1
Четырнадцать с лишним месяцев пробыл Владимир Ильич в тюрьме. А когда последовал приговор о высылке его на три года в Восточную Сибирь, Ульянов шутя говорил близким:
– Жаль, рано выпустили, надо бы здесь еще кое-что успеть. В Сибири-то с литературой куда как труднее будет…
Отъезд в далекую ссылку, естественно, вызвал множество хлопот: и то нужно сделать, и это. И то не забыть, и об этом позаботиться.
На первом плане были, конечно, книги. «Транспорт моих книг, я думаю, можно отправить тотчас…» – просил Владимир Ильич мать в письме, написанном вскоре после вынесения приговора.
Транспорт… Иначе, пожалуй, и не назовешь ту уйму книг, которые Владимир Ильич, невзирая ни на какие трудности, решил везти в ссылку.
•
17 февраля 1897 года Ульянов выехал из Петербурга. Несколько дней пробыл в Москве, у матери, а потом – в далекую Сибирь. В Шушенское прибыл поздним вечером 8 мая. Без малого три месяца в пути!
В Петербурге, Москве да и вообще в Центральной России вряд ли кто и слыхивал в то время о существовании такого села – Шушенское… А уж какое оно, это село, отдаленное почти семью тысячами верст от столицы, – того и подавно никто не знал.
Одно слово – глухомань… Но именно на это и надеялись царские власти. Полагали: в такой глуши Ульянов ничего не сможет делать, ничем не сможет отсюда помочь своим единомышленникам – российским революционерам.
Однако Владимир Ильич – великий жизнелюб – даже в Шушенском не унывал. Это поистине гиблое место в письмах к родным, к товарищам называл нежно, ласково: «Шуша… Шу-шу-шу…»
Владимир Ильич прибыл в Шушенское с твердым намерением: продолжать борьбу, как и прежде, вести огонь по врагу, разить врага оружием слова.
– Я ничего так не желал бы, ни о чем так много не мечтал, как о возможности писать для рабочих, – говорил Ульянов вскоре после прибытия к месту ссылки, в Шушенское. – Но как это сделать отсюда? Очень и очень трудно, но не невозможно, по-моему.
Не невозможно!
•
Домик в Шушенском, где поселился Ульянов, стал подлинной штаб-квартирой, откуда теперь исходили разработанные по всем правилам революционной стратегии и тактики планы новых наступательных операций российского пролетариата и правофланговых его – революционных социал-демократов. Отсюда эта армия получала вдохновляющие боевые задания, получала оружие – слово. Отсюда на протяжении почти трех лет велся обстрел царского самодержавия – точный, прицельный, беспощадный обстрел.
Изо дня в день многие часы Владимир Ильич проводил в своей комнате в простой крестьянской избе, за полюбившейся ему немудреной дощатой конторкой: работал над рукописями книг и брошюр, писал письма товарищам, оставшимся на воле, давал советы, подбадривал падавших духом. Увлекаясь работой, часто трудился за полночь. А бывало, даже не замечал, когда наступал рассвет… Летом для отдыха выходил на крыльцо – минуту-другую стоял, вдыхая бодрящий свежий воздух, и вновь возвращался к рукописям, к письмам. Зимой, отрываясь от работы, в раздумье прохаживался по избе. И снова вставал за конторку, снова писал…
Даже здесь, в сибирской глуши, Владимир Ильич старался знать по возможности обо всем, что происходит в России. В том числе старался быть хорошо осведомленным о выходящих новых книгах: чтобы выбрать из них лучшие и использовать в борьбе; чтобы своевременно подвергнуть критике наиболее опасные в идейном отношении произведения…
Вскоре после прибытия в Шушенское писал старшей сестре: «Посылай мне побольше всяких каталогов от букинистов и т.п. (библиотек, книжных магазинов)». В следующем письме – вновь: «Присылай мне побольше всяких „проявлений литературы“: для начала хоть каталогов, проспектов и т.п. Надо написать об них в разные концы, чтобы собрать побольше».
В новых письмах – новые просьбы: купить и прислать «Программы домашнего чтения»; подписаться на библиографический журнал «Известия книжных магазинов товарищества М.О. Вольф»… «Вообще, – сетует, – у меня нет ничего для библиографических справок и для ознакомления с новыми книгами».
Многие письма Владимира Ильича сестрам, матери очень часто походили на библиографические перечни: огромные списки книг, необходимых для работы, любопытных в том или ином отношении…
24 января 1899 года. Письмо в столицу Бельгии – город Брюссель, где тогда находилась младшая сестра:
«Получил, Маняша, от тебя каталоги. Большое merci за них. В них есть кое-что интересное». И далее: «Собираюсь прислать тебе списочек книг, которые желал бы приобрести». Интересуясь, ознакомилась ли Мария Ильинична с Брюсселем вообще, уточняет: «с книжным и книгопродавческим делом в частности». И далее: «Интересно бы почитать стенографические отчеты о некоторых интересных прениях в парламентах… Где ты достала английские каталоги? есть ли в Брюсселе книжные английские магазины, или ты выписала из Лондона?.. Если попадется у букинистов литература по экономии сельского хозяйства во Франции, Англии и т.п. … или по истории форм промышленности… то приобрети, буде цены умеренные».
Не без чувства зависти в письмах спрашивал знакомых: «Ведь по книжной части Вы, вероятно, недурно обеспечены: выписываете главные новинки?» А спустя некоторое время не без гордости сообщал о себе: «Я начал заводить привычку выписывать книги».
2
Как полководец, Ульянов в ходе боев проверяет тщательно: хорошо ли закреплены рубежи, вчера отбитые у противника; намечает, что нужно сделать завтра…
Здесь, в Шушенском, в конце 1897 года Владимир Ильич пишет брошюру «Задачи русских социал-демократов».
В этой брошюре Ульянов обосновал передовую роль пролетариата в революционном движении, идею гегемонии – руководящей роли – рабочего класса в грядущей российской революции. Под руководством рабочего класса, сплотившись вокруг него, пойдут в революцию трудовые крестьянские массы, враждебные царизму. «Только один пролетариат может быть передовым борцом за политическую свободу и за демократические учреждения, ибо, во 1-х, на пролетариате политический гнет отражается всего сильнее… А во 2-х, только пролетариат способен до конца довести демократизацию политического и общественного строя, ибо такая демократизация отдала бы этот строй в руки рабочих».
Владимир Ильич учил революционных социал-демократов партийной, идейной принципиальности, самостоятельности взглядов, четкости позиции.
Задача задач социал-демократии в России – создание единой политической партии пролетариата. И по-прежнему одним из важнейших условий наилучшего решения этой задачи является издание и распространение произведений бесцензурной революционной печати – листовок, брошюр:
«Нужны корреспонденты со всех фабрик и заводов, доставляющие сведения о всех происшествиях… Нужны люди для передачи литературы… Нужны люди для устройства разных способов механического воспроизведения всякой литературы…»
Рукопись брошюры «Задачи русских социал-демократов» в конце 1897 года была переправлена Владимиром Ильичем (сугубо конспиративно, конечно) из Шушенского в Женеву. Здесь в 1898 году группа «Освобождение труда», выполняя договоренность, достигнутую в бытность Ульянова за границей, напечатала брошюру. А департаменту полиции оставалось только зафиксировать появление ее в Петербурге и Москве, в Смоленске и Орле и в других российских городах… Почти во всех городах, не исключая, скажем, и совсем далекого Якутска, где жандармы находили брошюру у ссыльных социал-демократов.
Рушились, одна за другой рушились надежды царских властей на сибирскую глухомань, которая должна была сделать голос Ульянова, слово Ульянова неслышными в России…
3
Уже не один листок сменился на календаре после приезда Надежды Константиновны Крупской в Шушенское. Это было 7 мая 1898 года, неделю назад. А Владимир Ильич не устает задавать ей всё новые вопросы о жизни в Питере. И не устает слушать ее рассказы.
Несколько раз перечитывал выдержку из секретного документа, которую Надежде Константиновне перед отъездом в Сибирь удалось достать через верных людей. В этом документе царские власти вновь говорили о стачках, проведенных под руководством «Союза борьбы». Власти признавали, что эти стачки отличаются «невиданною для наших фабричных рабочих стойкостью и выдержкой, дисциплиной, благопристойным, с внешней стороны, поведением и ясной формулировкой единодушного требования сокращения рабочего дня – признаками, говорящими, что нынешние фабричные рабочие далеко уже не те, какими они были 10 – 12 лет тому назад».
– Что же, не согласиться с чиновниками Николая Второго нельзя, – смеялся Владимир Ильич. – Выросли, очень выросли товарищи рабочие! А то-то будет еще через десять – двадцать лет… Любопытно, что скажут царские власти тогда… Впрочем, если, конечно, они уцелеют до того времени. Ты как думаешь, Надюша, уцелеют или нет?
– Думаю, нет.
– И я думаю: не уцелеют!
Ульянов очень интересовался товарищами, с которыми работал в Питере, спрашивал о каждом: как живет, что делает?
Лицо Владимира Ильича сияло радостью, когда Надежда Константиновна рассказывала об Иване Васильевиче Бабушкине, излагала содержание написанной им листовки «Что такое социалист и политический преступник?».
Несколько раз Ульянов переспрашивал:
– Так Бабушкин и подписал листовку: «Ваш товарищ рабочий»? Молодец, какой молодец Иван Васильевич! Это хорошо, это очень важно – рабочие должны понять, что им, единственным творцам истории, все по плечу… Все! И царя свалить, и самим встать у кормила власти. – Владимир Ильич восхищался Бабушкиным: – Герой, настоящий герой! Без таких людей русский народ остался бы навсегда народом рабов, народом холопов. С такими людьми русский народ завоюет себе полное освобождение от всякой эксплуатации.
•
Надежда Константиновна с большим интересом знакомилась со всем, что делал Владимир Ильич в Шушенском. Набросилась жадно на рукопись книги «Развитие капитализма в России», работу над которой Ульянов начал еще в Петербурге, в Доме предварительного заключения.
Беседуя с товарищами, Крупская делилась мыслями о будущем произведении своего мужа:
– Карл Маркс, как известно, на русский язык переведен был еще в шестидесятых годах. Но надо еще Маркса перевести на язык фактов российской жизни. Эту задачу Владимир Ильич, по моему мнению, и решает в своем труде…
Как в тюрьме, бывало, Владимиру Ильичу снились главы из его книги, так и теперь только о ней он мог разговаривать и переписываться даже с родными. Мария Александровна в то время в письмах часто сетовала на сына, работавшего над «Рынками», как в корреспонденциях членов семьи Ульяновых именовалось «Развитие капитализма в России». Сердилась незлобиво: «Если Володя пишет, то только о „Рынках“ с разными примечаниями, замечаниями и прочее, прочее, а о себе – ничего».
•
Даже сосланного в Сибирь, царские власти боялись Ульянова. А особые опасения вызывала у них возможность появления новых книг и брошюр Владимира Ильича. Ведь вышел же в Петербурге в конце 1898 года сборник его произведений «Экономические этюды и статьи» под псевдонимом «Владимир Ильин». Книга солидная – целых двести девяносто страниц.
А не замышляет ли Ульянов новые издания? Тем более, что начальник Петербургского охранного отделения Пирамидов 9 января 1899 года доносил директору департамента полиции: некоторые люди в Петербурге «образовывают самостоятельную редакционную комиссию для составления, издания и распространения книг и брошюр, имеющих своею задачею и вообще могущих способствовать формированию из фабричных рабочих сознательных и убежденных социалистов». Но самое главное, ужасается начальник охранки, в работе комиссии якобы согласился принять участие «проживающий вне Петербурга известный Ульянов (он же Тулин, он же Владимир Ильин)».
4
Высокие власти местным блюстителям порядка давали указания о тщательном наблюдении за домом в Шушенском, где проживает Ульянов. А уж о местных властях и говорить не приходится – они зорко следили за каждым шагом своего подопечного. И перво-наперво интересовались: что это он все пишет и пишет? О чем? Зачем?
– Эх, распознать бы да поймать на месте преступления, – предавались мечтаниям блюстители порядка.
– Сейчас бы и рапорт по начальству: так, мол, и так, обнаружили крамолу…
– До Петербурга дошло бы, сам государь император мог отблагодарить…
И решили жандармы нагрянуть к Ульянову с обыском. Понятого с собой привели – сельского старосту, шушенского богатея.
•
Пришли, и сразу – куда же еще! – к книжной полке.
– Обыскать! – приказал старшой жандарм, кивком головы указав подчиненному на книги. На хозяина книг посмотрел исподлобья – зверь зверем.
А Владимир Ильич и вида не подает, что встревожен обыском. Вроде даже наоборот. Взял от обеденного стола венский стул, поставил возле полки. Сказал жандарму, которому старшой приказал обыскивать книжную полку:
– Вот, пожалуйста. Со стула, полагаю, удобнее будет до верхних полок добираться…
Жандарм с опаской на стул поглядел. Потом на Ульянова – тоже с опаской. На старшого посмотрел вопросительно.
– Залезай! – распорядился старшой. – Снимай книги по одной, смотри внимательно. Докладай мне. И толково чтобы!
Начался обыск. Книгу за книгой доставал жандарм с полки и читал написанное на переплетах:
– «Материалы для статистики паровых двигателей в Российской империи»… «Сборник статистических сведений о горнозаводской промышленности в России в 1890 заводском году»… «Статистический временник Российской империи»…
Старшой слушал, слушал, потом прорычал:
– Хватит про статистику! Другие книги об чем?
– Нет других, – виноватым тоном ответил жандарм. – Все такие…
Старшой строго посмотрел на Владимира Ильича, стоявшего поодаль рядом с Надеждой Константиновной. Спросил жандарма:
– А что там, внутри, в этих книгах написано? Читай внимательно, ни одной буквы смотри не пропусти. Живо!
Мусоля пальцы, жандарм листает страницы книг, с трудом читает – сначала тихо, неуверенно, потом громче, громче, на всю комнату:
– 120 пуд… 30 чел… 4 руб. 3 коп… пуд… чел… руб… коп… Плуги – 5… Бороны – 24… Веялки… Цепы… Сена – 20 пуд… Вики… Клевера… Пуд… пуд… пуд… Руб… чел…
Старшой дремал. Понятой, явно превозмогая дремоту, переминаясь с ноги на ногу, разглядывал потолок.
Владимир Ильич смотрел на Надежду Константиновну, еле заметно улыбаясь.
Познакомившись в конце концов с содержимым самой верхней полки, жандарм принялся за следующую. Продолжал читать по складам, задыхаясь, глотая буквы, невесть как коверкая слова…
Где-то на середине третьей или самом начале четвертой сверху полки жандарм вконец умаялся, голос совсем потерял. Несколько секунд тишина стояла в комнате. Старшой, очнувшись, спросил строго:
– Все статистика? Цифирь?
– Она самая, – промолвил жандарм. – Цифирь, будь ей неладно, ваше благородие…
Старшой опять строгий взгляд метнул на Владимира Ильича, жандарму рукой показал на полку:
– А ну-ка вон ту книгу возьми, справа которая стоит, толстая. Видишь? Так, правильно… Об чем она? Читай внятно!
Жандарм уткнулся носом в книгу, сопел и молчал. Долго молчал.
– Живо! – прикрикнул старшой. – Читай!..
– Не по нашему писана…
Старшой вскочил со стула, вырвал книгу из рук жандарма. После долгой паузы произнес:
– Иностранное произведение… По-русски оно называется… – И, не сказав, как называется книга по-русски, обратился к хозяевам комнаты: – Еще какие книги есть на других полках?
– Там моя библиотека, – ответила Надежда Константиновна. – Как вам должно быть известно, я – учительница, собираю литературу по вопросам педагогики.
– Педагогика вроде статистики? – спросил старшой и, не дожидаясь ответа, распорядился отставить дальнейший просмотр книг.
•
Но уходить старшой не собирался. Не обнаружив ничего крамольного в книгах, он все надежды возлагал теперь на тетради, густо исписанные бисерным почерком.
– Что такое? – спросил, взяв с конторки и раскрыв первую из тетрадей. – Кто пишет? Об чем?
– Мой литературный труд, – ответил Владимир Ильич спокойно. – Пытаюсь осмыслить данные, содержащиеся в просмотренных вами статистических сборниках.
Старшой понимающе кашлянул:
– Тоже, стало быть, статистика.
– В основном, да, – серьезно подтвердил Ульянов.
– А тему какую трактуете? Об чем пишете? Не противозаконное что?
Искорки иронии блеснули в глазах Владимира Ильича:
– «Развитие капитализма в России» – так думаю назвать свой труд.
– Развитие капитализма? – Старшой широко раскрытыми глазами посмотрел на Ульянова. – Развитие… капитализма… Это хорошо! А если о вашем труде точнее выразиться? И понятнее чтобы…
– Точнее? Понятнее? – Владимир Ильич продолжал донимать обескураженного жандарма. – Если точнее и понятнее выразиться, то это как раз и указано мною в подзаголовке к названию книги. Потрудитесь прочитать: «Процесс образования внутреннего рынка для крупной промышленности».
Сбитый с толку, старшой стоял, не зная, как продолжить разговор, а откровенно сказать, как закончить его скорее. Вертел в руках странички рукописи – ничего не скажешь, на страничках написаны правильные слова, не крамольные: капитализм, развитие, крупная промышленность… Бранных слов по адресу царской особы нигде не видно. А в одном месте так прямо сказано, черным по белому рукою самого Ульянова написано: с развитием капитализма «Россия сохи и цепа, водяной мельницы и ручного ткацкого станка стала быстро превращаться в Россию плуга и молотилки, паровой мельницы и парового ткацкого станка».
Совсем растерялся старшой, вроде все правильно пишет Ульянов: развивается в России капитализм – больше в России становится мельниц паровых и опять же паровых ткацких станков… А вообще непонятно: государственный преступник, родной брат казненного за покушение на особу царя – и вдруг статистика, педагогика, цифирь…
5
Так и покинули квартиру Ульянова жандармы и понятой – сельский староста, шушенский богатей. Ушли, как говорится, не солоно хлебавши.
А Владимир Ильич с Надеждой Константиновной, проводив непрошеных гостей, озорно смеялись над ними.
– Это ты, Володя, ловко придумал со стулом. Жандарм все за вежливость принял и в ум не взял, что ты заставил его начать с верхних полок, где одна статистика собрана. Заметил ты, как умаялись гости от цифр и статистических выкладок? По-моему, вспотели даже, аки кони, тяжелый воз в гору везущие. Чуть ли не пар от них шел… Нижние полки даже не тронули – терпения не хватило. А ведь там, ты знаешь, не только моя педагогика – нелегальщина на этих полках спрятана, переписка, всякая химия для тайнописи хранится…
Владимир Ильич не мог без смеха вспоминать разговор со старшим по поводу рукописи. Приводя в порядок развороченные жандармом ряды книг на полке, передразнивал своего недавнего собеседника:
– «Развитие капитализма… Это хорошо…»
Потом отошел от стены и, став лицом к стулу, на котором недавно дремал старшой, заговорил серьезно, будто и в самом деле вел с ним беседу:
– Известно ли вам, господин жандарм, к чему я клоню в своей будущей книге?
– Никак нет-с, неизвестно-с, – включившись в игру, басом, за старшого, ответила Надежда Константиновна. – Мне известно, что развитие капитализма – это хорошо, очень даже хорошо! Пользительно…
– Хорошо? – Владимир Ильич сунул руки в карманы брюк, голову чуть наклонил. – Тогда позволю себе сообщить вам, милостивый государь, что развитие капитализма в России мною рассматривается в свете выводов, сделанных в свое время великими революционерами-социалистами – Карлом Марксом и Фридрихом Энгельсом. Вам известны эти выводы?
– Нет-с, не известны-с, – с трудом сдерживая смех, отвечала Надежда Константиновна.
– Не известны? В таком случае извольте слушать. Маркс и Энгельс в написанной ими книге – «Манифест Коммунистической партии» – доказали, что с развитием капитализма в любой стране возникает и растет класс могильщиков капиталистов – класс пролетариев… Ну, а кто такие могильщики, вам, я надеюсь, известно…
– Знамо дело, – еще больше понизив голос, проговорила Надежда Константиновна. – Могильщики – которые могилы роют…
– Совершенно верно! – подтвердил Владимир Ильич. – Таким образом, вам должно быть ясно теперь, высокоуважаемый господин, что своей книгой я хочу, в конечном счете, доказать: в России развивается капитализм, в России растет и крепнет пролетариат; другими словами: российский капитализм сам порождает своего могильщика, который в результате классовой борьбы победит и похоронит его.
Владимир Ильич остановился посредине комнаты и выразительно показал, как заколачивают гроб, в котором покоится капитализм, как его в могилу закапывают. Потом погрозил пальцем в ту сторону, куда недавно ушли незадачливые представители власти:
– Будьте уверены, господа, русский рабочий класс создаст свою политическую партию и под ее руководством похоронит российский капитализм. По первому разряду похоронит. Не извольте сомневаться!
И потом в доме Ульяновых еще не раз вспоминали этот день, обыск, закончившийся так удачно для владельцев крамольных книг. И старшого, который не выдержал единоборства с книгами, со статистикой, педагогикой и цифирью…
6
Благодаря связям с товарищами на воле Владимир Ильич постоянно был в курсе всего, что происходило в Петербурге, Москве, других городах страны. И там рабочие всегда слышали его голос, вдохновлялись его словом.
•
В 1897 году в России произошло событие, весьма примечательное: правительством был издан новый фабричный закон. О чем? Поверить трудно: о сокращении продолжительности рабочего дня на фабриках и заводах.
Царские чиновники, едва вышел закон, подняли шум неописуемый: «Вот, – шумели, – какое у нас правительство хорошее! Как любит батюшка-царь своих подданных – рабочих, как печется о них: по собственной своей воле такой распрекрасный закон даровать изволил! Теперь будет рай в России! Возлюбите, рабочие, царя и фабрикантов с заводчиками!»
А Ульянов, как только весть о новом законе дошла до Шушенского, немедленно откликнулся на «милость» царя и его правительства. Владимир Ильич написал брошюру «Новый фабричный закон» – суровую отповедь расшумевшимся царским чиновникам, предупреждение рабочим: не верьте хитрой механике царевых «забот»!
Добровольно, по собственной милости, от избытка любви к рабочим царь издал этот закон? Как бы не так!
Рабочие по инициативе социал-демократов в листовках давно требовали сокращения рабочего дня на фабриках и заводах. Царские власти, капиталисты решительно отвергали это требование. Так было на протяжении многих лет. Почему же вдруг рабочий голос был услышан? Какая сила толкнула теперь царских чиновников, встряхнула их как следует, поборола нежелание их идти навстречу желаниям рабочих?
Владимир Ильич в своей брошюре разъяснял:
«Этой силой были петербургские рабочие и те громадные стачки, которые устроены были ими в 1895 – 1896 годах и которые сопровождались, благодаря помощи рабочим со стороны социал-демократов (в виде „Союза борьбы“), предъявлением определенных требований к правительству и распространением среди рабочих социалистических прокламаций и листков».
Что же получилось?
«Правительство поняло, что никакая полицейская травля не сломит рабочих масс, сознавших свои интересы, объединившихся для борьбы и руководимых партией социал-демократов, защищающих рабочее дело. Правительство вынуждено было пойти на уступки. Новый фабричный закон точно так же вынужден рабочими у правительства, точно так же отвоеван рабочими у их злейшего врага…»
Ну, а что же означает сам закон, какова его действительная сущность?
Пункт за пунктом, статью за статьей разбирая закон, Владимир Ильич показал, что вынужденное пойти на уступки правительство сделало все для того, чтобы ненароком не обидеть «бедных» капиталистов.
Раньше рабочий день в России вообще не был ограничен никакими рамками. Теперь, по новому закону, он ограничивался… одиннадцатью с половиной часами.
Но царским министрам предоставлялось право самим толковать новый закон по собственному разумению. А пролетарию тут же предписывалось «право» беспрекословно подчиняться хозяину, если тот сочтет нужным «по техническим условиям» продлить рабочий день сверх одиннадцати с половиной еще на несколько часов.
Вот уж поистине, как говорится в стародавней русской народной пословице о царских законах и законниках: «Законы – миротворцы, да законники крючкотворцы»!
Эти слова часто повторяли рабочие на фабриках и заводах, когда брошюра Владимира Ильича, отпечатанная за границей, получила широкое распространение в России. Ее читали тайно, бережно храня от рыскавших повсюду шпиков.
•
А в далеком сибирском селе, склонившись над полюбившейся ему немудреной деревянной конторкой, Владимир Ульянов продолжал работать, чтобы приблизить день, когда царизм вынужден будет, наконец, отступить по всему фронту.
Весной 1899 года Владимиру Ильичу удалось под псевдонимом «Владимир Ильин» выпустить в Петербурге книгу «Развитие капитализма в России». 2400 экземпляров – таков был тираж труда Ульянова, тираж не малый по тому времени. Особенно если учесть большой – 480 страниц – объем книги. Несмотря на довольно внушительную цену – 2 рубля 50 копеек, – тираж разошелся быстро.
«От книги Ильина я в полном восторге, – писал один революционер, заключенный в тюрьму. – Прочел не отрываясь и, жаль, не успел в другой раз прочесть – торопился вернуть».
Люди, осужденные на каторжные работы или ссылаемые далеко, «куда Макар телят не гонял», естественно, брали с собой только самое необходимое, без чего уж совсем обойтись нельзя. Но, просматривая ограниченный багаж людей, отправлявшихся по этапу, жандармы, случалось, обнаруживали в багаже и книги, брошюры Владимира Ильича. Вот, скажем, в описи вещей, которые омский социал-демократ Иван Гусев взял с собой в ссылку, под порядковым номером сорок четыре – книга: «Ильин В. „Развитие капитализма в России“».
•
Владимир Ильич из Шушенского обращается к своим единомышленникам, к соратникам по борьбе:
«Итак, за работу же, товарищи! Не будем терять дорогого времени! Русским социал-демократам предстоит масса дела по удовлетворению запросов пробуждающегося пролетариата, по организации рабочего движения, по укреплению революционных групп и их взаимной связи, по снабжению рабочих пропагандистской и агитационной литературой, по объединению разбросанных по всем концам России рабочих кружков и социал-демократических групп в единую социал-демократическую рабочую партию !»
А главным средством подготовки к созданию партии Владимир Ильич по-прежнему считает печатное слово. Успехи в издании и распространении нелегальных листовок рассматривает как первый, но очень важный шаг на этом пути.
– Местная социал-демократическая работа достигла у нас уже довольно высокого развития, – говорит Ульянов. – Семена социал-демократических идей заброшены уже повсюду в России; рабочие листки – эта первая форма социал-демократической литературы – знакомы уже всем русским рабочим, от Петербурга до Красноярска и от Кавказа до Урала. Нам недостает теперь именно сплочения всей этой местной работы в работу одной партии… Мы уже достаточно зрелы, чтобы перейти к общей работе, к выработке общей программы партии, к совместному обсуждению нашей партийной тактики и организации. Для этого нам нужна газета – правильно выходящая, тесно связанная со всеми местными группами революционеров – социал-демократов.
Встречаясь с друзьями, отбывавшими ссылку вблизи Шушенского, переписываясь с товарищами в России и за границей, Ульянов не переставал подчеркивать эту мысль:
– Нужно поставить общерусскую политическую газету.
7
Давно уже Владимир Ильич не чувствовал себя так хорошо, как сегодня. И потому, наверное, так отчетливо вспоминалось, как встречал он 1896 и 1897 годы: в одиночной камере петербургской тюрьмы. Тоскливо и тягостно: один-одинешенек, без родных, без друзей. Потом два Новых года встречал в ссылке – 1898-й и 1899-й. Были тогда близкие друзья, но оставалось еще много времени до конца определенного царем срока изгнания.
Зато сегодня…
– Дважды да здравствует! – провозгласил Владимир Ильич радостно, когда стрелки настенных часов-ходиков сомкнулись на вершине циферблата. Улыбкой ответив на недоуменные взгляды сидевших за столом друзей, озадаченных необычным тостом, оживился еще больше: – Конечно же, сегодня можно так сказать: встречаю Новый, тысяча девятисотый год и теперь уже близкое окончание срока ссылки…
О многом горячо беседовали друзья. Вспоминали прошлое, мечтали о будущем…
Незаметно прошла долгая зимняя ночь. Рассвет начинал заниматься, наступил первый день 1900 года. А в доме, где жили Ульяновы, друзья все еще продолжали беседу.
Друг другу обещали: непременно быть вместе, когда у всех срок ссылки пройдет. Владимиру Ильичу от души желали счастливого пути на волю, всяческих успехов в предстоящих делах.
•
Ровно через двадцать девять дней Владимир Ильич покидал Шушенское, прощался с Сибирью. Накануне долго бродил с Кржижановским по берегу Енисея, любуясь красотой величавой русской реки, освещенными лунным светом бело-голубыми просторами бескрайних снежных полей.
Владимир Ильич рассказывал, как часто, находясь в ссылке, он думал о декабристах, вспоминал послание Пушкина героям 1825 года, томившимся «во глубине сибирских руд», вспоминал ответ декабристов великому поэту.
– Это ведь наши славные предтечи, Глеб Максимилианович, не правда ли? И в знак безграничного уважения к борцам прошлых поколений, в знак преемственности свободолюбивых идей и дел, я думаю, мы назовем нашу будущую газету «Искрой». А рядом с заголовком, как эпиграф, как призыв, поместим слова из стихотворения декабриста Одоевского, – помните?
И в тишине морозной сибирской ночи как гордая песня, как клятва священная звучали стихи:
Какое-то время Ульянов и Кржижановский шли молча, наверное думая о времени, предсказанном поэтом. Потом Владимир Ильич произнес решительно:
– Да, именно эти слова напишем мы в заголовке газеты – нашу цель, наше торжественное обещание победить:
Из искры возгорится пламя!