Ночь сегодня выдалась холодная, поутру в комнате было так зябко, что не хотелось выбираться из кровати. Джейн отдёрнула занавески и, выглянув в сад, сказала:
— Все снегом замело, мисс Розалинда. Ваша мачеха его светлости предложила к реке прогуляться, вы пойдёте?
— Не думаю, что у меня есть выбор. А кто ещё присоединится к нам, не знаешь?
— Старую маркизу приглашали, её графиня после обеда ожидает.
— Значит, и маркиз приедет.
— А он все вам подарки шлёт, мисс. Вот бы уже на какой шаг решился, а то толку от тех подарков.
— Подарки поддерживают в Катрин надежду, что чувства маркиза окажутся сильнее прагматичности его матери.
— Да как же! Этот против маменькиного слова не пойдёт, характер не тот. Вы какое платье надеть желаете?
— Синее.
— Может новое, из тех, что на днях по приказу графа доставили? Посмотрите на это зелёное, какое красивое и тёплое, из чистой шерсти.
— Подай синее, Джейн, я пойду в нём.
— Воля ваша.
Горничная помогла мне одеться, а вниз я спустилась уже тогда, когда доложили о приезде гостей. Сегодня ожидалась первая совместная прогулка с маркизом и его матушкой, и, конечно же, я не могла отказаться.
Несколько дней подряд служанка приносила завтрак в мою спальню, а для Катрин я придумала отговорку насчёт небольшого недомогания, объяснила тем, что хочу отлежаться в постели. Мачеха была только рада не видеть меня, а отчим, к счастью, не навещал. Поэтому ничто не мешало скрываться ото всех в своей комнате, занимать время чтением, совершая лишь небольшие вылазки в библиотеку, чтобы поменять очередную прочитанную книгу.
Библиотека у графа оказалась огромной и отличалась разнообразием подобранных экземпляров. Здесь можно было найти любую литературу: от редких сочинений вроде первого собрания пьес Шекспира или возвышенных од Свифта, до книг на греческом или латинском языках. Удивительным оказалось обнаружить среди собранных образцов не книги по сельскому хозяйству и даже не сборники романтических поэтов прошлого века, а труды отцов церкви. Граф их точно читал, поскольку кое-где на полях были сделаны пометки его рукой — короткие фразы и изречения. Джаральд являлся мастером насмешек, и либо с этой целью изучал эти премудрые трактаты, либо действительно искал в них глубокий смысл. Как бы там ни было, книги оказались подобраны удивительным образом и свидетельствовали о разнообразии читательских предпочтений хозяина. Просто чистая радость для пытливого ума.
К реке решили идти пешком через сад. По дороге маркиза с сыном не уставали восхищаться заснеженным чудом и красотой уснувшей природы. Спуск к реке был расчищен слугами и тропинки посыпаны песком, сам же берег вновь припорошил лёгкий снежок, круживший в воздухе.
Я шла позади и слышала, как переговариваются мачеха с маркизой. Старая леди держала сына под локоть и не отпускала от себя, граф шёл рядом с Катрин, но сегодня был, на удивление, молчалив.
— Реку уже сковало льдом, — заметила мачеха.
— Вы правы, но он достаточно тонок, я полагаю.
— Несомненно, однако можно пройтись по краю берега, полюбоваться вон на ту протоку, где деревья сплелись ветвями. А место, что впереди нас, называют «Печальным спуском».
— Что за странное название?
— Там глубокий омут. Муж рассказывал, в нём утонуло немало человек.
— Правда, граф?
— Под обрывом быстрое течение, а сам омут несколько дальше. Я не разрешаю слугам купаться в этом месте, но всегда находятся смельчаки.
Я немного отстала от оживлённой компании, когда они прошли вперёд по берегу, и приблизилась к обрыву. Задержалась на краю, глядя на заснеженную реку, когда услышала оклик Катрин:
— Розалинда, что ты замешкалась? Догоняй!
Я торопливо развернулась, и нога вдруг заскользила по обледеневшей земле, припорошенной белым снежком. Взмахнула руками, стараясь удержать равновесие, а в следующий миг полетела с обрыва прямо в реку.
Тонкая корочка проломилась под тяжестью моего тела, и ледяная вода обожгла лицо и руки, дыхание перехватило, а быстрое течение потащило меня под лёд. В последний миг я успела ухватиться пальцами за острую кромку, пытаясь вынырнуть.
Вода напитывала одежду, становившуюся все тяжелее, лёгкие разрывало от недостатка воздуха, и перед закрытыми глазами поплыли тёмные круги. Пальцы немели и медленно соскальзывали со спасительного края. Сознание уплывало в темноту, но я успела ощутить, как меня ухватили за руку, вытягивая на поверхность.
Спасительный вдох вернул способность видеть, когда тонкий лёд под распластавшимся на его поверхности ииибаз Джаральдом оглушительно затрещал, и граф погрузился в воду вместе со мной. Рука выскользнула из его пальцев, но отчим успел поймать меня за волосы и вновь потащил наверх. Другой ладонью он крепко ухватился за рукоять всаженного в ледяную корку кинжала, который помогал нам двоим удержаться в образовавшейся проруби и не быть утянутыми под лёд. Тело уже теряло чувствительность, руки двигались с трудом, пальцы не слушались. Джаральд удерживал мою голову над поверхностью, перевернув меня на спину.
— Верёвку! — услышала я его крик, а потом почувствовала, как отчим тащит меня вперёд. Лёд крошился под напором его тела, самодельная верёвка, связанная из полосок материи, была накинута на его локоть. Маркиз с матерью и даже Катрин вцепились в другой край и тянули нас к берегу, пока граф не нащупал под ногами дно и не выволок меня на мёрзлую землю под обрывом.
— Хью, в замок! — отдал приказ отчим, — Катрин, платок!
— Ловите и мой граф, — раздался крик маркизы.
Меня колотило в ознобе, а отчим стремительно стаскивал одежду, распарывал её ножом, а потом стал быстро растирать меня шерстяным платком, пока кожа не начала гореть, а по всему телу не разбежались сотни крошечных жалящих колючек.
Я сосредоточила свой взгляд на Джаральде, его губы посинели, лицо казалось мертвенно-бледным, кончики мокрых волос превратились в сосульки. Я хотела сказать, чтобы оставил меня и поскорей снимал одежду, но в этот миг вниз по склону сбежал камердинер графа, и на мои плечи накинули одеяло, а отчим быстро спеленал меня и передал второму слуге, подоспевшему на помощь.
Я не видела, что происходило дальше, пыталась вяло сопротивляться, протестовать, хотела остаться и проследить, чтобы о Джаральде тоже позаботились, но никто не мог разобрать слов, произносимых онемевшими губами. В комнате Джейн сразу же укрыла меня несколькими пуховыми одеялами, жарко растопила камин и заставила выпить кувшин тёплого молока.
До самого вечера я пролежала в кровати, а горничная дежурила рядом, подкладывала нагретые кирпичи в постель, пока от жары мне не стало трудно дышать.
— Невмоготу уже, Джейн, жарко!
— Правильно, вспотеть вам нужно.
— Простыни мокрые от пота, убери кирпичи.
— Ну как скажете, благо не чихнули ни разу.
— Как там граф?
— Мачеха ваша ни одну служанку к нему не подпускает, хотела камердинера выгнать, сама о его светлости печётся. Ванну приказала наполнить, кирпичи греть, вина со специями варить. Все сама ему подносит да меняет.
— Он себя хорошо чувствует?
— Так не знаю.
Я была очень взволнована, ужасно хотелось взглянуть на Джаральда хоть одним глазком, но для этого следовало сперва отослать служанку.
— Я в порядке, Джейн, ты ступай.
— Мне наказ дали — всю ночь возле вас дежурить.
— Не нужно. У меня все хорошо, иди спать.
— Как скажете, только бранить меня будут.
— Джейн, ты моя горничная, никто тебя не обидит. Иди.
Девушка неохотно сняла с меня лишние одеяла, подкинула в камин дров, поворошила угли, громко вздыхая и ожидая, что я переменю решение, и наконец вышла за дверь.
Я быстро выбралась из кровати, закуталась в тёплый халат, накинула сверху шерстяной платок и надела домашние туфли.
Желание убедиться, всё ли в порядке с Джаральдом, было таким сильным, что я даже не колебалась ни минуты, а быстро сдвинула каменную пластину, открывая потайной проход.
Я подхватила со столика свечу и устремилась вперёд, сбегая по ступенькам к комнате отчима. Впервые шла не в полной темноте и теперь могла разглядеть замшелые стены, покрытые трещинами древние камни. Лёгкий сквозняк поколебал огненный язычок пламени, и я только сейчас заметила, что коридор делал изгиб в одном месте и разветвлялся на два прохода. Первый вёл к комнате Джаральда, а вот второй... впрочем, я не собиралась сейчас выяснять, куда идёт неизвестный узкий ход, меня гораздо больше заботило состояние отчима. Помня о том, что в комнате весь вечер находилась Катрин, я приблизилась к стене и присела на корточки, чтобы послушать, не ушла ли мачеха.
В спальне графа раздавались приглушённые голоса, я повернулась к щели в камнях и заглянула в комнату.
Джаральд принимал ванну у растопленного камина, он вольготно раскинулся в горячей воде, над которой поднимался пар, удобно устроил голову и руки на бортике, а Катрин расположилась рядом на стуле и медленно втирала в его волосы мыло.
— Приподними голову, дорогой, я смою пену.
Отчим не пошевелился.
— Ты напоминаешь мне наседку, — заявил Джаральд, даже не потрудившись раскрыть глаза и взглянуть на закусившую губу жену.
— Заботиться о тебе — моя святая обязанность.
— Тогда ступай в часовню, помолись за моё здоровье, а я сам преспокойно вымоюсь.
— Зачем тебе мыться самому, если я могу сделать этот процесс гораздо приятнее.
С этими словами Катрин намылила губку и стала медленно растирать плечи отчима, его локти, пальцы, провела по обнажённой груди и погрузила руку ещё ниже, пока она не скрылась в воде выше локтя.
Джаральд по-прежнему не шевелился, только вздохнул глубоко, а мачеха наклонилась к его губам и стала нежно целовать. Она опустилась на колени рядом с ванной и свободной ладонью гладила и массировала крепкие расслабленные мышцы, но при этом не спешила вынимать из воды вторую руку.
Я отстранилась от стены, потёрла лицо, оказавшееся вдруг совсем мокрым от слез, и побрела обратно в свою спальню. Упала на мягкие подушки и укрылась с головой одеялом.
Когда я успела полюбить его? Как это произошло? Я ведь просто поддавалась, уступала, стремясь спасти свою репутацию, выжить и не упустить последний шанс отвоевать для себя нормальную жизнь. А теперь... Я не могу видеть его даже вместе с законной женой. Не имею на это никаких прав, но желаю оказаться на её месте. Если раньше без него только тело стонало, то теперь невыносимо болит сама душа.
Я проворочалась в постели полночи, не могла глаз сомкнуть. Лежала, прислушивалась к тишине замка, гнала мысли о Катрин, о том, как она ласкала Джаральда. Пыталась считать про себя овец, но бессонница упорно не желала отступать.
Кажется, уже давно перевалило за полночь, когда мне послышался отдалённый собачий лай. Я снова прислушалась. Кто-то поскуливал и царапался за стеной.
— Рик? — шёпотом спросила я.
Поскуливание прекратилось. Я откинула одеяло, набросила на плечи халат и подошла к проходу. Привела в движение скрытый механизм, и стена сдвинулась.
— Рик? — пёс терпеливо ждал меня по ту сторону, и стоило шагнуть в коридор, как он мгновенно ухватил зубами край халата и потащил меня за собой.
Я думала, он снова выведет меня к комнате отчима, но доберман потянул в другой проход. Ступеньки там оказались скользкими, и мне пришлось держаться за стены, чтобы ненароком не оступиться. Я шла и шла вниз, пока в лицо не повеяло холодом, и ветерок не донёс запах тины. Слуха коснулся странный шум, похожий на плеск воды. Завернув в последний раз, я вышла на неровный каменистый берег. Здесь лежали большие валуны, скорее всего, обломки скалы, а впереди поблескивала водная гладь.
— Что это, Рик? Настоящая подземная река?
Пёс продолжал тащить вперёд, и я пошла следом и едва успела укрыться за одним из валунов, когда увидела впереди две мужские фигуры. Присев на корточки, осторожно выглянула из-за камня, чтобы рассмотреть странного типа, занявшего место справа от Джаральда. Оба стояли спиной ко мне и смотрели на реку. Отчим накинул на себя тёплый плащ, а его спутник был одет в какие-то грязные лохмотья. Всклокоченные рыжие волосы торчали в разные стороны, а за пояс был заткнут пистолет и охотничий нож. Своим видом он напоминал бандита с большой дороги.
Увиденное меня поразило и немного напугало, особенно когда, присмотревшись к графу, заметила, что к его поясу также прицеплен револьвер. Я подтащила пса за ошейник поближе, заставила лечь на землю. Сама тесно прижалась к камню, опасаясь, что если произведу хоть малейший шум, то сразу привлеку к себе внимание.
Спустя несколько минут послышался плеск вёсел, и из тоннеля к берегу выплыла большая лодка с восемью гребцами.
— Вот и товар. Доставили ко времени, — заявил спутник графа и смачно сплюнул на землю.
Я притянула Рика ещё ближе и сжала ладонью его морду, потому что пёс порывался вскочить и бежать к хозяину и начал поскуливать, не имея возможности отойти от меня.
— Ящиков меньше, — раздался холодный голос отчима.
— Столько провезли в этот раз. Неспокойное время, мы сами внакладе остаёмся.
«Контрабандисты!» — поняла я.
— А остальные при входе в пещеру спрятали? За мой счёт карман наполнить хочешь?
— Ваша светлость, — заговорил уличённый в обмане вор, — вам прилично достаётся, а собственную шкуру только мы подставляем...
— Тебе напомнить на чьи деньги куплена лодка и снаряжение, и в чьём подвале вы храните товар?
— Так-то оно так, но вы сами палец о палец не ударили. Сидите в безопасности в вашем замке, кто же к графу заявится обыск устраивать? Вам ничего не грозит, а вот мы люди маленькие. Так что можете и накинуть...
— Заткись! — из-за негромкого окрика не только собеседник графа прикусил язык, но и его дружки, выгружавшие товар на берег, замерли на месте.
— Самостоятельно распоряжаться товаром вы не будете, поскольку я не позволю. Уговор составлен в письменной форме, и вам придётся его соблюдать.
— Куда это годится, ваша светлость? Снаряжение ваше, это так, но сами знаете, какие нынче законы и как опасно провозить контрабанду.
— Мне плевать. Я подставляюсь ничуть не меньше, а раз ты надумал так пошутить, то в этот раз двойную плату возьму именно с тебя, а парни пускай останутся при своём.
— Ишь ты удумал! — контрабандист резко развернулся, собираясь наброситься на Джаральда, однако отчим отреагировал молниеносно: он быстро отступил в сторону, уклонившись от выхватившего кинжал оборванца, а пока тот разворачивался для нового броска, граф достал револьвер.
— На твоём месте я бы поменьше привередничал, Ник. Неужто ощутил себя настоящим главарём пиратов и забыл с кем имеешь дело?
— Послушайте, ваша светлость, вы уж извините его, — один из работяг, тот, кто казался постарше, миролюбиво выступил вперёд и поднял обе руки. — Бес его попутал, не подрассчитал немного. Ваше право требовать с нас оговоренную долю, иначе и быть не может. Вы уж простите.
Отчим медленно отступил и кивнул главарю на лодку.
— Иди к своим, Ник, да добавь пару ящиков, а потом убирайся отсюда, и чтобы в другой раз я тебя не видел.
Мужик со злости сплюнул на землю и пошаркал к лодке. Я видела, как граф на секунду отвёл от него взгляд, привлечённый шумом упавшего ящика, а главарь в этот миг вытащил револьвер и навёл его на отчима.
Я только ахнуть успела, как Рик рванулся из моих рук, выскакивая из-за камней, а Джаральд резко развернулся, и в подземелье прозвучал выстрел. Зажмурилась на миг от страха, а когда открыла глаза, отчим уже стоял над телом распростёршегося на земле главаря. Он брезгливо отбросил ногой револьвер, выпавший из разжавшейся руки неудачливого убийцы, и приказал ошарашенным подельникам:
— Уберите это.
Контрабандисты бросились погружать своего дружка в лодку, а потом быстро отчалили, свалив на берегу добрый десяток ящиков. Отчим прикрикнул на прыгающего вокруг него Рика и повернулся к камню. Я свернулась в калачик и почти примёрзла к холодному валуну, когда граф обогнул его и остановился прямо напротив меня.
Я со страхом подняла глаза, вглядываясь в его невозмутимое лицо. Сейчас мне стало очень не по себе. Кажется, Джаральд совершенно хладнокровно застрелил человека и абсолютно спокоен на этот счёт.
— Тебе жить надоело?
— Р-рик привёл меня.
Граф бросил взгляд на собаку и, коротким кивком приказав мне подняться, пошёл к лестнице.
Я с трудом встала на дрожащие ноги и поплелась следом за неспешно шагающим отчимом, зябко обхватив себя за плечи и поминутно оглядываясь назад. Холод камня пробрал до костей, а картина увиденного до сих пор стояла перед глазами.
Из-за своей рассеянности я почти врезалась в замершего впереди мужчину, который вдруг резко развернулся и прикрикнул:
— Что ты дрожишь как осиновый лист?
— В-вы его застрелили?
— Если сдохнет, его вина. Дурака следовало проучить. Вздумал пугать меня и размахивать перед носом револьвером. А может, — он вдруг схватил меня за подбородок, поднимая и приближая к себе мою голову, — следовало подождать, пока он сам меня застрелит?
Я покачала головой.
— В-вы намного быстрее, я видела, вы могли просто ранить...
Граф отдёрнул руку, как от ожога, и отвернулся, вновь устремляясь вверх по ступенькам, а до меня только сейчас дошло, какой горячей показалась его ладонь.
— Граф, у вас жар! Нельзя было спускаться к реке, вам нужно в постель.
Он ничего не ответил, и я догадалась, что отчим слишком зол.
У меня уже начинали стучать зубы, и я ступала все медленнее, хватаясь рукой за мёрзлые стены. Джаральд, достигший верхней площадки, вновь обернулся. Глаза его лихорадочно блестели, когда он внимательно всматривался в моё лицо. Он протянул руку, коснулся моей озябшей ладони и вдруг с силой сжал её и буквально потащил меня за собой.
— Ты замёрзла.
Отчим затянул в ещё одно ответвление, а затем дальше в узкий коридор, уводящий вниз, где приходилось идти, склонив голову. Наконец, мы вышли в небольшой пещере. В центре, в полу, оказался природный бассейн, наполненный водой. Над ним поднимался пар, мелкие пузырьки отставали от каменных стенок и лопались на поверхности, капельки воды падали с невысокого потолка, а откуда-то издали в пещеру доносился равномерный гул.
— Это источник?
— Горячий источник. Забирайся, согреешься.
Воздух в пещере был почти морозным, и мне стало ещё холоднее.
— Граф, нам нужно вернуться в комнаты.
Джаральд молча приблизился ко мне сзади, резко прижал к себе и ловко развязал пояс халата одной рукой, а другой быстро стянул его с моих плеч и откинул на каменный пол. Слегка подтолкнув в спину, подвинул меня к самому краю бассейна. Я вцепилась пальцами в длинную ночную рубашку, комкая её от испуга и дрожа ещё сильнее.
— Спускайся. Пока ты доберёшься до спальни, закоченеешь.
Покачала головой и хотела отступить, а граф вдруг толкнул меня, и я, не удержавшись на краю, второй раз за этот день погрузилась с головой в воду.
Вынырнула, кашляя и отплёвываясь. Убрала от лица прилипшие волосы и подняла взгляд на отчима, не зная, то ли выражать своё возмущение, что он столкнул меня прямо в рубашке, то ли благодарить за такую своеобразную заботу. Джаральд присел на корточки и разглядывал те изгибы моего тела, что были облеплены мокрой тканью. Вода доходила примерно до лопаток, и грудь оказалась совсем на виду. Я немедленно прикрылась руками, но глаз от его лица не отвела, опасаясь какого-нибудь неожиданного манёвра.
— Согрелась? — с лёгкой хрипотцой в голосе спросил граф.
Вода действительно оказалась очень тёплой, почти горячей, и холода я не чувствовала несмотря на морозный воздух. Он проникал в пещеру порывами холодного ветра со стороны открытого входа и через отверстия в потолке. Сквозь них также просачивались лунные лучи, разгонявшие царивший здесь полумрак. Обстановка вокруг казалась таинственной, почти мистической, а призрачный бледный свет только усиливал разлившееся в воздухе ощущение некой опасности. А может то сказывалось внутреннее напряжение, которое натягивало мои нервы подобно тонким струнам.
Хотелось немедленно выбраться из бассейна, укутаться в халат и поскорее бежать в свою комнату. Джаральд казался таким пугающим, глядел пристально, и глаза его лихорадочно блестели. Он сделал движение, чтобы выпрямиться и, наверное, отойти, но я испуганно дёрнулась, и отчим снова замер, пристально вглядываясь в моё лицо.
— Боишься? Думаешь, наброшусь и растерзаю прямо на месте или утоплю здесь, в бассейне, как случайную свидетельницу моих тёмных делишек?
— Нет, — залепетала я, при этом потихоньку отступая к стене.
— Чего же ты ждёшь?
— Ничего.
— Определённо ждёшь. Знаешь, Рози, я привык оправдывать ожидания и хотя до этого не держал в уме дурных мыслей, сейчас они появились. Если меня считают плохим, я таким и становлюсь.
Я испугалась ещё сильнее, заозиралась, пытаясь найти выход из бассейна, и увидела небольшой уступ, напоминающий ступеньку, куда как раз было удобно поставить ногу. Отчим в этот момент стал нарочито медленно расстёгивать рубашку, а потом стянул её через голову. Я поспешила к уступу, но всего пара шагов и Джаральд загородил мне выход. Пришлось снова отступить.
Он отбросил рубашку в сторону. Лунный свет преломлялся на мускулах груди и причудливо играл на гладкой коже, будто целуя её. Пальцы Джаральда занялись пуговичками брюк, а я буквально вдавилась в противоположную стену, погрузившись в воду по шею. Хотела отвернуться и не могла. Он наклонился, чтобы стянуть штаны, а я, приоткрыв рот, следила как перекатываются сильные мышцы на плечах и между лопатками, напрягаются и словно увеличиваются в размере. Граф выпрямился, и против воли я опустила глаза вниз, к крепким бёдрам, мускулистым ногам и... снова задохнулась от смущения, склонила голову, слушая плеск, когда отчим неторопливо вошёл в воду.
— Вам нельзя купаться, вы нездоровы.
Он молча приблизился, положил ладони на мои бедра, притягивая ближе к себе. Отвёл с плеча мокрые пряди и склонился к шее. Я затаила дыхание и даже не пыталась сопротивляться. Он сейчас явно не отдавал себе отчёта в собственных действиях, дышал лихорадочно, глаза горели, но даже в таком состоянии Джаральд просто сводил меня с ума.
Послушно откинула голову, открывая ему шею. Мужская ладонь легла на затылок, сдавливая его, граф провёл носом вдоль бьющейся венки, прикусил кожу зубами, не больно, но я вздрогнула от неожиданности. Он пугал меня сейчас и завораживал. Сил не хватало противостоять этой опасной смеси чувственности и страстного влечения.
Новый порыв ветра промчался по пещере, разметал поднимающийся над водой пар. Горячая вода и холодный воздух только усиливали ощущения, делали их острее. Контраст был даже в том, что нас с Джаральдом разделяла тонкая преграда из ставшей почти прозрачной ткани. Я сквозь намокшую рубашку чувствовала каждую мышцу его сильного, гибкого и до невозможности красивого тела. Пузырьки бежали по ногам, щекотали, дразнили, а губы Джаральда искушали, втягивали мою кожу и отпускали, соблазняя просить большего.
Я дрожала не от холода, но от страха, вожделения и отчаяния. Что станет со мной?
— Там... что-то шумит, — прошептала, чувствуя, как он прижал меня ещё ближе и как напрягся его член, упёршийся в моё бедро. Пальцы графа гладили шею, а рот незаметно добрался до ушка и втянул в жаркую глубину мягкую мочку, перекатывая её между зубами.
— Это море, — хрипло ответил он, на секунду отрываясь от своего занятия. Мужские руки уже гладили мою спину и бедра, задирали рубашку.
— М-можно пойти посмотреть?
— Прохода нет, — шепнул Джаральд, подняв ночную сорочку до живота, — только вплавь.
Его руки спустились ниже, обхватили мои ягодицы, с силой сжали. Граф резко поднял ставшее совсем лёгким тело, и я вдавила ногти в его плечи, уцепившись за них от испуга, обхватила ногами талию. Он отклонил меня назад, а жадные губы сомкнулись вокруг соска, сжимая его сквозь мокрую ткань.
— Ах! — тело пронзила острая дрожь, я выгнулась, сперва пытаясь отстраниться, а потом сама прижалась к ненасытным губам, которые медленно переместились на вторую грудь.
Меня знобило как в лихорадке от его прикосновений. Я уже по своей воле подставляла все те места, куда он хотел дотянуться, а Джаральд вдруг прервался и хрипло прошептал.
— Возьму тебя прямо здесь и сейчас, Рози. Не желаю больше тянуть.
Я с трудом сосредоточилась на его словах. Для меня каждый шаг был сейчас шагом в бездну. Я не могла вырваться, не хотела сопротивляться, но должна была хотя бы попытаться. От холодного воздуха пощипывало кожу, горячий пар кружил вокруг нас, а пузырьки нежно покалывали. Не хотелось выныривать из этого безумия, отстраняться от его рук, прижавших совсем близко к обнажённому и такому желанному телу. Как давно мечтала гладить его, целовать, касаться тугих мышц. Меня ласкал ветер, вода, его губы, а следовало воззвать к разуму Джаральда и просить остановиться. И я была ненавистна сама себе, когда с горечью в голосе произнесла:
— Я в вашей власти, вам это известно. Вы спасли мне жизнь, ваше право делать все что угодно, а ещё брать меня, будто уличную девку, как хотите и где хотите.
Предательский голос сорвался, я замолчала, замерли и его пальцы, гладившие меня.
Он отстранился, резко разжал руки, и я скользнула вниз, вдоль его тела, выпустила широкие плечи, а когда ноги коснулись каменного пола, Джаральд сомкнул ладони на моём горле. Сжал чуть сильнее, чем следовало, притянул моё лицо ближе, заставляя подняться на носочки:
— Да, это моё право. Ты моя вещь, моя игрушка. Ты не смеешь даже противиться мне.
— Не смею, — прошептала в ответ, — я могу лишь просить и умолять подождать. Вам нужен отдых. Вы нездоровы. Позвольте вернуться в комнату, я сделаю холодный компресс, который снимет жар. Идёмте, Джаральд, уйдём отсюда.
Мужские руки сжались чуточку сильнее, я дышала с трудом, но не сводила с него взгляда.
— Как убедительна ты можешь быть, Рози, когда хорошо постараешься. Попытка почти удалась. Однако сперва я получу, что так давно желаю, а потом вернёмся в постель.
Его руки снова сдавили мою попку, он согнул колени, и я испугалась, ощутив, как налившийся орган слишком близко прижался к девственному узкому входу. Глаза графа казались невероятно яркими в полумраке пещеры, так жарко горел в них внутренний огонь.
— Пожалуйста, — я коснулась пальцами его лица, очертила скулы, контур чувственных губ, погладила высокий лоб, невольно любуясь совершенными мужественными чертами. Нежно поцеловала его в подбородок, щёку, висок, коснулась дрогнувших ресниц, — пожалуйста, пожалейте меня, прошу вас.
Он сжал зубы, резко выдохнул и раскрыл глаза:
— Пожалеть? Разве тем, кому чуждо благородство, свойственна жалость?
Я сжалась, чувствуя новую волну гнева, полыхнувшего в его душе, а отчим выпустил мои бедра, чтобы резко ухватить за плечо и развернуть к себе спиной.
— Такая жалость тебя устроит? Тебе ведь не привыкать, Рози?
Он с силой надавил ладонью на поясницу, заставляя меня прогнуться.
— Поставь ноги шире, — приказал граф, и я повиновалась. Стиснула кулаки и склонила на них голову, ожидая, когда его безжалостная страсть смоет меня беспощадной волной.
Сейчас он действовал гораздо грубее и жёстче, чем раньше. Сжал руками мою грудь, захватив соски между пальцами, перекатывая их, сдавливая, почти болезненно, но не переходя той черты, что позволила бы мне избавиться от тёплых волн возбуждения, пробегающих по телу. Его хриплое дыхание раздавалось в самой голове, разрывая её на кусочки.
Он склонился вперёд, заставляя и меня прогнуться ниже. Отпустил грудь, и заласканные до болезненной чувствительности соски коснулись холодного камня. Граф развёл ладонями ягодицы, прижал член к узкому входу, и я сжалась от испуга. Джаральд ощутил моё напряжение и снова ухватил рукой за шею, а вторая ладонь легла между моих ног. Он захватил набухший бугорок и сдавил его между указательным и средним пальцами, медленно перемещая ладонь вверх и вниз, наращивая темп постепенно, и не останавливался до тех пор, пока я не стала двигаться в такт его поглаживаниям, постанывая от удовольствия. Соски тёрлись о жёсткий камень и затвердели, как круглые горошины, а горячая вода выплёскивалась из бассейна, омывая и смягчая их.
Отчим стащил с меня рубашку, и теперь я чувствовала спиной его обнажённую грудь, каждую напряжённую мышцу, каждую впадинку и бугорок. Мурашки бежали по коже, возбуждение крутило низ живота, разливалось по телу короткими спазмами. Холодный ветер касался разгорячённого лица, губы графа терзали шею, он прикусывал хрупкие позвонки, лизал их языком, а в следующий миг я ощутила его первый толчок. Возбуждённый член проник в моё расслабившееся тело. Короткая лёгкая боль, когда головка вжалась между ягодиц, растягивая узкую дырочку, и проскользнула внутрь, даря ощущение знакомой наполненности. Джаральд продвинулся дальше, входя до упора, и снова подался назад, выйдя почти полностью.
Я выдохнула и совсем чуть-чуть подвинулась ему навстречу, когда он снова погрузился в меня на всю глубину. Теперь он начал своё движение внутри, постепенно набирая темп. Я прижала лицо к ладоням, прикусила губу, а тело уже жило собственной жизнью, не подчинявшейся приказам рассудка. Оно приняло Джаральда с желанием, одержимостью, с неподконтрольной мне чувственностью, которая выгибала мою поясницу и двигала бёдра ему навстречу в безотчётном стремлении услышать его новый стон или вздох. Короткие молнии прошивали меня при каждом толчке, и ощущения теперь были намного сильнее, чем в первый раз. Одна его ладонь гладила тело, следуя по чувствительным изгибам, а вторая раздвигала нежные складочки.
— Насаживайся на него, Рози, глубже! — приказывал он, и я слушалась, подавалась назад, ему навстречу, а потом прижималась теснее к ласкающей меня руке. И Джаральд уже не сдерживал себя, двигался резче, быстрее, ритмичнее, входя до упора. Он положил ладонь мне на шею, заставляя изогнуть спину подобно кошке, пальцами надавил на подбородок, повернул мою голову и впился в рот болезненным поцелуем, раскрывая мои губы также ненасытно, как его член раздвигал мою попку.
И это странное желание, что кружило нас в невероятном хороводе, оно больше напоминало сейчас животную страсть, чем обычные человеческие эмоции. Я отвечала на его поцелуй, чувствуя, как все быстрее стучит его сердце, как прерывается дыхание, и сама задыхалась в ответ. А ощущение было такое, будто внутренние стенки распухли и горят, отчего все мышцы разом начинают сжиматься. Нестерпимая смесь, когда одновременно плохо и невероятно хорошо.
Меня бросало то в жар, то в холод, пока в один из моментов, с силой вжавшись ягодицами в его бедра, я не почувствовала, что его член стал намного больше, словно заполнив меня до предела. И тогда ощутила жжение внутри живота, сменившееся внезапными быстрыми сокращениями. Сердце остановилась на миг, и, кажется, на долю секунды я лишилась сознания, потому что не услышала даже его стонов, пока он изливался в мою попку, и только холод камня привёл меня в чувство.
Джаральд положил ладони по обе стороны от меня и никак не мог перевести дыхание. Повинуясь внутреннему порыву, я прижалась щекой к его руке и лишь секунду спустя осознала, насколько наивным и доверчивым вышел этот жест. Ведь эйфория закончилась, а граф всегда уходил после накала страстей, бросал меня в одиночестве. Ждала, что сейчас он отдёрнет руку, а отчим медленно провёл свободной ладонью по моему животу, прижал меня к себе, уткнулся носом в шею. Его дыхание с короткими хрипами, горячее тело и дрожь говорили о том, что Джаральду плохо. Он выложился полностью, выплеснул всю энергию на меня и, когда невыносимый страстный накал схлынул, остался практически без сил. Я выпрямилась и развернулась лицом к нему, обхватила ладонями голову, заглядывая в глаза.
— Тебе плохо!
Джаральд медленно провёл пальцами по моим губам и прошептал тихо, невнятно, так, что приходилось прислушиваться:
— Ты ненастоящая, не можешь быть настоящей, — вздохнул хрипло, сжимая пальцы на моих плечах, — у тебя глаза ангела, Рози. Почему?
Его слова перепугали меня, граф начинал бредить.
— Господи, Джаральд, идём же, идём!
Я вцепилась в его талию и потащила прочь из бассейна. Отжала свою рубашку и отёрла его тело, пока он неподвижно стоял, отстраненно следя за моими действиями. Помогла ему одеться и сама побыстрее закуталась в халат. Кожа ещё не остыла после жарких водных процедур, но нужно было спешить. Я тянула отчима за руку, вынуждая идти быстрее, Рик бежал впереди, показывая дорогу.
Когда мы добрались до комнаты Джаральда, я вся взмокла. Граф устало растянулся на кровати, а я помогла ему снять ботинки. Забралась на одеяло, потрогала его лоб. Он опалял жаром, и отчим весь горел в огне. Подбежав к окну, распахнула его, впуская в комнату порыв свежего воздуха, сгребла снег с оконного выступа, замотала его в платок и положила на пылающий лоб графа. Мужчина вздохнул, длинные пальцы накрыли мою ладонь, прижимавшую компресс к его вискам, а другая рука легла на талию, привлекая теснее к его телу, заставляя вытянуться поверх широкой груди.
— Джаральд, — зашептала задремавшему отчиму, — я схожу за твоим камердинером, он должен знать, как позаботиться о тебе. Слышишь?
В ответ раздавалось только мерное хриплое дыхание.
— Не знаю, как благодарить за своё спасение. Без тебя, меня бы уже не было. Ты по моей вине заболел.
Я приподнялась немного и совсем легонько поцеловала его в губы, прижалась щекой к его щеке, замирая на миг, впитывая кожей эти ощущения его близости, почти детской беззащитности, зависимости от меня, а потом заставила себя отстраниться, слезть с кровати и отправиться на поиск камердинера.
Джим занялся хозяином, ну а мне пришлось удалиться в свою комнату. Я повесила мокрую рубашку сушиться у камина, присела на кровать, поморщилась от тянущих ощущений внутри, которые, к счастью, постепенно слабели. Утром нужно не забыть надеть сорочку до прихода горничной. Я подошла к зеркалу, проверить, не оставили ли пальцы графа следов на шее, но ни синяков, ни красных пятен на коже не оказалось. Вот только мой крестик пропал. Я распахнула халат, пытаясь отыскать его в складках, но ничего не обнаружила.
Подарок отца! Как можно было его потерять? Это дурной знак! Что если я уронила крест на дно бассейна или на каменный пол? Нельзя его там оставлять, нельзя расставаться с даром любящего родителя, с защитой светлого духа. Горько вздохнув, решила вернуться обратно. Одной отправляться было страшновато, но другого варианта я не видела. Взять с собой Рика? Но за псом нужно пойти к графу, а при камердинере я не могу открывать подземный ход. Джаральд ведь этого не делал.
Переобувшись в ботинки потеплее, накинула сверху тёплый плащ, взяла свечу в руки и снова проследовала прежней дорогой. Я не спускалась до реки, а дошла именно до того уровня, на котором граф повернул в уводящий вниз коридор. Стараясь идти как можно быстрее, добралась до источника минут за пятнадцать. Обошла бассейн по кругу, старательно отгоняя прочь видения того, чем совсем недавно здесь занималась. Немного опасалась, что придётся вновь нырять в воду, а потом на самом краю, именно в том месте, где граф прижимал меня к каменной стене, увидела блеснувший крестик. Обрадованно сжала находку в ладони и собралась повернуть назад, но заинтересовалась тем самым выходом, откуда доносился шум моря. Отчим говорил, что по нему не пройти.
Я повернула в это ответвление и шла какое-то время, низко наклонив голову, пока впереди на полу не блеснула воды. Она накатывала на камень небольшими волнами, и дальше становилась только глубже. Значит, до моря действительно можно добраться только вплавь, лодка в такой узкий коридор не поместится. Интересно, кто вырыл все эти ходы, сколько времени заняло сооружение проходов, ведущих до самого побережья?
Повернув назад, я отправилась в обратный путь. Полагала, что дойду так же быстро, но стоило мне подняться до той площадки, от которой дорога разветвлялась на два направления, как я замерла на месте, от испуга прижавшись к стене. Впереди в полумраке мерцал неясный свет, напоминавший очертания женской фигуры.
Я схватилась рукой за крестик, зашептала про себя молитву. От ужаса волоски на коже встали дыбом. Это было совсем не то привидение, что увидела тогда спросонья. Сквозь этот призрачный силуэт отчётливо виднелись стены. Господи, спаси, помоги, если ты ещё слышишь слова такого грешного создания, как я. Фигура слабо мерцала и как будто медленно перемещалась. Вокруг царила тишина и веяло прямо таки могильным холодом. Мне казалось, что это свечение приближается ко мне. Надо было развернуться и бежать, но ноги подкосились, нахлынула резкая слабость, стены и пол покачивались перед глазами, к горлу подступила тошнота.
Свечение стало ярче и неясный силуэт принял более отчётливые очертания человеческого тела: худое как у скелета лицо и длинные волосы. Она смотрела прямо на меня. Последние ощущения, что я испытала перед тем, как все вокруг погрузилось во тьму, это дикая тоска, холод и беспросветное отчаяние.
Я пришла в себя, когда окончательно замёрзла, и тёплый плащ уже не защищал от проникавшего под него холода. Поняла, что лежу на полу и мышцы занемели. Было очень сложно пошевелиться, а потом кровь побежала по венам, разгоняя оцепенение и пробуждая каждую замёрзшую клеточку болезненными покалываниями.
Я подняла голову, все ещё испытывая тот ужас, который вызвал у меня глубокий обморок. Свеча лежала где-то рядом на полу, а вокруг царила кромешная тьма. Никакое свечение больше не разгоняло ее, но страшно было пошевелиться. Что если я снова встречу призрака? Эта ведь та самая Леди, о которой говорили слуги. Скорее всего, потайные ходы проходят как раз в стенах западной башни. Поэтому граф предупреждал не ходить сюда, наверное, чтобы никто случайно не наткнулся на проход и не выяснил про контрабандистов.
Ощущение до сих пор было ужасным: вокруг непроглядная темень, и я одна в каменном коридоре, где царит только тишина, и никто не услышит ни звука, даже если буду звать на помощь. Следовало взять себя в руки, встать и идти вперёд, но было жутко сделать хоть шаг. Ведь появление призрака к несчастью, что же страшного произойдёт в моей жизни в будущем?
Не знаю, как заставила себя встать. Поднялась, хватаясь рукой за стену, сделала один шажок, а потом другой, не став разыскивать в темноте свечу. Кралась по коридору, прижавшись к стенке, на носочках, почти не дыша. Когда в итоге добралась до входа в свою комнату, то долго искала на ощупь рычаг. Пальцы совсем занемели и дрожали.
В камине все ещё горел огонь, и я пробежала к креслу, упала в него, обхватила ноги руками, сжалась в маленький комочек. Я ужасно хотела сейчас к графу, мне было так страшно, а Джаральд ничего и никогда не боялся, с ним рядом все страхи отступали. Но отчим метался в жару, ему требовался уход, а не моё дрожащее тело рядом. Не зря я потеряла крест на краю бассейна, это все расплата за мои грехи, за то, что пошла на поводу у собственных чувств. Что если наказанием станет его гибель?
Просидела у огня до самого утра, заставляя себя иногда склониться вниз, чтобы подбросить дров. Я о стольких ужасах передумала за это время, что едва забрезжил рассвет, сама оделась и, не желая даже завтракать (кусок не лез в горло), спустилась, вышла из дома и направилась по дороге, ведущей к церкви.
В прохладном просторном помещении было совсем пусто. Я прошла по проходу между скамьями, опустилась на колени у алтаря, вознося молитвы Господу нашему и Пресвятой Деве. Молила их услышать меня, молила о здоровье Джаральда, просила о прощении, отпущении моих и его грехов, о помощи. Когда ноги совсем затекли и заболели колени, я поднялась и услышала стук двери.
— Дитя моё, отчего ты здесь так рано?
— Святой отец, — я склонилась к руке священника, целуя узловатые пальцы, роняя на них солёные капли.
— Дочь моя, что случилось? Что вас терзает?
— Вы примете мою исповедь, отец?
— Конечно. Для любого страждущего глаза и уши Господа нашего всегда открыты. Я проводник грешников и кающихся на этой земле, постараюсь облегчить твои мучения. Можешь раскрыть мне свою душу.
Запинаясь и глотая слова вперемешку со слезами, я рассказала ему обо всём, начиная с момента встречи с отчимом, о том, что случилось с тех пор, когда он впервые вошёл в наш дом, о соблазнении, прелюбодеянии, о том, как он застрелил человека на моих глазах. Я умоляла Господа через священника его, отпустить мне грехи, простить графа по милости своей и избавить его от тяжкого недуга. Исповедь оказалась короткой. Мне мерещилось, вся жизнь прошла перед глазами, но в итоге грешные деяния уместились в несколько минут времени.
Священник положил руку на мою голову, я склонилась вниз, касаясь требника губами, а святой отец дозволил поцеловать крест.
— Ступай дочь моя, я буду молить Господа о прощении, но грех твой велик. Чистоту должно хранить как величайшее благо и не поддаваться искушению, ты же нарушила заповеди Господни, предала ту, что ближе, чем мать, ибо растила тебя не будучи связанной кровным родством. Ты поддалась соблазну вверить тело своё человеку, которого почитать должна как отца. Ты наблюдала грех смертоубийства и сокрыла его ото всех. Только в молитвах и посте твое спасение, ибо душа находится на самом краю бездны. Ступай, отныне каждый свой день начинай с покаяния. Моли Господа и благочестивую, милосердную Пресвятую Деву о прощении. Постись да ущемляй всяко тело своё, дабы не растлить себя роскошью и пресыщением. Плетями гнать беса из нутра твоего, коли сил не достаёт на борьбу.
— Иссечь себя плетью?
— Не заботься о теле, дочь моя, ибо оно бренно. Жизнь его преходяща, только душа бессмертна. А теперь ступай, в тишине и молитвах проводи свои дни да уповай на Господа нашего, чтобы не отворотил от тебя очей своих да даровал прощение.