Утром поднял сигнал тревоги. Все в курсе — выход в поле. Собирались спешно. Но отнеслись к этому без энтузиазма. Вещи брали строго по списку. Взводный проверял лично, выбрасывая наши фены и плойки. Можно представить, что творилось с нами.

— Голое поле. Где вы там найдёте электричество, где? — трепал он ими перед нашими носами. — Ногти обрезать всем. Проверю. Косметику оставить здесь. Перед походом на лицо не наносить Пот будет лить ручьями. Никого там ваши физиономии абсолютно не интересуют.

— Интересно на что мы будем похожи без неё, — всунулась Вика.

— Уверяю вас это всё же лучше чем с ней: в полосочку и горошек.

Что мы только ни делали. Номер не прошёл. Косметика осталась на базе. Он старался показать своё насмешливое отношение к нам. А на деле скрывал свою тревогу за первый поход. Вот и маскировался, как все мужики — насмешкой. Но зря старался, наши головы были закрыты для анализа. Мы были все в деле.

Прокладки мы всё же всунули. Мало ли что. Он крякнул, но пропустил. Повертев список, я поморщилась: сапёрные лопатки — первым номером. Значит, как пить дать рыть окопы придётся. Перед маршем, начальник курса лично предупреждает взводного.

— Глаз с матрёшек не спускать.

— Чего это? — шипит не по уставу Маринка.

Но он расслышал и ухмыляется.

— Вдруг вас волки съедят. Армия такие ценные потери не перенесёт.

Движемся колонной, в строю, по четыре человека, при полной выкладке. Капец! Какие волки, они нами подавятся. Идём крючком, разглядывая землю и кряхтя под тяжестью огромных вещмешков. Слава богу, на ремнях фляги с водой. Но хлебать постоянно не будешь. Кто по кустикам бегать отпустит при каждом чихе. Враз объяснят, что мы утёнки туалетные, а парни будут ржать как сумасшедшие. Этим дай только повод поржать. Приходится терпеть. Пока жары ещё такой нет, идти можно. Но оглядываемся на Наташку, она плетётся последней, её под грузом мотает, автомат тянет к земле. На какой чёрт нам та стрельба, всё равно ни на кого кроме таракана мы охотиться и воевать не будем. Украдкой поглядываем на взводного. Может, пожалеет. Но он идёт сбоку, как ни в чём не бывало, покрикивая на нас. Какое разочарование, а тянул на джентльмена. Сплошное надувательство и обман. Но кажется мы скорые на расправу поторопились с выводами. Охаяли за просто так. Капитан отстаёт, молчком забирает у Натки рюкзак и вешает себе на плечо, подталкивая её вперёд. Натка вприпрыжку бежит, догоняя нас. Ленка улыбается и сигналит нам — порядок. Могла бы и не моргать сами с усами, заметили. Ещё час пыток. По взводам прошла команда — привал. Слава Богу! Мы делаем два шага в поле и падаем в сочные травы. Благодать! Мой нос утыкается в медовый клевер. Малиновая головка, круглые листочки. До чего красиво, дух захватывает. По упругому стеблю ползёт муравей, таща на спине соломинку. Трудяга парень. Ему так же не просто, как и нам несчастным. Лена с Мариной спорят о чём-то, просят разнять. Я бью по их ладошкам. Спрашиваю:

— О чём бьёмся?

Они, хихикая, шепчут:

— На взводного.

— То есть?

— Что он устроится караулить около Натали на ночь. А Ленка не верит.

— Чем платим?

— Соком апельсиновым.

— Литр.

— Значит, мне тоже припадёт, — беспокоюсь за себя я.

— Само собой.

К обеду дотопали до места. Тыл разворачивал походные кухни на ужин. Будет гречневая каша с тушёнкой и горячий чай. Откроют кабачковую икру. Нарежут хлеб. Всё как положено. А пока перекусили сухим пайком. Отдохнули и нечего разлёживаться, самая пора браться за окопы. «Как в воду глядела. — Покрутила я в руках сапёрную лопатку. — Ерунда, велика премудрость землю копать! Выкопаем» Смотрим наглядную агитацию. Врубаемся в процесс. Но не тут-то было. Ничего толкового не получалось. Земля сопротивлялась. Эта долбаная лопата не желала копать. Взводный, время от времени проверяя наше усердие, рыл Наткин окоп. Наглядным примером показывая, как это следует делать. Потом выпрыгивал, шёл по нашим ямам, тыкая нас носом, объяснял наши промахи и, возвращаясь к Кучер, копал опять. Мог бы и нам по разику копнуть, мы не гордые, но нет, не дождёшься… Натка посасывала сломанный ноготь и молча хлопала своими голубыми глазищами. Кино и немцы. На руках мигом вздулись мозоли. Маринка воткнув в землю лопату, выпрямилась и принялась сосредоточенно рассматривать свои ладони. Я ухмыльнулась — не только у меня пузырь. Шумно вздохнула. Вытянула рукава куртки на ладони и, поплевав зачем-то на них, принялась копать дальше. Я в точности повторила манёвр. Кто мешал подумать о рукавицах раньше. Голова у целого курса болела. Напялили камуфляж и сразу стали тугодумами больными на голову. Ведь знали, что придётся зарываться, так чего же не взять рукавицы. Плойки тащили. Это у нас отец, заберётся на стол под люстру, а потом кричит, чтоб ему лампочку подавали. Что-то подобное произошло и с нами. Мы как-то заплутались в полах (мужской, женский) и забыли о том, что мы женщины, а женщины обязаны думать и прикидывать. Зарываясь и морщась от надувающихся мозолей, я устала. К тому же эта могила давила на меня морально. Такое ощущение что сверху наступят на края и он, обвалившись, завалит меня здесь. Думаю, с другими дело обстоит не лучше. Исключение — Ленка со Славкой. Им там целоваться лафа. Умом этот страх не объяснить. Он лезет из живота. «Не хочу и не буду здесь торчать, пошли они на фиг!» Я подпрыгнула и дотянувшись до края ямы, выползла из того проклятущего окопа на карачках и упала рядом на траву, чтоб отдышаться. С тоской посмотрела на Славку прыгнувшего в окоп Елены и пахающего там бульдозером. Вот даёт! Не иначе как на двоих роет. Туда запросто танк влезет. На горизонте показался начальник курса. Подъехал на своём «ниссане». Лафа! Покурил и пошёл оценивать наши старания. Смотрю, рядом шелестит земля. Похоже, Вика скребётся. С трудом, кряхтя, выбирается, значит, созрела, а у Маринки глухо, как в танке.

— Что там? — откашляв и выплюнув землю, шепчу я Вике.

Та машет рукой. Мол, пустой номер. Сидит на дне, сосёт пальцы с маникюром и не кукарекает.

— Зови, давай, давай не ленись. Скажи, курсовой идёт.

Вика сунулась было, но из недр земли донеслось хныканье:

— Пусть меня здесь пристрелят. Больше не могу.

Богуш присел, заглянул в окоп. Девчонка не пошевелилась. Так скрюченная, привалившись к стене и сидела. Помахав на себя беретом, засунув его за ремень, майор спрыгнул в окоп.

— Что совсем плохо? — наклонился он над ней.

— Отстаньте все от меня. Дайте спокойно умереть, — всхлипнула та.

— Не надо было на две глубины усердствовать… Курсант Браун, встать.

Маринка, растирая слёзы грязными руками повозившись, встала на четвереньки. На большее её не хватило. Майор, перехватив за талию, встряхнул и над самым ухом гаркнул:

— Руки вверх.

Маринка повинуясь подняла. Это она ещё могла. Взводный, заняв устойчивую позицию на верху, выхватил её из ямы, а курсовой выпрыгнул следом. Её встряхнули. Подействовало благотворно. Голова, пару раз плюхнувшись на грудь, приняла более-менее устойчивое положение. Расплющив глаза, она огляделась. Все уставились, словно никогда не видели, на неё. Это ей не понравилось и она провела грязной пятернёй по лицу.

— Маскировочка, — гогочут парни. — В самый раз в дозор.

Курсовой отмахнулся, велел замолчать и разойтись.

— Как можно было так изгваздаться? — ворчал он. — Ну посмотрите на ребят. Все чистые, опрятные, а вами как будто поле подметали.

Мы огляделись, так оно и было. Сравнил тоже… Они рождены для войны, а мы в том направлении чужеродное тело.

Тут же над полем раздалась его зычная команда.

— Подошла водовозка. Всем привести себя в порядок и строится на ужин.

Славка сунул Ленке ведро. Расторопный малый, урвал для нас. Мы набрали воды и отошли за кусты. Раздели до белья Маринку и облили её. Завернули в полотенце. Потихоньку она пришла в себя. Но теперь её бил колотун. Подошли взводный с Богушем. Не орали. Собственно выглядели, кажется, приветливо.

— Ну что у вас, землекопы?

Увидев трясущуюся девчонку, взводный произнёс загадочное:- «Понятно!» Что ему понятно? О чём ему понятно? Но разбираться нет сил. Курсовой только и выдал своё: «Ё, п, р, с, т». Подхватив её на руки и веля Ленке забрав одежду следовать за ним, он отправился к машине. Через минуту «ниссан» развернулся и умчался в лагерь. Мы посмотрели вслед, потом друг на друга и пошли лопать кашу. А кругом лес, луг, птички поют. На какой фиг в такой красоте, та война. Да голова и думать про неё не хочет. После ужина посидели возле взметнувшегося к звёздам костра и принялись укладываться на бочёк. Романтики нахлебались под самые жабры. В самый раз соснуть. Нет, у кого есть силы, пусть себе треплются. Но улечься на бочёк — сильно сказано. Её, ту постель, сделать ещё надо. Нарубить хвороста, расстелить его. Пока мы то да сё, послышался шум мотора, прикатил курсовой. Маринка вышла сама. Причёсанная, одетая и даже при улыбке. Боец!

— Похожа ты красавица, на мумиё. — Лена протянула ей котелок с остывшей кашей, дала ложку. — Ешь.

— Это что, комплимент? — перекривилась Марина.

— После того, кем ты была полчаса назад. Можешь считать, что да, — хохотнула Вика.

Народ потихоньку ожил. А кое — кто совсем прыткий и неутомимый устроили под музон дискотеку. Похоже мужскую. Танцуйте, танцуйте, кто вам лекарь. Только без нас. Мы принялись устраивать себе постельки. Хворост от прошлогодних постелей уйдёт за ночь на костёр. У военных всё продумано, ни лыком шиты. А за новыми «перинами» взяв топорики, отправились в лес. Нарубив пышногрудых веток и пахучих сосновых лап. Выстлали в ряд постель. Разбросав на это великолепие плащ палатки, улеглись в ряд. Запах — умереть не встать. Я засунула под рюкзак нарванные цветы для усиления эффекта и блаженно уставилась в небо. Звёзды, луна. Чем не роман. Плохо одно — мешали дискотечники. Всю романтику портили. Скорее бы уж угомонились. Бестолковщина. В лесу и на поле надо слушать и наслаждаться тем, что есть вокруг, а не пхаться в цивилизацию. Ленка со Славкой проявляя расторопность и изобретательность устроились на стыке мужской и женской стороны. Взводный, скинув на затылок головной убор, чтоб было чем думать, голову почесал, но трогать ничего не стал. Видя, как эти двое постоянно шушукаются и держаться за ручки, он жутко подозревал, что тогда, под Наткиной кроватью, был именно этот любитель курятинки. Не без того, придётся присматривать в оба. Натка спала как маленький котёнок, зябко свернувшись клубочком. Засунув ладошки в колени. «Берцы так и не сняла с ног, чебурашка», — подумал он, но прошёл мимо. Лена тут же заметила Вике:

— Смотри не перепутай, я люблю апельсиновый.

— Помнишь, что говорил старик своей старухе в небезызвестном фильме «Свадьба в Малиновке»: — Не спеши! Вот и ты. Не спеши рыбонька. Ещё не утро.

Он действительно пришёл. Отодвинув не церемонясь меня. Снял с Натки берцы, которые она боясь, что подменят или сопрут не спускала с ног. Смех один, кому нужен крошечный размер. Пробормотав своё родное: — «За какие грехи…», укрыл её своим бушлатом и придвинув к себе и крепко обняв, через минуту засопел. Я не поленилась, выползла со своего места. Убедившись, что они дрыхнут. Сгоняла к Ленке, растолкав её напомнила про сок.

— Правда что ли?

— Ага.

— Это похоже на то, что его начальственный полёт кончился полной капитуляцией перед бойцом Кучер, — хрюкнула от удовольствия Ленка, даже не жлобясь на проигрыш.

— Похоже так. Но гадать на кофейной гуще не будем. Торопиться в таком деле нельзя, — умничая заметила я.

— Святая наивность. Зелень пузатая. Народная мудрость гласит:- «Не гадайте на кофейной гуще, а берите быка за рога!» Понятно?!

Мне было понятно, и я кивнула. А ещё сразу отложилось на душу про рога. Мне надо выиграть пари и именно так… «Быка за рога…»

— Тогда не шуми и топай отсюда. — Махнула мне Ленка, при этом тут же окликнув. — Эй, иди сюда.

— Что? — мигом вернулась я.

— Наташка как реагирует?

— Никак, спит точно ангелочек. Вот что делает лесной воздух с городским народом.

— После такой пахоты и на вонючей куче уснёшь, — рассудительно заткнула мою романтику она.

Но Наташа не спала. Притворялась. Её будоражил запах примятой берцами травы. Она мечтала и, конечно же, о нём. Да и сердце билось так скачками не иначе, как от того, что он рядом. Ведь Костик может сейчас дотронуться до неё. Жаль что не посмеет и это только её мечты. А что если нет и он поцелует… И тут раздался треск. Лирика испарилась. Взводный крепко притиснул её к себе. Почувствовав прижатой себя к мощной груди руками никогда не спутавшими ни с чьими другими, замерла… Тарасов же приподнявшись на локоть и поняв, что произошедший шум от дымовой шашки, кинутой Богушем, успокоился. Лёг на место, но Нату уже не выпустил из кольца своих рук. Она не высвободилась, а он прошептал:- «Спи. Заели комары курсового, не иначе».

«Спать? Как можно?! Вдохнуть его запах совсем близко с собой… Обжечься виском о его губы… Это уже сказка». Натка затаилась мышкой и почти не дышала. Находясь словно в тёплом гнёздышке, она блаженствовала. Хотя затёкший бок ныл. Натка терпела. Она осмелилась пошевелиться только тогда, когда небо начало сереть и отчётливо стали видны богатырские сосны. Правда на полный размах глаза открыть так и не посмела. Зато, поймав влагу его губ на своих горячих, вспыхнула, как маков цвет. Нежный поцелуй не только обжёг, но и заставил, успокоившись, уснуть. Она проспала до самого подъёма и встала с неохотой.

Костя и сам не понимал, что происходит. Получается, он на этого клопа глаз положил. Эта маленькая необычной нежности, похожая на полевой цветок девушка, поразила его сердце. Сначала по необходимости, а потом по собственному желанию, ему хотелось быть всегда поблизости к ней. Шагать рядом. «Большое спасибо», — еле шевеля губами произносила она обычно, забирая вещи и не поднимая глаз. Костя млел не зная, как подступиться к своему тайному объекту нежности и заботы с разговором. Всегда лёгкий в общении и находивший со всеми запросто общий язык, с Натой тормозил. Она как будто не от мира сего. Чистый себе ёжик в тумане или девочка на облаке. Девчонки веселы и подвижны, а она всегда серьёзна и задумчива. Ей бы в библиотеке работать среди лирики, мечты и грёз, а не курс молодого бойца осваивать. Подкатывать к ней, как это проходило с другими девчонками, бесполезно. Но каким-то седьмым чувством Костя понял, что и он не безразличен ей. Сегодня рискнул: прижал к себе, мягко коснулся губами. Натуся не оттолкнула, не трахнула по щеке, хоть и не сказала ни слова, только почувствовал, что между ними натянулась как будто двойная связь… Значит, не ошибся и у него с ней на двоих будет один секрет. Правда, от её глазастых подружек, способных сложить два плюс два и догадаться, тайну сберечь будет непросто. Пинкертоны. Вряд ли от них скроешься, но может промолчат. Афишировать отношения хотя бы год нельзя. Начальство, как пить дать, сотрёт в порошок. И им не объяснишь и не докажешь, что он сел на жёрдочку, найдя свою половинку. Три года казармы будь добра оттруби. Придётся подождать с обнародованием. Хорошо, что никто не догадывается, а то донесут в два счёта начальнику института, ребёнку нервы попортят.

Так и было. Об их отношениях, кроме пятой комнаты никому было невдомёк. Девчонки же не собирались трепаться. Да и мало придёт кому в голову связать клопа Наташу, вечно мешающуюся у всех под ногами, и мощного взводного. Все воспринимали это как должностное, но не больше.

Маринка ж поёрзав на жёсткой постели и погоняв веточкой комаров от себя и поняв, что не уснуть, отправилась к костру, там этих кровопийц меньше. Подсел курсант — юрист, разломив предложил шоколадку. Она взяла дольку. Поболтали, но не долго. Усевшийся на бревно начальник курса, отправил обоих спать. Маринка как всегда вступила в спор. Доказывая, что кормёжка комаров в учебный процесс не забита и она не обязана им за счёт каких-то там идиотов служить ужином для кровососов. Это как говорится дело сугубо личное и добровольное.

— Иди в мою машину, устройся на заднем сидении и спи. Только не грузи мне голову, пожалуйста. Устал. — Не полез с ней на рога Богуш.

— А вы? — сбавила тон и прыть она.

— Мне подумать надо…

— О чём? — совсем осмелела она.

— Как гранаты будем кидать.

— Подумаешь проблема. Выдернул кольцо, да кинул, главное в правильную сторону…

— Вот этого-то я и боюсь… Иди, пока не передумал.

— Ладно.

— Да не ладно, а — есть.

Из всей нашей пятёрки по уставу спала только Вика. Я же после беготни остаток ночи, ворочаясь и мешая спать соседям, провела в думах. На повестке стоял один вопрос: — Как скрутить рога Глебу. Тёмная сторона моей души должна была отпраздновать победу. Про гранаты, я напрочь забыла. И не мудрено, я страшно хотела на острова. Когда безумно хочется, но не по карману…, то голь на выдумку хитра. Пока умывались, завтракали и топали в тир на стрельбище, я со всех сторон обмусоливала этот вопрос. По пути пыталась втолковать свой план Вике, но ноги и язык мой от недосыпания заплетались. В принципе Вика кое — что поняла и согласилась предоставить в моё полное распоряжение на три дня дачу своих родителей, но предупредила — это не близко. При условии, что я её не взорву и не сожгу, конечно. Я клятвенно обещала. А что далеко, то для такого рогатого дела, как моё, совсем не плохо.

Сегодня первые стрельбы. Будет здорово, если мы не пристрелив друг друга вернёмся все в лагерь живые и невредимые. Перед преподавателем грозного вида лежала винтовка с оптическим прицелом, два вида автоматов, пистолеты разных калибров. Арсенал. Мы по очереди подходили, отстреливались и переходили на другую сторону. Дошла очередь и до Кучер. Преподаватель не осмотрительно вложив в её руки оружие ждал стрельбы. В Наткиной руке так дёрнулся, заходя юзом автомат, что стоявший на чеку взводный, покрываясь холодным потом, метнувшись, еле успел выбить, направив его вверх. Обошлось. Зато все грохнулись на землю предусмотрительно отползя назад на безопасное расстояние и даже там лежали не поднимая голов до тех пока Тарасов с Наткой не отстреляется. — «Спокойствие, только спокойствие!» — невозмутимым тоном Карлсона напутствовал Натку и наблюдателей взводный. А она и не дрожала, совершенно не врубаясь, что только что не покосила всех. И спокойствие, если кому нужно, то это взводному с курсовым, ну и преподавателям не мешало бы накинуть. Потому как после Наткиной атаки, стрельбы на время прекратили, и офицеры отправились, успокаивая нервишки, — покурить. Мы посмеивались, мол, дёшево отделались. Натка оправдывалась:

— Тяжёлая железяка, да ещё стреляющая, чуть не опрокинула меня…

Да, с этим не поспоришь. Парни валялись, угорая, по траве, колотя руками землю. Натка, обиделась и, отойдя в сторонку, засопливилась. Чего такого сказала?! Вернувшийся Тарасов, показав ребятам кулак, увёл Натку о чём-то воркуя в лесочек. Мы вчетвером переглянулись. Похоже не кажется, похоже любовь. Но взводный такой не хилый мужик, а Натка совсем цыплёнок не хватающий звёзд с неба… Значит, бывает и так. Лишь бы не сглазить. Тьфу-тьфу! Хотя до конца уверенным быть ни в чём сейчас нельзя.

Обед из горохового супа и рожков с тушёнкой, кабачковой икры ложка и компот. Кто б сказал, что кусок чёрного хлеба, намазанный кабачковой икрой и с лучком, такое объеденье. Наелись до отвала. Час валяния вверх пузом на лужке и подъём, сборы. Нас ждала обратная дорога в лагерь. Дай бог, вытерпеть опять это неприятное ощущение липкости после одуряющей, изнурительной жары и пыли. Приползём почти не живые. Одно желание помыться и отрубиться. Но чтоб помыться надо занять первыми душ. А как? Да, сложная ситуация. Вика, хлопнув ладонью себя по лбу, многозначительно посматривает на Наташку. Мы, не понимая, пожимаем плечами. Тогда она отмахнувшись от нас, спрашивает её в лоб:

— Натусь, колись, для дела надо, во как, — чиркнула она себя обломанным ногтём по горлу. — У тебя с взводным вздохи на скамейки?

— Вам кажется, — покраснела, как маков цвет Натка.

— Но, не всем же четверым сразу. Нат, ты не тушуйся. Мы могила. Покупаться хочешь?

— А это к чему? — вытаращила она глаза.

— Попроси Тарасова отправить тебя с курсовым на машине, чтоб до нашего прихода занять и удержать душ, а?

Наташа нерешительно пожала плечиком:

— Попросить могу, а занять и удержать нет.

Горящие азартом девчонки тут же принялись сомневаться и передумывать.

— Да, ты права. Слабо. Мы явно не подумали. Что же делать?

Ответ подсказала сама Наташа.

— Я попрошу, а пусть Маринка поедет. У неё это лучше получится и с курсовым, она уже вчера каталась.

Ох, как бурлила наша радость.

— Точно. Давай. Мы им покажем у кого котелок варит лучше.

— Но у мужиков, мозги всё равно легче, — смеётся Лена, — это доказанный факт.

— И того половина там гнилья, — отрезаю я.

Когда Тарасов наклонился, чтоб взять на своё плечо Наткин рюкзак, она горячо зашептала ему на ушко… Он, ухмыльнувшись, смерил нас оценивающим взглядом и, кивнув, прямиком отправился к Богушу. Мы сосредоточенно наблюдали. Как отреагирует на наши бредни тот. Нормально. Улыбается. Значит, душ наш. Пусть парни в летнем купаются им прохладная вода в пользу. Смотрим. Внимательно. Теперь главное, не пропустить знак. Ага, вот он. Взводный машет рукой. Мы хлопает Маринку по заднице, на спине просто горой рюкзак и под её ворчание:- «Женихов отобьёте». Подталкиваем вперёд. Уже веселее. Команда строится. Идём. Опять команда:- «Запевай!» И мы дерём и так сухое горло. Взводный то и дело подходит к Наташе, он готов и её себе на спину посадить. Но она, краснея, оглядывается на нас, и качает головой. Они просто цветут и пахнут. Всё-таки, прячь не прячься, а безнадёжно видно, когда мужчина и женщина одно целое. Ленка философски замечает, что у Натки любовь полезная для нашей пятой, как ни как, а у взводного блат теперь. Получается, Натка время в армейском строю зря не теряет. Загадка, что он нашёл в ней. Вот это самоё поразительное. «Значит, мужикам не так важны, как нам пытаются втюрить психологи, длина ног и овал лица и у каждой есть шанс влюбить в себя стоящего мужика». — Радуемся открытию мы. Наконец-то с горем пополам дошли. Нас держат ещё с полчаса на плацу центра, объявляют, что это была только разминка, а потом, получив удовольствие от наших вытянутых рож, распускают. Ребята несутся в душ. Мы не торопимся. «Вот вам!» — отвешивает им в след Вика полруки и мы, повесив на плечо полотенца, дефилируем мимо их открытых ртов в душ. Нам стучат в дверь и торопят:- «Давайте в темпе вальса». Мы погромче включаем воду. Не слышим!

День теории, осваиваем пулемёты и миномёты. Офицеры отдыхают. День стреляем. Все стоят на ушах. Натка стреляет со взводным. Никто больше не рискует. Хотя в этот раз, лёжа и ничего не держа на весу, могла бы и сама. Но они оба в касании, общении и далеки от реальности. Завтра с утра опять разбираем по деталькам гранату, после обеда метаем её. Помоги нам бог, сами мы точно не справимся. В окопе строго находились: преподаватель, курсант и граната. Но с Наткой прыгнул и взводный. Преподаватель насупился, но под одобрительные кивки начальника курса промолчал. Вау! Опасная боевая единица прошла… Все расслабились и заулыбались, а напрасно. Маринка кольцо вырвала, а бросать раздумала или потеряла ориентировку. Преподаватель, мечась за ней по окопу, похоже тоже. — «Ложись!» Все рванули кто куда, а курсовой к Маринке. Зажав девчонку и прося, уговаривая, умоляя отдать ему кольцо… Маринка послушно кивая вывалила ему вместо чеки гранату прямиком в руку. Мы на вздохе обомлели. Майор человек интеллигентный. Вряд ли он пошлёт её сейчас куда подальше. Он и не послал.

— Ё, п, р, с, т, — но опять прорычал своё любимое, успев всё-таки швырнуть гранату и прикрыть курсантку Браун собой.

Преподаватель объявил перерыв и отполз курить. Чай не железный. Народ радостно гудел. Взята ещё одна высота. Мы с божьей помощью вырулили на твёрдую почву. Осталась сущая ерунда. Покрасоваться в противогазах и побегать в костюмах химзащиты. Мы наивные думали, что после гранаты и танка, это мелочь. После двух дней занятий, в наших мозгах всё исправилось и мы так больше не думали. Бегать резиновыми слониками по жаре — это не слабее гранаты. Но сдана и эта душегубка. Год завершён, мы второкурсницы. Теперь у нас будет по две лычки на рукаве. Дружно галдя и кидая вверх береты, мы обнялись. Ещё бы! Ни у кого, ничего не оторвало. К тому же все поедут домой. Каникулы. А как уж рады офицеры, на них просто больно смотреть. Как же мы их допекли, на них нет лиц, теперь появятся. Но мы не хотели. Честно! Как-то само собой получилось и чего в самом деле занимаемся мы самоедством, это же их работа, им деньги в конце-то концов за это платят. Пусть мучаются. А не жестоко так-то… В самый раз. Они мужики, пусть дрожат за нас, пылинки сдувают и носят на руках.