Ближе к Москве лес поредел. Больше встречалось паханной земли и чаще попадались грязные деревеньки и неприступные монастыри и новые церкви. «А что, если папа не простит?!» Нет-нет, она поспешно отогнала эту мысль. Таня, оставив свою ладошку в руке мужа, смотрела в окно кареты на пробегающие мимо картины. Серж чувствовал, что Таня нуждается сейчас в поддержке, и пытаясь отвлечь её внимание, добросовестно указывал на разные достопримечательности, мимо которых проезжал экипаж. Она едва замечала их. Одна мысль не покидала её — как примет их отец. Но сильный и могучий Серж был рядом. Он держал её руку, нежно прикасался к уголкам губ. И она незаметно воодушевлялась. Вдвоём так ладно путешествовать. Выехали из-за берёз на пригорок и сразу кинулись в глаза своим блеском остроконечные шпили башен, золотистые маковки церквей, новые барские дворцы и хоромы, а там и Кремль. На убогие окрестности, состоящие из убогих лачуг и многочисленных трактиров, смотрела с тоской. Полуодетые, грязные ребятишки бежали за каретой, прося подаяния. Таня взглянула на мужа умоляюще, он выбросил им несколько монет. Когда же ехали по городу, Таня с интересом посматривала на купающиеся в зареве заката каменные дворцы, знакомые здания, улицы. Казалось, не была тысячу лет. Скучала и вот опять в Москве. Добрались до дома барона только к вечеру. Таня немного волновалась. Теперь это и её дом. Очень, очень высокое строение, необычной формы. Впечатляющее строение между дворцом и замком. Она столько раз проезжала мимо этого большого, немного мрачного, но по сказочному таинственного замка, а вот теперь она будет жить в нём. Аккуратные клумбы по обеим сторонам входа. На вершине каменных ступеней в глубоко арке дверь. Дворецкий с поклоном пригласил их внутрь и застыл в ожидании приказаний. Слуги высыпали на парадное крыльцо. Они несколько дней подряд, готовясь к этому дню, двигали мебель, начищали хрустальные люстры, перемывали посуду и трясли ковры — словом в доме был настоящий бедлам. Тут же по распоряжению дворецкого подскочили ливрейные лакеи. Один слуга в парике, взял его шляпу и перчатки, другой освободил от плаща. Княжна остолбенела, когда всё это обрушилось вместе с дорожными переживаниями на неё. Понимая состояние жены, Серж внёс её на руках, из подкатившего Митричем экипажа в распахнутый лакеем перед ним парадный вход. Опустив жену в холле, велел открыть заплющенные ею заранее глаза. Она осмотрелась. Ооо! Дом её отца велик, но с гнездом барона несравним. Этот больше раза в два. Однако она вполне сносно сохраняла самообладание. Величественный зал был обставлен массивной мебелью. Наверх, вероятно в большой зал, вели две внушительные лестницы. Посередине стоял дворецкий. По его неуловимому движению к хозяину тут же за распоряжениями ринулись лакеи. По дому носились слуги, предупреждённые, ещё с вечера посыльным, они спешили всё успеть. Сопровождаемые слугами, они поднялись на второй этаж. Здесь её растерянность возросла. Что будет дальше? Серж, хитро улыбаясь, спросил, где она желает поселиться и услышав от пересилившей своё смущение жены ответ: «С тобой». Повёл её в спальню. Правда, как выяснилось позже, не в свою, а рядом со своими комнатами, в свободные очень красивые апартаменты, вероятно предназначенные на случай женитьбы для совместного времяпровождения. Он считал, что при их способе жизни лучше иметь каждому своё ложе. Только Таня считала иначе и, разобравшись в обстановке, она надулась. «Серж, это не честно, — кинулась она к нему. — Мне не нравится обыкновении супругов занимать отдельные спальни. Я хочу спать с тобой в одной постели. Мне нравится говорить с тобой, ощущать твоё тепло. Нам гораздо удобнее будет вместе». Она так горячилась. Ей сделалось до того дурно, что она чуть не заплакала. Он жестом отпустил слуг и захлопнув дверь за собой заморочил ей голову, убеждая, что это для её личного благополучия. А спать она, если захочется, будет у него или он у неё, разницы же никакой. Для убедительности, он даже поцеловал её в бледные губки. Потом, она, успокоившись, пожелала немедленно осмотреть дом. И он, организовав экскурсию, водил её по этажам, знакомя с обстановкой и представляя прислуге. Ей понравилось то, что всё было обставлено со вкусом. Мебель по комнатам не представляла смесь фасонов и эпох. Век отличался от века. Встречались комнаты обставленные совершенно по-новому. Но большая часть дома хранила дух старины. Кабинет был особенным, в нём чувствовался английский стиль. Спальни же наоборот сохраняли лёгкость и аромат французского. Ей встречались комнаты в немецком, турецком и даже японском стиле. Когда она нарядная вышла на ужин, то была удивлена отсутствием мужа за столом. Ей объяснили, что во время её купания, барон уехал. Пока Таня ещё не понимала, что для неё началась раскрываться другая, тёмная сторона её счастья. И душевные муки с которыми она считала было покончено — только начались.

Женщины, обитающие в том тайном и легкомысленном доме, к чьим услугам обращался барон, относились к существам кисельным, совершенно бесхребетным и бесхарактерным, лишённым воли. Они занимались только своей профессией, решительно не вникая и не понимая иной жизни. Тем чем они занимались, а занимались они обслуживанием потребности мужчин в их понятии, не было ни плохим ни чем-то постыдным, а лишь работой, дающей возможность заработать. Несмотря на своё положение, на грязь своего падения, на презрительное отношение к себе и людей и клиентов, они не утратили в своих маленьких душах огонька сострадания и женственности. Это проявлялось в их способности отдаваться. С каждым клиентом, как с горячо любимым возлюбленным. А возможно это была игра и каждая была талантливой актрисой. Та грань между той и другой профессией была размыта. Глядя на них, Серж всегда отмечал для себя, что в натуре их есть что-то от кошек и от собак. Такие себе мутанты. Они умеют в отличие от других женщин как приласкаться, так и защищаться. Для любимого и хозяина в их душе заложено всепрощение. В этих женщинах, как правило, соединяются: хорошая женщина и жаркая развратница. Барону случалось пользоваться ими, и жалеть их, но куда ж деваться, обойтись без них он не мог. Как правило, он входил в освещённую залу, где топтали ковры, прохаживаясь, разодетые и декольтированные обитательницы этого дома и выбирал подружку. Он сам был не рад этой противной ночи, не приносящей успокоения и удовольствия, а лишь помогающей справиться с обстоятельствами. Но выхода другого из своего положения, он пока не находил.

Сержа не было и поздно вечером, не появился он и к полуночи. Ночь ярко сияла бесконечным множеством звёзд, а ещё сошедшей с ума от накала луны. Таня, мечась по окнам, не посмела пойти к нему в комнаты и лишь под утро уснула у себя. Только открыв глаза, от шаловливого раннего лучика, соскочила с кровати и первым делом босая, раздетая, побежала к нему и, не задерживаясь для того, чтоб умыться и привести себя в порядок. Барон крепко спал, обняв подушку. Волосы его растрепались, а лицо было полно умиротворения. Несмотря на очевидное возбуждение, она приступила к его побудке не раньше, чем отдышалась. Вот тогда уж! Она глубоко вздохнула и решительно вцепилась в него.

— Серж, Серж, какой же ты гадкий, — тормошила она его. — Бросил меня одну и улизнул. Я плакала, и мне было холодно без тебя.

Прошло некоторое время, прежде чем она достигла результата. Барон не сразу пришёл в себя.

— Цыц! Колокольчик мой, ты почему так рано звенишь, к тому же босая и раздетая, выдохнул он, заталкивая её к себе под одеяло, при этом притянув к себе. — Не сердись, солнце моё, так вышло задержаться. А когда вернулся, ты сладко спала, что беспокоить тебя было бы невежливо.

Она недовольно сомневающимися глазками наблюдала за ним.

Таня сразу унюхала чужие запахи и духи. До неё потихоньку стало доходить место нахождения его вчера. «Нет, не дела его увели так спешно из дома, а совсем другое». Первым желанием было отстраниться сейчас же и немедленно, а может даже соскочить и убежать в ту комнату, которую он ей уделил. И она, вспыхнув, почти уже сделала к этому шаг, но в последний момент, поймав его извиняюще встревоженный взгляд, передумала и, устроившись рядом, обняла мужа, потянувшись к нему за поцелуем. «Что за капризы, он не раз намекал мне на то, я давно должна быть готова к этой его стороне жизни, — урезонила она себя. — Надо сказать, что теоретически, это выглядит менее жестоко и больно. Но вида показывать нельзя. Надо искать выход. А он должен быть, непременно должен».

Ловко вывернувшись, она сползла с кровати и вскочила на ноги.

— Серж, поторопись, хватит разлёживаться. У нас сегодня непростой визит к папа. — Оторвала она его от подушки, немного злорадствуя за прошедшую ночь.

— Я помню золотко, давай полежим с полчасика перед эшафотом. — Притянул её вновь он к себе, — какая разница, когда получать на орехи, часом раньше или часом позже. Тебе надо набраться немного терпения.

Таня, признав правоту его слов и устыдившись своей мстительности, уступила.

День выдался жаркий и горячий. «Как и наш предстоящий разговор», — подумал он, посматривая на присмиревшую жену. Первыми их в доме встретили Алексей с Натали. Та ждала ребёнка и выглядела мило и немного потешно. Новость распространилась по дому молнией. Тут же прибежала, охая и постоянно вытирая глазки, маменька. Пухлые щёчки её озарились улыбкой. Она прижала дочь к своей груди, и искренне радуясь её приходу начала не только целовать, но и удивлённо бормотать:

— Дочка, как же так?… Что же это? — поминутно повторяла она, оглядываясь назад в ожидании прихода мужа.

Благорасположение матери было на лицо. Таня, пересилив свою тревогу и смущение, спросила:

— Маменька я скучала, где папа?

О! Это она поторопилась радоваться.

— Тут я, блудница, — вышел насупленный на крики и шум с беготнёй отец. — Зачем пожаловали? Вы помните, надеюсь, что нарушили все писанные и неписанные правила.

Он, обратив свой грозный взгляд на Таню, требовал от неё, принципиально не замечая барона, объяснить, зачем она к нему в дом пожаловала.

Отважно шагнув в его сторону, выговаривая сдавленным голосом:

— Папенька я вас люблю, и не хотела бы с вами ссориться, — дочь двинулась вперёд, протянув руки, и бросилась в ноги родителя. — Вы должны позволить мне вымолить у вас прощение. Уверяю вас, вы сделаете меня счастливейшей из дочерей.

Он мгновение пристально смотрел на неё. Но добра в его словах это не прибавило.

— Молодёжь испорченная пошла. Своеволием заражена, непослушанием. Всё поэты эти новомодные, направления заграничные. По-простому, по-нашему жить никак не желаете. В блуде живёте? — обиженно ворчал он.

Она еле слышно прошептала:

— Венчались. Но ваше прощение и благословение будет не лишним. Я никогда, никогда бы не смогла быть счастлива без него!

Но князь встретил её раскаяние в штыки.

— Зачем оно вам, если вы всё сами порешили, без нашего с матушкой дозволения.

«Ох, как несправедливо, как не справедливо», — рвалось её маленькое сердечко из груди.

— Папенька мы любим с Сержем друг друга, а вы меня чуть неизвестно кому не отдали. Чужому, совершенно чужому. Это не хорошо. К тому же слово нарушили, а вы не такой… — Таня боялась смотреть на него, а князь вскинул при тех её словах голову вверх. Как, ему поставили на вид? Князю совершенно не хотелось слушать про свои нарушения… А Таня поняв, что в запале наговорила лишнее, со слезами на глазах схватила его за руку, и произнесла дрожащим голосом:- Простите, батюшка…

— Цыц у меня. Разумница нашлась. Отец лучше знает. У баб время только отнимает, не важно красоту ли, фигуру ли, кажется справедливо ждать восполнение этого умом, но как раз прибавления ума ждать не приходится… Ишь, разговорилась, отцу пенять…

Каждое его слово впивалось занозой, ранило, задевая за живое. Таня прятала дрожащие руки в складках платья. Такого она не могла себе представить. На её лбу выступил пот. Серж стоял в сторонке, со скучающим видом наблюдая за перебранкой. Он хотел поговорить сам, не допуская жену до разговора, но Таня настояла на своём, надеясь раскаянием и извинениями растопить сердце отца. И вот теперь он ждал конца этого разговорного марафона. Жена, не отпуская ног воинственно настроенного отца, молила:

— Папа, прости нас, пожалуйста, и прими Сержа за сына.

Ворчливый тон не обещал ничего хорошего. Князь, нарекая барона «разбойником», негодовал:

— С чего это я разбойника должен в семью брать и тебя непутёвую знать не хочу. Я никогда, никогда не думал, что ты можешь дойти до этого! Как это ужасно! Впрочем, для твоего избранника, негодница, это самое обычное дело, но для меня…

Княгиня задёргалась: «Князь явно переигрывал. Ему не пристало так говорить о бароне. Зачем такие сложности, побранил бы для приличия немного и достаточно с них. Опять же сами виноваты, отказав барону в её руке», — думала она, с опаской поглядывая на дочь. У Тани предательски задрожала губа.

— О боже, о чём вы говорите! — порывисто встревает маменька в разговор, жалея дочь. — Николя, она наш ребёнок. Житейская мудрость в тебе должна возобладать.

Почувствовав её поддержку, Таня ринулась в новую атаку.

— Но… послушайте! Папа, это не справедливо, вы сами обещали, вы всегда обещали, что я по своему выбору выйду замуж. Нельзя ломать мой характер, так вы меня загоните в вечную зависимость от кого-нибудь, наперекор здравой логике.

Видно обида его была не маленькой, если отец продолжал выговаривать:

— Такого сраму натерпелся, врагу не пожелаю, ты мерзавка, разбила мне сердце и опозорила меня… Ступай вон с глаз. Ты просто истеричка. — Заложив руки за спину, он быстрыми шагами мерил залу.

Барон посмотрел на него с изумлением. «Пора бы уж и угомониться, с чего в самом-то деле развоевался. Опять же прогоняя не ушёл сам, значит игра, но девочка не понимает этого и вне себя от горя. Ещё несколько минут и она потеряет сознание». Серж милосердно вмешался, чтобы положить конец её страданиям.

— Ну вот что князь, — не выдержал Серж, отправляя жену за свою спину, — перестаньте орать и ругаться, при чём на собственную дочь. Тем более ваш пыл не к месту, ведь мы попросили прощения. Мы венчаны. Да, пришлось тайно с уводом, но вы сами виноваты. И ваши упрёки неуместны, потому как до этого я никого не похищал и опыта в таком деле, ровно, как и в женитьбе не имею. Княжна моя судьба, я не мог её отдать тому квадратному бородачу. Это было бы не справедливо не только по отношению ко мне, но и к ней. Нам решительно ничего от вас не требуется. Но ваша дочь и я уважительно относимся к вам и вашему роду, поэтому и пришли. Нам, безусловно, будет горько осознавать то, что вы так с нами поступили, и отказали нам в любви и прощении, но мы примем это и переживём.

Изумлённый князь поджал губы и отвернулся. Отзываться он не спешил. На его лице было написано: «Безусловно он прав, но какой наглец». Княгиня, постояв в раздумье, подошла к нему и, пошептавшись, смерив их тёплым взглядом, вышла. «Интересно, чем она его достала?» — раздумывал, утешая жену Серж. А разгадка была проста. Княгиня первый раз за всё время супружества, припугнула возможностью отказать ему в ложе. Такого он не ожидал. Был убеждён: страстные поцелуи жены всегда к его услугам. Вернулась она со старой иконой. Алексей, поймав взгляд барона, подмигнул. Княгиня подала знак, чтоб подошли. Таня была счастлива. «Отец всегда так, сначала кричит, а потом добреет». — Шептала она. Серж, спрятав улыбку, чмокнул её в щёчку. Ему что, лишь бы она была довольна. Их благословили и простили. И потекла будняя, почти спокойная жизнь. Таня хозяйничала в доме. Помня, как это делала мама, контролировала служанок натирающих до зеркального блеска полы, начищающих столовое серебро, а также выбивающих подушки и ковры. Заглядывала на кухню, откуда доносились соблазнительные запахи. Так, по крайней мере, не надоедая мужу, она пока не скучала. Они почти каждый день выезжали. Слушали оперу и были заворожены музыкой. Любовались восхитительными ярусами люстр. И, разумеется, теми кто сидел рядом. Принимали приглашения правда не все и приглашали сами тоже не всех. С особым интересом посещали художественные выставки. Развлекались на многолюдных балах. С удовольствием наблюдали за маршами военных. Их брак, наделавший много шума и привёдший в изумление общество, оказался событием из событий. Ни больше ни меньше! О нём говорили много и везде. Когда у них не было особых планов на вторую половину дня, они укладывались на кушетку и читали вслух или просто шли гулять.