— Вы одна, Вильгельмина?

Молодая девушка, выходившая из особняка на улице Фабер, была приятно удивлена: перед ней стоял лейтенант де Луберсак.

Было около трех часов дня, и мадемуазель де Наарбовек собиралась пройтись по магазинам. Она явно была рада встрече с офицером, которого не видела уже несколько дней и не знала, в Париже он или нет. Увидев его, Вильгельмина поняла, что он воспользовался первой же свободной минутой, чтобы посетить ее.

Это было верно. Лейтенант де Луберсак, которого терзали всё те же мысли, а беспокойство росло с каждым часом, решил во что бы то ни стало сегодня же встретиться с девушкой и добиться решительного объяснения.

— Я действительно одна; даже… более, чем когда-либо…

— А ваш отец? — спросил де Луберсак.

— Уехал сегодня утром; я завтракала без него.

С некоторым колебанием лейтенант спросил:

— А мадемуазель Берта?

Вильгельмина подняла на будущего жениха свои большие ясные глаза и сказала серьезно:

— От нее нет никаких известий уже несколько дней; кажется, Берта исчезла!

Офицер ничего не сказал. Он машинально приноровил свой шаг к шагам молодой девушки и, помолчав, снова спросил:

— Куда вы идете, Вильгельмина?

Мадемуазель де Наарбовек объяснила, что собиралась пройтись по магазинам, но это совсем не спешно. Она чувствовала, что Анри хочет поговорить с ней. У девушки был слишком решительный характер, чтобы уклоняться от объяснения.

— Может быть, погуляем немного и поговорим?

Де Луберсак согласился. Молодые люди перешли площадь Инвалидов, поднялись на улице Сен-Доминик и бульвару Сен-Жермен, потом вышли на улицу Бонапарт, считая, что Люксембургские сады — удобное и приятное место для предстоящего им решительного объяснения.

— В вашей жизни, дорогой друг, — заговорил офицер, — есть много таинственного, что меня занимает и тревожит. Простите мою нескромность… Вы знаете о моих чувствах к вам — они искренни и серьезны; я от всего сердца люблю вас, и единственное мое желание — соединить наши судьбы. Но мы должны знать друг о друге все…

Вильгельмина давно ждала той трудной для нее минуты, когда ей придется доверить Анри де Луберсаку тайну своей жизни; она решилась. Молодые люди находились в этот момент на площади Сен-Сюльпис; вдруг с потемневшего неба упали крупные капли дождя. Вильгельмина сказала дрожащим голосом:

— Войдем в церковь, нам будет там спокойно, и, я думаю, под кровом этого святого места вы не усомнитесь в истинности моих слов. Ведь это будет почти исповедь…

Встревоженный этим вступлением, Анри де Луберсак молча согласился; пара вошла под арку. Пропуская вперед Вильгельмину, де Луберсак вдруг оглянулся и с любопытством посмотрел на фиакр с опущенными шторами, только что остановившийся поблизости.

— Что такое? — спросила молодая девушка, встревоженная поведением своего спутника.

Де Луберсак признался:

— Мне показалось, что за нами следят… — и сейчас же прибавил: — Это неважно, работая в разведке, я всегда должен этого ожидать.

— Да, — заметила молодая девушка, — у вас тоже свои секреты.

— О, это только профессиональные секреты. Я чист, о моей жизни можно честно рассказывать всем, — с невольной суровостью сказал офицер.

Вильгельмина с горечью почувствовала это, и крупные слезы скатились из-под ее ресниц.

Они сидели за перегородкой, в темноте; Вильгельмина рассказывала вполголоса. Сначала она призналась Анри, что она не дочь барона де Наарбовека, ее настоящее имя — Тереза Овернуа.

Это ничего не говорило офицеру.

Вильгельмина, или Тереза Овернуа, объяснила, что ее раннее детство прошло в старом замке на берегу Дордони, где она жила вдвоем со своей бабушкой, маркизой де Лангрюн. А потом, в один мрачный декабрьский день, произошло ужасное несчастье: маркиза была таинственно убита, как предполагали — молодым человеком Шарлем Рамбером.

После этой драмы жизнь Терезы переменилась. Сироту взял под свое покровительство отец Шарля, достойный старик Этьен Рамбер, давний друг маркизы де Лангрюн. Он рекомендовал девочку английской аристократке леди Белсам, муж которой за несколько месяцев до этого тоже был таинственно убит. Тереза жила у этой леди и привязалась к ней всем своим любящим сердцем.

Но несколько месяцев спустя ее покровитель Этьен Рамбер погиб в кораблекрушении; Вильгельмина уехала с леди Белсам в Англию.

Мирно протекли два года, за это время Тереза познакомилась у своей приемной матери с иностранным дипломатом, бароном де Наарбовеком. Потом леди Белсам уехала во Францию, и однажды Тереза узнала, что несчастная там погибла.

Барон де Наарбовек, единственный человек в мире, который с этого времени проявлял к ней интерес, через полгода приехал, чтобы разыскать ее. Он увез Терезу и Париж, где выдавал ее за свою дочь, уверяя, что у него есть для этого очень серьезные причины.

Однако, несмотря на тайну, которой барон де Наарбовек окружил молодую девушку, он относился к ней прекрасно, много раз помогал распутывать ее финансовые дела и сообщил ей, что у нее большое состояние, которое придется когда-то получить за границей. Он не сказал, где…

Вильгельмина вдруг прервала свой рассказ. Она поспешно встала и указала на тень, промелькнувшую в глубине алтаря.

— Вы видите? — спросила она таким тревожным голосом, что эта тревога передалась и Анри де Луберсаку.

— Мне тоже кажется, — признался офицер, — что кто-то прошел мимо. Но это неважно!

Тереза Овернуа побледнела.

— Только бы за нами не следили! — пробормотала она.

Офицер спросил:

— Кого вы боитесь?

Убедившись, что рядом нет никого, кто мог бы слышать ее слова, Тереза решилась сказать все.

— Вы спрашиваете себя, конечно, милый друг, почему моя жизнь все эти годы была окружена такими таинственными предосторожностями; вы хотели бы знать, почему барон де Наарбовек старается изо всех сил, чтобы мое истинное имя оставалось неизвестным. И вы правы: я уже давно задавала себе тот же вопрос. Когда несколько недель назад я впервые заговорила об этом с бароном де Наарбовеком и сказала, что хочу, наконец, стать той, кто я есть, то есть Терезой Овернуа, мой приемный отец ответил, что это невозможно, что произойдут ужасные несчастья. Я настаивала. Я хотела знать, какие несчастья, и барон де Наарбовек сообщил мне следующее. По его словам, со времени смерти моей бабушки, нас — меня и всех моих близких — преследует не только ужасный рок, но и некое существо, которое, по неизвестным причинам, постоянно стремится сеять смерть и страх среди тех, кто нас окружает. Барон де Наарбовек не хотел говорить об этом, но я его заставила. И вот так я понемногу узнала подробности тех драм, которые омрачили мое детство и раннюю юность. Читая в библиотеке старые газеты, я заметила, что во всех делах, частных или даже судебных, которые так или иначе нас касались, фигурировало одно и то же имя, имя грозное и легендарное, имя, о котором думают, но боятся его произнести…

Молодая девушка еще больше понизила голос и сказала:

— Имя Фантомаса!

Анри де Луберсак был ошеломлен. Рассказ Вильгельмины показался ему неправдоподобной историей, придуманной с целью ввести его в заблуждение. Он полюбил эту девушку, считая ее искренней, честной, чистой, воспитанной в благородной, изысканной среде, — и вдруг на его глазах разверзлась пропасть между ним и той, которая теперь казалась ему авантюристкой.

Множество мелких фактов вспомнилось лейтенанту, и среди них один, может быть, самый важный: что соединило в доме де Наарбовека самого барона, его приемную дочь и загадочную мадемуазель Берту, чья роль в занимавших Анри де Луберсака делах была более, чем подозрительна?

Между тем Вильгельмина продолжала свою исповедь. Она доверчиво открывала сердце лейтенанту, молчание которого принимала за одобрение.

— Фантомас! — говорила она. — Сколько раз мне снилось это ужасное существо! Сколько раз я боялась, что он обратит свое страшное внимание на мою достойную жалости особу. Барон де Наарбовек, как будто предчувствуя что-то, не раз старался меня успокоить, но, по странному совпадению, всякий раз, как мы заговаривали о Фантомасе, происходила драма, поражавшая нас и заставлявшая вспоминать прежние факты его чудовищного существования.

Де Луберсака все меньше и меньше трогали слова молодой девушки.

«Все это комедия, и комедия довольно грубая, придуманная, чтобы отвести мои подозрения».

Теперь офицер принял решение. Он встал, подошел к Вильгельмине и спросил ее в упор:

— Вильгельмина де Наарбовек, или Тереза Овернуа, это все равно, я хочу знать правду, признайтесь: вы были любовницей капитана Брока?

— Что вы говорите?! — воскликнула девушка, гордо выдержав взгляд офицера. Вильгельмина смертельно побледнела, губы ее дрожали. Ей вдруг стала ясна недоверчивость человека, которому она в своей невинности раскрыла сердце.

Огромная пустота воцарилась в этой чистой душе… Несчастная чувствовала, как ситуация, действительно странная, но вовсе не бесчестившая ее, превращала ее в парию, ставила не только вне человеческих законов, но и вне законов любви. Какое-то мгновение она думала объясниться, оправдаться… но отступила…

Разве теперь это важно, если Анри потерял к ней доверие, если мог бросить ей в лицо такое обвинение?

— Вы оскорбляете меня, — сказала девушка, — возьмите назад свои слова; я требую извинений!

Офицер возразил:

— Мне не в чем извиняться. Я не верю вам, мадемуазель!

Девушка поспешно направилась к двери, сбежала по ступенькам церкви и вскочила в проезжавший фиакр. Офицер, который последовал за ней, услышал ее последние слова, брошенные презрительно:

— Прощайте, сударь, навсегда!

Анри де Луберсак пожал плечами. Возможно, он испытывал угрызения совести, во всяком случае — неуверенность…

Вдруг он вздрогнул: мелькнул чей-то силуэт, какая-то неопределенная фигура, словно тень, показалась под церковной аркой и быстро скрылась. На этот раз Анри де Луберсак не сомневался, что во время его свидания с Вильгельминой за ними следили!