До центра Тьмутьмии мы добрались только после полудня следующего дня. Все благодаря лошадям, которых удалось взять на время за вполне справедливую плату. Тратить драгоценные, буквально уплывающие сквозь пальцы минуты на осмотр достопримечательностей (как то — центральная площадь с местом для казни) мы не стали, а сразу же отправились искать главный храм.
И нашли.
— Что ты мне предлагаешь? — возмутился Фомка. — Нагло прорваться сквозь толпу инквизиторов в их святыню?
— Нет, сначала конфискуем пару плащиков. Хороший способ, проверенный.
— И кто тебя примет за мужчину? Ты прикинула размер запаха на плаще? Он твои формы лучше облегающего платья обрисует. А тот, который не обрисует, будет следом волочиться, потому что ты ростом не вышла.
— Да уж, нашили себе узкой одежды, а нам голову ломать. Видно, не угадали с заказчиком, а носить надо и не отвертишься.
— Ну так что? — нетерпеливо спросил теряющий терпение Фомка.
— Что? Достанем одежду послушника. Притворишься моим наставником, так и проберемся. Там наверняка есть архив, как в любом уважающем себя храме. Можно даже примерно предположить, где он находится.
— Предположить не проблема, найти сложнее, а вот выбраться обратно — это уже задачка не для слабонервных.
— Да нервы у нас железные, Фом.
— Как сказать, у меня в последнее время порядком расшатались. Все началось со встречи лба с полом сокровищницы.
— Ну хочешь, я тебя вдохновлю?
— Давай.
— Утром после полнолуния нас казнят.
— Спасибо, Аленка, — очень благодарно процедил напарник, — и правда вдохновила.
После этого воодушевленный Фомка отправился ко входу в храм, где и замер, примостившись на паперти и усиленно изображая из себя не то плачущего, не то кающегося.
Усилия не прошли даром, поскольку сердобольные горожанки то и дело тормозили возле Фомантия и одну за другой бросали в подставленные широкие ладони круглые монетки с дырочкой посередине.
Мой напарник определенно пользовался у жительниц Тьмутьмии успехом. Уж не знаю, что их больше привлекало, его могучая фигура или прямой взгляд вкупе с решительным выражением лица, навевающим вдохновенные мечты о смелом и благородном рыцаре. Как я заметила, мужчины Тьмутьмии в отличие от инквизиторов оказались по большей части довольно тщедушными (вот секрет пошива узкой одежды — подгоняли под стандарт), да и ходили, низко опустив голову и явно боясь лишний раз продемонстрировать нездоровую и попросту опасную для жизни храбрость.
Наконец толпа горожанок привлекла к страдальцу внимание одного из топтавшихся на площади инквизиторов. Широкой поступью сей представитель законной власти (короля в расчет брать не следует, его власть была порядком ограничена) приблизился к Фомантию и, наклонившись, что-то сказал. Напарник глянул исподлобья, но поднялся и направился в храм за инквизитором.
Я осталась стоять в тени раскидистого дерева, притворяясь, что любуюсь внушительным строением. Примерно минут через двадцать из храма вышел очень рослый и могучий инквизитор в длинном форменном плаще. Я даже расслышала восхищенный вздох проходивших мимо меня горожанок и возглас: «Нового служителя завербовали! Нужно обязательно сходить на следующую службу».
Новый служитель чинно прошествовал мимо меня, якобы направляясь к чаше со святой водой в центре прихрамовой площади. Незаметным движением руки мне был подан знак, и я проследовала за инквизитором, умело лавировавшим в толпе горожан.
— Ух, Фомка! А если у послушника были вши? Наряд грязный и воняет.
— После каналезы еще и придираешься? Он мешковатый, Аленка, в таком тебя легко принять за мальчишку.
— Где ты поймал этого послушника?
— В храме. Меня их инквизитор завербовать пытался, так я пошел и уложил его немного подремать в келье, а потом заглянул в общую прачечную на заднем дворе и подыскал себе наряд по росту. Одежды послушников не было, зато сам послушник нашелся в коридоре — подметал там полы. Я его в ту же келью отправил — отдохнуть после праведных трудов.
— Ты уже и заговорил по-инквизиторски.
— Вживаюсь в образ.
Я натянула поверх топика с бриджами темно-коричневые льняные штаны и такую же рубаху, подвязала волосы и упрятала под просторный коричневый берет, который немного сползал на лоб с левой стороны. Думаю, теперь я очень даже могла сойти за послушника.
Вот, собственно, в таком виде, вжившись в образы, мы с Фомой и вернулись к главному храму. Я то и дело почесывалась и поскребывалась, хотя к запаху уже принюхалась. Послушник, носивший коричневый наряд до меня, явно пренебрегал основными правилами гигиены. А впрочем, для многих жителей Тьмутьмии такое пренебрежение являлось естественным. Это Фомке повезло, что он плащ взял прямо в прачечной, а вот я бы предпочла накидочку вчерашней Брунгильды. Приличная дама точно спешила на свидание, а потому соизволила принять водные процедуры и надеть чистую одежду.
Когда мы приблизились к уже знакомым дверям, стремясь незаметно просочиться внутрь, над прихрамовой площадью вдруг раздался гулкий звук. Я задрала голову и рассмотрела, как на высокой колокольне звонарь раскачивает большие медные колокола с блестящими отполированными боками.
Этот звук послужил сигналом, поскольку все находящиеся на площади инквизиторы, прежде занятые сбором податей, приемом просительных писем, просветительскими беседами и тому подобными делами, вдруг зашевелились.
Я ухватила полу серого плаща и прижалась к Фомкиному боку, когда со всех сторон меня обступили фигуры в точно таких же плащах и втянули в движущийся к дверям храма живой поток. Не будь мой напарник столь нерушимой скалой, я бы точно упала кому-нибудь под ноги, а так отделалась помятыми боками.
Нас с новоявленным инквизитором втащили в огромный зал, в котором курились благовония и горели свечи. Они изо всех сил пытались разогнать полумрак, который старательно сопротивлялся и весьма неохотно прятался по углам. Высокие ворота с золотой решеткой закрывали вход в святилище, а на возвышении перед ним замер ну очень пурпурный тип.
Благородно-возвышенные оттенки пурпура преобладали в одеждах замершего субъекта, придавая типу величия. По остроконечному, расшитому рубинами колпаку с золотой кисточкой я признала Верховного. Физиономию (язык не поворачивался назвать это лицом), находящуюся под колпаком, можно было описать как крайне упитанную. Маленькие глазки едва выглядывали из-за закрывавших их круглых румяных щек, нос походил на сплюснутую картофелину, из которой с легкостью удалось бы приготовить ужин на одну персону. Можно списать это на проснувшийся вновь голод, но рот напомнил мне два вареника, а многослойный подбородок состоял из нескольких ярусов.
— О слуги божественного провидения, — вскинул руки вверх этот импозантный мужчина, — братья мои!
— Сейчас Мордефунт опять все пожертвования отберет, — тихонько пробурчал кто-то за моей спиной.
— Истину молвишь, — ответил ему еще более безрадостный голос.
— Опустите все собранные у благочестивых жителей дары в нашу священную чашу, — повел упитанной дланью главный инквизитор, — да возрадуется нашим подношениям божественный дух.
— Можно подумать, божественный дух ополовинивает чашу каждое утро, — негромко, но с большим сожалением добавил первый голос.
Инквизиторы с толстыми мешочками в руках безрадостным ручейком потянулись к стоящей на возвышении чаше. Пока они ссыпали в нее круглые монетки, всеми правдами и только правдами выцыганенные у местных жителей, пурпурный Мордефунт вновь вскинул руки к небу и заголосил:
— О служители истины, нашему королевству угрожает опасность!
Инквизиторы приглушенно зароптали.
— В Тьмутьмию проникла дюжина колдунов. Они спровоцировали исчезновение целого постоялого двора, привечавшего на границе бедных путников, что шли к нам за просвещением. Эти же опасные святотатцы путем колдовства изгнали прочь честных туристов, которые мечтали принести королевству и нашему храму очень немалые пожертвования.
Инквизиторы зароптали громче. А я вдруг представила бегущего к чаше Быдлянтия с увесистым мешочком в руках и очень сильно усомнилась в реальности такого предположения.
— Применив черную магию, они вызвали к жизни сотню зловещих духов, которые испарили стены, пол и крышу гостиницы, словно их и не было! И это еще не все злостные деяния, о братья!
Я помнила, что взорвался только салун, но должна признать, вещал Мордефунт очень вдохновенно. Я даже воспылала негодованием к страшным колдунам.
— Они коварным образом обманули жителей нашего славного города Тиля, пытались ввести во искушение всех благочестивых горожанок, а также лишить одежд всех добропорядочных горожан.
О боже! Любимое восклицание дворцовой экономки вспомнилось как нельзя более кстати. Эти колдуны еще ужаснее, чем я думала!
— Говорят, о несокрушимые сторонники божественного провидения, с колдунами пришла весьма могущественная ведьма!
Ропот превратился в гул.
Только одна? Маловато. Хотя инквизиторам, пожалуй, и одной за глаза хватит. Вон как обрадовались.
— Каждому, кто посмотрит в ее глаза, грозит немедленное превращение в камень! Все, кто встречался с ней взглядом, рассказывали, что на них накатывала странная оторопь, сковывавшая мозг настолько, что лицо ведьмы они не могли запомнить!
Я в этот момент чуть воздухом не подавилась, хорошо Фомка поперек груди обхватил и весь кислород выдавил.
— Мы должны поймать ведьму, о братья!
— Поймать! — ответил ему слаженный хор голосов.
— Пытать ведьму!
— Пытать!
— Сжечь ведьму!
— Сжечь!
— На этом покончим с главными вопросами, — принялся вещать дальше Мордефунт, — и перейдем к бытовым. Я вижу в наших рядах пополнение. О, назовитесь, новый брат.
— Кхм, Фомантий, — отозвался напарник, непроизвольно сжав меня еще сильнее.
— Приветствуем нового сторонника божественного провидения!
Все захлопали, кругом раздались бормотания типа: «Мы счастливы», — а Фомка наконец выпустил полупридушенную меня из захвата, развел руки в стороны, демонстрируя такого просвещенного себя, и, судя по сдавленному стону, умудрился кому-то засветить в глаз.
— А что за… хм… хлипкий юноша стоит рядом с вами?
— Послушник, — привычно коротко ответил сыщик.
— Так вы уже и послушником обзавелись? Похвально, похвально. Итак, о просвещенные последователи священного духа, наш новый брат Фомантий будет ответственным за сбор подаяния. У него к этому все внешние дан… самый настоящий дар. Что скажете, брат?
— Нормально, — кивнул Фомка.
— Превосходно, — искренне обрадовался Мордефунт. — Вскоре вам выделят келью, а теперь всем надо молиться, о братья!
Инквизиторы как по команде опустились на колени, сложили ладони и слаженно что-то забубнили. Мы с Фомкой последовали общему примеру и тоже стали монотонно и непонятно бубнить, а наивные инквизиторы даже не подозревали, что рядом с ними находится дюжина колдунов и одна очень коварная ведьма.
— Знаешь, Фом? — решительно заявила, пробираясь вслед за напарником по нижнему коридору, проходившему как раз под полом храма.
— Что?
— В следующий раз послушником будешь ты. А то у меня уже спина болит натирать их скамьи, драить пол, очищать подсвечники от воска. А еще послушник Мордефунта с меня глаз не спускал, ходил буквально по пятам. У меня даже подозрение возникло, что он влюбился.
— Хех! — хмыкнул Фомка.
— Тебе «хех», а я в мужском наряде. Смекнул?
— Что-то не смекается.
— А так? — Я ущипнула Фомку за то, что маячило впереди меня и до чего было легко дотянуться.
— Ну, знаешь! — Напарник бросил взгляд через плечо. — Я смотрю, воздух Тьмутьмии заразен. Если уж ты щипаться начала, Аленка…
— Не я, это он хотел меня так ущипнуть, когда наклонилась мусор смести, а я увернулась и вмазала ему веником промеж глаз. И к тебе вырвалась. Кстати, как там наши спящие красавцы?
— Продлил немного их отдых. Хотели очнуться, да передумали. Иначе бы этот инквизитор донес, что меня одного вербовал, а о послушнике речи не шло. В общем, Аленка, я ключ от архива снял с крючка на стене святилища. Действовать нужно быстро, Мордефунт тот еще жучара.
— Можешь не объяснять, — ответила я и резко затормозила, потому что Фомка тоже остановился.
— Дошли. Здесь архив, как мне объяснили.
Он достал большой медный ключ и вставил в неприметный глазу замок в стене. Громкий скрип, казалось, прокатился по всему подземному коридору, когда Фомка толкнул сливавшуюся с окружающим пространством дверцу.
Внутри было пыльно, очень-очень пыльно. Стоило зажженным мною свечам разогнать царившую в архиве темноту, как пространство внутри ожило, зашевелилось и побежало в разные стороны. Я даже смотреть не стала, кто бежал, кажется, пауки или тараканы. Хотя чем они питались среди бумажных свитков? Видимо, это особая, специально выведенная порода свиточных тараканов, по типу книжных червей.
— Аленка, — шепнул Фомантий, — куда побредем?
О том, что свернутые трубочкой вместилища умных мыслей и другой полезной информации нужно хранить в строгом порядке на отведенных для них и пронумерованных полочках, дабы сыщикам было легче искать, братья, поклоняющиеся божественному провидению, не имели ни малейшего понятия. Они просто сваливали свои ценные записи в кучи, а полки прогнулись, накренились и давно еле стояли.
— Хм… Фом… Будем искать кучку почище и поближе к столу. Свитки с нужной информацией должны были заполнять недавно. А стол наверняка где-то есть. Ведь им тоже нужно вести учет, да хотя бы тех же келий и новых братьев, кому что выделили, кого завербовали. Не думаю, что этим занимается Мордефунт. Скорее посылают послушника или ответственного инквизитора, тот приходит сюда, составляет список, а потом кладет свиток в нужную кучку.
— Полагаю, что стол вон там, возле полок, — показал рукой Фома, а я только сейчас разглядела очертания чего-то квадратного.
Осторожно лавируя среди кладезей знаний, мы пробрались к заваленному «нечто» и действительно обнаружили стол. Оказалось, что свитки на нем еще не исписаны и девственно чисты. Мы с напарником стали осматривать близлежащие кучки с документами и нашли ту, которая отвечала нашим требованиям. Нижние пергаменты уже порядком запылились, а вот верхние слоем пыли еще не покрылись.
— О боже, — высказалась я в сердцах, не обратив внимания, как при этом восклицании вздрогнул Фомка. — Ну и язык! «Препъдобный брат Акiнтi iже ест? прiмечанiе рода деятел?ностi ево, задолжал храму монет…» — Я отбросила свиток, это явно не про артефакт.
— Тут рядом еще кучка, Аленка, здесь пишется о всякой «Колдывскоi деятел?ностi».
Я тут же бросилась к Фоме, и мы вместе принялись перебирать свитки, стремясь отыскать хотя бы намек на явление золотого чуда.
— Не то, не то, не то, — перебирала я свернутые в трубочки листы, один за другим откидывая их в сторону, — здесь вообще про покупку какой-то козы, явно кучки перепутали. А вот про…
Фомка так и не услышал конца моей фразы, поскольку наверху послышался колокольный звон.
— Вечер! Снова на молитву созывают.
— Ищем, быстро ищем, Фома, сейчас нас хватятся!
Мы ускорились, насколько могли, но в проклятой кучке не попадалось ничего о золотом шаре, о явлении предсказателя или хотя бы просто о какой-то необъяснимой каверзе типа исчезновения стен постоялого двора.
— Нет ничего, — вздохнул первым Фома, — надо было Тьмутьмию стороной облетать.
— И у меня. В последних записях сплошь упоминания о какой-то антиволшебной секте. Эти секты везде плодятся как грибы.
Я с тоской отложила последний свиток и вздрогнула от громкого удара в дверь.
— Открывайте! — раздалось с той стороны.
Фомка бросил на меня быстрый взгляд, а я качнула головой в ответ. Что нам теперь — запереться в пыльном архиве? Да нас здесь местные свиточные тараканы сожрут.
— Уж лучше наверх, к солнышку, Фомка, — прошептала я.
— Ага, — вздохнул напарник, — и к теплому костерку.
— Именем божественного провидения открывайте дверь! — вновь грохнули с той стороны.
— Так не заперто, — лениво ответствовал Фома.
В ответ на это заявление снаружи резко стихли, потом раздался громкий шепот, слышный даже сквозь прикрытую дверь, а потом очень осторожно и медленно, с ужасным скрипом створка отворилась. В проем заглянула голова Жерди (так я успела прозвать послушника Мордефунта).
— А ну-ка вы, к-колдуны и в-ведьма, на выход. И б-без фокусов!
Мы с напарником спокойно поднялись и пошагали на этот самый выход, где, как оказалось, столпилась целая банда храмовников с факелами и почему-то с вилами. А где же святая вода и прочие священные атрибуты для охоты на коварную, превращающую в камень ведьму?
— Не смотрите ей в глаза, — громко пискнул кто-то.
— У-у-у, отродье, мужиком обратилась! — взвыл некто явно недалекий.
— Обманом и коварством в святилище пробрались, ироды!
— Кабы не брат Нуфнутий, так бы и творили здесь дела свои черныя! — махнул факелом стоявший неподалеку низенький человечек. За его спиной я как раз и приметила того самого вербовавшего Фомку Нуфнутия. Хватились, видать, к вечерней службе, кельи обыскали. Печально!
— Думали сотворить непотребство и сбежать? От братьев божественного провидения никому не скрыться! Ибо справедливая кара непременно настигнет!
— Вы бы архив в порядке содержали! Где это видано — тратить столько времени на поиск информации? — возмутилась я.
— Молчи, ведьма! — попытался кто-то заткнуть мне рот.
— Свалили все в кучи, полки починить не могут! А еще — полный храм мужиков! Руки у вас откуда растут?
— Завязать ведьме рот! — крикнул самый громкий из инквизиторов.
— Ты и вяжи, — ответил другой.
— Сам вяжи, — откликнулся первый.
— А ну! — махнул на всех факелом Жердь. — Ведите их наверх!
Непыльная работенка у инквизиторов, хорошо им охотиться на ведьм, когда во всем королевстве ни одной не осталось. За неимением таковых любая подозрительная особа женского пола сойдет за ведьму. И если эта особа умудрилась попасться, то доказывать, что она не та, кого следует сжигать, совершенно бесполезно.
Однако нужно отдать им должное — инквизиторы народ проворный, заковали меня быстренько в кандалы, а Фомку увели прочь. Мордефунт явно собирался убедить напарника, что среди сторонников божественного провидения ему будет лучше и пока еще не поздно вступить на путь служения божественному провидению. Нет, я бы на его месте тоже не стала разбрасываться ценными кадрами, обладающими природным даром собирать подаяние. Но лично мне было грустно в одиночестве стоять у каменной стены, да еще и руки над головой затекли.
Комната оказалась совсем небольшой, кроме окошка, кандалов и квадратного столика, в ней ничего не имелось, поэтому и стоять быстро наскучило. Я даже встрепенулась и с интересом уставилась на дверь, когда с той стороны забренчали ключами.
В мою временную темницу зашел древний старик, точнее, тоже инквизитор, но жутко древний. В трясущихся старческих руках он держал какую-то одежду, а голос скрипел не хуже двери, ведущей в подземный архив. Этот раритетный представитель ведьмоненавистнического племени вошел внутрь, безостановочно бубня что-то себе под нос. Прошаркал к столу, сгрузил на него то, что принес, и, непрестанно щурясь, сел корябать в свитке.
— Притащат не местных ведьм, — бурчал старикан, — а Липиду потом разбираться. По обряду им все подавай, сопляки зеленые. Сами ни обычаев, ни обрядов — ничегошеньки не помнят. Такая молодежь нынче пошла. Приди, приди, батюшка Липид, ведьму сжечь надо! Торжество такое! Все обставь как следует. А мне бреди в храм, по ступенькам топай. Что ноги у старика болят, поясницу ломит, им и дела нет. Кто бы Липиду хотя бы подняться помог. Еще приказ на сжигание за них оформлять! Ишь ты, им надо как положено, чтобы королю сюрприз поднести, на казнь позвать по всей форме. У самих-то веры ни на грош, понатаскали волшебных вещиц, безбожники, позапирали в своих подвалах. То-то чует моя душенька — исполнится предсказание, навлекут кару на свою голову.
Вот если до этого момента я слушала вполуха, просто потому что скучно, то когда прозвучало слово «предсказание», навострила уши, точно гончая на охоте.
— Ух и наплачутся еще. Посжигать надобно непотребное во славу провидения, так нет, тащут все к себе, тащут, замками пудовыми запирают. А ты думай потом, как храм от скверны очистить.
— Прошу прощения, — очень вежливо вмешалась я, — а вы напишите представителям антиволшебной секты, они занимаются конфискацией магических вещиц и их последующим уничтожением.
— Это еще чего тут? — вскинул голову старик, будто только сейчас меня заметил.
— Просто ведьма, — представилась я и мило улыбнулась.
— Ух же ты нечистое отродье! — погрозила мне кулаком инквизиторская развалина. — Ходи тут из-за тебя в храм.
Потом он вынул из кармана ключ, отодвинул в сторону заполненный свиток и пошаркал ко мне. — Нашлась умная, советы дает, — забубнил, размыкая кандалы, — как будто Липид про освободителей наших не ведает, как будто не знает, кто истинно доброе дело во имя провидения творит. Да помяни мое слово, доведут они своими нечистыми помыслами и жадностью, как было предсказано, всех людей до беды доведут, все королевство.
Я поняла, что последние «они» относилось не к освободителям, которым старик явно благоволил, а к не помнящей обычаев молодежи.
Ух, с каким облегчением я вздохнула, когда смогла опустить затекшие руки! Несмотря на боль в запястьях и покалывание в ладонях, я принялась усиленно растирать их, разгоняя кровь.
— Вот тебе, — протянул старик ворох одежды, — форменный ведьмовский наряд для сжигания. Надевай да поторапливайся, там уж хворост на площадь носят.
— А может, я просто пойду? — спросила, глянув в сторону двери и прикинув, какова средняя скорость дремучего инквизитора.
— Куды ты пойдешь, коли там все только нас и ждут?
Да, далеко не уйду.
С обреченным вздохом развернула наряд ведьмы и обалдела.
— Что это?
— Платье ведьмовское, чего еще.
— А что оно такое… э-э-э…
Черное платье с корсетом на зеленой шелковой шнуровке и с зеленым шелковым поясом было столь коротко, что не доставало даже до колен. Под пышную черную юбку надевалась нижняя, состоящая исключительно из пенисто-воздушных зеленых кружев. Еще в комплект к традиционному ведьмосжигательному наряду шли черные чулки в зеленую полоску.
— Какое положено! — сказал старикан как отрезал. — Вам, ведьмам, лишь бы подерзить да старшим поперек слово молвить! Вот какое в правилах написано, такое и выдаем. Старым ведьмам, стало быть, черный балахон, а молодым — срамоту эту! Тьфу!
— А если я против того, чтобы гореть в таком откровенном наряде?
— Да кто тебя спрашивать будет? Велено надеть, так надевай. Раньше вон совсем голышом сжигали, а теперь напридумывали нарядов.
— Голышом?! — Я без дальнейших споров стала очень быстро освобождаться от своей одежды, а старик снова пошаркал к столу.
Уже облачившись в соответствующие столь торжественному событию одежды, я спросила:
— А зеркала нет?
— Зеркало им всем подавай, — вновь пробубнил старик, однако поднялся, прошаркал к стене и с жутким скрипом сдвинул в сторону деревянную панель, за которой открылось большое зеркало, местами почерневшее, но вполне достоверно отражавшее картину неприличной реальности. Нет, ну правда неприличной, даже откровеннее, чем топик с бриджами! И хотя нижние формы юбка не обрисовывала, зато она очень задорно колыхалась при ходьбе вокруг бедер, а еще открывала ножки, и они казались совсем уж стройными и длинными. А еще чулочки эти полосатые. Они же шелковыми ленточками подвязывались, и кончики ленточек из-под юбки выглядывали, намекали на подвязки и разжигали желание заглянуть под юбку. А лиф совсем неприлично стискивал и приподнимал грудь, и округлые белые полушария тоже поколыхивались над черным атласом туго затянутого корсета. Старикан мне помогал облачиться, так что корсет он затянул на славу, как положено. О боже! Единственная хорошая новость — в этом платье не чесалось тело. Наряды ведь после сжигания старых каждый раз шились новые.
— Готова, стало быть? Сейчас по традиции пытки, а потом на костер.
Пытки?!
— Нет! Не готова, тут ленточки видите как торчат, нужно бантиками завязать.
И я принялась очень медленно завязывать бантики, а пока завязывала, попробовала старика разговорить.
— А вы про предсказание упомянули. Грядет, стало быть, судный день?
— Типун тебе на язык, ведьма! Истинные агнцы провидения спасут нас всех. Как последнюю, самую опасную их святыню уничтожат, так воспрянет Тьмутьмия и минует угроза.
— Чью святыню? — сделала я невинные глаза.
— Проклятую святыню! Волшебство их, которое пророчества вершит, из-за него все беды на нашу голову!
— А, вы про шар золотой, про дух артефакта? — спокойненько так спросила, а сердце заколотилось как бешеное.
— Есть он злостное непотребство, ибо не дано людям предвидеть будущее, не от божественного провидения такие силы!
— Так его невозможно уничтожить! — Я даже сумела выдавить из груди издевательский смешок. — Зря стараетесь.
— Еще как можно! Утопить премерзкое порождение! Уничтожить в водах священной небесной реки.
Небесной реки! Небесной! Это же как в тех Ирийских солнечных сказаниях, что мы читали в библиотеке короля!
— А где…
Я не успела задать последний самый важный вопрос, поскольку дверь распахнулась и к нам вошел Мордефунт, а следом за ним просочился худосочный Жердь, несущий раскаленную докрасна кочергу.