Приклеившая ухо к той стороне двери девка, подпрыгнула. «Мужчина, откуда?» Но сколько потом не слушала, больше ничего ухо не расшифровало, хотя явно слышался за дверью разговор и переливающийся колокольчиком смех княжны. Правда и того, что ей попало на слух, уже достаточно, чтоб заняться изыскательным делом. «Это уж через край, назвать собаку человеческим именем. Надо всё хорошенько проверить, а иначе может быть беда. Барыня, осерчав, запросто выпорет».

После завтрака только Таня отправилась с доберманом на прогулку, как Марфа принялась обшаривать комнаты. Но кроме халата князя ничего подозрительного не нашла. Только это не в счёт, княжна любит в нём валяться. Заправив постель, перемыв и убрав набор для умывания, а так же забрав посуду после завтрака, она ещё раз проверила облазив со всей тщательностью комнаты, но тщетно. Никого. «Неужели она с собакой, как с человеком разговаривает? — осенила её догадка. — А я подумала уже Бог весть что». Вернувшись с прогулки и проведя уроки в своей школе, Таня отправилась с доберманом в комнату папа и, найдя, что искала, принялась рассматривать его одежду, выбирая пригодное для Сержа. Марфа проходя мимо и услышав её речь, заглянув, обмерла. Княжна, демонстрируя одежду папеньки доберману, спрашивала оного: подойдёт это или нет для носки. Тот сидел перед ней и спокойно посматривал на её вертения вешалками у себя под носом. «С ума сошла не иначе или игра у неё такая? — прикинула Марфа удивляясь. — А я уже панику себе организовала». Выбрав, что ей приглянулось, Таня, забрав вещи, ушла в свою комнату. Собака потащилась за ней хвостиком. Марфа еле успела спрятаться за дверь. Но доберман, унюхав её там, зарычал. Таня, заглянув за дверь, удивилась.

— Марфа, ты чего прячешься?

— Так боязно барыня, ходишь сама с собой разговариваешь, да вон с ушастым, — кивнула она на стоящего на стороже пса.

— Понятно, ты посчитала меня ненормальной. Ошибаешься, это я от скуки развлекаюсь так, игру себе выдумала.

— А-а?!

Смеясь, княжна забежала в свои комнаты и, сняв с добермана ошейник, отвернулась, давая ему возможность одеться.

— Ну и как я тебе? — прошептал он через несколько томительных минут над её ухом.

Она обернулась и с удивлением осмотрела вещи, ладно сидящие на его стройном теле. «Молодой человек хорошо сложен, умён и воспитан, жаль, что несчастен», — подумала она, но спросила о другом:

— Есть хочешь?

— А такой вариант возможен? — смущённо улыбнулся он.

— Прими меры безопасности. Запрись. Я схожу на кухню и принесу. Вернусь, постучу условным стуком, вот так, — показала она.

— Договорились.

Она принесла, взгромоздив на поднос пирожков, щей, ломоть свежего хлеба и четверть курицы, а ещё кувшин с морсом.

— Ешь.

— А ты? — вскинул он большие глаза.

Смутившись, она покрошила в руке пирожок.

— Мне хватит пирожка с ягодой.

Он справедливо заметил:

— Ты же не птичка…

Княжна настояла на своём и, чтоб прекратить разговор, даже выдвинула идею:

— Не хочется есть совсем… Надо послать Марфу с Прасковьей завтра за земляникой.

— Зачем, сами сходим, — предложил он. — Погуляем и ягод соберём. Меня эти стены скоро раздавят.

Она, обдумывая его предложение, изумлённо выгнула брови. Но свою сомнительную мысль относительно их прогулке, она оставила при себе, лишь воскликнув:

— Но как? — это невольное восклицание, казалось, вырвалось из неё неосознанно.

Он взял двумя пальчиками чашку из тонкого фарфора и, сделав глоток, принялся рассматривать роспись на ней. Княжна пояснила, что сервис очень старый, фамильный и был приобретён папа вместе с домом. Получается, принадлежал бывшим хозяевам этого дома.

Ей показалось, что фарфор зазвенел в его руках. Вероятно, показалось… Серж, совершенно спокойный, кивнул и продолжил:

— Я полагаю, что мы сделаем так… — он поморщил лоб, подумал и объявил:- Ты возьмёшь с собой мою одежду. Когда тебе захочется поговорить, доберман исчезнет. — И вдруг неожиданно для неё спросил:- Почему ты взялась учить крестьянских детей?

Таня немного растерялась, но очень скоро взяла себя в руки. Ответ был неожиданно для неё самой откровенный.

— Должны же мы хоть что-то полезное сделать для своего народа. Я не могу не понимать какова пропасть разделяющая у нас мужчину и женщину… Понимаю, но вынуждена признать, что не разделяю таких законов и порядков. Мужским кругам дано всё, женщинам ничтожно мало. И чтоб не сделали мы, всё смешно и не так, а самое страшное — противозаконно.

Она говорила и говорила, должно быть, то кричала душа. Серж внимательно слушал. Она оборвала свою речь. Он покрутил в руках вилку с вензелями. Таня, не став объяснять кому до них принадлежало серебро, решив, что понятно и так, промолчала.

— Сколько тебе лет? — поинтересовался он.

— Семнадцать, — ответила она вызывающе громко.

Он посмотрел на свою собеседницу, встретил невинный вопросительный взгляд, поколебался, а затем произнёс:

— Дитё, а рассуждаешь, как старушка. Я боюсь, что из этого не выйдет ничего путного.

Конечно же, она заметила, как в уголках его губ, дрогнула предательская улыбка. Таня, забрав пирожок, ушла, отщипывая от него, к окну: «Оценщик нашёлся».

— Обиделась, княжна, я, уверяю вас, меньше всего этого хотел. — Отложив еду, подошёл он к ней. — Это, правда, только ваше дело. Но послушайте меня… Так заведено на Руси, принято так и этот воз тебе не свернуть, даже если ты расплющишь о него голову. — Было заметно, что он волновался путаясь в «ты» и «вы». Серж продолжил:- Смог только один — великий Пётр откатить его чуть — чуть… И то старый свет бился в кровь не столько за бороды, сколько против вывода в свет баб. Протяни он ещё лет двадцать или хотя бы десять, возможно школы были бы обязательным атрибутом даже самого захолустного села. Сейчас же о таком из власть имущих даже никто не помышляет, та под силу ли тебе, крошка, изменить что-то. Так ты измучаешь себя и только.

Ей так хотелось, чтоб он не насмехался, а понял. Ведь она пришла к выводу, что этот юноша весьма чувствительный и благоразумный. А он насмехается… Если только попробовать растолковать… Она горячо принялась объяснять:

— Разве они виноваты, что родились бедными, а мы богатыми. Нет. Так что плохого в том, если я научу их грамоте, а там уж кто куда пробьётся. Но, Серж, согласись, что грамотность это для них шанс. — Горячилась она, видя, как он улыбается её речам, пощипывая ухо. — Мне противно смотреть, когда поят лошадей шампанским и кормят отменным овсом, а крепостные живут не по-людски. Так не должно быть. Это не правильно.

— Успокойся. Я уважаю твоё мнение. Подумай сама, мы мало, что можем изменить. Разве что попробовать самим жить по-другому. Будешь курочку?

— Нет. Доедай и позову Пелагею, чтоб забрала поднос.

— Не торопи, я хочу получить удовольствие от еды. Поищи у родителя бритву мне надо побриться.

Таня присмотревшись, как он обгладывает куриные косточки, улыбнулась. «Доберман перемолол бы их сейчас в муку», — подумалось ей.

— Представила, как бы их сгрыз Барон, — громогласно хохотнул он.

Она бросила на него тёплый взгляд.

Марфа, проходившая мимо, поначалу отпрянула, а потом, припав к двери, принялась слушать. Старая княгиня наказала строго настрого, под страхом наказания следить, а то, что происходит тут не так просто разобрать. Вот явно же слышала мужской смех… Опять мужик, но откуда? Она сама чуть не взвизгнула, получив шлепок по заду. Прасковья, поддавшая ей, стоя руки в бока позади неё, хотела знать о так заинтересовавшем её предмете.

— Тише ты, — зашипела Марфа на девку.

— И что там интересного? — тут же приложилась ухом она.

— Голос мужской и не первый раз уже слышу. Княгиня выпорет и за косы оттаскает, если проморгаем.

— Так проверим давай, если есть мужик, то его где-то прячут.

— Какая разумная, я не глупее тебя, уже проверила и ничего, — возмущённо объявила она.

Та подбоченясь топнула ногой.

— Тогда ничего и нет.

— А голос, а смех? — ткнула она пальцем с обгрызенным ногтем в дверь. — Не доберман же хохочет… Хотя «сердечный друг» может выпрыгивать утром в окно.

— Я об этом не подумала, давай проследим.

— Ты здесь, а я снаружи, чтоб наверняка. В доме караулить я усну, а там свежее поветрие, для моего организма в самый раз.

— Договорились. Заметила, она странная стала, еду с собой набирает да ещё сама и носит. И опять же помногу берёт, а как птичка клевала…

— Это, поди ж ты, добермана своего откармливает, лихая к нам его прибила, с неё станется. Он, таскается за ней, как привязанный.

— Может быть ты и права. Такой теленок страсть одна, на какой ляд он ей сдался. Загрызёт не поморщится. Мало ей, что жуть такую в доме терпим, ещё и барскую еду на эту псину переводить.

— Барышня чувствительная. Стало быть, от скуки и нежного сердца заботу себе приобрела. Надо куда-нибудь его сдыхаться.

А в комнате за столом, Таня, волнуясь, прикрыла его смех тут же ладошкой, но опоздала, Марфа успела услышать.

— Серж, ради Бога, аккуратнее, маменька приставила ко мне большой отряд надзирателей. Нянька, конечно, не в счёт, а вот француженка и её личные девки, — это опасные соглядатаи. Маменьке нашепчут, здесь будет инквизиция.

— Прости. Мне нельзя постоянно быть в образе Барона, получилось очень долго на этот раз. Некому было снять ошейник. Одеть я его могу, а снимать должен быть помощник.

Догадка кольнула сердце, голос задрожал:

— Значит, долго находиться в шкуре добермана для тебя опасно?

— Да. Я могу не вернуться в человеческий образ, — сказал он правду.

Жалость опалила душу. «Боже мой, какой он несчастный!»

— Серж, но ведь ты приятный молодой человек… Женская добродетель, наверное, не в силах устоять падает в немалом количестве к твоим ногам…

— Предположим, но я не подбираю. Скажи, к чему ты клонишь? — улыбнулся он принимая от неё салфетку.

Она неуверенно докончила наконец-то свою мысль.

— Ты бы мог иметь верную подругу…

— Подругу?…

Он опять улыбнулся и принялся пить морс. Таня, поняв что ей никто отвечать не собирается, вероятно, на показавшийся ему глупым вопрос, перешла от советов на реальность:

— Давай я тебе полью на руки и иди, отдохни, пока Марфа здесь всё уберёт.

Ей показалось, что он был в каком-то возбуждённом состоянии и в то же время о чём-то сосредоточенно думал. «Гложет что-то», — подумала она.

— Надо написать письмо управляющему, чтоб не беспокоился моим долгим отсутствием и не выпускал дела из рук. Принеси, пожалуйста, бумагу и приборы.

— Там на моём столике найдёшь всё необходимое. Я со скуки пробовала сочинять. Кузьма поедет в город, повезёт продукты маменьке и доставит в целости и сохранности твоё письмо.

Ей было интересно с ним. Он был так начитан, он был так образован… Интереснее человека она представить не могла. Они вдвоём совершали путешествия в мир искусства, литературы, религии и даже политики, случалось даже вступали в бурные споры.