Когда трещали ребра у Союза, И Ельцин слал Америке привет, Нечаянно уснула моя Муза, Чтобы очнуться через много лет. Такая запятая – не игрушка, За нею явь и бесконечность строк. …Я заждался тебя, моя старушка, Нам это расставание не впрок! Пока, на грани выдоха и вдоха, Мы старились, по мере наших сил, Прошла, как буря, целая эпоха, Которую никто не уяснил. Кто голодал там, а кто ел от пуза, Кто вопрошал других: как дальше жить? Но я молчал – молчала моя Муза, Чтоб лишь сейчас опять заговорить. И слову, что в пыли еще сокрыто, И скорби тех, кто жизни видел дно, — Всему вокруг моя душа открыта: Ей быть другою, видно, не дано. Пусть в этой жизни прозы выше крыши, Пусть говорят: поэзия не в счёт, — Кто хочет слышать, тот меня услышит, А кто услышит, тот меня поймёт. Нам вряд ли заслужить с тобой медали: Таких, как мы, имущие не чтут. Но мы с тобой ещё не всё сказали, Нас если не сегодня, но прочтут. Тому, кто близок, не бывать обузой, Пусть грешникам зачтется за грехи. …А ты живи и будь со мною, Муза! Нам, может быть, воздастся за стихи.