Раскаленный воздух обжигал легкие. Стоило выйти из аэростата, как накатила дурнота. Здесь было так душно и жарко, как не под силу описать ни одной брошюре о пустынных землях Кенигхэма.

Я мигом укутала тонким шарфом голову, оставив открытыми только глаза, и вгляделась внимательней в путеводитель, в котором были отмечены основные пункты, где в пустынях проживали люди. Случайно услышанный разговор между мужем и его братом все для меня решил. Я задумала перебраться сюда, чтобы Эсташу не пришлось из-за меня бросать любимое дело и всех людей, кто от него зависел. Сейчас мне требовалось преодолеть последний отрезок пути и доехать до небольшого оазиса под названием Альберга. Желание благополучно добраться до Эсташа было загадано, а значит, ничто не могло помешать.

— То есть ты закончила курсы медсестер и решила направиться не куда-нибудь, а в пустыни? И это после Кенигхэмской гимназии, которую, судя по этим записям, ты не окончила?

— У нас возможна заочная форма обучения, главное вовремя сдавать экзамены, — отчитывалась я перед строгой женщиной в форме старшей медсестры. Она выглядела такой суровой и была столь требовательной, что возникло чувство, будто меня вот-вот отправят обратно, откуда приехала. Это притом, что в пустыни брали всех, способных справиться с волонтерской работой, а мой сертификат об окончании курсов и вовсе ценился на вес золота.

С первого дня, как вернулась к учебе, я отправилась в наш лазарет и долго умоляла дону врача взять меня в ученицы, но никому о том не говорить. Жрицы не имели возможности влиять на чувства людей, я в этом давно убедилась, однако мы могли создавать определенные ситуации, вызывающие те или иные реакции. Просчитывать наперед последствия желания всегда оказывалось нелегко, поэтому я прибегала к своему дару в крайних случаях. В этот раз достало одного упорства, чтобы через три дня уговоров все-таки сломить сопротивление почтенной доны. Она взяла меня в ученицы, и очень непросто было совмещать дежурства в лазарете (дона решила, что все лучше и быстрее усваивается на практике) и учебу, но я знала, ради чего это делаю. Точнее, ради кого.

Недостаточно просто быть женой Эсташа, усвоив правила, принятые в высшем обществе, ведь воспитание являлось частью его натуры, а призвание — частью души. Я хотела разделить с ним именно призвание и не просто ждать дома, когда муж вернется с очередного вызова, а помогать по мере сил.

— Послушай, много я вас перевидала с момента, как в Альбергу приехал энсгар тен Лоран. Только долго здесь ни одна изнеженная фифа не выдерживает, хоть есть у вас сертификат об окончании курсов, хоть вы волонтерками называетесь. Энсгар наш женат, заруби себе на носу, и никто из шибко активных прелестниц здесь в охмурении не преуспел и не преуспеет. Это такой человек, что… а толку тебе объяснять! Всем вам говоришь, а доходить не доходит. Но раз уж приехала, отлынивать не дам. Пускай одна польза от вас — лишние руки в Альберге, в отличие от прочих мест, никогда не лишние. Вещи где?

Я указала на небольшую сумку.

— Бери и отправляйся в общую палатку, номер твоей койки будет…

— Бене Алиста! — В просторный шатер, выполнявший роль приемного покоя, вбежал человек в белой просторной рубахе и таких же штанах. Одежда всех жителей пустынь была очень похожа, мне тоже вручили шаровары и рубашку из ткани, напоминавшей сложенную в несколько слоев марлю.

— Привезли пострадавших. Две операции одновременно. Проводят энсгар тен Лоран и энит Бариор. Нужно ассистировать.

— Отлично! — Строгая женщина кинула на меня сурово-удовлетворенный взгляд. — Вот у нас новая ассистентка с сертификатом.

С доной врачом мне приходилось наблюдать за фантомными операциями, выглядевшими очень натуралистично. Вот только в процессе не сражала наповал удушливая жара, приправленная запахом пота и гноящихся ран. На операционных столах в белоснежном шатре лежали два человека с жуткими ранами, один бледный и молчаливый, второй громко стонал. Я быстро закрыла рот специальной повязкой, борясь с дурнотой и по-новому оценив прощальный взгляд бене Алисты. Вот уж кто точно был уверен, что я и минуты в этом шатре не продержусь, мигом выскочу наружу, когда начнет выворачивать наизнанку. Но сглотнув и крепко затянув на затылке завязки, я активировала голубой полупрозрачный шар, в котором засветились хирургические инструменты.

Полог шатра откинулся, и внутрь стремительно вошли два человека, а мне пришлось отвернуться. Схватив со стола тонкие перчатки, принялась быстро их натягивать, хотя в мою сторону вошедшие даже не посмотрели. Мужчины сразу направились к пострадавшим.

— Заключение? — спросил человек пониже ростом, а мужчина, приведший меня в шатер, протянул ему тонкую белую дощечку.

Эсташ вопросов не задавал, ни одного, просто положил на лоб молчавшего раненого ладонь. Кажется, он безошибочно определил того из двоих, кто с каждым мигом дышал все слабее.

— Эй, не мешкай! — окликнул меня прежний сопровождающий, видимо выполнявший во время операции обязанности помощника или такого же ассистента, как я. — Халаты!

Я мигом бросилась надевать на второго врача белоснежный халат с завязками позади, старательно держась подальше от Эсташа. Энсгар же по-прежнему меня не замечал, слишком озабоченный состоянием больного. Ему облачиться помог второй ассистент.

Всю эту ситуацию я представляла себе несколько иначе. Думала, приеду тихонько, обустроюсь сперва, а после поймаю момент, чтобы поговорить с мужем. Или еще лучше, подкину ему в шатер записку, а когда первая волна гнева схлынет, сможем все обсудить. Не думала, что придется бросаться с места в карьер.

— Сними, — указал на простыню, закрывавшую второго больного, мужчина-помощник, и я бросилась выполнять указание, а стащив с обнаженного тела простыню, сдавленно охнула и испуганно посмотрела на энсгара.

Лицо Эсташа уже закрывала белая повязка, и на руки энсгар натягивал хирургические перчатки, но он мгновенно вскинул голову и наши взгляды встретились. Меня словно опалило от самых кончиков пальцев, и волна огня хлынула в голову. На миг задохнулась и даже отступила на шаг, а пальцы мелко задрожали. Я бы тоже сразу узнала его, хоть все лицо закрой повязкой, а на глаза натяни укрывшую волосы косынку. Да о чем говорить, если он догадался по моему дыханию, отреагировав даже не на стон, на его подобие.

Защитник промолчал, отвернулся и сделал непонятный для меня знак помощнику, а тот кинулся к стерилизационному шару, попутно бросив мне: «Инструменты!»

И операция началась.

Из шатра я буквально выползла, жадно хватая ртом воздух и утирая сдернутой со рта повязкой лоб. Все прошло удачно и удачно закончилось, а у меня к концу иссякли почти все силы. Как только Эсташ, держа руки на отлете, направился к умывальнику, а помощник помчался избавляться от использованных материалов, я вывалилась за порог шатра, твердя себе, что справилась и что дальше тоже буду справляться. Главное, оба пациента были живы и теперь им оставалось только выздороветь.

Я перевела взгляд с песчаной почвы под ногами вдаль и увидела, как неподалеку только что приземлилась летучая ладья, намного меньше аэростата. Из нее уже выходили люди. В городке вдруг стало удивительно многолюдно, и я догадалась, что прилетели те самые первооткрыватели, жители Альберги.

От созерцания выходивших из ладьи мужчин и женщин отвлекла крепкая хватка длинных пальцев, взявших меня за локоть. Повернуться к вышедшему из шатра Эсташу я так и не рискнула.

— Прошу в приемный шатер, — необычайно вежливо пригласил защитник. Выпустил мой локоть и сам зашагал впереди, не оборачиваясь.

Я поспешила за ним, то и дело спотыкаясь на ровной в общем-то дорожке.

Удивительно, но даже на самом роскошном светском приеме, когда все кругом буквально преклонялись перед моим мужем и его родными, я не ощущала того отношения, что почувствовала сейчас. Встречные люди не просто отступали с дороги, пропуская решительно направляющегося в знакомый шатер защитника, они демонстрировали неприкрытое восхищение и глубокое уважение. Подобные чувства невозможно сыграть. Они проявляют себя во взглядах, приветствиях, в каждом движении, они искренни и без тени притворства. Преклонение перед энсгаром здесь было совершенно иного рода.

Мы вошли в шатер, также забитый людьми. Одни переговаривались, другие заполняли какие-то бумаги. И снова звуки стали тише, когда все обернулись к дверям и дружно приветствовали Эсташа. Он рассеянно кивал, целенаправленно продвигаясь к той стойке, за которой замерла растерявшая всю строгость бене Алиста.

— Доброго вечера.

«А ведь уже и правда вечер», — дошло до меня.

— Документы на новую ассистентку, пожалуйста.

Бросив на меня быстрый взгляд, в котором почудилось осуждение (видимо, нечасто энсгар лично приходил уточнять насчет новых помощниц), бене протянула документы. Думаю, она задавалась вопросом, как же я должна была напортачить во время операции, чтобы случилось подобное чудо.

— Энсгар! — За стойку проскочила, потеснив Алисту, высокая и стройная молодая женщина. Одежда на ней была традиционная, а вот взгляд на Эсташа мне совсем не понравился. Какой-то едва ли не собственнический. Острый и внимательный. На ум вдруг пришло сравнение с арканом, с помощью которого хотят поймать сильного и красивого зверя. — Как прошла операция?

— Хорошо, благодарю, оснэ Тьена, — отозвался Эсташ, даже не оторвавшись от бумаг.

Женщина недовольно поджала губы, а обращение защитника подсказало, что это, видимо, одна из представительниц высшего общества. На меня светская хищница, непонятно каким ветром занесенная в пустыни, даже не взглянула.

— Курсы медицинской сестры? — поднял брови Эсташ.

— Других на должность ассистентки вы не велели принимать, — немного растерянно отозвалась бене.

— Не велел, — медленно проговорил супруг, а я не знала, куда глаза девать.

Может, напрасно не рассказала ему о своей задумке? А с другой стороны, пустил бы он меня в пустыни в таком случае? Скорее, устроил где-то в столичном госпитале, в котором побезопаснее. Но ведь я рвалась помогать именно ему.

— В бумагах ошибка, бене Алиста.

— Где? — Женщина извлекла из нагрудного кармана очки и водрузила на нос, внимательно вчитываясь в мою характеристику. Я вовсю кусала губы и мечтала исчезнуть из шатра. Все, кто находился внутри, уже невольно прислушивались к разговору. Им явно было интересно, чем новенькая вызвала недовольство хладнокровного и невозмутимого энсгара. Каким Эсташ проявлял себя с другими людьми, я знала лучше прочих.

— Мариона Эста… — буквально по слогам прочла бене.

— Именно здесь.

— Буквой, что ли, ошиблась?

Я сцепила пальцы за спиной и покаянно опустила голову. Еще одна маленькая хитрость, чтобы меня не завернули на полдороге. То, что в оазисе Альберга все слушались воли энсгара, стало кристально ясно и мне. Вон как напряглись окружающие, стоило ему недовольно нахмурить брови, даже заговорить громче шепота боялись.

— В фамилии, бене.

— Что, не Эста? Оста, Эсна?

— Мариона тен Лоран, будьте добры исправить.

— А!.. — Бене потеряла дар речи, а кругом стало так тихо, что слышно было, как за стеной шатра прожужжала муха.

— Где ее вещи? — Самым невозмутимым из всех по-прежнему оставался Эсташ. Люди пораженно молчали, у меня полыхало лицо.

Женщина растерянно повела глазами в тот угол, где так и осталась лежать моя сумка. Ни слова не говоря, энсгар подошел туда, вскинул сумку на плечо и, откинув полог шатра, обернулся ко мне.

Клянусь, под этим спокойным и невозмутимым взглядом мне очень хотелось попятиться и жалобно прошептать: «Я нечаянно, я больше так не буду».

— Прошу прощения, энсгар, — отмерла в этот миг бене, — как правильно оформить? Мне нужно указать степень родства и изменить отведенное место. Кхм, кузина, я так понимаю? И как лучше, отдельная зона в общем шатре или отдельный шатер…

— Жена, — отрезал Эсташ, отчего кто-то рядом со мной, кажется, поперхнулся, а позади — закашлялся. — Место в моем шатре, бене.

Меня вдруг неудержимо толкнуло к двери, сильные пальцы сомкнулись на запястье и вытащили наружу.

Я смотрела на белый потолок, на такие же белые стены, на покрытый ковром земляной пол, простую деревянную лежанку с войлочной накидкой, в общем, пыталась сосредоточить внимание на всем, кроме Эсташа. Однако, несмотря на все усилия, непокорный взгляд то и дело соскальзывал к мужчине. Закатав рукава светлой рубашки, супруг сперва тщательно вымыл руки, а затем плеснул прямо на голову воды из кувшина и тряхнул мокрыми волосами. Когда защитник потянулся к полотенцу, я поняла, что отсрочка закончилась. Ноги подкосились, я плюхнулась на лежанку, а когда Эсташ обернулся, судорожно прижала к груди подушку.

В следующий миг подушка пискнула, я взвизгнула и отшвырнула прочь зашевелившийся пушистый комок. У лилового шарика вдруг выросли палочки-ножки, и он с обиженным писком, размахивая палочками-ручками, помчался в сторону моего мужа и всеми четырьмя конечностями вцепился в его ногу.

— Это лопус? — У меня от удивления даже голос прорезался. — Ты все-таки его не выгнал?

Чего было больше в моем голосе, изумления или затаенной надежды, что меня тоже не погонят прочь, раз лиловый шарик умудрился прочно обосноваться в шатре защитника?

Эсташ демонстративно скрестил на груди руки и очень выразительно изогнул бровь. Лопус, видимо обладавший отличным чутьем на эмоции хозяина шатра, оттого и продержавшийся рядом с ним столь долгое время, вдруг расцепил палочки и быстро засеменил в сторону выхода. Буквально за минуту он скрылся с моих глаз, только колыхнулся вослед белый полог. Может, и мне удрать, пока не поздно?

Взглянула на двинувшегося в мою сторону Эсташа и уяснила, что поздно.

Он понимал, сейчас именно тот момент, когда вернее всего будет объяснить своей отчаянной жене, что такое жизнь и работа в пустынях. Какие люди выживают в подобных условиях, какие монстры прячутся за песчаными барханами, выползая в ночи. Смотрел на повинно опустившуюся темноволосую головку, ощущал, что тревога вновь скручивается внутри в тугую спираль, и как всегда чувствовал свою Мэйэлит. Он как никто другой понимал, что заставило ее приехать, оставив позади спокойную, богатую и комфортную жизнь.

Узнала все-таки и промолчала. Не просто приехала, но умудрилась прежде хорошо подготовиться.

Да, сейчас ему следовало начать с совершенно иных слов, но огонь, вновь ощутивший совсем близко свою жрицу, уже плясал на кончиках пальцев. Неподконтрольный доводам рассудка, в своей бешеной страсти сжигавший все разумные аргументы и слова, он прокатывался от подушечек к ладоням. Даже когда умывался ледяной водой, всегда сохранявшей в кувшине нужную температуру, Эсташ лишь усилием воли мог побороть невероятное желание поймать и укрыть ее в своих объятиях, зацеловать до головокружения, до потери разума. И уже когда пальцы сомкнулись на хрупких плечах, а Мариша вскинула голову, готовясь принять наказание за свой поступок, он смог сказать лишь: «Я скучал».

Она ужасно удивилась, не до конца поверив тому, что не ослышалась, а он обхватил ладонями нежные скулы, ласково погладив большими пальцами бархатистую кожу, и наконец дал выход чувствам, накрыв дрогнувшие губы своими и сам потерявшись в горячем, выжигающем дотла поцелуе.