6-11 июля 1774 от Сошествия

берега Реки

Уйдя от тропы на милю, Эрвин сделал остановку. Промыл и перевязал рану, вновь начавшую кровоточить. Напился, бросил в рот пару горстей лесных орехов. Не тратя времени, двинулся дальше.

Джемис, конечно, был прав: их станут искать у Реки. Тот солдат с Предметом, видящим сквозь преграды, возможно, сумел разглядеть северян и понял, кто они такие. А если не сумел, то в плече командира Пауля остался болт. Опытный воин легко определит, где сделан болт, каким типом арбалета выпущен. Врагам не составит труда понять, с кем имеют дело. Тогда они сделают вывод: северяне имеют лишь один путь вернуться домой — через Реку. Едва враги потеряют следы Джемиса, как тут же двинутся к Реке на перехват. Если же настигнут и убьют воина (о чем Эрвину не хотелось думать), то снова-таки двинутся к Реке: где еще им искать сбежавшего лорда, как не на пути домой?

Итак, Эрвин имеет в запасе ровно столько времени, сколько даст ему Джемис. Может быть, несколько часов. В лучшем случае, день.

Он ехал по ручью, стараясь не замечать нараставшей усталости и боли в груди. Искал, чем занять мысли. Оставаясь свободными, они вновь и вновь скатывались к горящим заживо пленникам, к измятому трупу девушки. По спине шел мороз, горло сдавливало клещами. Если бы я не попал, Пауль убил бы нас этой свистящей жутью. Но если бы я выстрелил минутой раньше — может быть, она осталась бы жива? Солдаты промахивались по ней…

Предметы, — отвлекал себя Эрвин. Говорящие Предметы. Предметы, способные убивать!

Древние легенды хранили память о них. Они вошли в писание под именем Перстов Вильгельма. Первый правитель Полари, Праотец Вильгельм, с их помощью одолел и подчинил себе варварскую орду. Но после него никто и никогда не использовал Предметы в качестве оружия. Персты Вильгельма были утрачены, язык Предметов — забыт. В том проявилась воля богов, утверждало писание. Никто, кроме Праотцов и Праматерей, не смеет воспользоваться священным оружием. Это наибольший грех, какой может совершить человек. Предметы — самое светлое и святое, что осталось в подлунном мире после ухода Праматерей. Использовать их во зло — хуже, чем пытать ребенка на алтаре церкви. Даже убийство собственной матери не идет в сравнение с этим. Чтобы оградить потомков от такого бремени, Праотец Вильгельм незадолго до смерти уничтожил Персты.

Можно ли уничтожить Предмет?.. Это не в силах человека, но Вильгельм был Праотцом, посланцем богов. В любом случае, он мог бросить Персты в море за милю от берега. Все равно, что уничтожить. Так откуда они теперь в руках этих… этих?.. У Эрвина не повернулся бы язык назвать их людьми.

Пустое ложе Дара. Звери в алых рубахах нашли и вскрыли его, извлекли Предметы. Конечно, они не рисковали своими жизнями. Прошли рейдом по прибрежным рыбацким деревням на окраинах Империи, взяли в плен сотни человек, превратили в рабов. Остриями копий принудили пленников лезть в ложе и разыскивать Предметы. Их же руками, вероятно, возвели форт. А теперь рабы, пережившие свою полезность, служат подвижными мишенями для обучения стрелков…

Солдаты учатся убивать Священными Предметами.

Это не укладывалось в голове Эрвина. Он видел своими глазами, и все же не мог принять. Школа насильников? Университет женоубийц? Мастер на глазах у подмастерьев режет на куски своих детей? Дает советы, как удобнее держать пилу, какими узлами связать младенца… Не бывает такого! Эрвин видел… но не бывает!

Он добрался до Реки раньше, чем ожидал. Эрвин полагал, что придется переночевать в лесу и ехать весь завтрашней день. Будущая ночевка приводила его в ужас. Он не думал, что сможет сомкнуть веки хоть на минуту. Но солнце стояло еще высоко, когда лес поредел, и в просветах заблестела вода. Река изгибалась к востоку, навстречу Эрвину. Он выехал на глинистый берег, поросший ивняком. По ту сторону — лес, в нем Эрвин с Кидом и Луисом охотились на оленей. За лесом — Мягкие Поля. Джемис пытался поднять бунт. Эрвину казалось тогда, что вспыльчивый рыцарь и змея, заползшая в шатер, — достаточные поводы для волнения. Как давно это было!

О том, что было еще раньше, Эрвин едва мог вспомнить. Все туманно, серо, подернуто дымкой. Где-то Первая Зима, где-то отец, Иона, еще дальше — рельсовые дороги, столица, Палата… Даже взятое вместе, сложенное одно на другое, все это было тускло. Меркло и пропадало, стоило лишь Эрвину вспомнить бегущую девушку, худую, словно подросток.

Когда-то он обещал Ионе выжить и вернуться. Образ сестры, хранимый в памяти, был достаточно ярок, чтобы ради него выкарабкаться с самого дна, вытащить себя за волосы из могилы… Когда-то. Кажется, теперь в мире осталось всего четыре человека: Эрвин, Джемис, Пауль и та девушка. Нет, уже три. А может, уже два.

Он решил: надо переплыть Реку. На том берегу станет легче. Там не будет палачей с Предметами, не будет призраков. Силы еще оставались — не так уж много, но больше, чем будет утром после бессонной ночи.

Эрвин двинулся вдоль берега, ища подходящее место. Река имела добрых шестьсот ярдов ширины, кое-где поток закручивался водоворотами. Большой остров, через который эксплорада переправилась месяц назад, остался значительно выше по течению. Так что приходилось забыть об острове и пытаться переплыть все русло в один заход. Он шел вдоль воды, пробираясь сквозь заросли ивняка, и высматривал на дальнем берегу подходящее пологое место, чтобы выбраться. Не помешала бы и отмель посередине русла — дала бы возможность немного отдохнуть во время переправы. Водовороты наводят на мысль о неглубокой воде, но настолько ли там мелко, чтобы встать на ноги?..

Река изгибалась, путь Эрвину преградил высокий мыс, заросший кустарником. Не желая продираться сквозь чащу, он обошел мыс по кромке воды, ведя кобылу в поводу. За пригорком открылся уютный песчаный пляж.

Там были два человека.

Голые по пояс, они сидели на коряге. Крепкие загорелые тела, обветренные лица. Алые рубахи лежали тут же, на корнях.

Оба подняли глаза на Эрвина, щурясь против заходящего солнца.

Бежать было поздно, хвататься за меч — бессмысленно. Но страха не было — надоело бояться, опротивело, осточертело до тошноты, до скрипа на зубах! Вместо страха вспыхнул под ребрами горячий злой азарт. Эрвин нагло двинулся к парням.

— А, вот вы где! — крикнул самым грубым голосом, на какой был способен. — Пауль велел вас разыскать.

Мужчины переглянулись:

— Пауль?..

— Ты не знаешь, кто такой Пауль? — бросил Эрвин.

— Пауля, ясно, знаю. А ты-то кто?

Эрвин остановился в нескольких шагах. Перед мужчинами на песке была расстелена куртка, заменявшая собою стол со снедью. Один из парней держал на кончике ножа кусок мяса. Прочая их одежда валялась кучей в стороне, поверх нее — искровые копья накрест. Чуть поодаль стояла у воды пара коней. Один пил, второй — вороной — глядел на Эрвина, насторожено прядая ушами. Это был Дождь.

— Меня звать Артур Худой.

— Откуда взялся?

Эрвин пожал плечами:

— А сами откуда?

— Из форта, хочешь сказать?.. Не припомню твою рожу, — мужчина почесал грудь, она вся была покрыта густым черным волосом, как и плечи. Толкнул в бок напарника: — А ты, Бен?

— И я не помню.

— Так и вы мне незнакомы, — хрипло бросил Эрвин. — Я из новобранцев, прибыл с последними.

Выстрел наугад. У них может не быть никаких новобранцев, и тогда… Кинжалы прямо сейчас в руках обоих. Но если есть обучение — должны быть новички. Первый, кому Пауль дал Предмет, стрелял очень уж неловко. А в форте больше сотни человек, эти двое не могут знать всех до единого.

— И тебя, новобранца, Пауль послал за нами? — склонил голову волосатый. — Почему же не того, кто нас знает?

Эрвин ухмыльнулся:

— Потому, приятель, что все опытные подняты по тревоге. Нас атаковали.

— Что?..

— Пауль ранен.

Бен даже подхватился с места:

— Ранен? Это как ранен?

— Стрелой. В плечо.

— Что ж ты сразу не сказал! Дубина зеленая! Каков приказ?

— Идти вверх по Реке — туда, где остров. Там занять позицию.

— Немедля?

— Завтра к полудню надо успеть, чтобы отрезать им путь.

— Кому — им?! Расскажи толком!

Мясо и сыр на столе источали резкий пряный запах, рот Эрвина наполнился слюной.

— Дайте поесть, а там и расскажу.

Бен отломил краюху хлеба и кинул Эрвину. Тот сел на корточки, вынул кинжал, отрезал себе шмат мяса.

— Ого! Дерзкий новобранец! — буркнул волосатый. — Где ты такой взялся?

Глядя на Бена, Эрвин выдавил сквозь набитый рот:

— Рассказываю толком. Пауль вывел на стрельбы. Там на нас напали. Пауля угостили стрелой. Наши подпалили им хвосты, они и дали деру.

— Ни черта не разберу! — раздраженно бросил Бен. — Не жуй, когда говоришь! Кто напал, куда убежал?

Волосатый же смотрел на Эрвина с растущим подозрением:

— Тебя что же, взяли на стрельбы?..

Эрвин ответил Бену, проглотив кусок:

— Кто напал — тьма их разберет! Видать, дикари. А может, охотники какие. Отступили в сторону Дара, Пауль послал за ними отряд, а вам велено отсечь путь, если вдруг они к Реке двинутся.

— А много их было?

— Дюжина.

— Нас всего двое!.. — возмутился Бен.

— Еще двоих на помощь пришлют — прямо туда, к острову.

— Кого?

— Мне почем знать? Кого Пауль выберет — те и пойдут.

Бен хмуро покачал головой и скусил мясо с ножа.

— Ну, дела… тут же никого не было, кроме нас! Откуда взялись?

— Поймаем — спросим, — пожал плечами Эрвин.

— Так тебя с нами послали?

— А я о чем.

Бен принялся жевать, размышляя о врагах, свалившихся с неба. Незнакомый новобранец, присланный Паулем, больше не заботил его: имелась загадка посерьезнее.

А вот второй, волосатый солдат, — тот не сводил с Эрвина глаз. Нехороший взгляд — исподлобья, с прищуром.

— Говоришь, тебя к стрельбам допустили? Где тогда твоя рубаха и копье?

— Чего?.. — буркнул Эрвин и набил рот хлебом: развязно, роняя крошки.

— Сперва дают копье и рубаху, потому уже ведут на стрельбы.

— Так я разве сказал, что мне дали стрелять?.. Воды дайте, запить нечем.

Стараясь не поморщиться, он хлебнул из бурдюка, к которому перед тем приложился Бен.

— Ходил на стрельбы, но не стрелял? Это как же?

— За пленными приглядывал.

— Одинаково странно…

Волосатый встал, обошел куртку, сел на корточки возле Эрвина.

— Говоришь ты не по-нашему. Слов не знаешь.

— Чего?..

— Не пленные, а скот. Не Дар, а точка.

— Угу…

Эрвин продолжал есть. Всем видом он показывал, что вопросы волосатого его не заботят. Плевать на расспросы. Жрать хочется — это да. Солдаты всегда голодны, особенно — новички.

Волосатый дернулся и выбил кусок из руки Эрвина.

— Отвечай, коли спрашиваю. Ты когда прибыл? Из какой земли?

Эрвин повернулся к нему и процедил:

— С чего мне тебе отвечать? Ты мне кто — командир, сюзерен? Пауль спросит — отвечу.

— Шкуру спущу, — негромко пригрозил волосатый и провел кинжалом по предплечью Эрвина, срезая волоски.

— А Пауль — с тебя, — бросил Эрвин. — Если хочешь знать, я — сын лорда.

— Да хоть сам герцог Ориджин — здесь это все равно. Знай свое место, наглый щенок!

Однако Бен оживился при последних словах:

— Сын лорда? Что, правда?

— Чистая правда, — кивнул Эрвин.

— Ну, дела! Не видал здесь таких! Врешь!

— Не врет, — холодно буркнул волосатый. — Оттого и борзый, что лорденыш. Сейчас поучу тебя.

— Постой, — придержал его Бен, — любопытно же! Стало быть, сын лорда и есть?

— Он самый, — пожал плечами Эрвин.

— И что же, ты в замке родился?

— Ага. В каменном, с восемью башнями.

— А искра у вас там была?

— По праздникам весь замок светился.

— А вагоном ездил?

— Раз дюжину.

— Ну, дела!.. И как оно?

— Да уж помягче, чем в седле.

— А правда, что очень шустро?

— Чистая. За сутки — двести миль.

— Быть не может! Ну, дела!..

Волосатый склонил голову:

— А что же тебя сюда занесло? Плюнул, значит, на наследство и в бригаду пошел?

— Кто сказал, что мне светило наследство? Я — младший сын.

— Во как!.. — присвистнул Бен чуть ли не с сочувствием. — И что же, тебе ничего не достанется?

— Ни акра. Только меч вот… да кобыла.

Волосатому было плевать на кобылу, а Бен окинул взглядом лошаденку, которую привел Эрвин.

— Так себе коняга… Мог бы твой отец и получше расщедриться.

— Он и расщедрился. У меня прежде отличный конь был — двухсот эфесов стоил.

— Да ну! Врешь!

— Вороной холливел. Грива — выше твоей макушки. Умный, как черт, а выучен — лучше любого солдата. Ничего на свете не боялся: ни копья, ни огня, ни зверя. Раз встретился нам клыкан — он и на клыкана попер в атаку, насилу я его удержал.

— Ну и конь!

— А хочешь знать, как он звался? — Эрвин подмигнул Бену.

— И как? Небось, имя заковыристое было, как у дворян?

— Да нет, простое. Звали его Дождь.

— Как?..

— Дождь! — воскликнул Эрвин.

Жеребец, что давно уже прислушивался, навострив уши, теперь заржал и ударил копытом. Оба — волосатый и Бен — повернулись к Дождю. Эрвин ждал этого мига. Впервые за весь разговор волосатый отвел взгляд. Эрвин всадил кинжал ему в бок.

Мужчина захрипел, замахал руками. Эрвин отшатнулся, кровь брызнула струей, когда клинок вышел из тела.

— Ты чего?! — вскрикнул Бен, занося нож.

Эрвин прыгнул, врезался в грудь Бену, оба полетели через корягу наземь. Левой рукой лорд вцепился в запястье врага, прижал к земле ладонь с ножом. Развернул свой кинжал, вдавил в живот Бену. Тот издал не то стон, не то рычание, и стиснул свободной рукой шею Эрвина. Лорд попытался освободиться — не смог. Рванулся назад, чтобы нанести удар с замаха — Бен удержал его, пальцы впились в глотку. Эрвин коротким движением высвободил кинжал и снова вогнал в тело, затем — еще раз. Бен хрипел, на губах выступила кровь. Он перекинул руку с горла на лицо Эрвину, смял щеку, потянулся пальцами к глазам.

— Умри! — заорал Эрвин, вонзая кинжал. Удары выходили слабыми, неглубокими. — Умри! Умри!

Палец Бена лег на глазное яблоко. Эрвин мотнул головой, наткнулся зубами на плоть, укусил. Выпустил правую руку врага, тот ударил ножом. Резкая боль ожгла плечо. Левой ладонью Бен снова вцепился ему в лицо. Желтые ногти прямо перед глазами.

— Да умри же! — хрипел Эрвин и вгонял клинок под ребра врагу. Снова, снова… ты бессмертный, что ли?!

Вдруг хватка ослабла, и Бен обмяк. Эрвин вырвался, встал на колени у тела, раз за разом продолжая колоть его кинжалом.

— Сдохни, наконец! Сдохни…

Лишь когда живот и бока Бена превратились в багровую кашу, Эрвин осознал, что враг мертв.

Поднялся — колени тряслись. Стер с лица кровь и грязь, перешагнул корягу.

Второй человек Пауля — тот, с волосатой грудью, — валялся на земле, зажимая ладонью рану. Удар пришелся в печень. Рана обильно кровоточила, лицо человека было полотняным. Он держал нож, но не пытался подняться, лишь беспомощно повернул острие в сторону Эрвина. Лорд прижал ногой к земле кисть врага, наступил каблуком на пальцы, надавил с проворотом. Раздался хруст, раненый завопил от боли.

Эрвин присел рядом с ним.

— Уйди во тьму… — простонал раненый.

— Я немного соврал, уж прости, — сказал Эрвин. — Я не из новобранцев. Меня зовут Эрвин София Джессика рода Агаты, наследный герцог Ориджин.

При последнем слове злоба на лице человека стала отчетливей, он выплюнул грязное ругательство. Эрвин уперся кинжалом в ладонь волосатого — ту, что зажимала рану. Вогнал клинок меж косточек, отодвинул руку в сторону, открыв дыру в боку.

— Кому вы служите?

— Провались к чертям!

Лорд ввел кончик клинка в рану, вдавил на полдюйма. Тело раненого судорожно сжалось.

— Аааа!.. Тварь, скотина!..

— Кому вы служите? — повторил Эрвин.

— Ничего не получишь… щенок!..

— Да неужели?..

Эрвин погрузил клинок еще на дюйм. Волосатый захлебнулся криком:

— Аааах!..

Глядя ему в глаза, Эрвин медленно повернул кинжал в ране. Слезы потекли по щекам мужчины. Спазм сдавил горло, крик боли превратился в бульканье.

— По странному стечению обстоятельств я знаю, что ты сейчас чувствуешь, — произнес Эрвин, ввинчивая клинок в плоть. — Итак, кому вы служите?

— Убей меня, гад! Просто убей…

— Мечты. Какие светлые мечты!

Эрвин с проворотом вытащил кинжал. Волосатый скорчился, всем телом закрывая рану. Эрвин вновь опрокинул его на спину и прижал клинок к паху.

— Пять… четыре… три… — с каждым счетом он давил все сильнее. Из-под острия потекла кровь.

— Вла… владыке! — выкрикнул раненый.

— Владыке Адриану?

— Да!.. Мы служим императору!..

— Ты — уже нет.

Лорд Ориджин прикончил его ударом меча.

* * *

Когда Эрвин вошел в воду, чтобы отмыться, его трясло от холода. Сияло солнце, стояла августовская жара, и все же озноб сотрясал тело. Шрам на груди сочился сукровицей, на плече зияла свежая рана. Эрвин промыл ее и с трудом сумел перевязать. Сел в лучах заката, обхватил колени руками, пытаясь согреться. Вспомнил про одежду покойников, надел кожаную куртку, а поверх — вторую. Спустя время пришло тепло, дрожь унялась. Эрвин смотрел на бегущую воду, тело оттаивало, в душе утихала буря.

Чувство было такое, как Тем Самым Утром. Не столь сильное, но почти.

Потом всхрапнул и напомнил о себе Дождь. Эрвин понял с усталостью и досадой: Реку придется переплыть сегодня. Сил едва хватает, чтобы встать на ноги, но ночевать на этом берегу смертельно опасно. Придется плыть.

Возможно, пища придаст сил?.. Он оглянулся. Рядом с кусками мяса и хлеба лежал мертвец, стоял густой запах крови. Картина не вызвала аппетита.

Он собрал продовольствие и все ценное, что нашел среди вещей покойников. Искровые копья привязал к подпругам Дождя, а очи на всякий случай вынул. Не хотелось бы, чтобы конь задел жало острия и убил себя искрой.

Эрвин поискал выпивку — глоток орджа сейчас бы не повредил. Орджа не нашлось, как и другого пойла. Имперская дисциплина… Эрвин уложил трофеи в два мешка и приторочил к седлам коней. Приласкал Дождя. Жеребец играл копытом и подсовывал морду под ладонь.

Но конь Бена наотрез отказался идти в воду. Он тянулся к мертвому хозяину и тревожно ржал. Когда Эрвин потянул его к воде, конь чуть не укусил за руку. Лорд оставил его в покое. Взял поводья Дождя и рыжей кобылы, на которой путешествовал от Ложа, и вошел в воду.

Переправа оказалась бесконечной.

Тело Эрвина отяжелело, словно мокрая вата. Не хватало сил, левая рука болела в плече и еле двигалась. Он цеплялся за вожжи и вытаскивал голову из воды, прерывисто дышал. Кони волокли вперед. Главное — не упустить поводья, — думал Эрвин. Удержать их, и все будет хорошо, кони дотащат до берега.

Но на середине русла они угодили в водоворот. Пегая кобыла закрутилась, поводья вылетели из рук Эрвина. Лошадь одурела от страха, истошно заржала и поплыла вдоль реки, наперерез Дождю. Животные столкнулись. Пегая исчезла под водой, вынырнула в стороне, кружась с выпученными глазами. Дождь забился, силясь выскочить из водоворота, показался над водой по плечи, рванулся вперед — и Эрвин потерял вторые вожжи.

Он успел хватануть воздуха перед тем, как провалился в глубину. Его закружило, перевернуло, ударило обо что-то — камень или конскую ногу… Эрвин заработал руками, устремился к поверхности из последних сил, но течение вновь опрокинуло его, пальцы воткнулись в дно. Вздрогнул, выдохнул слишком рано, попытался вдохнуть — вода ворвалась в глотку. Это не трясина. Это — не дыра в груди. Это не Предметы, палящие огнем. Это всего лишь чертова Река! Ложбинка с водой, тьма ее сожри! Быть не может, чтобы я не выбрался!

Он взбивал воду руками и ногами, отталкивался, отбрыкивался. Почти лишившись чувств и задыхаясь, вынырнул на поверхность. Жадно глотнул воздуха, закашлялся, выхаркал воду — и снова погрузился с головой. Тело было слишком тяжелым, чтобы удерживаться на плаву. Всех усилий хватало на то, чтобы вынырнуть на миг, вдохнуть и сразу провалиться под воду. До берега оставалось полпути.

Только не паниковать! Ты сможешь доплыть. Рывок — вдох — погружение. Повтори это снова: рывок — вдох — погружение. И снова. И снова. Рывок — вдох. Голова под водой.

Берег не приближался. Далеко впереди маячили над водой конские головы. Небо было красным от заката… или от удушья. Рывок — вдох разинутым ртом. Нырок. Под водой звуки вянут, уши наполняются воском.

Я выживу, — твердил себе Эрвин и делал очередной рывок. Сил уже нет, вряд ли удастся вынырнуть еще раз. Вдохну напоследок, погружусь — и все. Голова уходила под воду, и Эрвин упрямо повторял: я выживу, — и рвался на поверхность. Тело весило больше быка, больше телеги с камнями. Голова появлялась над водой так редко, что он успевал забыть, как выглядит мир. Открываясь, глаза слепли от солнечного света — и тут же вновь все темнело.

Я выживу, — говорил он, приказывая ногам отталкиваться от воды.

Выживу, увижу сестру. Рывок, вдох.

Выживу и вернусь в Первую Зиму. Рывок, вдох.

Выживу и отомщу. О, боги, почему берег все так же далеко!

Я выживу. Рывок. Я увижу сестру. Я вернусь. Вдох. Я отомщу. Вдох.

Я выживу…

Я выживу…

Потом он увидел лошадей — те стояли шагах в двадцати впереди. Не плыли, а стояли по грудь в воде. Спустя несколько рывков он нащупал стопами дно.

Сперва Эрвин не устоял и снова нырнул, лишь со второй попытки сумел встать на ноги. Побрел к лошадям, отталкиваясь ладонями. Если бы вода не поддерживала тело, он бы рухнул, как подкошенный.

Животные глядели на берег и отчего-то не хотели выходить. Течением их снесло значительно ниже того места, где Эрвин надеялся выбраться, но здешний берег тоже выглядел вполне пологим. Он выступал далеко вглубь русла и образовывал мыс, о который разбивалось течение. Низкий берег покрывала какая-то серая масса — кажется, глина или болотная грязь. Выпачкаюсь по уши, пока выберусь, — равнодушно подумал Эрвин. Хорошо бы полежать на этом грязном берегу несколько часов, прежде чем двигаться куда-то.

— Ну, что же вы замерли? Идем, — сказал он лошадям, беря поводья. — Мы спасены. Все худшее осталось за Рекой!

Пегая кобыла всхрапнула, Дождь испуганно отпрянул.

— Вы не хотите на берег? Почему?..

Он присмотрелся и понял, почему.

Волосы зашевелились на голове. Эрвин окаменел от ужаса.

Серое вещество на берегу не было ни глиной, ни грязью. Мыс покрывал ковер из раздувшихся, гниющих человеческих тел.

Он хотел отвести взгляд, но не мог. Хотел броситься бежать или плыть — не мог и этого. Стоял и смотрел. Там были синие распухшие утопленники, были трупы, наполовину изглоданные волками и стервятниками, были скелеты в лохмотьях. Черепа с дырявыми глазницами, оскаленные безгубые челюсти. Конечности. Огромные вздутые животы. Жижа. Гниль. Мухи.

— Каррр! — вскрикнул ворон и выдрал кусок мяса из шеи мертвеца.

Эрвина стошнило. Рвало долго, мучительно — желудок был полон воды. Но это вывело его из оцепенения.

Несколько раз глубоко вдохнул, успокаивая спазмы. К счастью, зловоние почти не ощущалось — ветер дул в сторону могильника. Когда вернулась способность двигаться, Эрвин повел коней по мелководью, не приближаясь к берегу. То и дело он косился на трупы. Боялся отвернуться: казалось, упусти их из виду — и они зашевелятся, поползут за ним следом.

Царили сумерки, и падальщики немало потрудились над телами. Но все же сложно было не разглядеть ранения, убившие этих людей. Кто-то рассечен надвое. У кого-то сожжена половина туловища. Чьи-то кости изломаны и перемолоты. Кто-то сплющен в лепешку, а кто-то лишен кожи. Чье-то тело расплавлено, словно кислотой или щелоком.

Говорящие Предметы оказались способны на многое. Не существовало, наверное, того ужаса, какой они не смогли бы сотворить с жертвой. Дар?! Боги озверели, раз прислали такой Дар! Или вовсе не боги, а слуги Темного Идо швырнули людям эти Предметы. А боги спят. И обливаются холодным потом от кошмаров.

В двух сотнях ярдов от могильника Эрвин рискнул выбраться на берег. Потом шел сквозь ночной лес, углубляясь все дальше. Тут, наверное, водились волки и даже медведи… Какая безделица.

Истратив последние силы, он упал под деревом и просидел до рассвета. Мысли не было о том, чтобы заснуть. Сомкнешь веки — и придут они. Все они: Пауль с камнями вместо рук, его слуги в рубахах цвета свежего мяса, связанные пленники. Их приведут сюда, чтобы замучить на глазах у Эрвина. А следом приползут мертвецы, цепляясь за землю обломками костей, шамкая деснами…

Когда рассвело, он лишился чувств. Сновидений не было. Он просто исчез из мира, а ближе к вечеру возник вновь.

Перевязал раны, на всякий случай смочив их соком змей-травы. Боль была какой-то притупленной. Попробовал съесть что-то из трофейных припасов. Вспомнил, что мешок побывал в речной воде — той самой, которая вынесла на берег трупы. Он вышвырнул все и довольствовался грибами, какие сумел найти. Забрался в седло и двинулся на юг вдоль Реки, сколько хватило сил. После полуночи уснул в изнеможении.

Этой ночью запах крови и страха привлек волков. Дождь учуял их и заржал, разбудив Эрвина. Оборонялись как могли, бок о бок. Человек отмахивался мечом и копьем — почти вслепую, на шорох лап или звук дыханья. Жеребец лягался, вертел мордой, щелкал зубами. Волки бродили по кругу, выбирая миг для атаки, внезапно наскакивали, откатывались, получив отпор. Это было похоже на пляску или поединок: выпад — уклонение, атака — ответ. Эрвин ранил мечом одного, а другого уложил искровым ударом. Дождь попал копытом и, судя по хрусту, раздробил волку череп. Хищники отступили и довольствовались более легкой добычей. Пегая кобыла оказалась не столь прытка, как Дождь, и серые перекусили ей горло. Остаток ночи Эрвин просидел с обнаженным клинком, слушая, как в дюжине шагов пируют волки. Когда они насытились и ушли, на костях кобылы осталось еще немного мяса. Эрвин не побрезговал изжарить и съесть его.

Пришел новый день, и Эрвин двинулся дальше на юг. Ближе к вечеру он встретил пни от срубленных сосен и схватился за меч, но потом сообразил: его собственные люди свалили эти деревья, чтобы выстроить плот! Когда-то они стояли здесь лагерем. Филипп Лоуферт, имперский наблюдатель, заявил:

— Мы сделали все, что можно. Не ошибусь, если скажу, что пора возвращаться.

А Ориджин ответил:

— Мы сделаем плоты и найдем место для переправы. Вот этот остров хорошо подойдет.

Вот он — остров. Эрвин глядел на него с западного берега Реки — так же, как месяц назад.

Здесь нужно ждать Джемиса.

Что случится раньше: Эрвин убедится, что Джемис мертв, и двинется в путь один? Или лазутчики Пауля с восточного берега заметят Эрвина и явятся за ним?.. Не разумней ли уйти сразу?..

Эрвин остался ждать, и к вечеру следующего дня увидел человека на острове. Сумерки не давали различить, кто это, и Эрвин затаился на берегу с обнаженным клинком, поджидая гостя. Сперва из воды выскочил пес и шумно отряхнулся, намочив все вокруг. Потом, держась за поводья своего коня и чуть не падая от усталости, на песок выбрался Джемис Лиллидей.

Эрвин обнял его.

— Вы живы!

— И вы, милорд.

— Вы живы, — повторил Эрвин, будто не веря глазам. — От самого начала эксплорады это — первая хорошая новость.

— Нет, вторая, — сказал Джемис. — Первая была, когда я нашел вас.

Он заметил Дождя, удивленно поднял брови. Увидел свежую рану на плече Эрвина, спросил:

— Сколько их было?

— Двое.

— Что с ними?

— Мертвы.

Джемис уважительно кивнул.

— Хорошо, милорд.

— Нет, плохо. Это было трудно, грязно и мерзко. Но в итоге, они мертвы.

— Я и говорю: хорошо, милорд.

Эрвин накормил Джемиса грибами, орехами и ягодами, которые насобирал за день. Пес, на диво, тоже не отказался от такого кушанья. Позже Эрвин спросил:

— Как вышло у вас?

Джемис ответил нехотя:

— Я вел их до ложа, милорд. Они разделились на тройки для поисков. Я подстерег. Одного ранил болтом, другого зарубил, в третьего вцепился Стрелец. Но тут раненый выстрелил. Мой меч сломался, как тростинка, руку выбило из плечевого сустава. Пришлось бежать… Я думал, они умеют только огнем…

Лишь теперь Эрвин заметил, что ножны на поясе Джемиса пусты.

— Не только огнем, к сожалению. Они могут многое. Я должен буду показать вам. Простите меня, Джемис.

— За что, милорд?

— За то, что вы увидите.

Эрвина бросало в дрожь при мысли о том, чтобы снова увидеть мыс мертвецов. Однако он должен был показать Джемису. Когда… если они доберутся до Первой Зимы, и Эрвин попытается убедить отца, что все случившееся — явь, а не страшная сказка, то ему очень пригодится свидетель.

Спустя полтора дня, незадолго до полудня, они подошли к могильнику. Его легко было различить с расстояния: птицы черной воронкой кружили над мысом. Северяне оставили в лесу лошадей и Стрельца, вдвоем вышли на побережье.

Джемис долго молчал, глядя на тела.

— Однажды я видел похожее, — сказал воин. — Мы осадили Хойт — пиратский город на Белых островах. В городе начался мор. Им некуда было девать мертвецов: внутри крепости не было кладбища. Они сбрасывали трупы со стен, в ров. Надеялись, это отпугнет нас. Через месяц во рву почти не осталось воды — доверху заполнился гниющим мясом.

Эрвин кивнул в сторону мыса:

— Это сделал не мор.

— Я вижу, милорд. Те люди из форта с их Перстами Вильгельма. Убивали пленных и бросали тела в речушку, она выносила в Реку, а та — сюда.

— Это не люди, — ответил Эрвин. — Это сделали не люди и не оружием. Там, на восточном берегу, — кухня Темного Идо. Они готовят блюда и жрут. А сюда бросают объедки.

Джемис медленно побрел вдоль мыса, прикидывая.

— Судя по состоянию тел, милорд, они готовят свои блюда весь последний год. Здесь есть такие, кто погиб еще до морозов.

Эрвину не хотелось знать, как воин это понял.

— Их убивали огнем, кислотой, ломанием костей, срезанием кожи…

— Высушиванием, — добавил Эрвин. — Мертвец на поляне — скелет, облепленный пылью — тот же почерк. Эти твари не сразу овладели речью Предметов, поначалу совершали ошибки.

Джемис хмуро кивнул:

— Если бы я не видел, что это сделали Предметы, решил бы, что людей пытали до смерти.

— Сколько их здесь? — спросил Эрвин.

— Больше двухсот, милорд. Возможно, триста.

— Женщин много?

Он и сам видел ответ. Только среди верхних трупов, в которых еще угадывались человеческие черты, Эрвин насчитал не меньше дюжины женщин. И семерых детей.

— Много, милорд.

— Я хочу, — сказал Эрвин, указав на восточный берег, — чтобы их не стало. Ни единого живого существа из тех, кто носит алые рубахи. Ни одного бревна от их форта, и ни единого Предмета. Я хочу, чтобы восточнее Реки не осталось ничего. Кто может умирать, пусть умрет. Что может гореть, пусть сгорит. Как полагаете, с этим справится войско Дома Ориджин?

Воин оскалил зубы:

— Если кто и сможет загнать клинок под хвост Темному Идо, то это — мы. Приведем сюда полный батальон и поглядим, чего стоит их проклятая крепость!

— Но тот, кто повелевает этими людьми, находится не здесь, — медленно произнес Эрвин. — Вы понимаете это, Джемис?

— Пойду ли я за вами в Фаунтерру?.. — спросил воин и усмехнулся. — Куда понадобится, милорд. Хоть на Звезду.

Эрвин спросил:

— Что вы сделали с Хойтом? Тем осажденным городом, где начался мор?

— Мы не штурмовали его. Когда горожан осталась горстка, они поняли, что наши мечи милосерднее мора, и отперли ворота. Мы послали внутрь всего один отряд с факелами.

— И сожгли город?

— Дотла, милорд. Катапультами метали смолу и масло, чтобы горело жарче. Ров засыпали известью, а поверх — землей. Когда закончили, остался ровный пустырь с огрызками стены.

— Полагаю, мор на этом прекратился?

— Да, милорд.

— Когда вернемся, мы сделаем здесь то же самое. А сейчас — в Первую Зиму.

Джемис оскалился по-волчьи:

— За смолой и катапультами?

— Именно.

— Милорд, думаете, его светлость поверит нам?

— Должен, — твердо сказал Эрвин, однако на уме было совсем иное. Нечего ждать помощи от отца. Так было всегда. Но с вашей помощью, отец, или без нее, я все равно сделаю то, что должно быть сделано.