26 июня — 1 июля 1774 года от Сошествия Праматерей

окрестности Лабелина

Конечно, разбойников, что стерегли Хармона, уже и след простыл. Едва они зализали раны после схватки, как тут же унесли ноги из руин крепости. Это ясно, как день.

Но как же разыскать их нанимателя? Где теперь этот подлец вместе со Светлой Сферой?..

Хармон пытался вспомнить, как он выглядел. Вот же странная штука! Тот человек сидел от него в трех футах и беседовал с Хармоном чуть ли не пол-дня. Расспрашивал о путешествии, о встрече с Джоакином, о графе Витторе и леди Ионе, о продаже Предмета. Торговец рассказал ему в мелких подробностях все, что случилось за последние месяцы! И, тем не менее, не мог вспомнить его лица.

— Какие у него глаза? — спрашивала Полли.

Хармону отчего-то помнилось, что глаза тюремщика были кроваво-красными.

— Тьма их разберет.

— А волосы какие?

Он пытался вспомнить, и видел то черные сальные патлы, то серую шерсть, стоящую торчком, как у волка на загривке.

— И волос не помню.

— Ну, а лицо? — добивалась Луиза. — Борода, усы были?

Мысленному взору Хармона борода тюремщика виделась настолько буйной и густой, что закрывала собою все лицо, кроме глаз. Борода скрывала даже губы тюремщика, и его голос пробивался сквозь темную толщу волос, отчего становился глухим и невнятным.

— Борода, кажись, была… Большая такая и темная. Но, может, и нет.

— А нос? Какой у него был нос? Прямой? Длинный или короткий? Картошкой или тонкий?

— Кажется, крючком был и острый… как у коршуна. Но могу и ошибиться.

— Ну, вы чудите, хозяин! — поражался Джоакин. — Вы о нем хоть что-то запомнили точно?

— Да! — выпалил Хармон. — Он был тощий, как скелет!

Но тут же усомнился в своих словах. По правде, в воспоминаниях тюремщик виделся Хармону размытым и жутким пятном, наподобие призрака. Однако пятно это было довольно широким.

— Нет, друзья, наверное, про тощего я соврал. Не тощий он был, а наоборот, очень даже толстый.

— Так что же, толстый, говорите?

— Да, жирный, как кабан! — Хармон поколебался. — Или это я герцога вспоминаю?..

Луиза первой потеряла терпение:

— Хозяин, как мы, по-вашему, найдем его, если вы ни черта не помните? Ступайте тогда прямиком к барону и опишите ему злодея, как нам. Авось барон поймет, кого искать.

Полли вступилась за Хармона:

— Ну, что вы накинулись! В подземелье было темно, вот хозяин и не разглядел. Вы бы лучше посочувствовали.

— Ага, вот это самое и барону скажешь: вы, милорд, лучше нам посочувствуйте, чем товар требовать. Бароны — они такой сочувственный народец! Как услышат о чужой беде, так сразу в слезы.

Хармон хмурился, дергал себя за бороду, теребил волосы, сжимал виски. Надо же такому случиться — все из головы вылетело! К слову сказать, вида пыточных инструментов Хармон тоже не помнил. Названия сохранились в уме: Голодный Волк, Куховарка, Спелое Яблочко. А вот как они выглядели — ни намека. Будто клочки тумана лежали на столе, а не железная машинерия.

— На кого хоть был похож этот ваш тюремщик? — сделал еще одну попытку Джоакин. — Выглядел он воином или разбойником, или купцом, или, может, благородным?

Хармона внезапно осенило:

— На пивовара он походил — вот на кого!

— Точно?

— Уж точнее не бывает! Вылитый пивовар! Я еще удивился: с чего это меня пивовар допрашивает?..

Доксет присвистнул:

— На пивовара, говорите? Хозяин, так это… мы-то с Вихренком его видели, кажись! Да, Вихренок?

Паренек нахмурился, прикидывая в уме:

— Это когда мы с вами следили, значит, за крепостью? Накануне того, как освободили хозяина?

— Ну, да! Трое ускакали конями — помнишь? А передний был — ни дать, ни взять пивовар! С брюшком такой и лысенький.

Хармон расплылся в улыбке:

— В самую точку! Вот почему я не мог волосы вспомнить! Не было у злодея волос — лысым был! И с брюшком, тоже верно. Так куда, говоришь, он поскакал?

— Эээ… — Доксет поразмыслил и обстоятельно принялся за рассказ. — Ну, значит, когда наша Полли разыскала Джоакина и привела к нам, то он сразу сказал: "Я, мол, всем руководить буду, поскольку имею боевой опыт". У меня-то боевого опыта всяко побольше, но я себе подумал: "Ладно, пущай молодое поколение тренируется. Мне-то что, я уж повоевал вдоволь. Да и покомандовать успел в чине сержанта. Непростое это дельце, доложу я вам: очень уж крикливое. Не больно-то хочется снова. Уговаривать станут — и то откажусь!"

— Доксет, давай ближе к делу, дружок! Куда поехал тот, что похож на пивовара?

— Вот я и говорю, хозяин. Нам, значит, Джоакин велел: "Надо за руинами понаблюдать пару дней и высмотреть: сколько человек стерегут, какой у них распорядок, где стоят посты, как сменяется вахта". Это я одобрил — правильная мысль у юноши. Стали мы, значит, наблюдать. Ну, понятно, чередовались: сперва Снайп с Джоакином, потом мы с Вихренком. И вот, выпало нам наблюдать накануне того дня, как ночью мы вас, хозяин, освободили. Да… А вести наблюдение, скажу я вам, это тоже непросто. Нужно это делать правильно, по науке. Вот был случай: служил я в войске графа Блэкмора, и довелось нам выступить в Пастушьи Луга…

— Доксет!

— Что?.. А ну, да. Так вот, значит. Под вечер, когда еще не смеркалось, а солнце только вот начало садиться, лежим мы с Вихренком в траве на пригорке. Обзор на крепость оттуда самый что ни есть удовлетворительный. И видим мы: выходит из казарм тот самый, о ком бишь вы вспоминали: брюхастый такой, и рожа круглая, и лысый. На нем еще коричневый плащ был. Идет он за казармы, садится верхом на коня… или на кобылу — это я уж не рассмотрел. Знаю точно, что гнедая была. Садится, значит, верхом и скачет прочь из крепости. И к седлу у него — это как сейчас помню! — кожаная сума была приторочена, и он ее то и дело рукой поглаживал, будто сильно берег.

При этих словах сердце Хармона жарко забилось. Он подался ближе к старому солдату:

— Сума, говоришь? Это отлично! В ней-то и лежал графский товар! Но все же, куда поскакал этот человек?

— С ним, хозяин, как я уже сказал, еще двое всадников было. Они тоже вышли из казармы и повторили маневр того, брюхастого: сели в седла и следом за ним припустили рысью. Оба — серьезные люди: в дублетах да при мечах, и в шлемах круглых. Мы с Вихренком сразу притаились, как их увидели. Верно, малец? А этот, пивовар который, он вроде и вовсе был без оружия…

— Хорошо, что ты все это заметил, — прервал его Хармон, — но сперва все-таки скажи: куда они направились, покинув крепость?

— Тут это… понимаете, хозяин, тут такое дело… Так, значит, вышло…

Хармон с ужасом понял, отчего Доксет так долго тянул с ответом!

— Забыл, что ли?!

— Ну, не так чтобы совсем забыл, но как-то не разглядел… Понимаете, хозяин, было темно…

— Какой черт темно?! Ты же сказал: еще даже не смеркалось!

— Ну, не темно, но все же разглядеть было сложно… Что-то помешало. Куда-то они свернули — оп, и пропали из виду…

— Доксет, — Хармон взял старого солдата за грудки, — сколько ты тогда сивухи выхлебал?! Вокруг той крепости — чистое поле! Как в поле можно трех всадников потерять?!

Непохоже было, чтобы Доксет особенно смутился.

— Э, хозяин, сразу видно, что вы никогда не вели наблюдение! В чистом поле-то сложней всего разглядеть, куда люди скачут: ведь ориентиров-то нет! Бывает, смотришь — кажется, скачут на северо-запад. А потом глянешь снова — вроде, на северо-восток.

— Да чтоб тебе неладно было! От крепости идут всего две дороги: одна на север, вторая — на юг! Как можно между ними спутать?!

— Вот я и говорю, хозяин: в поле оно бывет сложно понять — на север скачут или на юг…

Хармон соорудил подобающее случаю ругательство с упоминанием Праотцов, Темного Идо, детородных органов и процессов пищеварения. Затем перевел дух и с надеждой взглянул на Вихренка:

— Малец, а ты помнишь, куда поехали те всадники?

— Помню, хозяин!

— Ну и куда же? На север или на юг?

— Эээ… чего-чего?

Выяснилось, что Вихренок не имеет понятия о сторонах света.

— Дорога на юг ведет к городу, — пояснил Хармон, — а на север — от города. Так куда?

— Эээ… а к городу — это в какую сторону?

Хармон издал сдавленный рык и выдрал из бороды клок волос.

— Но вы не серчайте, хозяин! — поспешно успокоил Вихренок. — Я на месте могу показать!

— Отличная мысль! До руин крепости — двенадцать миль. Всего-то четыре часа ходу…

Но деваться было некуда — больше ничего не удалось выжать из Доксета и его напарника по наблюдению. Они заночевали в Лабелине, а с рассветом двинулись к руинам крепости.

* * *

Джоакин искал возможности поговорить с Хармоном наедине и в дороге улучил момент. Расположившись поближе к торговцу, он шепотом спросил:

— Вы говорите, хозяин, вот та… вещь, которую мы с вами видели в казармах… это не Священный Предмет, а фальшивка?

— Уж как есть, — кивнул Хармон.

— Фальшивка — в смысле того, что ее сделали не боги, а люди?

— Верно.

— И вы точно знаете, что она — фальшивка?

— Точнее некуда. У герцога с бароном была книга — там описаны и зарисованы все Священные Предметы. Они сверили и убедились.

— Но хозяин… как же можно изготовить такую подделку?! Разве есть мастера, способные на такое?

Этот вопрос немало занимал и самого Хармона. Правда, он до поры не хотел забивать себе голову пустым любопытством. Запланировал так: вот верну Предмет и успокоюсь на сей счет, а потом сразу попытаюсь понять: из чего же подлецы сделали копию?

— Видать, нашелся мастер. Сделал же.

— Я никак не возьму в толк: что же это за материал был? Стекло? Не стекло. Хрусталь? Не хрусталь! Уж больно легкая была штука и слишком бойко вращалась. Стекляшка бы крутанулась раз десять, да и остановилась. Верно?

— Верно, — признал Хармон. — Не стекло было и не хрусталь, и не слюда, и не лед.

— Но что еще бывает прозрачным?!

— Понятия не имею, — пожал плечами Хармон. — Да только точно знаю, что новый товар — фальшивка. Я-то держал в руках подлинник и помню: он еще легче был.

— Еще легче?! — поразился Джоакин. — Он что же, из воздуха был сделан?!

— Если в Подземном Царстве бывает твердый воздух, то, пожалуй, из него.

Джоакин надолго умолк, пытаясь уложить в голове услышанное. Потом все же спросил:

— А не стоит ли нам разузнать в ремесленных гильдиях да на рынке о мастере, способном сделать этакую штуку? Ведь слава об умельце должна далеко идти!

Хармон уже поразмыслил об этом способе и отбросил его.

— Не стоит, Джоакин. Во-первых, потому, что мастер этот, наверняка, сидит в подвале у злодеев и на них одних работает. Понимаешь, если бы он делал товары на продажу, я уж давно бы о нем прознал! Не первый год торгую в здешних местах, присматриваюсь ко всяким новинкам, диковинкам. Ничего похожего на невесомое стекло никогда не видел.

— А во-вторых, хозяин?..

— Что — во-вторых?..

— Ну, вы сказали: во-первых. Дальше-то должно идти во-вторых.

Вторым пунктом шло такое рассуждение: если приняться у купцов и ремесленников Лабелина расспрашивать о мастере диковинных прозрачных изделий, то, не ровен час, прослышит об этом герцог и смекнет, что выложил двадцать пудов золота за фальшивку.

— Оговорился, видно. Довольно и первого.

Джоакин унялся на этом, а Хармон подумал: отца Давида нужно будет спросить — вот кого! Эта мысль показалась естественной и весьма убедительной. Материал подделки был, конечно, не божественным… но и не совсем человеческим. Наполовину божественным — так можно сказать. А значит, кого и спросить о нем, как не священника? Жаль, неясно, где теперь искать отца Давида… да и жив ли он. Хармон приуныл, а обоз тем временем приближался к развалинам крепости.

Как и ожидалось, руины оказались пусты. Пара рыхлых пятен свежей земли говорили о том, что не все разбойники пережили ночную схватку.

Хармон с Доксетом и Вихренком поднялись на пригорок, с которого давеча велось наблюдение за крепостью. К огромной радости торговца, мальчишка сразу уверенно заявил:

— Те трое поскакали вон туда, налево!

— Вон туда? Это наверно?

— Вернее верного!

— Стало быть, на север?

— Вы бы сразу сказали, хозяин, что на север — это влево! Я бы вам тогда еще в городе ответил! Лево от права умею отличать, не маленький!

На север — это прекрасно! Дорога от старой крепости на юг вела прямиком в Лабелин. А Лабелин — это гигансткий муравейник с сотней тысяч мурашек-людишек. Найти там одного типа, похожего на пивовара, — все равно, что среди псарни разыскать блоху, отзывающуюся на имя Бетти Джейн.

Дорога на север — совсем иное дело! Ближайший город в той стороне будет миль через сорок. А "пивовар" с приспешниками выехал из крепости перед закатом, стало быть, ночевать ему пришлось в дороге. Порасспросить во всех гостиницах вдоль тракта — где-нибудь да и запомнили брюхастого мужичка с парой мечников впридачу. Конечно, тюремщики могли устроиться на ночлег и в чистом поле… хотя тот, кто допрашивал Хармона, больше походил на человека, привычного к комфорту. Но вот поесть и выпить — точно хоть куда-то да зашли! Хотя бы в одной таверне должны их помнить!

— Чего же мы ждем?! На север!

Оставив обоз с телегами плестись позади, Хармон с Джоакином и Доксетом поскакали верхом. Эта дорога, как и все прочие пути, ведущие от Лабелина, изобиловала тавернами, трактирами, гостиницами и ремесленными лавками. Это наполнило душу торговца радостным предвкушением.

Хозяин первой же таверны радостно затараторил, едва Хармон выложил на стойку пол-агатки:

— Полненький? Похожий на пиводела? Еще бы мне не помнить! Конечно, проезжал!

— И куда он направился?

— Да как и все, в Лабелин он направлялся. На юг, то бишь.

Обратно на юг? Это удивило Хармона, и он счел нужным уточнить:

— А с ним был кто-то еще?

— Ясное дело, был!

— Двое?

— Двое, не трое же!

— Мечи… — начал Джоакин, но Хармон прервал его и спросил по-своему:

— А те двое спутников были мужчина и женщина?

Хозяин тут же закивал, сладко поглядывая на монетку:

— Верно, верно! Женщина с ним была — видать, жена его. И паренек такой крепенький — пожалуй, что сын. И все они трое на юг поскакали. Я хорошо помню!

В следующем трактире Хармон вел себя предусмотрительней — денег сразу не показывал, а расспросы вел так, чтобы не подсказать трактирщику нужные ответы.

— С животом такой? Лысый, со щеками? — угрюмо ворчал трактирщик. — Много тут таких бывает. Что ни день, то и лысые, и толстые, и щекастые — на любую масть. Отбоя нет.

— А в четверг видал кого из них?

— Сперва эля закажи, там уж поговорим.

Хармон заказал эля, трактирщик сказал:

— Неа, третьего дня не видел.

— Ты же говорил — много таких проезжало!

— Много, да не тот, что тебе нужен.

— Почем знаешь?

— Да потому, что был четверг!

— И что?

— Ты, как будто, не здешний, — буркнул трактирщик. — Откуда явился? Из Короны, что ль?

— А что?

— Да то, что все здешние знают: в Лабелине с пятницы по воскресенье была ярмарка! Кто же в четверг вечером станет ехать из города? Все в город едут. А назад — в понедельник.

Двинулись дальше. Добрались до гостиницы, хозяйкой была бойкая пышнотелая бабенка. Хармон заказал эля с вяленой говядиной и задал вопрос. Хозяйка закатала рукава, села напротив торговца и с явным удовольствием перечислила всех, кто останавливался у нее за неделю. Бывали здесь зажиточные крестьяне и ремесленные подмастерья, почтовые курьеры и бродячие торгаши, был лекарь со слугою и слепец с поводырем, были двое сквайров без рыцаря, был устроитель петушиных боев со слугами и горой клеток на возу, был какой-то кривой тип, а с ним — тощая шлюха. Этих, последних, хозяйка мигом выставила за двери. Она, хозяйка, шлюх за полмили чует. Ей, хозяйке, такого народа здесь вовек не нужно, а то, не ровен час, дурная слава пойдет о гостинице, потом не оберешься. Верно говорю, добрый господин? Значительную часть постояльцев хозяйка знала по именам и слыхала о них какие-нибудь забавные истории, которые тут же принялась пересказывать Хармону. Торговцу пришлось узнать, что давешний слепец лишился зрения при пожаре, когда спал дома пьяный, а из печи вылетел уголек, но врет всем, будто бы его сглазила перед смертью покойная жена: позвала к себе, взяла за руку, поднатужилась — и сглазила… Словом, хозяйка гостиницы оказалась кладезем всевозможных сведений. Одно плохо: тюремщика, похожего на пивовара, она не видела ни в четверг, ни в какой другой день.

За гостиницей следовала еще одна, а потом таверна, а потом — лавка горшечника, и снова таверна, и снова гостиница.

Живот Хармона едва не лопался от эля, Доксет осоловел и с трудом держался в седле. Хармон перезнакомился с трактирщиками и их слугами, с местными пьянчугами и гончаровыми подмастерьями, с нищим, что побирается на дороге, и баронским егерем, что сломал ногу и много уже дней торчит в кабаке, ожидая, пока не сможет сесть в седло.

Хармон узнал наперечет всех, кто проехал этой дорогой со среды по субботу. Таких, что двигались на север, было в те дни немного, и торговец расспрашивал о них подробнейшим образом. Разузнал про их внешность, занятия, имена; не желал этого, но все же услышал, кто из путников был щедр, а кто скуп, кто сидел тихо, а кто поднял шум или учинил драку. Иные трактирщики были не дураки приврать, и Хармон прослышал даже о том, будто как раз вечером в четверг проскакал дорогою сам архиепископ. Спешился, зашел в кабак, выпил чарку, осенил хозяина священной спиралью, да и дальше поскакал. А следом за его светлостью ехала девица в плаще, а под плащом на ней — Праматерью клянусь! — ничегошеньки не было надето!

Но сколько ни расспрашивал Хармон, оставался человек, о котором торговец не услышал ни слова, и этим человеком был щекастый круглопузый тюремщик.

В последней гостинице торговец заночевал, а утром, весь серый от уныния, двинулся в обратный путь.

— Хозяин, так может, это, свернули они с дороги?.. — предполагал Доксет.

— Куда им сворачивать? Ты же видишь — по сторонам одни деревни да хутора!

— Ну, вот в деревню-то и заехали…

Хармон отмахнулся. Нет, не мог он себе представить такого, чтобы трое хитроумных злодеев с мечами и Священным Предметом решили спрятаться в крохотной деревеньке! Они же там заметны будут, как баран среди поросят!

— А может, просто ночевали среди поля, а не в гостинице? — предположил Джоакин. — Я вот тоже предпочитаю, когда небо над головой. Когда полной грудью дышишь, то и спать приятнее.

— Положим, ночевали в поле. А обедали они тоже в поле?

— Отчего нет? Может, они с собой еды взяли?

Хармон вынужден был признать, что такая возможность имелась. Радости ему это не прибавило.

Позже они встретили обоз. Луиза спросила — мол, ну как оно. Умничка Полли по одному лицу Хармона поняла, как оно. И сказала:

— Хозяин, там вначале, примерно в миле от развалин, уходил в сторону проселок. Может, злодеи им поехали?

— Проселок?.. — Хармон удивился. Он не помнил никаких поворотов дороги.

— Да, он мало приметен, весь травой порос. Видно, редко им пользуются. Но есть.

— Покажи! — велел Хармон.

Они добрались до места, и Полли показала. Верно: среди высоких луговых трав змеилась примятая полоска. Дорогой никак ее не назовешь — скорее, тропа, которой время от времени пользовались.

— Все ты напутал, Вихренок, — в сердцах бросил Хармон. — Таки не на север они подались, а на юг, в Лабелин!

Но шансов разыскать злодея в Лабелине не было никаких, а проселок давал хотя бы видимость надежды. Ведомый скорей отчаянием, чем трезвым рассуждением, Хармон свернул на заросшую тропу.

Пропетляв пару миль, обогнув озерцо и рощицу, путники увидели хутор на три дюжины домов. Ну, вот и весь рассказ, — подумал торговец. В хуторе они скрываться не станут. Однако на краю поселка торчала крохотная таверна, и Хармон решил попытать счстья.

— Скажи-ка мне, будь другом, — привычно спросил торговец, взяв у трактирщика кружку, — в прошлый четверг ближе к вечеру не заезжали ли к тебе трое всадников?

— Трое всадников? — трактирщик присвистнул. — Что бы им тут делать?

— Так не заезжали?

— Нет, добрый господин. К нам-то редко заезжают… Разве если в монастырь паломники идут, то могут забрести на чарку-другую. С них-то и живу… Но в четверг — нет, в четверг не было никого.

— Эх… — махнул рукой Хармон и присосался к кружке.

— Отчего так печалишься? — посочувствовал трактирщик. — Сильно тебе нужны те всадники?

— Нужны — не то слово! Один из них мне кругленькую сумму задолжал… А теперь поди сыщи его. Точно знаю, что он в четверг проехал от развалин на север — и как сквозь землю провалился! Лысенький такой, щекастый, с брюшком, на пивовара похож. Вроде бы, памятная внешность — а нет, никто не видел на десять миль вокруг!

— Да уж, бывает… — покачал головой трактирщик и поведал — не сказать, что к месту — историю о том, как у него украли лошадь.

Хармон допил, вздохнул и пошел прочь, повесив голову. Трактирщик вдруг окликнул его:

— Как, бишь, ты сказал, выглядит этот твой должник?

Торговец повторил. Трактирщик почесал затылок.

— Слушай-ка, а ты, часом, не брата Людвига имеешь в виду?

— Какого еще брата? — не понял Хармон.

— А, ну нет — так нет, — пожал плечами трактирщик. — Тебе виднее.

— Постой, постой. Я с этим пузатым не близко знаком. На рынке познакомились, назвался он таки Людвигом — это верно. Но вот чей он там брат — этого я не знаю.

— Значит, он был не в сутане?

— В какой еще сутане? — совсем растерялся Хармон.

— А, ну тогда точно он! С тебя монета, господин! Нашел я твоего должника.

— Да кто же он?! — вскричал торговец, боясь верить.

— Брат Людвиг! Из Максимианского монастыря, что в двух милях на запад от хутора.

— А почему думаешь, что это он?

Трактирщик принялся загибать пальцы:

— Во-первых, по виду подходит — лысенький, с брюшком, щеки висят. Во-вторых, он мне тоже агатку задолжал. Сказал — верну на неделе, но все никак! А дело еще весною было. И в третьих, самое главное: брат Людвиг иногда выходит из монастыря без сутаны. Имеет он такую странность. Раз заехал ко мне на чарку — одет, будто мещанин, я его даже сразу не признал. Ты как сказал, что твой Людвиг был без сутаны, — тут я сразу понял: точно он!

Хармон затаил дыхание:

— И что же, в четверг он к тебе заходил? С двумя спутниками?

— Неа. В четверг я его не видал. Ты, видно, спутал: в среду здесь брат Людвиг проезжал. И не к монастырю ехал, а от монастыря. Туда вон, в сторону развалин крепости.

* * *

Максимиановская обитель была укреплена как надо — чего, впрочем, и следовало ожидать от монастыря, расположенного среди полей. Двадцатифутовые стены венчались галереей с бойницами, ворота были окованы железом и снабжены дополнительной подъемной решеткой из дубовых брусьев. Правда, башен не было, и это обстоятельство, несомненно, порадовало бы командира осадного отряда из пары сотен бойцов. Беда в том, что все войско Хармона-торговца состояло из одного недорыцаря, одного дезертира и одного старого пьянчуги с копьем.

— Что ж, начнем с разведки, — сказал Хармон, глядя на белеющие стены монастыря с опушки рощицы. — Так ведь полагается по правилам военной науки?

Джоакин важным кивком подтвердил: да, именно так.

— Паломники обыкновенно выглядят несчастными людьми, — сказал Хармон. — Или нищие, или хворые, или юродивые, или голодные. А лучше — все вместе.

Он скептически осмотрел свою свиту. Все были, как назло, здоровы и жизнерадостны. Более всех походил на нищего страдальца сам Хармон, до конца не оправившийся от голодовки. Однако ему в монастырь дорога заказана: пузатый брат Людвиг, если именно он и был тюремщиком, помнит Хармона в лицо. Джоакин со Снайпом отпадали — они имели слишком уж воинственный вид. Не подошел и Вихорь — тот был хоть добродушен, но крепок. Хармон пригляделся к Луизе:

— Значит, вот что я тебе скажу. Ты станешь паломницей. Жизнь твоя — штука нелегкая. Муж у тебя помер…

— Вот те на!.. — возмутился было Вихорь, но Хармон повысил голос:

— Да-да, Луиза, овдовела ты. Осталась одна с двумя спиногрызами, да еще на твоей шее сидит престарелый отец. Папашка, значит, ничего делать не может, поскольку беспробудно пьет. Это будешь ты, Доксет.

— Я, хозяин?..

— Именно ты. Я тебе для убедительности чарку орджа налью… две. Твоя задача, Доксет, выглядеть полным дураком: смеяться невпопад, ко всем с болтовней приставать, нести всякую чушь.

— Ну, уж вы придумали, хозяин! Этакий маневр я только в Шиммери видал. Пошли мы в разведку на Львиные Врата, и наш командир говорит: переодеваемся скоморохами…

— Вот-вот, отлично справляешься, — похвалил Хармон. — А твое дело, Луиза, показывать всем своим видом, что жизнь — несладкая штука. Сделай суровое лицо и не улыбайся. Вообще забудь, что такое улыбка, поняла? Платье надень грязное и старое, башмаки — сбитые, плащ возьми не свой, а Вихрев — видно будет, что он с чужого плеча. Котомку возьми, но пустую — внутрь пару тряпок кинь, не больше. Пусть не думают, что у тебя какое-то добро водится.

— Подол платья подвязать? — предложила Луиза. — Так делают, когда идут пешком по грязи.

— Верно, умница. Из денег возьми горстку медяков, завяжи их в платок. Обязательно брось подаяние: развяжи платочек этак аккуратненько, выйми три звездочки, потри о подол и положи в чаши, а остальные завяжи — и за пазуху.

— Бедняки еще целуют монетки перед тем, как на подаяние бросить.

— Точно подметила. И это сделай. Детей — Сару с Вихренком — тоже одень погрязнее да победнее. Ты поняла уже, в каком духе. Вихренок пусть босиком идет, а Саре на голову платочек повяжи — дети в платочках всегда смотрятся жалко.

Луиза всполошилась:

— Хозяин, я-то за себя не особенно боюсь… Но детей вести в этакое место! А вдруг монастырь — и вправду логово злодеев?

— Не переживай. Хуторяне говорят, в монастырь каждую неделю паломники ходят. И ни одного слуха не было, чтобы кто-то пропал и назад не вернулся.

— Но все же, тревожно. То ведь просто паломники, а это — мы. Вдруг злодеи знают, что мы вам служим?

— Ладно, коли так волнуешься, то оставь детей снаружи за воротами. Но до входа с ними непременно дойди — пускай привратники увидят.

— Идет. А о чем молиться-то?

— Как — о чем? Чтобы святой Максимиан дал тебе сил справиться с твоей нелегкой жизнью! Сама же видишь — не жизнь у тебя, а каторжный труд! Еще проси, чтобы Максимиан твоему папашке голову прочистил и от пьянства отучил.

— Хозяин… а кто такой Максимиан?

— Как — кто? Праотец! В честь него монастырь назван!

— Ну, это понятно, что Праотец. А чем он славится, что сделал хорошего? Как ему молятся?

— Ты спросишь, женщина! Я тебе кто — архидьякон? Максимиан — святой. Еще у него малый Предмет был — этакий, вроде медальончика. Он в монастырской церкви на алтаре лежит, трактирщик сказал. А об остальном монахов спросишь.

Полли внимательно слушала разговор Луизы с хозяином, а потом сказала:

— Позвольте, я тоже пойду на разведку.

Хармон нахмурился. Первым его желанием было отказать. Пока беседовал с Луизой, то не думал об этом, но как Полли предложила — так сразу сообразил: а ведь в монастыре может быть опасно!

— Нет, милашка, ты лучше не ходи.

— Почему же? Луизе можно, а мне — нет?

— А зачем? Луиза с Доксетом все сами рассмотрят.

— Три пары глаз лучше двух!

— Все равно не ходи.

— Но почему?

Потому, что ты мне нужна! Жениться на тебе хочу — что неясного?! Но Хармон не сказал этого — было не время. Сперва вернуть Сферу, потом — купить билеты на поезд, прокатиться с девушкой в столицу, а уж там, когда Полли себя не будет помнить от восторга… Сейчас — рано. Нет уверенности, что согласится.

— А почему ты так хочешь? — уклончиво спросил торговец.

— Хозяин, в том монастыре есть Священный Предмет. А я видела только один за всю жизнь. Очень уж хочется посмотреть!

Этой просьбе Хармон не смог отказать. Кто-нибудь другой, возможно, не отпустил бы девушку на встречу со святыней… но не Хармон Паула. Напоследок, впрочем, он еще брыкнулся:

— Ты по виду не соответствуешь: больно жизнерадостна для паломника.

— У меня есть идея на этот счет, — ответила девушка. — Я буду блаженной.

Она улыбнулась — широко и как-то странно, будто не собеседнику улыбалась, а самой себе. Взгляд Полли стал рассеянным, прошел сквозь Хармона и устремился куда-то в неизвестность. Несмотря на всю миловидность ее черт, вид получился жутковатый. Джоакин даже присвистнул.

— Так что же, очень в паломничество хочешь? — спросил Хармон.

— Добрый господин, — ответила Полли сквозь улыбку, — никак не могу я не идти. Назначено мне, добрый господин. Максимиан велел: приди, отроковица, спрошу тебя.

— Издалека ли идешь? — подыграл торговец.

— Кто же знает?.. — улыбалась девушка, глядя сквозь него. — Где была, там больше меня нет. Шла дорогой, и другой дорогой, и третьей дорогой. Вот, хороших людей встретила, Праотец мне шепнул: иди с ними.

Она рассеяно погладила по голове Сару.

— Согласен, — сказал Хармон, — будешь блаженной. Не бери ни котомки, ни плаща. Просто в платье иди: как услыхала голос, тут же и отправилась в путь.

— Вы правы, добрый господин. Праотец позвал, и я не смела медлить.

— Так и не медлите! — кивнул Хармон. — Наряжайтесь, отправляйтесь в разведку. Завтра срок истекает!

Спустя несколько часов компания "паломников" вернулась из Максимиановской обители.

Луиза сказала:

— Вроде, ничего особенного. Монастырь как монастырь. Двор просторный, построек много, все ухоженные. Есть конюшни и пивоварня. Церквушка хорошенькая, но небольшая. На алтаре — Предмет: вроде медальончика, а в нем голова мужчины — как живая. Куда ни пойдешь, он к тебе лицом поворачивается… Братьев в монастыре человек тридцать, а служек — больше полусотни. Братья недовольны, что мы явились, сперва впускать не хотели. В церкви, когда мы Предмет рассматривали, монах стоял рядом и ворчал: мол, хватит, нагляделись уже, идите своей дорогой. Словом, все как обычно в церквях.

Доксет сказал:

— Значит, вот что, хозяин. Монастырь этот — он немного странный какой-то. Я, хозяин, в монахах-то не силен, не шибко во всех этих священных делах разбираюсь. Но в войсках-то послужил будь здоров, уж что есть, то есть. И вот что я вам скажу: обитель эта военным лагерем попахивает. Дисциплинка у них, все ходят по струночке — не как попало, а установленными путями. Никого не видать, кто бы шатался без дела. Трое служек прохаживались по двору, и я было решил: прохлаждаются. А потом пригляделся: крепкие парни, спины прямые, не согнутые, как у монахов, а на поясах — дубинки. Добротные такие дубинки с набалдашниками, сродни булаве. Тут-то я понял, хозяин: это не просто себе служки, а часовые на вахте. Странное дело, да, чтобы в монастыре часовых выставляли?

А Полли сказала:

— Хозяин, это они — злодеи.

— Почему так уверена?

— Как Луиза сказала, так и есть: выглядит все как обычный монастырь. Но лица у братии необычные. Монахи всегда спокойны и безмятежны, у них жизнь ровно течет, им волноваться нечего. А у здешних на лицах — напряжение и затаенная тревога, вот как у вас сейчас. У этих людей совесть нечиста, можете мне поверить!

Монахи — похитители Священных Предметов!.. Хармон попытался уложить это в голове.

С одного бока, странно до безумия. Святые отцы, отдавшие жизнь во служение Прародителям, вдруг промышляют грабежом и подделкой реликвий! Сумасшествие какое-то. Причем, судя по словам Полли, замешана в этом вся монастырская братия, а не один только Людвиг! Как им хватило наглости и дерзости на такое? Ладно — похищение: тут соблазн велик, а грех не так уж страшен. Но подделка святыни!..

И еще вот что удивительно. Откуда вообще монахи узнали о Светлой Сфере в руках торговца? Хармон сперва думал на барона Деррила, позже считал, что похищение устроил кто-то из приближенных барона в тайне от него. Ведь здесь, в Лабелине, только Деррил и его ближайшие слуги знали о Предмете. А монахи — им-то как стало известно? Получается, кто-то из них имел уши в окружении Деррила… но зачем?!

Но если взглянуть на дело с другой стороны, то складывалось оно логично и гладко, все становилось на места. Достаточно допустить саму по себе мысль о том, что монахи способны на подобные злодейства, — и все дальнейшее будет выглядеть весьма уместно. Кому Предметы нужнее всего? Дворяне собирают их в хранилищах, чтобы похваляться друг перед другом, но прямую денежную выгоду имеют от Предметов только священники! Положи на алтарь самый захудалый Предмет — и прихожан в церкви прибавится раз в десять!

Где лучше всего прятать похищенный Предмет? Разумеется, в храме! Святыня в монастыре — все равно, что тарелка на столе: никого не удивит, ни у кого не вызовет вопросов.

Кто сумел бы подделать Светлую Сферу? Нет, не стекольщик и не ювелир, а тот, кто знает толк в божественных материалах. Монахи видят Предметы, молятся на них, изучают их историю и пишут о них книги. Если кто и сумел создать нечто, похожее на творение богов, то, наверняка, мастер был из числа священников.

И, наконец, кто быстрее других поддался бы соблазну присвоить Предмет? О, ответ на этот вопрос Хармон-торговец отлично знал по собственному опыту: соблазн возникает тогда, когда глядишь на святыню! Кто чаще других имеет дело с Предметами, тот и решится на кражу!

— Хитрые пройдохи! — буркнул Хармон.

Потеребил бороду, поскреб ногтями впалые щеки и добавил:

— Мучители. Гады! Сволочи! Думаете, оставлю вам товар?! Не дождетесь!

— Хозяин, это… — встревожено заворчал Доксет, — издали-то не особенно видно, но, доложу я вам, этот монастырь — крепкий орешек. Его и сотней солдат не возьмешь, а нас-то всего трое.

— Не бойся, приятель, на штурм идти не придется. У меня другой план возник.

— Думаете сделать тайную вылазку?! — Доксет напугался еще больше. — Там же стоят часовые, и ночью, по всему, тоже!

— Вылазка — безнадежное дело, — проворчал Джоакин. — Ладно бы мы знали, где хранится Пре… товар. Но монастырь-то большой! Положим, удастся нам тайно перебраться через стену. Но как разыскать вещицу и при этом всех не всполошить?

Хармон ухмыльнулся и покачал головой.

— Снова неправильно мыслите. Разве мы грабители, чтобы тайно лазить в чужие дома? Нет уж, мы пойдем по закону.

— Явимся к герцогу и ему все расскажем? — предположила Полли.

— Опять не то. Герцог не поверит, что виноваты монахи, а те, в свою очередь, все станут отрицать. Мы ничем не докажем наших слов.

— Тогда как же мы отберем товар?!

Хармон растянул губы в ухмылке.

— Дорогие мои, мы ничего не станем отбирать. Мы попросим — и монахи сами отдадут.

— Да неужели? С чего бы им отдавать?!

— Понимаете ли, — подмигнул Хармон, — мы их очень вежливо попросим.

Под пристальными взглядами свиты, Хармон Паула Роджер изложил свой план и принялся раздавать поручения.

— Доксет, Полли и Джоакин, вы будете нужны в первую очередь. Доксет, к тебе дело такое. Ты обладаешь дивным нюхом на старых солдат, особенно — на тех из них, с кем можно выпить. Сегодня — впервые! — твое умение пригодится. Отправишься в город, возьмешь с собой Снайпа и тридцать агаток. Хранителем агаток назначаю Снайпа. Вы найдете отставных солдат Лабелина. Поите их, развлекайте байками, умасливайте, подкупайте — но принесите мне четыре камзола с дельфинами и снопами пшеницы. Камзолы должны быть хорошими, не рваньем! Кроме того, нужны три пары новых сапог и два меча — вот вам на это три елены. Мечи могут быть дешевыми, но перевязи и ножны возьмите покрасивее. И еще одно. Зайдите на рельсовую станцию — узнайте, отбыл ли герцог в столицу, и если да, то давно ли.

Хармон убедился, что охранники поняли задание, и отправил их в Лабелин. Обратился к Полли:

— Красавица, ты, помню, помогала мужу в ремесленных делах. А он у тебя был, коли не ошибаюсь, резчиком по дереву.

— Все верно.

— Сможешь вырезать такую вот печать?

Торговец показал девушке банковский вексель, а на нем — печать с дельфинами герцога Лабелина. Полли рассмотрела поближе.

— Я могу постараться…

— Постарайся, дорогая, прошу тебя! Очень постарайся!

Потом он отозвал Джоакина.

— А к тебе, друг мой, разговор особенный. Дело необычное, но тебе должно прийтись по душе. Хочу, чтобы ты вообразил себе кое-что.

— Вообразить?..

— Представь себе, Джоакин Ив Ханна, что ты — вассал большого человека. Выбери по своему вкусу: хоть графа Рантигара с Запада, хоть даже герцога Альмера. Представил?

Джоакин закатил глаза. Подбородок поднялся к потолку, грудь выпятилась колесом.

— Н-да, — сквозь зубы обронил он.

— Тогда воображай дальше. Ты пришел к человеку простого рода взять то, что причитается твоему сюзерену. Например, собрать налог.

— К крестьянину, что ль?

— Нет, бери выше. Скажем, к городскому старейшине.

— Ага.

— Покажи, как будешь действовать.

Джоакин задрал подбородок еще выше, подбоченился, скосил глаза вниз на Хармона и процедил:

— Я пришел по велению герцога Альмера…

— Плохо, — оборвал его торговец. — На твоей груди вышит герб Великого Дома. На свете бывают темные люди, бывают тупые, бывают даже такие, кто не помнит имени своей мамы. Но таких, кто не знает твоего герба, на свете быть не должно!

Джоакин поморщился и начал заново:

— Меня зовут сир Джоакин Ив Ханна…

— Снова плохо, — отрезал Хармон. — Сперва узнай имя того, с кем говоришь. Если это не тот, кто тебе нужен, потребуй, чтобы его позвали. А уж когда пред тобою станет нужный человек и назовет себя, тогда только говори свое имя.

— Мне нужен городской старейшина Джон, — процедил Джоакин.

— А кто его спрашивает?

— Сир Джоакин от имени герцога Альмера…

— Тьфу ты! Вот не терпится тебе прихвастнуть титулами! Неужто мало имел дела с лордскими вассалами? Разве так они себя ведут?

Джоакин нахмурился, набычился.

— Давайте снова. Мне нужен городской старейшина Джон.

— А кто спрашивает?

— Оглох что ли? Зови старейшину, да побыстрее!

— Он спит, добрый господин, и не велел будить.

— Живо буди, не то пожалеешь!

Джоакин взялся за рукоять меча, Хармон скривился:

— Опять плохо. Бряцание оружием — это мальчишество. Ты силен не потому, что носишь железку на поясе. За тобою стоит мощь Великого Дома — страшная силища. Просто погляди этак внимательно в глаза слуге, чтобы тот понял, с кем имеет дело.

Джоакин поглядел.

— Плохо, — сказал торговец. — Ты смотришь со злостью, а нужно — с уверенностью.

— Это я на вас злюсь, — буркнул Джоакин. — Ладно, сейчас сделаю.

Он глубоко вдохнул, чтобы успокоиться, и изобразил самую презрительно-холодную маску, на какую был способен.

— Сойдет, — кивнул Хармон. — Я позвал старейшину Джона, тот пришел. Спросонья такой, в ночной рубахе. Говорит: вы ополоумели, сударь?

— Да как ты смеешь! — взвился Джоакин. — Ты хоть понимаешь, кто перед тобой?! Да я тебя…

— Эх, дурачина… — прервал его гнев Хармон. — Не бахвалься, не дерзи, не нарывайся на драку. Тебя хозяин не за этим послал — помнишь? Твой лорд велел тебе собрать налог, а не устраивать резню. Ты служишь лорду, а не собственному самолюбию.

— Так я и служу, — огрызнулся Джоакин.

— Плохо служишь, я бы тебя прогнал на месте герцога. Делай дело, а не затевай ссору. Повторяем. Вы ополоумели, сударь? Явились среди ночи!

— Явился тогда, когда следовало, — холодно бросил Джоакин. — Милорд ждет от вас уплаты налога.

— О, сударь, здесь явная ошибка! Ведь его светлость позволил мне уплатить налог позже, в сентябре сразу за все лето. Разве он вам этого не сказал?

— Как будто, нет… — заколебался Джоакин. — Нет ли у вас грамоты за печатью милорда?

— Бумаги-то нет, сударь, но я вам расскажу сейчас, как все было. В апреле навестил я Алеридан по случаю дня Весеннего Цветения. Привез подарки его светлости с дочерью, попросился на прием. И вот позвал меня герцог, усадил напротив себя, и я сказал… — Хармон изменил тон с заискивающего на раздраженный и буркнул: — Опять не справляешься. Не давай себя заболтать! Ты пришел сделать дело, а не слушать трескотню.

— Не желаю этого слышать, — подстроился Джоакин. — Милорд знает, что делает. Прислал меня — значит, пришел срок.

— Стало быть, его светлость отменил нашу договоренность?

— Мне ничего не известно об этом.

— Не забыл ли он, что дал нам острочку?

— Ты мне что же, допрос учиняешь? — взрыкнул Джоакин. — Велено взять с тебя налог. Сперва плати, а после расспрашивай.

— Уже лучше, — похвалил Хармон. — Но старейшина тебе на это такое скажет: смилуйтесь, сударь! Весна больно холодная была, на полях все померзло, крестьяне голодают. На городской рынок совсем мало товаров везут, у наших мастеровых ничего не покупают. Цеховые прибыли такие, что хоть садись и рыдай! Не ровен час, осенью подметки будем есть вместо хлеба!

— Прискорбно… — начал Джоакин.

— Нет! — рявкнул Хармон. — Он, подлец, врет тебе! Чернь постоянно хитрит перед лордами, ты бы это знал, если бы вправду был вассалом! А если и не врет, то его беды — не твоя забота, понял? Твоя забота — одна: служить господину.

— Не желаю слышать, — устало обронил воин. Хорошо это вышло: в тональности человека, который слыхал отговорки сотню раз и смертельно утомился от них.

— Но сударь, сжальтесь над нами!

— Кончай это. Милорд велел взять налог. Мы оба знаем, что я его возьму.

Джоакин скрестил руки на груди. Хармон кивнул:

— Терпимо. Почти убедил. Повторим еще раза три — и будешь готов.

— Готов к чему?

— Как это — к чему? Служить своему лорду, герцогу Морису Лабелину!

* * *

Кулак Джоакина Ива Ханны обрушился на окованную железом створку ворот. Звук вышел глухим, отрывисто тревожным среди ночи. Изнутри не послышалось ни голосов, ни шагов. Джоакин ударил в ворота каблуком, и они загудели.

— Отпирай!

Раздалось шарканье подошв, отодвинулась форточка. В проем сверкнул факельный огонь, раздался голос:

— Кто такие?

Джоакин отметил сноровку охранника: тот выглянул в форточку краем глаза и быстро осмотрел гостей с ног до головы, сам же остался почти невидим: свет факела ослепил пришельцев.

Как учил торговец, Джоакин не ответил: пускай привратник сам рассмотрит герцогскую эмблему на камзоле.

— Нам нужен аббат, — после паузы бросил воин.

— Это зачем?

— Послание от милорда.

— Так давайте сюда, — нагло ответил охранник.

— Лично в руки аббату. Немедленно.

— Среди ночи? — поразился привратник.

Джоакин молча глядел в форточку. Рожа монастырского служки была широкой и хмурой. Он перебегал взглядом с одного пришельца на другого. Те смотрелись более чем внушительно: все трое в ливреях с гербами Лабелина, вооружены мечами и кинжалами, прибыли верхом и, по всему судя, спешным порядком. Служка понимал, что добрые вести не приезжают верхом среди ночи.

— Аббат придет в бешенство, — угрюмо бросил он.

Джоакин поманил его пальцем, тот придвинулся к прутьям оконца.

— Уж поверь, — тихо сказал воин, — бешенство аббата — последнее, что должно тебя сейчас волновать.

Охранник кивнул:

— Да, сир, зову.

— А нам что, ждать снаружи? — крикнул ему вслед Снайп.

— Виноват, сир. Никак не могу без разрешения аббата.

— Скотина, — сплюнул дезертир.

Вихрю было велено не подавать голоса ни при каких обстоятельствах: одна фраза его грубым сельским говорком — и маскировке конец. Но Снайпу торговец разрешил бросить ругательство-другое. Хриплый, злобный голос дезертира неплохо подходил для ночного представления.

Спустя время послышалась возня, лязг засовов, и ворота отперлись.

— Проходите, — давешний охранник впустил их в монастырский двор. — Его преподобие здесь.

Посланцы вошли, ведя лошадей в поводу. То были достойные животные: Вихорь прибыл на коне торговца, Снайпу Джоакин уступил свою гнедую Леди, а сам молодой воин получил в распоряжение отличного трофейного жеребца, отнятого некогда у сквайра сира Вомака.

Во дворе их ожидала группа людей: двое с факелами по бокам ворот освещали ночных гостей, четверо расположились квадратом, сложив руки на поясах, еще двое в сутанах и капюшонах стояли по обе руки от щуплого мужчины, являвшегося, видимо, здешним аббатом. Да уж, старина Доксет оказался более чем прав: только аббат и два его спутника напоминали монахов, остальные выглядели хорошо обученными солдатами в монашеской одежде.

— Письмо от герцога? — скрипуче вопросил аббат.

— Извольте назвать себя, — бросил Джоакин.

— Перед вами его преподобие Август Элиза Александр, аббат монастыря Святого Праотца Максимиана, — сообщил привратник.

— А кто вы? — скрипнул аббат.

— Сир Десмонд Иона Аланис рода Агаты, — отчеканил Джоакин, наслаждаясь каждым словом, — служу его светлости Морису Лабелину. Имею для вас послание.

На счет рода Агаты, он, пожалуй, зря приплел: не очень-то походил на агатовца широкий костью розовощекий Джоакин. Но отказать себе в удовольствии он не смог.

— Давайте письмо, сир.

Джоакин вынул опечатанный сверток и показал аббату, не делая ни шагу. Пускай сам подойдет, невелика птица! Отец Август махнул факельщику, тот взял у Джоакина сверток и поднес аббату. Отец Август внимательно изучил сургуч, прежде чем взломать. Что ни говори, милашка Полли постаралась на славу: сам герцог не отличил бы эту печать от своей!

Аббат принялся читать. Насколько знал Джоакин, в письме почерком Хармона-торговца было выведено следующее:

"Сударь, вы совершили подлость и святотатство. Делалось ли сие по вашему приказу или явилось произволом братии — не имеет никакого значения. Один из ваших подопечных — брат Людвиг — замечен в страшном преступлении. Его грех лежит на вас.

Я прибыл из столицы, получив известие о том, что некто Хармон-торговец предлагает к продаже товар, интересующий меня. Встретившись с ним, я приобрел товар. Однако вскоре обнаружил, что вещь является подделкой и не представляет ценности. Мои люди спешно отыскали Хармона-торговца. Под пытками он показал следующее: подлинник товара имелся у него в наличии, но был украден злодеем и подменен фальшивкой. В злодее, совершившем сие, Хармон-торговец опознал брата Людвига из Максимиановского монастыря.

Огласка данного события уничтожит вашу обитель. По милости своей, я дам вам шанс избежать ее. Требую от вас следующего. Во-первых, учинить подобающее наказание над братом Людвигом и исключить его из братии, а также и всех, кто участвовал в злодеянии. Во-вторых, не медля передать подлинник товара моему доверенному человеку — сиру Десмонду Ионе Аланис. В-третьих, хранить все события в строгой тайне, никогда и ни с кем, кроме сира Десмонда Ионы, не обсуждать их.

Если хоть одно из требований не будет вами выполнено, монастырь святого Максимиана прекратит существование.

Морис Эльвира Дороти рода Софии, герцог Лабелин"

У аббата, — заранее пояснил Джоакину Хармон, — будет несколько секунд, чтобы отреагировать правильно. Если священник выпучит глаза, едва прочтя письмо, и возопит: "Поясните немедленно! О чем идет речь, что за товар? Что произошло? Расскажите толком!" — тогда, возможно, он и не виноват. Но если аббат промедлит, выдаст, что понял, о чем идет речь, — значит, он виновен, как кот в сметане!

Отец Август отбросил письмо и вскричал, гневно сверкая глазами:

— Это голословно и оскорбительно! Ваш сюзерен обвинил братьев святой обители в тяжком грехе, не имея на то никаких…

— Не голословно, — триумфально прервал его Джоакин. — Вы только что себя выдали! Вы не спросили, о каком товаре идет речь. Но в письме он не назван. Вы знаете, какую вещь украли ваши братья.

Монахи, сопровождавшие аббата, вздрогнули при этих словах. Отец Август ткнул одному из них письмо, а сам двинулся к Джоакину. Подошел поближе, оглядел воина. На стеганой накидке маячили герцогские дельфины, из-под нее виднелась новенькая блестящая кольчуга, десницу украшал гербовый наруч, на поясе сверкал очами искровый кинжал. По губам Джоакина пробегала надменная ухмылочка. Он отрабатывал эту сцену, глядя в зеркальце, и знал, что смотрится впечатляюще. Из круглого стеклышка смотрел на него высокородный дворянин, дерзкий оруженосец великого лорда.

— Вы ошибаетесь, сир, — произнес, давя дрожь в голосе, аббат. — Я ничего не знал, мне требуется время, чтобы…

— Нет, не требуется, — срезал Джоакин. — Его светлость не может ошибаться. Вы — преступник, раз так сказал милорд.

Монахи, похожие на солдат, напряглись при этих словах, перекинули ладони на рукояти дубин. Они крепки и имеют численное превосходство; если дойдет до драки, они зададут Джоакину хорошую взбучку. Но молодой воин даже не вздрогнул. "За тобою стоит мощь Великого Дома — страшная силища!" О, сейчас он в полной мере ощущал эту силу за своими плечами. И, более того, наслаждался ею.

— Сир, я прошу вас понять… — начал аббат, и Джоакин тут же оборвал:

— Не имею приказа пытаться понять. Мне велено вручить письмо, а затем забрать товар.

— Но я не знаю…

— Знаете. Товар. Он нужен его светлости срочно.

Снайп прочистил горло, отхаркнул, проворчал:

— Тупицы в сутанах. Идем отсюда, Десмонд. С утра приведем парней да обыщем это логово.

Гнев, что возник было на лице аббата, мгновенно сменился ужасом.

— Нет, не нужно! Товара здесь нет.

— Конечно, есть, — ухмыльнулся Джоакин. — Иначе с чего бы вы так пугались? Верно говоришь, сир Элиас: на рассвете перероем монастырь.

Этот ход — угрозу обыска — также придумал Хармон. Хитрый черт, что и говорить! Если монахи сумели подделать Светлую Сферу, значит, у них имеются особенные инструменты и мастерские, а может быть — чего доброго! — найдутся и копии других Священных Предметов. Аббат должен пойти на все, чтобы не допустить обыска.

— Помилосердствуйте! — вскричал отец Август. — Не оскверняйте святую обитель! Это неслыханный позор и унижение. Не смейте, сир!

Джоакин пожал плечами:

— Просто сделайте, что требует милорд, и мы уйдем.

— Сир Десмонд, я не могу отдать Предмет, ибо он не здесь. Брат Людвиг спрятал его. Клянусь, что завтра мы доставим его во дворец герцога.

Джоакин фыркнул:

— Принесете средь бела дня, на глазах у всех дворцовых слуг? Какое из слов: "хранить в строгой тайне", — вам неясно?

— Мы будем очень осторожны, сир Десмонд.

— Милорд не желает, чтобы вы показывались в его резиденции! К тому же, милорда там нет. Он отбыл дневным поездом в Фаунтерру.

— В таком случае, сир Десмонд, мы принесем Предмет завтра к вечерней песне в то место, какое назовете вы.

Этот поворот Хармон Паула также предвидел. Аббат не сумеет отвести подозрения и не рискнет просто выгнать посланцев герцога. Тогда он пойдет на крайнее средство: попытается выиграть время, чтобы придумать какой-нибудь выход. Простейший способ для этого — заявить, что Сфера не в монастыре. Ясно, что это ложь, но сделать ничего нельзя. Имей Джоакин хотя бы две дюжины парней, он мог бы немедля обыскать обитель. Но втроем — это безнадежное дело, к тому же, весьма рискованное.

— Казармы в руинах крепости, — с наигранной неохотой выдавил Джоакин. — Вечер — слишком поздно. Извольте быть там к полудню.

— Но, сир, мы не успеем!..

— Я все сказал. Уходим, парни.

Они покинули монастырский двор, оставив отца Августа и его братию в полном смятении. Сердце Джоакина плясало на радостях и едва не выпрыгивало из груди. До чего же здорово — быть дворянином и рыцарем, чувствовать силу за собою, носить гордый герб на груди! Даже настоятель монастыря — святой отец и феодал! — лебезил перед ним! Нет уж, довольно с него службы у торговца! Как только закончится вся история с Предметом — а закончится она очень скоро, — Джоакин сразу же поступит в гвардию герцога Альмера. Ну, а если вдруг не выйдет, тогда — в гвардию графа Виттора. Уж граф-то никак не сможет ему отказать — достаточно лишь упомянуть, какую важнейшую роль сыграл Джоакин в продаже Предмета! Не спаси Джоакин Хармона-торговца, а с ним и Светлую Сферу, — провалился бы граф Виттор в такую дырищу, что представить страшно! И если Шейланд — истинный лорд, то должен сполна выплатить долг. Стало быть, ждет Джоакина в Уэймаре знатное место лейтенанта гвардии. Это по меньшей мере!

Правда, Джоакин предпочел бы служить Айдену Альмера, а не Виттору Шейланду. Айден — герцог, а не какой-то там граф; он из древнего вельможного рода, и куда более могуществен. И еще кое-кто ждет Джоакина в столице Альмеры… Он дотронулся было до груди, но сорочка с карманом и портретиком осталась в обозе. Ничего, скоро рисунок не понадобится, скоро Джоакин сможет видеть леди Аланис во плоти каждый день, во всем ее великолепии!

— Слушай, а что это аббат такое говорил? — спросил вдруг Снайп, когда от монастыря их отделяли уже шагов триста. — Он, вроде, сказал, что вернет нам Предмет.

— Предмет? Какой Предмет?.. — изобразил удивление Джоакин. — Аббат говорил про товар.

— Ага, сперва про товар. А потом раз сказал — Предмет. Я точно слышал.

— Ну, может, оговорился.

— Может…