Барон де Наарбовек и его дочь Вильгельмина, удобно расположившись в библиотеке перед огнем, пылавшим в камине, дружески беседовали. Из-за многочисленных светских обязанностей у отца и дочери редко бывали случаи такого нежного уединения.

В этот вечер молодая девушка радостно, с блестящими глазами рассказывала барону де Наарбовеку тысячи пустяков из своей повседневной жизни. Но потом они коснулись более деликатного и более серьезного предмета: было произнесено слово «брак», и Вильгельмина покраснела, опустив глаза.

— Мое дорогое дитя, — объявил барон, — у Анри де Луберсака большое будущее, он очень мил, у него значительное состояние и известное имя; эта партия тебе вполне подходит.

Но девушка внезапно опечалилась.

— Увы! — прошептала она, как бы вглядываясь в далекую мечту. — Увы! Милый отец, я ничего не скрываю от вас и охотно признаюсь, что всем сердцем люблю Анри… и он тоже… Но я не знаю, что он подумает, как только придется сообщить ему тайну моего происхождения.

Барон де Наарбовек пожал плечами:

— Милое мое дитя, в этой тайне, которую ты считаешь чудовищной, нет ничего позорного для тебя. Если до сих пор я считал нужным представлять тебя знакомым как мою…

Но тут дверь библиотеки открылась, на пороге появился лакей и объявил:

— Там пришла женщина с сыном и хочет видеть господина или мадемуазель: она говорит что-то о новом конюхе.

Де Наарбовек с удивлением смотрел на слугу, но Вильгельмина объяснила отцу:

— Действительно, я забыла вас предупредить: я ждала сегодня вечером молодого человека, конюха, который должен заменить Шарля.

И, повернувшись к лакею, застывшему у двери, она сказала:

— Попросите, пожалуйста, мадемуазель Берту заняться ими!

— Извините, мадемуазель, что я вас побеспокоил, но мадемуазель Берты нет дома и…

— Хорошо, — прервала Вильгельмина, — иду.

Женщина с сыном, о которых докладывали, только что вошли в курительную. Оба посетителя почтительно поклонились появившейся девушке.

У кандидата на должность конюха барона де Наарбовека была прекрасная выправка, и он казался более интеллигентным, чем обычно бывают конюхи.

Мадемуазель Вильгельмина была приятно удивлена этим, однако, как обычно, попросила показать рекомендации. Женщина, сопровождавшая молодого человека, показала их.

— Я его мать, — сказала она громко.

Мать настолько же не понравилась молодой девушке, насколько понравился сын. Это была вульгарная, тяжеловесная, карикатурная особа; большая разноцветная шаль плохо скрывала ее тучность. Лицо этой мегеры было излишне накрашено, а под густой вуалью виднелись большие очки в золотой оправе.

«Ох! Ну и личико», — подумала Вильгельмина. Такие вульгарные люди были ей всегда неприятны, и молодая девушка не сумела скрыть неприязнь к матери конюха. Но та, казалось, ничего не замечала и с увлечением перечисляла достоинства своего сына, бросая нескромные и любопытные взгляды вокруг. Странная и малоприятная особа, по правде говоря!

Де Наарбовек, оставшись в библиотеке один, несколько минут прохаживался, с наслаждением дымя сигарой; потом, видя, что Вильгельмина не возвращается, и чувствуя, что его клонит ко сну, он вышел из библиотеки и пошел по длинной галерее, окружавшей салоны. Вдруг барон остановился: ему показалось, что он слышит возбужденный диалог в вестибюле. Шум спора становился с каждым мгновением громче.

Какие-то люди вели переговоры со швейцаром, и де Наарбовек спустился вниз в тот самый момент, когда слуга, очевидно, убежденный аргументами своих собеседников, собирался идти к хозяину и сообщить ему о настойчивых посетителях.

Де Наарбовек застал в вестибюле двух человек в мягких шляпах и застегнутых на все пуговицы темных пальто. У них не было ни перчаток, ни тростей, ни зонтиков. Сразу поняв, что имеют дело с хозяином дома, они приветствовали его и вежливо, но решительно сообщили, что им необходимо с ним переговорить.

Один из них вручил свою визитную карточку. На ней барон прочел: «Мишель. Инспектор сыскной полиции».

— Будьте добры следовать за мной, господа.

Барон поднялся по большой лестнице с великолепными перилами. Двое молча следовали за ним. Приоткрыв дверь курительной, барон убедился, что комната пуста. Он впустил туда полицейских, тщательно закрыл дверь и ледяным тоном спросил:

— Чему я обязан честью вашего визита, господа?

Инспектор Мишель заговорил:

— Мы просим извинения, сударь, за то, что в такой час появляемся в вашем доме, но мы позволили себе нарушить приличия только по весьма серьезному поводу. Уже несколько дней мы располагаем ордером на арест и намерены, с вашего разрешения, произвести его у вас в доме…

Де Наарбовек пристально смотрел на двух мужчин; веки его слегка дрожали, губы побледнели. Помолчав, он сказал:

— Должно быть, господа, арест, о котором вы говорите, исключительно важен, если вы позволяете себе врываться ко мне в такое время! Могу я узнать, в чем дело?

Инспектор Мишель кивнул головой.

— Разумеется, сударь. Лицо, которое мы собираемся у вас арестовать, — бандит, подозреваемый в двух убийствах, о которых вы, несомненно, слышали: в убийстве капитана Брока и певицы из кафе-шантана по имени Нишун. Второе обвинение практически доказано: трактирщик в Шалоне точно описал человека, который приходил к певице перед самой ее смертью. Это…

Барон был страшно взволнован, что нисколько не удивило посланцев сыскной полиции. Вполне понятно; богатый дипломат поражен тем, что виновник этих ужасающих преступлений может находиться здесь, в его доме. Поэтому, стремясь скорее разъяснить ситуацию, агент Мишель продолжил:

— Это лицо, известное под именем Вагалам. Его мы и намерены схватить.

— Вагалам! — прошептал барон де Наарбовек; его волнение было так велико, что он вынужден был опереться об угол камина.

Мишель торопливо объяснил:

— Мы наблюдали за площадью Инвалидов. Примерно час назад, занимаясь слежкой, не имеющей отношений к данному делу, мы вдруг увидели человека по имени Вагалам, приближающегося к вашему дому.

Барон де Наарбовек прервал его:

— Вы видели Вагалама? — барон, казалось, был совершенно ошеломлен. — Но это… это…

Инспектор Мишель подтвердил:

— Но это так, сударь! Немного поколебавшись и убедившись, что за ним никто не следует — мы спрятались за деревьями, — Вагалам вошел в ваш дом. И вошел самым необыкновенным образом, не оставляющим сомнения в его темных намерениях. Он влез по стене, опираясь на водосточную трубу, и проник в дом через открытое окно на четвертом этаже. Этот бандит, несомненно, замышляет кражу, а, может быть, другое преступление. Мы должны, с вашего позволения, вмешаться как можно скорее.

Не ожидая разрешения, Мишель сделал знак своему коллеге. Они сбросили пальто на стулья, вынули револьверы, вышли из комнаты и побежали по дому, расположение комнат которого было им известно благодаря большому опыту в подобных делах.

На лестнице, ведущей к четвертому этажу, слышен был визгливый голос женщины. По-видимому, в отсутствие компаньонки Вильгельмина сама пошла показать новому конюху и его матери комнату, где он будет жить…

— Вы слышите?

Бобинетта побледнела; разнообразные звуки, уже некоторое время раздававшиеся в доме, странным образом волновали ее. Сперва она подумала, что это обман слуха, но вскоре уже нельзя было сомневаться: голоса доносились с нижнего этажа, там спорили, разговаривали какие-то люди, не известные Бобинетте. Молодая женщина взглянула на Вагалама. Тот спокойно сидел на краю кровати, опершись на свой аккордеон.

— Вагалам, — прошептала она, — надо бежать…

— Почему? — спросил старик.

Бобинетта с отчаянием посмотрела ему прямо в глаза.

— Да вы не понимаете, что ли, что происходит? Вас могут увидеть, придут сюда…

Пожав плечами, Вагалам возразил:

— Что у тебя за фантазии.

Старик нисколько не был взволнован. Но не то было с молодой женщиной: подойдя близко к Вагаламу и посмотрев ему в лицо, Бобинетта впервые подумала, что взгляд ее сообщника ей незнаком! Был ли вот этот, сидящий сейчас перед нею Вагалам настоящим Вагаламом, ее господином? А если это мнимый Вагалам? В этом случае… Лже-Вагалам мог быть только полицейским агентом!

С бьющимся сердцем Бобинетта сделала несколько неверных шагов, потому что ноги ее подгибались. Она подошла к маленькому шкафчику, выдвинула ящик и резким, нервным жестом сунула туда руку. Молодая женщина дрожащими пальцами старалась нащупать среди шелка и кружев холодную рукоятку револьвера. Она приняла решение: если она попала в западню, если оказалась в руках полиции, то скорее покончит с собой, чем вынесет позор ареста, пытку следствия и кары, но прежде… прежде она расправится с теми, кто взял над ней верх!

Но едва она успела подумать об этом, как Вагалам с неожиданной ловкостью бросился на нее. Он схватил руку молодой женщины, сжал ее, как клещами, и Бобинетта от боли вынуждена была бросить оружие. Сердито, но тихо Вагалам приказал ей:

— Без фокусов! Похладнокровней! Сперва выйди отсюда, ступай на лестницу, узнай, что там такое, и ничего не бойся!

Бобинетта еще раз взглянула на Вагалама; новая надежда родилась в ее сердце. Бобинетта должна ему верить. Но эти глаза! Глаза не были глазами того Вагалама, которого она знала!

Тем не менее, она не могла более сопротивляться, Вагалам подталкивал ее к двери.

Уже несколько минут Жюв пытался найти верное решение. Прежде всего, кто были эти поднимавшиеся наверх люди?

Если это кто-то из домашних, то Бобинетта вряд ли выдаст его присутствие. В крайнем случае, Жюв намеревался удрать через окно, у которого он стоял.

Было бы очень досадно потерпеть сейчас неудачу! Жюву необходимо еще получить таинственный предмет, спрятанный где-то в комнате, а потом узнать, где Бобинетта должна встретиться с капралом Винсоном.

Если же люди, поднимавшиеся наверх, были из полиции, что вполне возможно, и явились для обыска или даже ареста молодой женщины, то Жюв с этого момента мог предоставить им свободу действий и дополнить имеющимися у него сведениями то, чем, вероятно, они располагали.

Жюв спрятался за оконными занавесками так, чтобы с этого места он мог наблюдать за всем, и в особенности за Бобинеттой, в нерешительности топтавшейся у двери…

Четыре человека одновременно оказались на лестнице. Агент Мишель и его товарищ с изумлением смотрели на конюха и его странную матушку. За несколько мгновений до этого властный оклик барона до Наарбовека заставил Вильгельмину спуститься к нему.

— Кто такие эти господа? — громко, бесцеремонно спросила толстая мамаша, ткнув пальцем в полицейских инспекторов.

Но на Мишеля поведение этой вульгарной особы не произвело ни малейшего впечатления.

— А вы кто, мадам? Что вы здесь делаете?

Жюв за занавеской с облегчением перевел дух: он узнал голос своего коллеги.

«Это Мишель тут действует, все идет хорошо!»

Мать конюха с минуту разглядывала полицейского. Когда же Мишель назвал свое имя и должность, толстая особа подошла к нему и шепнула ему что-то на ухо.

Агент, казалось, смутился.

— Да, теперь я вас узнаю́. Но с каких пор вы участвуете в операциях такого рода, порученных нам… нам, представителям сыскной полиции?

Женщина высокомерно возразила:

— Я принадлежу к службе разведки, и Второе бюро…

— Второе бюро, как известно, не занимается арестами, капитан?

За мать конюха выдавал себя капитан Лорейль, искусный в переодеваниях. Ранее прекрасно сыграв роль тетки Пальмиры, он и в этот вечер использовал ее облик.

Пожав плечами, Лорейль сказал, указывая на своего товарища:

— Этот господин принадлежит к секретной службе министерства внутренних дел. Но это не важно… мы теряем время… Надо действовать!..

Появление в доме барона капитана Лорейля объяснялось тем, что вот уже несколько дней, по приказу полковника Оффермана, офицеры Второго бюро разыскивали Вагалама. Слежка за подозреваемым в шпионаже Винсоном позволила установить связь между Нишун, капралом и Вагаламом, которого видели в Шалоне в канун смерти девушки. То, что старик не явился на условное место для встречи с Анри де Луберсаком и вообще как сквозь землю провалился, укрепило полковника в мысли, что агент Вагалам ведет двойную игру. Выясняя связи Вагалама, капитан Лорейль заинтересовался Бобинеттой, тем более, что она имела отношение к делу капитана Брока… Так, разными путями, военные и полицейские пришли к выводу: необходимо немедленно арестовать Вагалама!

— Надо действовать! — сказал офицер. И правда, обсуждая свои полномочия, представители военной власти и сыскной полиции рисковали упустить преступника, которого они преследовали и, по удивительному стечению обстоятельств, одновременно собирались схватить. Главное, надо было довести дело до конца. Потом можно было спорить, кому принадлежит честь поимки. Помимо всего прочего, этот обмен репликами произошел так быстро, что Бобинетта, стоявшая на пороге своей комнаты, с трудом могла понять, что происходит.

— Мадемуазель, — обратился к смертельно бледной молодой женщине инспектор Мишель, — вы одна в комнате?

Не в силах отвечать, Бобинетта кивнула головой; она будет до последней минуты храброй, мужественной, она будет отрицать все, даже очевидное. Ах, ее шеф был бы доволен ею!

Однако, не удовлетворившись ответом молодой женщины, инспектор Мишель вошел в комнату и быстро осмотрел ее. Бобинетта безумными глазами следила за его действиями. Она не видела, как спрятался Вагалам, и начинала надеяться, что таинственный старик сумел ускользнуть; но толстуха, которую Бобинетта все еще считала особой своего пола, произвела более скрупулезный осмотр комнаты. Без малейшего стеснения мнимая мать конюха двигала стулья, поднимала покрывала, смотрела под кроватью; она резко откинула занавеску, за которой прятался инспектор Жюв, и перед всеми предстал Вагалам!

Два ловких и опытных человека тут же надели ему наручники.

— Вагалам, — объявил инспектор Мишель, — именем закона вы арестованы!

А капитан Лорейль, вернув себе естественный голос, звук которого странно противоречил его облику толстой женщины, в свою очередь вскричал:

— Наконец! Он в наших руках!

Лже-Вагалам не шелохнулся. Он ждал, что будет дальше, и был уверен, что неизбежным продолжением станет арест Бобинетты.

Дело было явно закончено — конечно, менее успешно, чем воображал инспектор Мишель, ибо Вагалам, которого он схватил, не настоящий; но все же он захватит с собой сообщницу подлинного бандита, разоблаченную наконец Бобинетту!

Жюв был настолько убежден, что события разовьются именно таким образом, что чуть не упал, услышав, как Мишель извиняется перед молодой женщиной за причиненные ей волнения.

— Вы, конечно, не подозревали о таком соседстве, мадемуазель? — с галантной улыбкой спрашивал инспектор. — Вы, несомненно, избежали большой беды, потому что этот бандит — я убежден в этом — покушался на вашу жизнь. Но… — он победным жестом указал на Вагалама, — теперь преступник уже не сбежит!

Инспектор Мишель сделал знак. Его товарищ грубо потащил Жюва из комнаты. Лже-Вагалам, не сопротивляясь, совершенно ошеломленный, думал:

«Вот так так! Но Мишель просто идиот!»

Был момент, когда полицейский думал сорвать свою фальшивую бороду, позволить себя узнать и заставить своих коллег арестовать Бобинетту. Но потом Жюв воздержался от этого.

За несколько минут до развернувшихся событий, он почувствовал, что молодая женщина усомнилась в его подлинности. Этот арест на ее глазах должен был успокоить ее и убедить, что в тюрьму увели настоящего Вагалама. А он, Жюв, выйдя из особняка де Наарбвека, сумеет объясниться со своими коллегами!

Итак, пленник, влекомый агентом сыскной полиции, спускался по лестнице. Он заметил укрывшегося в углу передней барона де Наарбовека и испуганную Вильгельмину.

Не считая удобным разоблачить себя в глазах хозяев дома, псевдо-мамаша уводила своего сына, крича во все горло:

— Ну, и лавочка! Я не хочу, чтобы ты тут оставался!.. Погоди, дитя мое, я найду тебе более спокойное место!

Карикатурная дама величественно и весьма достойно завернулась в свою разноцветную шаль и, проходя мимо барона де Наарбовека, бросила на него гневный взгляд.

Бобинетта, полумертвая от волнения, свалилась в кресло; мысли теснились в ее голове, но она не могла ни за одну из них ухватиться: эти странные события промелькнули так быстро, что она ничего не поняла. Однако, ей казались очевидными два факта. Первый — Вагалам арестован, а она на свободе. Второй — в ее комнате не искали знаменитый объект, украденный в арсенале, и значит, завтра она, как ей было приказано, переправит его в Дьепп в обществе капрала Винсона.

Бобинетта, склонившая голову перед бурей, теперь гордо выпрямила ее!