и поднял, посмотрев в сторону радостно-возбужденных тэа еще раз, а затем что-то сказал Олайошу.

Спокойствие и полнейшая невозмутимость Эсташа уверили меня в том, что он велел Аллару выводить парней следом за проходящими через ворота ученицами, однако мой любимый преподаватель вдруг повел себя очень странно. Он весь напрягся, побледнел и буквально впился взглядом в покидавших сад гимназисток. Эсташ быстро развернул Олайоша лицом к себе как раз в тот момент, когда ощутившая пристальное внимание лже-Фарсей посмотрела в сторону мужчин. Не приметив с их стороны и тени интереса, она вместе с Сешей неторопливо вышла за территорию поместья.

Яркая надежда и радость вспыхнули в душе, заставив высохнуть слезы. Я подскочила на ноги и прилипла к стеклу, когда заметила, как Аллар кивком ответил на слова защитника и прошел в начало строя, провожая парней к воротам, а Эсташ, небрежно сказав что-то служителю, развернулся и направился в дом. Следуя за ним вдоль стены, видела, как он неторопливо заходит из сада в первую комнату и тут же ускоряет шаг, потратив лишь пару секунд на то, чтобы быстро оглядеться кругом, а затем почти бегом устремляется в следующее помещение. Страх, снедавший еще минуту назад, окончательно развеялся. Он меня найдет, он точно меня найдет!

 

Глава 17

РАЗРУШЕННАЯ ЗАЩИТА

Я шла за тен Лораном из комнаты в комнату, вполголоса умоляя защитника поскорее прийти в зеркальный зал, но вдруг свет погас и изображение исчезло. Вокруг стало совершенно темно и воздух разом сделался густым, душным и наполнился жутким зловонием. Я закашлялась и быстро прижалась спиной к холодному и гладкому стеклу, ощущая его ладонями. Переживая о том, как глупо угодила в старую, забытую всеми ловушку, в которой рисковала остаться на неопределенное время, я совсем позабыла, что в паутине обычно поджидает паук.

Ощущение опасности трансформировалось в чувство надвигающейся беды, а радость, что окутала меня, позволяя справиться со страхом, теперь растворилась без следа, уступив место охватившему все существо ужасу. Безотчетному, паническому и кошмарному, липкими жгутами заползавшему в тело. С каждым новым вдохом тонкие щупальца проникали глубже, дотягиваясь до внутренностей, оборачивая их ядовитыми волокнами, превращая в плотный отравленный клубок. Кислорода не хватало, меня душило окружающее пространство, внутреннее тепло и жизненная сила стремительно утекали из тела, вытягиваемые этими щупальцами. Я не могла шевелиться, не могла говорить и справиться с дикой паникой и всепоглощающим страхом от присутствия кого-то или чего-то совсем рядом.

Резкая боль обожгла шею, и не вышло сдержать крик. Казалось, что все вены разорваны и из них потоком хлынула кровь. Поскуливая, точно маленький раненый зверек, кожей ощущала, как невидимый паук готовится нанести еще один удар, но вдруг стена за спиной исчезла, а темноту перед глазами прорезали огненные всполохи. Паутинкой золотых нитей они окутали меня, выдергивая из кошмарной, наполненной страхом черноты, назад, в зеркальный зал, и на миг разбили неестественный непроницаемый мрак, осветив жуткое чудовище, чья оскаленная морда застыла в нескольких сантиметрах от моего лица. Теперь он взвыл и отшатнулся от света, а я влетела в объятия защитника, который, быстро развеяв огненные нити, подтолкнул меня назад, коротко приказав:

— За спину!

С трудом соображая и путаясь не только в направлениях, но и не в силах сообразить, где в этой комнате пол, а где потолок, юркнула туда, куда Эсташ направил, и оказалась за его плечом.

Дезориентированная неожиданным нападением тварь уже выбиралась через проем в зеркальной стене и заползала в комнату. Она оказалась выше роста среднего человека, и у нее вместо ног клубился черный дым, благодаря которому это нечто переползало с места на место, подбираясь ближе к нам. Голова круглая и безглазая, лысая и черная, с провалом раскрытого рта и игольчатыми зубами. Возможно, чудовище нас не видело, но точно чуяло, безошибочно устремившись вперед.

За широкой спиной я чувствовала себя в безопасности. Ощущения надежности и защищенности согрели теплом душу в тот миг, когда мужские руки обхватили меня, забрав боль и страх. Я верила в Эсташа безоговорочно, без тени сомнения. Ждала лишь, чтобы он скорее расправился с черной тварью.

Мужчина вытянул ладони вперед, когда чудовище ринулось на нас, и я не успела разглядеть тот молниеносный символ, что нарисовали руки защитника, зато видела сам знак, как прежде огненные нити плетения, вытащившие меня из зазеркального пространства.

Символ вспыхнул в воздухе, и удара, который должен был последовать за стремительным броском твари, не произошло. Она врезалась в препятствие, точно в огненный барьер, а светящийся узор быстро впитался в туловище напавшего «паука». По ушам ударил такой душераздирающий крик, что его оказалось невозможно выдержать. Я закрыла руками голову, сжимаясь и снова превращаясь в дрожащего зверька, а монстр, напротив, вдруг раздулся, точно шар, и разлетелся клубами черного дыма, заволокшего весь зеркальный зал.

Дым таял, вновь открывая светлое пространство комнаты, а Эсташ обернулся к замершей за его плечом девушке.

— Ах, если бы не вы… — выдохнула она. — Я так испугалась!

Пристально взглянув на дрожащую бледную Мариону, защитник вновь ощутил прежнее напряжение. Простая фраза прозвучала тревожным звоночком для обострившихся рефлексов. Ничего странного в ее испуге не было. Он казался самой естественной реакцией и вполне соотносился с произошедшей ситуацией, полными страха и слез глазами, дрожащим голосом. Страх не мог вызвать подозрений, не наблюдай Эсташ прежде, как эта насмерть перепуганная и трясущаяся сейчас девушка, сидя в полном одиночестве у тела бессознательного защитника, прижимала к груди дубинку, собираясь с ее помощью отбиваться от ловцов и Архъаны. Во время того происшествия у купален тен Лоран ни разу не услышал от нее «я боюсь».

Резко втянув носом воздух, защитник сделал шаг к Марионе, но запаха, который мог подсказать о наличии подселенной сущности, он не ощутил. Рано конечно же, еще рано. Резкий аромат гниения и падали окружит хрупкую фигурку, когда станет слишком поздно. Нужно действовать прямо сейчас, но сперва убедиться, что ему не показалось.

Низшие питались эмоциями, были вечно голодны, но недостаточно умны, чтобы в целях выживания отказаться от еды. В зазеркальной комнате это существо вытягивало энергию через ужас жертвы, воплотившись в настоящее чудовище. А чем оно могло питаться в теле юной симпатичной девушки, оказавшейся наедине с мужчиной?

Действовать предстояло очень быстро и наверняка. Эсташ протянул руку, мягко беря Мариону за запястье, и осторожно притянул к себе. Иная сущность рядом с защитником на уровне инстинктов ощущала опасность. Она могла притворяться, сопротивляться, вытаскивая на поверхность воспоминания жертвы, совершая вполне логичные в конкретной ситуации поступки и надеясь избежать расправы. Однако в безвыходном положении действовала стремительно. И вот этого Эсташ опасался. В отчаянии инородная гадость могла вцепиться щупальцами в человеческий разум и оказать на него необратимое воздействие. Подселенный низший за какие-то мгновения мог свести девушку с ума. Защитнику ничего не оставалось, как переключить ощущения твари на вечно снедающий ее голод.

— У вас руки дрожат, — мягко сказал тен Лоран, поднимая выше узкую ладонь и внимательно следя за реакцией девушки. Когда его губы коснулись подушечки указательного пальца, нежно прочертив невидимую линию сверху вниз к основанию, ему показалось, что напряжение стало отпускать Мариону, однако она не проявила ни тени протеста, смущения или растерянности. В темных глазах промелькнуло удовлетворение и острое удовольствие, когда он слегка прикусил тонкий пальчик зубами.

Медленно, все так же медленно, чтобы не спугнуть, тен Лоран положил руку на ее спину, провел, несильно надавливая, до талии и крепко обхватил, притянув Мариону вплотную. И вновь слишком тесный контакт и всплеск напряжения, который тен Лоран погасил, быстро завладев губами девушки.

Целуя каждый сантиметр этих мягких губ, он более не ощущал чужого страха, зато умело разжигал голод низшего, а сам в тревоге раздумывал, каким образом сознание, покинувшее оболочку монстра, вселилось в девушку. И снова требовалось положиться на свое обоняние, ведь никаких следов на ее коже не оказалось. Исследовать каждый участок тела, найти это что-то, возможно, обломок когтя, впившийся в самое уязвимое место, тонкую иглу с головы чудовища, даже просто проникший под кожу, подобно извивающемуся червяку, волосок. Его выдаст запах. И если Мариона не помешает, он найдет.

Она в этот миг положила руки на его плечи, крепко прижалась всем телом. Раскрыла губы, отвечая, запустила тонкие пальцы в его волосы. Мариона откликалась и действовала, как юная неискушенная девушка, но интуиция защитника буквально кричала, что это обман.

Тен Лоран оторвался от зацелованного порозовевшего ротика и, так же неторопливо проводя губами вдоль самых чувствительных участков, стал спускаться ниже. Коснулся изящного ушка, шеи с пульсировавшим под бархатистой кожей рисунком голубоватых вен, провел языком вдоль горла, чувствуя, как дрожь накрывает стиснутое в объятиях хрупкое тело, дошел до ключицы… и вот здесь что-то ощутил. Почти неуловимый запах, чужой, инородный, не похожий на нежный аромат ее кожи. Где-то здесь, чуть левее.

Мариона резко выгнулась в его объятиях. Она почувствовала. В глазах плескался голод, но его начинал вытеснять страх. Личико исказилось в недовольной гримаске. «Мне больно, — заявила она, — отпустите». Боли защитник не причинял, лишь подобрался к отраве, благодаря которой низший контролировал тело девушки, введя сознание жертвы в транс.

Существо напротив еще сомневалось — оказался ли враг так близко намеренно, или все дело в плотском желании. Видимо, об этом желании подсказали воспоминания о другом поцелуе, извлеченные из памяти Марионы. И в темном теперь боролись страх, стремление выжить и жажда поглотить эмоции защитника.

Светлые воины могли стать отличной пищей, настоящим деликатесом. Это люди полагали, будто защитникам не дано чувствовать, а на деле они ощущали гораздо глубже и сильнее обычного человека, и существо об этом знало. Насыщенные, окрашенные невероятными оттенками вкусные эмоции — это была поистине желанная добыча. И голод победил. Низшее создание, облизнув в предвкушении губы, пустило в ход то, чем в совершенстве владело, — воздействие на чувства.

Волна удушающих эмоций — чувственное искушение, изматывающее желание, острый соблазн — ударилась в крепкую защиту, обволокла тело Эсташа, ища себе дорогу, уязвимое место в невидимой броне. Улыбка, скользнувшая по пухлым губкам, призывный взгляд, проворные пальчики, расстегивавшие верхние пуговки ученического платья. Открытая шея и запрокинутая головка с полуприкрытыми веками, темные ресницы, бросающие тени на щеки. Нежные руки, обхватившие покатые плечи, огладившие шелковистую кожу и спустившие ниже скользнувшую по телу ткань. Быстро, решительно, до самых бедер.

Выдержка защитников была их спасением, они умели противостоять любым искушениям. Отточенные веками реакции срабатывали мгновенно против подобных воздействий, и заслон, ограждающий от пагубного влияния, окружал невидимой стеной. Но в этой ситуации защита Эсташа могла погубить девушку, которую он продолжал обнимать. Не почувствовав отклика, не ощутив желанного накала страстей, низшее создание догадалось бы о ловушке.

Преодолевая сопротивление собственной натуры и бьющего в тревожный колокол сознания, он рассеял защиту. И его проняло. Пошатнуло и пустило отраву в кровь. Эсташ ощутил под пальцами белые плечи, хрупкие ключицы, прикрытые дорогим бельем полушария высоких грудей, тонкую талию и скульптурно округлый живот. Шелковые ленты, удерживающие волосы, оказались сорваны, чтобы вместо них вплести в каштановую гущину собственные пальцы. Ощущения, столь похожие на наваждение и дурман от приворотного зелья, накрыли с головой, а темная тварь довольно вкушала свою пищу, расслабившись и не ожидая удара.

Борясь с самим собой, с темным вожделением, Эсташ действовал стремительно, иначе бы он попросту не успел. Прижав к себе так крепко, что девушке пришлось прогнуться назад, он стиснул в горсти распущенные волосы, запрокинул хорошенькую головку и припал губами к ключице, безошибочно отыскав тот крошечный участок с отталкивающим запахом. Ощутив языком чуть выступающий под кожей твердый обломок, тен Лоран сжал зубы, зацепил и резко вытащил отравленный осколок из тела Марионы.

Она закричала громко, пронзительно, дернулась, все еще сжатая его руками, и медленно осела, повиснув как отпущенная кукловодом марионетка. Глаза закрылись, голова запрокинулась, и длинные волосы коснулись пушистыми кончиками каменных плит. А его пальцы дрожали все сильнее и сильнее, пока он опускал ее на пол, удерживая за талию одной рукой, а вторую сжимал в кулак, призвав магический огонь, в мгновение ока спаливший крошечный осколок. Тот обратился прахом низшего существа, и дело было сделано, но чувства, отпущенные на свободу, не желали утихать. Они только набирали силу. И самым острым стал момент, когда пришлось склониться к девушке, чтобы коснуться языком крохотной ранки, залечивая, убирая остатки отравы.

До неотвратимо растущей головной боли, до зубовного скрежета тяжело было опять отстраниться и, выравнивая дыхание, не концентрируя взгляд на искушающих плавных линиях привлекательного тела, искать глазами только следы ран или других повреждений. И с радостью обнаружить несколько порезов от длинных когтей, скрытых прежде одеждой, к которым снова припал губами, ласково, почти смакуя, залечивая не мучительным для человека огнем, а своими прикосновениями.

Эсташ заставил себя отшатнуться так стремительно, что это движение походило на резкий взмах острого клинка. Клинка, способного одним движением рассечь невидимую протянувшуюся к распростертому телу девушки нить иссушающего влечения. Его собственные пальцы стали непослушными и неловкими, пока натягивали обратно на ее плечи форменное платье, а он сам следил за этими попытками сквозь полуприкрытые веки, пытаясь застегнуть десяток крохотных пуговиц.

Все!

Закрыл, спрятал от собственных глаз и, отстранившись, резко отвернулся. Откинул голову на стену, ища спасения в холоде векового камня и пытаясь выстроить новую защиту от чувств.

Не выходило! Он очень хорошо справлялся с этим прежде, но сейчас…

Не выходило. Щит не призывался, не выстраивался вокруг крепкими нерушимыми ячейками, как если бы защитник пустил отраву, открыв при этом выход иным ощущениям, и, смешавшись, оба потока снесли напрочь остатки крепкой брони.

Беззащитная, уязвимая, хрупкая…

Что может быть хуже, привлекательнее и непреодолимее для того, кто призван защищать?

Румянец медленно возвращался на бледное личико, в тишине пустого коридора прозвучал судорожный вздох, девушка вздрогнула и открыла глаза. Она резко села, пожалуй, даже слишком резко, и новая бледность, разлившаяся по щекам, говорила о внезапном головокружении.

— Кто это, что за чудовище?!

После подобной фразы последние сомнения улетучились. Она точно избавилась от одержимости. Встречаясь с ужасной ситуацией, Мариона в первую очередь пыталась разобраться, с чем именно столкнулась. Так было возле купален и так она отреагировала сейчас.

— Эсташ! — Страх и отчаяние, накатившие вместе с воспоминаниями, сконцентрировались в одном звуке его имени, которое она произнесла, забывшись и начисто проигнорировав привычное обращение «арис Лоран». А ему хотелось шипеть от боли, причиняемой клокотавшими в душе чувствами.

Мариона протянула к нему руки, словно умоляя обнять. Беспомощность и безмолвная просьба о заступничестве. Вызванные к жизни, не сдерживаемые отныне щитом, инстинкты защитника в ту же секунду взвыли в душе, взбунтовались, царапая грудь изнутри.

Это было слишком для его выдержки, как если бы в ране проворачивали нож. Она потянулась к нему, а он отшатнулся. Оттолкнувшись от иола рукой, стремительно поднялся, отступая еще дальше, прочерчивая это расстояние невидимой стеной между ними.

Приворот был лучше, намного лучше! Он был легче и сгорел сам, а это приходилось пропускать через себя. Одни оголенные нервы и инстинкты, эмоции, в два раза сильнее человеческих чувств — все то, что почти не поддавалось контролю.

Девушка тоже поднялась. Видя реакцию на свой непроизвольный порыв, непроницаемое выражение его лица, ощутив холодность в ответ, она испытала стыд и смущение. А потом пришли прочие воспоминания. Мариона вдруг подняла ладонь и коснулась губ, невольно привлекая к ним его внимание. Она сейчас не знала причин и забыла об одержимости, но хорошо помнила действия.

— Вы меня целовали, — почти обвиняя, прошептала она и подняла сверкающий взгляд на Эсташа. — Сами!

Нежные щеки заалели, речь обрела большую бессвязность.

— И прикасались так… — Мариона сбилась, запнулась, припомнив и собственное поведение, но не умея объяснить этой перемены в себе, видимо, отнесла ее на счет его действий и вызванной ими реакции. Чуть громче, на выдохе она закончила: — А теперь вдруг…

Наверное, ей хотелось сказать о его гордыне, о неожиданной презрительности и холодности или нелогичности поступков, но обсуждать произошедшее сейчас, пока из последних сил сдерживался, оказалось невозможно. И когда девушка в гневе на себя, на него сделала несколько шагов навстречу, сократив расстояние, собираясь добиться хоть каких-то объяснений, он вытянул руку, легонько коснувшись кончиками пальцев ее лба, и неслышно прошептал: «Забудь».

Она застыла, взгляд вновь стал растерянным, рассредоточился на мгновение. Мариона беспомощно огляделась по сторонам, увидела зеркала и вздрогнула. Теперь она помнила все, кроме тех злосчастных поцелуев. Обхватила себя за плечи руками, стараясь подавить непрошеную дрожь, не отходя и не приближаясь. Эсташ тоже более не отступал, а сердце начало обратный отсчет, отбивая мгновения до того, как он окончательно сорвется: «Девять, восемь, семь… три, два…»

Звук торопливых шагов эхом донесся из-за распахнутой настежь двери.

— Мариона! Эсташ! — Олайош держался за сердце и задыхался после быстрого бега. — Я сделал, как ты сказал… ученики в безопасности. Примчался сразу же.

Защитник прикрыл глаза, искренне благодаря друга за своевременное появление. Только присутствие Аллара могло сдержать в миг, когда напуганная неожиданным звуком Мариона вновь качнулась к нему и вцепилась в рукав.

Пожалуй, слишком резко он оторвал тонкие пальцы от белой манжеты и чересчур решительно отвернулся сам, бросив старому другу: «Позаботься о ней». Более не соблюдая прочих бессмысленных сейчас норм и правил, Эсташ покинул зал, собираясь осмотреть каждый уголок огромного поместья.

Мариона смотрела ему вслед, с трудом сдерживая слезы, но одна непослушная капелька все же скатилась из-под ресниц.

— Маришка! — Олайош крепко обнял меня и прижал к себе.

Я уткнулась носом в учительский сюртук, и все чувства, что старательно сдерживала это время, разом прорвали плотину моей слабенькой выдержки. Я разревелась, более того, вместе со слезами выплескивались слова и сумбурные объяснения.

— Просто хотела, чтобы он меня разочек обнял, — рыдала в воротник замечательного наставника, который молча гладил меня по голове. — Потому что с ним удивительно хорошо и спокойно рядом, а мне было так страшно.

— Защитники, — совершенно серьезно ответил Аллар, даже не выказав ни единого упрека моему поведению, — они приносят с собой все лучшее, Маришка. А тебе пришлось тяжело. Ты столкнулась с низшим существом, способным вытаскивать на поверхность худшие чувства и опустошать человека.

— Он ушел, потому что злится! — со всхлипами продолжала я объяснять, совершенно промочив на груди Олайоша белую сорочку. — И теперь вообще меня возненавидит.

— Ну что ты, — с улыбкой в голосе ответил Аллар и, взяв меня за плечи, немного отстранил.

— Он с трудом выносит мое присутствие, потому что предупреждал, а я не послушалась и опять оказалась в жуткой ситуации. Ему снова пришлось выручать. Эсташ видеть меня не захочет.

— Что ты такое выдумываешь, Маришка? С чего ему злиться?

— А вдруг он решил, что я специально?

— Что специально? Попадаешь в такие ситуации?

— Многие девушки в нашем классе считают, что если воздействовать на инстинкт защитника, то можно привлечь к себе внимание ариса Лорана, но я не стремилась к этому, честное слово.

— Маришка… — Олайош сжал мои пальцы и, понизив голос, пытаясь успокоить, продолжал неторопливо: — Поверь, невозможно нарочно вызвать к жизни инстинкт защитника. Это совершенные механизмы, неподвластные контролю. Обман будет раскрыт сразу же, потому Эсташ точно знает, что ты не специально. Он не злится на тебя, его беспокоит ситуация в целом, а вот я точно встревожен твоим, назовем его, невезением. Если в случае с купальнями мне все понятно, то как ты умудрилась оказаться сегодня здесь?

— Я воспользовалась иллюзией.

Аллар вытащил платок, чей отглаженный уголочек выглядывал из его нагрудного кармана, и протянул мне. Вытерев слезы, поняла, что могу говорить не всхлипывая.

— Очень хотела попасть на эту экскурсию, арис Аллар, и когда Эстель меня ее лишила, договорилась с подругой, надела кулон и прошла ворота.

Олайош покачал головой, но промолчал.

— А в комнате я совершенно случайно оказалась, даже сама не поняла сразу. Девчонки столпились у дверей, меня ненароком толкнули, и я спиной уперлась в зеркало, а потом вдруг провалилась в темноту. Из этой комнаты видела все, что происходило снаружи, но меня никто не видел и не слышал. А еще от зеркала отделилась другая я, под иллюзией, и пошла вместе со всеми.

— Эх, — качнул головой Аллар и ободряюще сжал мое плечо, — низший забавлялся, доводил тебя до отчаяния и провоцировал страх, позволив видеть, как остальные уходят. А вторая ты — это осязаемая иллюзия. Уверен, с уничтожением твари и она уже растаяла. Где этот кулон сейчас?

Я схватилась за шею, но не нашла цепочки.

— Когда это существо ранило меня, — при воспоминаниях снова пробирала дрожь и опять мечталось об объятиях защитника, — казалось, что его когти порвали горло, но здесь и царапины нет, а кулон, наверное, остался там, за зеркалами.

— Боль, что ты ощутила, причинил тебе осколок его когтя. Низшие в целях выживания всегда ранят жертву, однако увидеть раны постороннему почти невозможно. А кулон следует найти. Скорее всего, на аэростате сейчас переполох, мне нужно поскорее вернуть тебя преподавательницам.

Посмотрев на зеркальную стену, я с ужасом представила, что придется вернуться в ту темноту.

— Я схожу сам, — правильно понял мой безмолвный испуг Олайош, — хотя здесь уже все чисто. Если Эсташ ушел, значит, тварь уничтожена. Защитники их не оставляют в живых.

— Как он смог поселиться там и никто не заметил?

— Сложный вопрос. Когда эти существа не активны, находятся в спячке, их при обычной проверке очень тяжело отыскать. Ты его разбудила. Еще, похоже, он сильно оголодал, раз мучил тебя до последнего, пока не ощутил, что перестала бояться.

Заметив мою дрожь, Олайош замолчал, быстрым шагом дошел до зеркал и через открытый проем проник внутрь. Обратно он вернулся две минуты спустя, не заставив меня ждать дольше. И хотя я понимала, что комната точно пуста, однако все равно нервничала и боялась.

— Вот твой кулон, Маришка. Надевай поскорее и бежим к энгельферу. Объяснение мы придумаем. В конце концов, спишем на особенность зеркальной комнаты. Расскажем, что некоторых учеников здесь подменяют фальшивые иллюзии, которые быстро испаряются. Обратим все в шутку, и тебя не накажут.

Аллар крепко взял меня за руку и повел за собой к выходу.

Уже перед самыми воротами, когда мы миновали удивленного охранника, я повторила учителю ранее сказанные слова.

— Я правда не нарочно. Я совсем этого не хотела.

— Маришка, конечно, ты не нарочно. — Олайош остановился на тропинке, ведущей к зависшему над взлетным полем аэростату, и улыбнулся. — Да разве можно захотеть оказаться в ситуациях, которые не только обычного человека в ужас приведут, но и пробудят инстинкт защитника. Такого и врагу не пожелаешь.

От этих слов Олайоша екнуло в груди. Его фраза напомнила о чем-то, только мысль никак не могла оформиться и в конце концов упорхнула, спугнутая последующей фразой:

— Да и, умей ты исполнять желания, Маришка, даже такие бредовые, не то что Эсташ, я бы тебя подальше увез, под замок посадил и стерег день и ночь.

— Почему? — Я была очень удивлена этим заявлением.

— Потому что тогда ты оказалась бы одной из них.

— Одной из кого?

— Одной из тех, кто призвал в мир защитников. Их называли жрицами.