6 – 8 декабря 1774г. от Сошествия
Фаунтерра
– Твоя каша, Колпак, – говорит Форлемей.
Он опускает серебряный поднос на стол. Методично и небрежно, как всегда, расставляет блюда, раскладывает приборы. На столе появляется фарфоровое блюдце с ломтями хлеба, чаша с гусиным паштетом, мисочка салата из ревеня и сельдерея, тарелочка с крохотным омлетом из перепелиных яиц под пряным сыром, а также грубая стеклянная банка. Последняя резко выделяется и манит взгляд. Менсон придвигает ее поближе, чтобы рассмотреть. Внутри банки – громадный черный паук на шести мохнатых лапках. Он топчется среди клочьев паутины и меланхолично жует что-то, а может, просто шевелит челюстями. Возможно, это помогает ему размышлять.
– Загляни снизу, – советует Форлемей. – У него крест на брюхе.
Менсон следует совету. Действительно, на животе насекомого белый косой крестик, как буква Х.
– Ну и мерзкий, правда? – говорит адъютант. – Принес тебе посмотреть, чтобы ты убедился. Только в джунглях и водятся такие твари! И можешь себе представить – тут, в Бэссифоре, все любят пауков.
Менсон отодвигает банку и нехотя принимается за еду, а Форлемей ведет рассказ:
– Ты вчера уже спал, когда герцог Литленд повел их величество со свитой смотреть Гордона. Гордон – это тоже паук, у него есть имя, вообрази! Он живет в старой башне, у него целая своя ниша в стене. Сплошь затянута сетью, да еще в три слоя. Гордон сидит с краю, и он намного больше этого, что в банке. Огромный, как жирная мышь, или даже небольшая крыса! Вот не шучу, такой и есть!
Менсон запихивает в себя салат и ломтик хлеба с тончайшим слоем паштета. По утрам никогда нет аппетита, а сегодня хуже обычного. Менсон два дня праздновал триумф Адриана, а на третий сплоховал. Сбежал из-за стола с отчаянной болью в животе, скрючился под одеялом и промучился несколько часов, пока не уснул. Сегодня боль притихла, но напоминала о себе, прохаживалась холодком по кишкам.
– И вот герцог Литленд сказал: Гордон, дескать, самый старый паук в замке. Ему никак не меньше пятнадцати лет. Литленд свел с ним знакомство одиннадцать лет тому, когда по ошибке забрел в старую башню. Гордон уже тогда был больше маслины. Литленд сказал, что паук – символ мудрости и проницательности. Наблюдай за пауками, и поймешь, как устроена держава. Так сказал герцог Литленд, и все ему поверили. С тех пор в замке любят пауков и пестуют, как домашних животных. Вот как обезьянок или кошек! Ты можешь представить?!
Менсон может представить себе нечто куда более занятное. Покойный император Телуриан, бывало, держал людей в качестве домашних животных. Своего младшего брата, например. С тою лишь разницей, что не нашлось банки, достаточно большой для человека. И никто, конечно, не называл Менсона символом мудрости.
– Ладно, – говорит Форлемей, – это я так рассказал, для забавы. Ты скажи, как здоровье? Получше стало?
Менсон, конечно, молчит. Адъютант придирчиво заглядывает ему в лицо, потом оценивает количество съеденного.
– Вид у тебя, надо сказать, не ахти. Зато ешь не меньше обычного, значит, состояние такое, терпимое. Оно и хорошо, ведь тебя его величество вызывают. Если вывернет наизнанку в присутствие владыки, то получится конфуз, а не хотелось бы…
Менсон вздрагивает, резко поднимает голову.
– Но, но, чего всполошился-то! Владыка тебя не срочно вызвал – стал бы я мешкать, если б так. Его величество сказали: «Пускай поест не спеша, а тогда уже веди ко мне». У владыки, если хочешь знать, и без тебя хватает дел. У него на приеме шиммерийский принц, все генералы и леди Катрин. Три дня, значит, праздновали, а теперь совещаются. И я так себе думаю: совещание, видимо, по хорошему поводу. Скажем, награждение или раздел трофеев. Будь что плохое, владыка не откладывал бы до конца пира. Плохое всегда идет безотлагательным порядком. Верно говорю, а?
Ко встрече с императором Менсон надел треххвостый колпак с бубенцами. Все недели похода носил шляпу и чувствовал себя ужасно неловко, будто с него содрали шкуру и натянули чужую. Теперь он улыбался, слушая перезвон. Кажется, бубенцы радовались каждому его шагу.
В коридоре Менсон встретил принца Гектора. Тот только вышел от Адриана и светился так, что Менсону пришлось прищуриться. Что бы ни обещала Корона шиммерийцам за помощь в кампании, она выплатила долг сполна. Поравнявшись с шутом, принц трепанул один хвост его колпака и расхохотался.
На приеме у Адриана были в этот час пятеро. Генералы Дейви и Гор, полковники Мюррей и Хайтауэр, а также леди Катрин Катрин, до странности хорошо вписавшаяся в компанию военных. Адриан, как и предполагалось, раздавал награды. Когда Менсон вошел в приемную, император вручал полковнику Мюррею искровую шпагу. Было время, когда Менсон недурно разбирался в оружии. Мог объяснить, в чем разница между хорошей шпагой и скверной; отличал клинок, стоящий сотни золотых, от клинка, что будет стоить тебе либо пары монет, либо жизни – смотря по ситуации. Сейчас Менсон и двух слов не связал бы в оружейной теме, но сохранил умение видеть прекрасное. Есть особый вид тонкой, лаконичной, молчаливой красоты, присущей лишь клинкам поистине мастерской работы – и ничему другому во всем подлунном мире. Наградная шпага была как раз этого сорта: казалось, император вручил Мюррею луч света, вложенный в ножны.
Менсон знал полковника Мюррея: тот, вообще-то, не был занудой. Любил посмеяться, не раз выпивал с южанами; солдат держал в строгости, но не по злобе, а для их же блага; обожал своего коня и, бывало, беседовал с ним, когда думал, что никто не слышит. Словом, живой человек, не истукан в мундире. Однако на приеме у владыки Мюррей посчитал долгом чести не выразить ни малейшего проблеска эмоций. Принял награду с каменным лицом, отрывисто кивнул, гаркнул: «Рад служить вашему величеству!» Не дрогнул ни одним мускулом, не моргнул глазом, словно было ему глубоко плевать и на шпагу, и на императора с его похвалами. Адриан, ничего другого и не ожидая, отпустил полковника. Тот ушел, чеканя шаг, глубоко довольный своей выдержкой.
Полковнику Хайтауэру достался в награду шлем с золотой гравировкой имперского пера и меча. Для поля боя сомнительная штука: арбалетчики первым делом выцеливают воинов в дорогих шлемах, не без причин считая, что это и есть офицеры. Однако для парадов в Фаунтерре – прекрасный шлем.
Генерал Гор получил свиток бумаги, опечатанный сургучом. С позволения владыки, сразу взломал печать и прочел грамоту. В отличие от полковников, генерал не смог сдержать чувства. Он засиял счастливой улыбкой и трижды благодарно поклонился, сказал что-то о своих детях. Грамота в его руке осталась развернута: упомянутый кусок земли был велик и мешал бумаге свернуться в трубочку.
Подошла очередь генерала Дейви. Перед разговором с ним владыка отпустил остальных военных.
– Как полагаете, генерал, вы заслуживаете награды? – без тени насмешки спросил Адриан.
– Пф. С чего бы, ваше величество? На фланге дрался Мюррей, во фронте Гор. Я командовал резервом. Было дело, я приказал выдвинуться двум ротам. Вот и все мое геройское участие в битве.
– Но план сражения был вашим. Это вы придумали поставить южан авангардом и заманить шаванов в засаду.
– А Гор советовал другое, а Мюррей – третье. Заслуга вашего величества, что выбрали и воплотили подходящую идею.
– Скромничаете, генерал?
– Не страдаю этим недугом. Если сделал что хорошее, то непременно похвалюсь. Но когда хвастаться нечем – тогда чего уж…
– Пожалуй, вы правы: преданностью не хвастаются. А тем более – дружбой с мятежниками.
Генерал искривил губу и взрыкнул.
– Харрр. Ориджин – хитрый черт. Кто считает северян простаками, тот полный дурак. Вот я такого дурака и свалял… Два года пил с мятежником, но понятия не имел, что он замышляет.
– Плачевная оплошность, – кивнул владыка.
– Угу… – буркнул Дейви.
Из-за этой оплошности он потерял командование целым корпусом и получил взамен один батальон резерва. Что, впрочем, тоже неплохо. Лучше потерять корпус, чем титул или голову.
– Меж тем, я рад, – произнес владыка, – что именно ваша идея оказалась наилучшей. Положенье было сложным, одна тактическая ошибка – и мы разбиты.
– Война, ваше величество. Ошибок лучше не делать.
– Но какая заманчивая возможность для друга мятежника: дать императору скверный совет. Не из рук вон плохой, а просто шероховатый. Такой, что будет принят, но в итоге обернется поражением… Военачальник с вашим опытом смог бы измыслить такую штуку.
– С чего бы мне… – простодушно вскричал Дейви, но спохватился, понял, о чем речь. – Вы меня проверяли?
– Не то, чтобы намеренно проверял, но присматривал с особым вниманием. И очень рад, что ваш совет был идеален. Вы неправы, генерал: вы заслуживаете награды.
– Х-хе! – Дейви подвигал массивной челюстью, ухмыльнулся по-медвежьи. – Ваше величество, дайте мне полноценный боевой полк. Толпа шаванов рыщет в лугах. Хочу их повстречать!
– Чтобы было чем похвастаться?
– Точно, ваше величество!
– Коль скоро генерал Алексис уже справился с кайрами, я намерен отозвать из Южного Пути три полка искры. Командованье ими поручу лично вам.
– Благодарю, ваше величество! – генерал неуклюже поклонился. – Очень благодарю, тьма меня сожри!
Адриан пожал ему руку и повернулся к леди Катрин Катрин.
– Ваше величество знает, чего я хочу.
Владыка протянул ей несколько листов картона, сшитых красной лентой. На листах Менсон заметил рисунки странных форм.
– Один из этих Священных Предметов Корона подарит вам, миледи, в награду за верную службу. Выберите тот, что отзовется в вашем сердце.
По тому, как вспыхнули зрачки Катрин Катрин, было ясно: само право владеть Предметом вызвало бурю чувств в ее душе. Но ей хватило самообладания сдержанно поклониться.
– Не смею занимать время вашего величества своими колебаниями. Предмет на верхней странице выглядит великолепно.
– Отличный выбор, миледи. Имя этого Предмета – Чаша Радости. Он прибыл на свет с Шестым Даром Богов, еще во времена Ранней династии Мириам. Не меньше четырех раз он говорил с обладателями. Человек, испивший из Чаши, узнавал свой смысл жизни и обретал истинную радость. Надеюсь, миледи, и вам посчастливится получить благословение.
– Бесконечно признательна вам!
Западница глубоко дышала, сверкая глазами.
– Миледи, – продолжил император, – теперь я хочу предложить вам выбор. По скором окончании войны принц Гектор отправится в Шиммери, я же – в столицу. Вы желаете сопровождать его или меня?
Она лукаво прищурилась:
– Это выбор между мужчиной и мужчиной, ваше величество?
– Между мужчиной и карьерой, миледи. Вы очень хорошо говорили моим голосом, это умение скоро понадобится. Когда кончится война, придет время дипломатии.
– Корона станет говорить устами западницы?..
– В этом будет поучительный смысл. Мораль, если угодно.
– Понимаю, ваше величество. Благодарю за честь!
– Если, конечно, вам не претит служить тому, кто оказался противником Запада. Быть может, вы питаете к шаванам ностальгические чувства…
– Ностальгические чувства? К людям, которые схватили меня, избили и продали в рабство? Позвольте подумать, ваше величество. Послушать девичье сердце.
Император с улыбкой кивнул ей:
– Рад вашему согласию. И последний вопрос. В августе вы и Ворон Короны подозревали так называемую Минерву Стагфорт в интриге против меня. Вы оказались правы. Вот только Ворон Короны сообщил мне о своих подозрениях, а вы – нет.
– Не сочтите за дерзость, но, судя по участи Ворона Короны, я поступила разумно.
– Хочу, чтобы вы знали: я признаю и помню свою ошибку.
– Да, ваше величество. Вы можете рассчитывать на мою искренность.
С безукоризненной грацией она сделала реверанс.
Адриан похлопал по плечу Менсона, что давно уже сидел на полу возле кресла владыки.
– Скажи теперь ты, мой друг: какой благодарности хочешь?
– Тррриумф, владыка! – не задумываясь, крикнул шут. – Хотел видеть тррриумф! Я увидел и рррад!
– Подумай еще, дай себе время. У тебя наверняка есть желания. Хочешь избавиться от колпака? Уйти из дворца, жить в своем доме?
Менсон не сразу понял, что ему предлагают. Когда уразумел, истово замотал головой:
– Нет, нет, владыка, не обижай! Колпак – хороший! Я – хоррроший! Не гони!..
– Янмэй была жестока с тобой…
– Янмэй – да, а ты – нет! Колпак и корона дррружны! Не гони меня!
– Ладно, ладно. Хочешь изменить хоть что-то в своей жизни?
Слова звучали жутко. Менсон на всякий случай качнул бубенцами:
– Можно не менять, владыка? Можно?
– Конечно, можно. Но я желаю тебе добра. Хочешь другую одежду?
Менсон со звоном мотнул головой.
– Другого адъютанта?
Снова отрицательный звон.
– Быть может, женщину хочешь?..
Опять мотнул головой, но задумался, глядя на мускулистые ноги Катрин Катрин в кожаных штанах наездницы.
– Хочу хотеть, владыка…
– Женщину?
– Кого-нибудь. Чего-нибудь. Хотеть – хорррошо. Хочу уметь хотеть…
– Научись. Захоти что-нибудь для пробы. Когда захочешь, скажи – я дам.
Менсон нахмурил брови и пожевал кончик бороды, пытаясь думать. Но так и не успел найти в себе желание.
Дверь распахнулась, и генерал Гор, красный, как кусок недожаренного мяса, подбежал к императору.
– Владыка, новость!.. Из столицы!..
Воин показал клочок бумаги, зажатый в кулаке.
– В чем дело, генерал?
– Мятежник взял Фаунтерру!
– Что?!
– Он примчался из Лабелина на поезде и захватил дворец! Мятежник во Дворце Пера и Меча!
Адриан выдернул ленту из генеральской руки и прочел сам. Минуту стояла гробовая тишина. Менсону очень захотелось исчезнуть. Он вытащил пузырек с водой и глотнул. Пожалел, что внутри не эхиота.
Император поднялся и выронил бумагу. Медленно произнес:
– Мятежник – взял – дворец.
И вдруг захохотал:
– Увидел тррриумф, да, Менсон?
Владыка смеялся:
– Торжество! Великая победа Короны! Всем на зависть!
Он взмахивал руками, задыхался от хохота. Смех выплескивался из груди Адриана, летел брызгами во все стороны. Генерал Дейви вдруг не выдержал и тоже рассмеялся, колотя себя по животу. Прыснула леди Катрин Катрин, хрюкнул себе под нос генерал Гор.
– Мы – триумфаторы! – заливался владыка. – Герои легенд! Властелины мира!..
Шут противился смеху, сколько мог. Но тот заполнил брызгами весь воздух, проник в легкие, защекотал изнутри грудь… Менсон вздрогнул, затрясся в судороге и вытолкнул из горла:
– Харрр-харрр-харрр!
* * *
Вторая чудовищная новость пришла следующим днем.
Серебряный Лис, одержав победу при Пикси, забыл об осторожности и угодил в капкан. Несколько батальонов кайров устроили засаду в Лабелине. Генерал Алексис имел многократное преимущество, но… Он допустил две ошибки. Одну – когда недооценил хитрость северян. Генерал решил, что северяне бежали с поля боя при Пикси. Но они не бежали, а отступили, чтобы заманить врага в ловушку. Вторая ошибка была такова: Алексис позволил своим полкам встать на ночлег в Лабелине. В городе тепло и сухо, полно провианта, а горожане охотно сдают дома для постоя. В полях – мерзко: сыро, снежно, ветрено; и нужно время, чтобы окопаться, обустроить лагерь. А в город все равно нужно зайти – чтобы зарядить очи и запастись провизией, так отчего бы там и не заночевать? Тем более, что кайры бежали без оглядки на север – множество людей их видели…
Тяжкая ошибка. Первые императоры Династии за подобные ошибки отрезали полководцам языки и ладони. Улицы города тесны и непригодны для маневров. При городских боях почти не играет роли ни численность войска, ни строевые навыки, ни тактический опыт полководца. Решает сражение внезапность и личное мастерство бойцов. И то, и другое оказалось на стороне кайров.
Нет, они не покинули город. Как им удалось сымитировать бегство – неизвестно. Однако пять батальонов северян засели в катакомбах и дождались глубокой ночи, когда войско Алексиса отпразднует победу и уснет крепким сытым сном. Имперские офицеры расположились в домах зажиточных мещан, солдаты – в госпиталях, казармах городской стражи, гостиницах, соборах. Имперские полки были разбросаны по всему Лабелину. Выйдя из катакомб, кайры первым делом перебили часовых и взяли под контроль улицы. Затем стали атаковать имперские подразделения одно за другим и методично истребляли: в узких переулках, на порогах домов, в казармах и соборах, в гостиничных койках. В самом лучшем случае какому-нибудь отряду удавалось выбежать на площадь и кое-как построиться – чтобы спустя минуты погибнуть, прихватив с собою нескольких врагов. Большинству солдат повезло куда меньше: они умерли в ночных сорочках, едва встав с постели.
Поскольку улицы были в руках северян, то не передавались ни вести, ни приказы: курьеры умирали, не донеся их. Войско не имело управляемости, оно даже не сразу узнало об атаке! В одной части города имперские солдаты еще мирно спали, пока в другой бушевала резня. Только случай спас их от поголовной гибели. Две роты, ночевавшие в соборе Глории Заступницы, отбили атаку северян, заперлись в храме и стали бить в набат. Лишь тогда выжившие солдаты поднялись по тревоге.
Впрочем, это не спасло войско от катастрофы. Имперские полки уже были рассечены на части, неуправляемы и наполовину разбиты. Оборона не имела шансов. Лучшее, что смогли сделать солдаты, – это сберечь собственные жизни. Кто мог, бежали прочь из города. Другие бросали оружие и сдавались. В первые часы боя северяне не брали пленных, убивая всех поголовно. Ближе к рассвету, вдохновленные успехом и уверенные в победе, они проявили милосердие. Восемь тысяч пятьсот воинов Алексиса были взяты в плен. Император узнал точное число потому, что Роберт Ориджин имел наглость прислать ему письмо.
«В наших руках, бывший владыка, восемь с половиной тысяч твоих куропаток. Не знаю, какую цену просить за них: трон и дворец без того наши, золота нам хватает… Надень колпак твоего шута и приди на поклон к моему славному кузену Эрвину – тогда твои солдатики сохранят шкуры. Где найти Эрвина – знаешь. Недавно, кажется, ты сам жил в этом доме…»
Вот что больнее всего: северяне имели все поводы для злорадства. От армии, насчитывавшей пятьдесят тысяч щитов и двенадцать тысяч искровых копий, осталось неполных четыре полка! Это все, что Серебряный Лис сумел организованно вывести из Лабелина. Столь тяжкого поражения Корона не терпела с Первой Лошадиной войны. Столь громкого триумфа Ориджины не одерживали еще никогда.
После победы армия мятежников укрепилась: тысячи северян, попавших в плен при Пикси, получили свободу и снова стали в строй. В числе освобожденных был даже младший Нортвуд. Старшего – Клыкастого Рыцаря – Алексис сумел увезти с собой. Потратив два дня, чтобы перегруппироваться и навести порядок в городе, батальоны северян двинулись на юг следом за остатками армии Короны.
Алексис добился лишь одного небольшого успеха: отступая, он разрушил мосты через Ханай и рельсовые дороги. Это сильно замедлит продвижение северян, они смогут прийти в столицу на помощь своему герцогу не раньше, чем через три недели. Стало быть, ровно столько времени есть у Адриана, чтобы спасти положение.
Шанс таков: добраться в столицу раньше северной армии, вернуть дворец и убить мятежника. Сколько бы ни было побед за плечами северян, Эрвин Ориджин умрет – и восстание кончится. Но для этого нужно попасть в Фаунтерру за две недели. Выиграть гонку.
Марш от Фаунтерры до Мелоранжа занял больше месяца. Однако армия шла медленно, отягощенная обозами, и целую неделю простояла у пиратской бухты, ожидая шиммерийцев. Обратный путь самым быстрым маршем займет вдвое меньше. Если же двигаться не по берегу залива Мейсона, а прямиком пойти к Сердцу Света, и там погрузиться в поезд – то получится еще неделя экономии. Можно успеть.
Есть, однако, и другая опасность. В лугах Литленда рыщет израненная и озлобленная орда Степного Огня, жаждущая мести. В землях Надежды правит герцог Фарвей, располагающий немалой армией. Еще месяц назад Надежда была безопасна, выказывала преданность Короне. Но ситуация изменилась: мятежник сумел захватить столицу, а владыка лишился престола. Не решит ли Фарвей сменить сторону? Наконец, и принц Гектор, потеряв три тысячи солдат, все же остается серьезной силой. Степной Огонь, принц Гектор, Фарвей – любой из них испытывает соблазн. Всякий, кто принесет Эрвину Ориджину голову владыки, получит все, чего пожелает. В частности, земли тех глупцов, кто останется верен Адриану.
Вопрос не только в том, чтобы успеть раньше северян. Еще и в том, как добраться в столицу живым.
Владыка решил следующее.
Армию шиммерийцев во главе с принцем Гектором он оставил в Мелоранже. Якобы для того, чтобы помочь Литлендам справиться с остатками дикарей; на самом же деле – чтобы избавиться от риска предательства в походе. Также затем, чтобы повысить скорость передвижения: южане неповоротливы в сравнении с солдатами Короны.
Один собственный полк под командованием генерала Дейви владыка тоже оставил под Мелоранжем. Его задача – присмотреть за раненными, а также обеспечить лояльность Литлендов, если вдруг у тех возникнут дурные мысли. Впрочем, если в ком Адриан был почти уверен, так это в Литлендах.
Силами остальных двух полков он выступил на северо-запад самым быстрым маршем. Полевые кухни и кузницы, госпитали, рыцарские шатры – все было брошено. В поход не взяли ни обозов, ни вспомогательных частей. Амуницию несли на себе пехотинцы, легкие конники везли запас провианта на неделю. Ночевали под открытым небом, не зажигая костров. Дозоры кружили вокруг войска на расстоянии нескольких миль, высматривая разведчиков орды. Адриан выжимал все силы из своих солдат и гнал их к Сердцу Света – столице Надежды.
Откуда-то Менсон знал, что все кончится успешно. Пусть не все, но эта часть похода – точно. Знал не умом, ум как раз говорил обратное. Степной Огонь сохранил кучу всадников и жажду мести. Стоит наткнуться на его разведчиков – и атака не заставит себя ждать. А если удастся миновать луга и выйти к Надежде, то герцог Фарвей наверняка уже переметнулся. Адриан не писал ему, не предупреждал о своем приходе, поскольку хотел явиться внезапно. Фарвей всю последнюю неделю не получал вестей от Короны. А вот Ориджины точно не пожалели бумаги, чтобы описать свое торжество. В глазах Надежды, Эрвин – уже победитель. Так отчего бы Надежде не встать на его сторону?..
Но, вопреки уму, сердце твердило: все кончится хорошо. Проскочим под носом у западников. Напугаем герцога Фарвея, склоним Надежду на свою сторону. Вернем Фаунтерру. Победим. Точно победим! Сердце не приводило аргументов, кроме одного: Адриан рядом, во главе войска. Пускай только два полка – и что? Зато сам владыка идет впереди! Где-то далеко, за пределами зрения, враги могут поднимать мятежи, строить интриги, побеждать. Но там, где владыка, все будет хорошо. Так говорило сердце.
Менсон слушал его, а не ум. Давно прошли времена, когда он доверял своему разуму. Теперь он верил сердцу и спокойно спал каждую ночь под теплым небом Литленда, пока солдаты вскакивали каждый час и хватались за оружие, опасаясь внезапной атаки. Теперь он настолько верил сердцу, что однажды схватил Адриана за рукав и сказал:
– Тррриумф еще будет, владыка! Мы победим!
Чувствуя, что выразился недостаточно сильно, он еще добавил:
– Да!
Адриан подмигнул в ответ:
– Я знаю.
Через неделю изнурительного марша, так и не встретив шаванов, полки владыки подошли к Сердцу Света.
* * *
– Ваше величество, – невнятно бормочет лорд Генри Фарвей, причмокивая губами, – мы не ждали вас здесь… Простите, если… ммм… прием плохо подготовлен… Поверьте в самое искреннее наше гостеприимство!
Последний бросок армия владыки совершила ночью и оказалась у стен города ранним утром. Величавое Сердце Света, окруженное тремя поясами фортификации, слывет самым защищенным из городов Империи. Лишь раз за пять веков его истории Сердце Света было взято – тогда войско Дариана Скверного потратило на осаду целый год. Если бы Фарвей подготовился к обороне и запечатал город, не было бы ни шанса проникнуть внутрь. Но герцог либо сохранил лояльность к императору, либо просто не ждал его прихода. Лишь одни – наружные – ворота были заперты; вахту нес не рыцарский гарнизон, а обычная ночная стража. Владыка Адриан вместе с генералом Гором подъехал верхом к воротам и потребовал отпереть. Стража не решилась мешкать, когда сам блистательный владыка стоит у ворот. К часу, когда старый хитрец Фарвей проснулся в своем дворце, искровики императора уже заполонили город. Если в планы герцога и входило предательство, сейчас, определенно, был самый неподходящий момент.
– Поверьте, что мы не ожидали вас, и лишь поэтому…
– Не ждали, милорд? – любопытствует император. – Отчего же? Вы полагали, я оставлю столицу мятежнику и не вернусь отбить ее?
– Кратчайший путь из Литленда в Корону – ммм… морской путь, ваше величество. Вы могли пройти от Мелоранжа к Берегу Веревок, а там погрузиться… мн-мн… в корабли и пересечь Крайнее Море…
– Мог бы, это верно. Но мне есть что обсудить с вами, милорд, потому я и решил заглянуть в гости. Не возражаете?
– Ваше величество! Я верный слуга Короны!
– Скажите-ка, верный слуга, почему ни один полк Надежды не сопровождал меня в походе против западников?
– Ваше величество не сообщали мне о планах похода…
– Верно, не сообщал. Однако двумя месяцами ранее, сразу после Эвергарда, я приказал всем великим лордам явиться в столицу для личной клятвы верности. Герцог Лабелин и приарх Галлард Альмера принесли клятву, герцог Литленд прислал родного брата. А вы не нашли возможности навестить меня. Как же так вышло? Какие тяготы помешали вам?
– Ваше величество знают: западники подняли… мн-мн… восстание. Надежда верна Короне, потому Степной Огонь считает нас врагами. Мы должны были держать войска на западных и южных границах, а я никак не мог покинуть…
– Конечно, милорд, конечно. Сердце Света ежечасно нуждается в вашем мудром управлении, я прекрасно понимаю.
– Ваше величество!..
Взмахом руки владыка прерывает его речь: пустое, мол, грошовое недоразумение, забудем.
– Я слыхал, милорд, боги послали вам двенадцать внуков.
– Боги милостивы ко мне, ваше величество.
– Десятеро из двенадцати принадлежат к роду Елены-Путешественницы, как и вы. Но ваш второй сын взял в жены девушку рода Светлой Агаты, и она родила ему двух прелестных агатовских детишек: инфанта Джереми и инфанту Лауру.
– Они… мн-мн… моя гордость.
– Эти прекрасные создания воспитываются здесь, в Сердце Света?
– Ваше величество…
– Не прикажете ли привести сюда Лауру и Джереми? Хочу взглянуть на юные поросли великой ветви.
Фарвей нервно потирает ладони, они шуршат, как бумага. На лысине герцога выступает капелька пота.
– Да, ваше… ммм… величество…
– Прекрасно, милорд. Пока мы томимся в ожидании, я позволю себе еще один крохотный вопросик.
– Сколько угодно, ваше вели…
– Бургомистр Фаунтерры Эшер и начальник протекции майор Бэкфилд прилагают все силы, чтобы очистить столицу от северян. Они направили великим лордам письма с просьбами о военной помощи. Не скажете ли, как вы, верный слуга Короны, среагировали на эту просьбу?
– В Фаунтерру отправлен… мн-мн… полубатальон моих отборных…
– Полубатальон – это половина батальона, верно? То есть, от четырехсот до пятисот человек?
– Точно так, ваше…
– Скажите, милорд, для герцогства с постоянной армией в семь тысяч воинов, не слишком ли расточительно – послать на помощь императору целых четыреста человек? Не возникла ли брешь в вашей обороне? Не нависла ли смертельная угроза над обессиленным народом Надежды?
Герцог вскакивает было, но император движением ладони приказывает сидеть.
– Ваше вел… величество! Мы отправили в столицу два… ммм… состава с войсками, но затем рельсовая дорога… мн-мн… вышла из строя!
– Вышла из строя? Вот как?
– К… кажется, обрывы проводов около города… ммм… Маренго. Поезда перестали ходить, и…
– До чего же вовремя оборвались эти провода!
– В… ваше величество, ударили морозы, снег налип на провода, и…
– До чего же вовремя выпал снег!
– Владыка, поверьте, что…
– Я верю вам, милорд, до самой глубины души! Мои разведчики уже осмотрели искровую линию и убедились, что она неисправна. А уж если обрыв случился около Маренго – то есть, в землях Короны, не в ваших, – то вас и подавно не в чем упрекнуть! Вы чисты, как младенец, милорд!
Генри Фарвей пытается найти слова, император с улыбкой качает головой: не стоит утруждаться, мы же друзья, какие могут быть ссоры?
Слуги герцога вводят в комнату пару детей. У девочки золотые кудри, огромные глаза, нежная молочная кожа. Мальчик изящен и бледен, его взгляд ясен, по-взрослому остер. Девочка состоит из янтаря со светлыми прожилками, мальчик – из хрусталя, оправленного в серебро. Девочка делает реверанс и щебечет приветствие, мальчик низко кланяется владыке. Адриан подзывает их к себе, запускает руку в волосы инфанты Лауры, треплет по затылку. Девочка щурится от удовольствия.
– Слухи не врут, милорд: ваши внуки – чудо. Я так рад знакомству с ними.
– Ваше величество, позвольте мне об…
– Объяснить? Зачем? Разве я не понимаю, милорд? Боги пока не наградили меня потомством, но я обожаю детей. Мне ли не понять чувства родителя? Милейшая кроха Лаура – сказочное создание, – он целует девочку в макушку. – До чего хочется, чтобы она была счастлива! Найти бы ей самого лучшего жениха на свете – все можно отдать за такую пару!
– Ваше величество!..
Ладонь императора сползает на шею инфанты. Девочка чуть не мурлычет – приятно, когда сильные пальцы гладят ее… Герцог умолкает, облизывает губы. Его силуэт начинает расплываться, как снеговик на жарком солнце.
– Любимый внук Светлой Агаты, наследный герцог Севера, один из лучших в мире военных стратегов… Прекрасная партия для инфанты Лауры. Я совершенно согласен!
– Откуда вы…
– Откуда узнал? Сомневаюсь, милорд, что это хоть немного вас касается. Но раз уж мы ведем дружескую беседу… В то время, когда Эрвин еще пытался получить свое не силой, а хитростью, он вел со мной переговоры. Он обмолвился, что вы на его стороне, милорд. И обмолвился так мельком, невзначай, что стало ясно: он совершенно в вас уверен. Мне стало любопытно: что же Эрвин пообещал вам? Графине Сибил – долю в северной торговле и свою постель; графу Шейланду – леди Иону; Литлендам – переправы через Холливел… А вам-то что? Любопытство – полезное чувство, толкает на действия.
– Ваше величество, да, вы… ммм… правы! – голос герцога-снеговика становится совсем неразборчивым, брызжет каплями талой воды. – Да, у меня был договор… ммм… с Ориджином, но еще до мятежа. Я не знал, не ожидал! Как только мятеж начался, я… ммм… разорвал все…
– Как приятно это слышать!
– Вы не там ищете предательство, владыка, не там! Спросите у Галларда Альмера… ммм… как состав мятежника проехал в Фаунтерру, если рельсы… мн-мн… охраняли альмерцы? Почему… мн-мн… в столице нет сейчас альмерских войск?
– Да, я осведомлен о сем прискорбном факте, – равнодушно отвечает император. Берет за руку мальчика. – Тебя зовут Джереми, я прав? Скажи, Джереми, ты о чем-то мечтаешь? Надеешься стать кем-нибудь славным, знаменитым?..
– Полководцем, ваше величество. Стратегом.
– Опасная роль. Ты знаешь об этом?
– Ваше величество! – брыластые щеки Фарвея оплывают, покрываясь мокрыми пятнами. – Я пошлю войска, сколько… ммм… нужно. Только скажите, ваше величество!
– Шесть батальонов, – говорит император, поглаживая детские волосы. – Два из них должны будут выступить сегодня.
– Да, ваше величество…
– Моим лазурным гвардейцам пришелся по душе ваш роскошный дворец. Один ротный капитан говорил, как ему хотелось бы вместе с воинами задержаться у вас в гостях. Не откажете в просьбе славному рыцарю?
– Нет… ммм… никак нет…
– И я возьму с собою ваших прелестных внуков. Уверен, столица придется им по нраву. Ты же хочешь побывать во дворце, Лаура?..
* * *
Дорога от Мелоранжа до Сердца Света заняла неделю и стоила отчаянных усилий. Путь от Сердца Света до Алеридана Менсон почти полностью проспал в купе, кроме тех часов, когда Форлемей будил его, чтобы накормить. Стоило бы тревожиться. Многие тревожились. Полковые командиры – генерал Гор, полковники Мюррей и Хайтауэр – убеждали Адриана забыть о поезде. В состав войдет не больше трех сотен воинов. Если приарх Галлард Альмера теперь за мятежников, то император с этими тремя сотнями приедет прямиком в ловушку. Приарх устроит им теплую встречу прямо на вокзале.
Владыка возражал. Первое: будь приарх на стороне северян, его войска помогали бы Эрвину, а не стояли в сторонке. Второе: приехать в Альмеру поездом – значит, явиться внезапно. В Надежде внезапность сработала, отчего бы успеху не повториться? И третье: Альмера нужна владыке. После разгрома Серебряного Лиса армия Короны сильно уступает мятежникам по численности. Если Роберт Ориджин, что ведет с Севера многотысячные полчища, не успокоится с гибелью кузена, а захочет мстить – владыке потребуется новая армия. Солдаты Альмеры нужны, как никогда.
Поезд императора благополучно добрался до Алеридана. Никто не напал ни по дороге, ни в городе.
Но и внезапности не вышло. Приарх Галлард встречал владыку на перроне со свитой из шести епископов и ста рыцарей. В Сердце Света нашлись люди, что послали ему голубя с предупреждением. И не удивительно: все Великие Дома держат в чужих столицах своих людей и птиц.
– Я рад приезду вашего величества, – приарх говорил твердо и жестко. Складывал не слова во фразы, а камни в стену замка. – Имею известие, которое нужно обсудить.
– Конечно, ваше преосвященство. Пожалуйте в мой вагон – отличное место для беседы.
Этого приарх не ждал. Но, помедлив лишь секунду, кивнул:
– Да, ваше величество.
Вместе с приархом пошли три священника в сине-звездных мантиях. Столь же суровые, как Галлард, они не проронили ни слова за всю беседу. Не для участия в разговоре они требовались, а для веса: с ними казалось, что приарх не один – его четверо.
– Какой новостью порадуете меня, ваше преосвященство? – спросил Адриан.
Выпятив бульдожью челюсть, четырехликий Галлард прогремел:
– Достояние Династии утрачено.
Владыка не выказал никаких следов потрясения:
– Этого следовало ожидать. Мятежник в столице. Ошибочно считая, что я оставил Персты Вильгельма в дворцовом хранилище, он попытался завладеть ими. Получил триста двадцать прекрасных, но молчаливых Предметов, которые не помогут ему. Я верну их, как только разобью Ориджина.
– Нет, ваше величество, – отчеканил приарх, – дело иное. Бургомистр Эшер пытался вывезти Предметы из Фаунтерры, чтобы не достались мятежнику. Вынес их из-под носа у кайров, погрузил в поезд и отправил в Маренго, в летний дворец вашего величества. По дороге состав был атакован неизвестными. Охрана уничтожена, Предметы похищены. Достояние Блистательной Династии сейчас в руках грабителей.
Три тени Галларда отразили упрек, звучавший в его голосе. Немые каменные исполины одним своим присутствием требовали ответа и раскаяния. От них веяло морозом, Менсон поежился, кутаясь в плащ.
– Печальное событие, – признал император.
– Катастрофа, – гулко изрек Галлард. – Смысл события страшен, а последствия будут чудовищны.
– И какой же смысл приписывает событию ваше преосвященство?
Галлард выдержал паузу. Тишина звучала сокрушительно.
– Боги лишили милости ваше величество. То, что веками посылали в дар вашим предкам, сегодня они отняли. Благословенье Праотцов более не с вами. Рука Янмэй не лежит на вашем плече.
– Вы полагаете?.. – вкрадчиво полюбопытствовал Адриан.
Лазурные гвардейцы его стражи напряглись, налились холодной яростью. Но священники даже не моргнули глазом. Каменным статуям нет дела до клинков.
– Я здесь, ваше величество, поскольку верен вам, – ответил приарх. – Боги не дали благословения мятежнику. Будь это так, Предметы достались бы ему, а не грабителям. Мои люди из Фаунтерры докладывают: Ориджин в осаде, каждый день теряет воинов и скоро будет раздавлен. Но знак, явленный вам, не становится от этого менее грозным!
– Поясните мне, ваше преосвященство, каких конкретно действий ждут от меня боги? Отдать престол северянину, или Минерве Стагфорт, как якобы требует Ориджин? Забыть о мятеже и пуститься на поиски Предметов? Построить новый собор, чтобы умилостивить богов?
– Никакая власть, ваше величество, не дает права так говорить о богах! – и снова статуи эхом отразили упрек. – Вы играете с силами, стоящими выше не только вашей власти, но и вашего понимания.
– А вы, стало быть, понимаете эти силы?
– Я – никто! Я – червь, сотворенный богами! Каждый из нас таков. Но я обучен слышать голоса, звучащие из Подземного Царства. Ваше величество обучены править и сражаться, я – слышать. Голоса говорят: мы идем не туда. Империя катится в пропасть, мир покрывается тьмой. Они кричат об этом!
Менсона колотила дрожь. Стуча зубами и корчась от озноба, он не мог понять: как удается Адриану сохранять спокойствие?..
– И все же, ваше преосвященство, о чем конкретно просят голоса богов?
– Требуют, владыка! Требуют!
– Да, требуют. Чего?
– Задумайтесь, ваше величество. Мятежник не получил Перстов Вильгельма и оказался в западне, где и кончит свои дни. Он наказан за своеволие и неповиновение. Но ваше величество потеряли столицу и Священные Предметы, а ваш генерал Алексис понес ужасное поражение. За что наказаны вы? Задумайтесь, владыка.
– Хм… Меня осенила мысль, – лукавые огоньки в глазах владыки остались незамечены приархом. – Боги против моих реформ, не правда ли? Проложить сеть рельсовых дорог, установить центральную власть, объединить государство, покончить с феодализмом – что из этого не по нраву богам? Или все в равной степени греховно?
– Греховна поспешность, ваше величество. Если боги отмерили срок Великим Домам, те должны дожить свой срок. Если власть Короны растет постепенно, значит, боги видят в этом смысл. Все случается своим чередом с тою скоростью, которую предназначило Подземное Царство. Не дело смертных – даже величайших из них – поторапливать богов.
– В августе, когда мы с вами обсуждали наши планы, ваше преосвященство согласились с реформами. Желаете взять обратно свои слова?
– Я никогда не беру назад своих слов! Пускай чернь и еретики занимаются этим! Правда на моей стороне, и я никогда не отступлюсь от нее!
– Понимать это так, что вы твердо стоите за меня? Или столь же твердо – за Ориджина?
– Я ваш верный соратник, владыка. Потому и считаю своим долгом давать вам советы.
– Я подумаю о советах вашего преосвященства.
– Ваше величество…
Владыка стремительно встал – и сделался вчетверо выше ростом. Все, кто был, шатнулись в стороны, сжимаясь в размерах.
– Я подумаю о вашем совете! Это все. Ничего более. Вы правите Альмерой потому, что я так решил. Вы во главе Церкви, пока я с этим согласен. Вы даете мне советы, пока я позволяю вам их давать. Это вызывает у вас сомнения?
– Нет, ваше величество.
– Теперь я задам несколько вопросов. Можете ответить на них в любом порядке. Вот первый. Скольким смертным вы успели изложить свою трактовку божественной воли? И многие ли, наравне с вами, знают о похищении Предметов?
– Я не…
– Второй вопрос. Полки Красной Земли не прибыли в столицу для борьбы с мятежником. Больше того, четвертая рота второго альмерского батальона, охранявшая рельсовую станцию, позволила поездам мятежника проехать в Земли Короны. Это случайность или умысел, или досадная ошибка? Быть может, ваше преосвященство вовсе не знали об этом?
Предупреждая ответ, владыка поднял руку.
– Третий. Осведомлены ли вы, что леди Аланис Альмера, ваша племянница и наследная герцогиня Красной Земли, не просто жива, а находится во Дворце Пера и Меча, вместе с Ориджином?
Теперь Адриан сделал паузу, глядя, как трещина растет поперек камня, из которого сложен Галлард Альмера.
– Не знаете? О, как скверно для вас. Всегда сами читайте голубиную почту, не поручайте секретарям. Даже если бы мои люди во дворце не сообщили мне об Аланис, я узнал бы сам. Она не отказалась от удовольствия своею рукой написать письма Великим Домам! «Кто правит Фаунтеррой, тот правит миром… Есть лишь одна Звезда…» Почерк ее, и слова ее. Аланис во дворце, а вы не послали туда воинов. Какая ошибка!
Трещина легла поперек лица приарха: врезалась морщинами в лоб, изломала губы.
– Проклятая тьма…
– Ориджин обещал вам Аланис, если вы постоите в стороне? Обещал, что отдаст ее сразу после своей победы? Он солгал. Полезно быть благородным человеком: когда лжешь, другие верят. Ориджин взял ее с собою на штурм дворца. Прыгая в пропасть, держал ее за руку! Если не понимаете, что это означает, то вы совсем не знаете Север. Ориджин ни за что не отдаст Аланис. Ваш договор с ним – пустышка, фальшивая монета… И теперь следует мой четвертый вопрос. С учетом всего, сказанного выше, стоит ли мне доверять вам? Как полагаете, ваше преосвященство?
Галлард собрался с мыслями, жуя собственные губы. Но глаз не отвел. Покрытый трещинами, все же стоял – угрюмая глыба гранита.
– Вы можете верить мне так же твердо, как я верю в вашу справедливость. Когда ваше величество при помощи моих войск вернет себе дворец, Аланис и Эрвин будут казнены, как мятежники. Я прав, владыка?
– Ставите мне условия?
– Только верю, что вы поступите по закону. Мятежник не может править землею – так гласит закон.
– Аланис никогда не будет править Альмерой. Это я вам обещаю.
Приарх медленно склонил голову.
– Владыка, прислушавшись к голосам богов, я отметил одно обстоятельство. Первый из священных Предметов – Перчатка Могущества Янмэй – все еще хранится в Фаунтерре на своем месте, в Церкви Милосердия. Ни мятежники, ни грабители не добрались до нее. Я склонен трактовать это как добрый знак: великая Праматерь любит и защищает вас, несмотря на все трудности. Ее могущественная рука лежит на вашем плече. Эту истину я сообщу всякому, кто спросит моего мнения. Священники Церкви Праотцов будут уведомлены, что высказывание любых других трактовок является греховной ересью.
– Благодарю, ваше преосвященство.
– Командир четвертой роты проявил своеволие: должно быть, получил взятку от мятежника. Он будет отдан под суд святой Церкви. Батальоны Альмеры, стоящие в Алеридане, уже собираются выступить в столицу. Приказ был отдан еще третьего дня, но в армии случаются проволочки. Клянусь, что завтра войско будет готово к походу.
– Рад это слышать, ваше преосвященство.
– Имею еще одну новость, приятную для вашего величества. Минерва Стагфорт бежала из Уэймара и сейчас находится в Алеридане. Будучи убежден в ее сопричастности мятежу, я намеревался схватить и казнить ее. Но решил, что ваше величество предпочтут сами вынести приговор, потому ограничился наблюдением за нею. По первому слову Минерву доставят к вам, владыка.
– Ваше преосвященство поступили правильно. Приведите ко мне леди Стагфорт.
– Рад служить вам, владыка. В мудрости своей боги поставили вас выше, а меня – ниже. Только худший из еретиков станет противиться священному порядку.
* * *
Галлард Альмера терпеть не мог шута, потому Менсону не нашлось места за трапезным столом во дворце приарха. Ужинал в каморке, отданной ему для ночлега, а вместе с чаем Форлемей принес конверт.
– Тебе письмо, Колпак.
Менсон уставился на бумагу. Он не получал посланий больше десяти лет. Достаточно, чтобы забыть значенье слов «тебе письмо».
– Да, да, тебе, – покивал Форлемей. – Помнишь ведь: я обязан читать твои письма, потому прочел. Барышня какая-то пишет. Мол, видела тебя на летнем балу, ты такой забавный и хороший, вот она и пишет. Возьми, полюбуйся.
Менсон открыл конверт и проглядел лист. Понять не смог: буквы двоились. Отложил письмо, дождался, пока Форлемей уйдет, тогда снова принялся разглядывать. Слова кое-как сложились вместе, адъютант оказался прав: писала некая леди, зачем-то хвалила шута… Абсурдное послание. И странное чувство на пальцах: будто подушечки в пыли. Менсон поразмыслил, откуда взялась пыль. От грязных мыслей барышни, или от омерзения к самому себе, или от того, что Форлемей прочел письмо, потешаясь? Как вдруг понял: пыль – не порождение чувств. Она реальна. Покрывает бумагу тончайшим серым слоем, видны отпечатки в местах, где касались пальцы адъютанта. Менсон подул на письмо.
Вместо того, чтобы разлететься, пыль собралась в рисунок. На листе возникли серые знаки: перо и меч, обведенные пятиконечной звездой.
Дважды в жизни Менсон получал подобные письма, и ни разу – в точности такое. Но с первой секунды понял значение рисунка. Смысл ворвался в его мозг. Обрушился на голову, как молот. Свалил шута на пол, смял, растер в пыль. В мелкую, серую, как на листе. Пятно сухой грязи – все, что осталось от шута.
Но беспощадный смысл все равно владел им. Менсон не мог умереть, рассыпаться на части, провалиться сквозь щели в полу. Не мог даже лишиться сознания. Смысл письма держал его железной хваткой.
Ты убьешь императора.
Убьешь.
Ты.