2 – 6 декабря 1774г. от Сошествия
Герцогство Южный Путь; Земли Короны
– Проснись, Дезертир! Гробки нам пришли…
Будучи великодушным человеком, Джоакин сделал больше, чем просил Весельчак. Он не только проснулся, но и встал на ноги, и хорошенько заехал Весельчаку по уху.
– Я предупреждал тебя. Два раза предупреждал!
А сказать-то и нечего: что правда, то правда. Предупреждал Джо Весельчака еще в Лабелине.
На следующий день после памятной встречи с леди Аланис Джоакина вызвал бородатый кузен герцога и отсыпал ему пятьдесят золотых монет. С тем Джо подался в город и разжился мечом, кольчугой, шлемом, кое-какой одеждой и новой кобылой. Лошадка была гнедой, как Леди, но моложе и стройнее, так что Джо назвал ее Сударыней. По словам продавца, кобыла отзывалась на кличку Худышка, но Джо рассчитывал переучить ее. Скакать верхом на какой-то худышке ему не улыбалось. После всех покупок у него осталось еще двадцать эфесов. Джоакин знал достойное применение нескольким из них: он приобрел букет цветов для леди Аланис. Он требовал роз, но их в теплице не оказалось, и цветочница предложила другие – с чудовищным названием, которое ни на вдох не задержалось в голове Джоакина. Однако цветы были прекрасны: длинные стеблем, нежные, гибкие, как девичий стан, а оттенка такого, какого Джоакин вовсе прежде не видел. Не розовый, не фиолетовый, не синий, а что-то среднее, да еще с тонкими желтыми прожилками посередке лепестка! Едва взглянув, Джо не смог оторвать глаз. Велел завернуть восемь… нет, шестнадцать… нет, двадцать четыре! Вышло нечто, похожее на сноп пшеницы. Букет упаковали в громадную картонную коробку, которую Джо повесил за спину, как щит. В дороге дважды останавливался и заглядывал внутрь, и диву давался: как он раньше не сообразил подарить букет?! Леди Аланис болела и скрывалась от врагов, часто не хватало еды и лекарских снадобий, разве тут до цветов? Это так мужчина думает, вот и Джо так думал, а у женщин-то все наоборот! Чем абсурднее, неуместнее подарок или поступок – тем он романтичнее, вот как дамочки считают! Если мужчина принес еды, то это ради выживания, в этом нет страсти. Но если вычудил что-нибудь этакое, скажем, стих прочел или букет подарил, да еще в совсем неподходящей ситуации – то это как раз и показывает чувства! Вот иной бы думал об опасности или голоде, а он – о делах сердечных, значит, по-настоящему любит! Жаль, что еще в Альмере не пришла в голову мудрая мысль. Теперь-то, пожалуй, поздно: ведь все уже наладилось, леди Аланис ходит в шелках да мехах, живет в полном комфорте. Обстановка вполне уместная для цветов, а значит, той широты жеста уже не выйдет…
Однако он направился к ней немедля и вступил в перепалку с кайром Хэммондом – тот не желал впускать Джоакина с коробкой: вдруг в ней спрятано экое орудие убийства? Джо показал цветы, и Хэммонд заартачился пуще прежнего: безумцам нечего делать в шатре герцогини. На счастье, рядом случился Роберт Ориджин. Оглядел букет, самого Джо, полускрытого за охапкой цветов, добродушно хмыкнул: «Бывает», – и велел Хэммонду пропустить.
– Что вы хотите сказать этим подарком? – спросила леди Аланис.
Тут Джо призадумался, ибо точного ответа он не знал. Видел себе примерно так: он подарит, Аланис порадуется, ее глаза улыбнутся, украсятся морщинками-искорками, тогда и ему станет тепло на душе. Так всегда бывало, когда Аланис улыбалась. Но если подумать, что же он хотел сказать, то впору растеряться. Что простил ей пренебрежение, капризы, надменность? Ну, нет, тут букет не нужен, самого прощения уже вполне довольно. Что хочет ухаживать за нею, как мужчина за дамой? Нет, вряд ли. Теперь, в сердце лагеря агатовских войск, ухаживания казались глупым и безнадежным делом, даже немного смешным. Что любит ее? Это не было бы правдой. Не любовь теперь заполняла сердце, а странная кисло-сладкая смесь.
Джоакин сказал:
– Цветы в знак того, миледи, что я рад вас видеть здоровой, и для меня честь служить вам.
Такой ответ пришелся по нраву герцогине. Она приняла цветы.
– Красивые! Скажите, как они зовутся?..
– Эурозы, – без промедления выпалил Джо.
Освободив Джоакина от букета, Аланис смогла рассмотреть его самого в новых одеждах. Похвалила:
– Выглядите очень внушительно.
– Благодарствую, – со скромной гордостью ответил воин.
– В вашем наряде кое-чего не хватает. Протяните руку.
Он повиновался, и она одела на его предплечье гербовый наруч с ориджиновской стрелой в когтях нетопыря.
– К сожалению, не башня и солнце, – хмуро сказала Аланис. – Но мое пребывание здесь – тайна, и вам нельзя носить герб Альмеры.
Джоакин во все глаза смотрел на свою руку и не находил слов. Гербовые наручи носили воины благородной крови: рыцари и даже лорды. Герцогиня ни за что не одарила бы подобным знаком простого наемника! Джо так и стоял молчаливым истуканом, а Аланис сказала:
– Я не буду возражать, если вы возьмете оруженосца.
Скоро их встреча окончилась – у миледи были неотложные дела, – так что Джо отправился восвояси. «Восвояси» – значит, на старое место среди крестьянской пехоты, поскольку купить себе отдельный шатер он не подумал. Впрочем, на одну ночь это было отнюдь не плохое пристанище, ведь он смог показаться на глаза всем старым сослуживцам: Лососю, Билли, Весельчаку, сержанту Руке Доджу. Все глядели на него, одурев от удивления, щупали новую кольчугу, плащ, гербовый наруч.
Сержант сказал:
– Вот так да!..
Лосось буркнул:
– Твою Праматерь.
Билли ухмыльнулся:
– Везет же дезертирам!.. Может, и мне говорить, будто я из Альмеры сбежал? Глядишь, меня тоже назначат большой шишкой!
Весельчак покачал головой:
– Я-то думал, тебе гробки… А оно вон как повернулось. Дела…
Даже кайр-наставник увидел Джоакина. Скользнул по нем равнодушными блеклыми глазами и сказал:
– Не больно зазнавайся. Ты получше многих греев, но до кайра тебе далеко. Вряд ли ты стоишь герба, который носишь.
– Хм, – только и ответил Джоакин.
В душе царила благость, спорить не хотелось. Но теперь он чувствовал себя в праве поспорить с кайром, и это само по себе было приятно. Джо вспомнил слова леди Аланис и сказал:
– Кайр, мне позволено взять на службу оруженосца. Но возражаете, если выберу одного из ваших подопечных?
Северянин ухмыльнулся и махнул рукой: бери хоть всех, мне же легче. Джоакин осмотрел товарищей – кого же выбрать? Уперся глазами в недоуменно мрачную рожу Весельчака и тут же принял решение. Возьму его, пускай хоть раз ему судьба улыбнется! Пусть знает, что не все в жизни гробки да лопатки!
– Весельчак, будешь моим оруженосцем?
Тот поскреб в затылке, поморгал, плюнул на сторону и ответил:
– А чего нет? Хуже-то не станет.
– Значит, с этой минуты ты – мой оруженосец! – провозгласил Джоакин.
Кайр, видевший сцену, хохотнул:
– Ты бы у него присягу принял, что ли! Хотя какая у мужиков присяга… Имена хоть назовите.
Посрамленный, Джо увел Весельчака в сторону, подальше от северных глаз, а там спросил:
– И правда, как тебя величать-то?
– Максимиан, сын Исидоры и Леопольда. Поп в нашем селе – большой выдумщик…
– Буду звать Весельчаком.
– Ага, так оно и лучше. А мы это… кому служить будем?
– Леди А… – начал Джо, но спохватился: это тайна, как ни крути, а язык Весельчака еще не испытан на сдержанность. – Одной леди.
– Леди?.. Это скверно.
– Почему?
– Журавлики – село мое – принадлежат лорду. Он живет, понятно, в замке, а к нам наезжает залетами. Если один приедет или с лорденышами – то ничего, стерпеть можно. Ну, орать станет, кого-нибудь поколотит, у кого-то поросенка отберет, старейшине в шапку плюнет – а так обычный мужик, без этих вот… Но если приедет со своей леди, то злющий будет, как цепной кобель, хоть в погреб хоронись. Вот я и думаю: одна беда от этих ледей, никакой жизни.
– Наша леди не такая! – отрезал Джо.
– Ох, Дезертир, помяни мое слово: доведет она нас до гробков-досточек. Накроемся земелькой еще быстрее, чем остальные бедолаги.
– Значит, так, – строго предупредил Джоакин. – Запомни два правила. Первое: не зови меня больше дезертиром. Я – Джоакин Ив Ханна с Печального Холма. Ну, можно просто Джоакин. И второе: никогда не говори мне про гробки, лопатки, досточки, земельку и все прочее! Я на жизнь иначе смотрю. Когда придут гробки, сам увижу, без твоей подсказки. А до тех пор хочу жить с радостью и удовольствием. Запомнил?
Весельчак почесал затылок, покачал головой, хмуро согласился:
– Ладно, чего уж… Давай с удовольствием… Если ты говоришь, то так и быть, постараюсь.
И он честно старался. Неделю Весельчак выполнял все, что полагается делать оруженосцу. Начищал Джоакинову кольчугу, правил клинки, стирал одежду, ставил шатер, чистил кобылу, заботился о пропитании. Не жаловался, не ныл, пару раз даже одобрил: «Хороший у нас шатер… И еда сытная… Ну, это, в смысле, можно жить». Лицом, конечно, был мрачен, но в том не его вина: Весельчаку давно перевалило за тридцать, поздно ему рожу перелепливать, какая сложилась, такая уже до смерти и будет. Ни про какие гробки он не вспоминал, и про леди тоже ни слова дурного. Он, собственно, так ее и не видел – не довелось. Даже сам Джоакин за ту неделю встретил леди Аланис лишь единожды и перемолвился парой слов. Все больше она была занята своими герцогскими делами, и если Джо наведывался к ней, кайр Хэммонд отвечал: «Она у милорда».
У милорда… У Эрвина Ориджина, стало быть. У этого тощего, бледного, с девичьими пальцами… Чем, интересно, они заняты наедине? О чем говорят? Улыбается ли Аланис, играют ли искорки в уголках карих глаз?.. А если Ориджин зайдет к ней, то заметит ли его, Джоакина, букет? Спросит ли со смехом: «Какой мальчишка принес этот куст?» А леди Аланис что ответит? Начнет ли со слов: «Милый Эрвин…»? Погладит ли его по плечу кончиками пальцев, как в минуту, когда просила бросить Джоакина в яму?
Не хотелось ему дальше развивать эти мысли, он обрывал цепочку, возвращался к себе, и, входя в шатер, изо всех сил улыбался, чтобы Весельчак знал: жизнь – она радость и удовольствие!
– Я вот гуляшу состряпал. Вроде, есть можно, – говорил Весельчак и протягивал Джоакину ложку.
Гуляш оказывался вкусным и жирным. Как многие путевские крестьяне, Весельчак знал толк в стряпне.
Так все и шло, а тем временем в командовании войска что-то переменилось. Прибыла армия медведей, одни северяне с другими северянами хорошенько хлебнули горькой, погорланили песен. Полководцы когтей посовещались с полководцами медведей – раз, второй, третий, а потом Эрвин Ориджин построил армию и объявил:
– Сегодня выступаем на юг, чтобы сразиться с тираном. Да помогут нам боги и Светлая Агата.
То был первый раз, когда Джо видел герцога мрачным. Не ироничным, надменным, презрительным, а – темным, как туча. Странно это было, ведь всякий знал: Ориджин не боится битвы с императором. Джоакин понял: дело в Аланис. Герцог подступился к ней, а она отшила.
– Так-то, – улыбнулся Джо.
Армия выступила на юг по замерзшим полям. Чтобы Весельчак не шел пешком, а ехал красиво, Джо прикупил ему недорогую лошадку. За пару дней войско достигло речушки Милы и еще пару дней простояло, пока инженеры наводили мосты. Потом солдаты перешли речку и остановились на ночь у городка Пикси, где больше месяца назад Джоакин повстречал сержанта Доджа.
А на утро Весельчак разбудил Джоакина словами: «Проснись, Дезертир! Гробки нам пришли…», – и тут же получил по уху.
– Я предупреждал тебя! – рявкнул Джо.
– Прости, брат, но я не для красного словца. Сейчас взаправду гробки-досточки.
– Это как?
– Искры владыки здесь. Чертова уйма. Наверное, все, сколько есть на свете.
Потом Джоакин смотрел сквозь морозный прозрачный воздух, как шагали к нему красномундирные полки Янмэй: бессчетные, во всю ширь горизонта, от востока до запада. Смотрел и не мог поверить. Под Лабелином, когда вот так же надвигались войска Ориджина, Джо знал, что стоит на пропащей стороне. Но сейчас – быть того не может! Всякому ясно, что армия владыки сильнее, а значит, герцог не мог столкнуться с нею лоб в лоб! Слишком он хитер и дальновиден, не станет так глупо расшибаться, что-то выдумает, измыслит. Сейчас будет маневр… Когда подскочил к нему кто-то и крикнул: «Путевец, тебя леди вызывает», – Джо не удивился. Да, вот и герцогская хитрость! Приятно, что мне в ней отведена роль!
Он примчался туда, куда звали. Весельчак спешил по пятам. Здесь, среди знатных шатров, кишмя кишели иксы – будто стая меченых крестами воронов. Джоакину сделалось не по себе. Кайр Хэммонд выхватил его из толпы и столкнул лицом к лицу с Аланис:
– Вот ваш путевец, миледи.
– Джоакин, собирайтесь в дорогу, – приказала Аланис.
– Куда пошлете, миледи? Каково задание?
– Сопровождать меня, конечно.
– Вас?! – он вздрогнул. – Вы же не пойдете в бой?!
– Нет, как и вы. Собирайтесь. Мы уезжаем отсюда. Эрвин скомандовал отступление.
Они оказались в седлах. Черная масса иксов рванулась на север, впереди Джо заметил герцога и его кузена – Деймона. Аланис с Хэммондом и тремя другими кайрами скакала в арьергарде, Джо и Весельчак едва поспевали следом – их лошади были хуже, а Весельчак скверно держался в седле.
Лагерь остался позади, и Джокин оглядывался с растущей тревогой. Что происходит? Почему другие конники не мчатся за отрядом герцога? Почему пехота не строится для быстрого марша? Не сворачивают шатры, не выводят на дорогу обозы?.. Почему солдаты так медленно готовят отступление? Они же не успеют, тьма сожри! Искровики уже в какой-то миле!
И вдруг он увидел такое, от чего аж передернулся всем телом. Батальоны северян, сомкнув ряды, выступали на фронт. Занимали позиции, готовились встретить атаку, пока герцог… несся на север!
– Святые Праматери! Мы что… спасаемся бегством? Ориджин бежал с поля боя?!
Оруженосец ответил:
– Недаром говорят: умный человек.
Не сбавляя ходу, они скакали несколько часов. Перемахнув Милу, повернули на восток, и Джо сообразил: герцог воспользуется для бегства рельсовой дорогой. Отряд достиг станции Фэрвелл – последней перед Лабелином. Городишко был занят людьми Ориджина: наемные лучники и полсотни иксов удерживали станцию. Три состава ожидали герцога. Оба отряда спешились, погрузили лошадей в специально приспособленные вагоны, сами запрыгнули в роскошные двери пассажирских кабин. Поезда тронулись так быстро, что Джоакин не успел толком рассмотреть все вокруг, даже осознать: впервые в жизни он едет по рельсам!
– А ничего тут благородные устроились, в этой каретке, – проворчал Весельчак, закинув ноги на бархатное сиденье. – Хорошо герцог выдумал: другие там бьются, а мы тут в тепле да уюте! Ты прав, Джоакин: жизнь – она таки не без радостей.
Джо смотрел в окно. Когда прошло первое потрясение от бешено быстрого и одновременно мягкого движения по рельсам, он сделал странное открытие: поезд шел на юг. Не на север, к Лабелину, а обратно, вдоль Милы, мимо Пикси. Милях в тридцати на востоке от них лежало поле боя, покинутое утром…
– Какая-то ошибка, – пробормотал Джо. – Видать, машинист напутал. Надо предупредить миледи.
Он пошел в комнату Аланис и не застал ее там. Служанка – жена кайра Хэммонда – пояснила:
– Миледи в трапезном вагоне. Герцог созвал общее собрание. Вам бы тоже туда, сир Джоакин.
В трапезном вагоне было не продохнуть: собрались человек сто. Столы и стулья сдвинули вбок, свалили одной кучей, а все свободное место заняли иксы. Герцог возвышался над людьми, стоя на скамье. Рядом с ним была Аланис. Джо вдавился в вагон одним из последних и был прижат к двери, но с высоты своего роста хорошо видел и слышал Ориджина. Тот трижды хлопнул в ладони и, дождавшись тишины, заговорил:
– Славные воины Севера, мои братья. Только что мы с вами совершили бесчестие. Мы запятнали себя бегством с поля боя. Мое сердце рвется на части при мысли об этом. Уверен, каждый из вас ненавидит себя за это бегство, а еще сильнее ненавидит меня – никчемного лорда, что навлек на своих воинов несмываемый позор.
Он сделал паузу, переводя дух. Глотнул какой-то жидкости из крохотного пузырька.
– Однако есть то, чем я утешаю свою совесть. Есть то, чем мы сможем заслужить прощения у Светлой Агаты. Есть шанс снискать столь ярко сияющую славу, что затмит наш нынешний позор. Мы оставили поле боя не затем, чтобы спасти свои шкуры. Я открою вам правду: мы с вами рискуем много больше, чем солдаты в переднем строю. Мы покинули поле сражения потому, что это была единственная возможность обойти вражеское войско. Взгляните в окна – что вы видите?
Иксы глянули. За стеклами тянулись поля, серые от сумерек.
– Ну, тьма сожри, что видите?! Куда идет состав?
– На юг, милорд, – сказал Джоакин.
– На юг, братья. Это верно. Пока полки императора вовлечены в схватку, мы проехали мимо них и устремились дальше на юг. Спустя десять миль мы совершим остановку и разрушим за собой рельсовый мост. Таким образом, мы находимся в последнем поезде, идущем от Лабелина на юг, в Земли Короны. Все императорское войско мы оставим у себя за спиной. Поезд – самое быстрое средство передвижения в мире. Когда сожжем мост, у искровиков не останется возможности догнать нас. Спустя двое суток, братья, мы прибудем в столицу. Пустую, лишенную какой бы то ни было защиты. Сделаем то, что не удавалось никому. Послезавтра мы возьмем Фаунтерру!
Гулкая тишина. Как булавой по шлему. Под черепом гудит эхо. И дышать нечем.
Мы возьмем Фаунтерру…
Мы возьмем столицу Империи?!
– Вы сейчас думаете: нас, черт возьми, шестьсот человек. Только шестьсот! Ага, вы правы, не сбились со счета. Но вы – шестьсот лучших воинов во всем мире! Четыреста лучших мечников и двести самых метких стрелков! Лучше вас никого нет под Звездой и Луной! Вы думаете: даже если возьмем, мы не удержим город шестью сотнями людей. Тут я с вами согласен: подойдут войска Надежды, вернутся остатки императорской армии и осадят нас. Но перед своим отбытием я оставил графу Майну пакет. В нем дан приказ отвести с поля боя и перебросить нам в помощь как можно больше кайров. Указан способ, как можно это сделать. Захватив Фаунтерру, через неделю мы получим подкрепление.
А теперь в голосе герцога зазвенела былая насмешка:
– Еще вы думаете: что будет, если Майн Молот не послушает приказа? Или погибнет? Или не сможет сберечь войска, или сбережет, но будет оттеснен на север? Наконец, что случится, если хоть один полк искровой пехоты владыка оставил в столице? Я отвечу: в любом из этих случаев мы все умрем. А выживем и победим лишь в одном варианте: если я все рассчитал идеально точно, без единой ошибки. Есть вопросы?..
Сказочное зрелище: сотня ошарашенных, сбитых с толку кайров. Сотня воинов без языков.
Герцог нетерпеливо взмахнул руками:
– Что за идова тишина?!
Никто ни звука.
– Вы часто берете столицы? Свергаете тиранов по одному в год? На каждый День Сошествия разрушаете империю?! Что, тьма сожри, надо сказать, когда сюзерен ведет вас прямиком в бессмертие?!
– Слава Ориджину! – крикнул Джоакин.
Нестройно отозвались иксы:
– Слава Ориджину…
И снова – громче, дружнее, с верой:
– Слава Ориджину! Слава Агате!
* * *
Первый раз поезд остановился среди ночи в полях. Стоял пару часов. Джоакин, что не мог спать от возбуждения, вышел из вагона. Падал крупный влажный снег, на щеках превращался в слезинки. Состав тянулся через поле, поблескивал огнями, как искристый змей. За ним – второй такой же и третий. Во тьме за хвостом последнего полыхало пламя: горел мост через Милу.
Джоакин увидел Аланис: кутаясь в песцовую шубу, она смотрела на огонь; в глазах плясали отблески зарева.
– Миледи… – сказал он и не нашел продолжения.
– Джоакин…
Издав неслышимый стон, мост начал проваливаться в реку.
– Вы верите герцогу, миледи? – спросил Джо. – Верите, что он не ошибся?
– Не бойтесь, Джоакин, мы победим, – насмешливо обронила Аланис. – Это даже легче, чем украсть коня.
– Я не…
Джо не успел ответить: Ориджин возник рядом с девушкой.
– Прошу в вагон, миледи. Продолжим наше дивное путешествие.
Ориджин подал ей руку, помогая взойти на ступеньку. Она несколько лишних секунд держала его ладонь.
– Извиняюсь, конечно… – Весельчак дернул Джоакина за рукав. – Тут люди говорят… Мы, вроде как, едем в Фаунтерру. Это правда, а?
– Правда.
– Так может… того? – Весельчак недвусмысленно кивнул в бескрайнюю темень полей.
– Нет. Ты как хочешь, а я еду.
Джоакин вернулся в поезд, а Весельчак еще постоял у дверей, плюнул, махнул рукой и тоже полез в вагон.
Второй раз остановились на закате третьего декабря. Станция была невелика, если сравнить с вокзалом Лабелина. Но в сравнении с родным домом Джо – целый мраморный дворец. Перрон – шире главной улицы Печального Холма. На крыше станции желтели золотом перо и меч, и Весельчак зябко передернул плечами, увидев их. Он часто так делал в последний день, будто все время мерз.
– Въезжаем в Земли Короны, да?
– Точно, – ответил Джоакин.
– Помоги нам Людмила…
Однако воины вдоль перрона носили на мундирах не герб императора, а солнце и башню Альмеры. Владыка отослал все свои войска на север, границы Земель Короны защищали его союзники – солдаты приарха. Их было около одной роты. Копейщики окружили двери вагонов, арбалетчики прятались за колоннами вокзала.
– Они смогут остановить нас? Как думаешь, Джо?
– Сотня альмерцев против полутысячи северян? Не смеши мою кобылу.
– Но искра, кажись, ходит по проводам. Значит, если кто-то из них перережет провод, то состав никуда не поедет. Верно, Джо?..
– Тьма. Это точно.
Джоакин подумал о леди Аланис. Ей бы стоило выйти и показаться солдатам, отдать приказ. Но узнают ли альмерцы раненую герцогиню, подчинятся ли ей? А ведь если не узнают, то выйти к ним – огромный риск.
Аланис не покинула вагон. Вместо нее на перрон ступил Хэммонд и трое кайров. Джоакин чуть приоткрыл окно, чтобы слышать голоса, но сам спрятался за стену – на случай, если арбалетчики вздумают обстрелять состав.
– Северяне… чертовы мятежники… – услышал Джо нестройный говорок альмерцев.
– Кто из вас главный? – спросил Хэммонд.
– Я, – ответил латник в гербовых наручах и белом лейтенантском плаще. Он раздвинул своих копейщиков, но высовываться навстречу северянам не спешил.
– Тебя зовут Я, или имеешь более славное имя? – осведомился Хэммонд.
– Сир Годар Элиза Люсия рода Люсии! – выпалил рыцарь. – С кем говорю, черт возьми?
– Кайр Хэммонд, воин его светлости Ориджина. Имею для тебя послание.
– От твоего сюзерена-мятежника?
На лице Хэммонда, не закрытом забралом, прорезалась ухмылка:
– Нет, сир. От твоего сюзерена-святоши.
Он протянул конверт. Альмерский командир толкнул ближайшего копейщика, тот осторожно взял конверт у кайра и тут же отдернул руку. Рыцарь взял письмо у копейщика, поднял забрало и придирчиво оглядел печать прежде, чем сломать ее. Стянул и зажал подмышкой перчатку, вынул из конверта лист, прочел. Поднял глаза, до крайности озадаченный. Какие-то чувства теснились на лице рыцаря, одно из них Джо распознал, поскольку и сам недавно испытал его: альмерцу очень не хотелось рубиться с кайрами. Он был бы рад любому предлогу, чтобы с честью увильнуть от сего действа.
– Ты умеешь читать, сир Годар? – спросил Хэммонд.
– Тьма сожри! Я не сельский баран!
– Тогда почему медлишь?
– Возможно, это письмо поддельно, – процедил рыцарь.
– На нем печать твоего лорда и подпись твоего лорда. Какие еще нужны доказательства?
Сир Годар отошел назад, позвал кого-то. Из тени колонн вышел человек, смотревшийся нелепо среди воинства: тощий горбатый монах. Рыцарь подал ему письмо, что-то сказал. Монах поднес лист к самому носу, повернулся так, чтобы солнце светило на бумагу. Прочтя, раздраженно ткнул бумагу рыцарю. Резко взмахнул рукой, как машут нерадивым слугам: пошевеливайся, мол!
Сир Годар крикнул Хэммонду:
– Проезжайте, северяне!
Облегчение слышалось в голосе, даже грубость не до конца его скрыла.
– Благодарствую, – усмехнулся кайр и полез в вагон.
Спустя минуту состав тронулся. Весельчак сказал, уронив голову:
– Теперь нам лопатки…
– Почему? – поразился Джо. – Нас же пропустили без боя!
– Вот потому… Я надеялся, завернут нас назад на север. Ан нет, премся дальше, прямо змею в глотку.
– Мы идем навстречу славе! – воскликнул Джоакин. – А ты – дурак деревенский.
Добавил:
– Темень. Безмозглый олух. Трусливая мокрая курица.
Он говорил со злостью и все не мог остановиться. Потому что, по правде, в глубине души ему было чертовски страшно.
* * *
Фаунтерра – город двухсот башен. Джоакин увидел их в круглое окно вагона ночью с шестого на седьмое декабря. Башни сияли искровыми огнями на верхушках – белыми, желтыми, красными, зелеными. Облако огней над темным городом – словно стая звезд. Настоящая Звезда терялась на их фоне.
– Помоги нам Людмила… – прошептал Весельчак, увидев эту картину.
Как многие крестьяне, Весельчак молился Праматери Людмиле – покровительнице земледелия. Правда, не очень-то верил, что сейчас она сможет помочь. Людмила только посылает летние дожди и теплые весны, да и то не всегда, а когда бывает в хорошем настроении. Еще иногда вылечит корову от болячки… Не ей тягаться с Янмэй или Агатой на поле боя. Так что Весельчак трусил. Прямо, откровенно и без малейшего стыда.
Прежде, под Лабелином, оба – Джо и Весельчак – были кусочками огромной массы простого мужичья. Это давало надежду: в случае чего, можно затеряться, а если нет, так спастись своим низким происхождением. Дворяне не станут казнить мужиков тысячами без разбору. С черни малый спрос, как с коня или собаки. К тому же, мужики нужны лордам: кто будет поля возделывать, дома строить, одежду шить, дрова колоть?.. Не сами же дворяне, в конце концов!
Сейчас дело иное: Весельчак и Джо затесались в табун отборной северной знати, самых ушлых и наглых агатовцев. А значит, нигде не скроешься, ничем не оправдаешься. Если победит император, отправит на плаху всех подчистую. Весельчак не находил себе места, не ел, почти не спал. Тревожно рыскал по вагону, высматривал запасные двери, бросал намеки, мол, не спрыгнуть ли?.. Не спрятаться ли под сиденьями и отсидеться в вагоне, когда прочие пойдут на бой?.. Но все же оставался с Джоакином. Кто знает, почему. Возможно, мечтал о трофейном золоте из столицы. Или боялся джоакинова меча. Или верил, что лопатка все равно найдет везде: в поезде ли, в поле – все едино.
Джо тоже почти не спал в дороге, но по иной причине: от бешеного хмельного азарта, бурлящего в груди. Так колотится сердце пантеры, бросающейся на лань, или сердце картежника, видящего на кону груду золота. Буквально вчера Джоакин жил в обычном мире, где корявые мужики с кривыми копьями, где скверная каша и грязь под сапогами, где сержант орет про «безрогих свиней». И вдруг, в один миг, перенесся в легенду. Искровые машины, бесстрашные люди, головокружительные планы. Безумная цель, на которую не замахнулись бы и Праотцы! Это сказка, в которой нет мелких людей, а только великие герои и ужасные злодеи; в которой не дрожат за свою шкуру, а разят врага недрогнувшей рукой; в которой не издыхают в луже крови, вопя от боли, а восходят прямиком на Звезду, обронив напоследок гордые и звучные слова.
Да, въезжая в Землю Короны, он холодел всей кожей. Но теперь страх миновал, величие событий затмило его. В этой сказке нечего бояться, ведь здесь в принципе нельзя умереть: что бы ни случилось, все равно останешься жить на струнах лир, на языках певцов. Сотни рукотворных звезд над Фаунтеррой стали кульминацией этого чувства. Небо с сотнями звезд – и оно будет нашим!
– Пойдешь в арьергарде, – бросил он Весельчаку с высоты своего полета. – Во фронте от тебя мало толку. Потом, после боя найдемся.
Забавно: часом позже леди Аланис Альмера сказала ему почти те же слова.
– Джоакин, мы с вами пойдем в арьергарде. Во фронте будут иксы Деймона. Вы останетесь при мне – то есть, в безопасности.
– В безопасности?.. – Джо вздрогнул, будто в лицо плеснули холодной водой. – Я не ради безопасности стал воином, миледи!
– Вы поклялись служить мне. Будьте рядом и оставайтесь в живых. От вашего трупа мне слишком мало пользы.
– Но, миледи…
– И защитите меня! Хотите, чтобы я просила об этом кайров герцога?
– Никак нет, миледи, – хмуро кивнул Джоакин.
Они сошли на перрон, когда бой на вокзале уже кончился. Немного людей охраняли станцию – десятка два гвардейцев. Теперь их тела валялись на брусчатке, скорчившись, будто от мороза. Крупными хлопьями шел снег. Узкие снопы лучей лились из окон вагонов, овалами света пятнали платформу.
– Кто-то сбежал?.. – спросил герцог, и кузен Деймон ответил:
– Ни один. Все тут.
– По коням.
У лошадиных вагонов возникла недолгая толчея. Иксы разбивались по двадцать человек, седлали коней и плотными отрядами выплескивались на привокзальную площадь. Не задерживаясь там, ныряли вглубь улиц. Площадь была освещена, улицы – темны. Вливаясь в них, кайры мгновенно исчезали из виду. Хитро, – подумал Джоакин. Отряды рассеются по городу, никто не сможет ни сосчитать их, ни проследить путь, ни встретить и уничтожить одним ударом. В назначенном же месте все войско сольется воедино.
В одной из первых двадцаток улетел Деймон Ориджин, герцог был в пятой или шестой. Перед тем, как прыгнуть седло, он подошел к Аланис.
– До встречи у Пера и Меча, миледи.
– Удачи вам, милый Эрвин.
Она обняла его, прижавшись здоровой щекой к щеке Ориджина. Они стояли так непозволительно долго: дюжина снежинок успела упасть на волосы миледи. Потом герцог сел на коня и умчался со своей двадцаткой. Аланис сказала Джоакину:
– Будьте добры, приведите мою лошадь. Скоро наш черед.
Привести лошадь?.. Джо в сердцах крикнул Весельчаку:
– Найди кобылу миледи и тащи сюда!
Половина войска северян двигалась пешком: все лучники и часть кайров. Пешие не делились на мелкие группы, а наступали единым отрядом. В центре этого отряда, со всех сторон защищенные пехотой, ехали верхом Аланис, Джоакин с Весельчаком и трое кайров. Весельчак чувствовал себя в седле препаскудно, с позволения Джо спешился и повел лошадку в поводу. Хэммонд нес вымпел на острие копья – он являлся командиром отряда.
Пехота втекла на широкую улицу, что начиналась от привокзальной площади. Улицы в больших городах называются как-то особо: то ли проспекты, то ли бульвары – Джоакин не очень разбирался. Словом, широкая улица. Красивая: большие дома, башни, какие-то арки. На башнях искрами выложены дворянские гербы, многие арки тоже подсвечены, перекидываются над темной улицей сияющими мостами. Через переулки висят гирлянды из бумаги или жести. Окна домов не забраны ставнями, как подобает ночью, а блестят стеклами. На них какие-то пятна… Нет, это рисунки красками. Вот в доме загорелся свет, и стали видны смешные лось и кролик на стекле.
– Что за балаган? – буркнул Джо. – Как будто здесь дети живут.
– Скоро новый год, глупый! – ответила Аланис. – Город украшается!
Ее глаза блестели от радостного возбуждения. А вот кайру Хэммонду не понравились светящиеся окна.
– Припугни их, – сказал он стрелку. – Нечего пялиться.
Лучник выпустил три стрелы, и три стекла разлетелись со звоном. Горожане, что сунулись было в окна, мигом закрыли ставни.
Скоро отряд вышел на круглую площадь с фонтаном в центре. Джоакин оглядел ее с тревожным предчувствием: дома на площади высокие, каменные, стоят вплотную друг к другу; переулки узки и редки. Площадь выглядит как отличное место для засады: можно дать отряду полностью выйти на нее, потом перекрыть латниками все выходы и расстрелять арбалетами из окон. Единственное укрытие на площади – каменная поилка для коней. И тихо так, что поневоле заподозришь неладное. В свежем снегу каждый звук тонет.
Джоакин подъехал поближе к Аланис, взялся за рукоять меча.
– Миледи, не лучше ли вам спешиться? В седле вы – слишком заметная цель для стрелков.
Она удивленно подняла брови, и тут в переулке глухо залаял пес: «Вуф! Вуф! Вуф!» Джоакин обнажил клинок. Лучники наложили стрелы.
На площадь выбежали трое парней. Пес преследовал их, рыча и лая, а парни неуклюже подпрыгивали, пытаясь его пнуть. Один слепил снежку и запустил зверю точно под глаз. Пес обиженно тявкнул и попятился в переулок. Парни загоготали. Отвлеченные собакой, они не сразу заметили солдат, заполонивших площадь. Кинули в переулок еще пару комков снега, отпустили пару шуток. Повернулись к площади, хохоча, сделали еще несколько шагов, и только тогда увидели войско.
– Чтоб мне опухнуть!.. – выронил один.
Второй протер глаза. Третий сказал:
– Гы-гы.
Кайр Хэммонд поднял руку, чтобы скомандовать залп. Стрелки потянули тетивы.
– Да будет вам!.. – воскликнула Аланис. – Это же просто студенты!
И крикнула, обращаясь к парням:
– Мудростью и милосердием?..
– Т… точно, барышня! – ответил парень. – Наш девиз. Университет Прам… Янм… черт…
– Простите моего т… товарища, миледи, – сказал второй. Его язык тоже заплетался, но меньше, чем у первого. – Мы оч-чень устали от ночи, проведенной… над книгами!
– Мы будущие богословы, – добавил третий. – А н… не скажете ли ваше имя, барышня?
– Я Элис из пансиона Елены-у-Озера, – ответила герцогиня.
– О, сестра по несчастью!.. – хохотнули студенты. – Ступай к н… нам, сестра!
Кажется, они вовсе перестали замечать три сотни вооруженных северян. Болтали себе с Аланис, как ни в чем не бывало.
– Не скажете ли, там дальше по улице вы не видели солдат?
– Н… нет, только собаку. У-уу, злющее отродие!
– А ближе к дворцу не встречали воинов?
– К… каких воинов, сестра? Все ушли подвал… подавл… тьху, северян бить ушли. Или спят себе, одни мы вот… корпеем над святым писанием.
– Благодарствую, братья.
Она кивнула Хэммонду, и тот отдал приказ. Отряд продолжил движение, начал втягиваться в одну из улиц.
– К-куда ты, сестра? – крикнул вслед студент. – Пойдем с нами, устроим философский диспут!..
Когда площадь осталась позади, Джоакин хмуро спросил:
– И это вся оборона Фаунтерры? Три пьяных студента? Больше никакого сопротивления?!
Хэммонд холодно зыркнул на него, а Весельчак с укором качнул головой:
– Не гневи Людмилу, Джо.
Но Джоакин был мрачен и зол. Вот каков штурм столицы! Вот какова слава!.. Пробежались по улицам, словно ватага разбойников, побили окна – и все? Прокрались через спящий город, будто ворье бесстыдное?!
Он увидел труп нищего, привалившийся к стене дома. Подумал: видно, просто подвернулся конникам герцога, его и зарубили ни за что, ни про что. Но подойдя ближе, Джо не увидел крови, а рассмотрел синюшное лицо покойника. Бедолага замерз насмерть. От этого стало как-то совсем тоскливо.
– Держитесь при мне, Джоакин! Не отставайте.
Он послушно вернулся к леди Аланис, хотя подумал: вам не нужна защита, миледи. Единственный враг в этом городе – мороз и снег. Пока на вас шуба, вы в полной безопасности. Ах да, еще гирлянда с мишурой может упасть на голову!
Улица окончилась узкой прямоугольной площадью. Впереди начинался изогнутый спуск, проходящий меж двух башен, как между створок ворот, а справа чернело небо – странное какое-то, словно шероховатое, с парой очень тусклых звезд. Джоакин повернулся туда и не сдержал вздоха: то было не небо, а крепость, сложенная из угольно-черного камня. Таких крепостей Джо не видел прежде. Здесь не было внешней защитной стены, башен, внутреннего двора, арсеналов и казарм – никаких отдельных построек. Крепость являла собой цельный гранитный куб, нерушимый монолит. Лишь крохотные светлячки бойниц указывали на то, что в этой громаде хоть где-то имеются отверстия.
– Престольная Цитадель. Старая резиденция императоров, – сказала Аланис.
Как штурмовать эту махину?.. – подумал Джо, запрокидывая голову. Над сводом цитадели он увидел дым, подсвеченный заревом. На крыше крепости горело пламя.
– Северяне уже там?!
Словно в ответ ему, цитадель раскрылась. Поднялась входная решетка, на дубовой створке ворот распахнулась калитка. Трое иксов вышли из крепости навстречу отряду.
– Цитадель наша, кайр Хэммонд! – доложил первый из них. – Мы взобрались по веревкам, на галерее не было стражи. Зажгли огонь и сделали засаду. Гвардейцы выбежали тушить, мы управились с ними.
– Что с мостом?
– Наш костер виден из дворца. Дворец прислал трех парней выяснить, в чем дело. Мы схватили их, Красавчик Ориджин с двумя иксами переоделись в их форму и перешли Ханай по мосту. Отбили и удержали тот конец моста, пока туда не переправилась герцогская сотня.
– Оба Ориджина сейчас во дворце?
– Так точно, кайр.
– Значит, он наш. Выступаем.
Хэммонд отдал пару приказов. Часть лучников скрылась в крепости. Прочие вместе с кайрами двинулись по спуску, вымощенному брусчаткой. Кривая дорога сходила вбок с холма, на котором стояла цитадель, огибала его и приводила к берегу Ханая. Величественное зрелище открылось перед воинами, и войско сбавило ход, зазвучали возгласы удивления. Остров в сотне ярдов от берега светился весь, от края до края. Пылали шпили, башенки, колонны дворца, похожего на мраморный горный хребет; свечение струилось из окон, с балконов; полыхали гербы на фасаде; сияли даже деревья и скульптуры в лучах прожекторов! А приземистая защитная стена, опоясавшая весь остров, пламенела чередой красных огней, похожих на капли крови. За всю жизнь Джоакин не видел столько искры, как в одном этом строении!
– Это… дворец императора?..
– Это мой дворец! – отчеканила леди Альмера.
И в этот миг остров погас. За один вдох потухли все огни, и там, где только что был мраморный остров, легло чернильное пятно темени.
– Герцог отключил искру, – пояснил Хэммонд. – Еще в августе нам попался один пленник – начальник протекции. У него мы под пытками выбили, где живет дворцовая стража, и как отрубить свет. Сейчас гвардейцы пытаются найти огнива и свечи, подготовиться к бою, а наши режут их в темноте.
Не очень-то честный ход, – подумал Джоакин. Наверняка многие стражники, кто не был в карауле, спали в этот миг. Поднимаешься по тревоге в кромешной тьме, одурелый спросонья, пытаешься нашарить амуницию, видишь вспышку – фонарь в руке врага, а в следующий миг тебя уже рубят на части. Не слишком славная смерть, рыцари алой гвардии заслуживают участи получше. Впрочем, Джо предпочел промолчать.
– Что теперь, кайр Хэммонд? – спросил кто-то из иксов.
Ответ был короток:
– Ждем.
Отряд остановился на набережной, у входа на широкий мост, ведущий на остров. Часть лучников рассыпалась вдоль моста и взяла под прицел набережную по обе стороны от северян. Другой отряд лучников изготовился обстрелять стены острова, если на них появятся враги. Кайры, сомкнув щиты, образовали заслоны на набережной и на спуске. Войско было готово отразить атаку с любой стороны.
Джоакин глянул вверх, на холм. Престольная Цитадель едва виднелась, черная на черном фоне. От нее ко дворцу, расчертив небо, тянулась тонкая серая линия: подвесной мостик. Он соединяет старую резиденцию императоров с новой, по этому мостику во дворец и перебрались Ориджины с передовым отрядом.
Остальное же войско замерло в ожидании у широкого парадного моста. Дальний его конец упирался в глухие железные ворота.
Весельчак подергал Джоакина за рукав:
– Мы это… В смысле, нас… Думаешь, нас вот так просто впустят во дворец? Мы тут постоим себе, а потом ворота распахнутся, и мы войдем?
У Джо это не вызывало сомнений: рано или поздно ворота дворца на острове точно откроются. Вот только кто выйдет оттуда – воины герцога или алые гвардейцы? Там, на острове, бьются лучшие кайры Севера. Но и дворцовая стража кое-чего стоит. К тому же она вооружена искровыми копьями и хорошо знает дворец. Кто возьмет верх?
– Там двое Ориджинов… – сказал Джо не слишком твердо.
Он-то видел этих двоих. Красавчик Деймон был ничего, но вот сам герцог…
– Думаешь, они справятся? – буркнул Весельчак. – Гм…
Леди Аланис хлестнула его по лицу нагайкой.
– Только посмей усомниться, тварь!
Весельчак ойкнул, потер лоб и выразительно глянул на Джо: говорил же я, одна печаль от этих леди…
– Гляди! Гляди! – крикнул кто-то.
Створки в стене дворца шевельнулись, пошли в стороны. Огни фонарей мелькнули в просвете, шаги застучали по мосту.
– Готовься! – рявкнул командир лучников, и тетивы издали дружный скрип. – А вы, на мосту, стоять! Покажите себя!
Человек, вышедший из ворот, повернул фонарь и осветил свое лицо. Насмешливо крикнул стрелку:
– Джон Соколик, ты не признал парня, что платит тебе деньги?
– Милорд герцог?.. Отставить, лучники! Отставить!
Кайр Хэммонд ринулся навстречу Ориджину.
– Милорд, нужна помощь?
– Расслабьтесь, друзья мои! – голос Ориджина звенел и подрагивал, будто в хмельной горячке. – Похоже, сегодня мы опять победили. Добро пожаловать во дворец Пера и Меча! Будьте моими гостями!
Повинуясь приказу Хэммонда, войско двинулось через мост в раскрытые ворота дворца. Двое Ориджинов шли навстречу потоку, и воины огибали их с двух сторон, как вода вокруг камня.
– Милый Эрвин!.. Слава Агате!.. – воскликнула Аланис и обняла герцога.
– Эй, эй, так нечестно! Я убил больше, чем он!
С этими словами Красавчик Деймон отнял девушку у Эрвина и сам стиснул ее в объятиях, прижав к залитой чужой кровью кольчуге. Герцог, недолго думая, треснул кузена по затылку так, что шлем сполз на брови.
– Может, ты кого-то и убил, зато весь план изобрел я! Учись работать головой, тогда тебя девушки полюбят!
Оба рассмеялись, и Аланис присоединилась к ним, обняв за шеи обоих Ориджинов.
– Дворец наш, наш! Мы в Фаунтерре! Мы – сердце Империи! Мы – лишь одна Звезда!
Джоакин стоял в трех шагах от нее с таким чувством, будто стоит на другом берегу Ханая. Не его слава, не его победа, не его радость. Он – мелкий человек. Намного меньше, чем был в Альмере, когда крал коня и зарабатывал еду, копая яму. На фоне чужого триумфа Джо стал совсем крохотным. Хоть кричи – никто не заметит. Он и сам бы себя не заметил, если бы смотрел со стороны…
– Лопатки нам, – сказал Весельчак и, к огромному удивлению Джоакина, был услышан.
Сам герцог обернулся к путевцам и переспросил:
– Как вы сказали – лопатки?.. Какое забавное выражение. Что это значит?
– Закопают нас, вот что… – опустив нос к земле, буркнул крестьянин.
– Отчего вы так считаете?
– Ну… император не простит, что мы его дворец взяли. У владыки отнять дворец и трон – все равно, что в душу нагадить. Какой же император без трона… Он и вернется отомстить. И приведет с собой целую армию, а нас только полтысячи… Да еще на острове – взаперти, как миленькие. Вот и говорю, лопатки нам будут.
– Заткнись! – рявкнул Джоакин. – Не слушайте его, милорд! Он просто глуп.
Эрвин покачал головой.
– У вашего оруженосца, сударь, завидное тактическое чутье. Его слова – чистая правда. Адриан, несомненно, вернется с войском. Но еще до того сюда явится полк алой гвардии, стоящий в предместьях Фаунтерры. И тысяча констеблей городской полиции, и все крепкие мещане, что любят императора, а таких, по меньшей мере, каждый третий.
Герцог кивнул на восток, где небо розовело, предвещая утро.
– Когда солнце окажется в зените, сюда, к мосту придут тридцать тысяч человек, чтобы устроить нам лопатки. Но знаете, в Первой Зиме меня ждет крайне уютный фамильный склеп, и я не имею ни малейшего желания умирать в столице. Так что хватит стоять, тьма сожри! Вперед, во дворец! Готовимся к осаде!