— А гутэ нахт!
— А гутэ нахт, Рива!
Дверь закрылась. Стало совсем тихо.
— Что скажешь, Фейга?
— Что тут говорить? Милая, добрая. Руки золотые. К маленькому прикипела вся, будто он ей родной. Конечно, простая совсем, с ней не поговоришь, как с нашей Брайной. Да где же Брайна… Сам знаешь. А тебе хозяйка нужна. На меня какая надежда? Ещё год, ещё два — и пойду за Брайной.
— Да сам вижу. Когда Рива приходит, вроде и дом не пустой. Но ты пойми: тяжело мне. Ещё и года не прошло.
— А самому с двумя малютками — легко? Эх, Аврэмеле… Завтра позову Хану, пусть она с тобой говорит.
— Уже поздно, тётя. Пошли спать…
Аврум зашёл в свою комнату. В детской кровати посапывал полуторагодовалый Ицхок, которого только что убаюкала Рива. Он присел на стул и закрыл глаза.
— Аврум, подойди ко мне…Нет, ближе не надо, а то вдруг закашляюсь…
— Что ты, Брайночка, я же совсем здоров. Если бы я мог поделиться с тобой…
— Не гневи Бога. Тебе надо быть здоровым, жениться, вырастить наших детей. А я уже не жилица.
— Не говори так, родная.
— Но это же правда.
— Какая правда? Проклятый Финкель! Как у него только язык повернулся!
— Не ругай Финкеля. Он был прав: с чахоткой не рожают.
— Но кто его просил устанавливать сроки? Он что, Бог?
— Он очень хотел мне помочь. Но я не могла отнять жизнь у нашего сына. Лучше самой умереть… Аврум, я хочу тебя попросить…
— О чём?
— Нужно дать Голде образование. Пусть будет врачом. Как Финкель. И чтобы ты любил её за нас двоих.
— А Ицхока?
— Маленького полюбит твоя новая жена. Женись скорей, Аврумчик. Чтобы у моих детей была мама. И пусть они живут долго-долго. За меня…
— Аврум, вставай! Уже семь.
— Хана, шабес.
— Ну, так что? Мало дел? Со мной говорила Фейга.
— Майн гот! Когда она успела?
— Неважно…Чем тебе плоха Рива?
— А кто говорит, что она плоха? О чём ты? Брайна умерла восемь месяцев назад.
— Скоро девять. Аврум, если бы моя Брайна выбирала тебе новую жену, она бы выбрала Риву. Она не хочет, чтобы ваши дети оставались сиротами. Ты слышишь меня?
— Слышу…
— Я ухожу, Аврум.
— Погоди, Хана. Погоди…