Пробуждение вышло ранним, и очнуться довелось на ковре гостиной в объятиях обнаженного и безумно разгневанного императора. Догадаться, что я не торопилась расколдовывать его, оказалось нетрудно. Однако, обратившись, владыка не спешил будить, он терпеливо ждал, пока сама раскрою глаза, сонно потянусь и положу руку на... плечо, гладкое, мускулистое и без признаков шерсти.

- Ох!

Я рванулась в сторону, но «убежала» недалеко. Буквально на метр к краю ковра и на полметра обратно, точно к середине.

- Так значит? - Кериас гневно смотрел на мое побелевшее лицо, заключив меня в капкан рук.

- Прости... те, - использовала абсолютно бессмысленное в данной ситуации слово.

- Заслужишь, - выдал разгневанный повелитель.

- Чт-то?

- Прощение!

Легкое шелковое платье с кружевной вставкой на груди разошлось по швам. Упало на пол, угодив под ноги владыке, когда Кериас, крепко прижал меня к себе и понес в спальню.

Я металась на широкой кровати, стремилась вырваться, но мужские руки держали крепко, пыталась ускользнуть от его губ, но они оказывались повсюду, обрывали новое движение на полпути, предотвращая бессмысленные попытки сбежать.

- Отпустите, - из-под дрожащих ресниц выкатилась первая слезинка, прочертила дорожку по щеке до шеи, где он остановил ее, поймав соленую каплю языком, - пожалуйста.

Мне не было больно, но стыд обжигал кожу, а сознание того, что это, по сути, наказание, жгло душу. Но разве после всего я ожидала особой трепетности? Неужели надеялась, будто от этих слишком личных прикосновений у него тоже перехватит дыхание? Разве и правда верила, что трепет и томление, более подходящие неопытным девушкам вроде меня, не позволят ему исследовать мое тело с требовательной циничностью? Чего я хотела?

Он отпустил. Не сразу, а лишь когда собрал губами все слезы и каждый сантиметр моей обнаженной кожи выплатил собой долг, заменив тем словесные извинения, и когда мир для меня перестал быть единым целым.

Я тяжело приходила в себя, медленно возвращалась в сознание, составляя его обратно из разрозненных частей, чтобы в итоге увидеть широкую спину одевающегося императора. Он почти в точности повторил для меня ту ночь, когда впервые осмелилась угрожать, что выпью его жизнь, а затем отстранился. Оставил задыхаться на кровати, накинул на плечи халат и ушел не оборачиваясь.

Я плакала. Сидела, обхватив руками голые колени и уткнувшись в них лбом. Дверь, скрипнув, отворилась, и я вздрогнула, быстро вскинула голову и увидела на пороге императорской спальни черноволосую кошку. Она прижимала к груди пузатый графин из темного стекла и настороженно смотрела на меня. Лицо ее вновь казалось старше, испещренное тревожными морщинками.

- Он велел, - начала она, - чай принести, успокоительный. Выпьешь?

Хотела покачать головой и попросить оставить меня в покое, но надолго бы все равно не оставили. Я - лекарство, а оно императору необходимо. Откажет себе в нескольких приемах, зато потом скрутит сильнее, еще болезненней, и придется вернуться к проверенному средству вновь.

Брюнетка приблизилась к кровати и протянула графин. Я взяла, машинально поднесла ко рту, отпила и закашлялась, сразу же вспомнив отца и его средство против душевных расстройств, рекомендованное хозяином гостиницы. В ответ на мой изумленный взгляд магиня пожала плечами.

- Самый крепкий «чай» из императорских погребов.

Она, словно в смятении, поспешно отвернулась и присела на край постели, устроившись вполоборота. Голос звучал непривычно тихо и неуверенно.

- Я подумала, ничто другое не поможет. Ведь он...

Брюнетка прервалась, а я в изумлении заметила, как печально поникли ее плечи.

- Ведь он взял тебя силой, - на тяжелом выдохе закончила она и прикрыла глаза ладонью.

Я даже растерялась, но не от ее выводов, а оттого что Эвелин как будто переживала за меня. Быть такого не может!

- Не брал, - ответила, наблюдая, как недоуменно хмурится красивое лицо, - он продемонстрировал, какого отношения достойна. Целью было наказать или, его словами, заслужить прощение.

Мне казалось, я произнесла это спокойно, а вовсе не истерично. Брюнетка же резко развернулась, схватила меня за руки и развела их в стороны. Игнорируя мою наготу, внимательно оглядела отметины жадных губ на бледной коже и как-то облегченно выдохнула.

- Слава высшим силам! Я решила, если сын опустился до насилия...

Эвелин снова замолчала. Значит, переживания были не обо мне, а, скорее, о моральном облике повелителя.

- Не все ли вам равно? Вы собирались меня убить, так какая разница, что он со мной сделает? Я ведь заслужила любое наказание и сама во всем виновата, ведь так?

- Есть разница! - Эви ухватилась за графин, который я не пожелала выпускать, и вытянула из моих рук силой. Отхлебнула из горлышка, перевела дыхание и закончила, - я тоже женщина, и так нельзя поступать. Нельзя никогда. Потому что он мужчина и он сильнее, а ещё ты, по сути, ребенок.

- Отдайте, - я снова потянулась к графину доже припала к горлышку и вообще замолчала на несколько минут.

- Доведете вы меня, - с грустью произнесла Эвелин, - рада, что он не перешел черты, но Крис сделал тебе больно?

- Не тут больно, - я помахала перед собой открытой ладонью, обозначая, собственно, тело, - а тут, - прижала кулак в районе сердца.

- Тут мне давно больно.

Кошка протянула покрывало, и я закуталась по самую шею, укрыв уже немного озябшее тело.

Странно, что решилась на откровенность с ней, наверное, это «успокоительный чай» развязал язык. Из-за него и предметы в комнате потеряли свою четкость, а щеки намокли.

- Я пришла сюда за его прощением, но он не смог простить. Когда пытаюсь с ним объясниться, каждый раз не выходит. У него манера такая: то вдруг добавит что-то, то на середине речи задаст вопрос или сделает какое-то заключение, и я сбиваюсь, а в итоге моя речь звучит иначе. И как будто собиралась рассказать по-другому, но все уже рассказано. Я молчала потом, чтобы не злить, не провоцировать и не мешать его трансформации. А он снова вышел из себя и обратился в барса!

Он верно считает, я жду проявления Вернона, но не оттого, что стремлюсь быть со стражем, это невозможно, и я уже смирилась с потерей. Я хотела от него только воспоминаний, чтобы Кериас ощутил, каково находиться под влиянием граней, тогда он сможет понять.

Я остановила барса в тот день, чтобы он не бросился на вас, и не знала, чем все обернется, но во дворце задержалась помочь. Не становиться фавориткой, не делить постель с императором, потому что он все равно отошлет меня далеко, как обещал. А если вдруг передумает, то однажды женится на равной себе. Но я не хочу как вы. Не хочу просто дышать. Мне важно жить, и чтобы меня любили, и иметь право быть рядом с любимым.

С самого начала этой истории моего мнения никто не спрашивал, а теперь Кериас одержим тягой к шаане, но разве это любовь? А я после той ночи, когда они погибли, почти помешалась и снова воскресла, увидев его живым, но сегодня утром император указал на мое место, и это место любовницы. Да и кто бы рассчитывал на большее, он ведь правитель Монтерры. Даже Ириаден тогда не женился на Инессе.

- Потому ты сопротивлялась сегодня? - поинтересовалась Эвелин.

- Императору важно было наказать. И ласки его, такие откровенные, до дрожи, а сам он холоден и циничен. Словно изучал мои реакции, хотел добиться отклика и добился, но этим же и унизил. Он ещё в прошлый раз сказал, будто мое тело живет лживой жизнью вдали от чистого сознания. И сегодня я снова открылась прикосновениям, а значит подтвердила его слова. Начинаю думать, что и правда лгунья, раз тело отделяется от разума, раз ему хорошо, а сердцу горько. И ещё Кериас считает, будто я отдаюсь другому мужчине.

Руки чуть не упустили кувшин оттого, что дрожали, но Эвелин успела его перехватить.

- Как много у тебя в голове, - медленно проговорила магиня.

Кажется, я и правда немало наговорила. Слишком долго держала в себе, даже отцу в письмах ничего не писала, и вдруг перелилось через край. Кошка же слушала внимательно, не мешала высказаться.

- Я в состоянии понять, о чем ты рассказала, а Кериас вряд ли. Мужчины по-другому мыслят, они иначе устроены. Вот знаешь, что было у вас сегодня утром с его точки зрения?

- А вы знаете его точку зрения, он вам рассказал?

Я отерла вновь выступившие слезы и крепче обняла колени.

Кошка качнула головой:

- Не рассказал. Но он не хотел унизить, он стремился погасить свой голод. Ему нужно касаться тебя, просто жизненно необходимо. Поцелуи, рукопожатия, эти невинные ласки - все не то. Ему мало. Когда сама испытаешь, сможешь понять, о чем я говорю. А если учесть, что чувства вышли из-под контроля, что зверь испугался потери своей шаатер, будто кто-то другой может ее отобрать, то становится ясно отчего произошел срыв.

Он переступил предпоследнюю черту и умудрился остановиться. Но пусть так. Утрать он контроль совсем, и было бы хуже. Это ведь звериные инстинкты, те самые, неподконтрольные разуму. Зверь берет верх, никакие доводы рассудка, никакая сила воли не помогут. Даже молния, ударившая точно в лоб, не приведет в чувство. Ему нужно было доказать, что шаатер его и именно его руки и губы дарят наслаждение и заставляют ее стонать.

- Пусть он доказал, и что теперь?

- А то, что твои слезы сыграли роль, и нечто в нем сильнее даже зверя. Но Кериасу необходимо приходить к тебе - заглушить тревогу и напитаться твоими эмоциями, загасить на время растущую потребность в шаатер.

И как я смогу это вынести?

Последний вопрос я вслух не задала, а вместо него спросила кошку о другом:

- Чего вы хотите от меня?

- Успокойся и приди в себя. Ты знаешь, что назначено на сегодняшний вечер. Жаль, срыв произошел накануне. Возможно, враги подгадали. Кериаса намеренно выводят из равновесия, хотят ослабить, вот и подкинули вовремя новости об объединении княжеств. Вероятно, они рассчитывают на якобы природное безумие императора. Если ты сейчас отвернешься, ему не сдержать вторую ипостась. Зверь слишком чутко реагирует на опасность и возвращает свой облик, чтобы отразить удар. Так что раз ты осталась во дворце помочь, соберись и помоги.

Я кивнула, не глядя на нее, а Эвелин поднялась. Обхватила покрепче графин и, уже очутившись возле двери, вдруг снова обернулась.

- Не знаю, откуда тебе это известно, выяснять не стану, но время, проведенное с отцом Кериаса, было для меня самым счастливым. Думаешь, такая любовь многим в мире дается? Пусть это длилось недолго, и я была на вторых ролях, всего лишь любовница, но мне есть о чем вспомнить. А боясь чувств, можно жизнь и не узнать никогда.

И она покинула спальню.

Я увидела его накануне праздника. Должна была дождаться приглашения и отправиться к нему перед самым выходом к гостям, но в итоге император пришел сам в мои покои под руку с мадам Амели. Они зашли в гостиную, а у меня сразу ноги подкосились, и я быстро поклонилась, пытаясь скрыть дрожь.

- Дорогая! - прощебетала сладкоголосой птичкой волшебница, - как только его императорское величество вызвал во дворец, я тут же прилетела.

- Такая честь, мой император, - и она низко поклонилась, демонстрируя владыке всю прелесть в меру откровенного декольте и попутно одарив Кериаса обольстительной улыбкой.

- Как всегда очаровательны, мадам, - очень галантно отозвался правитель и коснулся губами ручки вдруг зардевшейся модистки.

Я бы тоже зарделась на ее месте от сочетания вкрадчивого тона и кошачьей улыбки.

- Миланта в вашем распоряжении, - сказал он, и пришел мой черед краснеть, столкнувшись с ним взглядом. - Пусть поразит всех сегодня.

Он снова улыбнулся нам обеим и вышел из спальни, а мы еще постояли так минутку, молча глядя ему вослед, пока не пришли в себя.

- Ох, какой мужчина! - обмахиваясь ладошкой, выдохнула волшебница, а потом увидела мое лицо и всплеснула руками, - я не претендую, дорогая, он ведь уже выбрал любимую фаворитку.

Я решила не комментировать последнюю фразу, а вместо этого морально приготовилась приносить всевозможные жертвы во имя красоты.

Амели как всегда делала все на удивление споро и быстро, но при этом вдумчиво и тщательно, попутно отпуская комментарии:

- Чуть подтянем здесь и немного вот тут. Эффект спадает постепенно, значит, скоро начнут проглядывать родные черты, а следовательно нужно чуть-чуть продлить действие нашего корректирующего лосьона.

Хотелось спросить мадам, кто же помогает ей в городе магов с такими потрясающими косметическими средствами, кто добавляет в основу волшебную составляющую; но Амели была слишком разумна, чтобы раскрывать секрет.

- Смотри, я вылепила тебе идеальный прямой нос, а он потихоньку теряет форму, скоро вновь станет курносым. А скулы не будут казаться такими высокими и совершенными по форме. Но ничего не поделать, дорогая, когда все вернется на круги своя, использовать те же средства и вновь менять внешность опасно. Ты ведь уже добилась нужного результата? Император был восхищен твоей выдумкой, так что место фаворитки в кармане, ни к чему более прибегать к радикальным мерам. Лучше заботиться о натуральной прелести, которой наградила тебя природа.

Я рассеянно кивнула, а Амели расценила это как сожаление о том, что эффект не вечен, а «огненная» фаворитка пришлась мне больше по душе, чем любовница-куколка. Модистка тут же принялась убеждать, будто насладиться полюбившимся обликом при должном уходе получится не менее трех месяцев и дальше в том же духе. Из всей монотонной болтовни я отчетливо расслышала последнюю фразу:

- Не только во внешности дело. Нужно быть соблазнительной и изобретательной в постели, тогда мужчина и вовсе перестанет обращать внимание на незначительные недостатки.

Жарко покраснев, я тем самым спровоцировала закономерный вопрос:

- К чему так смущаться, милая? Не думаю, будто тебе требуются уроки в этом вопросе. Да и в любом случае, твоя матушка уже давно рассказала обо всем, что нужно знать о мужчинах.

- Меня растил папа, - не видя в таком ответе ничего зазорного, ответила я.

- О-о, - протянула Амели, - тогда сложнее. Вряд ли мужчина в состоянии научить родную дочь, как соблазнять других мужчин. Уж скорее он внушит, что все, выходящее за рамки прогулок под ручку, является развратом чистой воды.

Мадам замолчала ненадолго и, придя к какому-то выводу, вновь решила меня успокоить:

- Не переживай, похоже, нашего императора все устраивает. От себя лишь добавлю: что двоим в постели приносит удовольствие, не может считаться извращением. Будь смелее, дорогая. А теперь пересядь сюда, пора заняться прической.

К концу содержательного общения с модисткой мои рыжие кудрявые волосы были уложены столь тщательно, чтобы и мысли не возникло, как много сил и времени ушло на создание сего шедевра. Только мадам умудрялась преподносить собственный кропотливый труд в виде смеси легкой небрежности, даже фривольности, и непередаваемого изящества. Часть волос она уложила короной на макушке, а другие локоны чуть вытянула, спустив тяжелые сверкающие кольца до самой талии.

Изумительное кружевное белье ярко красного цвета было полностью скрыто очередным шедевром, которое платьем язык не поворачивался назвать. Жесткий воротник-стойка, словно на одеяниях королев, но открытые плечи и полукруглое декольте, обнажавшее ложбинку между грудями. Тоненькая талия и идеальная осанка - так жестко затянула меня в некий гибкий каркас Амели. Он отдаленно напоминал вышедшие из моды корсеты, но не причинял жутких неудобств. Огненная ткань сверкала в лучах заходящего солнца, будто настоящий огонь, юбка, в отличие от прошлых моделей, была пышнее, шире и чуть короче нижней, состоящей из целой кипы красно-рыжих кружев. При ходьбе они колыхались и создавали впечатление сверкающих огненных искр.

- Теперь ты неотразима, - развернула меня Амели и одобрительно кивнула. - Император просил поразить всех, и задача выполнена. Ни один человек в торжественной зале не останется равнодушным при виде тебя.

- Спасибо, мадам.

Приложив ладони к щекам, я разглядывала свое отражение и сверкающие, точно изумруды, зеленые глаза, белоснежную кожу с легким румянцем, невероятный наряд и подарок императора - тяжелые кроваво-рубиновые серьги.

Вздохнула, зажмурилась на мгновение и кивнула.

- Мне пора.

Как мало нам взглядов и сказанных слов,

Минуты вдали растянулись в века,

Мы словно из разных явилися снов,

На миг повстречаться у самого края.

Строчки из старой поэмы о двух влюбленных вдруг пришли в голову. Счастливцев, чья любовь оказалась столь сильна, что могла поколебать устои мира, явив ему истинную силу чувств, разделили боги. В году влюбленным даровали единственный день для встречи. Позабудь они о своих чувствах, и могли бы отринуть страдания и тоску, прожить обычную земную жизнь, а они не желали. Стоя на противоположных берегах, вглядываясь в густой, непроглядный туман, ждали того дня, когда туман рассеется, а над пропастью ляжет хрустальный мост, ведущий их друг к другу.

Сложно объяснить почему, замерев на пороге императорской гостиной, столкнувшись взглядом с владыкой, я вспомнила это четверостишие, возможно, даже переиначенное моей памятью за давностью лет. Разве мы являлись влюбленными, разве даже играли в них? Просто он и она, разделенные пропастью и богами. Он, в охватившем высокий лоб императорском венце, с густыми оттенёнными белоснежной мантией черными волосами, и она, в огненном платье, с чужим прекрасным лицом и искусанными от волнения губами.

Ему стоило лишь властно махнуть рукой, отдавая безмолвный приказ и ожидая беспрекословного повиновения, а затем отвернуться холодно и равнодушно, в полной уверенности, что не посмею возразить. Императорам не отказывают, их повелений не нарушают, особенно когда воздух вокруг потрескивает от переизбытка силы и чуточку жалобно скрипят скручиваемые в спираль металлические разветвления канделябров. Никто не имеет права сопротивляться и таить обиду на правителя, посмевшего взять то, что ему принадлежит по праву. Но Кериас лишь одарил взглядом, долгим, внимательным, а затем слегка встряхнул ладонями, точно сбросил излишки силы. Собранный, сосредоточенный, уверенный в себе и величественный, он направился к дверям, а рядом шли Эвелин и доверенный маг. По ту сторону ждали приближенные, во главе которых император и должен был проследовать в залу торжеств.

Фаворитке полагалось идти в составе свиты и покинуть ее перед дверями залы, пройти боковым коридором, миновать еще несколько дверей, чтобы в итоге выскользнуть из тени на тронный помост, остановиться позади владыки и положить руку на его плечо. Все же избранница императора - не жена, она не может идти с ним под руку мимо тех, кто приехал выразить почтение и поклониться новому повелителю Монтерры, однако она может находиться рядом, чуточку позади трона.

И я уже приготовилась пропустить вперед самых доверенных лиц, а потом слиться со свитой, когда неожиданно всего на пару минут мы остались одни. Эвелин и маг оказались по ту сторону дверей, а я и Кериас по эту. И снова долгий взгляд, изучающий, ждущий, а мне следовало поклониться по всем правилам и исходя из наших с ним отношений и заверить в своей преданности. Ведь такое положение я теперь занимала: будто в круге его доверенных лиц, но по причине зависимости императора, знала о вещах, хранившихся в строжайшей тайне, но была не в курсе всех планов Кериаса на этот вечер. Я помогала, но благодарить за это следовало не столько меня, сколько странную связь между нами. А значит поступков, выходящих за четко обрисованные пределы, или чувств, помимо обиды за принуждение, он, наверное, и не ждал.

Просто смотрел, просто выяснял, с ним ли я, а я... Потянулась к опущенной руке с массивным императорским перстнем, подняла выше и чуть ощутимо коснулась губами:

- Я буду с тобой. Не подведу в этот раз.

Выдохнула, словно дала важнейшую клятву, отпустила его ладонь и вдруг очутилась в кольце сильных рук. Не рванулась, как прежде, лишь запрокинула голову, чувствуя, что вокруг нас пропасть: враги, друзья, привычки, условности, прошлое, будущее. Один неосторожный шаг и этот вечер станет началом конца для него и для меня. Закрыла глаза, отрекаясь на секунду от всего и от себя в том числе, и погрузилась в темноту поцелуя.

Твой поцелуй подобен плену,

В нем память прошлых наших встреч,

Он для меня сродни ответу,

Что и забвенью не стереть.

Если герой древней поэмы именно так ощущал прикосновение губ своей возлюбленной, то для меня поцелуи Кериаса всегда были разными, но чаще подчинявшими его воле. Они словно поглощали меня, отдавали чужой власти. Давным-давно директор столичной библиотеки предупреждал, что Зверь будет давить, пока не сломаюсь, и тем сильнее, чем отчаянней будет мое сопротивление. А сейчас я не противилась прикосновениям и объятиям, и они стали такими... исчезла прежняя жёсткость, властность, кружащий голову напор, и мне вдруг досталась нежность, щемящая, ласковая и такая настоящая. Поцелуй на границе света и тени, скрадывающий остроту полумрак и мягкое обволакивающее сияние.

Спало напряжение силы, перестал потрескивать, давить на виски воздух и жалобно скрипеть металл. Поцелуй, точно волшебство для нас обоих. У меня ушла боль из сердца, его отпустило напряжение, сила вновь оказалась под контролем. И когда его ладони опустились, выпуская мою голову, а пальцы прочертили по щеке, я открыла глаза, вернулась в тишину гостиной, вспомнила о том, что нас ждёт, но отчего-то больше не боялась.

Император торжественно вступил в залу, а придворные выстроились по обеим сторонам. Атрионы замерли вдоль стен и зорко следили за каждым гостем. Когда правитель Монтерры величественно миновал своих подданных, те склонялись в низком поклоне. Высшая аристократия особенно старалась выразить почтение, ибо благосостояние большинства этих людей зависело от расположения владыки. Особенно уповали на мимолётный взгляд, который мог подарить им надежду, наряженные в роскошные платья дамы.

Намного более сдержанно вели себя светлейшие князья. У каждого за спиной осталось собственное княжество, размером почти с целую страну, их ли правителям было присягать на верность новому императору-магу? Однако удержать спину ровной не смог ни один.

Я смотрела на этих людей, известных, великих, родовитых, и восхищалась впечатлением, произведенным Кериасом. Не окажись я велением судьбы в такой близости от трона, и не посмела бы даже находиться с ними в одной комнате. Однако с какой легкостью новый владыка империи шагал меж настороженных придворных и наделенных собственной властью, недоверчивых «королей» - каждый при своем владении, у каждого за спиной сильные воины и поддержка местных жителей - однако они не смели шелохнуться, пока Он не дал своего разрешения.

Император спокойно взошел по ступеням и занял трон, уложив руки на резные подлокотники, а я выступила из тени и встала позади Кериаса. Положила подрагивающие пальцы на его плечо и замерла, обводя взглядом всех, кто оказался ниже нас. Задачей было не показать растерянности или испуга, и, надеюсь, справилась с этим, ведь на меня смотрели все. Еще как смотрели!

Женщина должна подчеркивать статус мужчины, а потому фаворитка императора была неотразима сегодня. И когда владыка шевельнул пальцами, а мое платье пошло огненными всполохами, точно загорелось по-настоящему, все ахнули. Мы будто огонь и лед: в белоснежном одеянии, в пламенеющем наряде, оказались у всех на виду. Вокруг раздавались пораженные и восторженные возгласы, я ловила удивленные, завистливые и восхищенные взгляды и изо всех сил старалась не сжимать пальцы на плече своего снежного зверя.

А потом началось представление: распорядитель громко объявлял имена, и названные подходили и вновь склонялись в поклоне. Кому-то Кериас благосклонно кивал, а одной леди в коралловом платье и с пышной причёской даже улыбнулся. Уловив необычное имя Эзмини, я вспомнила, что читала об этой выдающейся женщине, которая стала править после смерти старого мужа и получила клятву верности от всех глав проживающих на территории княжества кланов. С тех пор она управляла железной рукой.

Я, правда, не ожидала, что великая княгиня окажется так молода и хороша собой, а ее, судя по выразительным взглядам, очень заинтересует император. В его же улыбке тоже сквозил интерес. Мне вдруг подумалось, что вот такая женщина превосходно подойдёт на роль императрицы. Происхождение всегда играло главную роль в выборе супруги. Правителям Монтерры не было нужды брать в жены иностранных принцесс. С сильной и могущественной империей никто из соседей не смел идти на конфликт, но основой власти и ее незыблемости являлось укрепление внутренних связей и поддержка сильнейших княжеств.

Внезапно для меня померкла прелесть взаимного поцелуя, воспоминание о котором так грело сердце и помогало стоять ровно и выдерживать сотни взглядов. В том положении, в каком очутился, Кериас мог жениться только на знатной женщине из лучшего рода, ведь среди явившихся на праздник не было главного противника, светлейшего князя Иннеи.

Я вздохнула, а в следующий миг, как и все остальные, оглянулась в сторону террасы. Представление закончилось, и гости заняли места у столов, а многочисленные окна вдруг распахнулись, впуская морозный ветер. Он пронесся по зале, и на круглых столах, словно из воздуха, кусочек за кусочком выстраивались высокие хрустальные бокалы и чаши, а слуги принялись наполнять их вином, фруктами и закусками.

И снова восторженные ахи и охи. Такая невинная, но красивая магия впечатлила самых неискушенных, искушенные же смотрели с подозрением, осторожно брали сосуды с напитками, а те, кто посмелее, решались сделать глоток. Они прекрасно понимали, что это необычное развлечение для гостей своего рода демонстрация силы. Ведь если можно создать из воздуха бокал, то что мешает сотворить из него нечто более опасное.

Император был невозмутим и не обращал внимания на волнения среди приглашенных. Он оглядывал их равнодушно, но цепкий взгляд выхватывал все детали, объединяя в единую картину. Не успели придворные испробовать угощение, как из ниоткуда полились чудесные звуки музыки.

Я взглянула на отведенное для музыкантов место, но сперва увидела пустое пространство, а затем заклубившуюся там снежную дымку. Постепенно рассеиваясь, она открыла глазам вновь пораженных гостей исполнителей чарующей мелодии. Мне тоже захотелось ахнуть, так чудесно это выглядело. Некоторые придворные даже отвлеклись от угощения, стараясь не пропустить нового необычайного явления, и в ожидании оглядывались по сторонам. Однако Кериас планировал свои «чудеса» дозированию. Нужно было впечатлить, но не напугать, немного рассеять внимание, но не спровоцировать тревоги и не перенасытить публику магическими штучками. А потому дальше вечер пошел по обычному, не волшебному сценарию.

Чуть позже начались танцы, и тут зрителей ждало новое развлечение. Вновь из ниоткуда возник белый туман, окутал столы, заставляя гостей отшатнуться, а когда он рассеялся, никакой мебели в зале, за исключением стульев для пожилых приглашенных, не оказалось. Зато на стенах появились огромные зеркала, и музыка заиграла громче.

Император не покидал своего трона, разглядывая танцующие пары, а я, естественно, оставалась рядом, зато остальные кружились в вальсе. Многие дамы явно сожалели об упущенной возможности оказаться в объятиях правителя. Я же прекрасно понимала, что Кериас не мог сейчас расслабиться и бездумно раствориться в сутолоке чарующего танца. Он постоянно был настороже, хотя магия не вырывалась из-под контроля.

Когда миновала полночь, император вдруг подал музыкантам сигнал, и мелодия стихла. Утомленным гостям было предложено выйти на террасу, чтобы наблюдать за еще одним чудесным зрелищем - торжественным салютом. Впервые за все время Кериас поднялся с трона и предложил руку мне. Взглянув в его невозмутимое лицо, я ощутила волнение, интуитивно почувствовав, что салют станет кульминацией вечера.

Серебристые снежинки упали с потолка сверкающей завесой, закрыв высокие окна подобно легкому тюлю, и затем исчезли, а вместе с ними исчезли и оконные проемы. Терраса стала единым целым с залой, а возбужденные очередным необычным зрелищем придворные поспешили выйти наружу.

Император крепко, но мягко придерживал меня за руку, и по его поведению невозможно было понять, к чему он внутренне готовился. Мы остановились на возвышении, оказавшись на голову выше остальных гостей, и вдруг стало неуютно. Впервые за весь вечер меня и Кериаса окружали люди. Пусть они находились на небольшом расстоянии, словно отделенные незримым кругом, но сейчас невозможно было видеть действий каждого, как в зале. Еще напрягал момент, что Кериас не пропустил меня вперед, а предпочел отодвинуть практически за спину, хотя теперь он не сидел на троне, но возвышался передо мной, закрыв почти весь обзор.

Впрочем, его поза не мешала наблюдать, запрокинув голову, как в черном небе рассыпаются сверкающие звезды салюта, как складываются разноцветные огни в символы двадцати девяти княжеств, вызывая довольные возгласы среди их представителей, а затем соединяются в огромный, застывший в небе герб Монтерры с печатью Хранителей врат.

Оглушительный грохот потряс застывший в безмолвном восхищении сад, герб взорвался золотыми огнями, осветив небо подобно солнечному светилу, и осыпался искрами прямо на террасу. Кажется, кто-то вскрикнул в испуге, люди невольно прикрывали ладонями головы, а я в безотчетном страхе вцепилась в белоснежную мантию. Золотой сноп искр, не зацепив стоявших рядом, упал именно на нас и вспыхнул вокруг сверкающей сферой, а затем мы вдруг провалились в темноту.

Я упала на Кериаса, и под своими ладонями на его груди ощутила липкую влагу. Запах крови защекотал нос, а затем в темноте вспыхнул свет. Мы оказались где-то в небольшом подвале прямо под террасой, а вперед уходил узкий коридор. Рядом с нами встали на колени маг и Эвелин.

Я в панике посмотрела вниз и ощутила дурноту, увидев на выглядывавшей из-под жилета рубашке бурые пятна. Они расплывались, становясь все больше и больше, и в страхе я подняла голову. Если бы моим глазам предстала уже виденная однажды картина - восковая маска вместо лица - сердце бы разорвалось, но император оказался жив. Дышал тяжело, кожа выглядела бледной даже в колеблющемся пламени двух свечей, испарина выступила на лбу, под золотым венцом, но Кериас нашел силы приподняться.

- Миланта, - выдохнул он, - поцелуй.

Я сразу повиновалась приказу, произнесенному чуть хриплым тоном, не думая о том, как это нелепо целоваться в подобной ситуации. Ведь сперва нужно остановить кровь, осмотреть раны.

Но даже забыла напомнить об этом, когда склонилась ниже, а на затылок легла его широкая ладонь, и длинные когти - символ частичной трансформации - вдруг вдавились в чувствительную кожу головы.

Удивительно, как сцепляются невидимые крючочки эмоций: паники и удовольствия, и как щекочут нервы прикосновения в самый опасный и страшный момент. Когда мужчина, истекая кровью, целует, забирая для измученного ранами тела часть твоего дыхания, и острые когти чуть болезненно сдавливают затылок, а клыки царапают губы.

Воздух вокруг вновь искрил и сгущался, давя тяжелой массой, но я не собиралась отстраняться, я знала, что необходима Кериасу. Сама обхватила его голову ладонями и прижалась теснее, пачкая огненное платье кровавыми пятнами. И ничем иным, как чудом, не смогла бы назвать то, что его дыхание восстановилось, клыки и когти исчезли. Я вновь обнимала и целовала просто мужчину, не зверя и даже не оборотня. Но ощутила, как он вздрогнул, и отстранилась на секунду, успев заметить, что Эви с магом синхронно вогнали две иглы под кожу императора.

- У нас минуты времени, - прошептала кошка, чей цвет лица почти не отличался от тона кожи владыки. Маг кивнул, и они вдвоем бросились куда-то в темный угол крохотного подвала.

Я успела удержать Кериаса от удара затылком о каменный пол. Быстро поменяла положение, присев на колени и устроив на них его голову, запустила пальцы в густые волосы, поглаживая бережно, успокаивающе, смотрела на тень от опущенных черных ресниц и кусала губы, стараясь не заплакать. При более тщательном рассмотрении становилось заметно, что рубашка изорвана местами и уже почти полностью пропиталась кровью.

- Только бы с тобой все было хорошо, я ради этого на все готова, - шепотом призналась потерявшему сознание мужчине.

- Скорее, - Эвелин вновь оказалась рядом, - помоги переодеть.

У нас обеих ходуном ходили руки, пока мы стягивали мантию, а затем меняли рубашку и вышитый золотом жилет на точно такие же, но чистые, целые и с непромокаемой внутренней подкладкой. Под всей одеждой на теле Кериаса оказался еще один жилет из очень плотного материала, продырявленный местами. Эви и мне на плечи умудрилась накинуть новый плащ красного цвета, скрывший под собой пятна крови (хотя они и так были малозаметны).

- А теперь идите, - велела она, указав на коридор.

- Он не может, он без сознания, - в растерянности объяснила я кошке, как-то неправильно оценившей ситуацию.

Куда идти? Зачем? Они остановили ему кровь с помощью этих уколов, блокировали боль, еще и переодели, но ведь нужно лечить.

- Он был в сознании все время. Мы его не усыпляли.

Я посмотрела на открывшего глаза императора и растерялась сильнее.

- Все время? - слабо уточнила.

- Даже не думал спать, - ответил Кериас, будто само собой подразумевалось, что ситуация не располагала к отдыху.

Я быстро отогнала тревожные и неуместные мысли о том, каким привычно насмешливым казалось сейчас выражение его лица, а ещё чуточку странным, будто... Нет, не время. После хорошенько подумаю над ситуацией, а заодно и над своим, услышанном им, признании.

- Тебе было так плохо...

- Ему и сейчас плохо, - прервала брюнетка, - не теряйте драгоценного времени! Вперед!

Пока препараты действуют, иначе потом сил не останется.

И Эвелин потянула меня за руку, поднимая с земли, а Кериас встал сам.

Мы почти бегом миновали коридор и быстро поднялись по каменной лестнице наверх. Кериас сдвинул люк и помог мне выбраться. Мы очутились за деревьями парка, срытые от глаз ничего не понимающих придворных на террасе. Император обхватил за талию и быстро переместил меня на замаскированную доску, сам сжал в руке свесившуюся вдоль ствола веревку и потянул.

Скрытый в дереве механизм работал почти бесшумно, поднимая нас до середины развесистой кроны. Я не видела, куда шагать, но Кериас направлял сам. Ведомая его рукой, я переступила на незримую глазу платформу. А потом воздух загудел, вокруг нас разлилось сияние, и Кериас успел шепнуть:

- Иди со мной вниз по ступенькам и улыбайся, Миланта.

Туман рассеялся, открыв нас взгляду шокированной публики. Мы словно зависали в воздухе над деревьями, а на самом деле стояли на твердой опоре. Теперь стало понятно, над чем работали Кериас с магом. Все чудеса в комнате подкреплялись замечательными механическими штучками. Подобно платьям мадам Амели, в которых не было лишних деталей, каждая шестеренка в этих механизмах была спроектирована с удивительной точностью. Так, пожалуй, и столы сложились куда-то внутрь мраморного пола, а окна вовсе не исчезли, но разъехались в стороны.

Размышления были прерваны самим правителем, твердо и уверенно потянувшим за собой по невидимым ступенькам. Я опиралась на его руку и благодаря этому не сбивалась с шага и не ступала мимо, а потом мы замерли на уровне балюстрады. Гости стояли, буквально разинув рты, а император улыбался и я вместе с ним. Благо в такой темноте никто не мог разглядеть, как дрожат мои губы.

- Прошу всех в залу.

Владыка величественно взмахнул рукой и, повинуясь ее движению, вновь вспыхнуло мое платье, а мантия Кериаса заискрила снежным вихрем. Два цвета сплетались друг с другом и устремлялись сверкающей лентой мимо людей, внутрь просторной комнаты, точно указывая путь. Придворные склонились в поклонах, никто не посмел повернуться спиной, и в залу все входили, пятясь и неловко толкая друг друга. Еще одна насмешка в духе невозмутимого дознавателя.

Люди втянулись в комнату и замерли, формируя коридор и желая пропустить императора, а Кериас ступил на последнюю невидимую ступеньку, которая плавно заскользила к возвышению.

На него мы и сошли.

- Рад был увидеть вас во дворце, господа, - с царственной улыбкой произнес Кериас, а затем все окутал туман, окна оказались на своем месте, а мы провалились в подвал с низким потолком, приземлившись в этот раз на ноги.

- Представление закончилось, теперь лечите, - сказал император и, выпустив мое плечо, упал прямо на руки верных помощников.

Я проскользнула в гостиную владыки и замерла возле двери в спальню. Она была приоткрыта, и из-за нее доносился голос Эвелин, попрекающей правителя Монтерры:

- Почему ты не защитился?!

- Эви, они использовали два вида заряда, один, рассчитанный на обычных людей, и другой, против магов. Подобный тем, что изобрели хранители во время войны, только усовершенствованный.

- Совести у тебя нет, - попеняла кошка.

- Эви, я правитель целой империи, зачем мне совесть?

- Хоть бы обо мне чуточку подумал, о бедной старой женщине, у которой за тебя сердце болит.

- Эви, ты еще меня...

- Только посмей сказать: «Переживешь!»

- Переспоришь, - мягко рассмеялся Кериас.

- Несносный! - топнула ногой брюнетка и вылетела из спальни, чуть не сбив меня с ног.

Я попятилась под сверкающим взглядом Эвелин, а кошка не долго думая ухватила меня за локоть и потащила через смежную дверь обратно в покои фаворитки.

- Как это назвать? - женщина металась по гостиной и пару раз даже пнула ни в чем не повинное кресло. - Так себя не беречь. Ну как можно?

- Эвелин, извините, я не совсем понимаю о чем речь.

- Конечно. Кто бы вводил тебя в курс дела. И ведь вымахал под два метра, силы набрался, а то бы я ему всыпала для вправления мозгов. Вот что значит без матери рос.

Аккуратно присев на краешек безвинно пострадавшего кресла, я собралась слушать излияния сорвавшейся кошки. Эви точно переволновалась за Кериаса, впрочем, как и я, только я редко выражала эмоции столь бурным способом, лишь в случаях, когда совершенно теряла над собой контроль.

- Ну почему ты, а? Почему не Ана? Она магиня и может себя защитить, а ты слабая. Тебя постоянно нужно оберегать, вот он и подставляется.

- А что произошло? - еще тише поинтересовалась я.

- Покушение произошло, вот что. А он подозревал и заранее все рассчитал, даже вычислил самый подходящий для нападения момент - во время салюта. Эти мерзавцы хорошо все продумали, планируя покушение не на обычного человека. У них был четкий план праздника, и под прикрытием искр они выпустили разрывные металлические шарики, при этом смешали пули с магическим зарядом и другие, из антимагического сплава. Кериас защитился от шариков из этого сплава, способных пробить именно магический щит, его одежда, как и твоя - это прекрасная броня против подобного оружия. А вот от тех, которые мог остановить его дар, закрыться не смог, и часть пуль прошла даже сквозь защитный жилет. Благо, заряд был при этом утерян, шарики не разорвались в теле, а засели под кожей.

Я сразу вспомнила платья из ткани, в которых вместо обычных нитей использовались особенные, из магического сплава. Оказывается, это изначально Кериас придумал и заставил Амели использовать задумку в нарядах, сшитых для меня. Нехитрая магия спасла ему жизнь, хотя некоторые пули оказались столь мощными, что пробили даже подобный сплав.

- Почему он не защитился? - я забилась в уголок кресла и подтянула колени к груди, примерно зная уже, что услышу.

- Ты была рядом. А его сила пока нестабильна. Почему, как думаешь, они придумывали эти механизмы? Чтобы ненароком не поубивать половину приглашенных во время всяких волшебных демонстраций. Крис подстраховался, магии он использовал лишь самую малость. А магический щит против пуль сосредоточил на тебе. Пробуй император растянуть его на двоих и мог произойти сбой, тогда бы оба пострадали. Будь рядом Ана, ему не пришлось бы отвлекаться. Вот какая нелегкая принесла тебя во дворец, Миланта?

- Это была ошибка.

- Ошибка! Ошибка, оплаченная такой ценой, - горько вздохнула кошка и разом погрустнела, сникла, перестав метаться, присела на бархатную оттоманку. - Я отлично понимаю, как зародился его интерес. Какая-то невзрачная девочка дала ему от ворот поворот, а потом и вовсе сбежала. Ты не давалась ему в руки, оставалась недоступной и изрядно помотала нервы. И времени, проведенного вместе, и его интереса, который не угасал, а лишь рос, оказалось достаточно, чтобы он захотел узнать тебя лучше, а не просто использовать как очередную, привлекшую внимание игрушку. Возбудила инстинкт охотника, затем пробудила желание защищать и всегда держала на расстоянии. Ана поддалась бы сразу, она любит его, желает. Захоти этого Кериас, и она бы приняла его как мужчину.

- Анетт ведь может вернуться, - я очень старалась произнести эти слова спокойно, чтобы Эви не поняла, с каким трудом они мне даются. Весь разговор причинял сильную боль.

- Может, вот только время вспять не повернуть. Ведь как ликану выбирают пару? Сперва зверь должен определиться, то есть мужчина видит женщину и ощущает особенное притяжение, такое, которое ни с чем не спутаешь. Зверь спокоен и не протестует, как и в случае с человеческой аретеррой, что исключает возможность обращения. Потом их магия должна иметь сходную природу, не вступать в конфликт. С человеком подобный вопрос не стоит, поскольку у вас нет дара, ты, например, свободно приняла бы Кериаса в качестве любовника.

- Это выясняется... - дальше двух слов вопрос у меня не пошел.

- Обычно это выясняется через объятия и прикосновения, - правильно поняла невысказанную фразу Эвелин. - Если магия протестует, идет отторжение.

- Ну и напоследок симпатия со стороны человека, а Ана Кериасу нравилась. После выбора они провели церемонию принесения клятв, объявили себя парой. Оставалось пройти испытание обращением, и мы готовили Анетт к явлению звериной ипостаси Кериаса, но времени не хватило. Пришла ты, он обратился, и зверь сделал свой выбор между двумя женщинами.

Я ещё в тот момент поняла, что Ане не занять твоего места, просто по одному его движению. Кериас встал позади, обнял тебя со спины, закрывая самое уязвимое место, и выставил ладонь в защитном жесте. Ну а потом и вовсе оказалось, что притяжение уже перешло на другой уровень. Подобное единение обычно достигается именно в паре, когда клятвы открывают другому ликану доступ в твой личный круг, подпускают совсем близко, дарят безграничное доверие, после развивается привязка, подобная притяжению к человеческой шаане. И тогда в одной женщине совмещается все, она становится единственной. Не знаю, сможет ли Ана пройти этот круг теперь, когда есть ты.

- Если Кериас отпустит, я не буду больше искушать его, и тогда выбор станет легче. Разве нет?

Эвелин вдруг заколебалась, точно не зная, стоит ли отвечать, а потом решилась и сказала со всей честностью:

- Не уверена.

- А условие развития привязки состоит лишь в полном взаимном принятии и физическом притяжении?

Кажется, мой вопрос нельзя было сформулировать более точно, потому что кошка несколько побледнела, но Эвелин нельзя было отказать в искренности и смелости.

- В случае обычной пары, основным условием, как и у людей, была бы любовь.

Горло снова сдавило. Любить полноценно, всей душой, Кериас никогда не сможет. Но отказаться при этом от удовлетворения физического желания он вряд ли захочет. Если притяжение так сильно, то остановить мужчину могло только искреннее сопротивление жертвы, я же сегодня раскрыла все карты.

Мне вспомнился взгляд Кериаса, и теперь я точно знала, о чем он безмолвно сказал: «Попалась, Мышка».