21–24 мая 1774 г.

Фаунтерра и окрестности

Сад Люмини был прекрасен. Он располагался на холмистом западном берегу Ханая. Талантливый мастер устроил сад с таким расчетом, что с верхушки каждого холма открывался великолепный и всякий раз новый вид: то аллея цветущих сиреней, то пестрый узор фонтанов и клумб, то пруд в окружении плакучих ив, или девственный луг, усеянный скромными горными цветами. На возвышенностях стояли беседки из мрамора или резного дерева, в которых можно было отдохнуть и насладиться зрелищем. Множество родников, ручейков, фонтанчиков наполняли воздух уютным журчанием; в некоторых источниках вместо воды текло вино — молодое и легкое, как выяснила Мира, набрав его в ладошку. Кроме аллей и дорожек, сад Люмини изобиловал мостиками и пещерами-туннелями, так, что можно было пройти его сотней разных путей, и почти невозможно было угадать, в каком месте окажешься, свернув за поворот.

Сад цвел и благоухал. Северная азалия разливалась по холмам, сплетаясь в диковинные орнаменты небесно-голубого, кораллового, малинового, фиолетового цвета. Каждая клумба имела свое настроение: одна казалась тихой и умиротворенной, другая — мечтательной, иная — воинственно страстной, вон та — величавой, как сама Фаунтерра, а эта — распутной… Под стать настроению цветников, на многих аллеях звучала музыка.

Несмотря на все великолепие, сад Люмини не был многолюден — прогуливались лишь дворяне, купеческие старшины и редкие священники. Мира знала причину этому: в дни цветочного праздника входная цена поднялась до заоблачных высот и составила две елены — шестьдесят четыре агатки. На Севере за такие деньги можно купить дойную корову, да еще месяц безбедно прожить на остаток. Мире не пришлось оплачивать вход: это сделал за нее Итан. Когда леди Сибил швырялась золотом, заказывая девушке роскошные платья, Мира не особенно переживала — графиня была богата и не считала денег. Сейчас же Мире стало неловко, подумалось: каково жалованье дворцового секретаря? Конечно, спросить Итана об этом было бы оскорбительно. Но, судя по его костюмам — строгим, опрятным и лишенным любых излишеств, — секретарь держал на учете каждую монету.

Итан оказался предупредительным и галантным кавалером — даже излишне предупредительным, на вкус Миры. Он подавал ей руку всякий раз, как ступали на лестницу; старался не утомлять ее ходьбой и выбирать дорожки в обход холмов; часто спрашивал, не устала ли миледи, не озябла ли, не желает ли постоять и послушать музыку, или выпить вина, или еще чего другого. В конце концов, Мира сумела убедить его в том, что если чего-нибудь пожелает, то сама скажет об этом.

Помня вчерашние сложности в общении, девушка выбрала другую тактику. Она не забрасывала Итана вопросами, а скромно помалкивала, как и подобает молодой леди. Итан быстро понял, что ответственность за ход беседы теперь лежит на нем, и принялся развлекать Миру рассказами. Он поведал несколько любовных историй из тех, что девушка уже слыхала от леди Сибил. На этот раз Мира попыталась разобраться в них и запомнить, но не преуспела. Истории оказались слишком уж похожи одна на другую, влюбленные юноши были неизменно горячи, безрассудны и охочи до поединков, а девицы — красивы, томны и несчастны. Никто из персонажей принципиально не желал пользоваться умом, а поступал лишь "по велению сердца" — иными словами, по-дурацки. Неудивительно, что все заканчивалось трагедиями. Итан показал Мире мостик, с которого бросилась в обрыв пара влюбленных, поляну, где кто-то кого-то заколол насмерть, пруд, в котором утопилась некая девица…

Опасную тему покушений и заговоров они не затрагивали. Девушка наслаждалась великолепием сада, нежилась в лучах весеннего солнца, радовалась чудесным цветочным ароматам, с удовольствием слушала красивую речь спутника. Она чувствовала себя прекрасно и без мыслей об убийствах.

Нередко, разминувшись с кем-нибудь из дворян, Итан принимался рассказывать Мире о встреченном человеке.

— М…маркиза Руэна Жанна Людмила рода Людмилы, из Абервилля. Унылая особа с небольшими владениями. Всегда окружена облаком печали.

— Александр Кимберли Марта, виконт Блэкстоунский — столичный прощелыга, проматывает отцовское состояние, оч…аровывая наивных девиц. Будьте с ним холодны, миледи.

— Вот Барон Р…редлейк из Надежды с супругой и альтессой. Редкая манера — выходить в свет с обеими дамами сразу. Очевидно, барон либо слишком занят, либо чересчур хвастлив.

— А вот…

— А это…

Круг знакомств Итана среди столичной аристократии был, казалось, безграничен. Мира слушала его сперва с любопытством, затем с удивлением, в конце — с восхищением.

— Не могу поверить, что вы знаете всех этих людей!

— Такова служба, миледи. В ходе приема владыке могут понадобиться сведения о визитере, и долг секретаря — предоставить ему их.

— Вы знакомы со всеми вельможами Фаунтерры?

— Почти со всеми, миледи. И к…роме того, с первыми семействами герцогств и графств.

— И кто из этих людей — ваши друзья?

— Никто, миледи. Я — чиновник на государственной службе. По мнению феодалов, такие, как я, недостаточно благородны. Наши имения невелики, наши титулы зачастую символичны, мы живем на жалованье, а не на доходы с городов и деревень. Многие из нас не ведут свой род от Праматерей. Первородные поддерживают знакомство с нами, но дружить… Знаете, как зовут нас феодалы? И…императорские собачки.

Мира хихикнула. Заметила, как помрачнел Итан, и спросила:

— А как вы называете нас, первородных?

— Простите, миледи… — секретарь стушевался.

— Ну же! Мои ладони по-прежнему открыты. Скажите! Даю слово, что не обижусь.

— И…ндюки.

Девушка рассмеялась.

— Метко!

— Н…но не вы, миледи, — вставил Итан. — Вы так…

Он запнулся, Мира подняла бровь:

— Дружелюбна?

— Я х…хотел сказать, вы добры и снисходительны. Говорите со мною, будто на равных.

— Если на равных, то это дерзость с моей стороны — ведь вы намного умнее меня.

Итан покраснел и не нашелся с ответом.

Мира увидела в отдалении примечательную пару: рослого плечистого мужчину в дорогом камзоле гвардейского покроя и ажурную грациозную девушку, что была на добрый фут ниже своего спутника. Итан проследил взгляд Миры и воскликнул:

— О, миледи, хорошо, что вы обратили внимание! Эти двое — видные персоны. Сир Адамар Сюзанна Элизабет рода Янмэй — кузен владыки, славный рыцарь. А с ним леди Ребекка Элеонора Агата рода Янмэй — лучшая наездница империи и одна из самых высокородных невест.

Сир Адамар — второй наследник престола! Мира даже затаила дыхание.

Барон Росбет убит. Эта фишка снята с доски.

Шут Менсон отравлен дурманом, унижен, раздавлен. На протяжении восемнадцати лет его подвергали наркотической пытке. Только чудом он смог бы сохранить достаточно рассудка, чтобы задумать новый заговор! Но даже если так, кто из лордов пойдем за ним, кто окажет поддержку изгою?

Таким образом, кузен владыки — самый вероятный подозреваемый.

Две книжонки, что Мира проглотила вчерашним вечером в Святилище Пера, изображали сира Адамара доблестным воином и заядлым охотником — и только. Вместо черт характера подробно перечислялись его успехи на различных играх, турнирах и охотах. По мнению авторов, этого было достаточно, чтобы описать мужчину. Но каков нрав Адамара, в чем его слабости, насколько он властолюбив, способен ли на подлость и бесчестие? Таких ответов, столь нужных Мире, книги не давали. Но вот сейчас ответ идет ей навстречу!

— Вы можете представить меня им? — спросила она Итана.

— Конечно. Как секретарь владыки, я имею право заговорить с любым дворянином — одна из немногих привилегий моей службы.

— А не будет ли неловко?.. Они гуляют вдвоем.

— Н…никакой неловкости, миледи. Леди Ребекка не держит спутника под руку — это знак их открытости.

Сир Адамар с важным выражением лица втолковывал что-то спутнице, ей редко удавалось вставить хоть пару слов. Когда к ним подошли Мира с Итаном, низкорослая Бекка явно оживилась. Рыцарь, напротив, нахмурился и смерил Итана раздраженным взглядом. Секретарь почтительно назвал цветистые имена и титулы всех троих, Миру — последней:

— Леди Глория Сибил Дорина рода Сьюзен, из Нортвуда.

Услыхав слово "Нортвуд", сир Адамар тут же сменил гнев на милость.

— Так вы прибыли из Нортвуда? — переспросил он для верности и, не дожидаясь ответа, заявил: — В северных лесах полным-полно крупной дичи, верно?

— Да, сир, — подтвердила Мира.

— Волки, вепри, медведи?

— Сколько угодно.

— Выйти на медведя — какое удовольствие! Лишь на севере это возможно, — красивое волевое лицо Адамара приобрело мечтательный вид. — И никаких арбалетов! Только копье и меч. Или топор… С каким оружием нортвудцы ходят на медведя, сударыня?

— Мы не охотимся на медведей.

Кузен владыки нахмурился:

— Как — не охотитесь?

— Медведь — символ Нортвуда и воплощение силы северного народа. Убить его — навлечь на себя проклятье, сир.

— Экая незадача… Но, постойте, графиня Сибил нередко носит одежду из медвежьей шкуры — воротники, накидки всяческие, потом на руках эти… муфты.

— Это не шкура, сир, а только пух — подшерсток.

— Пух? И как же добыть его, не убив предварительно зверя?

Мира замялась. Странное чувство абсурда: вот перед нею стоит, возможно, убийца отца и опаснейший заговорщик Империи, и расспрашивает ее — семнадцатилетнюю девушку! — о премудростях охоты, и, хмуря брови, не может понять, как же получить пух живого медведя? А лицо у него — широкое, открытое, мужественное, без лишних морщин. Голос — звучный, твердый, как на параде. Он глуп?..

— Нужно знать звериный говор, сир. Мы, нортвудцы, применяем медвежьи заговоры: произносишь несколько слов — и хищник стоит, будто вкопанный. Можно остричь его, как овцу.

Это была полная чушь. По правде, нортвудские крестьяне прибивали к деревьям зубчатые деревяшки наподобие огромных гребней, и медведи во время линьки с удовольствием терлись о зубцы боками, оставляя на гребнях огромные комки пуха. Но сир Адамар принял сказанное за чистую монету.

— И как же звучит такой заговор, сударыня?

Мира издала несколько гортанных фыркающих звуков, а под конец протяжно рыкнула. Леди Бекка едва не расхохоталась, вовремя зажала рот рукой. Кузен императора потрясенно уставился на Миру:

— Подумать только!.. Никогда не слыхивал о таком.

— Север хранит свои тайны, сир.

— Да, конечно… — Адамар свел брови в задумчивости. — И все же, это неправильно — использовать колдовство против зверя. Охотник должен иметь мужество сразиться с хищником в честном поединке. Так я считаю.

— Нортвудцы испытывают себя на прочность, охотясь на клыканов. Эти звери почти вдвое тяжелее медведей, к тому же укрыты панцирем.

— Да, я слыхал об этих чудовищах! Они — будто тяжелые всадники в доспехах. И как же убивают таких зверей?

Мира пересказала все, что слыхала от отца об охоте на клыканов. Вспомнилось совсем немного, и девушка, нимало не смущаясь, принялась на ходу выдумывать самые невероятные охотничьи приемы. Можно плеснуть клыкану в морду молоком — он растеряется на мгновение. Можно упасть на землю, зверь потеряет тебя из виду и проскачет прямо над тобой — тогда будет шанс ткнуть его мечем в голый живот. Можно надеть на копье бронзовый наконечник и намазать его салом: сталь не возьмет панцирь клыкана, но вот бронза, покрытая жиром, пробьет его…

Сир Адамар внимательно слушал. Некоторые слова вызывали его недоверие, он покачивал головой, но так и не смог понять, что девушка шутит с ним. Леди Ребекка слушала с явным удовольствием, веселые огоньки плясали в ее глазах. Мира не улыбнулась ни разу. Она не могла понять: неужели императорский родич так наивен и доверчив? Если да, то он, конечно, не заговорщик. Выстроить интригу против Короны — не под силу такому простаку. Но что, если он — искусный лицедей? Надевает удачно подогнанную маску, и другие ничего, кроме маски, не видят? Что, если образ простодушного вояки и охотника — насквозь фальшив?

Заговорщик Корвис, вассал герцога Альмерского, выглядел таким же доблестным рыцарем… но герцог сумел распознать ложь и тем спас свою жизнь и жизнь владыки. Смогу ли я повторить его успех?

— Сказать по правде, сударыня, — гудел тем временем голос сира Адамара, — все, о чем вы говорите, звучит столь поразительно, что у меня не остается выбора. Закончатся летние игры — и я обязательно отправлюсь в Нортвуд на охоту! Просто не смогу успокоиться, пока не одолею этого чудовищного северного зверя!

Сложно, чертовски сложно. Мира глядела ему в лицо — и не могла прочесть, увидеть хоть что-то под маской. Как мучительно мало опыта! Всю жизнь она избегала людей — откуда же взяться умению читать по лицам?!

Несколько капель упало с неба, на котором успели собраться тучи.

— Миледи, нам стоит укрыться в беседке — скоро начнется ливень, — всполошился Итан.

— Неужели мы размокнем под дождиком? — с улыбкой спросила леди Бекка, но Адамар согласно кивнул:

— Дамы, прошу вас.

Он указал на беседку, и четверо направились туда. Они были уже под крышей, когда сверкнула первая молния. На несколько мгновений упала тишина, затем грянул гром. Едва грохот утих, Мира сказала, следя за рыцарем:

— Вот в такую бурю случилась ужасная беда.

— Какая же?

— Моя подруга ехала через лес. Ее конь обезумел от грома и понес, девушка не удержалась в седле. Она разбилась насмерть. Это так страшно! Мы были с нею почти как сестры, ее звали Минерва… Минерва из Стагфорта.

Ну, сейчас! Если ты — убийца, ты должен удивиться! Этого ты не мог ожидать!

— Сочувствую, сударыня… — сир Адамар равнодушно пожал плечами. — Опасно ездить верхом в грозу, если ты неопытен. Это известное дело.

Лицо почти не изменилось. Тебе плевать на смерть незнакомой девушки. Вот только будь ты Лордом С, Минерва из Стагфорта была бы тебе знакома, еще как!

— Девицы редко бывают хороши в седле, — невозмутимо продолжал сир Адамар. — Конь чует, когда наездник слаб, и показывает норов. Даже самый смирный жеребец….

Внезапно хлынул ливень, и оглушительный стук капель отсек звуки речи. Императорский родич сказал еще несколько фраз прежде, чем заметил, что никто не слышит его. Тогда он умолк и замер, глядя на струи, сбегающие с крыши беседки. Молнии поминутно озаряли его точеный профиль, устрашающие тени ложились вокруг глаз.

Из него вышел бы прекрасный Лорд С! Мужественный, сильный, красивый — корона великолепно смотрелась бы на его смоляных волосах, а Вечный Эфес — на широком поясе. Сир Адамар прошел проверку, ничем не выказав удивления… И все же, Мира не могла отделаться от ощущения, что он ее одурачил.

Ажурная леди Ребекка подошла к Мире и положила руку на плечо:

— Минерва из Стагфорта погибла? И она была вашей подругой? Это очень-очень печально!

— Вы знаете ме… — тьма, что за предательский язык! — …Минерву? Но откуда?

Собеседница, похоже, не услышала вопроса.

— Бедная девушка. Она чудом избежала покушения — и лишь для того, чтобы погибнуть по жестокой случайности! Боги, это действительно ужасно!

Леди Ребекка Элеонора была едва ли старше Миры. Ее глаза — большие и черные, под тонкими подвижными бровями, — выражали неподдельную печаль. Мире стало совестно за свою ложь.

— Простите, я неверно выразилась. Хотела сказать — чуть не погибла, понимаете? Подруга ужасно расшиблась, но осталась жива.

— О, слава богам! — печаль леди Ребекки словно рукой сняло, она улыбнулась. — Вы расскажете мне о Минерве?

— О Мире… Так ее называют близкие.

— О Мире, — согласилась леди Ребекка. — И о себе.

— Но зачем? — девушка не смогла сдержать удивления.

С обезоруживающей прямотой Бекка Элеонора пояснила:

— Я хочу, чтобы вы были моей находкой.

— Простите, миледи?..

— Вы — новость, и ваша подруга из Предлесья — тоже новость. А я люблю рассказывать новости! — леди Ребекка подмигнула и добавила: — И не зовите меня миледи. Бекка. Я — Бекка.

Миру покоробило, она передернула плечами. Рассказывать о себе первой встречной, чтобы та затем пересказала половине столицы! Перейти на "ты", обниматься при встрече, что еще? В щечку целовать?

— Миледи, — сказала Мира, — я впервые в Фаунтерре. Не расскажете ли вы мне кое-что о столичной жизни, в которой я, признаться, так несведуща?

Леди Ребекка понимающе улыбнулась:

— Север любит холод. Не держите обиды, ведь я из Литленда, во мне южная кровь. О чем вам рассказать? Или, может быть, — о ком?

Дождь шумит и стучит, обволакивая пеленой. Дальше двух шагов не слышно ни слова… Но все же, спрашивать о сире Адамаре у его спутницы было бы безрассудно. Шут?.. Нет, лучше начать с какой-нибудь светской темы. Иначе, чего доброго, эта бойкая южанка догадается о моих поисках и тут же растрезвонит всему двору!

— Расскажите о летних играх, что предстоят вскоре.

Леди Ребекка выставила ладонь под дождь и с удовольствием смотрела, как капли разбиваются о пальцы.

— Ну, летние игры — чудесная возможность померяться силами, покрасоваться перед публикой, показать себя императору, и все это без риска получить копьем в глаз. Бескровные соревнования — такими их задумала еще владычица Юлиана. Мужчины… ну, вы же знаете мужчин! — она лукаво покосилась в сторону сира Адамара. — Большинство из них мгновенно теряет интерес к делу, если сказано, что обойдется без крови. Так что часть рыцарей пропускает летние игры, отдавая предпочтение турнирам и посвящениям. Иное дело — дамы. В дни женских соревнований на арене оказывается весь цвет Великих Домов, а трибуны, конечно же, заполнены до отказу.

Мира подняла бровь в удивлении. "Развивай свое тело и наполняй его силами" — один из важнейших заветов, оставленных святыми Праматерями. Он давался Мире с наибольшим трудом. Занятия спортом казались ей странным и пустым делом, а соревнования на глазах у публики — даже унизительными. Нечто вроде лошадиной ярмарки, когда животных гоняют по кругу рысью и галопом, а затем позволяют всем посетителям заглядывать им в зубы.

— Да-да, не удивляйтесь! — леди Ребекка заметила ее выражение лица. — У мужчин есть битвы и ратные подвиги, к тому же политика, а что остается нам? Если женщина хочет, чтобы о ней заговорили, то игры — одна из редких возможностей.

Тут Мира отметила рисунок мышц на голой руке собеседницы, покрытой капельками дождя, и вспомнила слова Итана: "Ребекка Элеонора Агата — лучшая наездница Империи".

— И вы, миледи, также участвуете в играх?

— Не смотрите на меня такими глазами! — Ребекка усмехнулась. — Можно подумать, на Севере дамы только и занимаются, что вышиванием. Ваша матушка уже трижды выступала в соревнованиях лучниц, хотя и без большого успеха.

Ах, да! Я же — дочь графини Сибил Нортвуд, той самой, что каждое утро отправляется на пробежку!

— А каковы ваши успехи, леди Ребекка?

— О… — девушка скромно отмахнулась. — Мои успехи виной тому, что Бекку Южанку переименовали в Бекку Лошадницу. И это совершенно неважно. На будущих играх случится нечто поинтересней, чем чья-нибудь победа.

— И что же?

— Летние игры… — трещиной в небе сверкнула особенно яркая молния, и Бекка в восхищении подалась вперед, под дождь. — Какая красота!

— Да, красивое зрелище, — без вдохновения кивнула Мира. Ей было зябко, она куталась в собственные руки. Заботливый Итан, заметив это, предложил свой сюртук, и Мира, согласно этикету, твердо отказалась.

— Так вот, дорогая леди Глория, — продолжила южанка, — летние игры — это великий парад невест. Дамы на арене, милорды на трибуне — что еще нужно? Съезжаются благородные гости из лучших домов Империи, и каждый третий уезжает обратно с молодой невестой. За неделей игр следует неделя застолий и брачных договоров. А нынешним летом добавится изюминка: в числе женихов будет наш владыка Адриан.

— Да, я слышала об этом. Но почему все так уверены, что император выберет невесту именно на играх, и именно этим летом?

Бекка глянула на Миру с удивлением.

— Ваша матушка так скупа на рассказы?.. О, я сочувствую вам! Дорогая Глория, все дело в традиции. Династия построена на традициях: любой владыка делает все, что он делает, точно так, как делали это десятки императоров до него. Тогда он уверен, что тоже доживет до старости и умрет в почете — как и предшественники. Понимаете?

— Да, конечно.

— Владыка, желающий обручиться, объявляет о своем выборе в последний день летних игр, при их закрытии. Отличное время: сияет солнце, вокруг тысячи вельмож изо всех концов света, все в радостном азарте. Некий государь когда-то выбрал этот день, чтобы объявить о своей помолвке, и с тех пор все потомки поступали ему под стать. Даже если брак принца был оговорен его родителями еще тогда, когда жених лежал в пеленках, — все равно принц объявит об этом во всеуслышание сам в год своего совершеннолетия, в последний день летних игр.

— Хм… весьма предсказуемо, — отметила Мира. — А счастливая невеста тоже предопределена традицией, или владыка может выбрать, кого захочет?

— Ооо! — Бекка схватила Миру за руки, лицо южанки выразило подлинный восторг. — Воистину, вы — находка, дорогая Глория! Во всей Фаунтерре не найдется другой благородной девицы, не знающей ответа на этот вопрос!

Мира обиженно поджала губки, и Бекка воскликнула:

— Нет, нет, я не хотела оскорбить вас! Напротив, я так рада встрече! Поверьте мне и не держите зла. Итак, миледи, прошу вашего внимания, — южанка торжественно подняла руку, — только для вас и только сегодня: правила выбора императрицы Блистательной Династии!

Мира улыбнулась, неподдельное оживление Бекки заразило ее.

— Первое, — южанка загнула мизинец, — избранница императора должна быть от семнадцати до двадцати двух лет от роду. Девицы моложе этого промежутка почитаются глупыми и неразвитыми, а дамы старше — слишком загрубевшими душой и нравом.

— Второе, миледи, — ничуть не менее важное. Принцесса должна принадлежать к роду одной из трех святейших Праматерей. Чаще всего императоры выбирают жен рода Янмэй Милосердной, иногда — рода Софьи Величавой, и лишь изредка счастье улыбается наследницам Светлой Агаты.

— Далее, любезная леди, — Бекка загнула средний палец, — необходимо учесть родную землю невесты. Западные графства опорочены Лошадиным мятежом, потому у девушек с Запада нет шансов. Дарквотер и Шейланд слишком молоды, Ориджин — слишком силен, так что против императрицы из Ориджина восстанет весь Центр и Восток. Остаются южные земли — Литленд и Шиммери, центральные — Надежда с Альмерой, а также ваш родной Нортвуд и его заклятый сосед — Южный Путь.

— И напоследок, самое забавное. Вот уже три века ни один император не вступал в брак с наследницей Великого Дома. Невеста не должна происходить из могущественной семьи — Корона не желает угрозы со стороны сильных родичей императрицы. Если у них имеется в подчинении достаточно мечей, чтобы захватить дворец, то им может прийти в голову занятная мысль. Ну, вы понимаете, какая именно. Так вот, после заговора Ночных Соколов даже установилось точное число: на службе невесты императора, ее братьев и отца должно стоять не больше шестидесяти рыцарей.

— Здоровье невесты весьма приветствуется. Красота и ум — не запрещены, но и не обязательны. Претендентка должна быть родовитой, предсказуемой и безопасной — вот главное. — Бекка перевела дух и жеманно поклонилась. — Надеюсь, милая леди, вам не наскучил мой рассказ!

Мира слушала монолог южанки со все возрастающим удивлением, и даже приоткрыла рот под конец. Знатные семейства используют браки в первую очередь как инструмент дипломатии, во вторую — как предмет торга, в третью — как гарантию верности… Мира прекрасно знала это, но была уверена, что уж кто-кто, а владыка всего подлунного мира имеет возможность жениться по любви! Ее поразило и то, сколь странное и уродливое мерило применяет Династия. Родная земля? Имя Праматери? Количество вассалов?.. Неужели все это хоть как-то влияет на семейное счастье и крепость брачных уз?

Бекка лукаво смотрела в лицо Мире и, несомненно, читала ее наивное удивление. Чтобы не выглядеть в глазах южанки совсем уж неопытным ребенком, Мира пояснила свое удивление другой, не столь наивной причиной:

— Но постойте. Эти правила, как я заметила, очень строги. Пожалуй, весьма немногие претендентки удовлетворяют им. Чтобы столь родовитая девица была при этом небогатой — редкость. А уж чтобы к семнадцати годам она все еще не была обещана никому в жены — тем более странно! Похоже, владыка оставляет себе очень скудный выбор.

— В самое яблочко! Выбора у бедного принца на деле нет вовсе. Обыкновенно, еще при рождении подходящей девицы правящий император заключает договор с ее родителями, и девушка с малых лет воспитывается, как будущая государыня. При договоре учитывают расстановку военных сил, интересы Короны в той или иной части мира, поддержку Великих Домов, одобрение или сопротивление Палаты и Церкви — в общем, какую угодно чушь, кроме мнения самого принца.

— Но в случае с владыкой Адрианом…

— Но, — Бекка подняла пальчик, — вы схватываете на лету! Но владыке Адриану улыбнулась судьба. Покойный император Телуриан был так потрясен Шутовским заговором, что расторг все договоры, заключенные с феодолами, в том числе и брачный. И теперь наш Адриан имеет выбор из трех девиц, а не из одной, как большинство его предшественников.

— И эти трое?..

Бекка отчего-то покраснела. На смуглой коже румянец был едва заметен.

— Аланис Альмера, дочь и наследница герцога Айдена — надменная красотка двадцати лет. Валери из Южного Пути, дочь маркизы Грейсенд — девятнадцать лет, полна, глупа, набожна.

— А третья?

Бекка замялась. Миру вдруг осенило: "Бекка Элеонора Агата рода Софьи, одна из самых высокородных невест Империи".

— Вы?..

Южанка пожала плечами.

— Вы?.. — переспросила Мира. — Вы — одна из трех претенденток? Возможно, будущая правительница Империи?

Бекка улыбнулась с легким оттенком грусти.

— Дамы, однако, дождь давно окончился! Не продолжить ли нам прерванную поневоле прогулку? — пробасил сир Адамар, и Мира только теперь заметила: ливень утих.

Уставший от молчания и невнимания, рыцарь быстро распрощался с Итаном и Мирой, и увлек леди Бекку за собой. Южанка помахала рукой Мире:

— Я рада, что пошел дождь!

Когда закрылась дверца экипажа, нанятого Итаном, и лошади застучали копытами, Мира спросила секретаря:

— Итак, вы помогли мне. Я очень вам признательна, правда. Но, вы простите, мне бывает трудно понимать поступки людей… Зачем вы мне помогли, Итан?

— Чтобы вы убедились, что сир Адамар невиновен. Он именно таков, каким кажется: п…простодушен, доверчив, грубоват, влюблен в себя. Н…ничего, кроме охоты и рыцарских турниров, его не интересует. Из него весьма скверный з…заговорщик.

— Да, я поняла это. Но все же, зачем вам нужно было, чтобы я оправдала его?

— О…стальные наследники престола, миледи, находятся далеко отсюда. Они не приезжали в столицу последний год — я проверял. Плайский Старец — в своей вотчине, Плае. Леди-во-Тьме — в Дарквотере. Ваша подруга Минерва — на Севере.

— Да, и что же?

Итан глубоко вздохнул.

— В…вам не добраться до них, миледи Глория. Ваша матушка едва ли позволит вам отправиться в Плай или Дарквотер.

— Ага. И мне придется прекратить поиски, верно?

— Я сожалею, миледи.

— Нет, не сожалеете. Вы хотели, чтобы я отступилась.

— М…миледи, я лишь…

— Знаю, хотите меня уберечь, — Мира скривилась. — Я — дочка графини Нортвуда, Медвежьей Леди. Я выросла на Севере. Полагаете, я нуждаюсь в том, чтобы меня берегли?

Итан замялся.

— К тому же, вы не учли одного, сударь. В Фаунтерре остался еще один подозреваемый: Менсон, придворный шут.

— Как вам сказать… Понимаете, миледи, шут обожает владыку.

— Это можно сыграть.

— Настолько — едва ли. Когда Адриан говорит, Менсон смотрит ему в рот; когда сидит, шут норовит усесться на пол у его ног. Когда заходит речь об Адриане, на лице Менсона сияет улыбка, а это — очень р…редкое явление, поверьте. — Итан сделал паузу. — По правде сказать, м…миледи, при дворе все обожают императора.

"За что?" — чуть не фыркнула Минерва. Заносчивый, напыщенный, золоченый индюк. Индюк из индюков!

— Я в…вижу, миледи Глория, вам не очень-то верится. Но — уж простите! — вы не жили в столице. "Есть только одна звезда" — так говорят здесь. Вся жизнь Фаунтерры, так или иначе, вращается вокруг владыки Адриана. Весь блеск двора — это отсвет его сияния.

— Неужели! — не сдержалась Мира. Итан пропустил мимо ушей ее возглас.

— Я м…много размышлял этой ночью обо всех событиях. Я от всей души сочувствую вашей подруге, потерявшей отца. И в моей голове не укладывается, кто и зачем отравил бедного барона Росбета. Но все же, я не верю, что императора хотят убить. Это а…абсурд какой-то. Это б…будто стоя на мосту, пытаться подрубить одну из его опор.

Мира промолчала. Она видела, с какой убежденностью говорит Итан, и не сомневалась в его искренности. Однако, подумалось ей, старого владыку Телуриана, наверняка, придворные любили не меньше. Заискивали, пресмыкались, заглядывали в рот… а после пришли в его спальню с обнаженными мечами в руках.

Кто-то ведет весьма искусную игру. Безумный шут Менсон? Наивный сир Адамар?

Некто дурачит всех — императора, тайную стражу, придворных… Каковы шансы, что этот некто не сумеет одурачить семнадцатилетнюю девчонку?

С чего я взяла, что мне удастся перехитрить его?..

* * *

После провальной аудиенции у императора графиня Сибил Нортвуд впала в необычную для нее апатию. Она покидала особняк лишь для утренней верховой прогулки, и дважды в неделю посещала церковь, но не один из громадных центральных соборов, а укромную часовню Дня Сошествия на южной окраине города. Графиня никого не навещала и не принимала визитов, проводила дни в беседке на заднем дворе с кувшином легкого вина. Иногда листала книгу — медленно и с видимой неохотой. Порою звала к себе одну из служанок, расспрашивала о городских сплетнях и раздраженно отсылала взмахом руки. Как-то велела разыскать и привести к ней певца, немного послушала его лирические стенания и выгнала прочь, швырнув пару медяков. Назавтра призвала другого, но и от него отделалась вскоре. "Канарейки", — презрительно фыркнула вслед.

Иногда ее навещал лорд Кларенс, и они уединялись на верхнем этаже. Следующим утром графиня завтракала в приподнятом состоянии духа, но вскоре вновь проваливалась в мрачное уныние. Во время чая ей приносили пару записок с приглашениями, запечатанных чьими-то сургучными гербами. Леди Сибил отвечала на них отказами, быстро набросав пару строк, затем принималась за письмо в Нортвуд графу Элиасу. Вот уже неделю оно лежало начатым, графиня добавляла к нему строку-другую, хмурилась, отшвыривала перо и велела подать вина. Письмо заклинилось на описании аудиенции. Леди Сибил не терпела недомолвок и иносказаний, считала своим долгом изложить все события ясно и прямо, однако прямое и ясное описание собственного унижения мгновенно выводило ее из себя.

Альтер графини не раз предлагал ей увеселения: катание на лодках, цветочный праздник, бал у кого-то из столичной знати.

— Ну же, котенок, соглашайся! Ты превращаешься в монахиню-затворницу, и уж кому-кому, а тебе это никак не идет, — с ласковой насмешкой говорил он и поглаживал ее по плечу.

Графиня кривила губы:

— Ни малейшего желания не имею. Обо мне болтают слуги, обо мне говорят господа, обо мне ржут кони. Если хочешь позабавить людей, подними руку, как медведь на гербе Нортвуда, и зарычи погромче — все засмеются. А как тебе такая шутка — слыхала от горничной: "На Сенной площади нашли дохлого голубя. Графиня Сибил утверждает: это покушение на императора! Бедная птица — случайная жертва". Нет уж, я подожду, пока все найдут себе другой предмет для злословья. Кто-то кого-то заколет на поединке, или обрюхатит чью-нибудь девицу, или явится в собор пьяным, как свинья. Что-то такое должно случиться!

Мира остро сочувствовала графине. Неудержимо деятельная, леди Сибил не привыкла терять зря даже минуту. На Севере ее дни состояли из бесконечной череды дел: приема послов, вассалов, просителей; споров с купцами; пересчета податей; осмотров городских строений; посещений свадеб и похорон; раздачи милостыни. Среди всего этого графине каким-то чудом удавалось выкроить время для пробежек и упражнений в стрельбе из лука — развивай свое тело и наполняй его силами… Здесь же, в блистательной Фаунтерре, леди Сибил впустую убивала день за днем. На ее месте, Мира посвятила бы время размышлениям и чтению книг, однако графиня почитала первое делом пустым, а второе — скучным, хотя и благочестивым.

Девушка искала способа поддержать и подбодрить графиню. На поверку, это оказалось непростой задачей: леди Сибил была слишком горда, чтобы принять от кого-либо сочувствие, а в особенности — от юной девицы, что годится ей в дочери.

— Миледи, я могу что-то сделать для вас? — осторожно спрашивала Мира.

— Благодарю за заботу, дитя мое, — отвечала графиня с тем оттенком вежливости, который почти граничит с презрением.

После дня библиотечных раскопок Мира хотела было рассказать ей о находках — о безумном Шуте и мертвом бароне из Южного Пути — но остереглась. Леди Сибил наверняка не одобрит этих розысков, а уж тем более — того обстоятельства, что в них по случаю оказался посвящен секретарь императора.

А после прогулки в саду Люмини Миру переполняли чувства. Был азарт открытий и радость общения с умным собеседником, каким оказался Итан, и удивление от странных рассказов Бекки Южанки, и тревожные сомнения, связанные с императорским кузеном. Девушку распирали изнутри противоречивые впечатления, хотелось… нет, просто необходимо было поделиться всем этим с графиней! Вот только она не находила, с какой стороны подступиться к разговору. Начни Мира с Адамара и своих подозрений — леди Сибил разгневается, что девушка ослушалась ее. Расскажи о Бекке и будущем браке владыки — графиня непременно вспомнит аудиенцию и станет раздражительна.

Случай разрешил сомнения. После ужина горничная внесла очередной свиток с печатью, и леди Сибил протянула за ним руку, но служанка осторожно предупредила:

— Миледи, это письмо передано для леди Глории.

— Что?..

Графиня повертела свиток в ладони, явно подумывая, не прочесть ли, но все же отдала Мире. Девушка взяла его с беспокойством, скорее радостным, чем тревожным, но и с оттенком печали. Письмо! Всю жизнь ей некому было писать письма и не от кого ждать их. Большинство знакомых Миры были неграмотны, да и жили с нею в одних стенах. Единственным ее адресатом был отец. В свое время он взялся обучить дочку искусству сложения посланий. Они писали друг другу, находясь в разных помещеньях одного замка. "Милостивый лорд, желаю Вам здравия и благоденствия", — начинала она и улыбалась своей притворной строгости, а заканчивала: "Писано в горнице замка Стагфорт, в час вечернего розового солнца", или так: "Свои строки скрепляю печатью в день такой-то, года такого-то от Сошествия, вскоре после закрытия замковых ворот".

Итак, письмо. Мира сломала воск и развернула лист.

"Дорогая леди Глория, — значилось в нем, — я рада нашему знакомству и хочу продолжить его. Буду счастлива, если Вы присоединитесь ко мне для конной прогулки в Егерский лес. Жду Вас завтра у Привратной часовни, при начале утренней песни. С надеждой, Южанка Бекка".

Мира подняла глаза. Леди Сибил глядела на нее с нетерпеливым любопытством, и Мира дала ей прочесть записку. Брови графини поползли вверх:

— Ты знакома с Беккой Лошадницей? Но откуда?

И Мира рассказала о встрече в саду во всех подробностях, исключая лишь проверку, которую она устроила, заявив о собственной смерти. Графиня всласть посмеялась над "медвежьим заговором" и остальными охотничьими баснями Миры.

— Вот доверчивый дурачок этот Адамар! Не иначе, на каком-то турнире ему хорошо досталось булавой по шлему!

Однако о Бекке графиня отозвалась без особого восторга:

— Дитя мое, Лошадница — не то знакомство, в которое стоит вкладываться.

— Отчего же?

— Ее манеры кое-кто счел бы вызывающими.

— Поначалу и я так подумала. Но на самом деле, Бекка — добрая, живая, интересная. Поверьте, миледи! К тому же, она — одна из лучших невест. Возможно, к зиме она станет императрицей!

Сибил фыркнула.

— Не очень-то рассчитывай на это.

— Почему, миледи? — Мира почувствовала обиду за свою новую знакомую. Она не знала двух остальных претенденток, но была уверена, что Бекка во всем лучше их. — Она с Юга, принадлежит к роду Янмэй, она молода, но не слишком — все традиции в ее пользу!

— Как ты быстро поднаторела в этом… — сказала графиня с одобрительной насмешкой. — Да-да, у Бекки подходящий возраст и высокое происхождение… а еще две старших сестры, что уже не первый год замужем и не произвели на свет ни одного младенца.

Мира ахнула.

— Она… Бекка… бесплодна?

— Может, и нет. А может, и да. Вопрос в том, станет ли Адриан проверять это на своей шкуре?..

Мира отвела глаза, чувствуя горечь. Отец не раз говорил: "Человек не бывает кругом счастлив. Если чем-то боги наградили щедро, то в чем-то другом будет дыра". С Беккой выходило именно так.

Сибил заметила уныние Миры и смягчилась:

— Впрочем, я считаю, дурного не будет, если ты поедешь с нею. Коли она тебе в удовольствие…

— Да, еще как! — радостно воскликнула Мира.

— Не перебивай, — мягко отрезала графиня, но улыбнулась. — Я дам тебе мечника в провожатые… пожалуй, Вандена — он лучше других. И велю конюху подобрать кобылу попокладистей. Непременно проедься на ней сегодня, привыкни хоть немного. Завтра может случиться гроза. Опасно ездить в грозу на незнакомом коне.

— Конечно! Сир Адамар тоже так сказал, — с готовностью согласилась девушка.

* * *

Под южанкой был рыжий жеребец — молодой, порывистый, беспокойный. Норов ощущался в каждом его упругом движении, даже в горделивой посадке головы. Та легкость, с какою Бекка правила им, казалась непостижимой. Наездница не хлестала его, не вонзала шпоры в бока, не рвала поводья. Ей хватало легкого, порою незаметного движения, чтобы конь ощутил ее волю и покорился. Мира и сама была неплохой наездницей, могла провести в седле день, почти не ощущая усталости. Однако в сравнении с Беккой северянка казалась деревянной куклой. Тьма, да Бекка могла бы вовсе бросить поводья и читать книгу в седле, а жеребца лишь тронуть легонько пятками — и тот привез бы ее, куда нужно!

Они покинули каменный центр Фаунтерры, миновали предместье, заросшее мастерскими, тавернами и домишками бедняков, по узкому мосту пересекли приток Ханая и уже увидали невдалеке густую зелень Егерского леса, а Мира все не могла отделаться от чувства завистливого восхищения. Бекка держалась совершенно естественно, не красовалась и не стремилась произвести впечатления, от чего впечатление, впрочем, лишь усиливалось. В предместье южанка прибавила ходу, стараясь поскорее выбраться из клубка тесных улочек, а за мостом, когда последние лачуги остались позади, подъехала поближе к Мире и воскликнула:

— Обожаю этот миг! Город был — и не стало. Стояли вокруг стены, как вдруг раз — и ты на свободе! Речка — граница владений, город не вступает на чужую землю.

— Вы любите свободу? — спросила Мира.

— Я выросла в крепости среди Пастушьих Лугов. Если взобраться на верхушку башни и смотреть на юг, запад или север, то не увидишь ничего, кроме зеленого океана. А посмотришь на восток — увидишь дорогу сквозь океан и далеко, у самого края неба, другую крепость, примерно с зернышко гречки размером. Как же мне не любить свободу?..

— А давно ли вы в Фаунтерре?

— С тех самых пор, как мужчины перестали называть меня "прелестное дитя". У меня были пухлые щечки и барашливые кудряшки — так-то. — Бекка подняла ладонь к губам, прерывая саму себя. — Но постойте, коварная леди. Уж не собираетесь ли провернуть ваш давешний финт с расспросами? О, это было хитро! Я говорила все время, и ничегошеньки не узнала от вас!

Мира улыбнулась.

— И что же вы хотите узнать у меня?

— Расскажите о своей подруге!

— О Минерве из Стагфорта?

— Именно!

Северянка опешила. Рассказать о Глории Нортвуд, глуповатой дочке графини Сибил, за которую Мира выдавала себя — о, это не вызвало бы сложностей. Но рассказать о Минерве — то есть, о себе самой!.. Если вдуматься, то ведь никогда прежде ей не доводилось рассказывать о себе! Стагфортцы знали ее с младенческих лет, тут и рассказывать нечего, семья Нортвудов и Виттор Шейланд — также; слуги и воины Нортвудов не смели расспрашивать юную леди, а Ориджины и другие заезжие феодалы, которых Мира встречала несколько раз в Клыке Медведя, не интересовались ею. Обыкновенно весь ее рассказ о себе сводился к произнесению имени: Минерва Джемма Алессандра рода Янмэй, леди Стагфорт. Рад знакомству, миледи. Всего доброго, миледи.

— Ммм… Минерва… знаете, она — северянка.

— То есть, холодная, таинственная и благородная до кончиков пальцев? — уточнила Бекка.

Мира растерялась. Она не казалась себе ни таинственной, ни особенно благородной. Чуточка холода — пожалуй, это есть. Самая малость.

— Ну… вроде того.

— Она красива?

Откуда мне знать, красива ли я? Отец говорил: "Ты — лучшая красавица на свете!" Графиня Сибил говорит: "Прелестное дитя". Кавалеры ничего не говорили, у Миры никогда не было кавалеров.

— Прелестное дитя, — сказала Мира.

Бекка хихикнула.

— А умна?

— Да, — тут же ответила северянка.

— Как умна? — уточнила Бекка. — Как тот, кто прочел две дюжины книг, и у него на все готов ответ? Или как тот, кто посмотрит вот так на человека — раз, и увидит насквозь? Или как тот, кто в любой ситуации прежде всех найдется, что делать?

Ничегошеньки я не умна! Я даже не знаю, как отвечать на твои вопросы!

— Ммм… как тот, с кем не скучно говорить.

— Выходит, Минерва похожа на вас?

А это уже опасный поворот беседы! Особенно если учесть, что двое стражников едут всего в десятке шагов позади и, наверняка, слышат часть разговора.

— Минерва — замкнутая девушка. Она не поехала бы в дальнюю прогулку с малознакомой столичной красоткой.

Бекка хихикнула.

— А где сейчас наша таинственная северянка? Говорят, ваша матушка держит ее пленницей в Клыке Медведя…

— Ничего подобного! Леди Сибил позаботилась о ней, предоставила кров и защиту!

— Что ж, это очень предусмотрительно со стороны вашей матушки. А каковы ее дальнейшие планы на сиротку?

Мира нахмурилась.

— Простите?.. Что вы имеете в виду?

— О, вы так чудесно изображаете наивность! Делайте это почаще, прошу вас!

Их небольшая процессия въехала в березовую рощу. Странное дело: под сенью деревьев стало светлее, чем в поле. Кроны отсекали часть солнечных лучей, зато остальные казались более яркими, отчетливыми, чуть ли не осязаемыми. Блики покрывали тропу, скользили по фигурам всадников, блестящим бокам лошадей. Мира задышала глубже — настолько здесь было красиво!

— Дивные места, правда? — сказала Бекка и тут же, без паузы, продолжила: — Одинокая высокородная сиротка — прекрасный трофей. Вернись ваша подруга в Стагфорт — и пары месяцев не пройдет, как кто-то из северных баронов захватит замок и женит ее на себе. И не говорите, что вы не понимаете этого.

— Но… но Стагфорт — крохотное имение, кто польстится на него?!

— Причем тут Стагфорт? Кровь Праматери Янмэй, родство с владыкой, пусть и дальнее — вот настоящий улов!

— Сюзерен заступится за Минерву… — сказала Мира, без особой уверенности, впрочем.

— Ее сюзерен — Виттор Шейланд? Этот хитрый банкир, сын банкира и внук купца? Хм… Дайте-ка подумать.

Мира передернула плечами, ей сделалось зябко. Все ее мысли в последний месяц вертелись вокруг смерти отца и его неведомых убийц. О том, в какое положение попала она сама, оставшись сиротой, Мира почти не задумывалась.

— Но если глянуть с другой стороны, — повела дальше Бекка, — то это покушение сослужило Минерве неплохую службу. Гибель отца — большое горе, но можно разглядеть во всем и светлую сторону.

— Вот уж интересно, какую… — поморщилась Мира.

— Вашу подругу никто не знал. Может, на Севере, но не в столице. Безвестная наследница крохотного поместья не могла рассчитывать на хорошую партию. Иное дело — теперь. Ведь о Минерве все говорят! Кому-то девушка помешала настолько, чтобы решиться на женоубийство. А раз так, то она заслуживает внимания.

— Неужели?..

— Уж поверьте! Известность — большая сила. Кому-то вскоре придет мысль жениться на сиротке и улучшить свою родословную. А если придет одному, то и другому, и третьему. Женихи любят собираться в стада и бороться меж собою. Взять невесту, которая нужна всем, — это как победа в турнире. Словом, скоро Минерве будет из кого выбирать. Конечно, если ваша матушка даст ей такое право.

— Леди Сибил?.. Причем здесь она?

— О, как это по-северному: называть матушку "леди Сибил"! — Бекка улыбнулась Мире, словно стараясь смягчить свои слова. — Предположим, вы продаете коня. Конечно, вы можете уступить его тому покупателю, на которого конь глядит дружелюбно. Но скорее, продадите тому, кто дороже заплатит.

— Девушка — не конь! — возмутилась Мира.

— Отчего же? Не вижу большой разницы, — Бекка погладила огненную гриву своего жеребца. — Добрый конь здоров, красив, норовист, как следует выучен и объезжен, происходит из известного рода. Невесты ценятся за те же качества.

— На Юге — возможно, — зло отрезала Мира, — но мы, северяне, ценим человека дороже, чем лошадь.

Некоторое время они помолчали, Мира немного поотстала от Бекки. Тем временем роща сменилась густым лиственным лесом, тенистым и свежим, а местность становилась все более холмистой. Тропа то шла вдоль яра, то взбиралась на возвышенность, чтобы затем вновь уйти вниз. На одном из холмов они встретили отряд егерей. Простому люду запрещалось охотиться в императорском лесу, егеря сурово наказывали браконьеров, если ловили на горячем. Однако Дом Литленд, как и Дом Нортвуд обладал правом охоты в имперских угодьях, и егеря отсалютовали дамам и посторонились с тропы, рассмотрев гербы на попонах.

Разминувшись с ними, Бекка подъехала поближе к Мире.

— Я ищу пути к примирению. Помогите мне, миледи!

— Я повела себя, как обидчивый ребенок, — призналась Мира. — Извините мою вспышку.

— Прощено и забыто, — подмигнула Бекка.

— Понимаете, родители Минервы женились по любви. Они обожали друг друга, жили душа в душу. Минерва всегда мечтала… говорила мне, что мечтает встретить однажды такую любовь, какая выпала ее матушке. Потому мне было больно слышать, что ее мечта не сбудется.

— По любви?.. — Бекка оживилась. — Прошу вас, расскажите!

Северянка рассказала. Ее отец — небогатый рыцарь сир Клайв — служил при дворе девятнадцать лет назад в чине капитана алой гвардии. На балу он познакомился со знатной красавицей Джеммой Алессандрой рода Янмэй. Она была надменна, как подобает птице ее полета, изящна, немногословна, не любила людей и держалась особняком. Сир Клайв был добродушным и открытым, обожал игры и турниры, хотя и не побеждал, искренне радовался праздникам, часто шутил, хохотал над чужими шутками. Леди Джемма была умна, сир Клайв также был неглуп. Они полюбили друг друга.

Рыцарь ухаживал за дамой так, как поют об этом в старинных балладах, совершал все, что полагается совершать, пел серенады, посвящал поединки… А кроме всего, он беседовал с Джеммой так, что ей не было скучно. Настал день, когда сир Клайв набрался дерзости и попросил руки красавицы, и она ответила согласием. Спустя неделю он схватил легочную хворь и провел два месяца в монастырском госпитале, на полпути между жизнью и смертью. Тем временем в столице грянул Шутовской заговор.

Он выбрался из госпитальной палаты как раз в те дни, когда Корона расправлялась с заговорщиками, заливая кровью площадь Праотцов. Другие пятеро капитанов алой гвардии были признаны изменниками и казнены. Жизнь сира Клайва спасла хворь — имперский суд не нашел доказательств его вины. Однако в гвардии и в столице ему больше не было места: подозрение в соучастии, пусть и не доказанное, оставило пятно на его имени. Он решил удалиться в свое маленькое имение на севере Шейланда, и накануне отъезда пришел распрощаться с Джеммой.

— Миледи, вы согласились отдать руку и сердце славному капитану имперской гвардии. Теперь же обернулось так, что вы помолвлены с презренным и нищим изгнанником. Я окажусь еще и последним подлецом, если не предложу вам расторгнуть помолвку.

— Что ж, — ответила Джемма, — значит, я проведу жизнь на краю Империи, замужем за презренным изгнанником. Неужели я два месяца молилась о вашем выздоровлении, чтобы теперь вы бросили меня и сбежали?

Они отправились в Стагфорт вместе и сыграли свадьбу уже на Севере, а год спустя на свет появилась Минерва.

— О, это настоящая сказка! — воскликнула Бекка, когда северянка окончила рассказ. — Ваша подруга должна быть необычным человеком, если выросла в такой семье. Вы уверены, что все было именно так?

Мира кивнула — конечно, уверена. Правда, она утаила от Беки концовку этой сказки, далеко не столь счастливую. Когда Мире исполнилось три года, мать умерла от чахотки. Сырой и холодный северный воздух отнял ее жизненную силу. Память девочки сохранила лишь туманный силуэт матери да несколько эпизодов-вспышек. Мира знала мать из рассказов отца и няньки, и замковой челяди.

К горлу подкатил комок, и девушка поспешила сменить тему. Расплакаться на глазах у самоуверенной южанки — только этого не хватало!

— Позвольте спросить вас, любезная Бекка, куда мы направляемся? Уж не в Литленд ли?

— Вы будете рады услышать, — в тон Мире ответила Бекка, — что наше путешествие имеет цель, и эта цель уже близка! Вот только постороннее присутствие несколько стесняет наши действия…

Бекка оглянулась на двоих мечников, молчаливо едущих за девушками по пятам. Она остановила коня и сказала им:

— Судари, прошу, оставьте нас ненадолго. Девушкам нужно… хи-хи!.. уединиться.

Южанка съехала с тропы, Мира — следом, охранники остались позади. Когда они скрылись из виду, Бекка поманила Миру пальчиком и шепнула:

— А теперь — за мной!

Она пустила жеребца вскачь, стремительно удаляясь от тропы. Мира замешкалась на миг: остаться без охраны, в лесу, с незнакомкой… А на другой чаше — яркое солнце, обаяние южанки, любопытство. Главное — любопытство! Мира подстегнула кобылу и бросилась нагонять Бекку.

Грунт был влажен и укрыт мхом, он глотал звук шагов, и казалось, кони летят, а не скачут. Мира пригнулась, вцепившись в поводья. Деревья проносились мимо с пугающей скоростью. Однако она гнала все быстрее, чтобы не отстать от южанки на огненном жеребце. Азарт погони пересиливал страх. Лучшая наездница?.. Я тоже кое-чего стою, вот увидишь!

Спустя примерно милю на пути оказался глубокий и узкий овраг, через который был перекинут бревенчатый мостик. Бекка промчалась по нему и на той стороне сбавила ход.

— Хорошо, миледи, — она одобрительно кивнула Мире. — Северяне умеют ездить верхом.

Мира покраснела от удовольствия.

— Дальше поедем медленней, — сказала Бекка. — Такие расщелины будут попадаться все чаще. Овраги — изюминка этого леса, в склонах полным-полно лисьих нор.

Однако она даже не запыхалась, — подумала Мира с досадой.

— И в…все же… куда мы едем?

— В третьем овраге, считая от этого, течет Заячий ручей. За ручьем лес становится густым и диким. Именно туда завтра отправится на лисью охоту наш общий знакомый — сир Адамар. Он не делает из этого тайны: охота — веселая забава, чем больше людей — тем веселее. Так он считает.

— И что же?

— Вся штука в том, что через третий овраг нет мостика. Имеется одно местечко, где расщелина сужается настолько, что ее можно перескочить конем. Конечно же, наш бравый рыцарь поедет именно туда, вместо того, чтобы спускаться в овраг, а затем карабкаться по склону. Выходит, мы точно знаем, где он завтра проедет.

— И?..

— Сир Адамар хотел убить медведя.

Бекка подмигнула Мире и развязала притороченный к седлу мешок. Извлекла оттуда нечто коричневое и мохнатое, развернула. Взгляду северянки предстала медвежья шкура. Мира начала понимать задумку и улыбнулась.

— Это еще не все, — сказала Бекка и протянула Мире свиток бумаги.

Девушка развернула лист. На нем было выведено: "Арррр, уоррр, рррргххх! Харррр-уаррр, арррххх! Хырг-хырг-хырг. Уорррррррр! Если ты все прочел правильно, теперь зверь неподвижен. Бери себе весь его пух".

— Надеюсь, я верно записала медвежий заговор с ваших слов?

Мира расхохоталась.

— Чудесная выдумка! Значит, сир Адамар перепрыгнет расщелину и тут же увидит среди деревьев медведя?

— Мы накроем шкурой какую-нибудь корягу, — подсказала Бекка. — С расстояния будет очень даже убедительно.

— Ага. А когда он подъедет поближе и поднимет копье, то заметит прибитую к дереву записку. И в ней будет…

— Арррр, уорррр, харррр! — прорычала Бекка.

Девушки прыснули от смеха.

— Правда, эта шкура… она бурая, — отметила Мира.

— А это плохо?

— Не по сезону. Медведь линяет трижды в год. Зимой и ранней весной он белый, словно снег, осенью — бурый, в тон лежалой листвы, но поздней весной и летом — изумрудный, как папоротник, мох на деревьях и плющ. Сейчас май, шкура должна быть зеленой.

— Сир Адамар никогда не бывал на Севере и не охотился на медведей. Откуда ему знать такие премудрости?

Мира согласилась, пожав плечами. Они двинулись дальше неторопливой рысью. Новый овраг вскоре преградил путь, девушки пересекли его по настилу из бревен. Лес становился все гуще и тенистей.

Упоминание кузена императора встревожило Миру. Неясная мысль возникла в сознании, пыталась оформиться. Адамар — наивен и простодушен. Все придворные такого мнения о нем. Он необидчив, над ним можно подшутить — и всем будет весело, в том числе ему самому… Тьма! Будь я грозным заговорщиком, я старалась бы выглядеть именно так!

— Вы с ним… — Мира запнулась. — Он ваш… альтер?

Бекка фыркнула.

— Альтеров заводят лишь замужние дамы. У одиноких девиц бывают любовники… хотя суть та же.

— Стало быть, Адамар — ваш любовник?

— Нет, просто приятель. Он любит верховую езду. Он славный!

Любит верховую езду, — мысленно повторила Мира. Бекка Элеонора Агата — одна из самых родовитых невест. Кроме того, умна и очаровательна. Кроме того, лучшая наездница Империи. Но две ее старших сестры замужем и не беременеют. Возможно, Бекка бесплодна… Почему я думаю об этом?

Проехали еще один мост, и кроны окончательно сомкнулись над головами. Воцарились сумерки. Тропка сузилась и стала еле заметна, веточки порой задевали волосы, разлапистые кусты папоротника оглаживали конские бока. Пахло сырой древесиной, слегка — гнилью.

Внезапно мысль кристаллизовалась. Мира вздрогнула.

Бекка не станет женой Адриана — владыка не захочет рисковать продолжением рода. Но что, если кузен императора более сговорчив и уязвим к очарованию южанки? Что, если Бекка избрала иной путь к короне императрицы? Адриан не пожелал жениться на ней — и строптивая девица решила возвести на престол другого человека, того, кто уже обещал ей руку и сердце!

Тьма холодная, ведь это объясняет все! Адамар не любовник, а просто приятель? Ну, конечно! Бекка держит его на расстоянии, пока он не выполнит всего, что обещал ей! Адамар простодушен и бесхитростен? Почему бы и нет? Ему не обязательно быть изощренным — ведь хитрый замысел интриги возник не в его голове! Бойкая южанка руководит всем, а рыцарь — лишь орудие! Адамар не бывал на Севере? Настолько подчеркнуто не бывал, что даже принял за чистую монету сказочку про "медвежий заговор"? Чушь! Рыцарь, напротив, слишком старательно скрывает, что знаком с Севером, и переусердствует в этом старании! Еще как бывал! Это он гнался за мной в Предлесье тем страшным днем! Возможно, это именно он лишил жизни отца…

И сейчас я, одна, без охраны, еду в темном лесу следом за подругой этого человека!

Мира был безоружна. За плечами Бекки висел короткий лук. Охотничье оружие, не воинское. Из такого лука бьют белок, зайцев, фазанов… против юной девицы в тонкой тунике тоже прекрасно сгодится.

Значит, бежать? Развернуть кобылу — и ходу? Безнадежно! Бекка нагонит в два счета, можно не сомневаться в этом! По крайней мере, нагонит настолько, чтобы выпустить стрелу.

Но стоп. Ведь она не знает меня в лицо! Думает, что с нею — Глория, дочка Сибил Нортвуд… Эх!.. Бекка-то не знает, но Адамар — он пытался убить меня в Предлесье, смотрел на меня поверх арбалетной дуги! Представляю разговор между ними прошлым вечером! "Как тебе эта северяночка, котик? Такая забавная!" "Да ты знаешь, кто она?! Это сама Минерва из Стагфорта!" "Точно? Ты уверен?" "Еще как уверен! Крашеные волосы не собьют меня с толку! От нее нужно избавиться, и как можно скорее!"

Вдруг Бекка остановила коня, вынуждая замереть и Миру. Перед ними лежал овраг — тот самый, без мостика. Расщелина в земле футов двадцати шириной.

— Нам туда, — указала заговорщица и рванулась к расщелине.

Рыжий жеребец взмахнул хвостом, оттолкнулся, вытянулся в полете — и спустя миг топотнул по земле на той стороне провала.

— Давайте за мной! — поманила Бекка северянку.

Чертовски хитро! Мира даже почувствовала восхищение. И лук не понадобится: Бекка просто громко вскрикнет, когда кобыла Миры изготовится к прыжку, животное шарахнется, и девушка полетит в пропасть. А если и нет, то Бекка без труда сбросит ее с седла сразу после прыжка — достаточно удара палкой. И вот, подоспевшие охранники найдут в овраге исковерканное тело северянки, а заговорщица будет горько рыдать. Какая печальная, ужасная случайность! Как жаль, что северяне — скверные наездники!

— Нет, благодарю вас, я подожду на этой стороне, — покачала головой Мира.

С сорока футов сложно разобрать выражение лица. Разочарование? Досада? Так или иначе, Бекка не настаивала: она кивнула и двинулась дальше одна. Ловка, очень ловка! План провалился, и заговорщица тут же отказалась от него. Милая, мягкая девушка — безупречный образ! Наверняка, она расправится с Мирой на обратном пути. Скорее всего, где-то в лесу заготовлена еще одна ловушка.

Когда Бекка исчезнет из виду, я уеду, — решила Мира. Рыжий круп жеребца мелькнул еще раз-другой среди стволов и пропал. Северянка развернула кобылу… и замерла. По тропе, отсекая ей путь к отступлению, двигались всадники. Один, второй… четверо. Темные невысокие кони, плащи из невзрачного серого сукна, луки и копья. Они выглядели браконьерами, любой принял бы их за браконьеров, однако Мира прекрасно понимала, за какой дичью они пришли. Девушка оцепенела от ужаса. Всадники разъехались веером, неторопливо окружая ее.

Тот, что ехал прямо ей навстречу, остановился в пяти шагах, снял с плеча лук, положил поперек седла. У него была рыжая борода и квадратный подбородок, глаза и лоб терялись в сумраке капюшона.

— Какой забавный зверек нам попался… — негромко пробасил асассин. — Благородная белочка в самой лесной глуши. Что же нам делать с тобою?..

Мира словно окаменела, не могла выдавить ни слова. Да это и не имело смысла. Они заколют ее, что бы она ни сказала. Или сорвут с седла и швырнут в расщелину.

— Взять за тебя выкуп?.. — вел дальше бородач. — Хлопотное дело, да и не верное.

— Как думаешь, — подал голос стоящий слева, худой и высокий, — на четверых ее хватит?

Миру прошиб озноб. Им приказано убить ее, но ведь никто не велел убивать сразу!.. Перед тем они могут… о, боги!

— Тщедушна, — отметил еще один разбойник, заезжая ей за спину, — на четверых вряд ли… под третьим околеет.

— Значит, четвертым ты будешь! — сказал бородач и загоготал.

Тощий двинулся к ней, выставив копье. Острием потеребил край туники.

— А золото у тебя есть, киска? Золотишко, а?

— Ты стукни ее, — подсказал тот, что за спиной. — Стукни древком хорошенько — монетки и посыплются.

— Та! — рявкнул главарь. — Не портить! Ну-ка, слезай с коня, девочка.

"Кончайте уже, бейте скорее!" — захотелось ей выкрикнуть. Она усилием разжала зубы и неожиданно для себя громко сказала:

— Я — дочь графини Сибил Нортвуд. Моя стража скоро будет здесь! Убирайтесь с моего пути, или вам не поздоро…вится!

Голос сорвался на последнем слове. Тощий хохотнул.

— Что-то я не слышу стука копыт. Давай уже, вылезай из седла, дочь графини! Или помочь?

Он упер острие копья ей в грудь. Только бы он не заметил, как она дрожит. Только не разрыдаться и не начать умолять!

Мира резко оттолкнула копье и процедила сквозь ком в горле:

— Если тронете, матушка найдет вас, всех четверых. Вырежет вам печенку и заставит сожрать — у нас, на Севере, так делают с женоубийцами.

Тощий снова гыгыкнул:

— Кусачая киска!

Но бородач… он, вроде бы, отступил на полшага. Рвануться? Проскочить между ними?

И вдруг раздался посвист, стрела вошла в правое плечо тощего. Он вскрикнул, выронив копье. Другой разбойник схватился за лук, но конь под ним заржал от боли и встал на дыбы, швырнув всадника на землю. Мира оглянулась вовремя, чтобы увидеть, как рыжий жеребец Бекки взметнулся в полет. Бородач вскинул лук, но замешкался, не сумел прицелиться в стремительную огненную искру. Южанка очутилась на этой стороне оврага, пронеслась мимо Миры, хлопнув по заднице ее кобылу. Животное тронулось с места, Мира тут же хлестнула изо всех сил, прибавила ходу. Хилая лошадь бородача шарахнулась в сторону, уступая дорогу. Мира поравнялась с асассином и ударила плетью по лицу. Он выпустил стрелу — совсем рядом, кожей почувствовала, как вздрогнул воздух! Но мимо.

А спустя вздох она мчалась по тропе следом за южанкой, прижимаясь к самой холке лошади. Спина зудела и горела, предчувствуя миг, когда сталь вонзится в нее. Сердце грохотало громче конских копыт. Но стрел больше не было, и Мира решилась оглянуться. Никого на тропе — густой лес уже скрыл убийц от взгляда. Кажется, я жива…

— У них скверные, дешевые кони! — крикнула Бекка через плечо. — Клячи, а не скакуны! Ни за что им не догнать нас!

— Да… — выдавила Мира. Ее лицо пылало, руки дрожали.

— Как ты?! — южанка оглянулась на нее.

— Цела.

— Я тоже! Но перепугалась, как… как тьма его знает, кто! Это браконьеры, они могли и убить нас!

Это не браконьеры… И ты понятия не имеешь, что значит испугаться.

Лишь за вторым мостом они решились сбавить ход.

— Как ты это сделала?.. — спросила Мира.

— Конь на дыбы? Легко! Стрела пониже задницы.

— Ты спасла меня, — сказала Мира. — Я северянка, мои слова часто холодны, я не знаю, как сказать иначе. Ты спасла меня.

— Я?.. — Бекка спрыгнула с коня, и, когда Мира последовала ее примеру, обняла ее. — Это ты меня спасала, тьма его знает, какой ценой! Я же видела: ты отвлекала их, чтобы не заметили меня!

— Ты спасла меня, — повторила Мира. — А я думала ты… ты…

Убийца? Заговорщица, изменница? Хитрая ядовитая змея?

— …я думала, ты уедешь, — Мира сумела, наконец, окончить фразу.

— Не-а, — Бекка покачала пальчиком у нее перед носом. — Не знаю, как на Севере, а на Юге так не поступают. И… мне показалось, миледи, или мы перешли на "ты"?

— Зовите меня Ми… — тьма!.. — зови меня Глорией.

— Зовите меня Беккой, — церемонно ответила южанка.

Вскоре они встретили своих охранников. Можно было рассказать им о разбойниках, и мечники, возможно, решили бы наказать подонков. Но тогда девушкам пришлось бы либо опять остаться без охраны, либо отправиться с воинами и вновь повстречать негодяев в серых плащах. Ни то, ни другое им не улыбалось, так что девушки умолчали о случившемся и попросили у воинов прощения за свою выходку. Они думали направить по следам злодеев давешних императорских егерей, однако так и не встретили их.

Обратная дорога прошла почти в полном молчании. Испытание отняло у Миры все силы, она с трудом удерживалась в седле. Удивительно, как тогда, в Предлесье, после нападения ей хватило сил доскакать аж до Клыка Медведя! Наверное, в тот раз горе утраты затмило и страх, и усталость, и все на свете.

У церкви на Привратной площади, где давно уже не было никаких врат, лишь торчали углом две стены, оставшиеся от сторожевой башни, Мира распрощалась с Беккой — тепло, но немногословно. Оставшись вдвоем с Ванденом, она сказала мечнику:

— Прошу вас, сир, не рассказывайте матушке о том, что я сбежала от вас. Она придет в ярость, если узнает.

Воин вздохнул с облегчением.

— Я не знал, как попросить вас о том же, миледи. Если графиня узнает обо всем, то насадит мою голову на пику.

— Боюсь, что пик будет две, как и голов на них, — ответила Мира. — Слово леди, что не скажу ничего.

— Слово воина.

* * *

Вечером Мире сделалось худо. Бил озноб, болела голова, спина покрывалась испариной. Счастье, что леди Сибил уединилась с Кларенсом и не обращала внимания на девушку.

В доме были слуги — добрая дюжина, — но Мира не решалась просить их о помощи. Конечно, они донесут графине о недомогании юной леди, но это еще мелочи. Хуже то, что один из них служит Лорду С!

Миру трясло от жара, она куталась в шали и одеяла, стучала зубами… но, тем не менее, рассуждать могла ясно. Южанка Бекка, к счастью, теперь вне подозрения. Будь она заговорщицей, конечно, не стала бы мешать негодяям прикончить Миру. Тем более, не стала бы спасать!

Однако, Адамар… наиграно простодушный, не интересующийся ничем, кроме охоты, так наивно верящий всем байкам о Севере… это он вчера узнал Миру в образе Глории, кто же еще? Бекка невиновна, Итан — мягкосердечный слуга императора, невообразимо, чтобы он оказался заговорщиком. А больше ни с кем Мира не общалась. Стало быть, это Адамар отправил за нею своих псов, не теряя ни дня! Но вопрос в другом: как он узнал о прогулке девушек? Бекка готовила ему сюрприз с медвежьей шкурой, она не стала бы рассказывать. Графиня Сибил также не говорила — с чего вдруг? Вывод прост: Адамар подкупил какого-то слугу в доме графини, и так узнал о приглашении южанки! Значит, сейчас, в это самое время, кто-то из слуг бежит по улицам Фаунтерры, входит в дом императорского кузена, шепчет: "Юной леди сейчас нездоровится, она лежит в своей комнате, на втором этаже, первое окно от левого края…"

Мира заперла ставни, легла в постель. Ее трясло… и не только от холода. Встала вновь, дрожа в ознобе, спустилась по лестнице в оружейную, взяла кинжал, арбалет, несколько болтов. Ванден, который по случаю нес вахту этой ночью, посмотрел на нее с удивлением, но промолчал. У Миры мелькнула мысль, что изо всех домочадцев только Вандену она и может доверять. Есть твердое доказательство его верности: он сопровождал ее в злосчастной прогулке, и она осталась жива! Хотя ему ничего не стоило бы зарезать девушку, будь он слугой Лорда С.

— Сир… — попросила Мира, — вы могли бы посидеть в зале наверху… рядом с моею комнатой? Мне было бы от этого спокойнее.

— Да, миледи.

Ванден выполнил просьбу, однако спокойнее не стало. Мира спрятала под подушку кинжал, скрипя воротком, взвела тяжелый арбалет. Зажгла еще свечей. Один мечник… Утром Адамар послал за нею четверых. Те не справились. В следующем отряде будет шестеро… или десятеро. А у нее — один мечник и один болт в арбалете. Каково это, когда сталь входит в тело? Что чувствуешь, когда тебя режут на куски?..

Она вынула кинжал, прижала кончик к ладони, надавила так, чтобы выступила капля крови. От укола рука вздрогнула. Мира вжалась спиной в подушку. Один крохотный порез… Они придут с мечами по три фута длиной. Клинки пробьют и тело, и постель, выйдут с той стороны, заливая кровью пол…

Желая убедиться, что Ванден не задремал, Мира постучала в стену. Воин пришел на зов, она попросила чаю. Чай принес не Ванден, а горничная, и Мира сжимала под одеялом рукоять ножа, пока женщина приближалась и ставила чашку на столик. Когда горничная вышла, девушка взяла чашку, тепло влилось в ее ладони, стало чуть легче. Но пить она не решалась. Барон Росбет — он умер, хватая ртом воздух, выпучивая глаза, синея, как утопленник. Это лучше, чем получить клинок под ребра? Пожалуй, нет. Уж точно, медленнее.

Когда чай остыл, Мира вылила его под кровать и постучала в стену.

— Добрый сир, — сказала Вандену, когда тот пришел, — прошу вас, нагрейте мне вина. И будьте добры, сделайте это сами, не просите слуг. Они скажут матушке, что я капризничала ночью…

Ванден принес вина. Глаза воина краснели от бессонной ночи.

Мира выпила полный кубок чуть ли не залпом, голова закружилась. Озноб отступил… но вскоре вернулся с новой силой. Что делать завтра? Я не смогу жить вот так, в смертельном страхе, день за днем! Но что делать, где искать защиты? Графиня Сибил… она рассвирепеет и отправит меня на Север, если узнает. Отправиться на Север — наверное, это неплохо. Там будет безопаснее… Будет? Неужели?! Вспомни, что говорила Бекка об одиноких родовитых невестах! Здесь, в столице, за мною охотится один лишь Лорд С. В Стагфорте наберется толпа таких охотников!

Тогда уговорить графиню усилить охрану? Нанять верных людей?.. Тьфу. В самой этой фразе — уже противоречие! Нанять верных людей! Верные рыцари-вассалы Нортвудов остались на Севере… Они приедут по приказу графини, но пройдут недели, месяцы… Да и не только в этом дело. Я обещала не рассказывать леди Сибил о нападении. Давала слово. Как глупо, как неосмотрительно было дать его! Отказаться от слова? Я — девушка, мне простительно нарушить обещание… Да? Уверена? Все так говорят. Все? А что говорил об этом папа? Папа, папенька, боги, как мне не хватает тебя! Ты бы знал, что делать. Ты бы спас меня, защитил!

Нет, тьма сожри, не спас бы. Ты был со мной, когда нас атаковали, и ты погиб, не убив ни одного врага.

Это была столь горькая мысль, что Мира расплакалась. Внезапно страх отступил — горе вновь оказалось сильнее его. Озноб начал утихать.

— Я не нарушу слова, — сказала себе Мира, упиваясь самоубийственной силой этих слов. Я — первородная, я — потомок Янмэй Милосердной. Я лучше умру, чем нарушу слово. Лучше умру… Я одинока, больна, беспомощна и напугана, есть только одно, за что могу любить себя: я не нарушу слово…

Она достигла дна отчаяния, и падение прекратилось. Мира закрыла глаза и неожиданно забылась сном.

* * *

Следующим утром Мира поняла, что существует способ сдержать слово и при этом остаться в живых. Хотя бы попытаться.

Графиню Сибил всегда сопровождает вооруженная охрана. Если все время держаться к ней поближе, будешь в сравнительной безопасности. Есть также следует только вместе с графиней, одни и те же блюда. Сир Адамар не рискнет отравить правительницу Нортвуда и вызвать огромный скандал лишь для того, чтобы избавиться от девчонки. Ну, скорее всего, не рискнет…

Когда Мира, одуревшая от бессонницы и переживаний, выбралась к столу, леди Сибил успела уже побывать на пробежке и позавтракать. Служанка, знающая вкусы юной леди, сунула в руку Мире чашку кофе, и девушка бездумно хлебнула напитка. Кофе, как выяснилось, не содержал яда.

Леди Сибил задала несколько вопросов о вчерашней прогулке. Мира отделалась общими фразами, но не смогла скрыть своей симпатии к Бекке.

— Она такая… она… — слова "спасла меня от смерти" пришлось задавить в горле, — Бекка — истинно благородная леди!

Графиня хмыкнула.

— Ну, что же… Возможно, я ошибалась в ней, — тон леди Сибил, впрочем, не допускал и намека на сомнения. — Дитя мое, говорят, тебе нездоровилось ночью?

Болтливые твари!

— Да, миледи, но сейчас уже лучше. Я набираюсь сил.

— Вот и прекрасно. Я отправляюсь в церковь, не желаешь ли составить мне общество?

— С удовольствием, миледи.

Это было очень уместно. Как и ожидала Мира, по дороге в часовню их сопровождала шестерка всадников. Стук копыт и хриплые покрики: "Дорогу графине Нортвуд!" — разогнали страхи.

В церкви графиня прочла несколько молитв, чуть заметно шевеля губами, опустив колени на бархатную подушечку перед скульптурой Праматери Сьюзен. Затем неторопливо обошла храм, бросила по нескольку агаток в каждую чашу для подаяний: для хворых, для убогих, для служителей церкви. Мира имела время и возможность подумать, но ничего дельного не шло в голову. Зато девушка ощущала покой и наслаждалась им. Она вышла из храма, почти восстановив силы.

За обедом Мира тщательно следовала правилу и брала в рот лишь те яства, которые вкушала графиня. Леди Сибил любила мясо с кровью, острые приправы, подливы, настоянные на крепком вине. Миру мутило от всего этого, и, чтобы не остаться голодной, она набила желудок лепешками. Вряд ли кто-то сумел бы подмешать яд в лепешку!

После чая служанка подала письмо, и оно вновь оказалось для Миры. Бекка приглашала кататься на гондоле по Ханаю. "Боюсь быть назойливой, — писала южанка, — но вчерашняя прогулка оставила во мне столько впечатлений. С кем и обсудить их, как не с тобой?" Мира отказала ей. Было бы подлостью навлекать на Бекку угрозу, которая нависла над самой Мирой. Особенно если учесть, что охрана Бекки не так уж велика. Южанка претендует на брак с императором, стало быть, всей ее семье служат не больше полусотни рыцарей.

Мира осталась дома. Отобедав, графиня занялась чтением. С самого прибытия в Фаунтерру она читала одну и ту же книгу — "Любовные истории Блистательной династии" — и продвинулась лишь страниц на тридцать. Леди Сибил не умела читать быстро, подолгу застревала на каждой странице и вскоре изнемогала от скуки. Глядя, как графиня тщится заставить себя смотреть в книгу, Мира предложила:

— Не хотите ли, чтобы я почитала вам, миледи?

Это оказалось прекрасной идеей. Мира читала вслух быстрее, чем леди Сибил глазами. К тому же, девушка вкладывала выражение, эмоции, да еще какие! Вчерашний день оставил в ее душе богатейший запас: был и азарт, и тревога, и надежда, и радость спасения, и страх — очень много страха. В книге заходила речь о молодой девушке — Мира представляла себе Бекку и читала с неподдельной теплотой; дело касалось лошадей — и она вспоминала рыжего жеребца, летящего через пропасть; упоминался браконьер или разбойник — Мира вновь чувствовала острие копья на своей груди. Леди Сибил оживилась, стала слушать с интересом, порою даже тихонько ахала. Солнце клонилось к закату, а у девушки пересохло в горле, но графиня велела зажечь свечи, налила Мире кубок вина и настойчиво попросила читать дальше.

Мира была рада. День миновал — без приключений, почти без страха. Она дожила до вечера. Пусть так же пройдет и завтрашний день, и послезавтрашний… Рано или поздно Адамар убьет Шута Менсона, или Плайского старца, или Леди-во-тьме: все они — наследники престола, и должны умереть, согласно плану. Случится новое убийство, и император поверит в опасность, и тогда мы сможем вновь прийти к нему за помощью! Янмэй Милосердная, сделай так, чтобы следующей жертвой оказалась не я!

Однако Мира ошибалась: день еще далеко не окончился. Когда солнце закатилось и в особняке засияли свечи, к ним пожаловал гость.

* * *

— Миледи, к вам пришел некий сударь, — доложил лакей, — он назвался Марком.

Графиня встрепенулась.

— Лордом Марком? Какого рода?

— Нет, миледи, он не называл себя лордом, и имени рода не назвал. Просто — Марк.

— Что ж… — леди Сибил встала, провела руками по волосам, откидывая их назад. Что-то от пантеры или тигрицы было в ее движении. — Проводи его. Но перед тем зови мечников. Пусть будут рядом, наготове.

Лакей вышел, и Мира в тревоге уставилась на графиню:

— Кто он, этот Марк?

— Марк, милая моя, — это глава протекции, тайной стражи императора. Ворон Короны. Он прилетает выклевать твои глаза перед тем, как палач отсечет голову.

Мужчина, вошедший в комнату, был не слишком высок, хотя и крепок. Одет в черный камзол и бриджи, на ногах лакированные туфли, на поясе шпага и кинжал. Забавной франтовской деталью смотрелся белый шейный платок. Лицо его было тонкогубым и скуластым, щеки покрывала щетина. Он выглядел зажиточным горожанином — не знатным, но крепко стоящим на ногах.

— Здравия вам, леди Сибил, леди Глория, — сказал он, подходя.

Графиня смотрела ему в глаза.

— Стало быть, его величество решил унизить меня допросом? Этому не бывать. Адриан хочет спросить меня — пусть сам спросит, и я отвечу. Адриан хочет видеть меня на плахе — пусть прикажет, и я приду на плаху, тьма меня сожри. Но простолюдин не будет допрашивать графиню Нортвуд!

Мужчина в черном примирительно развел руки в стороны и улыбнулся. Это было обезоруживающе неожиданно.

— Миледи, миледи!.. Я не имел ничего подобного в мыслях. Я понимаю, в каком положении вы находитесь…

— Неужели? Просветите меня, сударь!

— Вы приютили бедную девушку, чудом спасшуюся от гибели. Вы рассмотрели и угадали то, чего не видел никто другой: масштабную интригу против самого владыки. Движимая желанием защитить девушку, императора и других невинных людей, что могут попасть под клинок злодеев, вы проделали долгий путь и прибыли в столицу.

Говоря это, Марк медленно приближался. Леди Сибил следила за ним с затаенною злобой. Казалось, она изготовилась к прыжку.

— Вы пришли на прием к императору и откровенно рассказали все. Что же вы получили взамен? Недоверие, унижение, почти открытое обвинение в интриге. Хуже всего то, что слухи об этом мгновенно разлетелись — двор ненасытен в злословье… И вот, вы — благородная графиня Нортвуда — вынуждены жить затворницей в этом доме. Вы избегаете людных мест, балов и приемов. Вы знаете: смешки будут преследовать вас всюду, виться, как оводы. Ваша гордость устроена так, что ее раны гноятся и не заживают чертовски долго. Вы не можете выбрать: вернуться ли в Клык Медведя и тщетно пытаться забыть, отвлечь себя кутерьмой дел? Или остаться здесь, в столице, заглушать мысли вином, — кивок в сторону кубков на столе, — и ждать. Чего ждать?..

Марк подошел так близко, что между ним и графиней осталось две ладони воздуха — не больше. С такого расстояния можно сделать с человеком что угодно: свернуть шею, всадить под ребра кинжал, поцеловать… Графиня не отступила, продолжала глядеть на Ворона в упор. Что-то изменилось в ее лице.

— Чего ждать? — повторил Марк. — Возможно, того дня, когда все поймут, что вы были правы, а владыка ошибся? Может быть, нового убийства?.. Я верно говорю, миледи?

— Я могу приказать, и вас вышвырнут отсюда, — сказала графиня. В ее словах была угроза, но куда меньше, чем могло бы быть. Уж Мира-то знала, на что способна леди Нортвуд.

— Не сомневаюсь в этом, — ответил Ворон. — Но вы будете чертовски неправы. Так не обращаются с союзниками.

— Вы — мой союзник? С каких пор?

— По крайней мере, я принес вам добрую весть.

Рот графини приоткрылся, она моргнула.

— Плайский старец, — сказал Марк, буравя ее взглядом. Глаза леди Сибил раскрылись шире.

— Леди-во-тьме из Дарквотера, — сказал Марк. Графиня смотрела на него, как завороженная.

— Бедная Минерва из Стагфорта, один раз обманувшая смерть, — отчеканил Марк. Графиня беззвучно ахнула.

— "Кто же из них?" — думаете вы сейчас. Чью жизнь отобрали злодеи? И что же чувствовать из-за этого? Радость ли, печаль? И если радость, то скрывать ли ее от проклятого Ворона?

— Так кто же?! — процедила графиня.

— Сир Адамар, двоюродный брат владыки. Погиб нынешним утром на охоте.

Мира вздохнула. Один быстрый глубокий вдох, почти бесшумный. Но Марк метнул в ее сторону косой взгляд.

— Сир Адамар… — повторила леди Сибил и только теперь отступила на шаг. Села у стола, указала Марку: — Садитесь… Хотите вина?

Мужчина сел рядом с нею, взял кубок. Графиня налила ему, они выпили.

— Теперь позволите задать вам несколько вопросов, миледи?

Графиня махнула рукой.

— Вы были знакомы с сиром Адамаром?…

…Мира продолжала стоять, и мысли сыпались на нее градом, как стрелы, выпущенные сотней лучников. Плайский старец, Леди-во-тьме — зачем Марк перечислил других наследников? Конечно! Он проверял графиню, ждал на ее лице удивления, называя имена "не тех" жертв. Точно как я проверяла Адамара в саду Люмини. Теперь Марк знает, что леди Сибил невиновна — как и я знала, что невиновен Адамар! Знала, ведь он прошел проверку, но усомнилась. А ведь был шанс — полшанса, четверть шанса! — спасти наивного охотника. Те подонки в лесу приходили не за мной. Конечно, теперь это ясно! Они готовили засаду Адамару, а на нас с Беккой наткнулись случайно. Потому и мешкали, не решались убить нас — смерть благородных девиц поднимет шум, Адамар отменит охоту, засада сорвется! Они решили просто напугать меня, чтобы я бежала без оглядки и никому не сказала о них — и, будь я проклята, так и вышло! Может быть, расскажи я об этом — Вандену, леди Сибил, егерям, Адамару — всем! — может, удалось бы нарушить их планы! Но нет. Дура. Пугливая дура!

Тем временем графиня рассказала Марку о том, что сира Адамара знала давно и даже немного симпатизировала ему. Он был простодушен, но добр, и хорош как воин. В прошлом году на летнем балу она отдала ему второй танец. Марк спросил, виделась ли графиня с Адамаром этой весной, и она сказала — нет, с ним, как и почти ни с кем другим она не виделась. Сидела дома, пила вино, зализывала гордость. Вы все верно рассмотрели, чтоб вам неладно. Кто был не в ладах с рыцарем, имелись ли у него враги? Спросите об этом его сквайров — те лучше всех знают подобные вещи. Но ума не приложу, кто мог быть его врагом. Адамар прост, благороден, не надменен, не особенно богат, если брать по меркам Династии. Кто и что мог с ним не поделить?..

Мира терзалась сомнениями — будто клубок змей сплелся внутри души. Нужно сказать Марку. Но сказать — нарушить слово. Тьма, вчера я готова была умереть за это слово, а теперь, вот так, запросто!.. Но ведь многое поменялось, разве нет? Если я расскажу, то помогу протекции искать заговорщиков. А не скажу — выйдет, что защищаю их! Но с другой стороны, что изменят мои слова? Бедный сир Адамар мертв, его не воротишь. Проклятье. Проклятье!

— Как он умер? — спросила графиня.

— Бедняга упал с коня в овраг, миледи, и свернул себе шею.

И тут Мира вмешалась в разговор:

— Это было в четвертом овраге, где нет мостика, а на дне течет ручей, верно?

— Откуда вы это знаете? — Марк пружинисто повернулся к ней.

Еще не поздно отвертеться! Свернуть, что, мол, опасное место, не всякий конь возьмет преграду в двадцать футов…

Нет, тьма, уже поздно. Да я и не собиралась сворачивать.

— Миледи, — обратилась Мира к графине. — Обещайте, что ничего не сделаете Вандену.

— Вандену?.. Мечнику? А он тут причем?

— Поклянитесь, миледи, прошу вас!

— Хорошо, дитя мое, Ванден будет прощен, хоть и не знаю, в чем он виноват. Теперь говори!

— Я была вчера там, у этого оврага, и видела преступников.

Девушка рассказала все, как было.

Леди Сибил все больше округляла глаза от удивления. Марк же смотрел остро, пронзительно. И как я не заметила раньше? У него взгляд… таким взглядом ястреб высматривает мышь за милю!

— Не запомнили ли вы, юная леди, каких-нибудь примет этих злодеев?

— Они были в серых плащах, на дешевых конях… С пиками и луками… Лица накрыты капюшонами…

Это звучало жалко. В любой книге именно такими описывают разбойников — серыми, безликими. Ну же, вспомни хоть одну особенность, хоть что-то странное!

— Главарь носил рыжую бороду — вот такую, — Мира провела руками вокруг подбородка.

Марк кивнул. Рыжая борода — почти ничего. На востоке Империи полным-полно рыжих мужиков.

— А у тощего был выговор, словно у северянина.

— Интересно. Северянина из какой земли? Ориджин? Нортвуд? Шейланд?

Мира задумалась. Стагфортцы точно говорили иначе, Нортвудцы — также, Ориджины — кажется, тоже…

— Я не могу вспомнить, чей выговор он мне напомнил. Просто отчего-то мне показалось, что он с севера… и что он не так уж беден.

— Вот как… — Марк потер подбородок. — Верно ли я понимаю, миледи, что вы отправились к этому оврагу вместе с Беккой из Литленда, чтобы устроить… эээ… неожиданность сиру Адамару?

— Да, сударь. Мы хотели подшутить над ним.

— И шутка эта состояла… напомните-ка, в чем именно?

А теперь он проверяет меня. Буравит, пронизывает темноглазым взглядом.

Мира в точности повторила все детали, включая и то, что шкура оказалась бурой, а не зеленой, как следовало бы, и почти дословное содержание записки.

— Стало быть, ради этой шкуры и записки, юная леди, вы сбежали от стражников и отправились в лесную глушь? Где, по странной случайности, как раз и встретили преступников?

— Да, сударь.

— А кто был автором идеи вашей… шутки?

— Леди Бекка, сударь… — Мира замялась, не вполне уверенная. В самом деле, кто?

Марк чуть склонил голову — будто с любопытством или недоверием.

— Однако, простите меня, юная леди, но звериный заговор, шкура медведя — это выдумка в духе Севера, а не Юга. Не правда ли?

Леди Сибил усмехнулась и ответила вместо Миры:

— Конечно, Север! Это моя дочь выдумала, а не Бекка. Просто она скромничает. Позавчера, когда повстречала сира Адамара в саду Люмини. Расскажи ему, милая.

Вот этого рассказывать точно не следовало. То, что Мира проделала с сиром Адамаром, очень уж напоминало методы самого Марка, и он, в отличии от леди Сибил, не сможет их не распознать. Но теперь отступать некуда. Девушка рассказала о прогулке в саду, о знакомстве с Беккой и Адамаром, пересказала свои охотничьи байки. Марк смотрел на нее все внимательнее. Внимательно аж до мурашек по спине.

— Миледи Глория, — спросил он, — сильно ли я ошибусь, если предположу, что вы устроили сиру Адамару некоторого рода проверку? Любой, кто бывал на Севере, понял бы, что вы говорите чепуху. Сир Адамар не уличил вас, значит, не был на Севере, значит, невиновен в покушении на Минерву из Стагфорта. Я правильно восстановил ход вашей мысли?

Леди Сибил встрепенулась и одарила девушку холодным долгим взглядом. Теперь, с помощью Марка, она поняла истинную цель забавных шуток Миры. Девушка поежилась. Графиня дважды строго велела ей не пускаться в расследование. Столь откровенное неподчинение не пройдет даром.

— Я не вдумывалась так глубоко, как вы, сударь. Мне просто пришел на ум этот "медвежий заговор", и подумалось, что будет забавно немного подшутить над охотником.

Было заметно, что ни Марк, ни леди Сибил не поверили ей.

— Хорошо, миледи. Позвольте мне вернуться к вашему вчерашнему приключению в лесу. Мысль улизнуть от стражников принадлежала леди Бекке?

— Да, сударь.

— И вы легко согласились с нею?

— Да.

— Почему же?

— Мне было любопытно.

— Как проявила себя леди Бекка, когда вы столкнулись с разбойниками?

— Она спасла мне жизнь.

Мира повторно пересказала историю спасения, вложив все свое чувство благодарности к южанке. Она постаралась изобразить Бекку в как можно лучшем свете. Марка, впрочем, это не слишком впечатлило.

— Однако, было такое время, когда леди Бекка находилась по ту сторону оврага, а вы — по эту, и вы обе не могли видеть друг друга?

— Было, сударь.

— Долго ли?

— Почем мне знать, сударь? Как раз в это время меня собирались изнасиловать и убить. Такие мгновения тянутся дольше, чем иные часы.

С каждым следующим вопросом Марка графиня хмурилась все сильнее, и, наконец, не стерпела.

— Сударь, никак, вы избавили меня от подозрений, но вознамерились допросить мою дочь?

— Нет, миледи…

— Молчите! — оборвала Сибил. — В чем, по-вашему, может быть виновна моя девочка? Она помогла убить сира Адамара, которого позавчера увидала впервые?! Или она замышляет против самого владыки?! Не смейте предполагать такое! Я запрещаю вам.

— Простите, миледи, — Марк опустил глаза, словно сдаваясь. — Мой язык иногда подводит меня и бывает неоправданно груб.

— Так следите за ним! В Нортвуде непослушные языки принято выдирать раскаленными клещами. Запомните это!

— Да, миледи. Простите за беспокойство, я не стану больше досаждать вам.

— Рада слышать.

Марк встал и откланялся, леди Сибил едва заметно кивнула ему. Однако перед тем, как выйти, он взял кубок со стола и нахально допил остаток вина. Графиня усмехнулась его дерзости и махнула рукой: мол, я оценила, а теперь — вон. И Марк ушел.

Леди Сибил сдержала обещание и не наказала Вандена, даже не сказала ему ни слова. Однако Мира хлебнула полной ложкой.

— Ты — непослушная дрянь. Неблагодарная заносчивая мелюзга! — цедила графиня, постепенно поднимаясь до крика. — Как ты смела?! Я ли мало дала тебе, я ли, скажи?! Я защитила тебя, привезла в столицу, ты живешь в моем доме, ешь за моим столом, пьешь мое вино! Все, что требовалось от тебя — просто знать свое место! Но нет, ты лезешь, сунешь свой крысиный носик туда, куда даже я не смею! Леди?! Какая ты леди! Ты и до горничной не достаешь! Иная собачонка получше тебя будет!

Мира терпела. Она знала, на что шла, когда рассказывала о своих проделках. Чувство облегчения после вчерашних ужасов помогало терпеть и молчать. Но, когда графиня в очередной раз обозвала ее неблагодарной дрянью, девушка не сдержалась и прошипела сквозь зубы:

— Можно подумать, вы все это устроили ради моей благодарности. Кажется, вы надеялись на благодарность персоны поважнее.

— Что ты сказала?! — крикнула Сибил. — Повтори, что сказала?!

Мира нервно ухмыльнулась. Графиня схватила со стола полупустой кувшин и запустила в стену. Сосуд с треском разлетелся, алые пятна расплылись по камням. От резкого движения рукав платья графини порвался, она уставилась на прореху, скрипнула зубами от злости и быстро шагнула к Мире. Ладонь графини взлетела, нацеливаясь для пощечины. Девушка вскрикнула. Леди Сибил остановила руку в дюйме от лица Миры. Перевела дух, отступила назад.

— Убирайся наверх, отродье. Проведешь неделю в своей комнате, на хлебе и воде.

Мира сумела овладеть собой.

— Да, миледи.

— Нет, стой.

Графиня отодрала от платья злосчастный рукав, затем второй. Швырнула Мире оба куска материи.

— Сперва убери здесь! Затем — в комнату.

— Да, миледи.

Мира уснула голодной и чудовищно уставшей. Однако спала крепко до самого утра. Как хорошо спится, когда уверен, что проснешься живым!

Ее заключение продлилось до следующего вечера. Перед закатом дверь распахнулась, в комнату вошла графиня, держа в руке гербовый конверт. Девушка разглядела скрещенные перо и меч.

— Владыка Адриан шлет нам приглашение на летний бал, — произнесла леди Сибил, протягивая конверт Мире. — Нам обеим. Мы с тобой — представители Великого Дома, и не нуждаемся в специальном приглашении для летнего бала. Имеем право посещать любые дворцовые балы, кроме закрытых. Так что приглашение — это жест. Владыка просит у нас прощения… в той мере, в какой может себе позволить.

Мира проглядела письмо. Леди Сибил добавила, прежде чем уйти:

— Завтра я позову швею. Подумаем вместе над нарядом для тебя.

— Да, миледи.

Мира поняла: графиня также попросила прощения. В той мере, в какой могла себе позволить.