— Ну что скажешь? — лениво вопрошал Фомантий, развалившись на узкой лавке и закинув руки за голову.

— Скажу, что камеры у них маловаты. И где это видано, чтобы мужские камеры делали смежными с женскими?

— Да это начальник группы облавы явно что-то перепутал. Погляди, на той стороне коридора на дверях всех камер значок — леди с зонтиком. По ходу дела тебя просто впихнули в мужскую.

— Где глаза были у этих болванов? Я как женщина имею право на место в женской камере!

— Да они у них были вон там, — Фомка показал пальцем на мою обтянутую желтым топиком грудь, — а у некоторых вон там, — и напарник ткнул мне за спину, намекая на обтянутую кожаными штанами выпуклую периферию.

Запрокинув голову, я тяжело выдохнула, глядя на высокий потолок, с размаху хлопнулась на деревянную скамью и тут же пожалела о степени собственного размаха. Периферия ощутимо заныла, а зубы клацнули, чуть не прикусив кончик языка. Я подперла голову ладонью и собиралась подумать, но тут же быстро обернулась и глянула в конец длинного коридора, откуда донеслись звуки шагов.

Погромыхивая ключами и шаркая ногами, к нам приближался начальник тюрьмы, о чем ясно свидетельствовали нашивки на его эполетах.

— Ну что, попалишь, голубчики? — широко осклабился он. Начальник довольно посмотрел на Фомку, а потом перевел взгляд на меня, и его улыбка постепенно угасла. Просто мужчина рассмотрел мой топик и штаны. Он в недоумении покосился на камеры напротив, потом почесал макушку и вновь уставился на меня. Глаза его упорно не желали подниматься на должную высоту, и как начальник ни старался, не мог оторвать взгляда от моей груди.

— Э-э-э… — изрек он.

Закатив глаза, я снова тяжело вздохнула. Вот тебе и «э-э-э». Скоро эта буква превратится в мое новое имя, поскольку такой звук с некоторых пор стали издавать все встреченные мужчины. Неудивительно, конечно, учитывая моду Волшебнии — длинные бесформенные балахоны, всевозможные плащи и платья до пола.

— Вы по какому вопросу? — решила я остановить этот поток свободного сознания.

— Я как бы… ы-ы-ы.

— На допрос нас пришли сопроводить?

— Э-э-э… — Мужчина снова почесал макушку.

— А кто будет допрашивать?

— Н-у-у… — Невозможность сфокусировать взгляд крайне пагубно сказывалась на мыслительных способностях главного тюремного смотрителя.

— Эй, Фом, — вздохнула я, — давай ты.

Напарник нехотя поднялся с лежанки, подошел к решетке своей камеры, отделенной от моей толстыми металлическими прутьями, и попытался привлечь внимание начальника.

— Эй, мужик! Эй! — Он пощелкал пальцами перед носом впавшего в созерцательную задумчивость собеседника. — Что там с допросом?

С величайшим трудом начальник повернул голову в сторону Фомы, и то только потому, что я удалилась к своей койке, улеглась на нее и сложила руки на груди. Жаль, что я того горе-волшебника не додушила.

— Так шами определяйтешь, — собрался наконец с мыслями шепелявый субъект, — тут нарушения по двум штатьям. Первая — это перешечение границы и жлонамеренное укрывательштво от предштавителей официальных влаштей. Вам шледовало явитьшя ш повинной, было бы шмягчающее обштоятельштво. Наджорный пограничной шлужбы отправил бы ваш обратно в Прошвещентию. А вмешто этого вы напали на коренного волшебника. Подобные тяжкие правонарушения ижучает шам шоветник его величештва.

— Шам шоветник ижучает?

— Шам шоветник.

— И что нам выбрать?

— А жа какое нарушение хотите понешти накажание? Выбирайте либо наджорного пограничной шлужбы, либо шоветника. У них кабинеты рядом, так что проведем, куда вам надо.

— А кто строже спрашивает? — попробовал сориентироваться напарник.

— Так шоветник, яшное дело. Наджорный вам права жачитает и обелителя предоштавит, а тот раштолкует мотивы вашего поштупка. А шоветник приближенный, он плевать хотел на швободные жаконы. Его, ежели что, шам король обелит.

— Не врешь?

— Жуб даю.

— Ну тогда нам к…

— К шоветнику, — вмешалась я, пока Фомка не успел выбрать «наджорного».

Напарник бросил на меня быстрый взгляд, еле заметно качнул головой и разочарованно вздохнул.

— Точно, что ли? — донельзя удивился начальник.

— Точно, — очень грустно ответствовал Фомантий.

Когда пораженный начальник тюрьмы удалился, заявив напоследок, что сегодня советник, в отличие от надзорного, точно не примет, Фомка подкатил к решетке и уставился на меня тяжелым взглядом.

— Ну и? — очень выразительно спросил напарник.

— Хочешь знать, почему советник?

— Попрошу по порядку. На кой тебе понадобилось бросаться на волшебника? Это часть плана?

— Чистой воды импровизация. Взбесил он меня. Фомка. Сначала похитил артефакт, из-за чего на нашу с тобой голову свалились все неприятности, а потом еще и потерял его. Я ведь была уверена, что мы вот-вот получим золотого, а тут такое разочарование. Ну а то, как он мою одежду непонятно во что превратил, стало последней каплей. Хотя теперь думаю — что произошло, то к лучшему.

— Ну-ну, — сложил руки на груди напарник, продолжая сверлить меня недобрым взглядом.

— Сам посуди. — Я поудобнее устроилась на лавке, уперла локти в колени и принялась убеждать Фомку в том, что все сложилось замечательно. — На заборе наши с тобой лица только ленивый не видел, а значит, путь из Волшебнии и возможность дальнейших поисков закрыты. Нас все равно отловили бы на границе, а потом передали в рученьки нашего любимого монарха. Ну а там сам знаешь, какие перспективы. Нам же с тобой позарез нужно двигаться дальше, и теперь есть реальный шанс. Надзорный по долгу службы обязан возвратить нас королю Просвещентии как беглых преступников, а вот советник сам себе голова. Слышал ведь, что говорил начальник. Советнику закон не писан, и творит он, что хочет, исходя из личных и королевских интересов.

— И? — Злой Фомка не отличался разговорчивостью.

— А то, что раз существовал сговор нашего мага с послом короля, значит, и здешний монарх в курсе аферы, а следовательно, и советник — тоже. Тут о шкатулке те, кому надо, знают и молчат, поскольку им выгодно забрать артефакт себе. Никакого межкоролевского скандала не будет, хотя обиженный маг и проболтался о подделке.

— Конечно, не будет, — смилостивился наконец напарник, — тогда ведь им придется сознаваться в воровстве, а это уже второй межкоролевский скандал.

— Да. Наш вредный артефакт нужен всем, а тут два королевства мухлюют внаглую.

— Хочешь договориться с советником?

— А что местные власти от этого теряют? Ну вернут нас королю, тот отыщет артефакт с помощью других сыщиков, женит его на принцессе и снова заполучит предсказателя. Мы же предложим свои услуги в обмен на свободу. Пообещаем, что найдем шар и доставим его на центральную площадь в день обращения. А как им дальше действовать, пусть решают сами.

— И на основании чего мы дадим такое обещание?

— А что нам остается? На площади мы окажемся в любом случае, либо доставим шар, либо нас казнят.

— Верно, — вздохнул Фомка.

Вариант с побегом мы не рассматривали, ведь в случае побега пострадают наши близкие. Если преступник сбежал, в качестве замены арестуют другого представителя семьи. У Фомки есть младшая сестра, а у меня, скорее всего, отвечать вызовется отец. А еще Савсен Савсеновича поведут на казнь.

— Эх, окажись сейчас этот маг рядом, еще раз его придушила бы, — от всей души высказалась я.

— Я тоже, — поддержал Фомка, — какие у тебя планы по дальнейшему расследованию? Сложила уже пазлы в голове?

— Кое-что есть. Теперь, по крайней мере, загадка с пустыми ларцами решена. Подделку король у нас отобрал, а настоящий ларец украл маг Шир. Помнишь, как слуга натирал золотой листок? Это ведь тот самый магнетический раствор, результаты экспертизы которого прислал Савсен Савсенович.

— В отчете написано, что он примагничивает волшебную вещь к любой другой.

— Вот именно. А хранитель сокровищницы рассказывал, что листок всегда указывает на артефакт, поскольку он реагирует на волшебство и притягивается именно к магическому предмету, то есть к нашему золотому шару. А в случае с раствором полюс магнита сбили, и листок указал на обычную, не волшебную шкатулку. Потому хранитель ошибся и вынес послам реальный артефакт.

Смотри сам: пинцет, листок и поддельная шкатулка — все находилось в тайниках совсем рядом. Помнишь, какое количество посетителей являлось во дворец в те дни? Просителям приходилось выносить настоящую шкатулку для предсказаний, а послам и прочим соискателям королевских милостей — поддельную. Немудрено запутаться. А тут вдруг золотой листок указал на подделку. Думаю, хранитель решил, что случайно перепутал шкатулки местами. Меня, правда, сначала смутило, что слуга разлил раствор, хотя и не весь.

— Это не имеет значения, — заявил Фома, — в результатах экспертизы четко написано, что достаточно даже небольшого количества раствора. Он не теряет свойства при разведении водой. По сути, со своей задачей служка справился. Меня интересует другое, Аленка. Кого нам теперь искать?

— А это хороший вопрос. Известно, что вор жутко вонял, а это наводит на определенные мысли.

— Тьмутьмия?

— Ага. Это там у нас полное невежество, и вонять, как мы с тобой после канализации, местные жители почитают чуть ли не хорошим тоном.

— Значит, если договоримся с советником, отправимся прямиком в инквизиторское логово?

— Отправимся, — тяжело вздохнула в ответ. — А я, как назло, в такой одежде. Как пить дать, за ведьму примут.

— Если советник пойдет на сделку, может выдать нам и соответствующую экипировку.

— Надеюсь, а то после общения с начальником местной каталажки у меня насчет советника нехорошие предчувствия. Как бы не нарваться на кого-то похлеще нашего любимого короля.

— Вот завтра и посмотрим, — довольно оптимистично заявил напарник и спокойно направился к своей койке. — Как знаешь, Аленка, а я больше думать не в состоянии. Пора спать.

Услышав через минуту раскатистый храп, я только вздохнула и устроилась поудобнее на своем жестком ложе. В голове роилась сотня мыслей, я боялась, что не успела связать все ниточки и что-то упустила из вида, однако, как правильно заметил Фомка, думать сейчас получалось плохо, и я решила последовать примеру напарника и заснуть. Но когда провалилась в сон, все и началось…

…Приглушенный бой барабанов, звон медных монет, украшающих наряды танцовщиц, смуглые гибкие тела, извивающиеся в страстном танце, запах пота и дорогих благовоний. Полумрак, укрывающий от царящей за стенами дворца духоты, воздух, наполненный негой, легкий ветерок от движений большого опахала, шевелящий прилипшие к шее завитки темных волос.

Зевнув, взмахом руки отослала танцовщиц. Рабыни склонились до самой земли и поспешили покинуть полукруглый зал. Их место заняли загорелые полуобнаженные мужчины. Барабаны забили громче, задавая дикий первобытный ритм, и мои рабы вскинули вверх руки, припали на одно колено и вновь вскочили на ноги, закружившись в танце, исполненном необузданной страсти.

Скучно. Поведя плечами, высвободила левое из шелка бордового платья с глубоким вырезом на спине и снова взмахнула рукой. Музыка резко оборвалась, а невольники склонились до земли и покорно покинули зал.

— Чем развлечь тебя, о величайшая царица? — с отчаянием спросил один из доверенных приближенных, пав ниц и раскинув в стороны руки. — Ничто тебе не мило.

Я махнула рукой, отсылая проявившего непомерное усердие придворного, тот побледнел и отполз назад, не смея подняться на ноги рядом с троном.

— Может, тебя развлечет казнь, о прекраснейшая? — выступил вперед высокий крепкий мужчина в красном колпаке с прорезями для глаз. — Твои воины с величайшим риском для жизни изловили наконец твоего злейшего врага. Его за мешок золота предал самый близкий друг, и теперь бунтовщик в нашей темнице.

В душе встрепенулся интерес, и я приподняла брови, а палач тут же поклонился и подал знак стражникам, стоявшим у дверей зала.

Через несколько минут из коридора донесся звон тяжелых цепей. В комнату втащили пленника. Он шел, гордо выпрямив спину, на коже виднелись следы ударов и порезов, спекшаяся кровь выделялась темными пятнами на загорелых, блестящих от пота мускулах, короткая набедренная повязка прикрывала бедра до середины. С обеих сторон бунтовщика держали по три высоких крепких охранника, цепи обвивали его шею, грудь и руки, а на ногах поблескивали кандалы. Он был огромен, выше всех окружавших его мужчин, но казался обессиленным, поскольку голова с золотистыми кудрями то и дело клонилась на грудь.

Я повела указательным пальцем, ткнула им на подножие трона, пленника подтащили ближе и бросили передо мной на колени.

— Вот, несравненная, тот, кто столько времени баламутил твой народ, призывая восстать и свергнуть свою законную и светлейшую царицу. Прикажешь казнить его прямо сейчас у тебя на глазах? Мы увенчаем его скальпом центральный вход во дворец.

При этих словах пленник поднял голову и взглянул прямо на меня. От пристального взгляда янтарных глаз, в которых не светилось и толики покорности, по коже побежали мурашки, а дразнящие огоньки в темной глубине расширившихся зрачков дарили пьянящее возбуждение.

Я видела, как пленник медленно поднимается на ноги, несмотря на то что его пытаются сдержать шестеро сильных мужчин, а потом одним движением разрывает свои оковы. Послышались испуганные возгласы и крики, а я даже не успела испугаться. Одним быстрым и гибким прыжком хищника узник бросился вперед и за руку сдернул меня с трона, прежде чем охрана успела выхватить мечи. Холодный клинок прижался к моему горлу, а спина коснулась его обнаженной груди.

— Если хоть один из вас шелохнется, кинжал проткнет шею вашей царицы. Бросьте оружие!

С металлическим звоном на каменные плиты пола посыпались клинки и кинжалы, а вся охрана и все подданные испуганно отступили к стене и смотрели, как пленник тащит меня к дверям, а затем дальше по коридору к высокому окну.

Он схватился за длинную веревку, свисающую с той стороны.

— Сторонники не оставили меня, царица, — шепнул он на ухо, легонько скользнув губами по моей щеке. — Теперь ты станешь пленницей.

Сильная рука сжалась вокруг моей талии, и узник выпрыгнул из окна, а я едва успела крепко схватить его за шею, чтобы не соскользнуть вниз.

Путешествие к подножию высокой башни было опасным, а веревка выглядела слишком хрупкой для того, чтобы удержать на весу два тела и не оборваться, но мой похититель оказался на удивление ловок. Он спустил нас вниз, и при этом на моем теле не появилось ни одной царапины.

Потом бунтовщик затянул меня на качающийся на волнах бурной реки плот и обрубил толстый канат. Вода потащила плот вниз по течению, унося нас все дальше от спасительного дворца. Судьба оказалась жестокой, оставив меня на волю опасного похитителя.

— Я мог бы бросить тебя в воды стремительной реки и стать полноправным правителем этих земель, — низким чувственным голосом заговорил со мной бывший пленник, — но я слишком долго ждал нашей встречи.

При этих словах он выпустил из рук длинный шест, прикрепленный к основанию плота, и, притянув меня к себе, крепко прижал к своей груди. — Один поцелуй для недостойного, о гордая правительница, и я подарю тебе свободу, — прошептал он.

Его лицо неумолимо приближалось к моему, а я откинулась назад, запрокинула голову, плавясь в жарких объятиях, и не думала о сопротивлении.

Его губы оказались совсем близко, еще мгновение — и они готовы были прижаться к моим устам, но вдруг похититель страстно выдохнул: — Я буду величать тебя своей несравненной Розабундой.

Ушат холодной воды или бурные воды реки — и то не оказали бы на меня такого отрезвляющего воздействия.

— Кем?! — визгливые нотки моего оказавшегося на редкость противным голоса резанули слух обоим.

— Тебе не нравится? — удивленно спросил мужчина, отстранившись. Янтарные глаза сверкнули, и я могла бы поклясться, что в их глубине загорелись смешинки. — Могу ли я осмелиться называть тебя более ласково — Розабундушкой — о царица?

Я зашипела в ответ, все мысли о поцелуях и пленниках испарились из головы. Тогда я увидела, как постепенно тает мой шелковый наряд, превращаясь в топик и кожаные штаны, волосы пленника начинают испускать золотистое свечение, а янтарные глаза сверкают неприкрытой насмешкой. И вот тогда я его вспомнила!

— Артефакт! Сволочь!

Подавшись вперед, навалилась на зашедшегося в приступе веселого смеха мужчину и придавила его к плоту. Схватив за шею, стала изо всех сил трясти, приговаривая:

— Кто тебя украл, мерзавец?

Веселый смех оборвался, а оценивающий взгляд артефакта прогулялся от моего лица вниз, к обтянутой топиком груди, губы сложились буквой «о», а руки медленно поползли от спины к бедрам.

— Не смей меня лапать, гад! И немедленно отвечай, где ты? Где ты, артефакт? Я сейчас тебя придушу!

…Неожиданный удар по спине чем-то мягким, но увесистым, заставил открыть глаза. Тряхнув головой, я огляделась. В полумраке проявились очертания небольшой камеры, освещенной первыми лучами восходящего солнца.

— Фомка, ты обалдел? — перевела осуждающий взгляд с лежащей возле скамейки подушки на стоящего по ту сторону решетки напарника.

— Это тюрьма, Аленка, — рванул рубаху на груди напарник. — Смекнула?

— Не очень. Ты меня сильно оглушил.

— Светает уже.

— Все равно не смекнула.

— Люди спят на рассвете! — рявкнул напарник. — Очень уставшие люди! Сыщики там всякие и остальные криминальные элементы. Звукоизоляцией в камерах и не пахнет, а ты стонешь: «Артефа-а-а-акт».

— Да… — Я задохнулась от возмущения. И кто бы не задохнулся? Я ведь почти прижучила сиятельную заразу и выудила полезную информацию, а тут Фомантий с его звукоизоляцией. — Подумаешь, потерпел бы немного. Я так страстно стонала, что ты подскочил, хотя обычно тебя из пушки не разбудишь?

— Ты больше рычала, и громко. Спасибо скажи, что подушку бросил, а то вон оттуда, по соседству, могли и миской запустить.

Я посмотрела на соседнюю камеру. В утреннем полумраке за решеткой можно было разглядеть лишь очертания тела под одеялом, из звуков до меня доносилось громкое сопение, а из запахов — непередаваемое амбре винного перегара.

— Если его сейчас что-то и разбудит, Фомка, то только бутылка опохмелительной наливки. Зря меня поднял.

Я широко зевнула, улеглась на спину и, глядя в потолок, начала прокручивать в голове подробности сна. Напарник прошлепал обратно к своей скамье и тоже устроился с максимальным удобством.

— Лады, — снова послышался голос Фомки, — в следующий раз воздержусь от подушки.

И так это прозвучало, что сразу представилась увесистая жестяная миска, летящая в мою голову.

— Типун тебе на язык. И этих двух снов за глаза хватило.

— И чего ему от тебя надо? — полюбопытствовал сыщик.

Вот пусть Фомка как хочет, а люблю его, и все тут. Сразу и по существу вопросы задает, а выводы сам делает, подробностей не выспрашивает.

— Поцелуя.

— Всего-то. — Фомантий громко зевнул, а я яростно фыркнула в ответ. — Так поцелуй его — он и сниться перестанет.

— Да сама уже готова, лишь бы отстал. Но он, поганка сверкающая, сначала пристает, а потом как выкинет что-нибудь этакое, что сразу придушить охота, даже во сне. И слабости мои изучил, мерзавтус, знает, как я к именам чувствительна. Розабундушкой назвал! Да я его за это так окрещу! Будет он у меня Какакий Артефактович.

Фомка хмыкнул и уточнил:

— Ну а полезного во сне чего было? Или так, грезишь потихонечку?

— Не грежу! Внушенный сон, как пить дать. А по содержанию я его пытаюсь проанализировать, но подсказок так с ходу не вижу.

— А-а-а, — потерял интерес к моему сновидению Фомка, — ну, в следующий раз повнимательней смотри и рычи потише.

С этими словами он отвернулся к стене и тут же захрапел.

Менталист, определенно менталист. Только у них бывает подобный пронзительный изучающий взгляд, который ощупывает тебя так, что это ощущаешь физически. Теперь стало понятно, отчего начальник тюрьмы столь сильно удивлялся нашему желанию пообщаться с советником. Я вот в данный момент сама себе удивлялась и очень хотела попасть в тот, другой кабинет, по соседству, перед которым выстроилась целая очередь. К советнику короля, кроме нас с Фомкой, за все это время не заглянул ни один посетитель.

Зато нас встретили, можно сказать, очень приветливо. Улыбнулись так, что озноб по телу прошел, и ласково указали на два стула перед письменным столом.

Я глядела на сидящего напротив русоволосого мага с темно-зелеными глазами и размышляла на тему: внушат нам сейчас сотворить что-нибудь не слишком приятное или отделаемся обычным допросом?

Менталисты, по общему мнению, являлись самыми опасными среди волшебников, с ними связываться не желал никто. Они, если хотели, могли такие мысли в голову вложить, что по собственной воле и с большой радостью пойдешь, например, топиться. Хотя, если посмотреть с другой стороны, к особо внушаемым слоям населения мы с Фомкой не относились. Сыщиков обычно считали на редкость твердолобыми и упертыми личностями, на которых тяжело воздействовать ментально. Легче всего поддавались внушению эмоционально-неуравновешенные, а еще подверженные разным слабостям натуры. Тут главное — отыскать эту слабость и на нее надавить.

А еще с такими вот магами простые и действенные методы уносить ноги (типа точного удара в челюсть) не работали. Менталисты чувствовали направленную против них агрессию и успевали предпринять необходимые контрмеры.

В данный момент советник короля Волшебнии сложил ладони лодочкой и сверлил нас взглядом, не спеша приступать к допросу, точно прощупывал эмоции и наслаждался нашим явным замешательством.

— Ну-с, — выдал наконец маг. — Перейдем к сути вопроса?

— Перейдем, — слаженно кивнули мы с напарником.

Советник улыбнулся еще ласковей и подарил нам нежный взгляд.

— Не желаете ли в чем-нибудь сознаться, так сказать, чистосердечно?

Мне в этот момент сразу же захотелось сознаться, вот только понятие «в чем-нибудь» было столь растяжимым, что я глубоко задумалась, не зная, с чего же конкретно начать.

Советник расценил наше молчание как отказ и перешел ко второй стадии допроса.

— Ну-с? Вы и есть те беглые государственные преступники, которых велено отловить и препроводить обратно в Просвещентию со всеми мерами предосторожности?

Он поднял светло-бежевый лист с вензелями по краю и зачитал:

— Ваша цель «разжечь межкоролевский конфликт, очернить путем бредового навета своего законного государя и правителя и нанести вред двусторонним дружественным отношениям». Ну-с, — чиновник выдержал паузу и снова смерил нас взглядом, — разжигайте, я жду.

Мы с Фомкой переглянулись, напарник открыл было рот, но снова его закрыл. И я была с ним солидарна. После ночи в тюрьме на конфликты не тянуло, а вести себя хотелось законопослушней некуда.

— Ну-с, молчим? А если так? — Он взглянул на нас еще пристальнее, и у меня вдруг заболела голова. Судя по тому, как рядом вздрогнул напарник, тошнотворной мигренью накрыло и его.

— Не хотим мы конфликтов, честное слово, — с трудом удерживаясь, чтобы не обхватить голову руками, простонала я, и боль немного отпустила, — мы же, наоборот, желаем мира во всем мире. — После этих слов боль утихла.

— Ну-с, и каким образом этого достичь? — заинтересовался советник.

— Путем справедливого распределения волшебных ресурсов, — со всей искренностью ответила я.

Брови советника заползли на лоб и там удивленно изогнулись.

— Я имею в виду волшебный артефакт, который сейчас, перед обращением, жаждут заполучить все королевства. Хотя непонятно, зачем он нужен вам, магам?

— К большому сожалению, — снисходительно улыбнулся советник, — редчайшим даром предсказания не владеет ни один волшебник.

— Вот и прекрасно, — обрадовалась я и тут же исправилась: — Печально, конечно. Потому мы и желаем уравнять шансы, так сказать. Мы с напарником находим артефакт, доставляем его на центральную площадь родной столицы, где собираются представители всех королевств, и уже там происходит дележ.

В этот момент я так красочно представила, как все желающие вцепились в артефакт с разных сторон и пытаются разорвать на много маленьких артефактиков, что почувствовала невиданные воодушевление и энтузиазм.

— И вы даже не клянетесь доставить шар в Волшебнию в обмен на собственную свободу, когда поиски увенчаются успехом?

— Нет.

— Ну-с, и почему?

— Вы ощутите ложь, — привела я самое очевидное объяснение.

Советник довольно прищурился и посмотрел на меня чуточку другим взглядом.

— Девушка-сыщик, какое необычное сочетание, — он даже причмокнул, — а у вас в стране такие наряды приняты как униформа?

Я пожала плечами, не пожелав вдаваться в подробности. Обратил-таки внимание и даже «э-э-э» не сказал. Действительно опасный тип.

— Ну-с, это предложение устраивает меня тем, что не придется отправлять на поиски людей, несведущих в данном деле. Вы в курсе всех подробностей… ведь так?

Кивать смысла не было, маг уже и сам знал ответ.

— Вот! На месте вашего правителя я бы тоже постарался заткнуть вам рты и подобрал бы более сговорчивого следователя. Более преданного короне, так сказать.

Хотелось возмутиться и заметить, что мы тоже преданны, но в данном случае благополучие короны грозит небольшим отделением головы от тела, а следовательно, приходится действовать по обстоятельствам. Да и язык мы за зубами держали, про шкатулку проболтались вовсе не мы, а их собственный маг, нарушивший все правила профессиональной этики. И это при том, что не являлся изготовителем! Нашему королю следовало на всякий случай взять клятву о неразглашении еще и с сына своего мастера.

— Ну-с, ладно, — решил закруглиться с разговорами советник, — насколько я знаю, времени до обращения осталось мало. Я готов подписать пропуск с вольной грамотой, чтобы продолжились поиски, — эту фразу он адресовал почему-то Фоме, — а в качестве гарантий оставим в Волшебнии вашу напарницу.

Последние слова подкреплялись обращенной в мою сторону многообещающей улыбкой и выразительным взглядом на обтягивающий топик.

Мне же вдруг показалось, что советник очень даже неплох, возможно, снабжен парой-тройкой кубиков на прессе, которые я смогу пересчитать при более близком знакомстве. А еще улыбка у него такая… обволакивающая.

— Воды? — спросил маг, когда я попыталась откашляться, прочищая пересохшее горло. — Дистиллированной или минералочки?

Он вынул откуда-то из-под стола голубую и зеленую бутылки и собирался наполнить стаканы.

— Минералочки, — схватил голубую бутыль Фомка и за минуту ее опустошил.

— Это была дистиллированная, — недовольно буркнул советник, с подозрением поглядывая на оттягивающего ворот рубашки сыщика. — Ну-с, вы можете идти. Чтобы было быстрее, готов выделить вам средство передвижения — ковер-самолет. Вот техпаспорт на ваше имя. — Советник быстренько черкнул пару строк на бланке, пододвинул его к Фомке и указал на свернутый рулон в углу кабинета. — Я вас не задерживаю.

Напарник кивнул и поднялся, а его кулак, напротив, опустился и пришелся советнику прямо промеж сверлящих меня глаз. Представитель официальной власти Волшебнии разом окосел и аккуратно сполз под собственный письменный стол, а меня вдруг… отпустило.

Схватив зеленую бутыль, я отпила минералочки и шумно выдохнула.

— Фух! Фомка! Как ты умудрился? Напасть на менталиста нереально, а он даже угрозы не ощутил.

Напарник потер лоб, внимательно глянул на временно отключившегося от мирской суеты советника и объяснил:

— Я и не думал нападать, случайно получилось. Аллергия у меня с детства. Передоз неестественной магии вызывает необъяснимую и неконтролируемую агрессию. Вот видишь, — ткнул он пальцем в советника.

— А при чем здесь неестественная магия? Мы ведь в волшебной стране!

— А что естественного в том, чтобы я о мужике… э-э-э… неприлично так думал?

— Ты, значит, тоже кубики на его прессе считал?! — осенило меня. Мозги прочистились, и голова снова стала мыслить ясно.

— Ну-у, кхм… почти. Ладно, Аленка, пошли, пора нам с тобой в Тьмутьмию поспешить.

— Постой, — я схватила напарника за рукав, — меня не пропустят. Бумаги на тебя выписаны.

Фомка тут же схватил со стола бланк, словно желая удостовериться, что моего имени в нем нет, а удостоверившись, снова задумался.

— Оставить тебя одну не могу, Аленка. Савсенович не зря именно тебя главной в расследовании поставил, ему виднее. Значит, понимал, что у тебя все шансы раскрыть дело. Да и маги эти, — приятель бросил выразительный взгляд в сторону советника, — доверия не внушают. Хотя, конечно, внушают, но, однако, искусственно.

Я была согласна. У меня, кажется, тоже начинала развиваться аллергия на магов и всяких волшебных личностей типа артефактов, сопряженная со вполне объяснимой, но неконтролируемой агрессией.

Это же надо внушить мне, честной девушке, неприличные мысли!

В голове возникла одна догадка, которую я поспешила проверить. Решительно направившись к советнику, присела рядом на корточки.

Вот же — гнус! Обманул и глазом не моргнул. Никаких кубиков под рубашкой не оказалось. А ведь я усомнилась на мгновение — откуда им взяться при сидячей работе?

Пока я убеждалась в том, что ментальное воздействие не отражает истинной сути вещей, Фомка вытащил из угла определенное ему транспортное средство.

— Так, Аленка, топай сюда, — напарник расстелил ковер на полу, — ложись. — Он указал на волшебную вещицу ручной работы.

— Фомочка, а может, не надо? — жалобно спросила со слабой надеждой, что отыщется другой способ сбежать из Волшебнии.

— Надо, Аленка, надо! — стоял на своем Фомка.

С глубоким вздохом я легла на край ковра, сложила на груди руки, обреченно закрыла глаза и через пару минут оказалась плотно закатанной, как килька в жестяной банке. А потом меня в ковре перекинули через мощное Фомкино плечо и понесли к выходу.