Над Ленинградом висели "колбасы".

По-настоящему они назывались аэростаты воздушного заграждения, но ленинградцы звали их просто "колбасами". Очень уж они были похожи на колбасу.

А ещё больше на дирижабли.

Такие огромные, вытянутые в длину воздушные шары.

Их поднимали над городом на крепких стальных тросах. Целыми днями висели "колбасы" над домами, защищая их от вражеских самолётов. Аэростаты не позволяли самолётам спускаться низко и кидать бомбы точно в цель. Потому что, если лететь низко, можно крылом за трос зацепить. И в землю носом.

Но фашистские самолёты всё-таки летали. Выше аэростатов.

Как только они подлетали к городу, по радио объявлялась воздушная тревога, начинали стрелять зенитки. "Бах! Бах! Тра-та-та-та-та!" – сыплются осколки на крышу.

Были среди колбас ещё и другие: аэростаты воздушного наблюдения. По виду точно такие же, только с корзинками.

В корзинке поднимался наблюдатель и следил: где в городе вспыхнул пожар? Откуда стреляют фашистские батареи? И обо всём сообщал вниз по телефону. К месту пожаров спешили пожарные. Наши артиллеристы наводили свои орудия точно по цели и громили фашистские пушки.

Сидел в одной такой корзинке наш наблюдатель. Человек не старый, весёлый и разговорчивый. Ему даже частенько попадало за то, что он сообщал вниз по телефону совсем не военные сведения.

– Клавочка! – кричит он в трубку. – Над Кронштадтом гуси летят. Честное слово! А у Колпино где-то гроза собирается.

А Клавочку в это время командир роты вызвал, у телефона старшина дежурил!

– Разговорчики! – слышит вдруг наблюдатель. – Я вот тебе устрою грозу! Два наряда не в очередь.

Вздохнул наблюдатель в корзинке: и поболтать нельзя… Стал с той поры сам с собой разговаривать. Один раз так расшумелся, что его даже Клавочка в телефон услышала.

– Ты с кем там беседуешь? – спрашивает.

– А сам с собой.

– Как это так?

– Очень просто. С хорошим человеком и поговорить приятно.

Но вообще-то службу он нёс исправно. Всё замечал и обо всём своевременно докладывал по телефону.

Вот внизу завыли сирены. Воздушная тревога. Наблюдатель сразу бинокль к глазам. Вражеские бомбардировщики летят.

"Бах! Бах!" – вокруг белые букеты от разрывов зенитных снарядов.

И вдруг: "Дзинь!" – какой-то осколок прямо по тросу.

И перерубил.

– Никак я лечу? – удивился наблюдатель. – Ага… Лечу…

Под корзинкой поплыли крыши домов, улицы, мосты…

– Куда же это я? – забеспокоился, – Похоже, что к Гитлеру в гости. Ветер в их сторону.

Смотрит вниз: плывёт город. Назад, назад куда-то… Уже и разрывы зениток где-то позади остались, окопы передовой всё ближе, ближе…

Вот это да!

В такой плохой ветер попал. В фашистский какой-то ветер.

– Пистолет-то почищен? – сам себя вслух спрашивает.

– Почищен, – отвечает.-Да только патронов маловато. Всего одна обойма.

Снизу тоже аэростат заметили. Наши бойцы смотрят, вздыхают, а чем поможешь?

Фашисты тоже смотрят. Не стреляют. Всё равно ведь к ним летит. Опустится "колбаса" – и тогда в плен наблюдателя!

А наблюдатель по-своему прикидывает.

– К партизанам полечу! – говорит. – Или прямо в Англию махну, к союзникам. – Улыбнулся и тут же старшину вспомнил. Ох, и попадёт же ему от старшины за самовольную отлучку! – Разговорчики! – сам себе кричит. – Доставай-ка лучше планшетку да зарисовывай расположение позиций противника!

Медленно летит по воздуху "колбаса". Рисовать удобно. Пальцы немного мёрзнут, ну да это не беда. Уже все фашистские окопы зарисованы, хода сообщений, артиллерийские батареи… Стоянку танков засёк.

Жалко, телефона нет: шнур оборвался. А то сразу бы и передал.

Фашисты ждут не дождутся, когда же "колбаса", наконец, сядет!…

А она и не думает садиться. Летит себе и летит. Покачивается слегка. С чего-то вдруг даже немножечко вверх подпрыгнула…

И попала в другой поток воздуха. В другой ветер. В наш. Утащил он "колбасу" у фашистского ветра!

Наблюдатель даже растерялся от неожиданности.

– Стоп-стоп-стоп! – говорит. – Никак назад повернули?

Во все глаза вниз смотрит. Точно! Назад! Вот уже зарисованные фашистские окопы внизу поплыли. Вон эта самая стоянка танков…

– Порядочек! – потёр наблюдатель рука об руку.- Скоро домой прилетим! Кипяточку попьём. Согреемся как следует.

– А как спустимся? – спрашивает себя вдруг. – Парашюта нет… От троса один хвостик болтается…

– Ничего! – отвечает. – За Исаакий зацепимся. А то – дальше на Урал полетим. Там горы высокие. Сядем на вершину, отцепим корзину – и вниз!

Домой оно, конечно, веселее лететь.

Только в это время: "Тью! Тью! Тью!" – пули засвистели. Поняли фашисты, что уходит от них "колбаса". Рассердились. Как же так: в гости прилетал и "здрасте" не сказал, назад летит – "прощай" не говорит…

Такую стрельбу открыли! Из винтовок, из автоматов!

Корзину в двух местах прострелили.

А потом – "пш-ш-ш!" – угадали всё-таки. Оболочку аэростата пуля пробила. Газ выходить начал. Даже простым глазом видно, как он идёт: тоненькой белой струйкой.

– Н-да… – вздохнул наблюдатель. – Пальцем не заткнёшь… Опускаемся. Вот незадача! И до своих-то рукой подать осталось… Какие бы ценные сведения привёз…

И тут, то ли случайно, то ли специально, наши артиллеристы открыли огонь из тяжёлых орудий.

"Ух! Ух!" – рвутся снаряды. И всё позади аэростата. Взрывные волны вверх летят – раз, два, три, – подталкивают "колбасу": "Вперёд! Вперёд!"

А может, это и не от снарядов вовсе. Может, ветер помогает: "Вперёд! Вперёд!" Ветер-то ведь тоже наш, балтийский!

Корзина из стороны в сторону болтается. Наблюдатель катается по дну от стенки к стенке.

Наконец на ноги встал. Выглянул за борт корзины:

– Садимся!…

И верно – сел.

На Охте.

На крышу одного из домов.