Вы думаете, на конвертах пишут только адреса? Как бы не так! Такого понапишут, что обхохочешься! Нам Алка показывала.
"Почтальон, шире шаг!" – это наверняка с фронта. Солдат пишет.
А если наоборот – с Большой земли солдату какому-нибудь, тогда: "Жду ответа, как соловей лета!" Или: "Лети с приветом – вернись с ответом!" Девчонка, – это уж точно.
Костя на своих конвертах писал: "Срочно!"
Каждое его письмо состояло из "здравствуй", "до свидания" и целой кучи вопросов. О себе он писал мало. Зато меня заставлял писать – на два вечера хватало. И прото ему расскажи, и про это, и про пятое, и про десятое…
Я писал. Старался ответить на все вопросы. Если мог, конечно.
Однажды он спрашивает:"Как там Смольный?"
Насчёт Смольного я Косте тогда не ответил ничего. Потому что это была военная тайна.
Теперь другое дело. Теперь – дело прошлое. Могу рассказать.
Смольный – это Смольный. Он в нашем городе всегда был самым главным. И в дни Октябрьской революции, и в блокаду. Штаб обороны Ленинграда!
Представляете, как хотелось фашистам его разбомбить?!
Не вышло.
Всю войну летали над Ленинградом, а Смольного так и не нашли.
Исчез Смольный. Спрятали его военные маскировщики.
Так же, как Адмиралтейскую иглу. Или как Исаакиевский собор.
На собор шапку-невидимку надели: закрасили в тёмнозелёный цвет. Военный цвет. Все солдаты, все командиры в зелёном защитном цвете. Пилотки – зелёные. Фуражки – зелёные. И шапка-невидимка у Исаакия тоже зелёная. Хоть и не армейской выкройки, а всё равно военного образца.
Со Смольным было сложнее. Под шапку-невидимку его не упрячешь. Маскировочным халатом, как Адмиралтейскую иглу, не прикроешь.
Если бы только само здание прятать, так раскрасил крышу зелёным, жёлтым, коричневым -и дело с концом. Но фашисты тоже не дураки – они бы сразу по соседним зданиям определили – вот он, Смольный, закрашенный только. Нет, тут надо было спрятать почти весь район! Чтобы с воздуха и по соседним домам не узнали, не догадались.
Значит, что же: все дома разрисовать? И асфальт? И дворы? И панели?
Тоже не годится. В солнечную погоду упадут от домов тени – и конец маскировке! Рассекречена.
Для военной тайны всегда нужна военная хитрость.
Вот тут-то её и применили.
Решили над Смольным и всеми домами вокруг, над скверами и аллейками натянуть огромную сетку. А на ней нарисовать деревья, кусты, аллейки, аттракционы, пруд – парк культуры.
Представляете – картина?! Я где-то читал, что самой большой картиной мира считается полотно итальянца Тинторетто "Рай". Так она всего двадцать два метра на семь. А тут!… Где такую сетку достать?
Весь город обыскали. Нашли. Гамаки. В универмаге "Дом ленинградской торговли". Заготовили их там к лету, а летом-то война пришла…
Отпутали гамаки от палок, сплели вместе, добавили другие сетки: рыболовные, волейбольные – какие только удалось отыскать, да ещё специально доплели, – и получилась всем сеткам сетка! Наклеили на неё сверху куски материи, прикрепили листы фанеры, разрисовали, натянули на крепких тросах – и исчез Смольный.
Лётчики наши прилетели, смотрят: зеленеют лужайки, петляют дорожки, какой-то пруд синевой отсвечивает – а Смольного нет!
Замечательная картина получилась! Пейзаж.
Только, если обычно картины один раз рисуют, то эту пришлось каждый год по четыре раза заново перерисовывать. Иначе было нельзя. На деревьях осенью листья желтеют, а тут – что же получается? Вечнозелёные липы! Новый сорт!
Приходилось спускать сетку, добавлять на картину осенние краски: жёлтые, оранжевые, красные. А зимой надо было покрывать всё снегом, застеклять пруд ледяной коркой.
Приходили весна и лето. Зеленели и опадали деревья. Шли дни и месяцы. А Смольный стоял цел и невредим. Не под толстой стальною бронёй, а под тоненькой сеточкой.
Пуще глаза берегли его от фашистских стервятников наши лётчики, наши зенитчики и наши художники.
Военные художники-маскировщики.
