Бар-мицва
…Ветер времени в ушах —
сколько судеб вместе слито!
Ты идёшь за шагом шаг,
прижимая к сердцу свиток.
Непривычная сперва,
мысль о сущем, мысль о главном.
Прозвучит не раз, не два
имя деда – Шлойме-Залман [3] .
Через девяносто лет
возродится, будто внове,
тот библейский, резкий след
вместо пресного – «Зиновий».
Прадед с дедом, я и ты
за столом сегодня вместе.
Мы соединим мосты
«ломир але» [4] – нашей песней.
Выпьем капельку, чуть-чуть.
Нам с тобою утром рано
отправляться в дальний путь
через годы, через страны.
Сколько пройдено дорог!
Только б выдержали ноги…
Соберётся весь наш род
на ступенях синагоги.
Декабрь 2004 – февраль 2005
«Утро впустило в спальню…»
Утро впустило в спальню
длинный, как спица, луч.
Б-же, какой нахальный,
Б-же, как приставуч!
Он подползает ближе,
колет со всех сторон…
Б-же, какой бесстыжий!
Где мой спаситель – сон?
Только глаза открою —
сна и в помине нет.
Утро зовёт с собою,
Ласково манит свет.
В дымке луча – свобода,
хлопанье крыл, полёт…
Только вот кислорода
в лёгких недостаёт.
Ах, до чего же кстати
помощь ко мне спешит
из глубины кровати,
из глубины души.
Крылья вминая в спину,
с неба вернёт домой
лучшая половина,
ангел-хранитель мой!
Декабрь 2004 – май 2005
Радуга
…Тучи застыли, словно
им уже сотни лет.
Небо прорезал ровный,
пахнущий солнцем свет.
Кто, осушая сырость,
сложит внутри меня
из многоцветья мира
радужный контур дня?
Кто мановеньем жезла
песне вернёт крыло?
Радуга, ты исчезла.
Солнце тебя сожгло.
Январь – февраль 2005
«Девочка, после досмотришь сон…»
Девочка, после досмотришь сон —
в школу бежать пора.
Детство спешит за тобой вдогон,
дразнит тебя с утра.
Скоро расстанешься с ним, уйдя,
не попрощавшись, в путь…
Падают тёплые капли дождя —
руку лишь протянуть.
Капли сольются в озёрца дней,
выльются в русла лет…
Ты промелькнёшь в проёме дверей —
детство махнёт вослед.
20 – 25 февраля 2005
«Господи, тебя сторонятся…»
Господи, тебя сторонятся
на порушенной Руси.
Николая-свет-Петровича
от погибели спаси.
Пусть судьба, как тёща клятая,
заточила остриё —
отведи косу подъятую,
дай ему прожить своё.
Ни еврея нет, ни русского
в этот мёртвый, лишний час.
Сжалась жизнь в полоску узкую.
Сохрани её – для нас.
6 – 7 марта 2005
Апрельский дневник
14 апреля
Жить бы всю жизнь от него вдали,
век бы его не видеть…
Для инвалидов придуман лифт
в Северном Тель-Авиве.
Был ли заранее предупреждён,
был ли к нам вызван срочно —
вместо рентгена проверил он
кости твои на прочность.
Что это? Падаем с высоты
в лифт, в мясорубку, в яму…
Я-то отпрыгнуть успел, а ты —
ты оступилась, мама.
Дьявол запишет успех на счёт —
первый? второй? который?
Видишь табличку у лифта: «Вход»?
Выход – носилки «Скорой».
17 апреля
Ты уходишь к кому-то,
кто нужнее, чем сын.
С каждой новой минутой
я всё больше один.
Время клетку замкнуло,
жизнь на миги дробя:
жду, прикованный к стулу,
не тебя, а себя.
Я молюсь онемело,
то шепча, то крича.
Разрывается тело —
так душа горяча.
Сквозь завесу наркоза
вижу в сумерках дня:
на лице твоём – слёзы,
скальпель режет меня…
22 апреля
Праздник в больнице – нелепость, вздор,
выдумка, наважденье.
Где он? Не вижу его в упор.
Празднуем, тем не менее.
Запах свободы… Смертельный грех —
рабскому сдаться страху.
Ныне рождается человек,
чист от земного праха.
Каждая щель от окна до дверей
выскоблена до блеска.
Нет ни пылинки. В палате твоей
воздух «Кашер ле Песах».
Каждый твой час вознесён наверх
и возмещён сторицей.
Накося выкуси, сучка Смерть —
не за что уцепиться!
27 апреля
Коридор бесконечен,
как больничная ночь.
Мне помочь тебе нечем,
мне себе не помочь.
Но судьбе не прикажешь,
и не наша вина:
стопудовую тяжесть
ты волочишь одна.
Только вера, родная,
нам нужна позарез.
…Спят скитальцы Синая,
сходит манна с небес.
Спят заложники Торы.
Чуть мерцает звезда…
До конца коридора
не дойти никогда.
Йом hаАцмаут
С запрокинутой головой
сколько сможешь ты простоять?
Пять минут? Или, может, пять
дней творенья? Пойди, постой.
Разрастаясь, гремит салют.
Вместо звука крошится свет…
Для тебя даже места нет —
потерпи эти пять минут!
Пять минут – ерунда, пустяк.
Вырываясь из пустоты,
рыбы, птицы, ручьи, цветы
обживут первобытный мрак.
Приближается твой черёд.
Небо в схватках… Разрыв, как крик…
Чтобы ты в этот мир проник,
размыкается створ ворот.
…Ты застыл от Творца вдали,
за мгновенье до тишины:
день рожденья твоей страны —
день рожденья Его Земли.
11 – 29 мая 2005
Попытка плагиата
Фантом письма, конечно, не исчез:
он не был послан. Не был и написан.
Коль не лежит в основе интерес,
не возникает виртуальных писем.
И поезда не будет, жди-не жди:
моста опоры тиною покрылись,
как загодя меня предупредил
мой тёзка, то есть Ваш однофамилец.
И ничего не удержать в руке:
одни шестёрки в карточной колоде…
Лишь дёргаться, как рыба на крючке,
неважно в чём, в стихе ли, в переводе.
17 июля 2005
«Лишь шаг вперёд…»
Лишь шаг вперёд
с крыльца родного:
ступил на лёд —
коснулся слова.
И нет причин
быть виноватым.
Лишь шаг один —
земля поката.
Летишь, как тюк,
в слепом паденьи.
Но в сердце – стук
стихотворенья.
22 – 25 июля 2005
Муравейник
Я вас видел вчера —
и сегодня искать вас не буду.
По безбрежью двора
вы несётесь куда
то. Вы всюду.
Всё бегом и бегом,
ни на миг передышки не зная.
С вами я незнаком.
Что мне ваша несметная стая?
…Свет ночных фонарей
расплескался по лунным дорогам,
будто я – муравей
в муравейнике, созданном Б-гом.
Чуть отличен от вас,
но имеет ли это значенье
в первый утренний час
меж Субботою и воскресеньем?
Июль 2004 – август 2005
12 августа 1952 года
Меня вряд ли сегодня помнят —
мы расстались давным-давно —
спёртый воздух казённых комнат,
зарешеченное окно.
…Стенка резко толкает в спину.
Взгляд последний. Последний шаг.
Крик, с которым я мир покину,
застывает в моих ушах.
Застывая, грубеют руки.
Застывая, гортань болит.
Как вода, утекают звуки:
майн нешоме… майн блут… майн лид… [5]
Май 2005 – май 2006
Изгнание (Шесть стихотворений)
Триптих
1
Этот август блаженный,
этот август блажной
притаился геенной
за моею спиной.
Жизнь с удавкой на шее
под восторженный рёв:
"Выгоняйте евреев
из еврейских домов!"
Что за глупости – шея?
Повисел и забыл:
"Изгоняйте евреев
из еврейских могил!"
Как в отстойнике, тихо.
Спит земная юдоль.
За дверьми Гуш-Катифа [6]
только боль…
2
Тишина, как в гробнице,
даже ветер устал…
Хорошо ли Вам спится,
господин генерал?
В кабаках и трактирах,
предвкушая бедлам,
все погромщики мира
аплодируют Вам.
Лишь бездомные топчут
тропку в рай, стар и мал…
Мы не снимся Вам ночью,
господин генерал?
3
Обвинения, крики
принимаем, скорбя…
Защити нас, Великий,
от забывших Тебя.
Дай очистить от скверны
взбаламученный край.
Но своих самых верных —
не карай…
1 – 8 августа 2005
4. Нога Коэн
[7]
Бурлящая площадь… Митинг
в расплавленном Тель-Авиве.
Собравшиеся немеют —
к трибуне подходит Мать.
Ложатся слова, как нити,
стежками на пуповине:
"Скажите мне, кто посмеет
детей-инвалидов гнать
из дома? Детей безногих?" —
глаза обжигает пламя —
"Они заплатили кровью
за каждую горсть земли!"
…Потом ты стояла, Нога,
под дулами телекамер.
Посмели. И даже бровью
при этом не повели.
Мы были народом света
когда-то. Народом чуда
когда-то. Клеймо бесчестья
проказой горит во лбу.
Отторгнет чужих планета.
Но дети молиться будут.
И Матери с ними вместе
рыдать, закусив губу…
19 – 21 августа 2005
трое детей которой стали инвалидами после теракта
5. Елена Босинова
[8]
Кто-то пляжится шумно и весело,
кто-то, вспыхнув, сгорает за миг…
Из посёлка выходит процессия,
покидая пространство живых.
Что нам было в Синае обещано?
Нам ли? Было ли? Как посмотреть…
Разуверясь, еврейская женщина
просто чиркнула жизнью о смерть.
Всё, что было покойницей нажито,
не отыщешь в остывшей золе.
Похоронят сгоревшую заживо
в самой мягкой пуховой земле.
Сколько ей пролежать там, неведомо:
двести лет или пять, или год…
Поражение станет победою:
кто отмучился – вновь не умрёт…
4 – 10 сентября 2005
6. Давид Хатуэль
[9]
Ты, познавший горючее горе,
потерявший и землю, и род,
рассекаешь житейское море,
как избравший свободу народ.
Путь мучителен. Ноги устали.
Далеко до небесных дверей.
Но в зрачках – улыбается Тали,
прижимая к груди дочерей.
Взгляд, пронизанный солнечным светом,
от безверия пусть сохранит
наши души, заблудшие где-то…
Щит еврейства. Спаситель. Давид.
22 – 30 августа 2005
Черновик
Когда зачехлены лады,
и ночь вокруг глуха,
как приближение беды,
сокрытие стиха.
Ты полон сил, как супермен —
и выжат, как лимон.
Тебя берут в любимый плен —
безжалостный полон.
Слова бредут издалека,
и ты теряешь их.
Твоя усталая рука
уронит лучший стих.
Лепечешь, звуки теребя.
Но нет его – и нет тебя.
25 – 30 августа 2005
«Мы едем, едем, едем…»
Едем, едем, едем
в дальние края,
никаких соседей —
только ты и я.
Встречные машины
обрубают нам
ночи воздух винный
с ветром пополам.
Меж землей и небом
виден путь прямой.
Ты ещё там не был,
маленький герой.
Ухватись за звёзды,
выпрямись, рванись!
Мне с тобою поздно —
годы тянут вниз.
Ты же, непоседа,
улетаешь прочь.
…Два велосипеда
вспарывают ночь.
Июль – август 2005
Автопортрет
С днём рожденья! Годков подрубил дровосек:
веселиться, зубами скрипя…
Но из зеркала смотрит другой человек —
видно, хочет поздравить тебя.
Ты расстался с ним, помнишь? Он умер давно
и опять появился на свет.
Так рождается звук в безголосом кино,
в чёрно-белом – рождается цвет.
Он диктует тебе позабытую роль,
будто ты её раньше не знал,
и твои пятьдесят – это только пароль,
для пловца перед стартом – сигнал.
Сменишь место и время, отчизну и век —
и вернёшься к себе. Ненадолго. Навек.
3 – 20 сентября 2005
«Шорохов нет и в помине…»
Шорохов нет и в помине,
только мотор дребезжит…
Ночь. Посредине пустыни
медленно движется джип.
Притормози наудачу,
выйди на вольный простор.
Кажется, прошлое прячут
камни разрушенных гор.
Кажется, жизни начало —
брызги на Млечном Пути.
Только что время стояло
здесь, но успело уйти.
12 – 17 сентября 2005
Почти по Пушкину
Немножечко счастья, немножко
удачи – и всё наяву.
Моя золотая рыбёшка,
я рядом с тобою плыву.
О дружбе сердечной мечтая,
я руку к тебе протяну.
Ну что ж ты опять, золотая,
вильнула хвостом и ко дну?
Мне в игры играть надоело,
устал я пускать пузыри…
Вернись, у меня к тебе дело
одно… или два… или три…
19 – 21 сентября 2005
«Вальяжен и нетороплив…»
Вальяжен и нетороплив,
движеньем кратким
он выстроит любой мотив
в любом порядке.
Замри. Замри и не дыши.
Готовься к муке,
когда на донышке души
толкутся звуки;
когда раскроется ладонь
и стиснут пальцы
железной хваткой, как огонь —
неандертальца.
Не остаётся на тебе
живого места,
тебя, как гайку на резьбе,
затянет «Presto»,
сорвёт и вынесет на бой
щепоткой клавиш,
и ты, зажмурясь, шар земной
внизу оставишь…
21 – 26 сентября 2005
Швигер
[10]
Родился удачным сыном.
Случился счастливым мужем.
…А женщину звали Пнина [11] —
чистейшую из жемчужин.
Усталость. Болезнь. Могила.
На саван сменилось платье.
…Меня, дурака, простила,
что был никудышным зятем.
25 – 27 сентября 2005
«По щучьему велению…»
По щучьему велению,
по нашему хотению
начнётся день рождения,
переходящий в ночь.
Гуляй до посинения,
до светопреставления,
до саморастворения,
съезжай с катушек прочь.
Такое вот решение —
и прежние сомнения,
все «более» и «менее»
летят в тартарары.
Деньжата лихо тратятся,
(успеешь нагорбатиться!),
годочки мимо катятся,
как камушки с горы.
Всё подчистую выпито,
на дне бутылки выбиты,
как будто воском вылиты,
прощальные слова:
ах, дело наше скверное —
желанья безразмерные,
нелепые, наверное…
Проспаться бы сперва.
27 – 29 сентября 2005
«Стих состоится при любой погоде….»
Стих состоится при любой
погоде.
Когда заведен сам собой,
пригоден
любой пустяк, хоть уголок
подъезда,
там, возле коврика для ног,
есть место,
где, перепуганный тобой,
спросонок
в ладошку тычется слепой
котёнок.
А кошка драная опять
умчалась,
чтоб с кем
то новым всё начать
сначала,
когтями выцарапав день
вчерашний…
Истратить жизнь на дребедень —
не страшно?
29 сентября – 2 октября 2005
Записка
Меня Вы послали, не глядя,
гулять ещё несколько лет.
Помилуйте, я не в накладе,
спасибо за добрый совет.
Когда-то он был уже даден
мне, даже оставлен портрет
на грустно-смешном маскараде,
где я под мальчишку одет.
Выслушивать Вас – Б-га ради,
но я не коробка на складе,
не крот в погребальном наряде,
забывший, как выглядит свет;
не порванный спереди, сзади
и брошенный в урну буклет.
29 сентября – 6 октября 2005
Йом Кипур
1
Прости меня, Господи, за
несчастный, потерянный вид,
за бегающие глаза,
в которых сомненье сидит:
зачем, когда рот мой открыт,
рождаются эти слова?
Куда исчезает иврит,
гортани коснувшись едва?
Прости со своей высоты,
прости из своей глубины
бесстыдно звучащее «Ты»
и страх перед чувством вины…
2
Рог протрубил. Врата сомкнулись.
Прощённый, стало быть, живой,
как сторож опустевших улиц,
бреду широкой мостовой.
Текут последние минуты
теряющего абрис дня.
Я спотыкаюсь. Фу-ты ну-ты,
кто в спину подтолкнул меня?
Какая странная дорога:
всё смешано – и даль, и близь,
и остановка, чтоб потрогать
ещё непрожитую жизнь…
Октябрь 2005 – апрель 2006
Путеводитель
Кейсария… Наш малый Рим,
где собирались легионы.
Великим цезарем храним,
как башня – именем Стратона [12] ,
жил город. Найдены следы
амфитеатра, бани, порта…
Тут до сих пор, сомкнув ряды,
пылят центурии, когорты.
Так что же уцелело от
воинственности их сакральной?
Чем нам грозят водопровод
порушенный и дом с купальней?
Табличка, надпись: бывший храм.
Язычники… остались ими…
Пусть им воздастся по делам
в небесном Иерусалиме!
Октябрь – ноябрь 2005
«Прольётся первый дождь…»
Прольётся первый дождь,
смывая зной и пот.
Его, как праздник, ждёшь
всё лето напролёт.
Стоишь в потоке струй,
руками разводя:
небесный поцелуй —
касание дождя…
Октябрь – ноябрь 2005
Суккот
Сквозь призму шалаша
смотрю на небосвод,
дорога вдаль плывёт,
плоха ли, хороша.
И ворохом забот,
как листьями, шурша,
торопится душа
туда, где жизнь течёт
ушедшая, где свет
проявит на стене
обрывки дней былых,
где простенький сюжет,
привидевшийся мне —
лишь памятка о них.
25 – 31 октября 2005
Осень
На вдохе – порывами – ветер,
на выдохе – стаями – листья.
Внутри – промежуток меж этим
и тем, рудимент бескорыстья,
умноженный ветками всеми,
распахнутыми для объятий,
тот вексель за воздух и время,
что не был предъявлен к оплате.
А здесь… Не холодный, не жаркий,
под стать шелушащейся кроне,
день бродит аллеями парка
разносчиком криков вороньих…
31 октября – 16 ноября 2005
Вдохновение
1
Лишь только погашу ночник —
в меня вселяется двойник.
Чего он хочет?
Его сегодня не унять,
а мне бы поскорей в кровать —
устал, нет мочи.
Зачем он мучает меня?
Ему как будто мало дня…
Я рыжий, что ли?
Гуляют тени по стене —
он заползает в душу мне,
чтоб съесть без соли…
Опять зажжётся яркий свет.
Ему, конечно, дела нет,
хочу, могу ли…
И, как сиамским близнецам,
часами красоваться нам
на жёстком стуле.
2
Можешь жир уничтожить
до последнего грамма,
но не влезешь под кожу,
где рождается драма,
где словам указали
их рабочее место.
…Опускаю детали —
это неинтересно.
14 – 27 ноября 2005