Глава 1
Я прибыл в Сирию 8 августа, в полночь. В гостинице разносили ночной чай, сдобренный корицей. Самочувствие моё хворало, но со всеми я был предельно
вежлив и любезен. Само моё пребывание в этой ближневосточной республике
носило чисто познавательный характер. Моя любознательность не имеет
границ, а потому я летаю по всему свету.
Следующей ночью боевики Освободительной Армии обстреляли город Дамаск, а потому пахло жжёной резиной и горелым пластиком. Люди вокруг суетились, кричали что-то истошно. Солнце скрылось за клубами дыма, но было жарко и
душно. Один из горожан, сев на колени, молил о чём-то Всевышнего. Голова
его была покрыта песком, ступни ног обожжены. Рядом с ним проползла змея, оставляя позади себя точный след, тут же слегка заметённый.
Днём в развалинах аптеки обнаружили труп молодой женщины с оторванной
головой. Сама голова представляла зрелище не для слабонервных, выражая
ужас и гнев.
Дети играли, сшибая траву палками. Немного спустя они заметили кошку с
котёнком, белым как лунь. Детвора, ожесточённая войной, унесшей жизни их
родителей, принялась лупить животных палками. Но один из отверженных, человек с бельмом на глазу, отстоял угнетаемых, гневно ругаясь на чисто
английском.
Его слова были открытой тирадой, наполненной отчаяньем перед трудностью
бытия.
Один из старейшин, Ахмед, инженер самолётостроения в прошлом, рассказывал
молодым людям истории из своей, насыщенной опытом, жизни. Молодёжь
слушала его с нескрываемым любопытством. Речь Ахмеда заявляла, что война в
стране идёт очистительная, которая закончится также внезапно, как и
образовалась. Народ, по его мнению, ощутит новый подъём чувств и весь
земной шар узрит новую Сирию, очищенную оружием и огнём.
Я слушал Ахмеда и мне на ум пришла мысль: а зачем она нужна, эта
очистительная война, принёсшая столь множество крови и страха, что всё живое
стремительно покинуло периметры Сирийской Арабской Республики? Куда
смотрит Бог, видя столько предательства и отчаянья? У меня было много
вопросов, на которые некому было ответить...
Власть, власть официальная, Сирийской республики в лице Башара Асада
расписалась в своей неполноценности, когда вступила в мирные переговоры с
бандами, подчинёнными Аль-Каиде, мечтающие построить Исламский Халифат
на пол Земли. Эти кровавые маргиналы скупали оружие у чеченских боевиков, коих В.Путин сильно подвинул с барского стола. И война, пришедшая в
сирийские земли, стала войной за независимость многих стран, ибо всё
взаимосвязано.
Ахмед сильно заблуждался, когда говорил, что это война Русских против
Ислама. Зачем моим соотечественникам строить козни против независимой
Сирии, ведь у нас и своих проблем хватает. А Ахмед всё лепетал про гегемонию
Советов, хотя СССР давно уже и не было, и этот находчивый мусульманин вряд
ли не знал, как хорошо живётся его единоверцам в той же Татарии, где они "от
жира" палят православные храмы и грозятся изгнать русских с их земли.
Не успела начаться война, как в Сирию потянулись караваны гуманитарной
помощи. Россия, якобы воюющая в лице боевиков, первой откликнулась на
гуманитарную катастрофу в этой ближневосточной стране. Наши медики
спасали всех: и мирных жителей, и солдат, но угроза их ним жизням (жизням
медиков) была устрашающей - гибли десятки людей в белых халатах, но были
сотни безнаказанных, чьи пули разрывали сердца и другие органы
добровольцам, спасающим жизни.
В первые дни нахождения в Сирии я привык к свистящим снарядам и пулям, людям в противогазах и масках и меня уже не пугал ужасный лик Конфликта
Людей, озабоченных манией пострелять. Я чувствовал, что приехал надолго, и
желание во всё разобраться и во многие вникнуть, поглощало все мои мысли. Я
был заражён ВОЙНОЙ.
Глава 2
Дождь проявлял активность до самого вечера, от чего на улицах Думайра было
пустынно. Мы праздновали день рождения отца Франциска, католического
священника из прихода святого Себастьяна. Было много присутствующий, среди которых: Рох Винсент, адвокат с большим стажем; Жанна Леванде, писавшая картины и продававшая их за бешеные деньги; и Сергей Ли, целиком
и полностью отдавшийся нефтяному бизнесу... Отец Франциск только что
вернулся из Вечного Города, где встречался со Святым Отцом и спорил о
положении христиан в Сирии. Говорят, Папа Бергольо был очень раздосадован
речью священника о разгроме церквей. Папа обвинил во всём самих
нижестоящих, грозя им отлучением. Массивный палец новоизбранного
Понтифика с серебряным "перстнем рыбака" поднят был верх и Святой отец
торжественно произнёс
-Слушайте волю Господню в лице Папы. наместника Христа на земле. На это
отец Франциск усмехнулся в кулак, смеясь над возвеличивание христианина.
наделённого властью.
В зале дома отца Франциска пахло лавандой, а люстры излучали божественно
правильный свет. Слуга Альберт разносил шампанское в фужерах, всем
кланяясь и говоря любезности, доходящие до лизоблюдства. Работал
включённый транзистор, даруя итальянские мелодии... Говорили, в основном, о
бедственном положении Соединённых Штатов, и количестве боевиков в
Дамаске, и все были оживленны и говорливы. Сергей Ли говорил восхищённо о
лошадях , в частности - о арабских скакунах, коих в Сирии и Иордании продают
за 10 женщин из гарема.
-Женщины очень ценны в мусульманских странах - говорил вкрадчивым голом
Сергей, женившийся в четвёртый раз - на них можно выменить и баранов, и
оружие, а можно и просто стереть с лица земли, как утреннюю пыль, смешанную с росой. В наших христианских государствах сейчас женщине
отвели вызывающе ГЛАВНЕЙШУЮ роль, с чем она не справляется. Ах, уеду
жить в Египет и заведу себе гарем в сотню мокрощелок.
На это Жанна сморщила носик и буквально пропищала как лягушка, которую
начали препарировать:
Да вам, мужикам только бы и подминать невиннейших созданий! Зачем тебе
гарем. Сергуня, ты бы купил себе мозги!
Когда я потянулся за очередным фужером, в залу ворвались люди в камуфляжах
и масках на головах. Два выстрела было сделано в потолок, отчего упала
хрустальная люстра и женщины безумно закричали. Главарь что-то прокричал в
пороге и у отца Франциска стало плохо с сердцем. Он упал, а подбежавший
боевик с красным платком ударил его в пах. Священник истошно вскричал, и
принялся громко молится. Все гости стояли, вытаращив глаза, и происходящее
казалось им сценой из жизни ада. Все стоявшие с онемевшими членами об этом
читали в газетах и смотрели по телевидению, но сейчас пугающая
Действительность лизала их сердца, ушедшие в пятки. Сергей Ли молча
мусолил трубку, набитую редчайшим табаком и смотрел на картину, где
Петрарка пишет сонет своей возлюбленной, горящей от любви. Трагедия в этом
доме мало волновала его, ибо он был изрядный эгоист. Когда-то, лет, может, десять назад у него похитители сына. Требовали взамен продать банк в
Армении, но он сказал: я фельдмаршалом на солдат не меняю ,что означало-
никакого банка за слюнтяя. Мальчика, трясущегося от ужасающего страха
выпустили и отец торжествовал как Наполеон, стоявший императором.
Отца Франциска выволокли из залы, приказав все не шевелится. Прозвучали
ещё три выстрела, теперь уже по столу с фужерами. Наступила тишина. Сергей
поднялся из-за стола и помочился в чей-то фужер. Жёлтая отвратительная
жидкость распространяла такой угар, что кое-кого вывернуло на изнанку. От
этого нефтяной олигарх заржал как сивый мерин и разбив тот фужер с мочой, удалился на второй этаж спать с любовницей.
Когда спустя вечность Рох Винсент вышел из дома, он обнаружил отца
Франциска придавленным двумя автомобилями. Его тело с ужасающей
гримасой смерти поразило всех до озноба. Я сделал несколько снимков; полиция также возилась с трупом несколько часов. Говорили, что была
задержана банда, уходившая этой ночью из города. В перестрелке троих убили, а четвёртый молчал как истинный партизан.
Священник много говорил о справедливости и возмездии, и кому то это сильно
не понравилось. Так он погиб мученической смертью в своё шестидесятилетие.
В Италии у него остались двое племянников от старшей сестры Ирмы. Они
обожали "нашего любимейшего дядюшку" и писали ему трогательные письма.
А вот церковь, где он служил, никак на смерть своего служителя не
отреагировала, что породило множество слухов, весьма не беспочвенных.
Пошли слухи, что его убрал Ватикан, заметая какие-то тёмные следы... Газеты
выходили с шапкой: кому выгодна смерть истинного друга Сирии? Я
разговаривал с местным журналистом и он мне конфиденциально заявил: Римский престол не та смиренная овечка, которая мекает о добре и зле. Я с ним
был не согласен, так как сам исповедовал католическую веру, полностью
доверяя догматам высших иерархов. К этому меня приучила моя мать, твердя
мне: вера облагораживает жизнь, а уж тем более, когда она истинная. У
настоящей веры много врагов, а если уж кого-то и убивают, причём здесь Рим и
его насельники.
Глава 3
После трагической гибели отца Франциска моё здоровье ухудшилось. Я попал в
клинику по психическим заболеваниям, расположенную на холме во всё том же
Думайре. Там, среди вековых ливанских кедров и прохлады под их кронами я
обрёл мало-мальски приличный вид. Но до выписки было ещё далеко.
В клинике я близко сошёлся с Магметом, которого всегда сопровождал конвой, ибо он был одним из бойцов Сопротивления, попавшим в плен. Араб по
национальности, он говорил на 5 языках, и средние его года подсказывали, что
он хорошо шевелит мозгами - и тому доказательство - он отлично играл в
шахматы, выуживая из пол- момента сто процентную победу. Ещё он
бесконечно долго и пространственно рассказывал о своём деде, совершившем
аж семь походов в Мекку и Медину.
"Я очень тонко чувствую и до ныне духовную сущность своего праотца -
говорил однажды за завтраком Магмет - Дед, его звали Магмедом как и меня, наизусть знал весь Коран и всегда боролся за справедливость.
То, что происходит сей час в Сирии, мой дед - как и я- принял бы к сердцу, ибо
это боль всех мусульман. Сирийский президент, покарай его Всевышний Аллах, отверг народную волю, отдавшись целиком деньгам и власти,- безграничной, но
жестокой."
Магмет помогал медсёстрам и обслуживающему персоналу, всегда пребывая в
движении. Он плохо спал ночью, пребывая в некой двойственности сознания, и
весь мир казался ему как-бы картиной с искажённой действительность. Часами
он разговаривал с Кайпат, санитаркой с золотистыми волосами и ярким ртом, никогда не знавшем помады. Я записал их диалог, наполненный горести и
тоски.
"Дорогая Кайпат, твоя Сирия, погрязшая в войне, не кажется ли тебе, уснувшей
в летаргическом сне, как девушка, обречённая век ждать своего
возлюбленного?"
"Да, ты прав. Президент боится возмездия и труслив как заяц. Аллах
непременно покарает его, ибо видит любую несправедливость.
Мой брат ушёл в Сопротивление, когда ему исполнилось семнадцать. Он сказал, что не боится правительственных изуверов и будет бороться до конца. Ещё он
говорил, что Запад непременно поможет Освободительной Армии, защищая
измученное население."
"Да, Кайпат, я также как и твой брат страдаю за правое дело. Меня взяли в плен
под Эль-Хаджаном и хотели убить, но один из командиров заступился за меня, так как знал мою мать. Но он отсёк мне три пальца - вот эти- и засунул мне их в
рот, крича, чтобы я их проглотил. Вот настоящее лицо Башара Асада, вашего
президента. Об этом должны знать все..."
Диалог между ними ещё долго вёлся под непомерное лаянье собак, мечущихся в
вольерах на окраине клиники. Кайпат была бледна и всё время бросала робкий
взгляд на правую руку Магмета, на ладони которой отсутствовали пальцы.
Конвой, играя в нарды, иногда поглядывал на сирийку и араба.
Под вечер мы с Магметом гуляли по коридору клиники, обставленному
цветущими гортензиями. Араб по секрету сказал, что у него есть план как
сбежать из-под конвоя. Я тогда только рассмеялся, нервно оглядываясь на двух
верзил, неспешно шагавших сзади.
Но наутро я узнал, что ловкий араб действительно сбежал, усыпил
нерасторопный конвой. Как была довольна Кайпат, вы себе не представляете: её
лицо было ликом богини, покаравшей преступление.
В лице Магмета передо мной предстала вся ощетинившаяся оппозиция
президента Сирии, кровь из носу желавшая власти и денег. И в России было
всегда много сил, сеявших пламя на конституционной основе, видящие в
разрухе догмат счастья. При Б. Ельцине в той же Чечне произошли
тектонические разломы народа этой горной республике, которые подорвали
веру в Российскую Федерации как крепкую державу. Только чудом эта держава
не рухнула, не подгребла под собой весь русский народ. А в Сирии, некогда
спокойной, было ещё более серьёзно: на лицо была гражданская война, опалившая собой лицо простого сирийца.
Глава 4
Выйдя из клиники спустя две недели, я по поручению "Комсомольской правды", с которой имел давние отношения как известный путешественник, отправился в
пылающий Дамаск брать блиц-интервью у российской пары, намеревавшейся
покинуть неудобный для жизни мир войны под названием Сирия. За ними
должен был прибыть Ил-80 наших МЧС.
В душном кафе я сидел напротив четы Сидоровых. Мадлен была рыжеволосой
красоткой с пышными бёдрами, а Дмитрий Сидоров отличался боевитым
характером и всё время курил трубку. С ними были девочка и мальчик 11 лет, быстрые, зоркие и вертлявые. Дети бегло говорили на английском, смеялись и
ели мороженое.
-Что привело вас в эту диковинную страну - перво-наперво спросил я и включил
диктофон.
Дмитрий разжигал трубку по новому, защищая зажигалку от ветра. Где-то в
дали рвались взрывы и орала сигнализация.
-Я приехал сюда по работе, да так и остался. Позже приехала Мадлен с детьми,
всё было благочинно и по-дружески. Я стал общаться с мусульманами, они
пытались обратить меня в свою веру, но я остался равнодушен. Я не верю в Бога
и для меня все эти дурацкие обряды и молитвы - полнейшая чушь. Посмотрите, как живут дети Бога - они ездят на дорогих машинах и имеют дорогих женщин.
А разве Аллах не заповедовал бедность как основу жизни? Бога хорошо
приобрели и стало всё на мази у этих верующих - они свободно обдирают и
бедную вдову, и шейха с гаремом.
Я слушал с большим вниманием Сидорова. Он говорил заикаясь, но я тут
записываю всё с эффектом исправления, благо новейшая техника преобразует
звук в новую форму.
-Скажите, Мадлен, без мужа вам было комфортно на улицах Дамаска? - я задал
самый животрепещущий вопрос.
Мадлен немного подумала, поправила платок и ответила, робко, словно
опасаясь тех звуков взрывов, что ежеминутно портили воздух и слух людей.
-Я ничего не боялась, даже ходя с детьми. Очень многое, что болтают о
мусульманах есть полнейшая неправда: ислам учит любви и добрососедство.
Мне как французской жительнице в прошлом, очень радостно было иметь
новых друзей. Я мало дружила в школе, у меня были проблемы с
одноклассниками.
На этом интервью закончилось. Я поехал домой на своём джипе, взятом
напрокат за 1000 долларов, по пыльным дорогам, объезжая измученных войной
горожан и дома меня ожидал уже чудо-пирог со черносливом, как сообщила мне
супруга, приехавшая вчера.
Не доезжая где-то 500 метров до своего дома, меня остановили люди в военной
форме Правительственных войск. Они сказали, что досматривают все машины, выезжавшие за город, так как обстреляно Российское посольство и убит один из
охранников. Я показал свои документы, сержант их бегло посмотрел и пожелал
приятного пути. Глаза его в хитром прищуре сверкнули как у Бармалея. Было в
этом сержанте что-то от дэпээсника в каких-нибудь Мытищах, с алчущим
взглядом из-под густых бровей.
Но приятного было мало: лопнуло переднее колесо. Когда я его осмотрел, то
обнаружил отверстие от пули. Я понял: в мою машину стреляли, причём из
близкого расстояния. Я битый час менял его, исходя слюной. Всё тело моё
онемело от опасности, которая была повсюду, мимо меня проехала на открытом
джипе толпа студентов с Флагами, при чём американскими, где был нарисован
череп Обамы с костями. Они что-то прогорланили мне, я лишь разобрал на
арабском: СМЕРТЬ ОККУПАНТАМ!
Когда приехал домой, пропал аппетит и помощница помассировав голову, включила джаз. Сразу во мне пробудился интерес к жизни. Красивый голос
Одри Клейвен входил в души как морской бриз. Где то, думал я, моя дочка Лиза
с моей супругой гуляют по магазином, а возможно, и забрели в зоопарк, где
смешные макаки, выставив зады на всеобщее обозрение, кидают между ног
мячики. Лизины глазки быстро бегают туда-сюда, схватывая всякую мелочь. Но
всего этого не было здесь, в этой однокомнатном жилище путешественника, русского до мельчайших частиц.
Глава 5
Мне пришлось путешествовать с английским профессором археологии
Оксфордского университета Элизабет Митчелл по железной дороге Дамаск-
Деръа. Весь маршрут пролегал сквозь заброшенные кладбища, поросшие
бурьяном поля, где когда-то бушевала пшеница, через разрушенные города с
очередями людей, голодных как дикие звери. Лицо войны было до того ужасно, что думалось. что видишь Третью Мировую. Об этом я сказал англичанке. на
что та лишь пожала плечами и произнесла: возможно, вы правы.
Элизабет много рассказывала о себе. В детстве она была угнетаема безногим
отцом, свихнувшемся от суррогатного алкоголя, тогда как родной отец погиб в
перестрелке с полицейским, убегая с пакетом наркотиков. Об этом кстати
писала "Таймс," и отчим особо злорадствовал что Элизабет пошла, мол, в отца и
потому у неё жуткий характер. Отчим задаривал девочку подарками, требуя
внимания к себе и утехи в постели. Ему было мало матери Элизабет, страдавшей диабетом.
Спасли от одиночества Элизабет куклы. С одной она разговаривала каждую
свободную минутку и однажды одна из кукол - розовый Пьеро - заговорила с
ней. Бабушка её передала ей дар общаться с духами умерших и Элизабет как
прямой представитель англосаксонской нации погрузилась в потусторонний
мир и совсем бы там осталась, если бы не дядя и его помощь в учёбе - в
Оксфордском университете. Оксфорд девушка закончила на отлично и куклы
весело пели одна за другой. Ей даже хотелось написать об этом книгу, которая
могла бы стать бестселлером в мировом масштабе. Она сделала кое-какие
наброски, но дело затрясло как в запруде бревно, подмеченное бобрами.
Элизабет участвовала в археологической экспедиции в Ливане, недалеко от
приморского города Адлун. Там она откопала монеты императора Нерона;
Ближний Восток стал для неё как родной. Она пару лет прожила в браке с
египтянином Эльмазом, но их взгляды на жизнь разошлись. Сын пирамид
любил сладкую жизнь. а англичанка была к себе строга. Возможно, их жизнь
скрепили бы дети. но их Бог не дал.
Когда мы проезжали под стуканье стальных колёс сирийскую Махадджу, по
телевизору в вагоне-ресторане передавали последние известия. Голос диктора
был уныл и горек: на севере страны кто-то - а подчёркивалось, что это были
антиправительственные боевики - применил химическое оружие. Это
взбудоражило всех вокруг и слёзы ранимых были слезами Вселенной.
Народ в поезде эту ошеломляющую новость встретил как гром среди ясного
неба, и все судачили, что не обошлось не без участия проклятой Турции, давно
открывшей крокодилову пасть дабы откусить жирный кусок территории
Сирийской республики - аппетиты у Анкары давно на удивление
захватнические.
Уже прибыв в оконечную Деръа, Элизабет пытались похитить трое бородатых
мужчин в бронежилетах. Их "тойота" уже была готова взреветь и помчаться
прочь, но полиция устроила перестрелку, и все трое были убиты. Когда
посмотрели их документы, то оказалось, что они подданные Саудовской
Аравии. Был найден дипломат с миллионом долларов и четыре "беретты".
Элизабет была перепугана до смерти, её бледное лицо выражало муку жизни. Я
как мог, успокаивал девушку, говоря что всё позади.
Позвонил Рох Винсент (о нём я упоминал в 2 главе ) и бодрым голосом
сообщил, что полиция нашла убийц отца Франциска. Это были выходцы из
Иордании, купленные Сопротивлением. Отца Франциска убили за то, что он
устраивал ночлежки для беженцев. Среди тех, кого задумывали убрать был и я.
Холодок пронёсся по моему позвоночнику. Тайком я купил пистолет
американского производства, желая быть защищённым. Ещё я записался в
секцию дзюдо, где висел потрет Владимира Путина. Там располагалось его
воззвание, почему отдававшее совком: "ВСЕ- К НАМ"! Это было как
"Пролетарии, всех стран соединяйтесь!" Хозяин заведения, Сулейман, когда
узнал что я русский путешественник, подарил мне кофейник из чистого золота.
Это был королевский подарок.
Глава 6
Ночью в даръанской гостинице, где я снимал комнату, проводили обыск. Было
для вида обыскано пять комнат, пока не добрались до моей. И как приходиться -
у меня обнаружили пистолет без документов и брошюры странного содержания, происхождение которых я не знал.В этих прокламациях витал ветер
РЕВОЛЮЦИИ. И самое обидное, что меня, ярого противника всех
сопротивлений(но не приписывайте к толстовцам!), меня. который и букашки
не способен уничтожить, приписали к противнику Асада.
Арестовав, меня препроводили в тюрьму для особо опасных преступников. Я
провёл там три дня, когда узнал что здесь проводятся подпольные бои на
выживание. Главной звездой там считался Руслан из России - конченый
наркоман с косичкой как у Кости Цзю. Он свободно перемещался по
тюремному заведению, сорил деньгами и выглядел вызывающе.
Я познакомился с Хасаном, сирийцем из Дамаска, попавшем сюда за по клевете.
Он говорил, что однажды плохо отозвался о президенте и его уволили с работы, а также забрали паспорт. Хасан занимался борьбой и мы вместе тренировались
после утренней поверки. Наши мышцы стали как сталь, руки обрели
смертельную хватку и все движения походили на движения Жан-Клода Ван
Дамма в лучшие годы.
Один из шестёрок Руслана поставил мне условие - или бой, или смерть, ужасная
и мучительная. Но я уже не боялся никого, однако увидел в этой схватке
положительный момент - испытать свою ловкость. Когда то мой дядька
Константин учил меня рукопашке. Сам он был "афганцем" и с оружием умел
обращаться как китаец с палочками.
Мы долго говорили с Хасаном, долго взвешивали все за и против и решили, что
бой будет. Я ничего не боялся, видя что в действиях Руслана больше понтов.
Бой был тяжёлым: я сразу потерял пару зубов, изо рта моего хлестала кровь и я
молил своего православного Бога о победе над изувером. Руслан махал руками
направо-налево, бил с колена мне в живот и только Хасан верил в меня. Я был
весь в уксусной воде, что посоветовал мне Хасан, ведь он знал, что Руслан на
дух не переносит запах уксуса.
После двадцати минут боя я сумел левым хуком свалить с ног Руслана. Тот
завалился в угол ринги и его вырвало. Его блевотина была вся в крови и запах
этот едва не свалил и меня с ног.
Из угла, в луже блевотины Руслан кричал: - "Я же размозжу тебе башку, сраный
придурок! Зачем ты вылил на себя грёбаный уксус, который я ненавижу, ведь
им мыла посуду - мою посуду - моя чёртова тётка, отдавшая Сатане душу!
Какой же смертью ты хочешь умереть?!"
Собрав все силы, я вложил в свой удар ногой весь свой дух. Удар лёг в левый
висок Руслана и противник рухнул без сознания. Бой прекратили и под
автоматы пытались вывести зрителей, но те взбунтовались. Произошёл погром, половину надзирателей были убиты, а остальные сбежали.
Где-то около сорока бедолаг, которых лишили свободы, пустились в бега. Среди
них был и я. В рваной робе с номером 53095, я был похож на итальянского
мафиози, приговорённого за какие-то провинности с законом. Я отрастил усы и
лёгкую бородку, и весь мой образ был хорошей рекламой для очередного
блокбастера Голливуда.
Мы шли более сорок километров, люди падали навзничь и умирали от
обезвоживания. Одного укусила змея и он умер на моих руках. Смерть была
среди нас и она бы проглотила всех, если бы не деревенька, чудом поставленная
в нужном месте.
Там мы помылись, почистились, сытно поели. Женщина, приютившая нас, красиво улыбалась и в ту ночь, во сне, мне явился св. Пётр, в раю, с серебристой
бородой и во всё проникающими глазами.
-Ты праведно жил? - спросил он меня.
Я еле шевелил губами, но смог ответить:
-По крайней мере, я никого не убил.
Св. Пётр сверкнул белозубой улыбкой, покрутил посохом. Я был заворожён
беседой.
-Мой совет: не бери оружия в свои руки. - св. Пётр хлопнул меня по плечу. -
Прощай!
Глава 7
Хасан быстро сошёлся с местным населением и мы перебрались в Иорданию.
Эта страна мало отличалась от Сирии, если только миром и спокойствием.
Народ пас скот, строились дома , да и люди были довольны положением в
стране.
Не знаю как, но Хасан со товарищи узнал о колонне гуманитарной помощи, движущейся из иорданского Джараша в сирийский Даръа. Эту колонну никто
не охранял, и она была как голый человек в лучах солнца. Решено было её
захватить и уже со своим грузом двинуть далее. Оружие Хасан нашёл в тайнике
на распутье дорог и мне дали видеокамеру, чтобы я снимал всё происходящее.
Захватили колонну рано утром, всех привязали к громадной смокве и загрузили
груз. Мне сказали, что оружие это для Сопротивления. Я обошёл с камерой
ящики в защитном цвету.
-Мы погрузили 40 ящиков различного военного значения, в том числе автоматы, миномёты и пистолеты, а также боезаряды. - говорил в мою камеру
раскрасневшийся Хасан. - Дорогой Али, ожидай нас через пять дней. Мы
птицей летим в твой Дамаск.
Всё, что я снял, прогнали через Интернет на компьютер Али. Тот позвонил, вспомнил добрым словом Аллаха, сказал, что всё ждёт и рад предложить нам
царский стол и самых красивых женщин.
Вы скажете, а не испытывал ли я отвращение к всему происходящему?
Испытывал, но всё прогонял как дурной запах. Мне было нужно попасть в
Сирию любым путём.
Колонна шла бойко и всё вокруг давало надежду, что конечная остановка скоро
и не за горами.
В Шейх-Мескине мы дали взятку военным на блокпосте и все это напоминало
нашу несчастную Чеченскую республику пару лет назад. Там был всё тот же
жадный взгляд и липкие от пота руки. Али всё жевал какую-то траву, а я всё
снимал и снимал. Иногда показывались дикие звери и было весело наблюдать
над спариванием коз и ланей. Их война обошла стороной.
В 75 км от Шейх-Мискина нас обстреляли партизаны. Они жили за счёт
населения, изрядно терроризируя их. Хасан психанул и стал стрелять в ответ.
Партизан взяли в плен. Их отрезанные головы повесили на зеркала заднего вида.
Кровь текла на мокрый асфальт.
Прибыли на склад поздней ночью. Али был резв, деньги он выложил в полной
мере. Хасан быстро спрятал дипломат с американской валютой.
Ночь я провёл с Лейлой. Её ласки грели как огонь, а тело было столь юно, что
робкие груди едва были видны в тусклом очертании огня.
Глава 8
В Дамаске я вёл себя предельно осторожно; изменив внешность, я стал новым
человеком. Произошла долгожданная встреча с супругой Галей и было пролито
море слёз. Она напекла чудесный торт с вишней, который был съеден
мгновенно.
Через два дня я встретился с русским дипломатом в Сирии Данилой Карпатским
и объяснил ему, как попал в столицу, поглощённую междоусобной войной.
Данила пообещал сделать мне документы, но в обмен попросил оказать ему
одну услугу.
У итальянского коллекционера древностей Луиджи Висконти в хорошо
охраняемом особняке есть старообрядческая икона, столь ценная, что один
аукционный дом предлагал за неё 500000 долларов. Ей когда-то молился
опальный протопоп Аввакум и её проклял патриарх Никон, сослав доску в
Соловецкий монастырь. От туда она попала на Св. Землю и была украдена
одним евреем. Её выбросили в Иордан, потом она чудом оказалась в руках
одного палестинца, который продал её Висконти.
Мы с Данилой обговорили, как я буду действовать при встречи с Луиджи.
-Ты будешь вести себя естественно, будто занимаешься этой работой много лет.
Итальянец очень чувствителен и разборчив в людях.
На следующий день я на "ауди 2400" поехал в расположение особняка
Висконти. Это был ярко красный коттедж около оврага и речки. Меня встретил
сам хозяин в синей рубашке в клетку.
-Вы, наверно, удивитесь, дорогой Алексей, но я пять лет провёл в России - я там
сидел в тюрьме. Потому я хорошо знаю русский язык и всю подноготную
российской жизни.
Мы прогулялись по чудесной кленовой аллеи, Висконти показал лошадей, которых обожал.
Я проникся уважением к этому итальянцу, но работа есть работа.
В доме был накрыт стол, богатый как у турецкого паши. Выпили хорошего
анжуйского вина и тут я исполнил заранее продуманный трюк: выпив
специальной жидкости, я упал на пол и судороги пробили моё тело. Пошла
рвотная пена и я исторгал умопомрачительные вопли.
Хозяин, сильно разволновавшись, со слугой отнесли меня в комнату и
положили на диван у окна. В этой комнатёнке и находилась знаменитая икона, выполненная с потрясающим искусством.
Пока вызывали скорую, я быстро положил икону под спину. Приехавшая
скорая( она была подкуплена Данилой) вывезла меня за ворота итальянца.
Мы ловко мчались по улочкам Дамаска и нам с плакатов везде улыбался Башар
Асад.
Карпатский, довольный и щедрый, протянул мне новые документы.
-Эту замечательную икону я увезу в Россию - говорил Данила - передам её в
старообрядческую митрополию. Ей должны молиться, а не держать под замком.
Луиджи Висконти потом много поднял шума. Ему вторили газетчики, проклиная русскую мафию. Но всё так и затихло, о чём мы ещё долго
радовались.
Глава 9
Долго мы с женой бродили по одному из рынков Дамаска. Роняя взгляды на
горки помидоров, айвы, хурмы и баклажан, мы были веселы и беспечны.
Солнце светило из-за туч, крапал грибной дождик...
К нам подъехал на велосипеде мальчуган лет четырнадцати и предложил пачку
газет, любые на выбор. Галя внимательно их рассмотрела, сказала, что теперь
газетчикам есть о чём писать - о войне. Мальчишка рассказал, как его отца
повесили на фонарном столбе за то, что поставил свою машину в неположенном
месте. Жуткие творятся здесь дела!
Когда я разговаривал с одной продавщицей семечек, грянул взрыв. Машины
истошно завизжали, женские голоса, прорывающие ором всё вокруг, подранили
сердца окружающих.
Я оттёр глаза от пыли и увидел, что моя Галя лежит в коробках из-под халвы, с
головой, склонённой набок. Кровь текла от её виска, устремляясь к
полураскрытой груди.
Я пощупал пульс - сердце слабо бьётся. В моей голове происходили странные
превращения: всё вокруг потеряло звук и краски. Такое нигде, как только после
ужасной трагедии, не увидишь.
Сразу вызвали врачей. Галю положили на носилки, с меня полиция взяла кое-
какие комментарии. Я, запинаясь, описал то, что было 15 минут назад. Сказали, что убито пятеро, а моя жена при смерти.
Я брёл сквозь толпу, наступая на разбросанные фрукты и овощи, сам
превратившись в них. Сел на скамейку и зажал ладонями уши. Уж не тем ли
оружием убиты невинные люди, с каким я прибыл в Дамаск шесть дней назад?
Возможно, это были люди Магмета, люди Хасана или Али, и я сам себя замарал
в невинной крови. На душе было так плохо, будто я пил всю неделю.
Через полчаса я был дома. Всё напоминало о супруге. Я позвонил в клинику, мне сказали что всё без изменений - Галя вряд ли выживет. О, немилосердный
Бог, доколи литься крови? Мне, профессиональному путешественнику, было
обидно сознавать, что время отомстило мне. Я был повержен как Икар.
...Галю я привёз в Питер спустя неделю. Её гроб почтили вниманием многие
уважаемые люди города. Приехала её сестра из Магнитогорска, брат из
Ингушетии. Дом осиротел вместе со мной. Жизнь стала мачехой, бьющей
больно, по самым слабым местам.
[Октябрь 2013 г.]