— ...Я не был здесь всегда. Похоже, что всё это существовало ещё задолго до того, как я родился. Я помню многое, порой, мне даже страшно оттого, насколько мелкие детали я помню.

Алексей замолчал.

Это была странная терапия. И в ней всё было необычно. Хотя «необычно» — это не то слово, точнее было бы сказать, что я не понимал, что происходит, и что я здесь делаю.

Алексей написал мне с нерабочего аккаунта в скайпе. Почему я так решил? Профиль не заполнен, многие вещи оставлены «по умолчанию», фото нет, имя — Alex123qqa — не тот ник, о котором долго думают.

Найдя меня в сети, Алексей попросил о личной встрече. Он не просил назначать ему лекарства, увиливал от прямых ответов по поводу анамнеза. Я не совсем понимал, замечает ли он моё присутствие или ему был нужен любой человек, который не знал его, чтобы выговориться.

Я решил прервать затянувшееся молчание:

— Это далеко назад?.. Я имею в виду: далеко в прошлое?.. Ну, как это сказать по-русски?..

— Вы имеете в виду, что это очень старые воспоминания? Одни из первых? — уточнил он.

— Да. Именно. Спасибо.

— Мне сложно сказать, насколько это «древние» воспоминания. Мне, правда, страшно осознавать возраст этих воспоминаний, — его взгляд был направлен мимо меня, он не смотрел на что-либо в этом кабинете, он смотрел «в себя», блуждая там, куда обычно никого не пускают.

— Страшно? Но почему?

— Хм... Хороший вопрос... Я затрудняюсь ответить, — он вновь замолчал.

— Ладно, что может с вами произойти, если вы узнаете свой возраст?

— Я всё ещё не понимаю.

— Ну, мне кажется, что это как если бы вы внезапно увидели своё отражение. Словно, ты давно не видел себя в зеркале и совсем не ожидал тех изменений, которые видишь.

Алексей молчал. Он смотрел куда-то вниз, губы были плотно сжаты. Я мог посчитать экскурсии его грудной клетки, я видел пульсацию яремной артерии на его шеи. Он втянул большие пальцы в ладони, потом медленно разжал кулаки и вытер ладони о колени. Все те данные, которые я мог собрать визуально, говорили мне, что мы подошли к чему-то действительно значимому. Алексей волновался: частое дыхание, ускоренный пульс, гипергидроз ладоней.

— Я могу предположить, — вновь прервал молчание я, — и это только моё предположение, мало подтвержденное какими- то реальными фактами.

— Я слушаю, — Алексей словно «вернулся», он вновь посмотрел на меня.

— Мне кажется, что для вас осознание своего возраста весьма болезненно. Это понимание того, сколько вы прожили и через что прошли... И где оказались.

Алексей смотрел на меня прямым, немигающим взглядом. Крылья носа на секунду раздулись, верхняя губа еле заметно дернулась в сторону в кривой усмешке. Прямой жесткий взгляд... Но лишь на мгновение. Затем эта мимическая реакция была подавлена, замята и родилось абсолютно не конгруэнт- ное:

— Да, я думаю, вы правы. Мне есть, что вспомнить, — сказал он добродушно и даже немного радостно.

Догадка поразила меня как молния: да он же врёт мне!

Удивление было настолько сильным, а осознание этого факта настолько ярким, что я, как последний идиот, выпучил глаза и открыл рот.

— С вами все в порядке? — поинтересовался Алексей.

— Дааа... — я замялся. — Просто удивлён, что моя догадка попала в точку.

Теперь и я врал.

Отлично, психотерапия, на которой все друг-другу врут. «Со мной всё будет в порядке, Док? — Да, конечно, я гарантирую это».

Нет. Моя интерпретация точно промазала. Зацепило что-то другое. И ещё его реакция — желание скрыть правду, желание затаиться. Желание спасти себя? Словно, я общаюсь не с самим клиентом, не с его личностью, словно кто-то между ним и мной, тот, кто защищает, тот, кого безопасно можно использовать для помощи.

Я потряс головой и мысленно подвёл черту: итак, что мы имеем? Во-первых, клиент врёт о своих переживаниях. Во-вторых, возможно, клиент врёт о целях терапии. В-третьих, скорее всего, клиент не тот, за кого себя выдаёт. Массаркш, что здесь вообще происходит и что здесь делаю я?!!

Это была необычная терапия. И все в ней было необычно. Алексей не поставил какой-либо запрос. На мои настойчивые попытки сформулировать хоть какую-либо цель, он отвечал: «Давайте просто пообщаемся, мне нужно поговорить». С другой стороны, он продолжал мне врать. Многие моменты он сознательно искажал. И, если в самом начале он пытался сдерживать свою мимику, то потом, по всей видимости, расслабился. Мои интерпретации всё чаще и чаще вызывали у Алексея мимические реакции, которые можно было бы объяснить как «злость». Однако вслух он проговаривал совершенно другое и пытался произвести впечатление довольства и благости. Всё чаще он просто улыбался и молча слушал меня. Происходило что-то запредельно странное.

— ...Я помню такое место: «задомие», — однажды внезапно сказал он с грустной улыбкой. — Это просто место за домом. Мы жили в обычной пятиэтажной хрущёвке, с одной стороны дома была дорога и площадка, а с другой погреба и гаражи. Там было не прибрано и очень странно. Я редко ходил туда.

Алексей на мгновение замолк и тихо произнёс:

— «Задомие»... — он улыбнулся. — Там всегда можно было найти что-нибудь интересное: гайка, голова куклы, большая ржавая шестерня... А однажды мне попался здоровенный подшипник — целое богатство!

Алексей все дальше и дальше погружался в свои воспоминания и со спокойным интересом рассказывал мне про них то. Это была его «шкатулка с драгоценностями». Яркие картинки у него перед глазами.

И во время этих рассказов я чувствовал себя очень грустно, к горлу подкатывал комок, а в груди щемила тоска. Чувствовалась какая-то обреченность, безысходность.

— А ещё, странная вещь, я сейчас не могу вспомнить, было ли это на самом деле или только сон? Нет, я, конечно, могу понять, что когда мне приснились тогда фашисты, то это точно сон был. Но, чёрт возьми, сейчас это вспоминается как нечто реальное, и я задумываюсь: а было ли это на самом деле?

Я с осторожностью делал свои интерпретации. Некоторые Алексей откидывал, но на некоторые явно реагировал гневом и агрессией, но мне он об этом не говорил вслух. «Может быть... Не знаю... Вам виднее», — вот его типичные ответы, за которыми он пытался скрыть гнев.

А потом я обратил внимание на странные движения его правой кисти. Изредка, на высоте волнения или гнева, его правая кисть совершала очень характерные баллистические движения. Алексей пытался скрыть это, прятал руку, сжимал ладонь в кулак. Но экстрапирамидные нарушения — это такая вещь, которую скрыть крайне сложно.

Я зацепился за эту деталь и стал следить за его телом более пристально, тут же всплыло кое-что ещё: еле заметная шаткость походки, когда он входит в кабинет и временами нечёткая, словно, смазанная речь.

Мысленно я вновь подвёл итог: итак, передо мной сидит человек, который скрывает истинную цель посещения терапии, фальсифицирует информацию о себе, имеет малозаметные неврологические нарушения, испытывает гнев, когда интерпретации успешны, не ставит цель на психотерапию, депрессивен (судя по переносным реакциям) и ищет экзистенциального общения.

В довершении ко всему Алексей внезапно произнёс:

— Теперь я понимаю, что попался.

Пазл в голове собрался в единую картину. Я почувствовал, как тело обдало жаром, а сердце забилось сильнее — ответ был найден. Все непонятные моменты вдруг стали кристально чистыми.

— Алексей, — начал я, — скажем прямо: мне кажется, вы несколько недоговариваете о себе и целях своего визита.

Алексей молчал, но его правая кисть совершала хореоподобные движения.

Я продолжил:

— Да, я вижу, что терапия идет вам на пользу, я вижу, что в психологическом плане вам легче. Придя ко мне, вы не совсем понимали, что происходит и что вы теряете, но, по мере нашего общения, вы перешли к злости. Вы злитесь всё больше и больше, так как осознание крайне болезненно. В самом начале, когда я заговорил про ваш возраст, то неверно понял вас. Это печаль и страх не о том, сколько вы прожили, а о том, сколько вам осталось. И судя по тому, как вам плохо и выраженности неврологических нарушений, прогнозы не самые хорошие.

Вид у Алексея был ошарашенный. Он несколько раз порывался что-то сказать, но замолкал. Правая кисть непроизвольно двигалась, словно, бросая невидимый камень.

Я вновь заговорил:

— Понимаю, что это больно и тяжело — перейти от отрицания своей болезни к её осознанию. Гнев здесь крайне важен и уместен. На кого угодно: на Господа Бога, на меня, на врачей, на судьбу... Вы сказали, что попались. И я, как никто другой, понимаю вас. Но проигрывает тот, у кого нет запасного плана. И уверен, что у вас не было плана «Б» на тот случай, если я «раскушу» вас.

— Ну, я... — Алексей растерянно улыбнулся.

— Всё нормально. Главное, что это не пошло вам во вред. Психотерапия работала вне зависимости оттого, о чем мы говорили.

Алексей несколько расслабился, увидев, что я не злюсь на него и не выгоняю из кабинета.

— Знаете, это вообще странно, — сказал я шутливым тоном, — платить деньги и врать на терапии.

Он улыбнулся.

— А теперь о деле, — я принял серьезное выражение, — я, как психотерапевт, готов поддерживать любые ваши начинания, но вот самодеструктивные тенденции обязан конфронтировать. Решать вам — жить или не жить, бороться или нет, но это решение должно быть обдуманным и взвешенным. Вы идете по пути переживания утраты. Утраты своих планов на будущее, утраты здоровья и функций тела. Я могу помочь вам пройти эти этапы, чтобы вы смогли смириться с тем, что происходит с вами. Но смириться — не значит опустить руки. Это значить считаться со своей болезнью и делать что-то с этим дальше. Что именно? Вариантов много, точно больше двух. Ведь, чем дольше ты живёшь, тем дольше ты живёшь...

* * *

Вы многое помните? Уверен, что да.

А «далеко» ли вы помните? Какие самые ранние воспоминания у вас есть? Какие самые ранние «картинки» всплывают в вашей голове? Они цветные? Или черно-белые? Там есть лица родителей? Или там небо? Как звали вашу первую кошку?..

Но это не только «комиксы» в вашей голове. Это ещё и очень глубокие эмоциональные переживания, они остаются. Уж поверти. Это широкий нейрональный след, который хранится в вашем мозгу.

Представьте себе, что ваши воспоминания это сокровища. Истинных ценностей не так-то уж и много. Их единицы. Уверен, что каждый из вас хранит нечто «особое», сокровенное. Я помню, например, как родители складывали маленький матрас под новогоднюю елку, и я лежал под ней. В комнате полутемно, запах ели (которая, конечно же, не ель, а пихта) и приятное, сказочное освещение от гирлянды...

Алексей страдает одним из нейродегенеративных заболеваний, но это упоминается лишь вскользь и не произносится в открытую. Вывод можно сделать по догадкам и полунамёкам, слабым симптомам и общему настроению. Да, это ещё одна история про утрату и связанные с ней переживания, но на этот раз теряется будущее — планы и надежды, устремления и представление о том, как жить дальше. Но и это не всё: постепенно Алексей потеряет и своё прошлое — нейродегенерация разрушит его мозг и выхолощет воспоминания вместе с когнитивными и двигательными функциями.

Что может здесь психотерапия? Нейродегенерацию не остановить словами, распад личности не замедлить другим взглядом на события, двигательные функции не восстановить выражением подавленных эмоций. Но можно прожить это время с большим толком, зная приблизительно, сколько тебе отмерено и ощущая наступление конца. Даже в этом состоянии можно насладиться жизнью и её моментами. А когда болезнь будет прогрессировать, можно принять и это, выразив боль утраты и оплакав потерю, для того, чтобы жить дальше.

И так ещё и ещё...

Ведь чем дольше ты живёшь, тем дольше ты живёшь.

В 2015 году от болезни Альцгеймера умер гениальнейший писатель Терри Пратчет. Годами ранее он планировал самоубийство или эвтаназию, чем породил большую шумиху и споры.

В 2016 году швейцарская компания AC Immune приступила к клиническим испытаниям лечения против болезни Альцгеймера.