Этим утром от нас уехал последний гость. Я смотрела из окна на графа с Катрин, стоявших на ступенях крыльца и провожающих льстиво улыбающихся родственников. Даже удивительно, что Джаральд решил вдруг разыграть из себя приветливого хозяина. После нашего разговора в лесу, отчим вёл себя до странности миролюбиво. Улыбался Катрин, вежливо отвечал на все вопросы и совершенно не провоцировал мачеху. Его приятное обхождение казалось ещё более странным, учитывая тот факт, что граф опозорил жену на весь свет.

   Я не видела иного объяснения его поведению, кроме того, что Джаральд решил, будто Катрин уже получила своё и её можно пожалеть. Я досадовала на себя, так как не могла спокойно воспринимать его заигрываний с другими. Очень неприятно было сознавать собственную ревность, но до невозможного хотелось, чтобы вокруг отчима больше не порхали «яркие бабочки».

   Помимо этих терзаний, меня мучило присутствие рядом барона, который единственный остался в поместье. Я хорошо помнила, какое условие поставил граф, но никак не могла решиться и принять его. Пусть во время бала я согласилась, но сделать последний шаг недоставало сил. Никак не могла придумать, как же мне поступить, и не видела иных вариантов, кроме двух: пойти к Джаральду и сказать, что готова, или опять же пойти к нему и заявить, что изменила решение и выхожу за барона.

   Приезд графа слишком сильно повлиял на мою жизнь и усложнил её до предела. Я теперь даже в сад прокрадывалась с величайшей осторожность, опасаясь, как бы он не поймал меня там и не потребовал оплаты долга. Однако дни шли, Джаральд ничего не предпринимал, а Вильям становился всё раздражительней и настойчивей.

   Однажды утром горничная сообщила, что на сегодня намечается пикник на природе. Мачеха, отчим и барон собрались выехать в лес, полюбоваться на чудесные краски осени. День как раз выдался тёплый и солнечный. Меня, естественно, тоже позвали, и отказаться от поездки я бы вряд ли смогла.

   Стоило мне спуститься в холл, как я обнаружила там всю компанию. Они ждали только моего появления.

   — Как ты долго, Розалинда, — не забыла попенять мачеха.

   — Не ругайте вашу очаровательную падчерицу, графиня. Розалинда, вы сегодня восхитительны. Я ничуть не досадую на ваше опоздание, напротив, готов ждать сколько угодно, чтобы иметь возможность лицезреть такую красоту.

   — Благодарю, барон.

   От его высокопарных слов точно также сводило челюсти, как от кислой ягоды. Комплименты Вильяма жутко раздражали. Барон норовил прикоснуться ко мне всякий раз после очередного выражения восторга. Вот и сейчас он протянул руку, желая проводить к экипажу. Поскольку Катрин уже подхватила Джаральда под локоть, мне ничего не оставалось, как составить пару Вильяму.

   Все устроились в открытой коляске, я, естественно, рядом с бароном, а мачеха напротив. Отчим занял место на кучерском сидении, заявив, что сегодня позаботится о милых дамах и слуги нам не понадобятся.

   Мы остановились на небольшой поляне, той самой, на которой в своё время отдыхали вдвоём с Джаральдом после его приезда в поместье. Отчим расстелил покрывало и лично достал из коляски корзины с едой и вином.

   — Катрин, Розалинда, прошу.

   Он указал на мягкие подушки, а когда мы заняли свои места, предложил сесть барону. Вильям удобно устроился рядом со мной, его руки почти касались моих щиколоток, прикрытых длинным подолом, и я незаметно подтянула ноги выше.

   — Вина?

   Джаральд был сама любезность, ему даже отказывать не хотелось. Катрин протянула свой бокал, граф наполнил его из небольшой пузатой бутылки, потом налил барону, а третий подал мне. Когда я потянулась, опекун так резко передал полный до краёв сосуд, что я его не удержала, и вино выплеснулось на покрывало. Наградой за неловкость послужил недовольный взгляд мачехи, а Джаральд тут же сказал:

   — Ничего страшного, Розалинда, я взял с собой несколько бутылок. — Он откупорил новую и вновь налил мне вина, а потом плеснул и в свой бокал.

   — Превосходный напиток, — отметил Вильям, делая глоток. — Из ваших запасов?

   — Доставили на днях из замка, к особому случаю.

   — Что же вы взяли его на пикник, граф?

   — Провести время в такой приятной компании — это и есть особый случай. — Опекун улыбнулся, а после отставил свой бокал и лично стал накладывать еду на большие блюда с гербовой вязью по краям.

   Кажется, одна я от такой заботы и внимания со стороны графа чувствовала себя не в своей тарелке. Катрин выглядела довольной, несмотря на то, что в предыдущие дни находилась в очень плохом настроении, легко раздражалась и даже с мужем предпочитала не разговаривать без веских на то причин. Неужели отчим ряди неё затеял пикник? Захотел помириться с женой? Я никак не могла понять причину его поведения, поэтому молча ела, не вступая в разговор, пока он не коснулся непосредственно меня.

   — Когда вы вступаете в права наследования, дорогой барон? — спросила Катрин.

   — Как только вы, дорогая графиня, сочтёте возможным.

   Я поймала многообещающую улыбку мачехи и взгляд Вильяма, который он при этих словах бросил на меня.

   — Полагаю, мы с мужем уедем в его замок. Куда дольше тянуть, вы ведь в своём праве.

   — Не спорю, поместье чудесное, окрестности мне нравятся. Это то, что и требуется мужчине в моём возрасте, но без достойной хозяйки дом может быстро прийти в запустение. Вы знаете этих слуг, дорогая графиня, за ними нужен глаз да глаз. Пока я имел счастье быть вашим гостем, мне очень нравилось наблюдать, как вы справлялись с вашими обязанностями. Полагаю, наша юная Розалинда многому у вас научилась.

   — О, не сомневайтесь барон, я обучала её, как следует вести хозяйство. В этом вопросе, считаю, невозможно проявлять излишнюю строгость, поэтому Розалинда превосходно усвоила мои уроки.

   — Я очень рад, — барон снова посмотрел на меня, на его губах играла сальная улыбочка, — и готов ждать сколь угодно долго. Время способствует укреплению истинной привязанности, но вы сами понимаете, как порой сложно сдержать дрожь нетерпения.

   — О да, конечно. А ты, Джаральд, согласен?

   — По поводу дрожи нетерпения? Безусловно. Предвкушение только разжигает чувства.

   О чём они сейчас? Я тревожно оглядела улыбающихся собеседников. Обо мне ведь говорят? И каждый имеет в виду нечто своё. Мне вновь стало не по себе. Захотелось, чтобы пикник поскорее закончился. Я чувствовала, что ещё немного и от намёков они перейдут к прямому разговору, чтобы поставить меня наконец в известность. Сейчас моё якобы неведение развлекало мачеху и барона, но я видела нетерпение в глазах Вильяма.

   — Нельзя ли ещё вина, граф? — я протянула Джаральду бокал, стремясь перевести разговор от опасной темы, — у вас действительно собраны превосходные экземпляры. Это коллекционное?

   — В моих погребах хранятся лучшие вина, Розалинда. — Он налил мне ещё один бокал, который я тут же поднесла к губам, избегая встречаться взглядом с собеседниками.

   — Какая сегодня чудесная погода, а после такого превосходного обеда так и тянет немного отдохнуть, — старый барон растянулся на подушках.

   — Вы правы, удивительно тепло для осеннего дня. Солнышко так пригревает, — мачеха устало коснулась рукой лба.

   — Позволь, я помогу тебе устроиться поудобнее, дорогая, — Джаральд заботливо подложил под спину Катрин пару подушечек.

   — Благодарю, ты так добр, — мачеха вдруг зевнула и прикрыла глаза. Рядом со мной раздался громкий храп барона. В удивлении я переводила взгляд с одного на другого, а потом посмотрела на Джаральда и выронила бокал. В его глазах горел огонь, он улыбался и ждал, пока я задам свой невысказанный вопрос.

   — Что с ними? — у меня в груди сдавило от пугающего предчувствия.

   — Уснули, — он улыбался, — проспят не меньше часа.

   — Это вы? З-зачем?

   — Догадайся, — он отставил в сторону бокал и тарелку, склонил голову набок, а взгляд прогулялся по моему телу, и от выражения, горевшего в его глазах, мурашки побежали по коже.

   — Это сумасшествие! — голос сразу охрип.

   — Конечно, — Джаральд кивнул, придвигаясь ближе ко мне, а я поджала ноги, оглядываясь по сторонам, куда мне бежать. — Что делать, если я теряю из-за тебя голову, Розалинда? А убежать вряд ли удастся.

   Он засмеялся тихим ласкающим смехом. Поймает, точно поймает. От него так просто не уйдёшь. Господи, как ловко он обводит всех вокруг пальца!

   — Рози, ты забыла о нашей договорённости? — пока я оглядывалась вокруг, он оказался рядом и коснулся пальцами моей щеки.

   — Нет, я помню. Но не здесь... не сейчас... они ведь...

   — Здесь и сейчас. А они далеко, Рози, в своих снах, и ничего не услышат. Поверь, я не стал бы использовать непроверенное средство. Более того, они даже ничего не заподозрят, ни они и никто другой. — Он повернул моё лицо к себе, склонился чуть ниже, — А времени подумать у тебя было достаточно.

   — Я не могу, — прошептала, опуская взгляд.

   — Ты твёрдо решила?

   Я кивнула.

   — Рози, — чувственные губы почти прижались к моему уху, и мурашки побежали по шее, — мне очень жаль это слышать.

   Его рука обвилась вокруг талии, прижимая меня к широкой горячей груди, он приподнял меня, обхватил крепче и вдруг развернул, подтащил совсем близко к барону и ухватил пальцами за шею, склоняя ниже, почти к самому лицу храпящего старика.

   — Это твой будущий муж. Представь только, как он будет брать тебя в вашей супружеской кровати, как будет наваливаться своим жирным брюхом сверху, раздвигать ноги и входить в тебя грубо, как похотливый старый кобель. Будет дышать тебе в лицо, касаться потными руками груди, впиваться слюнявым поцелуем в губы.

   Я забилась, стремясь вывернуться из его рук.

   — Нет, нет, отпустите, — тошнота накатила с такой силой, что я зажала ладонью рот.

   — Рози, это ведь твой выбор. Через час они проснутся, и для тебя всё будет решено. Мы с Катрин успеем до отъезда погулять на вашей свадьбе.

   — Вы беспринципный мерзавец, вы давите на меня! — я вывернулась, зашипела на него, не решаясь повысить голос громче шёпота, ударила его в грудь кулаками, а он только рассмеялся, поймал меня за запястья, потянул на себя, и мы вместе упали на покрывало. Мы очутились как раз в центре, слева в груде подушек спала Катрин, а с правого края барон. Покрывало было широким, но ощущение чужого присутствия отчаянно щекотало нервы, рождало в душе волнение вперемешку с возбуждением, прокатившимся по всему телу, когда ладони Джаральда сомкнулись на моих ягодицах, мягко сжимая их сквозь ткань.

   — Да, давлю, потому что знаю, только так ты сможешь сделать выбор. Ты ведь очень нерешительна, мотылёк. Я задумал немного помочь, чтобы потом ты вновь смогла обвинить меня во всём.

   Руки его провели вверх по спине, немного надавливая, коснулись беззащитной шеи и хрупких позвонков.

   — Я ведь чувствую твоё желание, Рози. Ты хочешь меня.

   — Я вас боюсь, вы... вы... — я тихонько застонала, когда его губы прихватили мочку уха, язык легонько пощекотал, а пальцы нежно коснулись самых чувствительных участков на шее, массирующими, ласкающими движениями поднимаясь выше, до затылка.

   — Что я? — он шептал между поцелуями, медленно, но верно сводя с ума своим голосом, телом, прикосновениями.

   — Вы — хищник.

   — Верно, Рози, а ты моя добыча, — он обхватил ладонями мою голову, наклонил и прижался горячим страстным поцелуем к моим губам, заглушая протесты и сметая сомнения одной лишь силой своего желания.

   Я ещё пыталась оказать сопротивление, когда он вдруг перевернул меня на спину, а его поцелуи переместились на шею и плечи. Он крепче прижал меня к себе одной рукой, а пальцы другой в это время быстро расправлялись со шнуровкой. Отчим потянул вниз платье, высвобождая грудь из корсажа. Я вздрогнула, едва обнажённой чувствительной кожи коснулся осенний ветерок, а потом задрожала, когда его губы прижались к ней, согревая.

   Глаза закрылись под влиянием тех эмоций, что оказались сильнее меня, я сама подалась навстречу, загораясь от его обжигающего пламени, от слишком сильных чувств, которые невозможно было унять.

   — От вкуса твоей кожи голова идёт кругом, — его приглушённый голос, вибрирующий от сдерживаемой страсти, действовал на меня, подобно магической дудочке, чьей волшебной игре повиновались не только животные, но и люди.

   Лёгкие прикосновения пальцами и еле ощутимые касания кончиком языка, которые только разжигали желание, сменились откровенными, настойчивыми ласками, когда его губы сомкнулись вокруг соска, и я прижала ладонь ко рту, заглушая вырвавшийся стон.

   Совсем позабыла, что должна оттолкнуть его, бесстыдно подалась навстречу и хотела запустить пальцы в его волосы, чтобы притянуть ещё ближе. Он играл с моей грудью, ласкал её ладонью, а губы попеременно то втягивали, то выталкивали сосок, пока вторая рука гладила мою спину, лопатки, поясницу. Джаральд поднял широкие юбки, стянул панталоны, неспешно и мягко раздвинул бедра, погладив кожу на небольшом участке между чулками и подвязками.

   Он целовал, и ласкал, и слегка прихватывал зубами кожу, определяя те места, где я реагировала на прикосновения острее всего, изучал моё тело под ставшим слишком тесным и узким платьем, проникая под ткань или гладя прямо через неё, позволяя остро почувствовать разницу. Мне очень хотелось, чтобы никаких преград не было, чтобы ничто не мешало его рукам касаться меня.

   Среди искусительных сладких фраз о моём пленительном теле, о чувственности и нежности, я с трудом уловила слова:

   — Могу остановиться сейчас, если хочешь. Пока не поздно, Рози. Да или нет?

   Я даже не поняла, о чём он спросил, потому что расслабилась от его ласк, расплавилась в неге чувственных касаний. Моё тело стало таким легким и невесомым, что я могла взмахнуть сейчас руками и взлететь. В детстве мечтала, как смогу однажды прогуляться среди облаков, коснуться мягких верхушек, погрузиться в пушистую белоснежную вату, и моя мечта вдруг исполнилась, а граф неожиданно всё прекратил, а без его прикосновений я не могла удержаться в чудесной вышине. И ответила «Да», и потянулась к нему в безмолвной мольбе, и снова замерла от чувства наполнившего меня счастья.

   А потом он перевернул меня на живот, не прекращая ласкать и целовать каждый сантиметр обнажённой кожи. Я привстала на локтях, прогнулась в пояснице, жмурясь от удовольствия, приподнимаясь по его малейшему сигналу, подставляя его пальцам все места, к которым он желал прикоснуться в этот момент.

   Его ладонь провела между стиснутых бедер, собирая мою влагу, я снова застонала и опустила вниз голову, уткнулась в покрывало, когда он широко раздвинул мне ноги, а потом жаркая твёрдая головка прижалась к задней дырочке, я вдохнула резко, а на выдохе ощутила, как он осторожно надавил, проталкивая член внутрь. Очень медленно, нежно, совсем по чуть-чуть, позволяя привыкнуть к ощущению его присутствия там. Горячий пульсирующий ствол, толще нефритового цилиндра, раздвигал, заполнял собой всё пространство, растягивал медленно, но неотвратимо.

   Его ладони, бывшие такими нежными и тёплыми, стали вдруг обжигать, его ласки теперь не просто возбуждали, а доводили практически до потери сознания, пока я привыкала к странному чувству наполненности.

   — Ты готовилась, Рози, — шепнул он, и я ощутила первое медленное движение. Его тело прижало меня к покрывалу, я вцепилась в толстую ткань зубами, закрыла глаза, пока он почти вышел из меня, а потом погрузился вновь.

   Эти ощущения почти невозможно описать. Его член не был холодным, неподвижным предметом, которым управляла я сама, он был горячим и пульсировал внутри жаркой энергией, был частью отнимающего мой разум мужчины, дарящего мне сумасшедшие ласки. Необычное чувство его присутствия внутри, как ни странно, не доставило тех неприятных ощущений, которые я испытала во время тренировок с цилиндром. С графом всё оказалось совершенно по-другому.

   Его свободная рука снова ласкала меня, мягко гладила между ног, и я прижалась к ней теснее, продлевая удовольствие. Джаральд стал двигаться уверенней, я услышала его первый хриплый стон.

   — Горячая, нежная, послушная Рози, как сладко ты сжимаешься. Ты сводишь с ума!

   Эти слова взвинтили и без того напряжённые чувства, возбуждение достигло такого накала, что ещё чуть-чуть и я готова была взорваться. Я уже отзывалась на каждое его движение, на каждое прикосновение, терзая пальцами несчастный плед, сжимая ладонями, кусая зубами, только чтобы не всхлипывать от нестерпимых, слишком сильных для меня эмоций.

   Он ещё глубже ввёл член, опаляя чуть хрипловатым дыханием шею. Одна ладонь то сжимала ягодицы, то гладила, то вновь касалась напряжённого жаркого бугорка между моих ног, лаская бережно и умело. И Джаральд погружался в меня снова и снова, медленно, неторопливо, позволяя ощутить себя полностью.

   — Розиии, — его дрожь, и протяжный полный наслаждения стон, который будет преследовать меня во снах каждую ночь. Я услышала в нём такое удовольствие, какое может дать мужчине только обладание женским телом. — Рози, — короткий выдох, и его грудь крепче прижалась к моей спине, я ощутила его напряжение, а потом он притиснул меня к покрывалу ещё сильнее и ускорил движения.

   Чувство запрета, осознание того, как и где мы это делаем, его удовольствие, сумасшествие и страсть, бесстыдные ласки, опасность, будоражащая кровь, и Джаральд вновь подвёл меня к краю бездны, как в прошлый раз в саду, и снова столкнул меня вниз. Полет или падение — я уже не могла различить, я закричала, пока он крепко впивался пальцами в попку, проникая на всю глубину, доведя меня своими прикосновениями до временного помутнения рассудка. Слёзы выступили на глазах от этого острого накала страстей, от силы испытанных чувств.

   Джаральд медленно вышел и отстранился, и внезапно стало холодно без тяжести, без тепла его тела. Краски, звуки, мысли — всё стало возвращаться ко мне. Я дрожала и с жадностью втягивала воздух, медленно приходя в себя. И туман, заволокший сознание, постепенно рассеивался, и я понимала, что сотворила.

   Призвала все своё мужество, чтобы обернуться и посмотреть в его лицо, увидеть его выражение. Он стоял на коленях, опустив голову вниз, и (мои глаза расширились от удивления) стягивал с члена какую-то полупрозрачную странную вещь, наполненную вязкой белой жидкостью, словно отрывал тонкую плёнку кожи.

   — Что это? — удивление было настолько велико, что вытеснило на мгновение все прочие эмоции.

   — В свете это называют французским подарочком, Рози, — он улыбнулся, стянул плёнку до конца и завернул в салфетку.

   — Им... им нужно пользоваться? — я отвела глаза от его напряжённо-подрагивающего органа, ощутив вдруг невероятное смятение и смущение, и стала искать взглядом панталоны. Хотелось поскорее одеться, будто это могло помочь мне вернуть чувство утраченной уверенности, хотелось пойти сейчас к озеру, умыть холодной водой горящее лицо, обмыть ноги, тело, заглушая чувство лёгкого жжения внутри.

   — Кто как желает, — Джаральд пожал плечами. — Я предпочитаю использовать его всегда. Тем более, что пока вполне обойдусь без наследника.

   Граф поднялся на ноги и стал одеваться. Я в растерянности подхватила свои вещи, случайно бросила взгляд на мирно спящих свидетелей нашего ужасного и порочного поступка, не смогла дольше смотреть и медленно, пытаясь по возможности не тревожить ноющую попку, пошла к озеру.

   Вода действительно была холодной, не искупаешься. Я достала платок, смочила и стала обтираться. От лёгкого ветра и прохлады лесного озера снова побежали мурашки по коже, я зябко поёжилась. Нужно было привести себя в порядок, а пальцы были такими непослушными, что я никак не могла справиться с корсетом. Ведь надела сегодня со шнуровкой сзади, даже подумать не могла, что случится подобное.

   Сейчас, после всего этого сумасшествия, меня просто ужас охватывал, когда вспоминала, что первое в моей жизни соитие с мужчиной произошло вот таким образом. Не муж, не поклонник, а отчим, пресыщенный светский ловелас, для которого чувства — это только игра. Ему даже не будет мучительно стыдно, как мне, смотреть в лицо Катрин или того же барона. Я ведь действительно даже не замечала их, когда он стал меня целовать, а сейчас наступило состояние шока вперемешку с растерянностью и с тянущим ощущением пустоты в душе.

   Джаральд не обнял меня, не поцеловал после всего, просто отстранился и так спокойно рассуждал об этом подарочке. Я для него ничем не отличаюсь от прочих женщин, он же сказал, что всегда и со всеми использует эту вещь. Ведь если она не даёт забеременеть, то при чём тут наша с ним связь, а может подобная форма любви ему самому кажется грязной?

   О боже, я даже подумать не могла, что получу удовольствие, но он довёл мои чувства до такого накала, что сдержаться не было сил. Я испорченная и развратная! А Джаральд... Господи, он ведь просто в очередной раз мстил Катрин, когда брал меня там, прямо рядом с ней, а я стонала и наслаждалась его прикосновениями, а барона он выставил круглым дураком, но глупее всех, конечно же, я!

   Я прижала голову к коленям, пряча глаза от всего света, потому что теперь каждый, кто взглянул бы на меня, заметил печать порока на моём лице.

   — Рози.

   Я вздрогнула. Пресвятая дева, ну не сейчас, я ведь не в состоянии пока притворяться и держать себя в руках, делать вид, что меня не задело его отношение, его поступок. Господи, мне так плохо!

   — Рози, — рука Джаральда легла на плечо, — поднимайся, тебе следует одеться, если не желаешь поставить барона и Катрин в известность о том, что произошло.

   Я отняла лицо от коленей, но не повернула к нему головы.

   — Он ведь уедет теперь? Вы обещали.

   — Уедет.

   — А как вы...

   — Предоставь это мне, а теперь встань, я помогу со шнуровкой.

   С большим трудом заставила себя подняться, поморщившись при этом, повернулась к Джаральду спиной, отвела растрепавшиеся локоны с шеи и замерла, чувствуя, как он оправляет платье и зашнуровывает корсет. Да, с таким опытным мужчиной можно обходиться и вовсе без горничной.

   — Это была очень изощрённая месть, граф, — фраза вырвалась неожиданно даже для меня самой, но единожды открыв рот, не смогла остановиться. — Опоить их двоих и, пока они спят, проделать всё это.

   — Ты ведь тоже отомстила, Рози. Разве это не приятно? Они так забавлялись, получали удовольствие, смеясь над тобой, хотели распорядиться твоей жизнью, не спросив даже мнения. Разве не тешит самолюбие мысль, что хоть чем-то можешь ответить на их обращение?

   Я склонила голову. Приятно? Сейчас мне точно не было приятно, мне было очень стыдно. До какой степени циничности я должна дойти, чтобы получать удовольствие от подобного. Если бы ещё могла побороть своё безумное влечение, которое толкало в его объятия.

   — Всё, Рози, - коротко бросил он, а ладонь вдруг коснулась моей шеи, и нежность этого жеста диссонировала с жёсткостью его слов, - Ну а теперь можешь спокойно пострадать в одиночестве, а я пойду, пожалуй, прилягу рядом с нашей парочкой.

   Джаральд отпустил меня и ушёл, позволив, как он сам выразился, пострадать вволю, пока никто не мешает.

   На берегу озера я просидела долго, глядя на зелёную гладь, по которой пробегала мелкая рябь. Когда сидишь одна в тишине, когда вокруг шумит листва деревьев, тихо плещется вода, поют в отдалении птицы, кажется, что все мучения, терзания остаются за зачарованным кругом, а природа нежно охраняет тебя, защищает от напастей. Я не хотела вставать и идти обратно, вырываться из своего уютного мирка, в котором даже возгласы совести утихли на мгновение, когда я просто заставила себя не думать ни о чём.

   Пришлось сделать над собой усилие и подняться на ноги. В голове даже мелькнула мысль набрать веточек с разноцветной листвой. Какой же находчивой я становлюсь благодаря Джаральду. Я сорвала веточки потоньше, собрала целый букет из красных, бордовых и жёлтых листьев и пошла на поляну.

   Они уже проснулись. Сидели втроём, разговаривали и смеялись. Первым заметил моё приближение барон.

   — Розалинда, какой очаровательный букет. Что же вы покинули нас так надолго?

   — Мне показалось, я могу потревожить вас, — присела на самый краешек покрывала (если бы могла, села на землю), не смея поднять головы, и перебирала пальцами листочки.

   — После чудесного обеда нас немного разморило. Однако, говорят, послеобеденная дремота полезна.

   — Конечно, барон. Несколько минут здорового сна особенно на природе замечательно освежают. Даже мой Джаральд иногда прибегает к этому полезному занятию, правда, дорогой?

   — Я люблю все полезные занятия, которые освежают, — ответил граф.

   — Розалинда слишком молода, а молодым, как известно, жаль терять время на сон, им непременно нужно заниматься деятельностью такого рода, которая способствует развитию ума и укреплению тела. Ещё несколько лет назад я сам был таким.

   С такими философскими изречениями барон потянулся к вазочке с фруктами и улыбнулся мне. Сидела бы поближе, непременно коснулся плеча или руки. Я кивнула в ответ, прикрываясь своим букетом как веером.

   — Полагаю, нам пора домой, — подала голос Катрин.

   — Ты права, — граф легко вскочил на ноги, и протянул Катрин руку, — позволь помочь тебе.

   Этим вечером я решила не спускаться к ужину, придумала отговорку, что устала за день и у меня снова разболелась голова. Я отправила служанку в спальню Катрин, чтобы она доложила обо всём мачехе, а после принесла ужин ко мне в комнату. Когда девушка вернулась, на подносе, который она держала в руках, стоял стакан воды и лежала записка:

   «Спускайся».

   Всего одно слово и без подписи. Я сразу поняла от кого послание, и со вздохом присела к зеркалу, чтобы привести в порядок причёску.

   Когда спустилась, барон, Катрин и отчим уже сидели за столом. Мужчины поднялись, стоило мне войти в комнату, а Вильям даже подошёл и отодвинул для меня стул.

   — Вы всё-таки пришли, я слышал, у вас болит голова.

   — Благодарю вас, барон. Жаль упускать возможность провести время в столь изысканной компании.

   В этой самой компании мне кусок в горло не лез, но приходилось притворяться. На отчима я вовсе не смотрела, ни разу за весь вечер не кинула взгляд в его сторону.

   Ближе к концу, когда служанка разносила десерт по тарелкам, девушка случайно уронила кусочек засахаренного фрукта на колени барона. Она ахнула, тотчас же схватила салфетку, а барон (вот тут мои глаза округлились до размеров чайного блюдца) вдруг задрожал, побледнел и прерывающимся от бешенства голосом закричал на всю столовую:

   — Что за дура! Не можешь десерт удержать, у тебя решето вместо рук?! — Вильям схватил со стола бокал с вином и плеснул девушке прямо в лицо, когда несчастная от испуга закрылась руками, он дёрнул её за подол платья, так, что она упала на колени рядом с его стулом, и схватил за волосы.

   — Барон! — Катрин ахнула, я не могла ни слова произнести, а Джаральд медленно поднялся и таким тоном сказал: «Отпустите девушку», — что Вильям сразу же разжал ладонь.

   Его по-прежнему потрясывало, только взгляд стал более осмысленным.

   — Что с вами, барон? Какая несдержанность! Вы поднимаете руку на чужих слуг? — голос отчима был холоднее ледяной стужи.

   — Это, к вашему сведению, мой дом, граф, мои слуги.

   Кажется, я ошиблась. Вильям ещё не до конца пришёл в себя.

   — Здесь всё принадлежит мне, включая и Розалинду. Она будет моей женой в скором времени.

   Пальцы вдруг так сильно задрожали, что я не удержала вилку, и серебряный прибор жалобно звякнул о мраморный пол.

   — По всем признакам, дорогой барон, у вас помутнение рассудка и, как следствие этого, приступы неконтролируемой ярости. Как долго вы планировали скрывать от нас вашу болезнь?

   — О чём вы говорите? Я абсолютно здоров! — у Вильяма покраснела шея, вздулись вены и испарина выступила на лбу.

   — Может стоит позвать доктора, чтобы он осмотрел вас?

   — Я в полном порядке, о каком докторе вы говорите!

   — Я говорю о том, что вы подвержены приступам, которые несут угрозу окружающим вас людям.

   — Да ерунда все это! Я пью лекарство, слышите вы, пью лекарство и я в полном порядке.

   Теперь барон вскочил на ноги и судорожно промакивал лоб платком. Даже мне было заметно, как сильно потрясываются у него колени.

   — Катрин, — сдержанный тон отчима так разительно отличался от визгливых выкриков Вильяма, что невольно привлекал к себе больше внимания. Голос Джаральда был строг, а лицо невозмутимо, — Розалинда не выйдет замуж за этого человека. Я не желаю, чтобы господин барон в очередном припадке искалечил мою падчерицу.

   — Что? Что?! Как не выйдет! Мне обещали! Катрин, у нас с вами договорённость.

   Барон покраснел и теперь наступал на Катрин, которая в страхе вскочила на ноги и выдвинула стул, загораживая себя от разъяренного родственника.

   Я заметила, как Джаральд подал знак служанке, а та мгновенно поднялась, кинулась к графину с водой и налила полный стакан, украдкой добавив в него какие-то капли.

   — Выпейте воды, барон, и придите в себя. Ваше поведение недопустимо.

   — Идите к чертям, граф! Я сперва разберусь с вашей женой за то, что она не держит своего слова.

   Пока барон наступал на испуганную мачеху, Джаральд обогнул стол и резко обхватил Вильям рукой поперёк груди, а другой прижал стакан к его губам. Поражённый старик затрепыхался, раскрыв от удивления рот, и граф влил в него содержимое стакана. Барон закашлялся, а Джаральд выпустил его и брезгливо отёр платком руки.

   — Вам следует отдохнуть.

   Мужчина ещё набирал в грудь побольше воздуха для ответной отповеди, когда в столовую вбежала пара лакеев, и по знаку графа они подхватили Вильяма под локти и вывели из комнаты.

   — Тебе тоже нужно прийти в себя, дорогая, ступай в комнату. Я распоряжусь, чтобы служанка принесла успокоительного.

   — Т-ты прав, — бледная Катрин прижала к взволнованно вздымающейся груди руки и без единого возражения вышла из столовой.

   Я всё ещё сидела на стуле, не смея двинуться с места. Почувствовав на себе взгляд отчима, посмотрела на него. Джаральд сейчас был абсолютно спокоен: ни тени гнева на лице, ни малейшего волнения, только едва заметная усмешка в уголках губ.

   — Хорошо, что ты спустилась, Рози, могла пропустить такое представление.

   — Что с ним? Вы его чем-то опоили?

   — Фи, дорогая падчерица. За кого ты меня принимаешь? Кто же поверит, если барон поведёт себя неестественно под влиянием какого-нибудь препарата. Я всего лишь распорядился не давать ему лекарство и немного спровоцировал приступ.

   — Так вы давно узнали, что он нездоров?

   — Я узнал об этом после того, как мы заключили нашу взаимовыгодную сделку, мотылёк.

   — Барон опасен, а Катрин собиралась выдать меня за него? А вы бы тоже отдали, если бы я не согласилась?

   — Ты ведь согласилась, — он хмыкнул, — более того, Вильям не опасен, если принимает лекарство вовремя.

   Он скрестил руки на груди и кажется ждал от меня ещё каких-то слов.

   — Мне... — я неловко поднялась со стула, — мне, пожалуй, тоже нужно прийти в себя.

   Джаральд демонстративно подошёл к двери столовой, чтобы отворить её для меня, и взялся за ручку.

   — Благодарю за то, что держите слово, граф.

   Я приблизилась к нему, а отчим отвесил мне лёгкий издевательский полупоклон и ответил:

   — Мы в расчёте, леди.