— Бежим, Фандор, поспешим! Мы опоздаем!

Жером накинул пальто и, спускаясь по лестнице своего дома за Жювом, который перепрыгивал через две ступеньки, кричал полицейскому:

— Жюв, может быть, вы объясните мне, наконец, куда вы меня везете, почему вы заставили меня надеть костюм; почему вы сами оделись в протокольный фрак… на моей памяти, никогда его на вас не видел?

Жюв вдруг остановился.

— Это факт! Это верно! — сказал он. — Меня всегда забавляет возможность заинтриговать. Это очень глупо… Фандор, мы едем на бал.

— На бал?

— Именно! И я полагаю, что мы там заставим кое-кого потанцевать… наилучшим образом.

— Кого же?

— Хозяина дома!

— Жюв, вы говорите загадками…

— Ничего подобного! Знаешь ли ты, Фандор, к кому мы едем?

— Я вас об этом и спрашиваю, Жюв.

— Хорошо, я тебе отвечаю: мы едем к Фантомасу… чтоб его арестовать…

Жером Фандор, казалось, потерял дар речи.

— Но, боже мой, — сказал он наконец, когда Жюв, прыгнув в экипаж, усадил его рядом с собой, — что вы хотите сказать, Жюв? Неужели вы хотите арестовать Наарбовека? Ведь это невозможно — вы сами мне говорили, не объясняя, почему?

— Это правда.

— Или что-то уже изменилось?

— Нет, не изменилось!

Фандор не скрывал более своего нетерпения. Он схватил руку Жюва и сказал гневно:

— Ах, так? Не будем играть словами! Это слишком серьезно, Жюв, не навязывайте мне вашу постоянную иронию! Вы уверены, что Наарбовек — это Фантомас, но вы клялись мне, что арестовать Наарбовека невозможно, и, тем не менее, вы объявляете мне, что мы собираемся арестовать Фантомаса… что же вы хотите сказать?

Вместо ответа Жюв вынул свои часы и указал пальцем на циферблат.

— Смотри, Фандор, сейчас ровно половина одиннадцатого, не правда ли? Мы будем у Наарбовека без четверти одиннадцать; мне нельзя будет его арестовать… Но ты увидишь, что без четверти двенадцать, самое позднее — в полночь, мне представится возможность схватить Фантомаса… и я уж этого не упущу!

— Жюв, вы несносны с вашими тайнами!

Двое мужчин разговаривали, стараясь поднять себе настроение, но их голоса дрожали, потому что всякий раз, как они произносили слово «Фантомас», имя этого страшного бандита, обоих охватывало мрачное чувство.

— Милый Фандор, — отвечал Жюв, на этот раз серьезно, — извини меня, что я не так откровенен… Я сказал тебе, что Наарбовека нельзя арестовать и, вместе с тем, сообщил, что мы собираемся арестовать Фантомаса. И все это верно, потому что все подчинено одной воле, воле, которой я, к несчастью, не могу располагать, воле, которая должна сегодня вечером устранить последнее стесняющее меня препятствие, то, что мешает мне немедленно схватить бандита. Именно оно позволяет этому чудовищу все еще брать надо мной верх, чувствовать себя в полной безопасности.

— Чья же воля, бог мой?

— Воля короля! — И Жюв прибавил мягко: — Прошу тебя, не расспрашивай меня больше! Я не могу ничего больше сказать!

Фандор понял: полицейский, действительно, пока не может или не имеет права все объяснить до конца.

Жюв пожал руку журналисту.

— Спасибо, Фандор!

Взволнованные, они быстро обнялись.

— Ты знаешь, — прибавил Жюв, — мы снова рискуем жизнью. Я уверен в окончательной победе, но шальной выстрел из револьвера…

Но Фандор с лихим видом прервал его:

— Все будет хорошо! Уж не хотите ли вы, чтобы я испугался вашего страшилища?

В эту минуту экипаж выехал на мост Александра.

Особняк барона де Наарбовека сиял огнями. Пока на первом этаже армия слуг превращала огромное помещение в зал для ужина, где приглашенных должны были к концу праздника рассадить за маленькие столы, в салонах на втором этаже бал был в разгаре. По этому случаю из них была вынесена вся мебель, и только библиотека, в конце анфилады салонов, осталась нетронутой и оказалась заставленной более, чем обычно, столами, креслами, круглыми столиками, которые некуда больше было убрать.

Оркестр исполнял самые популярные вальсы, и толпа радостно кружилась, толпа многочисленная, элегантная и изысканная.

Мадам Парадель, жена министра иностранных дел, дружески беседовала с хозяином дома. Глядя на Вильгельмину, которая проходила мимо, она сказала:

— Очаровательная девушка! — и с озабоченным лицом продолжала: — Но вы должны быть в отчаянии, дорогой барон! Я слышала, что ваши новобрачные собираются ехать в Центральную Африку… Отправиться к дикарям! Это ужасно!

— О! Это несколько преувеличено, мадам, — возразил, смеясь, дипломат. — Мой будущий зять, Анри де Луберсак, действительно, покидает Генеральный штаб, но в чине капитана, а его начальники посылают его вовсе не к неграм, как вы думаете, а просто в Алжир! В прекрасный гарнизон.

— Я надеюсь, — сказала министерша, — что вы скоро нанесете визит вашим новобрачным.

Барон почтительно поклонился, и, так как его собеседница отошла от него, воспользовался этим и направился к галерее, соединявшей лестницу с салонами.

Два посетителя, которые не ускользнули от проницательных глаз хозяина дома, медленно приближались к нему.

Наарбовек подавил волнение и спросил безупречно корректным тоном:

— Вы приглашены, господа?

— Конечно, — ответил один из прибывших, — вы можете быть уверены, что мой друг Фандор и я сам никогда не позволили бы себе…

— Но я знаю, знаю, господин Жюв, — перебил барон, — более того, я вас ждал!

Ироническая улыбка блуждала на губах де Наарбовека, а Жюв невозмутимо продолжал:

— Мы желали бы также принести вам сегодня вечером поздравления, на которые вы имеете право!

— Разумеется! — воскликнул де Наарбовек. — Вы, без сомнения, говорите о браке Вильгельмины?

Жюв покачал головой:

— Нет, барон, эти поздравления я берегу для господина де Луберсака и мадемуазель Терезы… простите, мадемуазель Вильгельмины…

Нарочно сделав эту оговорку, Жюв смотрел прямо на дипломата, но тот не моргнул глазом:

— Что же вы хотите сказать, господин Жюв?

— Я хочу сказать…

Жюв запнулся. Незаметно толкнув своего соседа локтем, — он хотел быть уверенным, что Фандор не упустит ни одного его слова, — он продолжал:

— Я хочу сказать, дорогой барон, что, как я недавно узнал, вы получили новое назначение и только что вручили ваши верительные грамоты; они будут завтра утверждены, а значит, вы с этого вечера являетесь дипломатическим представителем Гессен-Веймара? Прекрасно! Я думаю, господин посланник, вы удовлетворены этим назначением?

Де Наарбовек поклонился, улыбаясь, и ответил:

— Оно действительно дает некоторые преимущества…

Жюв перебил его:

— Ну, как же! Ведь вы, так сказать, окончательно вошли в официальную среду… а, кроме того, вы пользуетесь неприкосновенностью!

Так как он подчеркнул это слово, де Наарбовек, как бы не понимая скрытого смысла этих слов, повторил:

— Действительно, сударь, я теперь пользуюсь неприкосновенностью. — И он продолжал насмешливым тоном: — Удобное преимущество, не так ли?

— Очень удобное! — признал Жюв.

Но тут толпа вновь прибывших разлучила собеседников. Хозяин дома удалился в глубину салона, а Фандор потянул полицейского за рукав и, став в углу у окна, тихо спросил его:

— Жюв, Жюв! Что означает эта комедия?

— Увы, Фандор, это не комедия.

— Де Наарбовек — посланник?

— Да, Фандор, Гессен-Веймарского королевства. Он назначен уже восемь дней назад…

— И он неприкосновенен?

— Естественно; в соответствии с международным правом, всякий дипломатический представитель, аккредитованный при иностранной державе, является неприкосновенным… где бы он ни находился. По этой же причине в доме посольства он находится в своей стране, у себя! В этом особняке де Наарбовека на площади Инвалидов, Фандор, в самом центре Парижа, мы не во Франции, а в Гессен-Веймаре. Ты понимаешь все, что вытекает из этой ситуации… но не все еще кончено… Извини, у меня дела…

Полицейский вдруг оставил Фандора. Скользя между многочисленными черными костюмами, Жюв подошел к одному из гостей, стоявшему в одиночестве и, казалось, с любопытством смотревшему на происходящее вокруг.

Это был молодой еще человек, лет тридцати пяти, со светлыми, искусно подстриженными усами, концы которых были закручены на немецкий лад. Подойдя к нему и поклонившись, Жюв прошептал с глубоким почтением:

— Ах! Спасибо, что вы пришли, спасибо, Ваше Величество!

— Здесь, сударь, я принц Людвиг фон Кальбах, уважайте мое инкогнито и действуйте скорее, прошу вас; мое присутствие в Париже никому не известно, я хочу, чтобы так это и осталось, и, как вы знаете, надеюсь, что меня не знает мой… этот… человек…

Жюв хотел было заверить, что желание государя будет соблюдено, но кто-то тронул его за руку. Он увидел лейтенанта де Луберсака, объявившего ему с сияющим лицом:

— Ах! Господин Жюв, как я счастлив вас видеть! Но, чуть не забыл, вас только что искал господин префект!

— Прекрасно, лейтенант, — ответил инспектор полиции, — я сейчас с ним повидаюсь, но пользуюсь встречей, чтобы поздравить вас…

И полицейский пошел к префекту полиции, который стоял в стороне, на галерее над холлом. Он был озабочен.

— Жюв, вы здесь по службе?

— И да, и нет, господин префект.

Тот посмотрел на него с удивлением.

— Я объясню вам это позже, господин префект, — объяснил Жюв, — это еще одно очень запутанное дело…

К ним подходила Вильгельмина де Наарбовек. Девушка сияла красотой и счастьем. Она увидела полицейского и сказала, увлекая его в салон:

— Сударь, как хорошая хозяйка дома, я заметила, что вы не танцуете, разрешите мне представить вас нескольким прелестным девушкам?

«Черт возьми! — подумал Жюв. — Этого еще не хватало!..»

Он искусно отступил, а затем, нарушая принципы самой элементарной скромности, последовал за полковником Офферманом, беседовавшим, и довольно таинственно, с бароном де Наарбовеком.

— Работа Второго бюро… — говорил офицер.

Жюв больше не слушал. Перед ним был префект, он теребил свою бороду, что было знаком некоторой нервозности; он снова отвел полицейского в сторонку и спросил без всякого предисловия:

— Жюв, о чем думает сыскная полиция?

— Не знаю, господин префект…

— Как? — продолжал тот. — В этом салоне есть гость, о котором мне не сообщили, и однако… ввиду его важности! Это поистине необыкновенно! А вы тоже не знаете, Жюв, что у барона де Наарбовека сегодня в гостях король?

— Да, — сказал Жюв, — я это знаю. Фридрих Христиан II.

Префект был задет спокойствием полицейского.

— Вы это знаете, вы это знаете, — проворчал он, — а администрация даже не подозревает! Но, если вы столько знаете, то скажите, что он здесь делает, этот король?

— Он приехал повидаться со мной, — объявил Жюв.

— Жюв, вы сошли с ума!

— Нет, господин префект, лучше поймите…

Внезапно прервав свою речь, полицейский приблизился к монарху и тихо сказал ему несколько слов. И префект полиции с неописуемым удивлением увидел, как король, внимательно выслушав слова полицейского, кивнул головой, вышел из салона и пошел на галерею, куда выходили разные комнаты (самая дальняя из них была библиотека).

Жюв, тайком взглянув на часы, вдруг затрепетал. Лицо его стало серьезным. Он поискал глазами барона де Наарбовека, подошел к нему и предложил:

— Господин де Наарбовек, не могли бы мы немного поговорить? Не здесь, впрочем… Может быть, например…

— В библиотеке? — предложил де Наарбовек, смерив взглядом полицейского; их взгляды, тяжелые, почти угрожающие, скрестились.

Дипломат продолжал:

— Это вам подходит, сударь?

— Прекрасно! — ответил Жюв.

— А что вы собираетесь сделать во время этой беседы? — продолжал де Наарбовек.

Жюв ответил ясно:

— Разоблачить Фантомаса и затем арестовать его!

— Как вам угодно! — заключил дипломат.

В библиотеке, перегруженной мебелью из других комнат, Жюв и барон де Наарбовек вели самую волнующую словесную дуэль.

Они были одни, совершенно одни, и Жюв, заставивший барона пройти сюда с ним, знал, что из этой комнаты только один выход; если бы де Наарбовек хотел силой или хитростью выйти отсюда, он должен был бы удалить Жюва от двери, у которой тот стоял. Поэтому Жюв не двигался.

Конечно, на другом конце библиотеки было окно, выходившее на площадь Инвалидов, скрытое под занавесями, но Жюв не боялся, что его противник выскочит из этого окна, он знал, — и только он это знал, — что между окном и занавесями находится… кто-то…

— Помните ли вы, господин де Наарбовек, тот вечер, когда сюда, к вам, пришла полиция, чтобы арестовать Вагалама?

— Да, — ответил де Наарбовек, — и это вы, господин Жюв, переодетый Вагаламом, были арестованы.

— Именно так, — признал полицейский.

Затем он продолжал:

— Помните ли вы, господин де Наарбовек, некую беседу, имевшую место в квартире Жерома Фандора между полицейским Жювом и настоящим Вагаламом?

— Нет, — сказал барон, — по той простой причине, что беседа, как вы только что сказали, была диалогом двух людей: Жюва и Вагалама!

— Однако, — настаивал, воодушевляясь, полицейский, — этот Вагалам был не кто иной, как Фантомас!

— Вот как? — спросил де Наарбовек, улыбаясь.

Помолчав секунду, Жюв сжег свои корабли:

— Наарбовек, — воскликнул он, — хитрить дальше бесполезно; Вагалам — это Фантомас, Вагалам — это вы, Фантомас — это вы! Мы это знаем, мы идентифицировали вас, и завтра утром антропометрия докажет всем то, что сегодня известно только немногим. Уже давно вы знали, что вас выследили, опознали, вы заметили, что круг вокруг вас сужается с каждым днем, и, предприняв вашу последнюю хитрость, сделав невозможное, вы разыграли эту чудовищную комедию, одурачив благородного монарха и добившись назначения вас его посланником — с тем, чтобы более или менее долгое время пользоваться дипломатической неприкосновенностью… Да, это поистине неплохо придумано.

— Не правда ли? — иронически сказал барон де Наарбовек, не потерявший своего спокойствия во время обвинительного заключения Жюва.

— Вы признаете это?

— И что же дальше? — спросил таинственный человек. — Раз вы открыли истину, господин Жюв, вы, без сомнения, намерены меня разоблачить, доказать, что барон де Наарбовек не кто иной, как Фантомас? Мне даже доставляет удовольствие признать ваше обвинение; признаюсь, что вам, может быть, удастся получить разрешение арестовать меня… через несколько дней.

— Нет, не через несколько дней, — перебил Жюв, — а сию же минуту!

— Извините, — возразил де Наарбовек еще спокойнее, чем всегда, в то время, как Жюв с трудом держал себя в руках, — извините, у меня в руках верительные грамоты, и никто в мире не может освободить меня от моих функций…

— Может! — сказал Жюв.

Де Наарбовек усмехнулся:

— Кто же?

— Король!

Де Наарбовек согласился:

— Да, только Фридрих Христиан может отменить свое назначение… если он приедет сюда!

Жюв не сказал больше ни слова; он медленно указал пальцем на окно. И де Наарбовек, машинально проследив это движение, не мог удержаться от крика изумления.

Занавес, скрывающий окно, раздвинулся, и перед глазами негодяя появился король Гессен-Веймара, Фридрих Христиан II. Монарх был бледен, и чувствовалось, что тяжелый гнев кипит в его сердце.

Полицейский подошел к нему, и Фридрих Христиан, вынув из кармана большой конверт, протянул его Жюву.

— Я жертва обмана этого чудовища, — сказал он, — но я умею признавать мои ошибки и исправлять их, господин Жюв. Вот декрет, который вы у меня просили, аннулирующий назначение барона де Наарбовека!

Во время этой краткой сцены Фантомас с искаженным лицом понемногу отступал в угол комнаты. Но при последних словах короля Фантомас остановился, он тоже вынул из кармана документ и с жестокой улыбкой протянул его монарху.

— Государь, — объявил он, — я, в свою очередь, вручаю вам это!

И твердым голосом он произнес:

— Это план, украденный у капитана Брока, план мобилизации всей французской армии, который…

— Довольно! — вскричал король, с отвращением бросив на пол бумагу, протянутую ему Фантомасом.

Жюв нагнулся и поднял документ.

Король, видевший это, сказал поспешно, как бы с тем, чтобы предупредить возможные подозрения:

— Этот план, Жюв, принадлежит вашей стране, мы никогда не желали…

Какое-то мгновение полицейский и король не смотрели на Фантомаса, но этих нескольких секунд хватило бандиту, чтобы спрятаться… исчезнуть…

Это внезапное, неправдоподобное исчезновение ошеломило короля. Но Жюв, не теряя голову, позвал:

— Мишель!

Инспектор полиции, стоявший на посту на галерее, рядом, немедленно вошел в библиотеку; за ним показались несколько мужчин в черном, агенты префектуры.

Жюв кратко объяснил Мишелю:

— Фантомас здесь… спрятался, но еще не ушел… В этих стенах, наверное, есть тайник… но не проход, не выход… Отодвинем мебель, которая создает настоящую баррикаду, и найдем его убежище.

Несколько тревожных минут прошло в молчании. Жюв почтительно предложил, чтобы король покинул комнату, выход из которой тщательно охранялся.

Жюв, Мишель и все помогавшие им агенты не впервые сражались с бандитом, сидевшим в засаде, знали, что необходимо победить его любой ценой.

Но полицейские, тем не менее, не могли не помнить, что они имеют дело с грозным чудовищем, что Фантомас где-то прячется и, скрываясь, например, за спинкой какого-нибудь кресла, может в любой момент перестрелять их одного за другим.

Казалось, они заколебались, но Жюв скомандовал:

— Пошли!

С помощью шести человек Жюв и инспектор Мишель начали окончательный разгром библиотеки, разбрасывая мебель, заглядывая под диваны, срывая занавески и портьеры.

Никого! Никакого Фантомаса!

— Что же это?! — бормотал Жюв, на лбу которого выступил холодный пот; полицейский знал, сколько хитростей у Фантомаса в запасе.

Но Жюв был также уверен и в себе; в библиотеке не имелось ни приставных лестниц, ни потайных дверей, не было люков в полу, и потолок не двигался.

Жюв принял внезапное решение:

— Выносите всю эту мебель на галерею, — приказал он, — будет лучше видно… Фантомас — не невидимка и не прозрачен… он не может выйти отсюда, значит, он здесь!

Агенты через узкую дверь вынесли все из библиотеки — и крупную мебель, и мелкие предметы. Вынесли глубокое кожаное кресло, четыре стула, столик, две этажерки, и комната была почти пустой, когда у входа появилась Вильгельмина.

Во время этих трагических событий бал продолжался, и праздник стал еще веселее. Время от времени люди, находившиеся в библиотеке, слышали звуки вальсов и веселый говор. При виде беспорядка, устроенного Жювом, девушка остановилась в изумлении.

Полицейский, нервы которого были напряжены до крайности, казалось, онемел при этом внезапном явлении, а услышав первые слова девушки, чуть не упал.

— Господин Жюв, — сказала она самым естественным тоном, — я очень рада, что нашла вас. Барон де Наарбовек послал меня за вами.

Жюв переспросил:

— Кто, мадемуазель?

— Барон де Наарбовек, — повторила молодая девушка, удивленная поведением Жюва.

— Барон де Наарбовек меня спрашивал? — настаивал тот. — Где? Давно?

Вильгельмина объяснила:

— Я рассталась с ним секунду назад на лестнице… Но почему вы выставили всю мебель на галерею? Он сказал мне: «Вильгельмина, я немного устал и поднимусь на минуту к себе в комнату, а ты пойди и скажи господину Жюву…»

Вильгельмина остановилась, потому что Жюв пришел в себя и, не обращая на нее внимания, рванулся к галерее, заставленной мебелью.

И вдруг полицейский остановился, остолбенев. Он споткнулся о большое кресло из обстановки библиотеки. Раньше оно не привлекало внимания полицейского. Подавленный, Жюв пристально его рассматривал.

Это было исключительное и великолепно устроенное кресло. Подлокотники и спинка, так же, как сидение, в середине открывались, а внутри кресла было пустое пространство, предназначенное, видимо, для того, чтобы там можно было спрятаться. Это на самом деле было кресло с двойным дном, великолепный тайник, кресло, в котором можно быть невидимым, казавшееся пустым, если его закрыть.

Теперь Жюв понимал, что произошло. О, все было очень просто!

Воспользовавшись моментом, Фантомас с необыкновенной ловкостью влез в кресло-тайник…

Жюв обыскивал комнату в поисках бандита, потом, не находя его, приказал выносить мебель. Оттуда, из кресла, вынесенного на галерею, Фантомас вышел самым спокойным образом! Он даже позабавился в минуту, когда покидал — навсегда — свой величественный особняк на улице Фабер, — послав Вильгельмину предупредить Жюва о своем бегстве.

Жюв все понял. Ужасный удар! Полицейский был совершенно уничтожен.

— Что с вами, мой дорогой Жюв? — спросил чей-то голос.

Это был Фандор, который, не подозревая о происшедшем, нашел полицейского, отсутствие которого в зале показалось ему подозрительным, тем более, что журналист только что видел дипломата, быстро прошедшего через зал и исчезнувшего в толпе танцующих: ведь Фандор знал, что это Фантомас, который должен быть вот-вот арестован!

Полицейский ответил не сразу. Крупные слезы катились по его щекам, морщинистым от усталости и забот. Он с трудом проговорил:

— Фантомас… Я его держал… и это я велел вынести из библиотеки это проклятое кресло… все из-за меня…

Жюв не мог продолжать. Он рухнул на руки своего друга.

Жюв еще раз потерпел неудачу — у самого финиша. Бандит снова ускользнул от него. Да, Вагалам, Наарбовек — это был Фантомас… Неуловимый Фантомас!

Возьмет ли Жюв когда-нибудь реванш? Будущее покажет.