День обещал быть долгим — в коридоре перед кабинетом сидело очень много пациентов. Каждый из них хотел попасть на прием к доктору первым. Казалось, они забыли, что лежат в круглосуточном стационаре и нет нужды сбиваться в очередь, доказывать друг — другу: «Мне только спросить!» и ссориться. Но привычка собираться в группы и рваться вперёд, видимо, была сильнее реальности. С другой стороны, я могу бессердечно ошибаться: ведь это психиатрическая больница и «собирать» пациентов в очередь могла обычная тревога.

Я отпил из своей «утренней» кружки гадкий растворимый кофе и пригласил первого пациента.

Бабушка неопределенного старческого возраста, поминутно кряхтя, уселась на кушетку.

— Капельницы не будет? — сказала она вместо приветствия.

— Доброе утро, — печально ответил я.

Помолчали.

Запах «сердечных капель» отчетливо расплывался по кабинету. И, хотя заветные флакончики (их было семь и один она даже успела спрятать у себя в тумбочке в пакете с нижнем бельем) я изъял еще в первый день, снабдив ее приличным запасом прозиума, кто-то продолжал её «спонсировать». Не иначе родственники вместе со съестным передают наркотик в бутылочках.

Бабушка выжидающе смотрела на меня.

— Как вы себя чувствуете? — спросил я.

— А капельницы не будет? — с небольшим раздражением вновь спросила она.

— Нет, вам капельница не нужна...

— Только одна таблетка будет? — в голосе всё больше и слышалось возмущение.

— Да... Вам лучше? — я попытался перевести тему.

— Ну, — следует понимать, как «да», догадался я.

— Вы чувствуете себя активней? Сил больше?

— Ну.

— Ночью спите?

— Ну.

— Не просыпаетесь, засыпаете быстро?

— Ну.

Я развёл руками, приглашая Бабушку самостоятельно прийти к выводу, что если таблетированный препарат в минимальной дозе помогает, то дополнительно ничего не нужно — «не чини то, что работает».

— Я что сюда ради одной таблетки приехала?! — к моему удивлению Бабушка сделала не совсем ожидаемый вывод.

— Нет, вы приехали сюда лечиться и вам помогает этот препарат в... — начал я спокойным тоном, но она прервала меня:

— Одну таблетку я и дома пить могла!

«Вот и пила бы!» — со злобой подумал я, но сдержал себя и примирительным тоном продолжил:

— И этот препарат помогает вам в минимальной дозе, — я улыбнулся, сам себя удивляя не весь откуда взявшимся гуманизмом.

— Ведь это отлично — только одна таблетка!

— Зря приехала... — проворчала Бабушка и с недовольным видом вышла из кабинета.

Я ущипнул себя за переносицу, отпил противный на вкус кофе.

За капельницами едут многие, вера в них сродни новой религии. Качество лечения измеряется не итогом, а процессом — сколько было лекарств и процедур, но главное — как много «прокапали». Десять в вену и столько же в филейные части — «отлично полечили», если только что-то одно, то — «раньше было лучше». Ну, а уж если, как и в этот раз, здравый смысл победил поли- прогмазию, то «зря приехала».

Нет, определенно, для многих лечение это процесс, причем пассивный. «Полежать в больнице, «покапаться», «загипнотизируйте меня» — всё это запросы на пассивное участие, а вот «вылечиться» и «ходить на психотерапию» — подразумевают активное действие со стороны пациента.

Я посмотрел в окно. Солнце начинало пригревать, в пыли возле клумбы купались воробьи. На них без особого интереса охотились два кошачьих, больше мешаю друг-другу, чем помогая. Видимо, кот и кошка.

Зашла Женщина в видавшим лучшее времена мохеровом халате, но с невообразимым макияжем и золотом в ушах на шеи и на пальцах.

Пусть вас не удивляет количество пациентов женского пола. Это ни в коем случаи не показатель дискриминации. Просто на 7 палат в отделении мужских из них лишь две. Да и то, если желающие наберутся. Вопрос: почему так, и сложен и прост одновременно. С одной стороны, мужчине в нашем обществе не принято болеть, ему необходимо «быть мужиком» и «не раскисать». Ему можно спиться, пойти «по бабам» и умереть ранней смертью от сердечно — сосудистого заболевания. А вот болеть и уж тем более лечиться в отделении неврозов — да ни в жизнь!

Женщина кокетливо поздоровалась и уселась на самый край кушетки.

— Мне также, доктор, — сказала она голосом восьмилетней девочки.

— Ммм, «также» — это как? — ответил я.

— Ну, лихотит меня...

— Вас что?

— Лихотит меня, доктор, — она сделала неопределенный жест рукой, пытаясь лучше передать своё состояние.

Я отметил в уме новое слово.

— Так, а что ещё беспокоит?

— Да, в голове... эти... — она сделала такой же неопределенный жест рукой. — Ну, эти. думки.

Я отметил в уме второе новое слово.

— Мысли? — неуверенно спросил я.

— Ага! Думок много!

«Да, — подумал я, — Карвасарский определенно поскупился с литературным описанием симптоматики».

— Так, понял, а что-то ещё беспокоит?

Женщина дотронулась до высокой прически.

— Студень в голове.

«Это мозг», — беззлобно подумал я.

— Ясненько... — я потянулся к остывающему кофе. — Скажите, вы делаете упражнения, что я вам дал?

— Нет, — она брезгливо наморщилась, — там сложно.

— Сложно? — я так и застыл с кружкой в руках.

— Да, там много, я не запомнила.

— Слушайте, там ровно три пункта, — строгим голосом сказал я. — При чём, первый это «закройте глаза», а третий — «откройте глаза».

— Я не запомнила, — она дёрнула головой и с вызовом продолжила:

— Да мне и не поможет! Меня же лихотит и думки! А еще студень этот в голове.

Я с тоской посмотрел в окно. Было видно, как через газон, перепрыгивая клумбы, бежит подросток, за ним гонится санитар, теряя тапочки и рассыпая сигареты из кармана. «Эээ! Стой, дурак!» — кричал санитар с южным акцентом.

— Ладно, а как вы себя чувствуете после вечернего прозиума? — с надеждой в голосе спросил я, оторвавшись от зрелища.

— Никак, — отрезала Женщина.

— Так, — я деловито зашуршал листами истории болезни. — Значит нужно больше дозу сделать.

— Но мне не лучше от него.

— Да, потому что доза маленькая, сейчас поднимем и... — но я не договорил.

Женщина запустила руку в карман халата и принялась там шарить.

— Это которые таблетки, — спросила она. — Красные или белые?

— Я не уверен, что... — я вновь не договорил, так как Женщина закончила свои изыскания в засаленном мохере и вытащила оттуда целую горсть белых и красных таблеток.

— Эти или эти? — спросила она, показывая на горсть прозиума и непенты.

— Откуда?.. — но мой вопрос был наивен, я пришёл к догадке сам, пересчитав таблетки.

— Вы не пили препараты со дня поступления?!

Женщина энергично кивнула, от чего золотые серьги весело закачались.

— Мне не лучше, — подытожила она своим детским голоском.

«Не удивительно», — подумал я с тоской.

Я потратил ещё достаточное количество времени для объяснения необходимости принимать лекарство, если ты лежишь в стационаре, но в ответ пациентка только махнула рукой: «Да это и так понятно!» и вышла с неудовлетворенным видом.

Я допил остывший кофе.

За окном раскрасневшийся санитар за руку вел назад подростка — «бегунка». Парень помогал ему искать сигареты, высматривая их в траве и тыча пальцем. Закончив, они не спеша пошли в сторону детского отделения, санитар, всё также держал мальчика за руку, но дал ему прикурить. У обоих был довольный вид.

В кабинет влетела девушка, которая до этого неоднократно предпринимала попытки ворваться. Каждый раз она открывала дверь, смотрела на пациента, потом на меня и спрашивала: «Можно?!» Получив отказ, захлопывала дверь и принималась что-то с жаром рассказывать другим пациентам в коридоре. До меня доносилось только: «Бу-бу-бу... по часу сидит... бу-бу- бу... ничего не назначает... бу-бу-бу, мне раньше лучше было...». Судя по всему, дальше следовал привычный обмен жалобами и обсуждение лекарств: «Бу-бу-бу, а мне красненькие... бу-бу- бу... а беленькие лучше... бу-бу-бу... а ты так скажи и попроси беленькие...».

Красное креп — атласное платье прекрасно сочеталось с помадой и изящными золотыми серьгами и кольцами.

«Они золото с собой берут, потому что дома бояться оставить, что ли?», — подумал я с иронией.

Девушка резко уселась на кушетку, заняла наиболее выгодную позу и с гневом посмотрела на меня.

Мне стало страшно.

Я сразу почувствовал, что в чём-то виноват и мне должно быть стыдно.

— Вы плохой врач! — сказала она с неподдельным гневом.

Я тут же ощутил себя самым дрянным врачом.

— Вы видите? — она развела руками. — Мне не лучше!!

И я тут же... минуточку, да какого черта?! Я потряс головой, потёр глаза.

«Всем выйти из переноса!»

— Я вижу, что вы воспользовались косметикой и уложили прическу, соответственно вы стали следить за своим внешним видом и прихорашиваться. Это может указывать на то, что вы чувствуете себя лучше, — отметил я деловым тоном.

— Я девушка! И я должна следить за собой даже в больнице! Да и вообще это не важно!

— Ясненько... Так в чём конкретно вам не лучше? Можете уточнить жалобы?

— Во всём! — она с недоумением посмотрела на меня:

— Вы что, не понимаете? Вы!.. Вы!!. ВЫ!!!

Мне так и не довелось узнать, кто я или что я — лицо пациентки залило красным, и она выбежала из кабинета, хлопнув дверью с такой силой, что с потолка рухнула озадаченная мухоловка.

Я знал, что где-то через час эта пациентка вернется ко мне в кабинет, будет плакать, рассказывать про ужасное детство и мужа, который избивает её. Потом она будет долго извиняться и скажет, что я самый-самый лучший-прелучший врач, что только я её понимаю.

А завтра эта драма повториться вновь. Потом она выпишется и одним знакомых расскажет, как ей повезло с доктором, а другим, как ей не повезло с врачом. Диагностично, что тут ещё сказать.

Я привычно взял кружку, но на дне были лишь разводы. Запах оказался приятным, не смотря на противный вкус.

Мухоловка пришла в себя и начала перебирать своими многочисленными лапками, двигаясь в сторону раковины. Я изготовился прибить её, но в кабинет зашел Мужчина. Насекомое юркнула в плинтус, высунув наружу только полосатые усики. Меня брезгливо передернуло.

Мужчина без лишних слов поставил мне на стол бутылку коньяка с характерной надписью «ПЛЖМ» и рисунком в виде кошелька, из которого толи улетают, толи сыплются деньги. Ниже золотыми буквами было написано «Пять Звёзд».

Я убрал бутылку в тумбочку. Коньяк я не пью и поэтому у меня скопился целая коллекция «напитка королей», которой позавидовал бы Купидман.

— Вам лучше? — спросил я.

— Да шут его знает... — пожал плечами Мужчина в своей обычной манере.

— Эм, вы лучше спали?

— Как сказать...

— А настроение?

— Да шут его знает... Как сказать...

— Лучше?

— Ну, — он пожал плечами, так что это можно было понять по-разному.

— Тревоги меньше?

— Да шут его знает... Ну, как сказать...

— Голова не болит?

— Ну, как сказать... Шут его знает...

Я вздохнул и посмотрел в окно, но там не происходило ничего интересного. Возле клумбы синел забытый санитаром тапок, а среди цветов вповалку, разомлев от жары, спали кот и кошка.

— А может мне вас выписать? — спросил я, не глядя на пациента.

— Почему? — неожиданно спросил он.

— Да, шут его знает...

День обещал быть долгим.

2013-2016 гг.