10–13 мая 1774 года от Сошествия Праматерей
Уэймар, графство Шейланд -
озеро Дымная Даль
Торговец Хармон Паула Роджер видел в своей жизни больше Священных Предметов, чем полагается на долю простолюдина. Если говорить точно, их было восемь.
Три Предмета увидал он в День Сошествия на центральной площади Алеридана, когда герцог Альмера решил порадовать чернь и выставил на всеобщее обозрение часть фамильного достояния. Там была огромная толпа, герцогские гвардейцы немилосердно орудовали дубинками, тщась упорядочить людскую массу. Хармон диву давался, как удалось ему протиснуться в первые ряды и разглядеть святыни всего с каких-нибудь двадцати футов…
Еще три Священных Предмета предстали ему на алтарях центральных городских соборов в Лабелине, Фарвее, Отмели. В Фарвее люди сказали Хармону, что он опоздал всего на день. Якобы, за день до его приезда Предмет сотворил чудо. Горбатая старуха поднесла к алтарю несчастного ребенка, умирающего от каменной хвори, и тогда Предмет засиял изнутри дивным светом, и старухина спина распрямилась, а внук исцелился и забегал от радости. Сам Хармон не видел ни старуху, ни ребенка, ни других свидетелей чудесного исцеления, но повстречал людей, которые знали все из первых рук. Святыни Отмели и Лабелина были не столь милостивы: они безмолвно взирали на прихожан со своих мраморных постаментов. Но все же они оказывали на толпу какое-то невидимое, непостижимое влияние. Глаза у людей, отходящих от алтаря, сияли, губы расплывались в блаженных улыбках. Нигде больше Хармон не видел в одночасье столько счастливых лиц.
Седьмой Предмет торговец увидал в пещерном монастыре на краю Кристальных Гор, когда дела монеты привели его в Ориджин. Аббат был добр к нему и позволил помолиться на святыню вместе с братией. Хармон знал, что нельзя просить богов о деньгах. Это мелочно, а боги — существа того же нрава, что дворяне, и презирают мелочность. Но он не сдержался и попросил, чтобы сделка вышла удачной, и заработал в той поездке целых девятнадцать золотых эфесов.
Восьмую святыню показал Хармону барон Лоувилля. По пьяному делу вельможа решил прихвастнуть перед гостем, потащил его в замковое подземелье, отпер чугунную дверь, увешанную замками, и дрожащими свечными огоньками озарил Священный Предмет — единственный, которым владел. Хармон протрезвел в два счета. Он знавал многих богатых людей — хозяев замков, земель, кораблей, деревень. Однако барон Лоувилля оказался единственным его знакомым, кто обладал Священным Предметом. Вскоре барон скончался от мора. Так нередко бывает: кому боги дают многое, того обделяют годами жизни.
И вот теперь, в шкатулке графа Виттора Шейланда, преспокойно стоящей на столе, Хармон видел девятую святыню.
Торговец знал, что вещь в шкатулке — Священный Предмет. Вещь не походила ни на один из виденных им Предметов, но это не имело значения. На что-либо, созданное руками людей подлунного мира — на любую диковинку, чудесную драгоценность — содержимое шкатулки походило еще меньше. Это мог быть лишь Священный Предмет — творение богов Подземного Мира. Ничем иным вещь просто не могла оказаться.
Хармон облизнул пересохшие губы.
Граф Виттор, наблюдавший за ним, нарушил тишину:
— Я полагаю, Хармон, вы сейчас одновременно и верите своим глазам, и не верите им. Я помогу вам: да, сударь, это именно то, что вы думаете. Вы смотрите на Священный Предмет.
— Он… — по-идиотски спросил Хармон, — он ваш?
— Он — часть фамильного достояния моей семьи. Этот Предмет прибыл в наш мир в составе семнадцатого Дара Богов. Это было при моем отце, вы должны помнить.
Да, Хармон помнил. Последний Дар Богов — семнадцатый от начала времен — прибыл в Поларис полтора десятилетия назад. Дары посылают боги Подземного Мира — земная твердь лопается, как переспелый арбуз, и в трещине образуется пещера, заполненная несметными сокровищами. Полтора десятилетия назад это случилось на западном берегу Торрея в графстве Шейланд, вотчине отца Виттора. Из-за этого началась война: западники сочли несправедливым, что Дар возник как раз в узкой полоске земли, управляемой Шейландами. Видимо, боги промахнулись на каких-нибудь пару миль. Наверняка, дар предназначался им, удалым западным всадникам, а не худосочным земледельцам Шейланда. Граф отчаянно отбивался и призвал на помощь Ориджинов. С того и началась дружба между родовитыми семействами, которая теперь завершилась браком Ионы и Виттора… Тот Дар оказался для Шейландов подлинным благословением: прежде никто из высшей знати не принимал всерьез новоиспеченных графов-банкиров. Божественное вмешательство многих расположило к Шейландам, даже самого императора!
— Помню, ваша милость, — выдавил, наконец, Хармон.
— Дар содержал сто сорок два Предмета. Моему отцу досталось тридцать девять. Тот, что перед вами, один из них. Не робейте, сударь, возьмите его.
— Взять?!
— Выньте из шкатулки, подержите в руках.
— Ваша милость!..
Виттор подбодрил его улыбкой.
— Ну же!.. Как вы будете иметь с ним дело, если боитесь взять в руки?
Хармон протянул руку и прикоснулся к Предмету. Тот был прохладным и гладким, прозрачным, как стекло, но теплее, и с легкой голубизной оттенка. Казалось, Предмет сделан из слюды, в толще которой тлеет очень тихий, нежный голубой огонь. Торговец с великой осторожностью поднял святыню из шкатулки.
Это были два иссиня прозрачных кольца: одно побольше, дюймов десяти в поперечнике, а в него вложено меньшее — дюймов восьми. Между кольцами имелся зазор — щель шириною в полдюйма. Внутреннее кольцо никак не было закреплено во внешнем, и Хармон крепко держал его, чтобы не вывалилось.
— Вы вцепились в него, как пугливая девчонка в папину руку! — пошутил граф Виттор. — Не стискивайте, возьмите двумя пальцами — он легкий.
Действительно, Предмет весил каких-то пару унций — в разы меньше, чем стекло того же объема. Но взять двумя пальцами? А что, если внутреннее кольцо вывалится?! И, помилуйте, боги, разобьется! Хармона за такое живьем зароют в землю, и он сам сочтет это справедливым!
— Дайте мне и смотрите, — сказал граф.
Он отнял у Хармона святыню и взял двумя пальцами за внешний обод. Внутреннее кольцо осталось висеть, отставая от внешнего на полдюйма! Ничем не закрепленное, оно просто плавало в воздухе! Может, невидимые нити?..
Словно угадав мысли торговца, граф сунул палец в щель между кольцами и провел по кругу. Там не было никаких нитей — кольцо держалось за воздух!
— А теперь, — сказал Виттор Шейланд, — самое любопытное.
И щелкнул пальцем по внутреннему кольцу. Оно завертелось с огромной скоростью, сделалось невидимым, размазалось в мерцающую сферу. Внешний обод святыни покоился в графской руке, а внутри него плавал шар голубоватого, трепетного сияния.
— О, боги… — прошептал Хармон.
— Боги, — кивнул граф. — Боги создали это чудо, боги одарили им моего отца. Имя этого Предмета — Светлая Сфера. Вы готовы продать его для меня?
Торговец оторопел. Он и забыл, с чего начиналась беседа. Ведь граф просил продать одну вещь, и Хармон боялся, что этой вещью окажется документ, порочащий кого-то из дворян, а затем он увидел в шкатулке Священный Предмет и… все вылетело из головы.
— Продать, ваша милость?! Но ведь это — творение богов! Разве чудеса продаются?!
Граф Шейланд поставил Предмет на стол. Меньшее кольцо продолжало бешено вертеться внутри большего, не замедляя хода.
— Понимаю ваше недоумение, сударь. Вы правы, Священные Предметы продаются крайне редко. Именно в этом и состоит деликатность нашего с вами положения.
— Деликатность?..
— Вы проявляли больше сообразительности то того, как увидели товар, — с легким раздражением сказал Виттор, — хотя вряд ли вас можно винить в этом. Ладно, растолкую. Видите ли, Священные Предметы составляют так называемое достояние первородных семейств. Количеством Предметов, которыми владеет тот или иной род, измеряется благоволение богов к этому роду. Все просто: тем, кто им угоден, боги шлют дары. Тем, кто противен, ясное дело, даров не полагается. Величайшее и святейшее семейство, по праву повелевающее всей Империей Полари, — это, конечно, Блистательная Династия. В их святилище хранится больше трехсот Предметов. За Династией идет Альмера со ста двадцатью Предметами, далее — Шиммери с девяноста одним, далее — Ориджин с восемьюдесятью семью… Понимаете?
— В глазах богов шиммерийцы достойнее Ориджинов, а альмерцы лучше шиммерийцев, и всех их превосходит Династия. Верно, милорд?
— Верно. Теперь переходим к главному. По-вашему, Хармон, можно ли купить расположение богов?
— Конечно, нет, ваша милость! Боги судят людей по деяниям, а не по количеству золота.
— К сожалению, так и есть, — Виттор бросил быстрый взгляд на Предмет: тот продолжал мерцать в своем бесконечном, неестественном вращении. — И тут мы подходим к сути. Нет греха в том, чтобы продать Предмет. Если даровали его тебе, значит, ты им владеешь. А то, чем владеешь, можешь и продать — такова сущность владения. Но вот купить Священный Предмет — это весьма сомнительное действие. Догадываетесь, в чем дело?
Хармон поднес руку к Светлой Сфере. Вещь, крутящаяся так быстро, должна была бы создавать ветерок, но ладонь не чувствовала никакого колебания воздуха. Словно внутреннее кольцо не пришло в движение, а вовсе исчезло, заменившись мерцающим облачком!
— Догадываюсь, ваша милость. Купить святыню — все равно, что пытаться за монету приобрести расположение богов. Ты становишься грешником перед Праматерями и мошенником в глазах людей… если о сделке узнают.
— Если узнают. Весьма меткое замечание. Я рад, что ясность мысли вернулась к вам.
— Тайная сделка… — Хармон потер подбородок. — Но, милорд, как же можно сыскать покупателя, держа саму возможность сделки в тайне?
— Я помогу вам в этом. Могу назвать имена нескольких влиятельных людей, кому уже доводилось совершать подобные покупки. Так уж вышло, что мне они известны. Первый — маркиз Хедвиг из Фаунтерры. Он несколько раз покупал Предметы для нужд Короны.
— Корона скупает Предметы?! Владыка Адриан?
— Император не пытается обмануть богов. Он покупает святыни для целей науки: верит, что магистры Университета рано или поздно сумеют найти способ говорить с Предметами и с их помощью творить чудеса. Благая цель, однако, Церковь все равно усматривает в ней долю ереси: дескать, магистры дерзки и самонадеянны, коль думают, что смогут уподобиться Праматерям с Праотцами. Лишь нашим святым Прародителям боги даровали способность говорить с Предметами, а остальные людишки недостойны того… Так что император весьма осторожен в своей исследовательской деятельности. Церковь сильна, и конфликт с нею может пошатнуть даже Корону.
Наклонив голову, Хармон глянул в окно сквозь мерцающую сферу Предмета. К голубоватому сиянию примешалось желтое — солнечное. Оконная рама, ветви вишни за стеклом прекрасно виделись сквозь Предмет. Граф продолжал:
— Другой возможный покупатель — герцог Лабелин, правитель Южного Пути. Ему не дают покоя восемьдесят семь Предметов в достоянии ненавистных ему Ориджинов. Сам Лабелин владеет всего шестьюдесятью… или уже шестьюдесятью одним. Так или иначе, он стремится исправить дело. Остерегаясь запятнать свое имя, он поручает такие сделки доверенному лицу — барону Деррилу… Есть и еще несколько человек, чьи имена я назову позже. Теперь же хочу услышать от вас, Хармон: вы согласны?
Торговец поднял голову и поглядел в лицо графу. Продать Священный Предмет, творение божественных мастеров! Это не просто перемена в жизни, как говорил Шейланд. Это не какой-нибудь новый товар! Это переворот всего, скачок столь умопомрачительный, что граничит со святотатством! Будь Хармон полководцем, он чувствовал бы себя так, словно ему предложили взять штурмом Фаунтерру!
Однако, сквозь всю оторопь, благоговейный страх, суеверную дрожь Хармон ощущал нечто такое, от чего захватывало дух. Нечто, из-за чего Хармон понял: он не сможет сейчас раскрыть рот и произнести: "Нет, милорд". Его язык просто неспособен выдавить эти слова.
— Сколько он стоит?
— Ха! — граф хлопнул в ладоши. — Верный вопрос, и я рад, что вы дозрели до него. Как говорилось, мне известны подробности нескольких подобных сделок. Согласно сведениям, герцог Лабелин в прошлом году приобрел Предмет у некоего западного лорда за тридцать шесть тысяч золотых эфесов. Хедвиг купил для Короны один Предмет за сорок две тысячи, а другой — за пятьдесят одну. Правда, последний — наиболее дорогой — был чудотворным, тому имелись свидетели.
Хармон ощутил, как нижняя его челюсть отделяется от верхней и отпадает, оставив рот раскрытым. Тридцать шесть тысяч золотых, сорок две тысячи! Боги милостивые! Деревня стоит от пятисот до полутора тысяч эфесов; двухмачтовая шхуна — пару тысяч золотых; хороший, крепкий замок — тысяч десять! Рыцарский батальон вместе с лошадьми, осадными машинами и провиантом на год — и тот обойдется дешевле, чем один-единственный Священный Предмет!
— Мне, любезный мой Хармон, нужно тридцать тысяч эфесов. На меньшую сумму я не согласен. Сумеете взять больше — честь вам и хвала. Уверен, что сумеете. Моя благодарность вам — одна десятая часть от суммы продажи. Сроку даю два месяца. Не укладываетесь в срок — возвращаете святыню. Что же, принимаете условия?
Хармон вытер рукавом испарину со лба. Одна десятая часть от тридцати тысяч эфесов! Это больше, чем все, заработанное Хармоном за всю его неспокойную жизнь. Причем, в разы больше.
— Да, ваша милость, — прохрипел торговец. Откашлялся: — Кх, кх… Принимаю, милорд!
— Прекрасно. Я знал, что вы — подходящий человек.
Виттор сунул палец в мерцающую сферу, и она пропала. Ударившись о плоть, внутреннее кольцо остановилось.
— Простите, ваша милость… Позволите вопрос?
— Отчего нет, сударь?
— Этот Предмет… Светлая Сфера… это ведь подлинное чудо! Зачем вы продаете его?
— Хе-хе… — граф улыбнулся на этот раз как-то неловко, смущенно, и на миг отвел взгляд. — Видите ли, леди Иона… Ваша вторая догадка — она была не так уж мимо цели. Мы кое-что делаем ради любви. Порою, это дорого обходится.
Хармон кивнул.
— Простите, что спросил, ваша милость.
А про себя подумал: теперь я знаю, сколько стоит принцесса Севера. Шейланд заплатил Ориджинам выкуп за невесту, и теперь понятно, что этот выкуп превосходил стоимость Священного Предмета. Графу пришлось взять взаймы тридцать тысяч эфесов, и, чтобы вернуть долг, он продает святыню. Одно неземное творение — за другое. Справедливый обмен. Тьма, до дрожи справедливый!
Неприятная мысль пришла на ум Хармону, и он спросил, не соизволит ли граф выделить в сопровождение торговцу отряд воинов. Столь дорогая вещь, как ни крути, требует подобающей охраны… Виттор Шейланд усмехнулся:
— Поверьте, милейший, если распространится слух о вашем товаре, то никакой отряд не защитит вас. Более того, сами охранники станут источником угрозы. Существует лишь одна достаточно надежная защита — и вы знаете, в чем она состоит.
— Держать все в тайне.
— Вы — разумный человек.
Граф передал Хармону ключик от шкатулки, затем раскрыл ящик стола, вынул и протянул торговцу свиток. Это была вверительная грамота, заверенная печатью Шейланда. В бумаге говорилось, что граф Виттор Шейланд поручает торговцу Хармону Пауле Роджеру продать товар, принадлежащий графу. Любой, кто попытается присвоить товар, посягнет тем самым на собственность первородного лорда. Священный Предмет именовался в грамоте просто "товаром", нигде не говорилось, о чем именно идет речь.
Хармон поблагодарил графа и спрятал свиток. Аккуратно уложил Светлую Сферу в шкатулку, запер на ключ. Оговорили еще несколько подробностей, условились, каким способом Хармон передаст графу вырученные деньги. Виттор Шейланд назвал имена еще двух феодалов, которым доводилось покупать Священные Предметы.
Затем граф попрощался с торговцем: пожал руку Хармону и задержал его ладонь в своей, внимательно, со значением глядя гостю в глаза. Теперь последует угроза, — подумал Хармон. Сейчас он опишет, каким способом разыщет меня и как расправится со мною, надумай я смошенничать. Во всех деталях разрисует.
Граф выдержал паузу, и слова, что он мог бы произнести, сами собою возникли в голове торговца. Хармон побледнел. Виттор медленно кивнул и сказал:
— Пускай удача сопутствует вам, Хармон Паула Роджер.
* * *
Когда Хармон покинул графский особняк, мир повернулся. Не то, чтобы опрокинулся с ног на голову, но перекосился, стал боком. Кажется, все вокруг было прежним: трапезная зала, мощеный двор, хмельные лордские стражники, плечистый Джоакин, милашка Полли. Прежнее место — он пришел сюда нынче утром, но кажется, что было это давным давно. Те же люди — да только не совсем те же: он, Хармон, знает кое-что, Джоакин и Полли — не знают. Между ними пролегло различие столь явное, что в пору дивиться: отчего эти люди — такие чужие, не знающие, не понимающие — отчего они выглядят, как давние Хармоновы знакомцы?
Кастелян Гарольд попрощался с торговцем, из простоты его слов стало ясно, что он тоже не знает о Предмете. Леди Иона вышла во двор, махнула рукой Хармону, скользнула по нему туманным своим взглядом. Она тоже не знала. Конечно, нет! Граф Виттор не упомянул этой подробности, но Хармон понимал: продать святыню, часть фамильного достояния — может, и не грех, но позор для феодала. Вот главная причина для Шейланда держать сделку в тайне ото всех, и прежде всего — от своей обожаемой высокородной жены.
А я знаю, — думал Хармон Паула Роджер, поднимаясь на борт озерной шхуны. Я знаю секрет могущественного лорда. А позже, когда товар будет продан, к позору Виттора Шейланда прибавится грех покупателя-святотатца. Тайна удвоится в весе.
Хармону никогда не доводилось хранить секреты. Конечно, вечерком, под штоф-другой вина, люди нередко выбалтывали ему нечто этакое, по их мнению — сокровенное… Но те секреты, по правде, не стоили и агатки. Они были до смешного одинаковы у всех Хармоновых закадычных приятелей: спонтанно пошлое приключеньице, разбитое сердце какой-нибудь нежной барышни, подлый проступочек по дури или от малодушия. Все — давно прощенное, позабытое, годное лишь на скабрезный анекдотец. Такие "тайны" и хранить-то бессмысленно, ибо нет охотников их выведать.
Нынешняя — совсем иное дело! Она — как горящий факел в сухом лесу! Выпусти из рук, оброни неосторожно — и все кругом вспыхнет, а от тебя одни угольки останутся. Три тысячи эфесов, — твердил себе Хармон Паула Роджер, пока шхуна шла ночным озером, пытаясь нагнать отражение Звезды в черной воде. Три тысячи золотых монет! Три чертовых тысячи золотых! Я стану богат. Я, торговец Хармон Паула Роджер, — богач! Найму слуг, куплю карету, выстрою дом. Буду кушать с серебра, спать на перине, умываться в горячей воде. Пить стану только лучшее пойло — нортвудский ханти или ордж из Первой Зимы; никакого больше альмерского кисляка! Коня хорошего куплю… двух. Трех! Три тысячи, тьма их сожри, золотых эфесов!
Хармону не спалось. Шкатулка, стоявшая под койкой, насквозь пропекала доску, простыню, тощее одеяло, кожу на спине, вгрызалась в желудок и обжигала изнутри. Проклятый страх. Уймись! Успокойся! Никто не знает! Никто — слышишь? Повтори! Никто не знает…
Он повторял, и выходило тускло, не убеждало. Тогда Хармон вновь принимался твердить себе прежнюю молитву: три тысячи эфесов. Три тысячи желтых кругляшков с рисунком кинжальной рукояти. Больше пуда золота. Больше пуда — тьма!
Поселюсь на рыночной площади — всегда хотел. Смогу в окно смотреть, как народ толпится, как торгуют, как скоморохи скачут. А то и сам им заплачу: пускай поближе ко мне помост поставят и потешный бой устроят. Или лучше: пускай приведут девиц погибче, чтобы те плясали. И медведя — а? Как в песне! "Как-то леди танцевала со своим медведем…" Вот забава выйдет!..Тьма, что ж так тревожно?..
С городской знатью перезнакомлюсь — с бургомистром, баронами, епископом, цеховыми старшинами. Стану к ним на обеды ходить, а к себе — в баню звать, скажем, по воскресеньям. Отменную баньку обустрою, какие только в селах бывают, а мещане таких не умеют. Буду все знать, что в городе творится. Советоваться со мною станут… Купеческий старейшина спросит: "Хармон Паула, брат, поделись секретом: как это ты такие деньжищи бешеные нажил?" А я скажу: "С людьми надо знаться. В душу им заглядывать, вот что. Найдешь подход к людям — они тебе сами все дадут"…Живот болит, будь он проклят! Словно кол вбили! Нет, нужно делать что-то.
Джоакин Ив Ханна спал в каюте Хармона. Охранник давно уже похрапывал, раскинувшись на спине. Торговец поднялся, для проверки ткнул Джоакина пальцем в бок. Тот всхрюкнул, но не проснулся. Крепко спит. Хорошо. Хармон достал из-под койки шкатулку. Она была пугающе легкой, и сердце Хармона скакнуло в пятки. Неужели какой-то подлец уже стащил святыню?!! О, боги! Но вовремя вспомнил, что Светлая Сфера почти невесома. Отпер шкатулку и в темноте нащупал Предмет пальцами: да, он здесь — два гладких не холодных кольца. Видимо, голубоватый свет Сфера испускала только днем, ночью же она была совершенно незаметна. Вот и прекрасно!
Наощупь он вынул творение богов из шкатулки, обмотал рубахой в несколько слоев, вышел мягкий округлый сверточек. Хармон сунул его себе за пазуху. Шкатулку задвинул было под койку, но тут же спохватился: нет, так нельзя. Если какой-то ворюга утащит пустую шкатулку, то быстро смекнет: внутри лежало нечто ценное, его перепрятали. Тогда подлец вернется, чтобы отыскать. Торговец развязал кошель с агатками и высыпал половину в шкатулку. Потом вскрыл тайничок на поясе и добавил к агаткам десяток елен. Вот, теперь порядок! Кто бы ни выкрал шкатулку, он порадуется такому улову и больше не вернется. Хармон запер ее, сунул на место — под койку.
Три тысячи золотых… торговец зевнул. А если удача улыбнется, то и все четыре. Четыре — не три. Стоит расстараться! И мне немалая выгода, и граф будет счастлив… Хармон зевнул снова и вскоре уснул. Божественная святыня, завернутая в рубаху, покоилась на его груди.
* * *
Только на следующее утро Хармон заметил, что с Джоакином стряслось неладное. Когда торговец вышел на палубу, охранник возлежал на досках, обнаженный по пояс, а Полли умасливала какой-то вязкой дрянью его бока. По ребрам Джоакина расплывались несколько ярких фиолетовых пятен, еще один синяк красовался на нижней челюсти. И как я вечером не заметил? — удивился Хармон. Совсем сдурел из-за Предмета, пора за ум браться!
Он присел возле молодого воина и сказал:
— Дай-ка угадаю. Только ты не говори, я сам, а то не забавно будет. Коли скажу правильно — кивай.
Джоакин хмуро покосился на хозяина.
— Леди Иона, ага?
Охранник кивнул.
— Ты на нее пялился за обедом?
— Ну, не то, чтобы…
— А-та-та! — перебил его Хармон. — Молчи, только кивай. Да или нет?
Джоакин мотнул было головой, но передумал и кивнул утвердительно.
— А как мы с графом ушли, так ты и выкинул фортель?
Охранник смотрел на Хармона волком и кивать не спешил. Вступилась Полли:
— Хозяин, вы несправедливы к Джоакину! Наверное, все иначе было. Кто-то из пьяных мужланов позволил себе нечто неприличное, и наш Джоакин осадил его! Из-за этого и вышла драка, да?
Она глянула на воина с теплотой, тот слегка покраснел от удовольствия. Хармон ухмыльнулся:
— Да, милая, именно так все и было. Кто-то из собственных рыцарей Принцессы нахамил ей, но, к счастью, рядом случился странствующий герой Джоакин и вступился за честь дамы. Как бы она без него справилась, бедняжка?
Торговцу казалось, что шутка вышла вполне остроумная. Однако Полли почему-то нахмурилась и с сочувствием глянула на воина, а тот обиженно скривился.
— Я не нарочно, — процедил Джоакин.
— Дорогой мой, это ясное дело, что ты не нарочно! Кабы нарочно, синяками не отбылся бы. Вспомни теперь, о чем я тебя предупреждал по дороге туда, а? То-то. Слушай мудрого Хармона, Хармон жизнь прожил.
Торговец не отказался бы, чтобы Полли оценила его зрелое превосходство, взглянула с уважением. Но она смотрела лишь на Джоакина и втирала мазь в его бока — не то врачевала, не то поглаживала мягкими ладошками. Хм.
Вскоре молодой воин тоже сообразил, кто вышел победителем из словесной перепалки, и бодрость духа вернулась к нему. Не без самодовольства Джоакин заявил:
— Я поразмыслил о леди Ионе… Пожалуй, что вы были правы, хозяин. Она мало того, что замужняя, так еще и этакая… с особенностями. Есть дама, кто больше стоит моего внимания.
Полли зарделась и даже замерла на миг, обе ручки остановились на груди молодого человека. И ясно же, что вранье: Хармону ясно, и Джоакину, и самой Полли тоже! Но нет — все равно принимает за чистую монету, радуется, как ребенок леденцу! Какая глупость! Хармону сделалось досадно: с каких это пор дамы хвастливое вранье и молодую дурь предпочитают зрелости, опыту, уму? Разве можно такой глупый выбор сделать?
И тут пришло ему в голову: а ведь Полли — не из тех женщин, к которым он привык. Хармону-то перевалило за сорок, и дамы, с кем он имел дело, были, конечно, моложе его, но не так, чтобы слишком. Зрелые женщины расчетливы, как и сам Хармон, ценят монету, на вещи смотрят трезво, без романтической придури. С такими он легко находил общий язык. А милашка Полли — она ведь еще девица, даром, что вдова. Еще не разменяла третий десяток. Она молода, а Хармон, сказать по правде, отвык от молодок. М-да. Было время для молодок… и миновало, сплыло незаметно. Где теперь те годы?.. С невеселой думой Хармон ушел, оставив парочку в покое.
Однако разговор, что меж ними состоялся, позже получил нежданное продолжение. Вышло это под вечер. Заходящее солнце навеивало мечтательность, и Хармон, стоя у фальшборта, развивал свои планы относительно того, как правильней будет истратить три тысячи эфесов. Он прикинул, что неплохо бы открыть винный погреб: дело выгодное, уважаемое и не хлопотное. Нужно лишь взять на примету несколько хороших виноделен, да нанять крепких парней, чтобы за порядком следили. При его-то опыте, за тем и другим дело не станет… Как вдруг Хармон увидел, что недалеко от него расположился Джоакин с листом бумаги в руке. Странный какой-то лист, Хармон не сразу и сообразил: обыкновенно письма и грамоты сворачивают трубкой и опечатывают, а после они остаются изогнутыми, так и не расправляются. Однако, лист в руках Джоакина был ровным, и Хармон понял: страница из книги.
— Эй, приятель, это что у тебя? Дай-ка взглянуть!
Охранник дернулся и попытался припрятать листок, но Хармон прикрикнул:
— А ну-ка, давай! Мало того, что носишь за поясом невесть чей кинжал и в драки встряешь, так еще бумаги секретные? Нет уж, этого я терпеть не стану.
Джоакин протянул ему лист. Это была страница из давешней книги новостей — "Голоса Короны", той, что читали по дороге в Шейланд. Глава с описанием бала: на ней Джоакин застрял тогда, а капитан велел пропустить и идти дальше. Сбоку на странице помещался портрет девушки.
Хармон поднес поближе к глазам и пригляделся. Девица была чертовски хороша. Портретик — крохотная перебивка с гравюры, но даже в черно-белом рисунке ясно видно, сколь щедро одарили девушку боги. Пожалуй, рядом с нею даже граф Виттор забыл бы о своей леди-жене! И, что любопытно, торговец знал барышню с рисунка. Не лично, конечно: видал ее портреты, да и саму ее раз увидел издали. Подпись на странице подтверждала, что память не подвела Хармона.
— Это что же, — заговорил торговец, — ты страницу из книги выдрал?
— Так ведь там чепуха про бал! Капитан сказал: это не интересно, а вы ему поддакнули.
— Но книга-то графу предназначалась, а не нам с капитаном!
— Граф тоже про балы читать не станет. Он человек важный, много дел ведет.
— Тут, пожалуй, ты прав. Но за каким чертом она тебе понадобилась, страница-то?
Джоакин понурился и отвел взгляд.
— Ага, барышня, значит, приглянулась! А леди Иона как же? Она ведь все глаза выплачет, бедненькая, что ты ее позабыл!
Джоакин искривил губу.
— Ах, да, — кивнул Хармон, — графиня Шейланд замужняя, да еще и с особенностями. И как я позабыл? Наверное, потому, что здесь на судне есть парень, у которого особенностей-то побольше будет.
— Какой вред от этого, хозяин? Картинка мне глаз вырвет, если смотреть стану?
Хармон улыбнулся и вернул страницу Джоакину. Тот сложил ее и сунул за шиворот. Торговец неторопливо заговорил:
— Помнишь, приятель, когда мы познакомились с тобою, ты дрался с мужичьем на помосте? Люди медяки кидали, ты подбирал.
— Помню. И что?
— Дело было в Смолдене, на Рыночной площади. В том городе есть, по-моему, шесть площадей и несколько десятков улиц. Живет в нем тысяч пять человек, у всех имеются медяки.
— К чему вы ведете?
— Не перебивай. Приведу, будь спокоен. Городком этим, а также дюжиной деревень и частью реки Змейки владеет Смолденский барон. Рядом с его землями лежат баронства Хогарта и Бонигана, а дальше на север — ленное владение барона Флисса. Над ними всеми стоит граф Эрроубэк — ему принадлежит весь северо-восток Альмеры. Примерно за неделю можно проехать графство Эрроубэк с востока на запад, и тогда попадешь во владения другого альмерского графа — Блэкмора. Спустя неделю пути проедешь и Блэкмор, и, свернув на юг, попадешь в графство Дэйнайт. Три названных графства (каждое по площади больше Шейланда), а также великолепный город Алеридан с прилегающими к нему просторами, составляют герцогство Альмера. Это — богатейшая земля империи. В ней имеются два искровых цеха с плотинами, шесть судоходных рек, около тысячи деревень и не меньше полусотни городов, в каждом из которых — множество жителей с медяками в карманах. Владеет и правит всем этим его светлость герцог Айден Альмера. У него имеется дочь — леди Аланис Альмера, наследная герцогиня и первая красавица всего государства. А ты, парень, подбиравший медяки на площади, носишь за пазухой портрет этой леди. И вот теперь позволь задать тебе вопрос: ты не замечаешь никакого противоречия во всем сказанном?
— Нет, — просто ответил Джоакин Ив Ханна.
Хармону не оставалось ничего другого, как молча почесать подбородок.
— Ладно, — сказал он, погодя. — Мечтай себе. Вреда от этого не будет, хотя и пользы — чуть. Только Полли листок не показывай. Глядишь, еще расстроится из-за твоих дурацких фантазий.
Джоакин кивнул — мол, сам понимаю. Тут как раз подошла Полли и прервала их разговор.
Священный Предмет занимал большую часть Хармоновых мыслей, так что лишь пару дней спустя торговец смекнул, какую пользу может извлечь из пустых, казалось бы, мечтаний молодого воина. Здорово выдумал, красиво!
Но прежде случились еще кое-какие события.