Чрезвычайно взвинченная, леди Белтхем мерила шагами комнату, не в силах усидеть на месте. Иногда она останавливалась, к чему-то прислушиваясь, потом продолжала ходить. Ее била нервная дрожь. Женщина была еще бледнее, чем обычно, в глазах появился какой-то лихорадочный блеск. Она часто прикладывала руку к груди, словно боялась, что сильно бьющееся сердце вот-вот выпрыгнет.

– Он не придет… – шептала леди Белтхем, в отчаянии заламывая руки. – Он не придет…

Внезапно она застыла:

– Я слышу какой-то шум! Ах, Господи, сделай так, чтобы это был он!

Женщина на цыпочках подошла к двери, открыла ее и несколько секунд прислушивалась. Затем произнесла с видом полной безнадежности:

– Нет, показалось…

Она находилась в невзрачном одноэтажном домишке номер двадцать два по улице Месье, который последние несколько недель пустовал. Его хозяин, деревенский винодел, наезжавший в Париж лишь от случая к случаю, с удовольствием сдавал дом внаем, если находились желающие поселиться в этом жалком строении, сыром, запущенном, продуваемом ветром. Но таких безумцев, к грусти хозяина, становилось все меньше и меньше.

Поэтому нетрудно представить себе удивление почтенного винодела, когда он получил письмо, подписанное именем Дюран. Там заключалась просьба о сдаче дома. Но самое поразительное то, что предлагался аванс, и какой! Три банковских билета по сто франков обнаружил в конверте пораженный домовладелец. Это была плата за целый год вперед, даже больше!

Чрезвычайно довольный, виноторговец немедленно послал квитанцию на дом по адресу, указанному Дюраном. Больше всего его обрадовало то, что теперь не придется тратить деньги на перестройку ветхой халупы, поскольку если уж нашелся человек, собирающийся жить там так долго, то наверняка он сделает ремонт. Что и говорить, такой съемщик – редкая удача! Избавившись от ключей, хозяин поблагодарил провидение и на ближайший год выкинул дом из головы.

И вот теперь по гостиной, украшенной потертым и облезлым старым креслом, диваном примерно в таком же состоянии и немудреным столиком светлого дерева, нервно ходила леди Белтхем, прислушиваясь к каждому звуку. Была ночь на восемнадцатое октября.

На столе стояли чайник с кипятком, пара чашек и несколько пирожных. Неяркая лампа слабо освещала убогое жилище.

Постояв посреди комнаты, леди Белтхем вдруг быстро подошла к маленькой, почти незаметной дверце, ведущей в небольшой кабинет. Открыв ее, женщина приложила палец к губам и прошептала в темноту, как если бы в кабинете кто-то прятался:

– Тише!

Затем, осторожно прикрыв дверь, она подошла к дивану и обессиленно села. Обхватив голову, леди массировала пальцами виски. Казалось, она делала усилия, чтобы сосредоточиться на какой-то мысли. Потом снова встала и принялась ходить, с отчаянием шепча:

– Никого! По-прежнему никого! Боже мой, неужели сегодня мне суждено все потерять? Какая безумная ночь!

Посмотрев вокруг себя, вдова лорда Белтхема содрогнулась и пробормотала:

– И это зловещее место…

Лампа, стоящая на столе, уже не светила, а чуть мерцала. Леди Белтхем подошла к ней, чтобы подкрутить фитиль. Но так и застыла с протянутой рукой.

– Тс-с… – прошептала она. – Какой-то шум. На этот раз я ясно слышала.

Женщина подбежала к двери, стараясь унять дрожь. Нервы ее были на пределе. Невдалеке теперь уже отчетливо слышались неуверенные шаги.

– Мужские… – прошептала леди Белтхем. – Неужели он пришел?

Кто-то медленно поднимался по лестнице. Звук шагов раздавался все ближе и ближе. Женщина отбежала от входа и легла на диван спиной к двери. Спрятав лицо в ладонях, она выдавила:

– Вальгран!

Покинув театр, артист, которого таинственное письмо повлекло на ночное свидание, вначале доехал до Люксембургского сада, затем отпустил автомобиль и отправился дальше пешком.

Вальгран обожал всяческие приключения. Он был знаменит и удачлив в любви, что иногда приносило ему неприятное чувство пресыщенности. И поэтому, когда артист сталкивался с чем-то новым и необычным, вроде сегодняшнего приглашения, он пускался в авантюры с поистине мальчишеской беспечностью. Все непредсказуемое влекло его, как магнит.

Без всякого сомнения, женщина, пригласившая его этой темной холодной ночью в Богом забытый квартал на окраине города, в дом напротив тюрьмы, да еще в костюме и гриме знаменитого убийцы – конечно, эта женщина была существом необыкновенным!

Да, конечно, это она. Если здесь, как предполагал Вальгран, присутствует элемент мазохизма, то существует только одна женщина, которой Гарн должен внушать невыразимый, патологический ужас, граничащий с наслаждением. Это, несомненно, вдова его несчастной жертвы, лорда Белтхема!

– Некоторые женщины, – рассуждал по пути артист, – любят, чтобы их ласкали и восхищались ими, как цветком. Другие любят, чтобы их побеждали и ставили на колени. А есть и такие, которым необходимо, чтобы на них наводили ужас…

Он довольно улыбнулся:

– Ну что ж, поживем – увидим!

Наконец Вальгран добрался до улицы Месье, нашел дом номер двадцать два и поднялся по лестнице.

Артист вошел в комнату так, как будто выходил на сцену. Театральным жестом он бросил в кресло пальто и шляпу и приблизился к женщине, неподвижно лежащей на диване.

– Вы звали меня, мадам… – проговорил Вальгран голосом героя-любовника.

Леди Белтхем, словно внезапно разбуженная, глухо вскрикнула и сделала такое движение, будто хотела куда-то спрятаться.

«Черт побери! – подумал актер. – Похоже, она и впрямь меня боится. Так, с чего же мне начать? Ладно, там увидим».

Тем временем женщина сделала над собой усилие и выпрямилась.

– Спасибо, мсье, – тихо проговорила она. – Спасибо, что вы пришли.

Вальгран светски поклонился:

– Что вы, мадам! Напротив, это я должен благодарить вас за оказанную честь. Вы не представляете, какую радость мне доставило ваше приглашение. Поверьте, я пришел бы гораздо раньше, если бы не многочисленные поклонники, от которых отбою нет после премьеры. Впрочем, что я болтаю! Вам ведь, кажется, холодно?

Леди Белтхем действительно вся дрожала.

– Да, немножко холодно, – выдохнула она. – Здесь так дует…

Вальгран решительно встал и окинул взглядом убогую гостиную.

«Ну и дыра, – пронеслось у него в голове, пока он старался поплотнее прикрыть рассохшуюся оконную раму. – Как ее угораздило здесь оказаться? Необходимо выяснить эту тайну…»

Пока артист возился с окном, леди Белтхем села на диван.

– За неимением лучшего, мсье Вальгран, – сказала она, – осмелюсь предложить вам чаю. Может быть, он меня немного согреет.

Женщина протянула гостю напиток, причем рука ее так дрожала, как будто чашка была невероятно тяжелой. Вальгран поспешил принять чай и пригубил его.

– Не уверен, мадам, что эта жидкость меня согреет! – проговорил он с лукавой улыбкой.

Артист взял стоящую на столе сахарницу. Предупреждая его заботы, леди сказала:

– Обо мне не беспокойтесь. Я всегда пью чай без сахара.

– Вы очень выдержанная женщина, – с улыбкой ответил актер. – Тут я на вас не похож. Не могу заставить себя отказаться от сладкого.

С этими словами он бесцеремонно высыпал себе в чашку добрую треть содержимого сахарницы. Не обратив на это внимания, леди Белтхем смотрела на своего гостя застывшим взглядом. В гнетущем молчании они прихлебывали чай. Вальгран, не зная, как себя вести, взял стул и подвинулся поближе к собеседнице.

«Э, да ты никак растерялся, дружище? – говорил он себе с досадой. – Не ты ли так гордился своим умением оживлять разговор? Ты добьешься того, что эта светская дама примет тебя за гимназиста!»

Артист поднял глаза на женщину. Дама, пригласившая его на столь необычное свидание, сидела молча, с отсутствующим взглядом.

«Черт побери, а может, она немного тронулась после процесса? – размышлял Вальгран. – Может, ей нужен не я, а психиатр? Хорошо, пусть я сам по себе этой женщине неинтересен, и увидеть она хотела подобие Гарна. Значит, увы, я вовсе не так убедителен в шкуре этого парня, как утверждают поклонники, раз она почти не реагирует. Надо постараться… Но, дьявол, как мне себя вести?! Напустить сентиментальный вид? Или, наоборот, симулировать грубость? А может, сыграть на ее знаменитом милосердии и изобразить раскаявшегося грешника? Откуда мне знать, каков этот Гарн на самом деле? Придется рискнуть!»

Вальгран встал. Тщательно, как на сцене, контролируя жесты и тембр голоса, он начал:

– Услышав ваш зов, мадам, заключенный Гарн освободился от своих оков! Он открыл двери темницы, снес стены тюрьмы и, преодолев все невероятные препятствия, явился к вам!

Артист картинно поклонился и сделал шаг по направлению к женщине.

– Нет, нет! Замолчите, – прошептала та трясущимися губами.

«Так, этот номер не проходит, – подумал Вальгран. – Попробуем что-нибудь другое».

Он склонился и заученно продекламировал:

– Слух о вашем необычайном милосердии достиг преступника, совершившего тяжкий грех. Ваша доброта, ваша набожность известны повсюду…

– Только не это! – взмолилась женщина. Она была дивно хороша в эту минуту – волосы разметались по плечам, из глаз, казалось, струился огонь.

«Похоже, – сказал себе артист, – пора ускорить развитие событий».

Грубо сжав плечо леди Белтхем, он прорычал низким голосом:

– Ты что, не узнаешь меня? Я же Гарн, знаменитый убийца! Я хочу сжать тебя в своих объятиях! Я хочу обладать тобой!

И Вальгран опустился на диван, намереваясь подкрепить свои слова действием. Напуганная женщина отчаянно вырывалась.

– Нет! – задыхалась она. – Эхо безумие!

Но Вальгран, возбужденный ее близостью, продолжал, дрожа от страсти:

– Я хочу прижать тебя к своей груди! Хочу увидеть твое нежное тело!

Артист сжимал вдову лорда Белтхема все сильнее и сильнее. С силой, которую придало ей отчаяние, она рванулась и оттолкнула мужчину:

– Убери руки, животное!

Обиженный и ничего не понимающий Вальгран отступил в середину комнаты.

«Решительно, – подумал он, – за эту роль я бы не получил аплодисментов…»

Поправив одежду, артист учтиво поклонился и сказал как можно мягче:

– Умоляю, мадам, выслушайте меня. Видит Бог, я не хотел вас обидеть!

Леди Белтхем наконец справилась с волнением и подошла к гостю.

– Простите меня, мсье, – пробормотала она.

– Это вы меня простите, – нежно сказал Вальгран, – я ведь артист… А вы не объяснили, чего вы от меня хотите. Вы меня просто позвали.

– Ах да, – сказала женщина, как будто только сейчас об этом вспомнив.

– Да, мадам. Вы предупредили, что вам угодно видеть меня в этом обличье, но вы ничего не сказали о том, как мне себя вести. Да и внешнее сходство, как я догадываюсь, не такое уж сильное…

Артист замолчал, глядя на свою странную собеседницу.

«Дурацкая история, – думал он. – Пожалуй, сейчас мне куда больше хочется пойти домой и лечь в постель, чем ухаживать за этой женщиной».

Однако, верный выбранной роли, он продолжал, не в силах остановиться:

– С того раза, как я увидел вас впервые, я не могу вас забыть. Такого со мной еще не случалось. Это похоже на любовь с первого взгляда!

Яростные огоньки в глазах леди Белтхем давно погасли. Она смотрела довольно спокойно, и Вальгран расценил это как очко в свою пользу.

«Что ж, дело, похоже, идет на лад. Наконец-то!» – подумал он.

Опытный сердцеед, он действовал по раз и навсегда разработанной схеме. Нежные слова, произносимые не в первый раз, слетали с его языка безо всяких усилий. Куда труднее было бороться с навалившейся вдруг дремотой. Изо всех сил стараясь не зевнуть, артист вел свою речь по наезженной колее:

– И когда наконец я узнал, что великодушное небо посылает мне исполнение моего самого заветного желания, я прилетел сюда на крыльях любви, чтобы, сгорая от страсти, упасть перед вами на колени!

Вальгран действительно опустился на колени и поцеловал подол платья леди Белтхем. Та смотрела на него, не говоря ни слова.

Часы на башне пробили четыре.

Женщина схватилась за голову:

– Четыре часа! Нет, нет… Я больше не могу! Это слишком для меня!

И на глазах изумленного артиста она принялась метаться по комнате, словно загнанное животное. Наконец она остановилась напротив Вальграна, долго смотрела на него с непонятным состраданием и прошептала:

– Уходите, мсье. Во имя Господа, если вы в него верите, немедленно уходите отсюда!

Артист с трудом поднялся с колен и пошатнулся. Голова казалась тяжелой, словно мельничный жернов. Больше всего на свете ему хотелось лечь. Тем не менее тщеславие не позволило ему не довести роль до конца, и он ответил чуть заплетающимся языком:

– Я верю в одного бога, мадам… В бога любви. И он приказывает мне остаться.

Женщина некоторое время тщетно пыталась прогнать своего гостя, восклицая:

– Ну уходите же, несчастный! Уходите! Это будет слишком чудовищно…

С трудом удерживая отяжелевшие веки, артист упрямо выдавил:

– Я остаюсь…

Он сделал несколько грузных шагов, пошатнулся и рухнул на диван рядом с леди Белтхем. Скорее машинально, чем сознательно, он попытался обнять ее за талию.

– Послушайте! – взмолилась женщина. – Ради всего святого, вам нужно… О, если бы я могла все объяснить! Какой ужас!

– Я ос…таюсь… – пробормотал Вальгран, слыша все, как сквозь вату. Его необоримо тянуло в сон. Наконец, не в силах больше противиться, он упал на бок и закрыл глаза.

Леди Белтхем молча смотрела на него. Со стороны лестницы послышался тихий шорох. Женщина упала на колени.

– Вот! – воскликнула она.

Внезапно Вальгран, совсем было уснувший, пришел в себя и затряс головой. Ему показалось, что на плечи ему опустились две тяжелые руки. Через секунду он почувствовал, что это не сон. Кто-то безжалостно заломил ему руки за спину и скрутил запястья.

– Боже великий! – воскликнул артист и попытался обернуться.

Когда это ему наконец удалось, он увидел перед собой двух дюжих мужчин с лицами бывших военных. Одеты они были в форму с тускло блестящими металлическими пуговицами. Вальгран открыл было рот, чтобы закричать, но грубая ладонь сжала ему лицо.

– Тихо ты!

– Что это все значит? – пробубнил артист, пытаясь не поддаваться панике.

Один из мужчин легко поставил его на ноги и подтолкнул к выходу.

– Пошли, – сказал он. – Нам пора.

– По какому праву?! – возмутился Вальгран. – Немедленно развяжите меня!

– Не пыли, малыш, – толкнул его второй незнакомец. – Иди вперед.

– Бесполезно сопротивляться, Гарн, – добавил его напарник. – Как ни крутись, ничто на свете тебе уже не поможет.

Артист ошалело хлопал глазами.

– Что вы такое говорите? – лепетал он. – Я ничего не понимаю.

Наконец один из мужчин вышел из себя:

– Перестань строить из себя дурачка! Мы и так рисковали всем, позволив тебе провести здесь эту ночь. Начальство-то думает, что ты сейчас беседуешь со священником, замаливая свои грехи!

– Скажи спасибо своей даме, – продолжал второй. – Уж и не знаю, где она достала столько денег, чтобы вызволить тебя на часок. Но прошло уже целых два, а мы все-таки дорожим своими местами, приятель. Так что свидание окончено, топай вперед.

Стряхнув с себя остатки сна, Вальгран начинал что-то понимать. До него наконец дошло, что мужчины одеты в форму тюремных охранников. Все это было настолько неожиданным, что он снова стал вырываться.

– Да что ты дергаешься, – злились тюремщики. – Ты ведь поклялся вернуться сразу, как только мы тебе прикажем! А слово надо держать.

Охранники поволокли артиста к выходу. Только теперь осознав весь ужас своего положения, Вальгран шептал непослушными губами:

– Во имя неба! Эти болваны принимают меня за убийцу! Но я не Гарн!

Он оглянулся и разглядел в почти не освещенном углу леди Белтхем, которая во время всей этой дикой сцены оставалась на коленях, с судорожно сплетенными руками. Артист слабо крикнул:

– Мадам! Но объясните же им наконец!

Женщина продолжала хранить молчание. Сломив последнее сопротивление Вальграна, охранники увели его. Однако уже за дверью артист нечеловеческим усилием вырвался и вбежал обратно в комнату.

– Но я же не Гарн! – завопил он. – Я Вальгран! Актер Вальгран! Меня знает весь Париж! И вы, мадам! Помогите же мне!

Он повернулся к охранникам:

– Вот здесь, в левом кармане пиджака. Там мой бумажник, в нем визитные карточки! И письмо этой женщины, в котором она просит меня прийти сюда. Она заманила меня в ловушку!

Один из стражников сильно ударил актера в бок и прошипел:

– Немедленно заткнись! Ты что, хочешь, чтобы нас здесь застукали?!

Актер замолчал, тяжело дыша. Охранник повернулся к напарнику:

– Взгляни, Нибье, что у него там.

Недоверчиво пожав плечами, надзиратель быстро ощупал карманы Вальграна.

– Нету там ничего, – буркнул он. – Никаких бумажников. Очередная комедия!

Артист застонал.

– Да что мы здесь рассусоливаем, – продолжал Нибье. – Мы же сами его сюда привели. Понятно, что ему неохота обратно. Но это уже его проблемы.

Он грубо взял актера за руку:

– Шагай вперед, и без глупостей.

После вспышки активности на обессилевшего Вальграна снова навалилась эта непонятная, вялая сонливость. На удивление покорно он позволил себя увести. Спотыкаясь на темной лестнице, он только монотонно повторял, как в бреду:

– Но я не Гарн… Не Гарн…

Несколько минут леди Белтхем напряженно прислушивалась. Потом вышла с лампой на лестницу и огляделась. Убедившись, что никто не стал свидетелем жестокой проделки, произошедшей в убогом домишке, она вернулась в комнату и рухнула в кресло. Она поправляла волосы, воротничок, но все это машинально, по многолетней привычке ухаживать за собой. Женщина сама не замечала, что делают ее руки. Она была на грани обморока.

Дверца, ведущая в темный кабинет, тихо приоткрылась. Медленно и совершенно бесшумно оттуда появился Гарн. Он подошел к леди Белтхем, опустился на колени и принялся покрывать поцелуями ее застывшее лицо и бессильно опущенные руки:

– Дорогая моя!

Женщина не отвечала. Гарн заметался по комнате, разыскивая какое-нибудь средство, чтобы вернуть к жизни свою возлюбленную. Но тем временем леди Белтхем понемногу пришла в себя. Она негромко застонала, и любовник тотчас подбежал.

– Это ты, Гарн? – с трудом проговорила женщина. – Подойди поближе… Обними покрепче… Ты видишь, я сделала все, что в моих силах! Я едва не проговорилась… О Боже, какие страшные минуты!

Лицо ее изменилось:

– Какой кошмар… Мне кажется, я до сих пор слышу его голос!

Гарн ласково погладил ее по волосам:

– Ну что ты, любимая моя! Его давно уже нет. Здесь только мы, дорогая!

Но леди Белтхем не успокаивалась. Глядя застывшими глазами на стенку, она шептала:

– Как он все время повторял: «Я не Гарн! Я не Гарн!» Господи, а если кто-нибудь догадается?

Преступник нахмурил лоб. Он также разделял сомнения своей любовницы. Рискованная операция, которую он затеял, вполне могла провалиться. Успокаивая и женщину, и себя, Гарн произнес:

– Охранникам хорошо заплатили. Они будут все отрицать. За такое их и самих могут посадить за решетку!

Он понизил голос:

– Ты успела подсыпать ему много порошка?

Леди Белтхем кивнула:

– Целую горсть. Он уже подействовал, когда пришли охранники. Так быстро! Наверное, поэтому Вальгран и позволил себя увести. Когда они уходили, он едва передвигал ноги.

Гарн сжал руку любовницы:

– Если порошок будет действовать, как я рассчитываю, то мы спасены, любимая!

На лице молодой женщины по-прежнему сохранялось выражение тоски и отчаяния.

– Любовь моя! Душа моя! – повторил Гарн. – Верь мне!

Он помолчал, потом заговорил другим тоном:

– Слушай меня внимательно. Когда забрезжит рассвет и на улице появятся первые прохожие, мы уйдем отсюда. Понятно?

Женщина слабо кивнула.

– Теперь мне бы надо переодеться, чтобы не привлекать внимания.

Взгляд Гарна упал на пальто и шляпу, забытые несчастным Вальграном.

– Отлично! – воскликнул он. – Меня никто не узнает в его… – он кинул быстрый взгляд на леди Белтхем, – в этом пальто.

Сделав над собой усилие, любовница убийцы поднялась на ноги.

– Что ж, в путь…

– Подожди, – остановил ее Гарн. – Мне нужно избавиться от бороды и усов.

Убийца лорда Белтхема достал ножницы и направился к зеркалу. Внезапно внизу послышался отчетливый звук шагов. Кто-то поднимался по лестнице, скрипя деревянными ступеньками.

Гарн замер, смертельно побледнев. Леди Белтхем же непостижимым образом вновь обрела перед лицом опасности самообладание и дерзость. Она подбежала к двери, пытаясь ее придержать, но снаружи уже надавили, и женщина была вынуждена отпустить ручку.

Преступник, не успев спрятаться в кабинете, метнулся к креслу и, закутавшись в пальто Вальграна, надвинул на глаза его шляпу. Дверь распахнулась. Вошедший поклонился и проговорил:

– Покорнейше прошу мадам извинить меня.

Голос его звучал несколько смущенно.

– Кто вы? – резко спросила леди Белтхем. – Что вам нужно?

– Простите, – снова повторил посетитель. – Я…

Тут он заметил в глубине комнаты Гарна и указал на него рукой:

– Господин Вальгран меня хорошо знает. Хозяин, это я, Шарло!

Он снова повернулся к даме:

– Я костюмер мсье Вальграна. Я зашел просто, чтобы… В общем, вот.

Он вынул из кармана небольшой пакет.

– Что это?

– Видите ли, господин Вальгран так торопился, уходя сегодня из театра, что забыл свой бумажник. Я решил – вдруг он ему понадобится?

Костюмер хотел было подойти к тому, кого он принимал за своего хозяина, – но молодая женщина, будто случайно, преградила ему путь. Поняв ее по-своему, старик снова принялся извиняться:

– Вы уж простите, что я так ворвался. Наверное, не стоило…

Он наклонился к уху леди Белтхем и прошептал, указывая на Гарна:

– Господин Вальгран молчит… Значит, сердится. Из-за меня, да? Вы уж сделайте одолжение старому Шарло, замолвите за меня словечко перед хозяином. Я ведь нисколько не хотел вам помешать.

Леди, выдержавшая за сегодняшний день столько волнений, что хватило бы на добрых десять лет, не в состоянии была больше выносить болтовню старика. Она надменно произнесла:

– Хорошо, я скажу ему. Только немедленно уходите. Не выводите его из себя.

– Конечно, конечно, – заторопился костюмер. – Конечно, я вам мешаю. Да ведь вы меня тоже поймите – этакая странная история – письмо, эта улица, напротив тюрьма…

Леди Белтхем хранила ледяное молчание. Приняв его за разрешение продолжать, неисправимый болтун забубнил:

– Вы понимаете, ведь там, в тюрьме, сидит этот жуткий Гарн, тот самый, что убил богатого англичанина. И такое совпадение – я прочел, что его казнь назначена на сегодняшнее утро!

Женщина судорожно вздохнула.

– Не сердитесь на меня! – снова заизвинялся старик, в голосе которого звучало неподдельное волнение. – Я испугался за господина Вальграна. Все-таки ночь, тюрьма рядом. Я сначала просто хотел подождать, когда он выйдет, но заблудился здесь в потемках и только сейчас нашел этот дом. Вижу – дверь открыта. Наверное, думаю, хозяин уже ушел. Но все-таки решил подняться, посмотреть. Вы уж простите старого дурака, вломился среди ночи… Но теперь я ухожу, мадам. Мой хозяин здесь, все в порядке, я спокоен.

Он посмотрел на «хозяина»:

– Господин Вальгран! Бога ради, не сердитесь на меня! Я уже ухожу.

Костюмер наконец направился к двери. Обернувшись уже в проеме, он спросил:

– Господин Вальгран! Вы меня прощаете?

Не услышав ответа, Шарло уныло пожал плечами и бросил на леди Белтхем умоляющий взгляд:

– Ведь вы с ним поговорите, правда, мадам? Я ведь знаю, он не злой человек, посердится и отойдет. Он поймет меня! Ведь я же знаю его много лет и всегда беспокоюсь за него. Но теперь я спокоен.

В это время старик бросил взгляд в окно и зачарованно замолчал.

Стирая свет редких фонарей, занимался день. Из окна был виден маленький клочок тюремного двора. Обычно пустынное, это место было полно народа. За наспех построенными загородками, несмотря на ранний час, колыхалась толпа. Шарло протянул дрожащую руку:

– Боже правый, вот где это будет… Там строят эшафот!

Он подошел и прижался носом к стеклу:

– Да-да, он уже совсем готов. Уже ставят гильотину! Какой страшный нож…

Не договорив, Шарло издал приглушенный крик боли и с глухим стуком упал на пол. Леди Белтхем отпрянула, кусая кулаки, чтобы не закричать.

Зачарованный зрелищем готовящейся казни, старый костюмер имел несчастье повернуться спиной к Гарну, который, достав пружинный нож, одним прыжком пересек комнату и вонзил его старику в спину. Шарло так и не успел ничего понять.

В безмолвном ужасе женщина смотрела на неподвижную жертву. Гарн схватил ее за локоть.

– А теперь нам надо бежать, – прошептал он.