4, 5 июня 1774 г.

Фаунтерра

"Миледи, я имел удовольствие познакомиться с вами на балу…"

Мира поставила галочку на обороте первого из писем — она использовала его для счета. Вступление "Приветствую вас, прекрасная леди Глория!" набрало уже четыре галочки, слова про "удовольствие познакомиться" — шесть, "Я не могу забыть наш с вами танец" — три. Любопытно, какой вариант вступления победит? Мира ставила на "прекрасную леди Глорию". Пока "удовольствие познакомиться" впереди, но темная лошадка еще способна совершить рывок!

Стопка распечатанных писем росла перед Мирой. Реже это были свидетельства почтения и лирические воздыхания, чаще — деятельные приглашения куда-либо: в театр, в сады Люмини, в галерею живописи, в театр, на речную прогулку, в сады Люмини, на чаепитие… Леди Сибил настойчиво советовала ответить всем до единого — этого, по меньшей мере, требует вежливость. Мира не помнила большинства из этих людей: кто они, как выглядят, как танцуют?.. Она не знала, что писать им, кроме: "Милорд, искренне благодарю за приглашение, но вынуждена ответить отказом". Будь у Миры секретарь, она велела бы ему переписать эту фразу на двадцати листах и рассовать по конвертам. Леди Сибил позволила Мире принимать все приглашения, какие придутся по душе. Мира приятно удивилась такой щедрости. В интересах графини было бы держать девушку взаперти: ведь чем больше людей познакомятся с Мирой в образе Глории, тем громче выйдет скандал впоследствии, когда обман вскроется… Впрочем, у девушки не возникало желания встречаться с кем-либо из этих людей. Будь хоть одно из писем интересным, необычным, примечательным… Но она распечатывала очередной конверт: "Прекрасная леди Глория, мои мысли не покидает наш с вами сказочный танец!" — и ставила новую галочку.

По правде, лишь трех человек в этом городе Мира действительно хотела увидеть. Любому из них хватило бы записки в одну строчку, чтобы девушка приняла приглашение. Но в стопке не было письма от Бекки — и неудивительно: Мира заняла так много ее времени на балу, что, уж верно, наскучила. Не было и письма от Итана: секретарь отчаянно смущался в присутствии дочери графини. Он обещал пригласить ее на танец, но так этого и не сделал. Шумный успех Миры отпугнул его.

Не было и конверта с пером и мечом на печати.

Ты не должна ждать его, — твердила себе Мира. Что дает тебе право ждать? Один-единственный танец?.. Тогда чем ты лучше вот этих?.. Она досадливо теребила листы и выхватывала один наугад: "…миледи, позвольте пригласить Вас в новый шоколадный салон, что открылся на площади Согласия. Надеюсь, что сладости вам по вкусу…" По вкусу, еще бы. Только я жду письма не от вас.

Жду? Правда? Я жду письма?!

Минерва, не будь глупой! Тебе не следует ни ждать, ни даже думать о нем. То, что вас разделяет, — это даже не пропасть. Это как будто ты в Запределье, а он — на Звезде! Не думай, не смей, — требовала Мира… И снова, снова видела искорки в его глазах… Миледи, вы красивы, когда вам весело.

Брала новую записку. "Я имел честь познакомиться с вами…" Мира кривилась, ставя галочку. Пыталась читать дальше и сбивалась, и скатывалась мыслями назад, в позапрошлый день… в хоровод скрипок, размытых лиц, сияющих огней… Леди Глория, вы подарите мне танец?.. Вы сохраните мою маленькую тайну?.. Тьма! Глупая курица, да перестань же о нем думать!

Глаза скользили по тексту. Ну, куда же меня зовут на этот раз?.. Может быть, согласиться и пойти — отвлечься, переключить мысли?.. "Миледи, приглашаю вас на демонстрацию новой диво-машины, которая состоится в Имперском Университете. Под покровительством нашего владыки, всем сердцем увлеченного наукой…" Владыка увлечен наукой. И политикой, и военным делом. Он ведет строительство по всей Полари, перекраивает карту империи, заставляет Великие Дома ходить по струнке… Минерва, пигалица из захолустья, полагаешь, ты вправе думать о нем?! Вспомни: он назвал тебя серпушкой. Тогда это звучало обидно, а теперь — почему-то нет. Возможно, я и есть серпушка… рядом с ним.

Новое письмо — никаких перьев на сургучной печати, никаких мечей. "Я не могу забыть танец, что вы подарили мне…" Галочка…

А он похож на отца — как же я раньше не заметила! Не столько внешностью, сколько характером: мужественностью, быстрым умом, уверенностью, искристым весельем в уголках глаз и губ… сильными плечами.

И еще… у него с отцом — общие враги. Отца убили. Адриана собираются убить.

Мира отодвинула в сторону все листки, кликнула служанку:

— Элис, будьте добры, чашечку кофе.

Сжала виски, сосредоточилась, поймала в памяти хвост цепочки рассуждений, оборванный еще в день смерти Адамара. Тогда Мира на время бросила свое расследование: потрясение от гибели рыцаря было тому причиной, а также и знакомство с Вороном Короны. Глава тайной стражи произвел впечатление чертовски хитрого человека, Мира не сомневалась, что в считанные дни Марк найдет преступников. Однако, миновало уже три недели… Отца убили, Адриана собираются убить. Эта мысль — достаточно обжигающая для того, чтобы не выпускать ее из головы.

Итак. Тогда, три недели назад, Мира считала заговорщиками Бекку и сира Адамара. Глупая двойная ошибка. Кузена владыки больше нет в живых. А кто остался?

Первый наследник престола — шут Менсон. Девушка имела случай полюбоваться им на балу. Наполовину безумный, униженный человек, чудом снискавший расположение самого императора. Сидит у ног владыки, фамильярно хлопает по колену, нагло встревает в любой разговор. Шут пользуется бОльшими правами, чем может показаться на первый взгляд. Не может ли выйти так, что его связей при дворе достаточно для устройства заговора?..

"Вот ползет альмерская змея!.. Пышечка надела хорошее платье — что надо, все видно… Герцог Лабелин — человек-гора. Пироги, сдоба, блиныыы!" Ядовитое, меткое злословие шута первым приходит на ум. Для чего оно служит? Прикрытие заговорщика? Месть двору за пережитые сами Менсоном унижения?.. Так или иначе, вряд ли шут — популярный человек во дворце. Скорее всего, большинство вельмож ненавидят его всей душой. А значит, Менсон — не Лорд С. Даже в случае смерти Адриана шут не сможет занять престол — у него слишком много врагов. Переворот в его пользу невозможен.

Следом за ним в очереди наследования стоит сама Мира. Хм. Чувство было смешанным. Странно, тревожно, абсурдно… Неважно.

За Мирой — двое родичей императора по отцовской линии: Плайский старец, Леди-во-Тьме из Дарквотера. Их не было на балу, и Мира удивилась бы, случись оно иначе. Лорду Плаю перевалило за семьдесят, его жена и все три сына почили много лет назад. Тоскливо даже вообразить себе, на что похожа жизнь этого человека. Он — заговорщик, претендент на трон?.. Сложно поверить. На его месте Мира мечтала бы скорее о могиле…

А Леди-во-Тьме? Она слепа. Считая леди Дарквотер уязвимым противником, бароны Закатного Берега не раз атаковали ее земли и отгрызали куски. Последние годы Леди-во-Тьме посвятила тяжелой и не всегда успешной борьбе за собственные владения. Она также непохожа на заговорщика. Тем более, что ее шансы на трон — после Менсона, Миры и Плайского старца — совсем уж призрачны.

Что следует из этого? Императора намереваются убить, но убийца — не наследник трона?..

Элис принесла кофе. Слизывая терпкую пенку, Мира вспоминала: "Сердцем воспримешь ценность истинной красоты…" Томная рыхлая Валери терзает клавесин, над нею посмеивается платиновая леди Аланис в своем восхитительно простом наряде. Невесты Адриана, претендентки на корону… Почему я думаю о них?.. Конечно! Императрица наследует престол в случае смерти мужа! И это — куда более весомо, чем претензии дальних родственников. Как на счет переворота в пользу свежеиспеченной императрицы?!

Хорошо! Красивая догадка! Семейства претенденток тщеславны, властолюбивы, пользуются влиянием при дворе, сумеют удержать власть после переворота. Подходят по всем пунктам! Стало быть, трое новых подозреваемых… Нет, за вычетом Бекки — двое.

Леди Аланис Альмера — заносчивая, самоуверенная, дерзкая, властолюбивая, да к тому же хладнокровная, как все потомки Светлой Агаты. Ее отец располагает огромным войском и немалым опытом дворцовых интриг. А сама Аланис водит дружбу с Северной Принцессой — значит, не исключено, что могучая армия Ориджинов также выступит в поддержку притязаний Аланис. Из молодой герцогини Альмера выходит настолько прекрасная заговорщица… что в это становится сложно поверить. Вряд ли она вела бы себя столь дерзко, даже вызывающе, имея в планах цареубийство. Преступница заботилась бы о прикрытии, старалась избавиться от подозрений, а удовлетворение своего тщеславия отложила бы до поры — на то блаженное время, когда вся полнота власти окажется в ее руках.

Тогда — маркиза Валери Грейсенд?.. Мира хихикнула при этой мысли. Глупая девчонка, из кожи вон лезет, чтобы изобразить себя идеальной женой, делает из своих детских чувств посмешище для всего двора… Тьма, а ведь именно такой образ и есть наилучшее прикрытие! Никто не заподозрит глупышку Валери, а ей, между тем, только на руку, что двор смеется над нею. Ничего, — возможно, думает Валери, — мой черед смеяться еще придет. Возможно, изобретает на будущее изысканные унижения для своих обидчиц. Может быть, императрица Валери вовсе запретит смех во дворце, а Аланис с Ионой будут обязаны чесать ей пятки каждый день после полудня… Даже в песне маркизы Грейсенд, если приглядеться, сквозит тонкая ирония:

"Здесь от беды спасаю, и мне неведом страх…

Вот наш сыночек играет… тарам-тарам… у нас на глазах".

Это она адресовала владыке. Это она его спасает от беды — какой милый сарказм, если представить Валери участницей заговора! Сыночек играет "у нас на глазах" — это в смысле, под зорким присмотром регентши, вдовствующей императрицы. Наивный Адриан, конечно, к тому времени упокоится на Звезде…

Стоп. Вот несоответствие. Если заговор устраивает семья Валери, а равно и семья леди Аланис, то зачем убивать наследников престола? Даже кузен владыки сир Адамар не смог бы соперничать с императрицей-вдовой, особенно — имеющей на руках младенца. А уж притязания самой Миры не стоили бы и медяка! Тогда зачем на нее напали? И зачем убили доброго рыцаря? Выходит, переворот в пользу императрицы — чушь?..

Или нет?

Именно в год, когда все ожидают свадьбы владыки, за считанные месяцы до помолвки, начинается череда убийств. Совпадение ли это? Хм. Отец говаривал о совпадениях: "Там, куда я выстрелил из лука, по чистой случайности оказалась белка". Но в чем смысл этих кровавых нападений?.. Зачем уничтожать людей, неспособных помешать заговору?..

Мира позвонила в колокольчик.

— Элис, будьте добры, еще кофе. И не такой горький, как этот.

— Простите, миледи, вы всегда пьете именно такой.

— Да?.. Ваша правда, Элис. На балу я попробовала сладкий кофе, мне он понравился больше.

— Слушаюсь, миледи.

— И принесите шоколаду.

— Миледи, шоколад весь вышел… Прикажете послать за ним?

— Нет, принесите марципан или просто сахар — что угодно сладкое.

— Да, миледи.

— И еще — книгу. Она в гостиной, "Любовные истории Династии", я читала матушке вслух.

— В гостиной несколько книг, миледи. Которую из них?

— Я же сказала: "Любовные истории…" Ах, да. Синяя обложка, золотое тиснение.

— Сию минуту, миледи.

В этой книге мелькнуло нечто существенное. Пока шаги служанки щелкали по ступеням, Мира вспоминала: шестнадцатый век от Сошествия, Вторая Лошадиная война, к власти приходит юная владычица Юлиана… Глава посвящена неописуемо горячей и столь же тайной любви императрицы к собственному секретарю, который не рискнул поддаться ответным чувствам и на долгие годы подался в странствия… Но важна не лирика. Тогда, читая вслух для леди Сибил, Мира не осознала, что именно там было, однако ощущение значимости сведений осело в памяти.

Книга легла на стол перед нею, возник серебряный поднос с чашкой кофе, марципаном и парой кубиков сахара на блюдце. Окунув сахар в черную жидкость, Мира принялась грызть его, одновременно листая "Любовные истории". Вот она, эта глава: "Великая Юлиана, Страстная Юлиана". Ну-ка. На девицу Юлиану рода Янмэй падает выбор молодого императора, он объявляет помолвку в последний день летних игр, седьмого августа — как предсказуемо! Свадьба назначается на конец октября, но, к великому несчастию, владыка заболевает легочной хворью и скоропостижно умирает в сентябре. Великие Дома, после нескольких недель колебаний и переговоров, коронуют безутешную невесту. Императрицей становится женщина, не вступившая в брак, а лишь помолвленная с государем!

Династия построена на традициях. Поколение за поколением, правители Полари заключают помолвки седьмого августа и вступают в брак двадцать пятого октября. Образуется зазор в два с половиной месяца, на протяжении которых положение невесты уязвимо. Погибни владыка в это время, его невеста сможет заявить о правах на трон, по примеру Юлианы Великой. Однако прочие наследники престола оспорят ее права, и Великие Дома могут сделать выбор не в пользу девицы. Именно в этом случае необходимо убийство наследников — чтобы расчистить дорогу невесте.

Расправившись с сахаром, Мира принялась за марципан. Солнце поднялось уже высоко, лучи врывались в окно и засвечивали белыми пятнами груду безответных писем на столе. Слишком ярко! Мира задернула занавеси. Невозможно рассуждать об убийствах, когда так ярко светит солнце…

Зачем заговорщикам нужна спешка? Они планируют в августе устроить помолвку Адриана со своей девицей… предположим, с Валери Грейсенд. Не дожидаясь конца октября и законного брака, они убьют владыку, скажем, в сентябре. Чтобы Валери унаследовала корону при столь шатких правах, они расправляются с конкурентами. Но не проще ли дождаться свадьбы? А еще лучше — не только свадьбы, но и беременности, родов? Зачем спешить?!

На миг Мира похолодела. Что, если Адриан смертельно болен?! Что, если он может просто не дожить до свадьбы, и заговорщики знают об этом???

Она глубоко вздохнула и со злостью одернула себя. Нет, Минерва, не будь дурой! К счастью, Адриан — крепок, здоров и весел. Ни капли он не похож на хворого! Ни крохотной капельки! А еще, он дальновиден. Узнай Адриан о своей болезни, назначил бы свадьбу поскорее, вопреки традиции, чтобы после его смерти остался законный наследник трона.

Так что, эта чушь отпадает. Вот уж точно, чушь! Я становлюсь чертовски мнительной. Впрочем, не так уж это странно, как для девушки, которую за три месяца дважды пытались убить. Ах, в июне на меня еще не покушались?.. Ну, дайте срок, еще три недели впереди…

Так все же, зачем заговорщикам спешить?

Мира с тоской поглядела на пустое блюдце и лизнула пятно пудры, оставшейся от марципана.

Нужно или отказаться от виновности невест, или же понять причину спешки.

Допустим, заговорщики планируют начать войну и боятся, что Адриан воспрепятствует этому. Всем известно, что владыка отстаивает мир между Великими Домами… Нет, странная война выходит: с нею можно потерпеть до сентября, но не до ноября. Дело чести — начать войну именно в сентябре? Подарок на чей-нибудь день рожденья?.. Хм.

Допустим, сам Адриан планирует совершить нечто осенью, а заговорщикам это не по душе. Ближе, теплее. Мира легко вспомнила по меньшей мере два плана владыки, которые не вызвали большой радости у феодалов: всеобщий налог с земель и строительство рельсовых путей. "Голос Короны" писал об этом. Только пара великих лордов поддерживают это начинание — граф Шейланд и герцог Альмера. Но осень… почему именно осень? Владыка гнет свою линию уже сейчас…

А что, если… Простые идеи — хорошие идеи! Что, если невеста попросту беременна? Это будет еще незаметно в августе, но точно станет видно в октябре, и владыка расторгнет помолвку! Потому он должен умереть прежде, чем у девицы прорисуется брюшко. И снова на ум пришла Валери Грейсенд. Она уже сейчас немного похожа на беременную! Полные груди, пухлый животик…

Нет, нет, плохо. На меня напали в конце марта. Если это было частью плана, то, значит, Валери уже тогда носила плод. А коли так, то в августе это уж никак невозможно было бы скрыть! Или… возможно?.. А что делают девицы с нежелательными беременностями? Вроде, есть какие-то способы…

Мира вновь взялась за колокольчик.

— Элис, будьте добры, еще одну книгу. Она зовется "Голос Короны" — название из двух слов, на остальных обложках слов больше.

— Конечно, миледи.

— И… Элис, постойте… Вы не знаете ли, что можно сделать с беременностью, если не хочешь ребенка?

Служанка выпучила глаза, Мира запоздало поняла всю тонкость ситуации.

— Элис, я не для себя спрашиваю.

— Д-да, миледи…

— Слышите меня? Не для себя, а для одной знакомой.

— Ко… конечно, миледи…

— Тьма! Элис, я не беременна! — чуть не закричала Мира, красная от стыда и злости.

— Да, миледи, конечно, я верю. Есть такая настойка из трав… Моя сестра знает одну знахарку, та умеет готовить… Хотите, я провожу вас к ней?

— Я все еще не беременна.

— А хотите, попрошу травницу сделать отвар и принесу вам? Стоить будет не больше пяти агаток.

— Благодарю, Элис. Ступайте и забудьте, наконец, этот дурной разговор!

Служанка вздохнула — кажется, с сочувствием. Вышла, Мира крикнула ей вслед:

— "Голос Короны"!

Отлично, Минерва, умница! Теперь леди Сибил присвоит мне титул шлюхи, на месяц запрет в башне и собственными руками вольет в меня полведра травяной настойки. Зато я буду уверена, что средство от беременности существует. Прекрасный способ получать сведения! Интересно, тайная стража императора действует столь же ловко?

Служанка принесла "Голос Короны", Мира взяла, стараясь не смотреть ей в глаза. Быстро нашла статью о налоге и рельсах.

"…его величество Адриан в своей речи заявил, что намерен… рельсовые пути с Севера на Юг и с Запада на Восток, проходящие сквозь все крупнейшие города земель… проделать путь от Первой Зимы до Львиных Врат можно будет менее, чем за месяц… не менее пятисот миль рельсового пути в год. Это потребует дополнительно более миллиона эфесов… Корона учреждает Управление путей, задачей которого будет… Всеобщий налог с земель призван привести к скорейшему исполнению цели и процветанию нашего великого государства. Средства, собранные налогом, будут поступать непосредственно в ведение Управления путей, и затем расходоваться на строительство дорог и искровых цехов…"

Вот! Вот оно! Мира триумфально щелкнула пальцами.

"Его величество сообщил, что полный план обложения налогом, включающий размеры налога для каждой земли и сроки его выплат, будет объявлен на осеннем сборе Палаты Представителей в сентябре".

В сентябре! В сентябре!

Владыка Адриан, по замыслу заговорщиков, должен умереть в конце августа! После того, как заключит помолвку с невестой из их семейства, но до того, как введет в действие ненавидимый лордами план реформ!

Остается, правда, вопрос: чем так досадили заговорщикам рельсовые дороги? Точнее: кому больше они досадили — маркизам Грейсенд из Южного Пути или Великому Дому Альмера? Неплохо бы понять и то, с какого дня закон вступает в силу: со дня, когда император провозгласил его в Палате Представителей? Или же лорды Палаты еще должны проголосовать, признать закон, принести какую-то клятву?..

Отец обучал Миру всему, в чем разбирался сам: грамоте и математике, светским манерам, танцам, игре в стратемы, истории… Даже немного военному делу — Мире было чертовски интересно, она расспрашивала его о тактике и стратегии, а сир Клайв смущался, вынужденный рассказывать такие вещи девушке, и отвечал малословно… Однако в политике он не разбирался, и знания Миры о рычагах государственной власти остались весьма скудны. Стало быть, теперь нужен человек, сведущий в политике.

Леди Сибил пришла на ум первой… но после того, как Элис доложит ей о "беременности" молодой леди, лучше не приближаться к графине ближе, чем на расстояние арбалетного выстрела. Однако советчика не так уж сложно найти. Мира проглядела стопку утренних писем, теперь обращая внимание на титулы и должности. Некий виконт… некий барон… студент Университета (к сожалению, будущий доктор, а не политик)… рыцарь… еще один… О! "Колин Фелисия Анжела из Солтауна, я имею честь служить помощником лорда-представителя от Южного Пути". Колин Фелисия приглашал Миру увидеть новую чудо-машину, созданную Университетом. Прекрасно! То, что нужно.

Мира быстро набросала несколько строчек. Демонстрация машины назначалась на седьмой час вечера — помощнику представителя вполне хватало времени, чтобы получить ответ и прислать за девушкой экипаж.

Затем она написала подруге.

"Милая Бекка, моя неоднократная спасительница. Не смею больше скрывать от тебя свою страшную тайну. Я — сладкоежка. Составь мне компанию завтрашним вечером в новом шоколадном салоне на площади Согласия. Ты услышишь мою исповедь и увидишь меня в действии. Искренне твоя северянка".

* * *

Сцена университетского зала собраний была разделена ширмой на две половины. В левой грозно возвышался механизм — та самая чудо-машина. Ее скелет состоял из четырех массивных стальных цилиндров, снизу доверху плотно опутанных проволокой. Требовалось совсем немного фантазии, чтобы вообразить себе четверку латников, скованных цепями. К их ногам, будто испуганные зверьки, прижимались мелкие детали машины: медные емкости, катушки, пластины, трубки. Отростки проводов сетью опутывали их, намертво приковывали к четырем стальным исполинам. На помосте перед машиной находился деревянный столик. Человек, что сидел за ним, был одет в черную мантию и квадратную шапочку, и выглядел сгорбленным карликом рядом с могучим механизмом. На столике находились несколько рычажков, дощечка для записей, кусочки мела, и — наиболее загадочный — барабан, поставленный на ось, как юла. Бока барабана усыпали мелкие значки — циферки и буквы. Корешки проводков, что испускал барабан, тянулись вниз и врастали в основание машины. Провода змеились, закручиваясь в дикие кольца, детали механизма блестели тускло и зловеще. Машина выглядела порождением хаоса, прибежищем демонов — подручных Темного Идо.

В правой половине сцены размещался второй механизм, похожий на первый, будто брат-близнец. При нем также имелся механик в черной мантии и шапочке. Пучок проволок, протянувшийся под ширмой, связывал меж собою две машины. Заправлял всем действом крайне худой магистр со впалыми щеками и горячечным блеском в глазах. Неспособный стоять на месте, он рыскал вдоль сцены, меча в публику искровые взгляды. Магистр производил впечатление человека одержимого, к тому же страдающего тяжелой формой лихорадки.

Атмосфера могучего и мрачного ритуала, леденящего кровь таинства, царившая в зале, приводила Миру в полный восторг.

— Господа, для начала мне потребуется ваша помощь, — призвал магистр, сверкая глазами. — Я прошу одного из вас выйти на сцену!

…Доброволец будет принесен в жертву Проволочному Богу, — добавила Мира в своем воображении. Лишь вкусив человеческой крови, Проволочный Бог смилостивится и приведет в действие машину!

— Ну же, господа! — повторил магистр. — Не робейте, окажите небольшую помощь для успеха нашего эксперимента!

Слово "эксперимент" чертовски нравилось Мире. Она почти решилась подняться с места, когда ее опередили. На сцену вышел молодой человек, одетый семинаристом.

— Что от меня требуется?

— Будьте добры, напишите что-нибудь на этой дощечке. Любую короткую фразу, несколько слов!

Семинарист склонился над столом, недолго поразмыслил и заскрипел мелом.

— Благодарю вас! — сказал магистр, взял у него дощечку и протянул механику. — Обратите внимание, господа: никто не произнес вслух написанных слов. Теперь мы позволим машине сделать свое дело. Приступайте, Бертрам!

Механик прочел записку, сверился с некой таблицей, укрепленной на корпусе машины, и защелкал рычажками. Насколько Мира могла заметить, он набирал некую комбинацию, выдерживал паузу в пару вдохов, затем переводил рычаги в новое положение, затем — снова. Например, механик сдвигал два рычажка вверх, три вниз, а следующий — снова вверх. Пауза, все рычаги вниз. Дальше — один вверх, два вниз, три вверх. Пауза, все вниз. Через один — то вверх, то вниз. Пауза — снова все вниз. Руки Бертрама порхали над рычажками, будто по клавишам клавесина. Машина издавала ровное, очень низкое урчание. Зрелище завораживало, зал погрузился в тишину.

— Что он делает? — спросила Мира у спутника.

— Сейчас нам все расскажут, — прошептал Колин в самое ее ухо. Девушка поморщилась.

Казалось, ничего не менялось на сцене, только рычажки все щелкали под руками механика. Но вот Мира перевела взгляд на вторую машину — ту, что стояла справа от ширмы. Оказалось, она пришла в движение: барабан над столом медленно вращался, а механик, пристально наблюдая за ним, записывал что-то на дощечке.

Щелканье рычажков неожиданно прекратилось, Бертрам громко сообщил:

— Передача завершена.

Магистр крикнул через ширму второму механику:

— Гарольд, зачитайте, что вам удалось принять!

— Славься в веках, Праматерь Янмэй Милосердная, — механик Гарольд прочел слова, списанные с барабана машины.

Семинарист ахнул.

— Скажите нам, господин, эти ли слова вы написали по моей просьбе?

— Да, магистр… Но как это возможно?!

Магистр схватил записку со стола Бертрама и провозгласил:

— "Славься в веках, Праматерь Янмэй Милосердная"! Эту фразу написал наш любезный гость, Бертрам передал ее при помощи искры с первой машины на вторую, где Гарольд принял и прочел слова. Как видите, все передано и воспроизведено в полной точности!

Зрители силились осознать произошедшее, но мало кто преуспел в этих потугах. Хаос, воцарившийся в мозгах публики, вполне отражали реплики, что посыпались из зала.

— Колдовство какое-то!

— Как оно работает?

— Это что же, записка перенеслась через сцену?..

— Одна машина читает слова, а вторая пишет?

— Искра может читать и писать! Потрясающе!

— Нет, точно колдовство!

— А может ваша машина нарисовать рисунок?

Магистр терпеливо принялся пояснять.

Нет, колдовство тут совершенно не при чем, машина использует силу искры — ту же, что освещает соборы, закачивает воду в водонапорные башни, приводит в движение рельсовые поезда. Записка на дощечке никуда не переносилась — вот она, на столе у Бертрама. Машина ничего не читала, записку прочел механик, а не машина, и, двигая рычаги, он как бы… эээ… объяснил машине содержание записки, перевел ее на "искровый язык". Слова "искрового языка" поступили по проводам во вторую машину, и она…

— Слова по проводам? Это как?

— Внутри проводов слышно звуки?..

Чтобы публике стало понятнее, магистр пригласил всех желающих осмотреть машины поближе. Не теряя времени, Мира выбежала первой, за нею образовалась очередь.

— Миледи, не напишете ли свое имя?

Машина урчала, как затаившийся в пещере хищник. Мира не без опаски приблизилась к ней, неловко нацарапала мелом на дощечке: "Глория", и принялась следить за действиями механика Бертрама. Тот взял у нее записку и поглядел на деревянную таблицу, привязанную к одному из цилиндров машины. Там были выписаны все буквы алфавита, а также цифры. Против каждой буквы стоял ряд стрелочек, часть указывали вверх, часть — вниз. Положения рычажков — вот оно что! Каждой букве и цифре отвечал свой рисунок из рычажков, механик воспроизводил его, и тем самым пересказывал машине текст записки!

Бертрам добрался до буквы "о", переведя все рычаги, кроме последнего, в верхнее положение. Мира бросилась через сцену к другой машине и прилипла взглядом к барабану. Перед ним — теперь девушка рассмотрела это — висела на пруте квадратная рамочка, крохотное оконце. Когда барабан вращался, буквы, выгравированные на нем, проходили за окошком. Он остановился, в просвете оконца показалась "о". Механик мелом добавил эту букву к "Г" и "л", записанным на его дощечке. Барабан крутанулся вновь, подведя тонкую печатную "р" под оконце. Прут был слегка погнутым, рамка краем задевала соседнюю букву.

Один за другим люди подходили к первой машине, писали свое имя, показывали механику. Неутомимый Бертрам снова и снова щелкал рычажками. По примеру Миры, зрители перебегали ко второй машине и смотрели, как крутится барабан, показывая сквозь окошко буквы имен. Первая машина озадачивала многих: редко кому удавалось понять, что делает Бертрам и как переводит слова на "искровый язык". Зато второй механизм приводил всех в восторг! Потрясающе просто: смотришь в окошко — и читаешь букву за буквой! Скоро добрая треть зала сгрудилась за спиной у Гарольда, наблюдая за неторопливыми движениями барабана. Кто-то ахал, кто-то читал вслух, складывая по слогам, другие спешили угадать прежде, чем машина допишет имя:

— Джо…на… Джонатан!

— Мар… Мария?…га… Маргарет!

— Бер… на… Бернард, это Бернард!.. Нет, Бернардина!

Лишь пара дюжин зрителей остались на своих местах в зале. Мира предположила, что эти люди неграмотны и бояться опозориться, когда им предложат написать имя. Как раз они были настроены наиболее скептично, то и дело покрикивали:

— Медленная ваша машина! Человек быстрее читает!

— Зачем оно надо?! Искрой лучше дома освещать!

— Вы не то дело делаете! Сколько безграмотных людей вокруг, а вы машины учите грамоте!

— Да, верно, зачем оно нужно?!

— Зачем?

Магистр несколько раз хлопнул в ладоши, призывая публику к тишине.

— Совершенно резонный вопрос, уважаемые господа. Зачем нужна данная машина? Ответу посвящена вторая часть нашего эксперимента. Попрошу вас вернуться на места!

С большой неохотой зрители поползли со сцены, ученый бойко продолжал:

— Вам следует знать, господа, что приемная машина способна услышать передающую на любом расстоянии, если только они связаны проводом. Самый громкий крик человека не будет слышим уже за двести ярдов, но для разговора машин ни миля, ни десять миль, ни сто не составят препятствия. Если протянуть провод из одного города в другой, и на одном конце поставить эту машину, — он махнул рукой в левый конец сцены, — а на противоположном конце — вон ту, ваши слова будут передаваться из города в город так же легко, как на этой сцене!

— Быть не может!

— Чепуха!

Магистр снисходительно улыбнулся, обошел одну из машин и потеребил черную кишку, тянущуюся из ее чрева:

— Господа, куда ведет этот провод?

— Под ширмой к другой машине! Вон же его видно!

— Верно, господа. А этот?

Ученый дернул другой провод — он шел от машины вглубь сцены, за кулисы.

— Кто его знает…

— В буфет? — сострил кто-то. Несколько голосов хохотнули.

— В Алеридан, — со спокойным достоинством ответил магистр.

Кто-то вновь хохотнул, но как-то несмело.

— В город Алеридан? Столицу Альмеры?!

— Да, господа. В университете Алеридана, за двести пятнадцать миль от нас, расположена такая же машина. В ближайшие полчаса мы с вами будем иметь возможность поговорить с нею. Когда загорится эта лампа, — он указал на стеклянную колбу наверху машины, — это будет означать, что Алеридан готов к беседе.

— Не может быть! Вы нас принимаете за… — начал некто с галерки, и в этот момент лампа замерцала синим светом.

Барабан машины пришел в движение, механик зачитал по слогам во всеуслышание:

— Але-ридан привет-ствует Фаун-терру. 12 ию-ня 1774 от со-шес-твия, 8 час по полу-дни.

Драматическую паузу, воцарившуюся за этим сообщением, прервал раздраженный вопль:

— Это обман! Чепуха, быть не может!

Немало голосов поддержали его:

— Да, надувательство чистой воды. Скоморошество! На площадях показывайте свои фокусы!

Магистр преспокойно сложил руки перед грудью:

— Господа, наша машина делает столь дивные вещи, что в это, действительно, сложно поверить. Нам и самим порою не верится, что разговор на огромном расстоянии теперь возможен. Для доказательства мы припасли несколько средств. Кто из вас хорошо знает город Алеридан?

Несколько человек поднялись на ноги.

— Ну-ка, задайте вопрос, на который сможет ответить лишь коренной алериданец.

Один из мужчин первым придумал вопрос:

— У какого барона дом на Пекарской улице?

Бертрам принялся щелкать рычагами, несколько зрителей вышли на сцену и придирчиво следили, чтобы механик не схитрил.

— Ну, что он там щелкает? — раздалось с галерки.

— п… е… к… — один из наблюдателей водил пальцем по таблице, сверяя буквы и рычажки, — а… х… нет, тьфу, это эр… с… к… вроде, все правильно!

Мира затаила дыхание.

Барабан зашевелился, подставляя знаки под оконце.

— С… в… и… — зачитал ответ наблюдатель, — н… т… у… с… Что, все? Свинт Ус?..

Уроженцы Алеридана дружно заулыбались.

— Свинтус! Все верно! Там на Пекарской улице сгорел мучной склад, его никак не восстановят. Остались куски стен да пепелище, и соседи скидывают туда весь ненужный хлам. Горожане зовут это место домом барона Свинтуса.

— Господа, — подытожил магистр, — мы задали вопрос человеку, находящемуся за двести пятнадцать миль от нас и получили его ответ. Запомните этот момент!

Часть зрителей осторожно захлопала, многие по-прежнему не верили.

Магистр предложил задавать новые вопросы. Публика наперебой принялась сыпать загадками, ответы на которые якобы мог знать только житель Алеридана. Сколько в городе соборов? Какой самый высокий дом? Кто самый богатый человек в Алеридане? Долго ли идти пешком от рынка до герцогского замка? Кто из семьи герцога сейчас в Алеридане? Какая стоит погода?.. Помедлив самую малость, барабан машины приходил в движение и всякий раз сообщал правильный ответ. Но большинством зрителей все равно владели сомнения.

Все эти вопросы, по сути, мало что доказывают, — подумала Мира. Коренной алериданец, прибывший в столицу последним поездом, с легкостью ответит на них. Он может сидеть в соседней комнате, а не за двести миль.

— Позвольте мне спросить! — воскликнула северянка. — Когда ушел последний состав из Алеридана в Фаунтерру? Сколько в нем было пассажиров?

Магистр хлопнул в ладоши.

— Вот! Прекрасный вопрос! Поезд, что ушел из Альмеры позавчера, прибудет в столицу сегодня в десятом часу. Поскольку он еще в пути, то ни я, ни кто-либо другой, находящийся в Фаунтерре, не может знать ответа. Итак, спросим!

Бернард отщелкал рычажками вопрос. Барабан сообщил ответ:

— Не счи-та-ли пас-са-жи-ров. Но в 3 ва-го-не бу-дет наш сту-дент. С ним бе-лый флаг с чер-ны-ми бук-ва-ми: "го-лос на рас-стоя-нии".

Часть публики полезла в карманы за часами. До прибытия поезда оставалось около часа. Вскоре представление окончится, зрители непременно ринутся на станцию — проверять.

Затем магистр предоставил возможность жителям Алеридана убедиться, что они действительно говорят со столицей. Барабан стал выписывать вопросы, принесенные из Альмеры. Какая погода в столице? Кто живет на такой-то улице, где расположена такая-то площадь, сколько есть мостов через Ханай, в котором из дворцов сейчас император?.. Зрители отвечали при помощи механика с его рычажками, некто смелый даже вызвался набрать самостоятельно несколько слов. Вдруг с того конца провода пришел вопрос, смутивший Миру:

— С кем танцевал на балу владыка?

— Разумный вопрос! — порадовался магистр. — Вчерашний поезд из Фаунтерры еще не прибыл в Алеридан, и там никто не может знать подробности бала. Давайте же ответим, а когда придет поезд и принесет известия, алериданцы убедятся, что ответ был верным. Ну, кто знает?

Публика, в основном, состояла из студентов и зажиточных горожан. Дворян почти не было. Мира порадовалась, что никто, кроме спутника, не знает ее в лицо. Всеобщее внимание смутило бы ее.

— Глория, дочь леди-медведицы! — крикнул кто-то.

— Да-да, верно, Глория Нортвуд!

Ого, быстро расходятся слухи! Мира притихла, надеясь, что ее не заметят и не узнают.

— Леди Глория Нортвуд! — вдруг заявил во весь голос Колин Фелисия и, потянув за руку, вынудил ее подняться.

Публика зааплодировала, Колин отвесил поклон — видимо, он был знаком с кем-то из зала. Магистр воскликнул:

— Леди Глория, большая радость видеть вас здесь! Благородные господа, к сожалению, редко проявляют интерес к науке. Но да будет вам известно, что сам владыка Адриан отметил наше изобретение и оказал нам покровительство. Лишь благодаря его поддержке мы добились таких результатов!

— Его величество поступил мудро, как и всегда. Ваша машина удивительна, она — шаг в лучшее будущее человечества.

Мира поспешила сесть и спрятаться за высокой спинкой скамьи от любопытных взглядов галерки. Колин над ее головой перемигивался с кем-то. Девушка думала об Адриане, покровителе науки. Когда-нибудь книги назовут его Адрианом Мудрым… и это ничего о нем не скажет. Мудрость — лишь крохотная часть всего, что таится в этом человеке.

* * *

— Как вам понравилось представленьице? — спросил Колин Фелисия, когда они шли меж бурых корпусов Университета, возвращаясь к своему экипажу.

— Потрясающе, — призналась Мира. — Я не представляла, что на свете может быть нечто подобное!

— На свете бывает и не такое, — со знанием дела заявил Колин.

— Когда проложат провода, мы сможем говорить из Фаунтерры с Севером! Можно будет отправить письмо в Клык Медведя, и его получат в ту же минуту! Невероятно!

Мира только начинала понимать все значение изобретения. Чтобы добраться из Нортвуда в столицу, почтовый курьер затрачивал не менее трех недель времени и несколько елен серебра. Со дня отправки письма до получения ответа проходило добрых два месяца. По большому счету, лишь три повода заслуживали того, чтобы слать письма такой ценою: объявление войны, брак или смерть правящего лорда. Но "голос-на-расстоянии" все изменит — люди в разных городах окажутся все равно, что в соседних комнатах! А вдобавок к скорости и легкости переписки — возможность переспросить, избежать недопонимания. С новой машиной Север больше не будет захолустьем! Мы будем знать обо всех новостях Фаунтерры, почти что жить столичной жизнью!

Мира поделилась со спутником своими надеждами, на что он сдержанно ответил:

— Да уж.

— Вы не согласны? — удивилась девушка.

— Согласен, миледи. Но, видите ли, если долго поживешь в столице, то уже не удивляешься всяким ученым придумкам. Не отдохнуть ли нам от науки и не отправиться ли на прогулку?

— Куда?

— Ну, хотя бы на Садовый мост.

— На этом мосту действительно растет сад?

— Да, есть у нас и такое, — свысока обронил Колин.

Он нарочито хвастал своим пренебрежением к любым диковинкам, Миру это позабавило.

— Конечно, сударь, с удовольствием.

Колину было лет двадцать пять. Его черные волосы, уложенные бриолином, находились в полной гармонии с самоуверенными манерами, но несколько диссонировали с округлыми щечками. В экипаже Колин сел не напротив Миры, а рядом, касаясь ее плеча. Произнося титул девушки, он делал крохотную паузу, словно взвешивал, не пропустить ли его:

— Знаете ли… миледи, жизнь в столице, по сути своей, скучна. Людишки все одинаковы и так просты, примитивны.

— Неужели?

— Да… миледи. Когда научишься видеть их, то понимаешь: ни в ком нет ничего особенного, скука. Очень редко встретишь кого-нибудь с огоньком в душе, с искоркой. Но коли встретишь, то заметишь сразу, в тот же миг. И скажешь себе: смотри, не упусти свой шанс!

Ха-ха! Оказывается, любовное чтиво леди Сибил тоже может быть полезным! Не прочти Мира дюжину романтических историй, могла бы и не понять сразу, куда клонит ее спутник. А так, вооруженная многостраничным опытом, девушка легко угадала направление мыслей Колина и применила отвлекающий маневр.

— Сударь, ведь вы служите помощником при лорде-представителе от Южного Пути?

— Конечно… миледи. Имею честь служить его светлости лорду Сеймуру, полномочному представителю в Палате.

— Верите, политика — мой самый заветный интерес! Всегда мечтала узнать побольше о людях, что управляют государством! Не расскажете ли мне о Палате?

Колин поморщился. Солнце заходило, мелодично постукивали копыта, пустели улицы. Молодого человека не прельщал разговор о политике в этой обстановке, предназначенной для совсем иных бесед. Мира воззвала к его самолюбию:

— Ну же, прошу вас! Среди моих знакомых нет другого человека, столь близкого к высшим кругам власти!

…если не считать, конечно, правительницы графства Нортвуд и самого императора! Как ни странно, откровенное вранье подействовало.

— Хорошо, миледи, что вы хотите узнать?

О, вот тут у Миры имелся целый перечень вопросов, заготовленных наперед. Она двинулась по списку, не забывая подмешивать умеренные порции лести.

Какова власть Палаты? По сути своей, Палата — это собрание представителей всех графств и герцогств империи. Тридцать девять человек — по три от каждой области, за исключением Земель Короны. Задача представителей — отстаивать интересы родных земель перед Короной. Принимая тот или иной закон, император провозглашает его в Палате, и если больше половины представителей проголосуют "за", лишь тогда закон вступит в силу по всей империи Полари.

— То есть, при известном единодушии, Палата может отменить любое решение владыки?

— В Фаунтерре и Землях Короны владыка — бог, любое его слово — закон. А в остальных землях — да, закон вступает в силу лишь после согласия Палаты.

Часто ли собирается Палата? Неполным составом она работает постоянно и рассматривает маловажные законы. Великие Дома круглый год держат в столице хотя бы по одному своему представителю. Дважды в год — в апреле и сентябре — Палата собирается полным составом в тридцать девять человек. Лишь в это время принимаются значимые законы — такие, что касаются войск, сборов в казну, судебной системы и раздела земель.

Часто ли случается, что Палата вступает в конфликт с императором? Очень редко. Великие Дома так или иначе зависят от Короны. Династия на протяжении многих поколений заботится о том, чтобы иметь козырь против каждого Дома. Литленд не имеет своего искроцеха и снабжается искрой из Земель Короны; Альмера получает огромные прибыли от торговли с Фаунтеррой; Надежда управляется преданными ставленниками старого императора; Западные земли боятся имперской искровой пехоты; Южный Путь нуждается в покровительстве Короны для защиты от Ориджина, а герцоги Ориджин, в свою очередь, беднеют и постоянно берут у императора ссуды… Словом, когда владыке не хватает голосов в Палате, чтобы утвердить какой-нибудь закон, он легко найдет способы убедить нескольких представителей.

— А сейчас?

— Что — сейчас, миледи?

— Не назревает ли конфликт между владыкой и Палатой? Из-за всеобщего налога.

Колин не ответил, поскольку экипаж как раз остановился на набережной. Молодой человек подал Мире руку и помог сойти на землю, а после задержал ее ладонь в своей.

— Красиво, да? Этот лунный свет на волнах, гондолы, дворец. Полюбуйтесь, миледи.

Он подвел ее ближе к ограде, за которой плескались речные волны. Вид был прекрасен, к тому же, вечерний воздух баловал свежестью и прохладой. Привычная к северному холоду, Мира изнемогала от жары летними днями и блаженствовала, когда солнце заходило. Однако сейчас ее несколько тревожила рука молодого человека, что легла ей между лопаток и неторопливо продвигалась по спине вниз.

— Идемте же, — девушка отступила на безопасное расстояние. — Вы обещали показать Садовый мост.

— Конечно, вот он.

Темная каменная громада протянулась через реку, возвышаясь над водой на мощных арочных опорах. На мосту, действительно, росли деревья. Рассмотреть их, впрочем, было сложно, поскольку ни один огонь не освещал сооружение.

— Там темно, — констатировала Мира.

— Ага. Люблю это место. В столице слишком много огней, все настолько крикливое и безвкусное.

Колин решительно повел ее ко входу на мост.

— Будьте добры, закончите ваш рассказ о Палате, — напомнила Мира. — Мне было так интересно!

— Разве мы не найдем темы получше, а?

"Миледи" куда-то подевалась, — отметила Мира.

— Я так редко встречаю умного собеседника! Не лишайте меня удовольствия слушать вас.

Пожалуй, не будь Колин таким дураком, Мира постеснялась бы столь откровенно врать.

— Ну что ж, ладно. Хотя вся эта политическая возня — скука смертная…

На апрельском собрании Палаты владыка Адриан объявил о своих планах. Он намеревается начать масштабное строительство — четыре тысячи миль рельсовых дорог и шесть новых искровых цехов. Для обеспечения этого предприятия Корона вводит всеобщий налог с земель и доходов. Каждый феод, каждый рынок и мастеровой цех обязаны будут платить сбор в пользу Короны, равный одной десятой части их доходов. Понятное дело, это сообщение вызвало бурю недовольства среди лордов-представителей. Император не поставил закон на голосование, уверенный в неудаче. Он назначил принятие закона на осеннее собрание, намереваясь до сентября склонить на свою сторону часть лордов.

— Сейчас Адриана поддерживают лишь двое?

— Точно. Виттор Шейланд — этот выскочка-банкир, и старый пройдоха Айден Альмера. Хотя…

— Что — хотя, сударь?

— Альмера получает огромный доход от цехов и мастерских. Если будет введен налог, Альмера потеряет сотни тысяч эфесов — больше, чем любая другая земля. Так что Айден, я уверен, на словах пока что поддерживает владыку, но едва дело дойдет до голосования, представители Альмеры выступят против налога.

— Думаете, герцог пойдет на открытый конфликт с владыкой? Что-то не верится.

— Ха! Айден уверен, что к тому моменту его дочурка Аланис уже будет нареченной императрицей! Владыка, конечно, придет в бешенство, но вряд ли станет мстить собственному тестю.

Вот и еще один любопытный нюанс! Эта странная прогулка оправдывала себя. Хотя места, куда Колин вел Миру, представлялись довольно странными. Широкий мост, сложенный из гранита, украшали два ряда кленов. Некогда, очевидно, это была красивая и ухоженная аллея, однако дожди размыли пятна грунта, предназначенные для деревьев. Земля размазалась по мосту, забилась в щели, и теперь тут и там сквозь каменное покрытие прорастал бурьян. Кое-где булыжники были вывернуты из кладки и стояли торчком, приходилось внимательно смотреть под ноги. Колин использовал обстановку как повод схватить Миру за локоть. Девушка мужественно старалась не замечать неудобств.

— А Южный Путь, сударь? Каково его отношение к будущим законам?

— Спросите! Вся торговля с Севером сейчас идет через Южный Путь — по морю или по рельсам, все грузы так или иначе попадают сперва к нам, а потом уж к северянам. Если рельсы дотянутся в Ориджин и Нортвуд, мы потеряем половину торговой прибыли. Наш герцог не такой дурак, чтобы согласиться на такое!

Он забыл, что я — леди Нортвуд?.. — подумала Мира, но скрыла раздражение.

— Ваш герцог Лабелин готов пойти на размолвку с Короной? Разве ему не нужна больше поддержка против Ориджинов?

— И снова-таки все может решить невесточка. Если наша Валери Грейсенд сделается владычицей, то герцог смело может голосовать против рельс, а защита Короны все равно останется за ним. Ориджины не посмеют пойти против императрицы.

— И велики шансы у Валери?

— Пф! Валери — та еще дуреха. Но она прекрасно умеет ублажать и лизать пятки, чего не скажешь про Аланис. Мужчине нужна послушная жена! Кому понравится строптивая кобылица в постели?

Вот как!..

— А Ребекка?

— Эта южанка — сыгранная карта. У нее были надежды до прошлой зимы. Когда по всей столице пролетел слушок о бесплодных сестрах Бекки, тут-то ее песенка и окончилась.

Мира не могла определиться, что бесит ее больше: хамовитый цинизм Колина или дорога. Девушка снова споткнулась о пучок травы и на этот раз вогнала в голень колючку. Колин поймал Миру, да так, что его ладонь чуть не угодила ей на грудь. Северянка отнесла сей промах за счет темноты.

— Сударь, я хотела бы вернуться. Этот мост уж слишком садовый, вам не кажется?

— Да, зодчий тут напортачил. Корни деревьев разворотили кладку, теперь здесь не проедешь каретой, можно только пешком.

— По поводу пешей ходьбы я бы тоже поспорила. Давайте вернемся.

— Но мы уже пришли! Вон оттуда, с парапета, прекрасный вид на реку! Это я и хотел вам показать.

Парапет имел фута два высоты. Прежде, чем Мира успела заявить протест, Колин поднял ее и водрузил на уступ. Не убирая ладоней с ее талии, вскочил и встал за спиной. Мира вздрогнула. Ограда в этом месте была разрушена, прямо перед девушкой зияла дыра вниз, к черной воде.

— Меня завораживают такие места, — шепнул ей на ухо Колин, — красота смешивается с опасностью и обостряет чувства.

Было красиво, это да. Открывался вид вдоль Ханая, на череду мостов, сияющих цепочками огней, их отражения мерцали, подрагивая на водной ряби. Руки Колина сползли ниже и расположились на округлых ягодицах северянки. Губами он тронул ее мочку уха, перебрался на шею и влажно поцеловал. Мира отстранилась с предельной осторожностью, чтобы не кувыркнуться с моста.

— Сударь, ваши действия пугают меня больше, чем высота. Оставьте это.

— Не говори, что тебе неприятно. Я все равно не поверю.

Он вновь схватил ее и притянул к себе.

— Прекратите немедленно! — рыкнула Мира и занесла руку для пощечины.

Колин отпрянул и удрученно опустил взгляд.

— Отчего вы, женщины, так жестоки? Почему любое проявление нежных и чистых чувств вы встречаете злостью?

Девушка опешила от такого поворота.

— Я жестока? Вы сами все испортили, когда дали волю рукам.

— Я лишь дал волю чувствам, — с мукой в голосе простонал Колин. — Не смог удержать в себе душевного порыва… Что ж, конечно, мне следовало скрыть его за холодной маской приличий! Это было бы так разумно!

— Хотите сказать, что влюбились в меня? За один вечер?..

— Нет, дорогая леди, мое сердце разбилось еще на балу! Мы танцевали с вами, и вы были так прекрасны, полны жизни, будто сияли изнутри! Уже тогда я понял, что погиб безвозвратно, растаял в ваших горящих глазах! Тогда вы были не столь холодны и сдержанны, как нынешним злосчастным вечером…

Мира спрыгнула с парапета и, будучи на безопасном расстоянии от обрыва, сказала:

— В чем-то вы правы, сударь: я помню не всех, с кем танцевала на балу. Но с вами-то я не танцевала, и хорошо помню, где видела ваше лицо. Вы, Колин Фелисия, были в свите леди Аланис. Вы хихикали, когда она пыталась оскорбить меня. Помните — мраморное дерево, механические соловьи?..

Колин не сразу сумел найти ответ.

— Нет… миледи… то есть, да… тогда, по воле чистой случайности, я оказался среди приятелей Аланис. Но едва увидел вас, как в тот же миг пал жертвой вашего очарования!

Мира скептически хмыкнула.

— И я не смеялся над вами, нет, этого просто быть не могло! Аланис зла и заносчива, а шутки ее глупы. Она — совершенная пустышка рядом с вами.

— Да-да, помнится, вы еще назвали ее строптивой кобылицей. Вы позабыли, Колин, что леди Аланис — дочь великого лорда, как и я? Полагаете, мне приятно слушать, как вы унижаете мою… — бывают такие случаи, когда недурно и выдумать новое словцо, — мою сестру по титулу?

— Умоляю вас, миледи, простите меня! Ведь вы не хотите окончить ссорой такой прекрасный вечер!

— Я хочу окончить вечер в своей постели, сударь. Сделайте так, чтобы в течение получаса я оказалась дома. Тогда, возможно, моя новая приятельница леди Аланис Альмера не узнает о ваших высказываниях, а мой старший брат, посетив столицу, не отрежет вам уши.

Колин Фелисия не уложился в полчаса, однако угроза подействовала: за всю обратную дорогу он ни разу не прикоснулся к Мире. Лишенная опоры, она окончательно отбила ноги о булыжники моста. Сидя в постели, девушка рассматривала синяки на пальцах и улыбалась. Колин пропал из мыслей, едва Мира распрощалась с ним. В памяти остался день, полный открытий.

Валери Грейсенд с герцогом Лабелином и Аланис Альмера с отцом — две пары новых подозреваемых. У тех и у других имеются более чем весомые мотивы для заговора: спасение от огромных денежных потерь, а при толике удачи — еще и неограниченная власть, собранная в руках императрицы. Мира ставила на Валери — та слишком явно заискивала перед владыкой. Однако и Дом Альмера пока нельзя сбрасывать со счетов.

А еще был "голос-на-расстоянии" — эта удивительная машина, способная сближать людей и стирать преграды. Мире особенно нравилось, что сам владыка Адриан покровительствует изобретению. Все самое чудесное и красивое, виденное ею в последние месяцы, так или иначе связывалось с Адрианом: рельсовый поезд, дворец Пера и Меча, танцы, Вечный Эфес, бездонные карие глаза… Теперь — еще и "голос-на-расстоянии".

Интересно, скоро ли провод свяжет столицу с Нортвудом? Сможет ли Мира тогда писать ему? В праздники — уж точно сможет. Она имеет полное право поздравить императора… Возможно, Адриан даже ответит ей?..

* * *

Следующим днем леди Сибил пребывала в прекрасном расположении духа и общалась с Мирой весьма доброжелательно. Очевидно, служанка не донесла ей о моей "беременности", — заключила Мира. В пользу той же догадки говорил и взгляд, полный печального сочувствия, который Элис подала Мире на приправу к утреннему кофе.

Мира провела день, прячась от жары в самых темных комнатах особняка и пытаясь выжать максимум знаний из немногих книг, имевшихся у графини. Искала сведения о Великих Домах, об отношениях Короны и Палаты, о семействах Альмера, Лабелин и Грейсенд, но находила совсем не то, что нужно — большею частью разные героические истории и пафосные описания былых войн: кто бы ни побеждал в них, он непременно делал это со всею возможной доблестью, да еще успевал попутно в кого-нибудь влюбиться. От подобных рассказов Миру клонило в сон. Стоило бы съездить во дворцовую библиотеку — там непременно сыщутся нужные книги. Но над городом господствовало такое пекло, что Мире страшно было даже раздвинуть шторы.

Утомившись от пустого чтения, она погрузилась в мечты, щедро приправленные воспоминаниями бала. За этим приятным занятием быстро пролетело время, и вот подошел час отправляться в город, на встречу с Беккой. Солнце обрушилось на нее, едва Мира вышла за порог. Она шустро забралась в кабину кареты, задернула занавеси. Тут было немногим прохладнее, чем в горшке, стоящем на печи. Неприятное ощущение возникло в голове — словно затылок и виски сдавливали затянутым ремнем. Жара, проклятая жара… На Севере у Миры никогда не болела голова.

Шоколадный салон принес облегчение. Каменные стены имели фута четыре в толщину, а небольшие окна были занавешены плотной синей вуалью. Солнце не пробивалось в эту цитадель тени и прохлады. Бархатные шторы делили зал на уютные кабинки. В одной из них, словно южная царица из сказок, восседала на груде подушек Бекка.

— Наконец-то подоспела помощь! Я вела неравную схватку и уже начала было терять веру в успех!

Бекка указала на огромное блюдо с фруктами и цукатами, посередине которого величественно высилась чаша жидкого шоколада. Мира извинилась за опоздание и жадно накинулась на лакомство. Она вспомнила, что ничего не ела сегодня — жара перебила чувство голода. Но кусочки ананаса и апельсина, сдобренные шоколадом, быстро вернули ей аппетит. Бекка сказала с улыбкой:

— Ты так сладострастно облизываешь губы, словно опытная соблазнительница.

— И это говорит женщина, — парировала Мира, — которая была застигнута в жарких объятиях некоего юного искусителя!

— Объятия были не такими уж и жаркими. Я бы, знаешь, вовсе не назвала их объятиями. Порадуйся, завистница!

Оказалось, что свидание у пруда окончилось тем же, чем и начиналось — томными беседами. Статус претендентки на Корону не без причин пугает кавалеров, они не позволяют себе с Беккой ничего, кроме танцев и бесед.

— Возможно, оно и к лучшему, — отметила Мира и рассказала о прогулке с Колином по разрушенному мосту. Бекка всласть посмеялась.

Девушки принялись вспоминать бал. Перебрали своих партнеров по танцам — кого-то похвалили, над кем-то посмеялись. Поговорили о нарядах, припомнили несколько особенно удачных и неудачных, перемыли косточки паре дамочек, что были одеты слишком крикливо.

Вспомнили Менсона, признали, что его шуточки бывают очень забавны, если направлены не на тебя. Бекка поведала, как состоялось ее знакомство с шутом. Два года назад южанка одержала первую победу на соревновании наездниц и была приглашена во дворец. Она стеснялась до невозможности, боялась лишний раз пошевелиться. Шут Менсон появился в зале верхом на жареном поросенке. Пробежал вприпрыжку через зал, сжимая поросенка меж бедер, подскочил к Бекке и стал гарцевать перед нею, выкрикивая: "Норовистый жеребец! Только Бекка из Литленда сможет его усмирить!" Публика хохотала, южанка сгорала от стыда, а Менсон скакал вокруг нее, тычась то носом поросенка, то задницей. Он отстал лишь когда Бекка погладила поросенка по голове и сказала пару ласковых слов, как встревоженному коню.

Коль уж зашла речь о забавах, девушки вспомнили выступление Валери Грейсенд.

— О, пение — не единственный талант маркизы, — похвалила ее Бекка. — Валери также любит и умеет ронять предметы. Выпав из ее рук, чашка или бокал бьются об пол с жутким звоном, а Валери что есть сил извиняется и показывает смущение. Она краснеет, прижимает ладони к груди, опускает глаза, и это приносит некоторый успех: всегда найдется пара сердобольных мужчин, которые примутся утешать девицу. Однажды Валери пролила на себя чашку горячего чаю и сильно обожгла ногу. Две недели после того она хромала и носила на лице выражение глубокого страдания. Серебряный Лис не мог отвести от нее взгляд…

Где Валери, там и леди Аланис. Вспомнили и ее. Мира описала свою стычку с Аланис, назвав это событие Битвой у Мраморного Древа.

— О, не переживай, это нормальное явление, — ответила Бекка. — Всякий при дворе, кто чего-нибудь стоит, рано или поздно делается мишенью для леди Аланис. Только три живых существа в глазах Аланис достойны зваться людьми: ее отец, дядя и леди Иона Ориджин. Остальные — это забавные, но вонючие обезьянки.

— А как же владыка? Разве Аланис позволяет себе насмешки в его адрес?!

— Нет, конечно. Но ее выходки порою — откровенная дерзость. Вспомни, как она вошла в зал следом за Адрианом, или как помялась прежде, чем принять его приглашение на танец… Ты слышала выражение: "Есть только одна звезда"?

— Это говорят об императоре.

— Ну, Аланис говорит так о себе.

— Разве она совсем не любит Адриана?..

Бекка фыркнула.

— О, леди Аланис Альмера полна любви! Она любит, к примеру, свои длинные пальцы, тонкие руки, платиновые волосы. Свои платья — она, кстати, сама их придумывает. Но любить другого человека?.. Право же, вот странная идея!

— Удивительно… — Мира даже свела брови. Она могла вообразить, что Аланис строит заговор против Адриана, но что красавица совершенно равнодушна к нему — это почему-то в голове не укладывалось. — Так странно. Адриан — ведь он такой…

— Такой?

— Ну… — Мира смутилась. — Умный, красивый, сильный… Он — настоящий правитель.

Бекка хитро улыбнулась, внимательно глядя на подругу.

— Дорогая Глория, добро пожаловать в лигу.

— Ты о чем?

— О лиге Девиц, Восхищенных Адрианом.

Мира предпочла спрятать взгляд в чашке шоколада и промолчать.

— Хочешь сказать, ты к нему полностью безразлична?

— Ну… он произвел на меня некоторое впечатление.

— И на вашем северном диалекте это означает, что ты влюбилась по уши?.. Ну же, Глория, не смотри на меня так! В этом нет ничего зазорного!

— Неужели?..

— Адриан — это Адриан. Все девушки при дворе в восторге от него!

— И ты?

Бекка широко улыбнулась в ответ и сунула в рот шоколадную ягоду. Мира сдалась:

— Я думаю о нем от самого бала. Пытаюсь выкинуть из головы, и порою даже получается, но потом… Что-то напоминает, и снова вспоминаю и не могу отделаться. Это как лихорадка! Прости меня, Бекка.

— За что же? Я ни капли не ревную! Будь у меня склонность ревновать Адриана, то проще и спокойней было бы повеситься.

— Правда?

— Чистая.

— Честно?

— Слово наездницы.

У Миры отлегло от сердца. Она ждала, что подруга посмеется над нею или приревнует и обидится. А вышло так просто и даже тепло. Чудесно, что теперь есть с кем поговорить о нем!

— Правда, он хорошо танцует?

— Лучше всех при дворе.

— А правда…

Еще несколько цукатов, и подруги уже увлеченно обсуждали достоинства владыки Адриана.

Бекку приводило в восторг, что он, не имея необходимости участвовать в сражениях, все же регулярно занимался фехтованием и достиг немалого мастерства. Даже сир Адамар называл его сильным противником.

Мире пришлось по душе чувство юмора владыки. Она рассказала историю с Вечным Эфесом, Бекка улыбнулась, но сдержанно. Наверное, Мире не удалось повторить то невозмутимое выражение лица, с которым Адриан проделал свою шутку.

Бекка похвалила широту взглядов императора. Сложно даже представить себе будущее, когда по всей стране загорятся искровые огни, пойдут поезда, когда все города станут такими же блестящими, как Фаунтерра. Адриан же не просто способен заглянуть вдаль — он сам строит это будущее.

Да, Мира тоже думала об этом. Она рассказала о "голосе-на-расстоянии", которому покровительствует император. Бекка слыхала про чудесную машину, но не видела в действии. Рассказ поразил ее. Вот уж действительно: пройдет десяток лет — и противоположные концы империи станут близкими, как районы одного города.

— Будешь ездить поездом ко мне в гости? — спросила Бекка, а Мира одновременно с нею:

— Будешь мне писать через "голос"?..

Чаша шоколада на диво быстро опустела. Заказали еще сладостей — теперь это был маковый пирог с мандариновой цедрой, политый сливками.

— Ты слыхала о Священных Предметах? — спросила Бекка.

— Что именно?

Южанка рассказала. Император ведет эксперименты со Священными Предметами. Он передал Университету двадцать Предметов из достояния Династии с тем, чтобы магистры изучили их и попробовали заставить говорить. Несомненно, Праматери знали язык Предметов, по их просьбам Предметы творили чудеса. Елена могла видеть на огромном расстоянии, сквозь все препятствия; Сьюзен призывала и разгоняла дождевые тучи; Янмэй при помощи своего Предмета сокрушала преграды, раздвигала скалы на пути; Агата мгновенно заживляла тягчайшие раны; Мириам была способна подниматься в облака… Какие сказочные возможности откроются теперь, если удастся заново обучиться языку Предметов! Так рассудил Адриан и велел магистрам начать эксперименты со святынями.

— Целых двадцать Предметов? — поразилась Мира. — Это невероятно щедро!

— И не менее смело, — добавила Бекка. — Церковь против подобных экспериментов. Первосвященники считают это ересью. Праматери, дескать, умели говорить с Предметами потому, что были святыми посланницами богов. А Адриан с его магистрами что, тоже претендуют на святость? Это гордыня, неуважение к Праматерям, а главное — посягательство на власть Церкви. Ясное дело: если в руках Адриана Предметы заговорят, то соборы мигом опустеют. Адриан станет праотцом, первосвященником и богом в одном лице, люди станут молиться ему, а храмы с алтарями никому не нужны будут. Церковь готова рвать глотки кому угодно, лишь бы этого не случилось.

— Но Адриан, несмотря на это, гнет свою линию?

— Иначе он бы не был Адрианом.

К долгому перечню достоинств владыки Бекка добавила и справедливость. Каждую субботу до полудня Адриан устраивает в Большом тронном зале открытое посещение. В это время любой — именно, любой! — житель империи Полари может явиться на прием к государю и высказать свою просьбу. Конечно, сперва просьбу рассматривает секретариат и отбрасывает шарлатанов, сумасшедших, просителей с незначительными вопросами, грязных и хворых людей, что могут принести мор во дворец. Но, тем не менее, всякому жителю государства, чье дело достаточно весомо — даже батраку или шахтеру, или городскому нищему! — предоставляется шанс обратиться к императору. Чаще всего во дворец приходят с мольбами о правосудии и жалобами на произвол феодалов. На это стоит посмотреть: каждую субботу в Большом зале, посреди тамошней пафосной роскоши, выстраивается очередь из сотни немытых простолюдинов.

— То есть, совершенно чужой, случайный человек может увидеться с императором?

— Да! О том и говорю! Конечно, сперва нужно убедить секретариат в важности твоей просьбы.

— Но ведь это же чертовски опасно!

— Опасно?..

— Конечно. Любой из этих простолюдинов может оказаться асассином!

— Разумеется, гвардейцы обыскивают их и отбирают оружие.

— Но разве можно тщательно обыскать сотню человек? Стражники отберут меч или топор, но вот небольшой метательный кинжал вполне можно утаить. А если он будет отравлен, то один меткий бросок — и…

— Постой-ка, — прервала Бекка, — ты что же, думаешь, что кто-то намеревается убить Адриана?

— Конечно! — воскликнула Мира и по удивленному лицу подруги поняла, что для нее это вовсе не так очевидно.

Мира поделилась своими умозаключениями. Начала издалека — еще с нападения в Предлесье и тех выводов, что из него вытекали. Затем убийства двух других наследников и визит Марка Ворона с допросом. Затем — рассуждения об императорских невестах, расчет времени покушения, которое должно, похоже, состояться в конце августа. Наконец, прогулка с Колином и разговор о конфликтах императора с Палатой. Мира закончила выводом о том, что Валери либо Аланис могут быть центральными фигурами заговора, поскольку их семейства очень заинтересованы в смерти государя.

Бекка слушала, широко раскрыв глаза.

— Подумать только! Все звучит стройно и складно, но мне никогда не пришло бы в голову такое! Выходит, против Адриана готовится заговор?

— Никаких сомнений. Даже глава тайной стражи так считает.

— А ты… послушай, Глория, уж не хочешь ли ты раскрыть заговор и заработать славу, как герцог Айден?

Я мечтаю отомстить за отца, а не прославиться! — подумала Мира. Но вдруг поняла, что подруга отчасти права. Если бы Мире удалось вычислить злодеев, Адриан устроил бы торжественный прием в ее честь, лично поблагодарил бы… Стоит ли врать себе? Это был бы чертовски приятный момент!

— Слава не очень-то заботит меня… — начала Мира, но запнулась под внимательным взглядом подруги. — Ну, немного хотелось бы… Самую малость…

— Например, праздничный бал в честь прозорливой леди Глории? — предположила Бекка.

— А также рыцарский турнир, — согласилась Мира. — И состязание певцов на приз за лучшую балладу обо мне.

— Парады парусников на Ханае смотрятся весьма торжественно, — подсказала Бекка с очень серьезным выражением лица. — Суда шли бы под флагами Нортвуда, а паруса окрасили бы в твои фамильные цвета.

— Моя душа также просит фейерверка. Можно сделать мой день выходным и позволить горожанам порадоваться. Представления на площадях, скоморохи, пляски, фонтаны с вином…

— Поскольку владыка справедлив, то он наградит тебя какой-нибудь особой привилегией. Например, правом совать нос в чьи угодно дела и читать любые письма.

— Напоследок пусть назовут моим именем улицу. Скажем, ту, что идет от центрального собора к зданию имперского суда.

— Как на счет конного памятника?

— Нет, лошади — это твоя стихия. Мое изваяние должно быть с чашечкой кофе в руке.

Бекка не выдержала первой и улыбнулась. Серьезная маска тут же слетела с лица Миры, девушки засмеялись.

Наконец, северянка сказала:

— Все чушь. Если Адриан останется жив — это более чем достаточная награда.

После паузы добавила:

— Хочешь… хочешь я отдам все почести тебе? Ну, если будут какие-то почести… Ты раскроешь заговор, а не я.

— С чего бы? Это твои мысли! Мне никогда не хватило бы ума на такое.

— Бекка, знаешь… Я же вернусь к себе в Ста… в Клык Медведя, обо мне в столице все равно забудут. А ты — возможно, ты станешь императрицей. Если спасешь Адриана от переворота, он просто не сможет выбрать другую!

Бекка взяла Миру за обе руки.

— Это очень щедро. Это больше, чем двадцать Предметов. Но я не могу. Не за твой счет.

Мира хотела сказать что-то, южанка прервала ее:

— В любом случае, нам не стоит делить шкуру неубитого зверя. Злодеи пока на свободе, и вряд ли они тратят время на мечтания, как мы.

— Ты права.

— А если у нас что-нибудь получится, ты можешь просто упомянуть обо мне в разговоре с Адрианом.

— Самую малость?

— Да, вскользь.

— Описать твою неоценимую помощь? Я могу использовать несколько ярких метафор.

— И не скупись на похвалы. Поверь, ты нисколько не обидишь меня, если назовешь проницательной, остроумной и благородной.

— Скажу, что все лучшие догадки принадлежали тебе.

— Собственно, можешь прямо начать с моего имени. "Когда Бекка из Литленда догадалась о заговоре…"

В этот раз проиграла Мира и прыснула первой. Бекка присоединилась к ней, но вскоре остановила себя, прижав ладонь к губам.

— Любопытно… — задумчиво сказала южанка. Взяла шпажку и на поверхности шоколада в чаше изобразила две округлости, напоминающие женские прелести. — Ты, значит, подозреваешь Валери…

— Мне кажется, она подходит. Конечно, при поддержке своего сюзерена — герцога Южного Пути.

Мира повторила свои доводы в пользу Валери Грейсенд: убытки, которые понесет Южный Путь, если на Север пойдут поезда; подозрительное поведение самой Валери.

— Знаешь, я не думаю, что это она, — возразила Бекка. — Невеста-заговорщица должна быть уверена, что владыка выберет именно ее, правильно? Иначе весь заговор не имеет смысла.

— Конечно.

— А наша сдобная булочка вряд ли может быть уверена в своем успехе. У нее слишком мало шансов стать женой Адриана.

— Отчего ты так думаешь?

— Пф! Как будто ты не видела Валери! Она глупа, неуклюжа и лишена характера.

Мира пожала плечами:

— Говорят, мужчины как раз любят таких девиц — мягких и покорных.

— Но не Адриан! Только девушка, наделенная умом, может понравиться ему. Этот вывод многократно проверен и омыт горькими слезами не одной дюжины глупышек.

— Только умная девушка… — на душе у Миры потеплело. Она постаралась скрыть довольную улыбку и поскорей сменила тему: — Если не Валери, тогда — Аланис? Странно. Она — не подарок, это точно, но ведет себя вовсе не как заговорщица.

— А ты знала многих заговорщиц? — уточнила Бекка.

— Пожалуй, ни одной. Но если бы я готовила переворот, то уж точно не стала дерзить всем вокруг и наживать врагов. Особенно с тех пор, как протекция взялась за расследование. Заговорщикам следует вести себя тихо и не привлекать лишнего внимания.

— Пожалуй…

Бекка снова взялась за шпажку, покусала ее кончик. Повела линию — на поверхности шоколада образовалась спираль.

— Знаешь, я не думаю, что опасность исходит от одних лишь невест. Возможны и другие варианты.

— Священная спираль?.. — брови Миры поползли вверх. — Ты намекаешь на церковь?

— Почему нет? Уверена: тебя в детстве пичкали историей Династии, как и меня, — вместо десерта на завтрак, обед и ужин. Легко могу вспомнить двух правителей, отправившихся на Звезду потому, что Церковь была ими недовольна.

— У Адриана конфликт со священниками? Из-за исследований Предметов?

— Да, и не только. Волею родителей я каждое воскресенье бываю в соборе Праотцов на проповедях архиепископа Галларда. Сходи и ты — много интересного услышишь. Приарх вещает то о "гордецах, ослепленных вкусом власти", то о "ереси, в которую впадают чересчур самоуверенные умы", то требует, чтобы прихожане чтили заветы и хранили порядок вещей, установленный Праматерями… Ну, если в двух словах, то суть такая: владыка решил что-то поменять и не спросил разрешения у Церкви. Архиепископу это не нравится.

— Церковь открыто выступает против владыки?

— Не вся Церковь. Праматеринской ветвью руководит приоресса Маргарита, ей перевалило за восемьдесят, она к концу фразы забывает, с чего начинала. Под ее властью святые матери привыкли к спокойной жизни и не думают ни о чем, что происходит вне стен храмов. Но вот о святых отцах этого не скажешь. Архиепископ Галлард Альмера — весьма решительный человек.

— И Адриан позволяет Галларду бунтовать?

— Слова — это всего лишь слова, даже если они сказаны с епископской кафедры. Император раздает милостыню, открывает больницы для черни, строит дороги и акведуки. Архиепископ без устали говорит о грехах и грозится гневом богов. Столица больше любит императора. Но если Адриан расправится с Галлардом, тот сделается святым мучеником. Тогда, глядишь, и народ может пойти против Короны.

— А Галларда, в свою очередь, злит, что его речи не мешают Адриану, — окончила мысль Мира, — и он может перейти к более решительным действиям. А если после смерти владыки на троне окажется Аланис или Валери, то архиепископ получит огромную власть. Ведь Валери глупа и набожна, а Аланис — племянница Галларда.

— Вот-вот.

— Час от часу не легче.

Мира покончила с остатками сливок, отодвинула тарелку, потерла виски.

— Дорогая Бекка, прости, но мне стоит вернуться домой. Отчего-то сильно разболелась голова.

— Мысли об убийствах не идут на пользу здоровью?..

— Я занята этими мыслями уже не первый месяц… Дело не в них. Должно быть, всему виной солнце. Я не привыкла к такой нещадной жаре. Как вы ее выдерживаете?..

Бекка посочувствовала и велела скорее поправляться. Мира попрощалась и поднялась, оставив на столе пару агаток. Задержалась, увидев, как подруга кончиком пальца стирает с шоколада рисунки и задумчиво выводит новый значок. Линия дважды изогнулась, образовав крылья — не птичьи, а какие-то странные, угловатые… Летучая мышь. Бекка пририсовала зверьку лапки и вложила в когти оперенную стрелу.

— Нетопырь Ориджинов?.. Причем здесь они?

Бекка облизнула пальчик.

— Не знаю…

— Дом Ориджин — верный меч Династии испокон веков. Ориджины никак не претендуют на престол, даже не попытались выдать за Адриана свою принцессу.

— Верно…

Мира встряхнула Бекку за плечо.

— Ну же! Что ты знаешь?

— Ничего, к сожалению, — покачала головой южанка. — Но думаю, что смогу кое-что узнать. Видишь ли, мой дядя — герцог Литленд — в январе встречался с сыном Ориджина. У них было нечто вроде переговоров.

— С Эрвином? Наследником герцога Десмонда?

— Именно. Причем это Эрвин напросился на встречу.

— О чем они говорили?

— Этого я как раз и не знаю. Но мне теперь кажется странным сам факт переговоров. О чем бы им договариваться? Ведь они во враждующих лагерях: Ориджин на стороне Аланис, дядя — понятно, на моей стороне.

— А сможешь выяснить, о чем шла речь?

— Постараюсь. Дядя сейчас в Литленде, но здесь, в столице, отец. Он может что-то знать, — Бекка подмигнула, — и я вытяну из папеньки все до последнего слова.

Северянка чмокнула ее в щеку и ушла.

Вскоре экипаж вез Миру домой. Солнце уже заходило, но каменные стены домов и булыжники мостовых выдыхали зной, впитанный за день. На улицах стояла душная жара, будто в печке. Голова болела все сильнее, цокот подков отдавался гвоздями в затылке. Мира терла виски, терзала прическу и больше всего на свете хотела вылить себе на макушку ведро ледяной воды. В подвале дома графини есть колодец — вода в нем должна быть холодной. Не могло же солнце прогреть землю насквозь!..

Через боль пробивалась одна мысль, назойливо жужжала, будто овод. Альмера. Альмера. Альмера. Это имя повторяется слишком часто. Альмера — невеста императора. Альмера — первый советник владыки. Альмера — архиепископ, глава церкви Праотцов. В столице не проведешь и дня, не услышав что-то об этом семействе. Однако впервые имя герцога Айдена Альмера встретилось девушке задолго до столицы. "Голос Короны", что она читала в поезде? Какой-нибудь разговор с графиней по дороге?.. Нет, это было раньше. Кажется, еще в Стагфорте. Она не помнила голоса, произнесшего имя, но могла восстановить в памяти прописные буквы. Имя было начертано на бумаге.

* * *

В подвале особняка имелся не только колодец, но и баня. Мира направилась прямиком туда, не заходя к себе. Первым делом она скинула туфли и чулки, а вторым — потребовала воды для омовения.

— Сейчас разогреем, миледи.

— Ни в коем случае! Несите ледяную прямо из колодца!

Мира залезла в кадку и взвизгнула от холода, но не выпрыгнула, а просидела в ледяной воде несколько минут, пока не начало теплеть. Выбралась, завернулась в простыню, расположилась на лежанке, наслаждаясь прохладой. Боль мигом утихла, на душе стало так радостно, что хотелось петь. Было чувство, словно она вернулась домой после долгого-долгого путешествия.

В столице прекрасно все… кроме погоды. Здесь друзья, интересные беседы, удивительные здания и машины. Здесь увлекательнейшая игра, в которой Мира даже слегка преуспела. Здесь человек, который заставляет ее сердце жарко биться. Но здесь, тьма сожри, слишком солнечно! Как можно существовать в такой духовке?!

Почему, позвольте узнать, Праматери не основали столицу в долине Первой Зимы? Ведь именно туда они явились, сойдя с Кристальных Гор! Там провели первую зимовку, в честь чего долина и получила название. А затем поразмыслили и отправились в путь — в Южный Путь, если быть точным. Проделали шестьсот миль на юг и основали столицу среди пекла. Что за странное решение! Не хочется критиковать Праматерей, но… это же было чистое сумасшествие!

Мира еще несколько раз ныряла в ледяную воду, а после отдыхала в сказочной прохладе. Когда она вышла из бани, уже стемнело. Дом погрузился в дремоту, огромная трапезная зала была сумрачна и гулка. Зала имела высоту трех этажей, Луна заглядывала в высоченные арочные окна. Двери комнат второго и третьего этажа выходили на балконы, опоясавшие трапезную. Прежде Мира занимала одну из этих комнат, но после бессонной ночи в ожидании убийц девушка уговорила графиню отдать ей спальню в башне. Там было тесно, и требовалось пройти дюжину лестничных пролетов, чтобы добраться туда. Ни то, ни другое не пугало Миру, а уединение и неприступность башни внушали покой.

Когда девушка миновала площадку третьего этажа, то услышала нечто, похожее на стон. Она всполошилась и замерла, прислушиваясь. Стон повторился — грудной и хриплый. Мира имела весьма скудный опыт в подобных делах, но все же поняла, что подобные звуки выражают отнюдь не боль.

Она вышла на балкон, чтобы расслышать получше. Стоны чередовались со вздохами, их источник располагался в спальне графини. Кто там был с леди Сибил? Несложно догадаться: во дворе Мира видела карету императорского конюшего Кларенса. Он тоже издавал звуки: едва слышно похрюкивал.

После встречи с подругой, пинты шоколада и ледяной бани настроение было опасно озорным. Мира строго одернула себя: леди не должна подслушивать! И стянула с ноги туфельку. Это подходит какой-нибудь нерадивой горничной, но не благородной девушке! Она скинула вторую туфельку и босиком на цыпочках двинулась вдоль балкона. Какой позор, какая гадость! Троюродная племянница владыки не может таким заниматься. Этого не может быть, поскольку этого не может быть никогда! Мира подкралась ко входу в спальню графини, присела на корточки, чтобы из трапезной на первом этаже ее не заметил какой-нибудь слуга. От собственной отчаянной порочности Мире захватывало дух. Она приложила ухо к доскам двери.

К немалому разочарованию, вздохи и стоны утихли. Двое, находившиеся в спальне, больше не миловались, а беседовали. Мира услышала воркующий голос Кларенса:

— …кошечка, зачем тебе он понадобился?

Графиня мурлыкнула пару слов и поцеловала альтера. Он шепнул что-то в ответ и сделал что-то, от чего Сибил сладострастно вздохнула. Но вместо того, чтобы продолжить ласки, Кларенс сказал:

— Поверь, моя сладкая, ни к чему тебе это. Не влазь в эти дебри, прошу.

— Это еще почему? — голос графини стал тверже.

— Собачье логово… — несколько слов выпало, — …скверно окончится.

Какой-то шорох и чмоканье. Он попытался ее поцеловать и, кажется, не слишком успешно. Снова шорох. Что они там делают?.. Подглядывать в замочную скважину — это еще во сто крат хуже, чем подслушивать! К счастью, в скважину с той стороны вставлен ключ, избавляя от соблазна.

— Поясни-ка мне, дорогой, о чем ты толкуешь, — голос графини.

— Ну, если ты хочешь напрямую… — голос альтера.

— Уж будь любезен, скажи напрямик!

— Ты заводишь опасные знакомства, вот я о чем.

— Неужели?

— Ну, сперва Генри Фарвей, этот старый пройдоха-царедворец. Видишь ли, первый советник считает Фарвея своим человеком. Если советник узнает, что ты пытаешься переманить его союзника, то начнет кусаться.

— Я не…

Снизу, из трапезной, донесся звук шагов. Мира прижалась к полу, прячась в тень от балюстрады.

— …всякую чушь! — девушка поймала лишь концовку фразы.

— Дело твое, дорогая. Фарвей — еще полбеды. Но потом тебя видят с Катрин Катрин. Две дамы пьют чай под утро после бала… Уже рассвет: те спят, эти разъехались по домам, парочки прячутся в укромных уголочках. Казалось бы, кто мог вас видеть? Так вот, поверь, кому надо — те увидели.

— И что с того? — фыркнула графиня.

Действительно, что с того?.. И кто вообще такая Катрин Катрин? Вместо ответа Кларенс продолжил мягким, но твердым тоном:

— А теперь ты просишь свести тебя с Уильямом Дейви. Генералом Уильямом Дейви, вторым полководцем Короны — для ясности. Те, кто следит за тобой, — а таких, уж поверь, немало, — какие выводы они должны сделать?

— Да мне плевать на них!

— А им на тебя — нет. Ты пытаешься снюхаться с императорскими собачками, вот что решат. И не с простыми, а самыми крупными и кусачими из собачек! Заводишь дружбу с людьми, к кому владыка прислушивается! Это многие заметят… и не одобрят.

— Все так делают, — Мира легко представила себе жест руки, каким графиня отмахнулась от слов альтера. Тот, однако, настаивал:

— Не сейчас, дорогая моя. Только не сейчас. Очнись — через месяц летние игры! Все знакомства при дворе давно поделены. Все собачки давно знают, чей корм едят.

— А я вот думала, они служат императору.

— Ага, служат — ему. И лижут пятки — тоже ему. Но вот погладить себя позволяют и другим. Фарвей спелся с герцогом Альмера. Катрин Катрин — альтесса Шиммерийского принца. Генерал Дейви пьет с младшим Ориджином. За каждой собачкой, уж поверь, стоит какой-нибудь индюк.

— Поясни-ка, почему это Эрвину можно пить с генералом, а мне — нет?

— Лорденыш пьет с ним уже года три, а ты хочешь начать сейчас — накануне игр и реформ! Неужели не ясно?

Раздраженный упрямством графини, Кларенс говорил все громче. И к лучшему: Мира могла даже не жаться к двери, все равно отчетливо слышала речь.

— Говоришь, каждая собачка лижет чьи-то пятки? — голос графини скрипнул. — И чьи же выбрал ты?

— Твои, конечно.

Кажется, Кларенс подкрепил ответ действием — леди Сибил хихикнула.

— Прекрати, прекрати!

Когда он прекратил, то заговорил с неожиданной серьезностью:

— Как твой верный пес, я должен сказать. Дружба с архиепископом будет последней каплей. Если Айден Альмера и все его бесчисленные союзники еще не сделались твоими врагами, то непременно станут таковыми.

— Какая еще дружба? С каким архиепископом? — даже Мира сквозь дверь услышала фальшь в смехе леди Сибил.

— Ах, брось! Галлард Альмера, опальный приарх Праотеческой Церкви. Ты встречалась с ним в мае, потом вы беседовали на балу. Завтра он явится к тебе в гости.

Вот так новость! Сам архиепископ приедет к нам на обед?! Мира еще не знала об этом, так откуда узнал Кларенс?

— Ты следишь за мною?! — рыкнула графиня. — Как ты смеешь?!

— Не слежу, а присматриваю, чтобы ты не натворила бед и не навредила самой себе, — примирительно сказал альтер.

— Присматриваешь за мною? Я кто тебе — доченька? Младшая сестренка? Я что, нуждаюсь в твоей опеке?!

— Уймись, не свирепей.

— Как тебе только пришло на ум! Подлец, нахал!

Послышалась возня, злое придыхание графини, чмоканье губ. Кларенс попытался заткнуть ей рот поцелуем. Кажется, успешно: когда леди Сибил вырвалась, ее голос звучал уже мягче:

— Эта ваша мужская дурь… Вечно вы уверены, что женщине не обойтись без вас…

— Так ведь правда: куда вы без нас, а?

Он снова поцеловал ее, и графиня окончательно смягчилась.

— Ладно… что ты говорил про архиепископа?

— Ходят слухи, что ты давно с ним знакома. Кто не поленится, тот сможет узнать: Галлард Альмера был в Уйэмаре на празднествах в честь Семнадцатого Дара богов. Ты тоже была там — еще девчонкой.

— А кто там не был? — хихикнула графиня.

— Ага…

Звук поцелуев перемежал дальнейшие слова.

— Что еще есть обо мне гадкого и пошлого? — медово мурлыкнула леди Сибил. — Раз уж ты собрал коллекцию, то поделись!

— Да нет, больше ничего такого…

— Неужели? Говори, говори! Хочу вместе с тобою посмеяться!

— Ну, это уже не то, чтобы слух…

— Не слух?.. Как жалко!

— Люди этого не говорят, но я вот подумал про этого Галларда Альмера…

— Так-так, любопытно!

— Прошу, только не злобись. Это всего лишь мысль… Просто я давно тебя знаю, и вот подумал…

— Говори уже!

Голос Кларенса превратился в неразборчивый шепот.

— Что, правда? Ты так подумал? — воскликнула графиня и рассмеялась. — Проказник! Вот же выдумал!

— Ай!..

Раздался стук и звон. Кажется, леди Сибил столкнула альтера с кровати, и тот грохнулся на пол, по пути опрокинув что-то. Графиня хохотала все громче, пока вдруг не вскрикнула:

— Нет, не смей!.. — и тоже полетела с кровати.

Мира прыснула, представив себе картинку. Из комнаты слышалась веселая возня.

— Сладкая моя!..

— Хочу вина! Еще!

Звон колокольчика.

— Не смей звать слуг! Я что, покажусь им… хи-хи… в таком виде?

— Ладно, я сам выйду. Для тебя — что угодно, дорогая!

Сообразив, что сейчас произойдет, Мира опрометью кинулась к лестнице. Она преодолела уже целый пролет, когда дверь спальни со стуком распахнулась, и имперский конюший крикнул, давя смех:

— Эй, кто-нибудь! Вина для госпожи!